Текст книги "Последняя девственница королевства (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Глава 9
Магов Пустоты – Пустотников, – не любили и боялись все.
Даже Коронали.
Только Пустотники умели вылавливать из небытия магию, которую во время танцы отдавали Корональ и его партнерша. Являясь посредниками между Понтификом и Короналем, Пустотники отнимали себе часть магии, и говорят, что это была очень большая часть. Жадные и бездонные, как сама пустота, как черное небытие, они хотели пожрать и завладеть всей магией мира. Проверить и посчитать, сколько Пустотники берут себе, никто не решался; это означало бы вступить в конфликт с ними, и кто знает, чем отплатили бы мстительные Пустотники на следующем танце…
Сайруса, Его Пустейшество, ненавидели втройне.
Это был очень самовлюбленный молодой человек, столько же красивый, сколь и отталкивающий, Пустой, как самый бездонный колодец. У него были золотые роскошные локоны, которым позавидовала бы любая прелестница, и водянистые блеклые глаза, такие жуткие, словно у утопленника. Его аппетит было непросто удовлетворить, и даже вся магия, отобранная у мира, наверное, плескалась бы в нем, как кружка воды. Жадность – вот что читалось в остром взгляде его блеклых неживых глаз. Жадностью болело его сердце; жадность – казалось, это слово шепчут его прихотливо, капризно изогнутые губы. Высокомерие глядело его глазами из-под опущенных ресниц, брезгливо вздрагивали причудливо вырезанные ноздри его тонкого носа.
Сайрус думал, что он великолепен, знал, что его ненавидят, и гордился этим.
Слух о предсказании Понтифика просочился из-за закрытых дверей и достиг ушей Сайруса в тот же день, как были сказаны роковые слова. Мать потомственного Короналя, хм… того, кто сможет не избираться, а передаст свой венец по наследству… И, кажется, нигде не сказано, что отцом его не может стать Корональ.
Маги Пустоты никогда Короналями не становились. Пустота Равновесия принести не может, и Понтифик отвечал раз за разом отказом и Сайрусу, и многим вопрошающим до него… и многим и многим после него тоже ответил бы отказом. Но эта девушка давала шанс если не стать самому Короналем, так хоть стать его отцом, и припасть к кормушке. Сайрус считал, что он непростительно беден; подвалы Короналя, полные золота, манили его, дразнили его воображение. Да и девушка… было что-то необычное в предсказании Понтифика. Почему именно она? Почему вдруг, так внезапно, Коронали станут потомственными? Чем это будет грозить Пустотникам, будет ли мир и дальше нуждаться в их услугах?
На эти вопросы упрямый старик ответов не дал.
Сайрус видел его глаза – хитрые, упрямые, – и ему казалось, что Понтифик усмехается, издеваясь над Его Пустейшеством. От этой ухмылки мороз пробегал по коже, и что-то грозное, недоброе угадывалось в старческом взгляде.
Поэтому Сайрус немедленно решил наведаться к молодому Короналю с целью изъять у него девчонку. Он поразмыслил и решил так: коли девчонка такая необычная, что о ней в своих снах видит Понтифик, то, наверное, есть в ней что-то от избранных. Какая-то предначертанность; путь, прочерченный серебряным карандашом по черному бархату Великого Космоса. Корональ ее сам не выдаст; о великой ее миссии он не знает, но у него, кажется, на нее свои планы. Значит, надо как-то заставить ее проявить себя.
И Пустотник, веля Короналю пройти обряд уравновешивания, действительно отпил магии немного больше, чем ему полагалось, и послал Короналя на три, а не на два круга, с интересом наблюдая, выдержит ли он? И если будет падать в пропасть небытия – поможет ли ему та, избранная? Явится ли в огненном смерче, падет ли сгорающей звездой, сделает ли хоть что-нибудь?
Но, кажется, все интриги Сайруса пошли прахом.
Корональ был очень силен, и его спасать не требовалось.
И девица ниоткуда не объявилась. Корональ пользовал своих любовниц для ритуалов, не прибегая к помощи от народа. Слишком молодой; слишком дерзкий; слишком сильный и слишком щедрый – он лил свою магию так, что ее сполна хватало на всех, и он… не бросал своих магинь в танце.
