Текст книги "Мистический андеграунд"

Автор книги: Константин Серебров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Может ли она пригодиться в борьбе за культурную революцию? – с надеждой спросил я.

– Рано ей на баррикады с Лориком становиться – пусть на лесах еще поработает.

– А может, она создана для того, чтобы шагать рядом со мной к Абсолюту?

– Она предназначена для любви, но не Божественной, а земной. Тебе нужна женщина, которая вдохновляла бы тебя следовать за великими мира сего, а не забрасывала пеленками и кастрюлями.

В этот момент Юрасик подскочил ко мне и ловко вытащил из моего кармана значок с длинноносым Буратино. Он гордо нацепил его на джемпер Лорика и выразительно посмотрел на меня.

– Ну вот, – сказала она, – теперь ты в виде значка приколот ко мне до тех пор, пока не будешь готов для великого дела культурной революции.

Зазвонил телефон; Лорик деловито взяла трубку. Я прислушался.

– Куда пропал Адмирал? – донесся из трубки женский возбужденный голос. – Он ушел из дома неделю назад отмечать день рожденья к своему ученику Александру и с тех пор не вернулся. Я тебя умоляю, Лорик, найди его! Он твой лучший друг и вдохновитель, только ты можешь его разыскать в андеграундной Москве.

– Да ты не расстраивайся, – отвечала Лорик, – остался твой Адмирал у своих ученичков, учит их уму-разуму, помогает от земли оторваться. Найду я тебе его через свои особые каналы, потерпи немного, – и повесила трубку. – Это звонила Белый Тигр, личная дама Адмирала, – пояснила Лорик. – Она так названа за когтистую манеру поведения. У Белого Тигра сложились тонкие и гармоничные отношения с Адмиралом: она создает ему рабочую атмосферу, в которой он может творить завораживающие алхимические поэмы.

У Адмирала существует особый насмешливый прикол к розенкрейцерам: он всегда иронизирует над ними, от тоски по непризнанной своей гениальности. Когда он напивается, от него исходит сильная волна инфернальности. Ему давно осточертели старые рожи его друзей, но иногда они собираются вместе – погудеть, погрузиться в особые тайные измерения потусторонних глубин.

– Причастен ли Адмирал к культурной революции? – спросил я, заинтригованный алхимической фигурой.

– Адмирал – мой близкий друг. Эта дружба питает мою душу высоким духовным импульсом, – ответила она. – А теперь пойди и приготовь ужин, только при этом обязательно читай "Отче наш". От тебя в пищу изливается такая тяжелая флюидация, что я была вынуждена выбросить в помойку приготовленный тобою обед. Ты должен всегда читать про себя молитвы, пока готовишь еду, чтобы не портить мои продукты.

Я отправился на кухню чистить лук и молиться Богу, в надежде на скорое Просветление.

Когда ужин был почти готов, я спросил:

– Почему андеграунд так тяготеет к экстравагантному и даже безобразному?

– Я сама в юности безумно восторгалась безобразными физиономиями, – ответила Лорик. – Все виды мрачных личностей, с которых рисовались картины Босха и Гойи, я стремилась отыскать в жизни, а когда находила, то торчала на этих нелюдях. Так, однажды я набрела на настоящего недочеловека по имени Измаил. Он был главарем банды, состоявшей из тридцати человек. Я прижилась при шайке и была для Измаила своеобразным талисманом. Он говорил: "Пока ты со мной, с нами ничего не случится, а как уйдешь – погибнем".

Измаил с детства рос на улице, родители рано умерли. В детдомах он не уживался и всегда убегал в темные места. С детства любил душить уток и кур голыми руками, получая от этого мрачное удовольствие. Ночевал где придется, ел, что украл или что дали. А когда подрос, то стал особенно лют и зол. Он убивал всех собак, которые посмели на него залаять. Измаил уничтожал всех, кто ему не угождал, даже сам не зная отчего, так уж у него с юности повелось. Повзрослев, он собрал вокруг себя шайку бандитов, которая держала большую часть Москвы в страхе и повиновении. Деньги ему были не нужны, потому что в рестораны ходил он редко, все боялся засветиться. Он убивал для удовольствия и к тому времени успел замочить более двадцати человек.

