Текст книги "Последняя девственница королевства (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Ей казалось, что она утопает в его ласках, как в океане, будто бы руки его ласкают и гладят ее везде, и когда он накрыл ее тело своим, тяжелым и горячим, и его член коснулся ее мокрой дырочки, Нова, словно ища поддержки, крепко ухватилась Короналя за руку, сплетя свои пальцы с его пальцами. Эллиан удобнее устроился меж покорно разведенных ног девушки, направил свой член в ее мокрое от возбуждения лоно, и одним резким толчком вошел в него. От боли девушка вскрикнула, сжалась, дрожа как маленький испуганный зверек, и Корональ поцелуями стер с ее ресниц выступившие слезы, придерживая ее трясущиеся ягодицы руками и не позволяя девушке вывернуться из-под себя.
– Ничего, – шептал он, осторожно поглаживая ее дрожащие от напряжения бедра. – Это сейчас пройдет. Теперь ты моя; теперь ты всецело принадлежишь мне. Только мне.
Он осторожно двинулся, погружаясь в ее тело глубже, заставляя девушку принять его полнее, и она с трудом расслабила колени, которыми до того сжимала его.
– Видишь – боль ушла, – шептал он, целуя ее горячее ушко, продолжая мягко толкаться в ее узкое лоно. Его вкрадчивая магия обняла Нову, словно волна, и та вдохнула колдовство, ощутив, как отступает страх и сильнее разгорается желание. – Осталась только страсть. И удовольствие. Не бойся.
От осторожных, вкрадчивых движений Эллиана Нова ощутила, как такое же жжение, как от раскаленного воска, разлилось внутри ее тела, даря наслаждение. Она вскрикнула, вцепившись в плечи Короналя, изогнулась дугой. Новое, неведомое раньше ей ощущение наполняло ее, и от этого ей хотелось прижиматься к Эллиану все сильнее, целовать его все жарче, расставлять ноги под ним все шире, все бессовестнее. Она приникала к Короналю, дрожа от напряжения, в ее глазах отражалось то изумление, то невероятное блаженство.
– Эллиан, что со мной? – испуганно вскрикнула она, чувствуя, что не может совладать со своим телом. Что-то сильное, пугающее происходило с ней, наслаждение топило ее с головой, и Нова, повинуясь древнему инстинкту, сама ласкалась к Короналю. Ей хотелось скулить, самой насаживаться на его член, чтобы продлить и усилить наслаждение, рождающееся в ее теле. – Что со мной происходит?! Мне кажется, я умру!
Эллиан не ответил; он крепче сжал ее бедра, толкнулся сильнее, резче в девичье тело, и наградой ему были стоны и крики. Нова обхватила его ногами, ее дыхание было горячим и прерывистым. Страсть сделала Короналя откровеннее; он исцеловал все лицо девушки, ее рассыпавшиеся волосы, плечи, и почти с трепетом – широко раскрытые горячие губы, влажные, как сочный плод, прихватил своими губами расслабленный язычок девушки, проник языком в ее рот. Девушка под ним билась и извивалась, ее беспомощность и беззащитность заводил его еще больше, и даже обладание столь желанной девушкой не могло погасить его жажды. Ему хотелось мучить и терзать ее еще и еще, больше, слушая влажные шлепки тел друг о друга, ощущая сладкий запах возбуждения девушки, толкаясь в узкое лоно, сжимающее его плоть почти до боли.
– Моя, – шептал он, – наконец-то моя! Сладкая моя Огненная принцесса! Как я мечтал о тебе! Как хотел твоей покорности!
– Мой Эллиан, – вторила она ему, отвечая на его поцелуи, – мой упрямый, мой самый красивый паж… Мой непобедимый, мой самый сильный Корональ…
Блаженство, подкравшееся незаметно, вспыхнуло в теле девушки внезапно и сильно, так сильно, что у нее перехватило дыхание и голос не слушался ее. Она изо всех сил сжала тело Короналя коленями, трепеща, дрожа как от сильного холода, и не сразу поняла, отчего Эллиан больше не терзает ее, не мучает так сладко, отчего он обмяк и уткнулся лицом в ее шею, часто дыша.