Никогда.
Это злило Сайруса больше всего.
Никто не знал, никто даже не думал об этом, но брошенные Короналем магини были жертвами Пустоте. Пустотники налетали на них, как оголодавшие вампиры, и выпивали всю магию досуха, гасили искру жизни, и получали от этого несравнимо больше, чем отщипывая кусочки от танца Равновесия. Обычно Коронали, нестерпимо страдая от бремени, не выдерживали и отдавали своих партнерш, но этот Корональ упрямо вытаскивал всех. Он не желал отдавать Пустоте ни единого человека. Маленький упрямый мерзавец…
Вот и сейчас, наблюдая за Короналем, с удовольствием уписывающим обед, Сайрус трясся мелкой злобной дрожью от одного вида коронованного мальчишки. Три круга; немыслимое по тяжести испытание, маги после него болеют неделями. А Короналю хоть бы что… С аппетитом ест и пьет вино, смеется, показывая острые белые зубы, и тискает свою любовницу. Что ж за Слово у него такое, если этот наглый паршивец никого не боится? Нет, не так; боится, но так, как опасаются хищники вступать в ненужный бой.
Сайрус с интересом присматривался и к его партнерше – к той, которую Корональ не кинул, когда магиня сдалась и иссякла. Ничего особенного; и на испытании она не проявила себя как-то особенно ярко, и сейчас казалась еще более тусклой и никчемной. Нарядная яркая кукла, капризная и плаксивая, выпрашивающая теперь у венценосного любовника дорогие игрушки, украшения и наряды. Сайрус кривил губы, презрительно морщился, глядя, как прелестница томно прижимается к груди Короналя, канюча, а он смеется, глядя в красивое кукольное лицо.
В один из моментов Сайрусу показалось, что он видит в наложнице что-то особенное; какая-то магическая тень коснулась ее лба, и Сайрус потянулся, чтобы поймать этот отблеск, но рука Короналя остановила его, не позволив притронуться ко лбу испуганной женщины.
– Это моя женщина, – прорычал Корональ, весьма непочтительно оттолкнув руку Его Пустейшества. – Не смей ее трогать.
Губы Сайруса изогнулись еще презрительнее, еще брезгливее.
– Мне Понтификом разрешено трогать и забирать себе все, что угодно, – истерично-визгливым голосом ответил он, и Корональ, сурово сдвинув брови, упрямо опустив голову, недобро сверкнул глазами исподлобья и повторил тише и еще более угрожающе:
– Это – моя женщина. И прикасаться к ней могу только я. Ты можешь взять у меня все, что может поддержать Равновесие. Но чтобы тебе кто-то согрел постель – это уже не мои заботы. Так что убери свои руки, Пустотник, если не хочешь, чтобы я тебе их оторвал. В твоей работе они тебе не сильно нужны, сможешь собирать дань и без них. Думаю, Понтифик не сильно обидится.
Сайрус недобро ухмыльнулся, крепкими зубами прихватил виноградину. Сочная ягода лопнула, капля сока стекла по голодным губам Пустотника.
– Угрожаешь мне? – со смехом произнес Пустотник.
– Да, – дерзко ответил Корональ, все так же недобро глядя на Пустотника. – Угрожаю. Я ведь не глупец, блеск золота не ослепил меня. Скажи мне, Пустотник, – голос Короналя стал жестким, как стальной прут, – отчего это в добрый год, когда нет ни войны, ни мора, ни голода, ни засухи ты приехал и потребовал у меня три круга? Не много ли ты взял себе? Ты не смотри, что я молод, – Корональ снова усмехнулся. – Я ведь не постесняюсь задать этот вопрос и Понтифику. Я избран правителем, и в мои обязанности входит заботиться о подданных. И о себе – в первую очередь. Чтобы такие, как ты, не вычерпали мои силы раньше времени. Я не побоюсь ссоры с Пустотниками.