В то время мне очень нравилось изучать мир недочеловеков, и поэтому я сильно увлеклась Измаилом. Но однажды на моих глазах убили двадцатилетнего бандита за то, что он заложил двух товарищей. Убивали жестоко – каждый из членов банды имел право на удар ножом, но убить должен был Измаил. Остальные подходили к извивавшемуся парнишке и протыкали его ножом, наслаждаясь кровью и местью в пьяном угаре. После этого я решила навсегда исчезнуть из этой шайки. Измаила вскоре подрезали в одном темном месте, а затем и всех членов банды пересажали или поубивали… Молодец, что усердно записываешь истории, глядишь, из тебя выйдет настоящий летописец, – заметила она. – Пока общаешься с великими – пиши, хоть что-то останется. Если будешь записывать, что говорю, – цены тебе не будет. А теперь иди и выгуляй Юрченка.

На прогулке, пока Юрашка крутил хвосты местным кошкам, гоняясь за ними по помойкам, я снова достал записи бесед с Джи, пытаясь понять, кем я должен стать в результате Алхимического Делания.

"Твоей задачей является выплавить в себе благородный алхимический сплав, – говорил Джи. – Сплав – это внутреннее единство, которое достигается через преодоление сильного душевного трения, в постоянной борьбе между "да" и "нет". Если ты живешь без внутренней битвы, если с тобой все случается – то ты остаешься механическим.

Если ты не преодолеваешь внутреннего давления, не оказываешь сопротивления поверхностным желаниям – то ты остаешься механическим. Если ты легко влечешься туда, куда подует ветер, или туда, куда затянет горизонталь, то ты останешься без изменений.

Но если в тебе начинается ожесточенная битва с самим собой, борьба между "да" и "нет", невероятное трение между различными "я" – тогда в тебе проступает стремление к совершенству, стремление к побегу из материального космоса. В тебе начинает созревать кристалл, ведущий к освобождению от гипноза Майи. Но твоему личному бытию это пока не под силу.

Однако твоя кристаллизация может произойти и на ложной основе, если ты не будешь прислушиваться к моим коррекциям. Здесь сокрыта идея борьбы света и тьмы. Если ты закристаллизуешься на неправильном основании, то потеряешь всякую возможность дальнейшего развития. Тебе ошибочно будет казаться, что чем больше ты будешь манипулировать людьми, тем быстрее будешь развиваться. Неправильную кристаллизацию можно исправить, но только пройдя сильное страдание.

Ты спрашиваешь, каким образом можно вызвать в себе битву между "да" и "нет". Ответ простой: для этого нужна жертва. Надо принести в жертву внутренние горизонтальные установки. Если ты ничем не будешь жертвовать, то у тебя ничего не получится. И всегда необходимо жертвовать чем-то драгоценным в данный момент времени, жертвовать из жизни – для школьной работы. Жертвовать надо в течение долгого времени и жертвовать много. Но все же не навеки, это следует понять. Жертва необходима лишь тогда, когда запущен и осуществляется процесс кристаллизации. Когда кристаллизация достигнута, то отречения, лишения и жертвы больше не нужны. Тогда ты сможешь иметь все, что захочешь. Тогда внешние законы не будут иметь над тобой власти – ты сам будешь законом для себя, гораздо более строгим, чем все существующие. Такой ученик настолько сливается с Эгрегором, что между ним и Эгрегором нет трения. В этом случае закон Эгрегора проявляется через него в полной чистоте".

– Пора домой, – вдруг закричал Юрашка, – я совсем замерз и хочу есть.

Лорик вернулась к восьми вечера, и я старательно накрыл на стол.

– Какую это молитовку мамасик прочитал, что ужин у него получился хороший? – спросила Лорик.

– Пресвятой Богородице, – отвечал я.

– Ну вот, теперь всегда ее и читай, раз она к тебе благосклонна.

– Как ты думаешь, долго ли мне еще идти к Просветлению? – спросил озабоченно я.