– Моя нежная девочка, – шептал он. – Теперь ты моя. Навсегда. Только моя.
Глава 23
Каково это – попасть в плен к водному дракону, к владыке океана?
Теперь Нова знала это, испытала на себе, всецело и полно доверившись и отдавшись в руки Эллиана и утонув в его жадных ласках. Он гладит ее всю, с нетерпением и любопытством исследует каждую складочку, каждое потаенное местечко на ее теле. С бесстыдством его пальцы проникают в ее лоно еще и еще, и Нова не раз бьется в экстазе в его объятьях, задыхаясь от наслаждения, такого же нереального, как наркотический дурман.
А Эллиан никак не может насытиться ее телом, ее страстью, ее желанием, ее покорностью и наслаждением. Овладевая девушкой сзади, он заставляет ее прогибаться назад, подставляя разгоряченное лицо под его поцелуи. Он хочет видеть, как она кричит от наслаждения, он хочет видеть, как пылает от смущения ее лицо, потому что Нова не до конца приняла то, что с нею происходит, и все еще стесняется своей наготы и наготы мужчины, который любит ее.
Но, зацелованная, разгоряченная, с пылающими щеками, она послушно разводит дрожащие ноги и кладет их на плечи мужчины, позволяя овладевать собой снова и снова, и кричит, когда наслаждение невероятной волной врывается в ее разум, и растворяет все, оставляя лишь жадную пульсацию в ее теле.
Нова кажется себе крохотной песчинкой, подхваченной жадными волнами. На ее теле нет места, которого бы Эллиан не коснулся со страстью. Исцелованы даже пальчики на ее ногах, мягким языком повторены контуры бабочки-махаона на ее белоснежной спине, от прикосновений бессовестных пальцев нестерпимо чувствительно меж ягодиц, почти до судорог, до оргазма – если тронуть еще хоть раз. Нова полна любовью Короналя, его страстью, и даже от поцелуев его у нее дрожат колени и она глухо стонет, отвечая его страстным губам и чувствуя, как его рука скользит по ее боку, по животу, обнимая ее и крепко прижимая к груди Короналя.
– Сегодня, – хрипло произносит он, насилу оторвавшись от постанывающего ротика Новы, – самая прекрасная ночь из всех ночей, что я проводил с женщиной. Я хотел бы, чтобы она длилась вечно.
Нова не отвечает ему. Она слишком устала, растерзанная и исцелованная. Легкая прохлада касается ее влажной кожи, и девушка засыпает крепко прижавшись к своему Короналю.
***
Крысенок, сидя перед Прекрасной на жирных окороках, почти заснул под ее вой, рыдания и проклятья. Вероятно, она любила Короналя – но не настолько, чтобы ее любовь победила страх перед крысой. Забившись в угол, всхлипывая, она ругала Нову и последними словами поносила крысу, которая сидела перед ней как вкопанная и чистила время от времени усы и почесывала окорока.
– Чертова шлюха, – ругалась Прекрасная, зарываясь лицом в колени. – Проклятая сучка! Теперь он полюбит ее… Столько усилий – и все зря!
Крысенок, почти задремавший, насторожился и навострил уши. О каких таких усилиях говорит эта злая плакса?!
– Мое зелье, – рыдала Прекрасная, размазывая по лицу злые слезы. – Я дорого за него заплатила, так почему оно досталось ей, почему?! – она почти визжала от ярости, и крысенок, подскочив на месте, испуганно пискнул.