– Три? – невинно поинтересовался Сайрус, внутренне кипя от ярости и страха. Мерзавец, каков мерзавец этот новый Корональ! Смеет лезть в дела Пустотников и оспаривать их долю!.. Глядя в холодные, как лед на полюсе, глаза Короналя, Сайрус чуть не захлебнулся в трусливом страхе, понимая, что Корональ ничуть не шутит. Этот дерзец может… может дойти до Понтифика. – Мне кажется, речь шла о двух кругах? Посмотри внимательно в письмо, наверное, там слово затерлось?
– Затерто, – угодливо подсказал Корональ, недобро усмехаясь. – Я уже отослал Понтифику весть о трех кругах и вопрос, зачем это было нужно. Тебе не удастся оттяпать огромный лакомый кусок, и не надейся. Я позабочусь об этом.
Сайрус изобразил на своем лице выражение абсолютной невинности, хотя ощутил себя голодным псом, чьи зубы лязгнули в волосе от вожделенной добычи.
– Небольшая ошибка, подумаешь, – стараясь ничем не выдать своего страха, ответил он. – Три круга!.. Ну, будет один впрок. Тебе же лучше. Теперь за Данью приедем не скоро. Отдыхай!
– Лучше, – фыркнул Корональ, недобро щурясь. – Еще одна такая ошибка, Пустотник, и ты пойдешь эти круги сам. Я сумею тебя заставить. Или я не Корональ.
От нахальства молодого Короналя у Пустотника глаза сделались как оловянные, его затрясло так, что очередная ягода винограда, поднесенная к губам, не с первого раза попала в рот.
– Как ты смеешь, – зашипел он, багровея так, что глаза на его лице показались белыми.
– Смею, – небрежно ответил Корональ, посмеиваясь. – Ты всего лишь посредник, так что знай свое место. Из-за твоей ма-аленькой ошибки я мог упасть вниз, – Корональ нарочно дразнил Пустотника, повторяя его слова, – и тогда конец Равновесию.
– Зачем же самому падать. Тебе достаточно было сбросить вниз магиню, – истерично выкрикнул Пустотник, и Корональ ощерился, как волк.
– А я не хочу никого бросать вниз, – зло отчеканил он. – Особенно ее.
– Что? – насторожился Пустотник, мгновенно позабыв о своих страхах и обидах. Его пустые, неживые глаза уставились на Прекрасную, прильнувшую испуганно к Короналю, Сайрус ими словно обшаривал девушку. – Что, что ты почувствовал?
Корональ провел по лицу ладонью, словно старая и пряча воспоминание, крепче прижал к себе деввушку, испуганную его разговором с Пустотником.
– Ничего, – глухо ответил Корональ. – Не твое дело.
В зале, когда он целовал девушку, ему казалось, что она другая. Слабая, напуганная, измученная, но не допустившая и мысли о том, что можно сбежать, оставить его, или не выполнить свой долг. И его, Короналя, – ее невольного мучителя, выбравшего ее на эту роль, – она в ответ целовала со страстью, даря ему нежность и восторг в ответ на полученное наслаждение, забыв о перенесенной муке. Ни слова жалобы не сорвалось с ее губ. Ни слезы испуга; девушка не отталкивала его и не билась в истерике, отходя от пережитого страха. Ласка и нежность в ответ, так удивившие Короналя, хорошо знавшего свою наложницу. Тогда он подумал, что капризность и легкомысленность – это наносное, показное, а внутри прячется вот это, настоящее – сила и верность. Он попробовал настоящего, неподдельного восторга, от его поцелуя девушка в его руках затрепетала и, кажется, кончила, и ее чувства, ее открытость заставили его забыть обо всем, даже о Нове, о своей мести и о своем желании отведать ее невинного тела. Неужто?..
Корональ покосился на Прекрасную; сегодня на ней не было белой краски, напротив – ее щечки были нарумянены, улыбающиеся губы накрашены яркой помадой, веселые глаза сверкали… Странно.
Очень странно!
Корональ вдруг вспомнил, как слабы и измучены были девушки после испытания, а это весела и беспечна, как птичка, порхающая с ветки на ветку, с самого утра. Недоброе предчувствие коснулось сердца Короналя, он внимательнее заглянул в лицо Прекраснейшей, всматриваясь в очертания ее губ. Тогда, когда он стирал с них краску… кажется, они были иной формы.
