Текст книги "Мистический андеграунд"

Автор книги: Константин Серебров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Он часто повторял, – расплакалась Натали, – „Я знаю, что в моей жизни настанет момент, коща помочь мне сможешь только ты, иначе я умру“. Так и вышло!

– Ты не спасла его, а могла бы!

– Не смей так говорить! – крикнула Натали и залилась слезами.

Кэт стала бить ее по щекам, чтобы привести в чувство.

– А ты что стоишь? – глянув на мою растерянность, возмутилась она. – Принеси хотя бы воды!

Кэт заботливо подала подруге чашку, подождала, пока она немного успокоится, и заявила:

– Поздно лить слезы, тогда надо было спасать любимого.

Натали снова зарыдала. Кэт опустилась перед ней на колени.

– Прости меня, моя милая девочка, ведь я тебя так люблю, – тихо шептала она. Но тут ее взгляд упал на меня, и она почувствовала себя оскорбленной.

– Вон из моей квартиры! – закричала она.

Я стал дрожащими руками бросать свои вещи в чемодан, затем схватил в охапку пальто и выскочил на лестничную площадку. Только там я решился надеть ботинки. Внезапно дверь отворилась. Натали бросилась вниз по лестнице, я побежал за ней. Когда я выскочил на улицу, она, в слезах, стояла у двери. Я поймал такси, и мы через десять минут оказались на Авиационной. Открыв дверь в свою комнату, Натали устало упала на кровать, я с трудом снял с нее шубу. Шишкин быстро поднялся и удалился в кухню. Разговаривать не хотелось. Чтобы найти островок спокойствия в кипевшем вокруг меня безумии, я открыл дневник и прочел еще несколько писем Удода к Неизвестной Птице.

„26 февраля 1980 г . Владивосток.

Приветствую Одинокую Птицу. В этот раз мне хотелось бы остановиться на состоянии тонкой восприимчивости, позволяющей увидеть существ тонких миров, стихиалей, духов природы, гениев времен года и даже вступить с ними в разговор. Все они живут в инобытии по отношению к неразвитой человеческой жизни, где вся энергия обычно уходит на свары, страхи, треволнения, суету, где нет направленного, углубленного, нерасплескан-ного созерцательного состояния, позволяющего нашей Сущности свободно почувствовать вещи, невероятные для не-ясновидящего человека.

Второе, что можно отметить здесь, так это дружелюбное покровительственное отношение всех этих существ к добрым, кротким, трудолюбивым (мотив Золушки и Феи) человеческим Сущностям. Они одаривают их сказочными дарами, увеличивающими степень воли и свободы. Но в то же время, если ясновидение наступило преждевременно, если Сущность еще не проработала свои внутренние стихии, еще дика, неразвита и все еще находится под большим влиянием Личности (мотив Мачехи), то контакт с этими существами просто-напросто грозит гибелью или безумием.

8 октября 1980 г . Ярославль.

Дорогая Птица! Некоторые люди могут вырастить в своих Садах (внутренних и внешних) плантацию Фиалок. Пора и тебе заняться Садоводством – дока имеет смысл выращивать цветы, но вырастить плодовое дерево не так-то просто. Как бы мне хотелось увидеть в твоих Садах разные Цветы, которые уже могут прорастать, ибо за последний год были посеяны в твою почву самые невероятные и роскошные сорта. Семена уже кое-где прорастают, но за ними нужен регулярный уход во избежание свалки или пустыря. Смысл и предназначение Женщины – воспринимать в себя семена*чудесных импульсов и выращивать их…“

Вдруг раздался резкий звонок в дверь. Я открыл: на пороге стояла запорошенная снегом Кэт, а из-за ее спины безразлично выглядывал Мертвый Глаз.

Кэт презрительно отстранила меня и бросилась к Натали:

– Милая моя девочка! Прости мне мою резкость. Вернись ко мне, и я буду лишь любить и баловать тебя!

– Нет, моя дорогая Кэт. Хоть я и люблю тебя, но больше никогда не появлюсь в твоем доме. Я более не хочу пытаться растопить твое оледеневшее сердце. Оставайся в своем Нигредо – мне тебя оттуда не вытащить.