– Куда ты его сунула?! – выкрикнул он, и Прекрасная, утирая сопливый нос, пробубнила:
– В свечи. Я впрыснула его в свечи. Корональ любит играть с огнем; он любит доводить наложниц до исступления, он умеет доставить женщине удовольствие… Потом он бы целовал те места, что облил воском, и попробовал бы зелье! И влюбился бы в ту, что делит с ним ложе… Ай! Ты что, говорить умеешь?!
– Свечи! – провыл крысенок, куснув свой хвост. – Ты отравила свечи! А если Нова умрет от них?! Корональ, извращенец, на нее должен лить воск? В рот?! Куда?!
– Почему отравила? – задушено произнесла Прекрасная, позабыв и о своей боязни крысы, и о своих горестях. Липкий страх накрыл ее с головой, она даже придвинулась к крысенку ближе, чтобы расслышать хорошенько его слова. – Почему отравила?!
– Потому что нечестивец обманул тебя! – выл крысенок, крутясь на месте и не зная, куда бежать. – Он никакое не приворотное принес! Было б в его руках приворотное – он бы его сам подлил Нове! Он всучил тебе яд, и ты его!.. Короналю! А если он уже помер, а Нову застанут с ним, с мертвым, утром?!
Серым комком шерсти, быстрым, как капля ртути, он скатился с постели и рванул со всех крысиных лапок к ближайшей щели, в которую можно протиснуться и выбраться в коридор. Оставленная без присмотра Прекраснейшая взвизгнула и залилась слезами; она в ярости и в ужасе вцепилась в собственные волосы, проклиная собственную наивную доверчивость. Нечестивца просить об услуге! Того, кто однажды напал на Короналя, просить сделать благо!
– Какая я была дура! – выла она. – Как я была глупа!
Ей, несомненно, было Короналя жаль. Все-таки, она любила его; но гаденькая радость оттого, что с ядом к нему пошла не она, все же всплывала в ее разуме.
«Отравить Короналя! – в ужасе думала она. – Нарушить равновесие так сильно! Боже, каким надо быть безумцем! И ради чего Пустотник решился на это?! Но если Корональ мертв, то кто поверит в слова девчонки, что это не ее рук дело? Даже то, что она обокрала меня, играет мне на руку. Скажу – она рвалась к Короналю, она на все пошла ради того, чтоб его отравить. Он мертв, и магического допроса устроить не сможет… Не сможет разобрать, кто из нас лжет. Так что на плаху пойдет эта глупая курица! Что, обошла меня, да? Поделом тебе, гнусная воровка!»
Однако, неведомая сила влекла Прекрасную к Короналю. Вероятно, она хотела увидеть его еще хоть раз – сейчас, пока он еще похож на живого, но мирно уснувшего, сейчас, пока смерть не обезобразила его черт, не превратила его в восковую серую куклу.
Подвывая, стирая слезы, зажимая руками рот, она прокралась к его покоям. Этот дворец она знала лучше крысенка, который ориентировался только по запаху, и потому к дверям в его покои они пришли одновременно. Прекрасная увидела только, как тот серой тенью шмыгнул под дверью и исчез в щели, дергая жирными окороками.
Оглушительная тишина давила на виски, Прекрасная, словно невидимый призрак, осторожно прошла мимо стражи и почти беззвучно раскрыла двери спальни Короналя. Внутри комнаты было темно – свечи давно догорели, и Прекрасная с ужасом уловила тот самый, еле уловимый, тонкий аромат дынь, от которого ее предостерегал Пустотник.
«Нюхать тоже не рекомендуется, – со смехом произнес он, – не то влюбишься в первого попавшегося евнуха!»
От дыхания свежего ветра взлетали тонкие занавеси, прохлада, вливающаяся в комнату, вымывала все ароматы – благовоний, духов, – и оставалась только предутренняя острая свежесть. В полумраке, уже разбавленном первыми утренними лучами, Прекрасная увидела, что Корональ и Нова спят в обнимку на его огромном ложе, и Корональ – вот чудо! – жив. Его руки обнимали девушку, доверчиво прижавшуюся к нему, грудь его мерно вздымалась, и не было похоже, чтоб его здоровью и жизни что-то угрожало. Прекрасная ахнула, заподозрив очередной обман. В конце концов, кому она поверила, крысе?! Порождение нечисти!