Но кого Прекрасная могла уговорить или заставить пройти этот страшный путь вместо себя? Кого же он тогда целовал, и где та девушка, что заменила Прекрасную?..
– А где моя новая рабыня, – с прохладцей в голосе поинтересовался он, глядя на Прекрасную так, словно впервые ее видел. – Та девушка, что поймали мои ловцы?
На кукольном личике Прекрасной отразились смятение и страх, она ощутимо вздрогнула под рукой Короналя, обнимающего ее, в ее темных миндалевидных глазах запрыгал страх.
– Я не знаю, – неуверенно произнесла она, – о ком ты говоришь…
– Не лги мне, – ласковым голосом произнес Корональ, до боли стискивая ладонь Прекрасной. – Ее все видели, весь двор. И ты сейчас говоришь, что не понимаешь о ком я? Где она, что ты приказала с ней сделать? Она что, не перенесла испытания… или твоей ревности, м-м-м?
Прекрасная лихорадочно соображала, что сказать, но в этот миг к столу подошла Нова с блюдом, полным фруктов.
– Да вот же она! – с облегчением выкрикнула Прекрасная. – Ничего с ней не произошло! Да и что бы с ней могло случиться?! Отчего ты задаешь эти странные вопросы? Зачем ты вообще ею интересуешься?
– Затем, – коротко ответил Корональ, разглядывая Нову, – что я должен знать обо всем, что происходит в моем дворце.
Девушка выглядела неважно, и Корональ, рассматривающий ее потускневшее личико, ее уставшие глаза с залегшими под ними глубокими синими тенями, находил в ее виде тысячи подтверждений тому, что испытание проходила именно она. Более суток прошло, а она все еще обессилена… и магия ее еле теплится в теле, чуть заметным огоньком.
И, кроме того, на ногах ее, поблескивая драгоценными камнями, были надеты туфельки прекрасной – она сама недавно выпросила их, капризничая неделю. Корональ прищурился, всматриваясь в игру света на гранях драгоценных камней. Да, точно те туфли.
Корональ испытал прилив стыда и досады, ему захотелось яростно вытереть губы. Целовал! Эту гадину, уничтожившую всю его жизнь! Эту высокомерную дрянь, эту жестокую мерзавку, эту… самую желанную женщину в королевстве…
Пережив первый, самый мучительный стыд от проявленной им слабости, Корональ уже более хладнокровно напомнил себе, что на тот момент он не знал, кто перед ним, так что у девчонки нет ни повода думать, что он смягчился по отношению к ней. А вот она-то! Она ведь не слепая и не сумасшедшая. Она видела, кого целует. Она видела, кому отдается с такой страстью. От воспоминаний об извивающемся теле в своих руках Корональ даже покраснел, ощущая прилив возбуждения. Приятного возбуждения. Волнующего, сладкого и тягостного.
– Поворкуйте пока тут, – бросил он Прекрасной и Сайрусу, поднимаясь с места, неотступно следя за бредущей к выходу из зала Новой.
– Ты куда?! – наложница попыталась удержать его, вцепившись в одежду, но он отбросил ее руки, даже не оглянувшись на впавшую в отчаяние женщину.
– Устал после ритуала, – бросил он. – Пойду, отдохну.
Глава 10
Нова была измучена настолько, что даже угроза старшей прислужницы отлупить ее палкой казалась ей незначительной и пустяковой. Разнеся все угощение, собрав ненужные тарелки, кости, она с трудом утащила эту грязную гору на кухню, где постаралась ускользнуть от бдительного ока распорядителей.
Ей хотелось прикорнуть, вздремнуть хоть немного, и она, пользуясь тем, что на кухне была толчея, ускользнула и прокралась в зимний сад, который был закрыт от посторонних. Опасности, что сюда направятся гости, не было никакой, Корональ тоже вряд ли вздумает насладиться прогулкой под сенью экзотических деревьев. Поэтому тут можно было расслабиться ненадолго и отдохнуть.