– Скорее всего, всю жизнь, – отвечала Лорик, отпивая терпкое красное вино, – да и то, видимо, мало будет. Придется тебе прихватить еще следующее воплощение, а то и несколько. Сейчас у тебя более-менее гармонично развиты низы – до солнечного сплетения, но на уровне сердца идет большой разрыв. Далее следует темное пятно у горла и, ко всему этому, пульсирующая голова. Голова должна быть не пульсирующей, а корректирующей. Поскольку твое сердце закрыто, ты совсем одинок, нелюбим и беззащитен. Ты уже не демон, но еще не человек; любая рвань может раздавить тебя как блоху. Вот поживешь у меня – может быть, удастся что-либо из тебя сотворить. Вот только мне непонятно: кем ты хочешь стать? – спросила она так сурово, что мне стало не по себе.

– Как минимум – просветленным человеком, – отвечал я, сжавшись в комок.

– А максимум – идиотом, – засмеялась она. – Ладно, так и быть, что-нибудь из тебя сделаю, только больше не повторяй как попугай о Просветлении – ты создан для другого. Для начала ты должен выразить самого себя, ощутить свое "Я"; почувствовать, кто ты есть, для чего тебя Творец создал, понять свою задачу в мире. Выразить себя можно только через творчество. Надо учиться свободно творить.

Пока себя не выразишь, не вывернешь наизнанку, ничего с тобой не произойдет и ты не сможешь через себя пропустить высший опыт. Нужно сначала заслужить высшее, и оно само придет. Нужно научиться отдавать все, что у тебя есть, отдавать всего себя, а не брать постоянно у людей, у Бога. Отдавай, и тебе придет еще больше. Только через самоотдачу ты сможешь достичь того, чего ты хочешь.

На следующее утро я вышел на улицу прогуляться и осмыслить новое знание. Первый раз вошел бесплатно в метро – никто не остановил. Вгляделся в недобрые лица людей: они выглядели мрачными и задавленными, и не было у них в сердце Бога. Вложили в них горизонтальную программу, отштамповали и выпустили на свет Божий. Несутся они теперь по своей колее, боясь с нее соскочить, думая, что вне колеи смерть нравственная и духовная.

Бедные они, бедные, ничего не знают о реальной космической жизни! Дом, работа, колбаса – все их заботы. Хорошо, что Господь хоть иногда посылает просветленных даосов – они несут благую весть Небес в никелированный мир.

Я смотрел на мир глазами Лорика и гордился тем, что стал обучаться у московских мэтров великому искусству Алхимии. Я все-таки добился своего!

Я не поленился и насобирал по помойкам пустых бутылок и, сдав их, купил в ГУМе конструктор для Юрашки, в надежде занять его и освободить время для размышлений об Абсолюте. Затем зашел в модную парикмахерскую. Симпатичная девушка в голубом халатике, облегающем тонкую фигуру, строго осмотрела мою лохматую голову и принялась беспощадно обрезать густые волосы.

– Сколько у вас стоит стрижка? – полюбопытствовал я через несколько минут.

– Пять рублей, – ответила парикмахерша, покосившись на меня.

– Какие у вас высокие цены! – изумился я. – У меня в кармане рубль двадцать.

– Безмозглый идиот, – заорала девушка, в которую я чуть не влюбился, – вали отсюда, – она ловко стащила меня с кресла и вытолкнула на улицу.

– Где это тебе, как бездомному псу, выдрали клок волос? – поинтересовалась Лорик, когда я отдавал конструктор Юрашке.

– В парикмахерской не расплатился.

– Каким же надо быть идиотом, чтобы садиться под бритву без копейки денег, – возмутилась она. – Столько времени проторчал у меня, а так ничему и не научился.

Я тут же исчез на кухню готовить обед, твердя праведную молитву. Обед удался; Лорик сменила гнев на милость, и я услышал от нее еще одну посвятительную историю.

– В молодости я училась в театральном институте и никогда не водилась с такими растяпами, как ты. Летом я ездила на Черное море и купалась рядом с лучшим на побережье пляжем космонавтов. Я была эксцентричной личностью, и меня знал весь пляж. Я сшила себе экстравагантные плавки из советского красного флага: на заднице – серп и молот, а спереди – пятиконечная звезда. В то время это было слишком вызывающе.