– Спасибо, милочка, что заботишься обо мне, но я не нуждаюсь в помощи. А ты, Шишкин, чего тупо уставился на меня? Ты, я вижу, так и не поверил в существование Христа, – сверкнув холодным взором, произнесла Кэт. – Немедленно несись за водкой, да не скупись.

– Да я ведь через минуту уезжаю, – взмолился он.

– Ну, так тем более, – вдруг ожил Мертвый Глаз, – мы тебя проводим по-человечески, с отпускной молитвой.

Шишкин побагровел и, выходя, произнес:

– А где же ваше христианское милосердие?

– Оно предназначено для благородных людей, – отпарировала Кэт.

– Ну и сволочь же этот графоман, – прошипел Мертвый Глаз.

– Не верит ни в Бога, ни в черта, а лишь в одну узбекскую партию.

Шишкин вернулся на удивление смирный и покорный, с литровой бутылкой водки, разлил ее по рюмкам и присел в уголок, больше не претендуя на роль основного.

– За твой немедленный отъезд, – произнесла Натали.

– Чтобы ты никогда не закончил свой бездарный пасквиль, – вымолвила Кэти, пригубив водки, закашлялась. – Водка-то твоя премерзкая, и от нее лишь становится дурно. Видно, заразил ты ее своей флюидацией. Сколько тебе, иудушка, узбеки пообещали заплатить за нападки на христианство?

Шишкин побагровел, неистово вскочил, схватил сумку и, выходя, изо всей силы хлопнул дверью. С потолка на паркетный пол белой пылью посыпалась известка.

– А теперь можно ехать ко мне, – объявила Кэт. – Я вызвала такси.

Через полчаса мы уже сидели в гостиной Кэт за огромным столом. Дамы попивали водочку.

– Спасибо тебе, дорогая Катенька! – вздохнула облегченно Натали, – помогла ты мне избавиться от приземленного графомана. Как жаль, что нет рядом алхимического поэта – твоего Адмирала!

– Ты знаешь, милочка, что эта тема является запрещенной в моем доме, – резко произнесла Кэт, сверкнув зеленоватыми глазами.

– Если бы не твоя бабская вредность да мелочная жадность, ты могла бы не только до сих пор быть счастливой, но и трансмутировать в себе королевское начало, – продолжала Натали, покачиваясь на стуле. – Ведь он посвятил тебя в таинства Алхимического Делания, а ты разменяла его на медяки.

– Ты же знаешь, милочка, что это самое больное место в моем сердце! Замолчи немедленно, – холодные огоньки королевской кобры вновь мелькнули в ее глазах.

– Если бы ты была немного поженственнее да соблюдала бы пиетет к Маэстро Алхимического Королевства, то твой ненаглядный Адмирал был бы рядом.

Заметив на моем лице удовлетворение, Кэт запустила бутылкой в мою голову. Я ловко увернулся, и бутылка с грохотом разбилась о стену.

– Что, опять выгуливаешь своих драконов? – презрительно усмехнулась Натали, и в ее глазах заплясали мстительные огоньки.

Кэт вскочила и наотмашь ударила ее по щеке.

– Как ты не понимаешь, что не имеешь права даже говорить об Адмирале, ибо на твоей совести лежит смерть любимого человека?! – закричала она.

– Хорошо! – истерично всхлипнула Натали. – Я искуплю свою вину, если ты на этом настаиваешь! – и, резко открыв окно, она села на обледенелый подоконник, свесив ноги с восьмого этажа.

– Оставь свои дурацкие фокусы, – бросила холодно Кэт.

Натали медленно обернулась и, глядя вызывающе ей в глаза, потихоньку стала сползать за окно. Я попытался остановить ее, но Кэт крикнула:

– Не трогай, не то она назло нам сорвется вниз!

Ситуация накалилась. Натали раскачивалась на подоконнике, уже наполовину свесившись наружу. Я замер в ужасе, боясь пошевелиться. Трудно было понять: то ли Натали берет нас на слабо, то ли все это серьезно. Так прошло пятнадцать напряженных минут, в течение которых в моей голове разыгрались ужасные картины. „Вот, видимо, и окончилось мое обучение у Джи, а все из-за женских истерик“, – думал я. Я снова пожалел о том, что не уехал с ним, а остался с прекрасными дамами. Внезапно Натали прекратила свой смертельный трюк и хладнокровно села за стол. Я облегченно разлил водку по рюмкам, и мы выпили в полном молчании.