Нова хорошо знала зимний сад, и свое любимое местечко у нее было, заросшее мягкой низкой травой. Раньше в эту ложбинку у корней дерева, выстеленную словно бы зеленым бархатом, она помещалась вся и спала, словно в постели, а теперь она еле-еле смогла устроиться там, подтянув колени к груди, свернувшись калачиком. Об этом тайном местечке не знал никто, и раньше случалось, что она пряталась там, а ее искали всем двором, сбившись с ног.
Но на этот раз ее обнаружили слишком быстро. Нова не успела понять, спала ли она, или только что закрыла глаза, чуть задремав. Но из объятий сна ее вырвала чья-то рука, коснувшаяся ее слишком жадно, слишком страстно, оглаживая, как нечто вожделенное, долго недосягаемое, но вдруг чудом ставшее доступным.
Нова подскочила испуганно, озираясь, потирая глаза.
Над нею стоял Корональ, молча рассматривая ее, и Нова испугалась, думая, что он в негодовании накричит на нее, а то и схватит, потащит на расправу, или швырнет слугам, чтобы они утащили ее на кухню и там надавали тумаков, но Корональ не спешил взрываться гневом. Его губы подрагивали от сдерживаемых чувств, и видно было, что Корональ сердится – или же недавно сердился, припоминая что-то нехорошее, недоброе, и гнев еще не до конца покинул его.
– Ваше Величество, – испуганно пискнула Нова, спешно поднявшись, натянув платье на колени – и тотчас опустившись у его ног в глубоком поклоне. Сердце ее заходилось в бешеном ритме, Нова думала, что задохнется от страха и волнения те несколько секунд, что длилось молчание. – Как… как вы нашли меня?..
– Я всегда знал о твоем тайном убежище, – произнес Корональ, заложив руки за спину. Он словно опасался, что они предадут его, не вынесут – коснутся Новы еще раз, так же жадно и страстно, выдавая его желание. – Я следил за тобой. Раньше. Давно.
Его слова были мучительны, потому что безжалостная память снова кидала Нову туда, в прошлое, где она не была униженной служанкой, а Эллиан – озлобленным Короналем. Тогда они оба с интересом и с симпатией присматривались друг к другу, и влечение было чистым, волнующе-острым, обжигающим. Оттуда он вынес знание о ее тайном убежище и напомнил ей, что никогда не выдавал ее, хотя точно знал, где искать… Теперь Нова не знала, чего ожидать от тревожно молчащего Короналя. Зачем он вообще последовал за нею, зачем разбудил? И будил ли, или его прикосновение только приснилось ей?
– Что вам угодно, Ваше Величество? – так же тихо и покорно произнесла Нова, не смея поднять глаза на Короналя. Она смотрела вниз, на траву, примятую серыми замшевыми сапогами Короналя, на белые и синие шелка его одежд, касающиеся земли, и слушала его прерывистое дыхание.
– Я хочу, – дрожащим от сдерживаемого гнева голосом произнес Корональ, – чтобы ты сказала мне правду.
– Какую же правду вы хотите услышать, Ваше Величество? – шепнула Нова. Она, наконец, осмелилась поднять взгляд и встретилась глазами с его, в которых отражалась ярость разбушевавшегося океана.
– Я не хочу слышать ни долгих объяснений, – дыхание Короналя было тяжелым, учащенным, словно волнение тоже душило его, и он из всех сил старался скрыть это, – ни оправданий. Я хочу знать, да или нет.
– Что, Ваше Величество?
– Я хочу знать, участвовала ли ты в обмане, – грубо произнес он, опуская взгляд вниз, и Нова поняла, что отпираться бесполезно. Он смотрел прямо на ее туфельки. – Хочу знать, да или нет. Ты ли была вместо Прекрасной на танце, отвечай – да или нет.
Нова обмерла от ужаса.
– Но, Ваше Величество… – пролепетала она, и Корональ упрямо мотнул головой, зажмурился, на щеках его расцвел пунцовые пятна от стыда, и Нова поняла, отчего он злится. Оттого, что ласкал ее. Оттого, что обещал превратить ее жизнь в ад, но при первом же соприкосновении подарил ей особую ласку, которой не удостаивались даже его наложницы.