Однажды из озорства я заглянула за ограду и неожиданно увидела Юрочку Гагарина. Обрадовавшись, я громко крикнула:

"Юревич, иди сюда".

Юрочка заулыбался и подошел.

"Ну что, ты видел демонов в космосе?"

"Видел", – улыбнулся он.

"Тогда перелезай ко мне, поговорим".

И Юрочка пошел со мной на камушек. С тех пор мы часто беседовали на этом камушке. Юрочка рассказал, что когда он проходил верхний слой атмосферы, в иллюминаторе возникли два жутких глаза, и тогда он стал креститься и молиться Христу, как мать учила в детстве. Он попытался заснять эти глаза фотоаппаратом, но на пленке ничего не оказалось. Многие космонавты до него погибли в этом слое. Как выяснилось, Земля опоясана инфернальным слоем, который сложно преодолеть.

Как-то раз я с космонавтом попала в гостиницу, где жили артисты кино. Одна грудастая актриса хотела провести ночь любви с покорителем космоса. Тогда это было престижно, но он все не давался. На ночь в номере с ним остались две дамы и известный актер – там затевалась некая любовная история. Тут посреди ночи раздался настойчивый стук в дверь. Космонавт сорвался с постели, со второго этажа спрыгнул в клумбу и вывихнул колено. Я прыгнула за ним и потом на себе насилу дотащила до такси. В медпункте вправили ногу, я посадила космонавта в такси и отвезла домой. Затем я узнала, что в ту ночь известный актер заказал корзину шампанского, и гарсон, принеся его, ломился в дверь.

– Вся ваша жизнь наполнена великолепными приключениями, – восторженно сказал я.

– А твоя настолько ординарна, что тебе стыдно сидеть рядом с такой знаменитостью, – улыбнулась она. – Тебе нельзя жить как раньше, надо срочно измениться. Окунись в мир людей, прояви себя. Только не стань шакалом. Шакал бегает за всеми, торчит, кайфует, собирает материал, пишет, издается, но никому ничего не дает. Ты вот все пытаешься воспитывать кого-либо, а чтобы воспитывать людей, надо иметь благословение Божие. Ты – Лев, а Львы не могут миссионерствовать, они для других дел. Львы – царственные звери, но они слегка туповаты и не всегда чуют опасность. Они не могут вести – их ведут.

А к людям нужен особый подход – их надо любить и уважать, тогда все будет хорошо. Более всего на свете человек любит себя и с удовольствием будет общаться со своим зеркальным отражением. Если ты будешь человеку во всем потакать и подыгрывать, то ему будет хорошо и приятно с тобой. Ибо нет ничего интересней для него, чем его собственная личность… Ну ладно, на сегодня хватит поучений, займись чем-нибудь, а меня ждут дела культурной революции.

Постепенно я прижился у Лорика – или она смирилась с моим присутствием. Мне был отведен небольшой уголок в комнате на раскладном кресле, где я и спал, грезя о Просветлении.

Однажды рано утром отчаянно зазвонил телефон.

– Это твой Папочка, – сообщила Лорик, – хочет с тобой побеседовать. Он уже вернулся из поездки, но я сказала, что не хочу тебя отпускать в город, пока ты не закончишь у меня обучение, иначе все, что я в тебя вкладываю, выветрится в один миг. Поэтому он решил навестить меня сегодня вечером.

Я горел нестерпимым желанием увидеться с Джи, ибо не мог долго обходиться без небесного импульса.

Джи пришел вечером, а за его спиной стояла целая гвардия мистиков. Я удивился, увидев Фею: она редко выходила в свет и почти всегда молчаливо отсиживалась в углу.

Я быстро накрыл на стол и стал ждать, когда разгорятся споры о шествии к Абсолюту. Но эзотерики все съели и выпили, не вспомнив ни о Боге, ни об отечестве. Тогда Джи незаметно стал поднимать алхимический градус.