– Тебя бы за такие шуточки фэйсом об тэйбл, – раздраженно произнесла Кэт. Было заметно, как в ее руке подрагивает сигарета. – Или просто захотелось шикануть перед Витязем в тигровой шкуре? – она посмотрела на мою чересчур напряженную физиономию и добавила:

– Всегда относись к себе с иронией, мальчик.

Я вышел на кухню за чаем, а когда вернулся, то увидел, как обе дамы обнимаются, прося друг у друга прощения. Эта сцена вызвала во мне странную грусть. Я вспомнил о бесконечной Вселенной, раскинувшейся над нами, и великом Духе, к которому мы когда-нибудь устремимся. Я внезапно затосковал по обществу Джи. Мне не хватало его жаркого сердца. Мне показалось, что я знаю его очень давно по своим прошлым жизням и теперь встретил снова, чтобы никогда больше не потерять.

Пробило три часа ночи.

– Нам пора прощаться, – заметила Кэт и, проводив нас до двери, отправилась спать.

Мы долго стояли на перекрестке, пытаясь поймать такси, но улица была пустынна – только холодный ветер нес снежную пыль нам в лицо. Внезапно возле нас остановилась темная карета, запряженная тройкой лошадей.

– До Лиговского довезете? – спросила Натали у ямщика, завернутого в овчинный тулуп.

– Садитесь, – глуховато ответил он.

Натали недоверчиво поднялась в темную карету, и мы под звон колокольчиков понеслись вперед. Казалось, я на секунду задремал, а когда открыл глаза, увидел, что карета едет по запорошенной дороге в темном лесу. Сквозь тучи едва пробивалась луна, слабо освещая заиндевевшие ветви деревьев. Где-то вдали послышался протяжный вой. Ямщик хлестнул лошадей, и они, раздувая ноздри, пугливо побежали по дороге.

– Мне страшно, – произнесла Натали, судорожно прижавшись ко мне.

Вдруг кони резко остановились, встав на дыбы. Я всмотрелся в темноту и увидел, что прямо перед нами на ветви старого дуба качается на ветру человек, подвешенный за ноги. Я спрыгнул на снег и подошел к нему.

– Жаль, что мне не удалось вас убить, – прохрипел он, яростно сверкая глазами, и тут же испустил дух.

– Просыпайся, Витязь в тигровой шкуре, – раздался насмешливый голос Кэт. – Мне рано утром идти на работу, – и, проводив нас с Натали до двери, она отправилась спать.

На следующий день я навестил своих родственников, старых революционеров, – их квартира в период революции была тайной явкой Ленина. Теперь же их восьмикомнатное жилище было заставлено музейными экспонатами, а они сами напоминали запыленные восковые фигуры, застывшие в бессмысленном ожидании коммунизма.

„Эти люди были причастны к пролетарской революции, – размышлял я, – и на их лицах навеки осталась печать воинствующего материализма. Как жаль, что они никогда не смогут помыслить о Духовном Пути“.

Отобедав у них, я отправился на Невский, с грустью отметив: „Напрасно, в погоне за мировой революцией, они потеряли острие духа“, – и поспешил в храм, чтобы очистить лепестки своей души от налипшей серости и бессмысленности борцов за революцию.

„Теперь они не могут дождаться своей смерти“, – думал я, любуясь великолепием собора Спас-на-Крови. Здесь на меня нахлынула странная ностальгия, яркое воспоминание о своей духовной родине. Изрядно замерзнув, я зашел в ближайшее кафе и заказал чашку кофе с коньяком. Согревшись, я открыл свои записи и с интересом прочел следующие письма Неизвестной Птице.

„25 мая 1980 г . Варшава.