– Я ничего не хочу слышать! – выкрикнул он, яростно ударив кулаком о высокую белоснежную вазу, отчего та пошатнулась и рухнула, рассыпалась на звонкие черепки и комья жирной черной земли. – Негодная девчонка… ты что, подумала – Короналя можно обманывать?!
– Я так не думала!..
– Но ты сделала это!
– Меня заставили, меня принудили!
– Нет такой вещи, которая могла бы человека заставить обманывать, если он не хочет!
– Мне грозили смертью!
– Даже угроза смерти не может сделать из человека лжеца, если он того не хочет! – яростно взревел Корональ. Глаза его сделались черным, как грозовое небо, налитое водой, готовой пролиться на землю, он подскочил к Нове, больно ухватил ее за плечи, и девушка сжалась от ужаса, потому что ей казалось, что ледяное дыхание смерти уже касается ее лица. – Признайся: ты хотела обмануть меня и выставить дураком?.. Хотела посмеяться?
– Вовсе нет! – выкрикнула она, в ужасе стараясь высвободиться из его цепких пальцев, но Корональ лишь сильнее стискивал ее, словно поймавший добычу водяной змей, и прижимался все крепче. – Вы же знаете, что Ритуал – это не тот случай, когда можно посмеяться, и я с детства это знала! Всегда! Вы же помните, кем был мой отец! Для меня не было секретом, как это опасно и сложно! Если бы я хотела посмеяться – разве я выбрала бы такой обман?!
– Знала, как это опасно, и пошла? – уточнил Корональ, пытливо глядя грозными глазами в ее перепуганные глаза.
– Прекрасная грозила меня убить, – шепнула Нова, чувствуя, как его жесткие пальцы становятся слабее, давят уже не так безжалостно, не оставляют багровых пятен на плечах.
– И это все? – продолжал допытываться Корональ. – Это была единственная причина, по которой ты пришла вместо нее?
Нос Короналя почти касался ее носика, и Нова с изумлением поняла, что она, напуганная, подпустила его слишком близко к себе, а он, напугав ее до судорог грозным криком, воспользовавшись ее замешательством, на самом деле ласкается к ней, едва ли не трется, как кот, обнимает ее, прижимаясь крепко, ловя губами ее дыхание. Ее близость и доступность вскружили Короналю голову, довели до исступления, и он позабыл о собственном слове не прикасаться к девушке до тех пор, пока она сама не захочет этого, или захотел позабыть о нем и пренебречь им. Он осторожно ласкал ее носик своим носом, и нежные поцелуи – слишком невесомые, похожие на нечаянные касания, – уже расцветали на ее губах. Возможно, он был нарочно строг и груб с нею, нарочно напугал, чтобы подкрасться так незаметно, и взять то, что так хотелось.
– Нет, – выдохнула она в ужасе, чувствуя, как его горячая ладонь забирается под подол ее грубого платья и гладит ее бедра, сжимает ягодицы. – Пожалуйста, нет! Я же…
– После того, что я собираюсь сделать с тобой, – выдохнул Корональ, дрожа от нетерпения, запуская руку в ее волосы, привлекая девушку к себе и целуя ее, онемевшую от этой внезапной ласки, уже не таясь, лаская ее губы как самый сочный плод, – ты не перестанешь быть девственницей. Не бойся…
Нова лишь вскрикнула от страха, когда Корональ одним рывком поднял и уложил ее на тумбу, откуда только что сбросил вазу с цветами. Его руки рванули подол ее платья, оголяя стройные ноги и вздрагивающий живот, Корональ жадно обнял девушку за талию, тиская ее мягкую кожу, и прижался губами к ее трепещущему животу, так интимно, так сладко лаская, что Нова опять вскрикнула, но уже напуганная реакцией собственного тела. Меж ног ее стало горячо и жарко, сладкий спазм прокатился в животе, и она изо всех сил стиснула колени, погибая от стыда, надеясь, что ей удастся скрыть это. Но Корональ с силой развел ее колени и поцеловал прямо туда, в самое влажное и чувствительное место, обняв ее бедра и удерживая их разведенными перед собой.