Грянула музыка, и очаровательные эзотерические дамы, вместо того чтобы рассуждать о трудностях духовного Пути, пустились выплясывать в коротеньких мини-юбках соблазнительно-замысловатые узоры.

– Пойдем на кухню, Болотная Русалка, – позвала Фею Лорик, – мне надо с тобой поговорить о тайной красоте женского мистического Пути.

– А мы с тобой, – подозвал меня Джи, – выйдем на лестницу

– нам надо обсудить дальнейшие планы твоего обучения.

Чтобы нам никто не помешал, мы поднялись на четвертый этаж.

– Я не могу долго находиться в этом месте, – пожаловался я.

– Если вы позволите, я бы сегодня же слинял от Лорика, ибо она уже успела расплющить мою душу.

– Нет, – возразил Джи, – тебе придется учиться у Лорика до тех пор, пока она сама не выгонит тебя, и только после этого попытаться найти работу в Москве. А если нет – то поезжай в город Дураков. Там ты подготовишь почву для построения эзотерической Школы. Тебе надо обеспечить квартиры для будущего приезда Школы и найти интересных людей, среди которых она будет разворачиваться. Учение будет даваться по мере прохождения разнообразных обучающих ситуаций, на массе живых примеров. Учение невозможно дать, находясь в аудитории, оно дается в путешествии по разным городам, при участии различных мистиков и необычных обстоятельств. Учение не является буквой или книгой, оно живет каждую секунду своей уникальной жизнью, и в этот момент можно передать ту или иную его грань. Поэтому надо подготовить живое пространство для развертывания Луча.

– Всегда готов, – заявил я.

Мы спустились в уютную квартиру, где эзотерики гуляли и веселились так, что весь дом ходил ходуном. Джи сел рядом с Лориком и спросил:

– Как ты думаешь, выйдет ли из брата Касьяна что-либо путное? Есть ли смысл его дальше вести?

Я замер в ожидании.

– Твой мамасик довольно наглый, – отвечала Лорик. – Другие побольше его, но поскромнее, а этот все время просит: научи, дай, подключи к Лучу. Вот и решила для начала научить его все записывать, чтобы стал летописцем – хоть какой-то толк от него будет. А теперь пусть просит все, что хочет.

Я упорно молчал.

– Один раз в десятки тысяч лет тебе выпала такая возможность – просить у Лорика все, что хочешь, – учтиво произнес Джи, – а ты словно воды в рот набрал.

– Твой мамасик является знаком того, что новые ученики требуют нового подхода, – произнесла Лорик, – и время уже пришло работать с ними в другом ключе. Может быть, твоего мамасика отправить в созвездие Гончих Псов? Но для улета туда нужна основательная бытийная база, а базы-то у него и нет, и все равно туда же рвется… Ты, мамасик, – обратилась она ко мне, – как я вижу, лишь из гордыни рвешься учить юнцов, но не знаешь, как это делать. Не нужно ничего своего вставлять в ученика, как это делаешь ты. Надо увидеть его "Я" и его творческие грани, развить и укрепить их, а затем отправить по индивидуальному пути. Ты же не интересуешься творческими гранями ученика, а пытаешься вставить в него свой непереваренный конгломерат жизненных эрзацев. Нельзя ограничивать личность ученика – всегда должна быть свобода и возможность для его собственных изысканий в области духа. Ты все просишь, чтобы я тебя подключила к Лучу. Я могу, но смотри – а то ведь и сгоришь сразу. Ты хочешь только иметь, но если имеешь – то надо учиться и отдавать, чтобы был обмен энергиями: ты – мамасикам, а они – тебе. Нельзя только давать, не беря у них ничего взамен. И наоборот: нельзя только брать, ничего не давая взамен. Должен быть перелив и обмен энергией в свободной ситуации. Сможешь ли ты это делать – не знаю, для этого надо уметь любить людей.

– Как же мне научиться их любить? – спросил я.

– Этому нельзя научиться, дурачок. Можно только молить Творца: "Господи, дай мне любви, наполни мое сердце любовью к людям и милосердием".