Только крыса уже карабкалась на постель, уже тревожила Нову, щекоча ее своими маленькими лапками.
– Проснись! – пищал Бон. – Вставай, глупая дылда! Ты своими руками его отравила, конец теперь тебе!
Нова зашевелилась, задвигалась – и Корональ, словно учуяв опасность, поднял голову с подушки и отпрянул от девушки. Бон пискнул, подскочил, и рванул со всех лапок вниз, под подушки, под кровать, пока Корональ его не заметил, но тому, кажется, было не до крыс.
Девушка, которую он с такой страстью целовал и обнимал всю ночь, теперь его не беспокоила и не интересовала. В его глазах, таких страстных и затуманенных любовью вчера, сегодня Нова прочла холодность и легкое удивление. Корональ скользнул безразличным оценивающим взглядом по ее телу, усмехнулся, сладко облизнув припухшие от поцелуев губы.
– Вставай, красотка, – произнес он, откидывая легкое покрывало, которым были укрыты они оба. – Тебе пора обратно, в гарем. И тебе лучше поспешить, не то Госпожа, – он кивнул на Прекрасную, – расчешет тебе кудри ногтями.
На миг в комнате повисла такая изумленная тишина, что можно было слышать, как воздух тонкой струйкой со свистом выходит из маленького крысиного ротика. Бон присвистнул в великом удивлении – и хорошо, что его никто не расслышал.
– Эллиан?.. – произнесла Нова, не веря своим ушам.
Что!? Вот так просто отправить ее обратно?! То есть… после всего, что было, просто выгнать ее, словно ничего не значащую девчонку?! Утолить свою страсть, натешившись вдоволь, получив желаемое – просто велеть ей уйти?!
Нова почувствовала, как мир вокруг нее рушится, и злые духи хохочут ей в уши, издеваясь. Она чувствовала себя оплеванной, униженной и обманутой. Эллиан клялся обесчестить ее – и он сделал это, притворившись влюбленным! Он говорил эти прекрасные слова, он снежностью ласкал ее – лишь для того, чтобы наутро холодно выгнать, заявив, что она для него ничего не значит! Не больше, чем любая другая девушка из гарема! Не больше, чем бесправная рабыня, которая предназначена только для его плотских утех!
«У нее кожа на щеках сгорит от стыда от тех вещей, которые я с ней сделаю!»
Он обещал это.
И Нова чувствовала, что ее лицо пылает, словно опущенное в кипяток.
Он делал с ней такие вещи, при воспоминании о которых девушке сейчас и дышать-то трудно было. Она захлебывалась слезами от стыда и мечтала только о милосердной смерти, которая вырвет ее из лап беспощадного стыда.
По пылающим от стыда щекам Новы поползли первые слезы, она поспешно подскочила с постели, заметалась, отыскивая свою одежду. Корональ тоже поднялся, со вкусом потягиваясь. В отличие от нее, он своей наготы не стеснялся, и, подойдя к Прекрасной, которая просто остолбенела от увиденного и услышанного, обнял ее прижал к себе покрепче, недвусмысленно потираясь е нее бедрами.
– Ничего такого, – пояснил Корональ, заглядывая в ее темные глаза, – просто разнообразие. Новенькая в гареме – это всегда интересно. Кто она?