Итак, дорогая Птица, похожая на Эналлагму, если хочешь летать так же свободно, как эта красавица, изображенная на открытке, надо будет внутренне приобрести такие же благородные очертания, выявить из сырого хаоса своих эмоций нежный полет души, и первым условием для этого является антидырявость. Много существует дыр в человеческой психее, но самая главная дыра, куда уходит почти вся эмоциональная одаренность нашей сущности, – это ложный мир всего негативного, мрачное царство обид, раздражительности, страха, недовольства собой, или своим положением, или своим ближним. И даже если человек догадывается обо всем этом – у него нет конкретных, четких линий работы над собой в этом направлении, а также нет живого импульса солнца и звезд небесных, горящих в микрокосмосе тех, кто вступил на Путь. У тебя же есть и то и другое, то есть бесценные дары первоначального пламенеющего знания (которые могут пропасть, улететь, если ты не начнешь воплощать их в своей личной жизни), а также дан импульс такой силы и красоты, такой вольной крылатости, от которого может ожить даже камень. Будет жаль, если ты навсегда останешься маленьким флаконом, пузырьком, и в тебя не сможет войти не то что океан новых стихий и новой жизни, но даже ведро. Откажись от пузырьковости, расстанься с ней…

15 ноября 1980 г . Мурманск.

Дорогая Птица! Иногда мне кажется, что тебе хочется нырнуть обратно в уютную жизнь обычного человека, который беспрерывно жалеет себя и постоянно себя оправдывает, тащится кое-как, переваливаясь изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, без особых изменений. Разве только внешне в его жизни будет что-то происходить, и потому он будет постоянно ориентироваться лишь на внешние ситуации. Он не в силах использовать шансы, связанные с героической внутренней жизнью, омываемой кровью непрерывных герметических боев с бандами батьки Махно. Вступив на Путь, уже невозможно сохранить прежний комфорт, привычки, прежние глупости. Путник движется, он находится в Пути, он вышел из самого себя старого и постоянно обновляется, поднимаясь все выше и выше к звездам, выдерживая любые житейские бури. Чего же ты хочешь: утешения или поддержки в Пути?“

Я посмотрел на часы и увидел, что уже 18.30 и мне пора на Московский вокзал. Через час прибывал поезд, на котором должен был приехать Джи, и я с легким чувством поспешил его встречать.

– Ну что, братушка, не потерял ли ты последние остатки инициативы в столкновении с алхимическими фигурами? – спросил он, когда мы встретились на перроне.

– Вы вовремя появились, – ответил я. – Еще один день – и я бы уснул в уютном чреве Петербурга, забыв о вечном стремлении к Абсолюту.

– Как говаривал Святой Йорген, „главное в нашем деле – это вовремя смыться“, – рассмеялся он.

Я подхватил его дорожную сумку, и мы отправились на Благодатную.

– Дорогой Джи, я так рада вас видеть, – всплеснув руками, произнесла Кэт. – Сегодня вечером должен был приехать из Москвы Адмирал, но вместо этого он позвонил и сообщил, что не приедет ко мне, – глаза ее стали грустны, на губах отразилась плохо скрываемая боль.

– Наконец-то вы вернулись, – воскликнула Натали, обнимая Джи. – Без вашего звездного импульса моя душа стала задыхаться!

– Моя милая девочка, – произнес Джи, нежно поглаживая ее по голове, – ты надолго останешься в моем сердце. Мне жаль недосказанных слов и убегающего времени, но мы вновь должны уезжать.

Я загрустил: мне не хотелось покидать таинственных дам. Кэт, заметив это, засмеялась:

– Как бы ни было тебе тяжело, улыбайся и относись к себе с легкой иронией. Легко смотри на великолепную игру жизни, не привязываясь даже к самой прекрасной юбке. А как только земная плесень осядет на твоих плечах – приезжай без стеснения, мы ее снимем. И не разглядывай так пристально меня, Витязь в тигровой шкуре… Ну ладно, докурю последнюю сигарету – и разбежимся, – добавила Кэт, посмотрев на часы.

Я сделал над собой усилие и улыбнулся.

– Быстро все схватывает мальчик, – сквозь сигаретный дым обратилась Кэт к печальной Натали, – молодежь-то пошла способная.