– Не могла бы ты, Лорик, отправить нетерпеливого мамасика в волшебную страну грез, да так далеко, чтобы он вернулся, изрядно помудревшим, лишь к следующей инкарнации? – спросил Джи.

– Каким же надо быть твердолобым, чтобы утомить самого Мэтра, – возмутилась Лорик. – Отправлю-ка я его на Альдебаран, – после недолгого раздумья ответила она, – оттуда он не скоро вернется.

Мне стало не по себе,

– А что мамасик будет там делать? – спросила вкрадчиво Лорик, глядя на мое вытянувшееся лицо. – Неужели опять совершенствоваться?

– А есть там кто-нибудь? – напряженно спросил я.

– Нет, мамасик, там никого нет, будешь только с духами общаться. А хочешь, отправлю тебя – вот так, каков ты есть, целехоньким, не вытаскивая тебя из тела, а прямо вместе с ним?

– Не хочу на Альдебаран, – заявил я, – там нет Пути к Абсолюту.

– А если я все-таки отправлю мамасика, – продолжала Лорик, – то знаю, что скажет Папочка: "Ну что ж теперь сделаешь?" – и погрустнеет.

На мое счастье, один высокий молодой человек галантно пригласил Лорика на танец, и вопрос об отправке на Альдебаран был отложен на неопределенное время.

– Наш Мэтр плохо выглядит, – тревожно заметила Лорик, когда все разошлись, – не знала я об этом. Надо ему чем-то помочь, что-то для него сделать. Постарел, поседел, стал совсем дедушкой, наверное, и в метро теперь ему место уступают. Хватит ему жить с Болотной Русалкой в крохотной комнатушке. Надо ему подыскать приличную даму с огромной квартирой и отдельным кабинетом. Хватит бродить ему по России с такими идиотами, как вы с Петровичем. Пора ему книгу писать.

Лорик подошла к зеркалу и оглядела свое лицо.

– Да, – с сожалением сказала она, – внешностью я теперь больше похожу на торговку и скандалистку. Но даже с такой безобразной рожей мне надо двигать вперед культурную революцию. Да и мамасики уже привыкли к такому Лорику. Раньше у Лорика была клёвая мордашка, и народ шел к нему в гости без передышки. Но затем возникла необходимость изменения мордашки в морду. После произведения особой трансформации получилось то, что ты сейчас видишь перед собой. Хотя можно, конечно, на время вернуть прелестный вид для нежной любви, а потом вновь теперешний – для борьбы с московской бюрократией. Но зачем это Лорику делать?

Под предлогом поиска работы в Москве мне удалось вырваться на волю, и я сразу позвонил Джи.

– Приезжай, – сказал он своим мягким баритоном, – сегодня хочу тебя ввести еще в один мистический салон Москвы, который держит чета Жигаловых. Они играют в московском алхимическом лабиринте немаловажную роль и воспитали не одного адепта. Если тебе удастся войти в их внутренний мир, то ты получишь доступ в мистический оазис, где подтянешь свое бытие.

– В мистическом салоне нас ждут вечером, – сказал Джи, когда мы встретились. – А сейчас предлагаю отправиться в кинотеатр – посмотреть фильм «Грек Зорбе»

Я смотрел фильм без особого интереса. Некий инженер из Америки решил построить лесообрабатывающий завод. Помогать ему вызвался грек по имени Зорбе. Он честно внес свой капитал и стал компаньоном. Инженер был серьезен, а Зорбе – подозрителен. Все деньги были затрачены на постройку завода, но в последнюю минуту он стал разваливаться на глазах подавленных хозяев.

Грек Зорбе вначале застыл от ужаса, а потом, неожиданно, – дико расхохотался и стал танцевать сиртаки.

– Я понял, что наша жизнь – это всего лишь странный сон! – неистово закричал он.

– Потрясающе, – тихо сказал мне Джи. – Мы живем в иллюзии великого Брамы, бесконечный сон Майи окружает нас…

– Ты разорил меня! – пришел в ужас инженер. Но вдруг он внезапно проник в пространство видения Зорбе и так же безумно расхохотался.