А вот это было интересно. Вглядываясь в равнодушные глаза Короналя, Прекрасная с триумфом поняла, что он попросту не помнит ничего о Нове. Не помнит ее имени, и кто она такая – тоже не помнит. Не помнит своей одержимости этой девушкой, не помнит ее самоотверженного танца и подаренного ей волшебного поцелуя. Не помнит своих чувств к ней и слов, что говорил ей вчера. Вместо Новы в его разуме и в его сердце зияла огромная черная дыра; он морщил лоб, пытаясь восстановить в памяти события, которые привели к тому, что в его постели оказалась эта незнакомая девчонка, и не мог. То ли вино было слишком крепким, то ли она так плоха в постели, что и вспоминать нечего.
Если бы Сайрус, который пил магию каждый день, и восстанавливал свою память все полнее, еще раз понюхал это странное зелье, что приобрел у мошенника-нечестивца, то он наверняка узнал бы отвар, лишающий Пустотников памяти. Недаром его тонкий аромат показался Пустотнику смутно знакомым. И от полного черного небытия Короналя спасло лишь то, что горячий воск лишил отраву ее силы. Но и того, что было сделано, было достаточно. Корональ забыл Нову напрочь – и Прекрасная торжествовала свою победу.
– Я не сержусь, – тонким, как натянутая струна, голосом, ответила Прекрасная. Ей казалось, что сейчас она взорвется от ликования, зайдется смехом, и она с трудом сдерживалась, улыбаясь Короналю, поглаживая его плечи, расцарапанные этой заносчивой Новой. – Я понимаю. Ты мужчина, тебе иногда нужно пробовать других, чтобы понять, что слаще меня нет никого!
Меж тем Нова поспешно оделась, накинула на плечи покрывало, чтобы как-то скрыть от Короналя обнаженную грудь. Он небрежно обернулся к ней и снова усмехнулся. Ее взъерошенный, потерянный вид и испачканная кровью простыня на постели говорили о том, что для нее ночь выдалась, пожалуй, слишком жаркой, и девушка едва не плачет от того пренебрежения, с которым Корональ велел ей, отдавшей ему сегодня свою невинность, уйти прочь.
– Ну, не нужно слез, – снисходительно произнес Корональ. – Я велю – тебе выдадут награду. Я высоко ценю твой дар мне.
Нова подняла на него покрасневшие от слег глаза. Губы ее дрожали.
– Ты говорил, – медленно произнесла она, – что всегда хотел обладать мной. Говорил, что я твоя, только твоя. И если умру – все равно останусь твоей, навечно. Разве можно говорить такие святые слова просто так? Чтобы обмануть?
Темные брови Короналя нахмурились, красивые губы гневно дрогнули.
– Эти слова, – резко ответил он, – я мог сказать только своей любимой женщине. Той, что у меня в сердце. А тебя я даже не знаю. Уйди, лгунья. Я не хочу видеть тебя. Твои попытки завоевать мою любовь неуклюжи, грубы, и мне неприятны.
Глава 24
Не помня себя, Нова вернулась в гарем и упала в постель.
Никто покоев Прекрасной у нее не отнимал – потому что самой Прекрасной они были не нужны, ведь она осталась с Короналем.
Девушка даже плакать не могла от боли и унижения. Она лежала, как неживая, глядя в одну точку, и ей казалось, что сердце в ее груди останавливается. Даже маленький Бон, теплым комком прижавшийся к ее груди, не смог вывести ее из этого состояния.
– Ну, ты чего, детка? – пропищал крысенок, стараясь растормошить Нову. – Ой, да я не в жизнь не поверю, что тебе он понравился! Он же ничего не умеет! Держу пари, он даже не держал тебя зубами за шиворот как следует!
Но Нова не слушала его тревожный писк.
Потом принесли подарки от Короналя – он же обещал отблагодарить Нову за ее «жертву», не так ли? И слово свое он сдержал, но от его щедрых даров стало еще гаже на душе. Словно он купил ее, как падшую женщину, за звонкую монету.
Вот тут Нова не вынесла – горько зарыдала, уткнувшись лицом в постель, содрогаясь всем телом, потому что большего унижения и представить себе трудно было.