– Не надо! – вскрикнула Нова, извиваясь в удерживающих ее руках, но Корональ, отведавший ее стыдливой дрожи, ее застенчивой неопытности, словно голову потерял и не слышал. Он целовал девушку между ног, отчего она вздрагивала от каждого касания, как от удара хлыстом, жадно вылизывал ее, отчего у Новы из глаз лились слезы, испаряясь на алых, горящих от стыда щеках, и поглаживал горящую желанием дырочку девушки осторожно-осторожно, чтобы подступающее наслаждение не угасало, но и не было слишком быстрым. – Пожалуйста, не надо…
Его язык нашел очень чувствительное место, Нова даже не представляла, что ее тело может так остро ощущать прикосновения, которые кололи ее словно иголками. Крепко схваченная Короналем, она металась, изо всех сил напрягая бедра под его руками, беспомощно постанывая, стараясь вывернуться из-под его ласкающего языка. Но чем громче, беспомощнее и откровеннее были ее стоны, чем сильнее она виляла бедрами, стараясь избавиться от невероятно стыдного и такого же невероятно прекрасного наслаждения, тем крепче прижимался к ее горящему тайному местечку ласкающий рот. И Нова, дрожа, как раненное животное, без сил откидывалась назад, чувствуя, как его ладонь чуть надавливает на ее дрожащий живот, чуть выше лобка, заставляя девушку покориться его ласке, и тогда ощущения ее становились совсем непереносимы.
– Нельзя, так нельзя! – стыдливо шептала она, стараясь подняться и закрыться, но рука Короналя пробралась под ее платье, скользнула по ее животу, по груди, принуждая Нову лечь. Ладонь Короналя сжала приятную округлость и пальцы потеребили острый сосок – еще одно доказательство того, что девушке все это приятно, еще одно свидетельство того, что она испытывает удовольствие от ласки.
– Можно, – жарко и хищно ответил Корональ, целуя дрожащие бедра девушки, поглаживая их ладонями и стирая с них напряжение. – Мне все можно!
– Нет! – взвизгнула Нова, чувствуя, как его горячий язык проникает в ее дырочку, слегка, но это бессовестное касание словно тугой узел в ее животе завязывает, и внутри словно бьется и пульсирует второе сердце, и накатывает, подступает что-то такое, чего Нова никогда не испытывала, то, от страха перед чем она почти забывала как дышать, и обмирала. Она невероятно широко раскрыла глаза, обмирая от страха перед приближающейся развязкой, и из последних сил оттолкнула Короналя, прикрыла содрогающееся тело руками. – Ты обещал, ты давал слово, что не тронешь меня! Ты не умеешь держать своего слова… так же, как мой отец!
Корональ на миг замер, чуть касаясь лбом ее дрожащего живота, и Нова сама напугалась того, что произнесла. Горячее, возбужденное дыхание Короналя еще опаляло ее кожу, но Нове уже чудился звон быстро настывающего льда.
Он отпрянул от нее быстро, резко, словно от источника с отравленной водой.
– У тебя нет сердца, – выдохнул он яростно. Щеки его пылали от стыда, и Нова прикусила язык, пожалев о сказанном. Корональ был с ней нежен и страстен, он ласкал ее, желая доставить ей удовольствие, а она неосторожно ранила его в самое сердце, заставила его устыдиться в собственной откровенной и искренней нежности. – У тебя нет сердца!!
Его голос загрохотал гневно, он вцепился в Нову и грубо, рывком, стащил ее с тумбы.
– Пойдешь служить Пустотнику! – рявкнул он, терзая ее, тряся, как тряпичную куклу.
– О, Ваше Величество! – прорыдала перепуганная Нова. – Пощадите! Я не хотела оскорбить Вас! Ради святых Духов – не надо! Я боюсь его!
– Ты еще капризничать вздумала? – с хохотом выкрикнул Корональ, за руку вытаскивая ее из тайного убежища и едва ли не швыряя к выходу. – Избалованная глупая стерва… ты все еще думаешь, что твое желание что-то значит и может что-то изменить?