– Они потерпели полное крушение на внешнем плане, – комментировал Джи, – но через это смогли ощутить иллюзорность всей своей жизни. В душе инженера что-то изменилось. Произошла передача внутреннего состояния от Зорбе к инженеру, по закону сцепления зубчатых колес. Его восприятие сместилось, и он вдруг увидел, что его жизнь является сном, – и расхохотался. Здесь Зорбе выступил в роли Мастера.

Когда мы вышли на улицу, Джи сказал:

– Метод социальных провалов – дзенский способ Просветления. Он мгновенно смещает восприятие, обнажая искрящуюся монаду в ее первозданном сиянии. В фильме прекрасно показано, что надо не только строить домик на земле, но и помнить о стремлении к Абсолюту.

Для некоторых учеников вертикаль может открыться только через полное разрушение построенных горизонтальных надежд. В древних посвятительных мистериях это достигалось через прохождение учеником коридора смерти, в котором земные ценности теряли всякое значение. Ученик должен понять тщету горизонтальной жизни, и только после этого он способен направить все свои усилия на поиски Божественной сущности. Но, чтобы произошло переключение, он должен находиться в поле влияния своего Мастера.

В наше время проход в Зазеркалье легче осуществить единой группой, ибо на нее может быть подана энергия Луча из Космоса.

Через два часа мы подходили к небольшому бревенчатому домику, симпатично стоявшему на лесной лужайке среди голубых сугробов и заснеженных деревьев.

Жигалов был высоким молодым человеком в клетчатой фланелевой рубахе с закатанными рукавами и джинсах, заправленных в обрезанные валенки. Он, напоминая мне отважного сельдерея, деловито растапливал печь сосновыми щепками. Его жена похожа была на увядающую мимозу, в которую Создатель не успел вдохнуть жизнь. Она выглядела надменной и холодноватой; из-под ее опущенных ресниц струилась явная неприязнь к моему появлению.

– Это мой новый денщик, – сообщил Джи, в ответ на вопросительные взгляды, брошенные в мою сторону.

– Ну, присаживайтесь попить чайку. В такой холод приятно посидеть у горячей печи. А чем занимается ваш денщик? – спросил хозяин дома, внимательно рассматривая мое неприступное лицо.

– Я направляюсь к Абсолюту, – многозначительно заявил я.

– И ты уверен, что достигнешь Его? – усмехнулся он.

– А мне неважно, достигну или нет, главное – что я иду в Его сторону.

– А ты уверен, что идешь? – надменно спросила жена, похожая на мимозу.

– Идет Мастер, а я лишь следую за ним.

– И ты ему еще доверяешь? – коварно спросила она.

– Намного больше, чем вам, – парировал я.

– Моя жена освоила новое ремесло, – примирительно сказал Жигалов, – она ткет мистические гобелены на темы своих видений.

– Очень интересно, – сказал Джи, – не покажете ли вы нам эти работы?

Жигалов поднялся и жестом пригласил нас в соседнюю комнату.

Огромный гобелен был натянут на старинный станок. Переливающийся красками орел парил в небесной вышине, указывая магу Путь к абсолютной свободе. Я был настолько покорен силой этого образа, что застыл от изумления.

– Изготовление гобеленов в средние века считалось королевским искусством, – пояснил Жигалов. – В России ему обучали девушек из царской семьи. С мистической точки зрения, постоянное пересечение двух нитей, вертикали и горизонтали, несет в себе глубокий сакральный смысл.

– Твое поведение весьма вызывающе, – сказал Джи, когда мы на минуту остались одни. – Ты недооцениваешь скрытую утонченность этого дома, – в его тоне звучало недовольство, – не дозируешь свое присутствие, насильно навязываешь себя хозяевам. С людьми надо работать тонко и филигранно. Придется тебя учить настраиваться на основные алхимические фигуры лабиринта, иначе тебя примут за дурачка. Нельзя просто ловить кайф на Луче. Надо пропускать его через себя для филигранной работы с учениками, а не использовать для собственного кайфа и надменной гордыни. Если ты найдешь сердечный контакт с этой необычной парой, то они многое смогут тебе передать.