– Значит, все же отомстил, – проговорила она, захлебываясь слезами. – Все верно. Отец отнял у него семью, самого его унизил, а тот, кто рожден чтоб стать Короналем, этого не прощает, нет…
– Детка, – осторожно произнес крысенок. – Ты б не убивалась из-за этого чучела с огромной головой! Жизнь не так плоха. Смотри – он тебе прислал так много красивых вещей, вон платье какое шикарное, а вон целый сундучок с настоящими драгоценными камнями. И еды– много вкусной еды! Может, ты встанешь, съешь что-нибудь? Я уже все попробовал – ничего не отравлено… в конце концов, он ведь не избил тебя, и не оторвал, скажем к примеру, ногу или руку.
– Он сделал намного хуже, мой маленький Бон, – ответила Нова. – Он вырвал мне сердце.
– Ах! – в ужасе пропищал крысенок, закрыв лапками розовый ротик. – Что ты говоришь такое?! Ни одно живое существо без сердца жить не может! А ты жива; ты разговариваешь. И я не вижу ужасных ран на твоем теле.
– Они в душе, мой верный дружок, – ответила Нова. – Там, где не видно, но где раны самые страшные и самые болезненные. Я ведь поверила ему, Бон. Поверила в его чувства. В его любовь. В его благородство. Я думала, что она правда не может унизить и уничтожить человека, потому что его душа благородна. Я думала, он никогда никого не бросает, потому что знает, что такое верность, и ценит это. Но он всего лишь искусный актер, умелый притворщик.
– Ах, детка! – горестно вздохнул Бон. – В этом жестоком мире ты отважилась так слепо и так полно верить человеку?!
– Да, Бон, – глотая слезы, ответила Нова. – Это называется любовью, и, кажется, я заболела ею. Смертельно.
– Ты и сейчас любишь его?! – в ужасе вскричал крысенок. – После всего, что он сделал?!
– Я люблю того, каким он казался мне, – ответила Нова. – Того, которого потеряла, того, который целовал мне руки и говорил, что он мой раб навечно… Люблю того, кого на этом свете нет, и никогда не будет…
– И как глаза у него стыда не лопнули, так обманывать! – возмущенно пропищал Бон. – Но это пройдет, детка! У тебя такая большая голова – наверняка там ума много. Ты же не будешь думать всерьез, что…
– Не буду, – ответила Нова. – Да и недолго мне осталось думать своей большой головой, Бон. Кажется, я подарила ему не только свое тело, но и свою жизнь. Привязала, как он – синюю ленточку к моему запястью. Если он не примет, не ответит мне, я умру.
– Ты с ума сошла! – заверещал крысенок в ужасе, подскочив. – Ты… ты выбрала его?!
– Да, Бон, – подтвердила Нова. – Я его выбрала. Я согласилась принадлежать ему. Я согласилась стать его, навсегда. Только его.
– Ты с ума…
– Это происходит само, – возразила Нова. – Никто об этом не просит, не принуждает, но душа говорит «да!» И все…
– Я убью его! – завизжал Бон, подпрыгивая на месте. – Я ему нос откушу ночью! Детка, отними у него свою жизнь, он ее не заслуживает! Он не сделал для тебя ничего, совсем ничего! Подумаешь, велика важность – расхаживать по дворцу в красивых одеждах, заложив руки за спину!
– Слишком поздно, мой маленький Бон. Такие подарки не отнимают назад. Мне придется сойти в мир теней, к тому несуществующему возлюбленному, которого я сама себе придумала.
– Нет, нет, нет! – заверещал в отчаянии Бон. – Детка, разве так можно?! Почему вы, маги, такие сумасшедшие?! Разве нельзя жить, не отдавая души другому?!
– Тогда и блаженства не познаешь, – просто ответила Нова. – Не расстраивайся, маленький друг. Кому, как не тебе, знать, что магия требует страшных жертв.
– Я убью его! – визжал разъяренный Бон. – Должно же быть у него сердце?! Неужто ничего не дрогнет, если он узнает, что ты подарила ему жизнь?! Готов спорить на свой хвост, что ни одна красотка из гарема этого не делала никогда!
– Это не его вина. Это мое легкомыслие и мой выбор.
– Я откушу ему все пальцы и хвост!
Меж тем Нова успокоилась, выплакав весь стыд.
– У меня есть еще немного времени, – проговорила она. – Мир так прекрасен… Знаешь, Бон, мир правда становится красивым, когда знаешь, что его можешь потерять.
От горя крысенок рвал лапками шерсть на голове.
– Не переживай, детка, – дрожащим голоском пискнул он. – Не переживай! Я все исправлю… я смогу все изменить! Я не позволю тебе сойти в мир теней за тем, кого нет!
И Бон со всех лапок кинулся бежать, чтобы глянуть в бессовестные глаза Короналя.
****
Однако, самое интересно разыгрывалось вовсе не в спальне Короналя, а совсем неподалеку от гарема, там, где сошлись Прекрасная и Пустотник.
– Вот как, Ваше Пустейшество, – зло рычала Прекрасная, впившись в Пустотника мертвой хваткой и едва не кусая его в ярости. – Вы хотели обмануть меня! Вы мне подсунули отраву – и это в обмен на мою помощь, в обмен на мою доброту!
– Хороша доброта, – хохотнул Сайрус, отнимая от себя ее руки, отцепляя от свой одежды ее скрюченные пальцы, цепляющиеся за его ворот. – Предательство Короналя, это не очень доброе дело!
– Какое же предательство, Ваше Пустейшество!
– Такое, Прекрасная моя! Вы же знали, зачем и куда я иду! Знали отношение Короналя к нечестивцам – и помогли, помогли! И зелье от нечестивцев приняли, между прочим!
– Грязный шантажист!
– Ха! Дура набитая, а ты думала, я подниму вверх лапки и сдамся?!
Страстная и грязная то ли борьба, то ли возня закончилась, Сайрус отпихнул от себя раскрасневшуюся, взъерошенную Прекрасную, и та, отирая потное лицо, злобно засопела в темному углу.
– Ты подсунул мне зелье забвенья! – ненавидяще выплюнула Прекрасная.
– Чем тебе не нравится результат, – цинично поинтересовался Сайрус. – Я слышал, Корональ напрочь позабыл свою красотку.
– Позабыл ее и полюбил меня – две вещи разные! – выкрикнула Прекрасная. – Я вернулась к тому, что имела!
– И это немало, судя по тому, как он за ней волочился, – парировал Сайрус.
– А если он завтра вспомнит ее? – рыкнула Прекрасная. – Зелье я влила в свечи. И, судя по тому, что Корональ не стал Пустотником, оно или поддельное, или повреждено.
– О, тот глуп, кто доверяет нечестивцам! – засмеялся Сайрус. – И я в том числе. Не вспомнит, не беспокойся. А если и вспомнит, то в досаде нахмурит брови, и только-то.
– Что ты собираешься сделать?
– Пока она ценности особой для него не имеет, я выпрошу ее для себя, – кратко ответил Пустотник. – Увезу подальше, если он и хватится – девица уже станет моей, и обратно он ее не возьмет. Не переживай, скоро ты о ней позабудешь, как о дурном сне, и уж тогда крути из своего Короналя какие угодно фигуры. Твоя забота – завоевать его. А я устраню его привязанность.
Прекрасная презрительно поджала губы. Пустотник – тонкий, изящный, хитрый, – был явно потомком аристократии, с его-то изысканной красотой, с тонкими чертами и стройным гибким телом!
– С чего такой интерес к этой девке, – ревниво поинтересовалась она. – Как будто она слиток золотой?
Пустотник задумался.
– Наверное, потому, – ответил он, – что я ее люблю?