Но эти слова еще больше усилили во мне чувство отчуждения, и, пока Джи расспрашивал Жигаловых о тонкостях их ремесла, я молча пил чай.

– Ну что ж, поскольку тебе слабо взять этот барьер, – с сожалением сказал мне Джи, – я закрываю тебе вход в эту ситуацию.

Он тепло распрощался с Жигаловами, и мы ушли.

По узкой тропинке, вьющейся среди сосен, мы отправились на электричку.

– Жаль, – произнес Джи, – что ты не смог проникнуть в завуалированное под простоту мистическое пространство этого алхимического перегонного куба.

– Холодное отношение ко мне хозяйки дома сразу подорвало мой интерес.

– Это разгулялась твоя Манька Величкина, – подметил Джи.

– Поучился немного у Лорика – и сразу зазнался. И к тому же ты совсем забыл о тибетской практике оживления мертвецов. Если бы ты согрел огнем своего сердца охладившуюся душу хозяйки, то получил бы от нее в тысячу раз больше.

– Что-то не лежит моя душа к этому дому, – ответил я.

– В этом-то и заключается твоя ошибка. Кстати, в их пространстве долгое время возрастал известный тебе Али.

Адмирал, Мамлеев, Лорик и Али – это четыре апостола московского мистического андеграунда, – добавил Джи. – Тебе желательно перенять у них хоть малую часть их опыта. Адмирал – таинственная фигура, его душа живет в ином пространстве.

У Адмирала существует несколько противоречивых лиц.

Первое лицо – стиль пьяного, полное социальное падение и инфернальность. Он настолько вживается в роль, что даже может спать в грязной канаве. К его неординарной внешности постоянно цепляется всякая пьянь и милиция.

Второе его лицо – это полный уход в Зазеркалье, абсолютное одиночество, непонятность, тончайшая высота души. Тебе нечем воспринять его тонкую структуру. В нем воспитана тонкая эротическая культура на уровне высших чакр, что людям еще вообще не снилось. Есть всего несколько адептов, которые его по-своему любят и поддерживают, – среди них питерская Кэт и Белый Тигр. Адмирал всегда может уйти в свое Зазеркалье. Для людей он непонятен, и делать на земле ему уже нечего.

Тем временем, шипя и издавая гудящий звук, к платформе подъехала электричка. Мы торопливо вошли, и она, постукивая колесами, повезла нас по направлению к Москве.

– Мне очень хочется встретиться с Адмиралом, – воскликнул я.

– Только со своей грубой напористостью ты далеко не продвинешься по Пути, – заметил Джи. – Тебе надо вначале трансформировать свою грубую часть.

– Я постараюсь, – сказал неопределенно я, не понимая, что он имеет в виду.

Как только я появился у Лорика, она подозрительно спросила:

– Когда ты последний раз причащался в церкви?

– Год назад, – сконфузился я.

– Завтра срочно отправляйся в Божий храм, а то на тебе толстым слоем осела мирская плесень и лицо слегка покривело.

– Но Джи мне никогда не говорил об этом, – смутился я.

– Он высокий Мастер и к тому же является эзотерическим Папулей, заботящимся обо всех мамасиках мира. Ему не хватает времени все тебе объяснять. А вот похождения по московскому алхимическому андеграунду расплавили остатки твоих мозгов, и теперь ты похож на идиота с пустыми глазами и отвисшей челюстью. Постоянные разговоры об инферне и посещение группы, идущей Путем разбойника, привели многих мамасиков к распаду, и мне бы не хотелось, чтобы ты пополнил их ряды. Я не собираюсь делать из тебя еще одного беса. Ибо в этом случае причастие будет насмешкой над священником. Если браться за дело как следует, то не стоит тебе шляться по дурацким кино и посещать таких же идиотов, как и ты сам.

Для меня это было самым большим наказанием, но возражать я не посмел.

– Ну, а какие у тебя успехи в поиске работы? – грозно спросила Лорик.

– Сегодня день был неудачным, с работой не повезло, – сообщил я, – но зато Джи познакомил меня с четой Жигаловых.