Через полчаса мы стояли на железнодорожном перроне. Натали, прижавшись ко мне, прошептала:

– Я поняла, что люблю тебя, и всегда буду ждать твоего приезда. Если бы я только дала волю своему сердцу, ты бы никуда не уехал. Я могла бы прямо сейчас упасть к твоим ногам и зарыдать во весь голос, умоляя остаться… У тебя доброе сердце, ты бы меня не бросил. Но я не буду этого делать. Тебе ведь все нипочем – ты паришь в небесной вышине, стремясь к Просветлению, – а что мне делать на грешной земле без тебя?

– Мы обязательно вернемся, дорогая Наташенька, – улыбнулся Джи, поцеловав протянутую руку.

Я вошел в тамбур; мое сердце сжималось от ее слов. У глаз Натали появились слезы, прочертив две влажные дорожки на её прекрасном лице. Она запахнула шубку и оправила белоснежной рукой пуховый платок. Ее беззвучное рыдание разрывало мое сердце. Поезд тронулся; она медленно повернулась и одиноко побрела в ночь. Ее слезы вызвали у меня глубокую тоску по духовной родине. Как мне хотелось ее достичь! Я готов был все отдать, лишь бы оказаться там хоть на мгновение!

Глава 2. Путь Разбойника

Не успел питерский вокзал скрыться вдали, как Джи, забросив сумку на верхнюю полку, с интересом спросил:

– Не хочешь ли ты, братушка, поведать мне о своих похождениях у Эмины и Зибельды?

– Какой смысл вы вкладываете в эти два имени? – спросил я, присаживаясь к столику у окна поезда.

– Разве ты не читал роман Яна Потоцкого "Рукопись, найденная в Сарагосе"?

– Впервые слышу.

– Как обременительно иметь дело с необразованными учениками, – покачал головой Джи. – Не стыдно ли тебе не знать основного в Школе посвятительного романа?

– Прощу прощения, – произнес я, разливая вино по маленьким граненым стаканчикам, которые стал носить в своей сумке, рядом с дневником. – В ближайшее время я исправлю эту ошибку.

– Ну так вот, Эмина и Зибельда – две прекрасные таинственные дамы, которых главный герой романа, юный офицер Альфонс ван Ворден, встречает на своем посвятительном Пути через горы Сьерра-Морена. Они являют собой шестой Аркан – выбор между Женщиной в Красном и Девой в Белом, выбор между земной любовью и Божественной. И только тогда, когда ван Ворден проходит весь лабиринт Посвящения, ему открывается мистическая тайна, которой владеют Эмина и Зибельда – властительницы шестого Аркана, называемые "Femina Rubra et Virgo Alba".

– Хочу выпить за то, чтобы и мне утонченные дамы помогали познавать тайны алхимического искусства, – произнес я.

– За то, чтобы они не накрыли тебя своим шлейфом, – добавил Джи, попивая прозрачное токайское.

– В каком смысле?

– Видишь ли, почти за каждой прекрасной дамой тянется тяжелый кармический шлейф ее кавалеров, которые отнюдь не обязаны стремиться к совершенству. И вот если ты попадаешь в этот огромный круг сообщающихся сосудов, то можешь навсегда потерять всякий интерес к Духу.

– Вот это да, – медленно произнес я. – Так что же – позволено влюбляться только в ужасных женщин?

– Кто предупрежден, тот вооружен.

Рассказав о приключениях в салоне Эмины и Зибельды, я выжидающе посмотрел на Джи.

– Ну, раз тебя не поглотили питерские кариатиды, то ты готов к следующим испытаниям. Эмина и Зибельда успели снять с тебя первый слой провинциальной грубости… – Джи внимательно осмотрел меня и добавил:

– Но все равно ты еще дремуч. Твоя душа напоминает непроходимое болото. Мне жаль, что в это болото проваливается даже моя пассионарность. Напрасно я вливаю вино эфирного Посвящения в ветхие мехи.

– Вы несправедливы ко мне! – возмутился я.

– Ты сейчас напоминаешь дыру в Космос хаоса, – поморщился Джи. – Тебе нужно настроиться на тонкую волну Луча, чтобы, общаясь с Феей, ты мог проявить себя как джентльмен.

Поезд прибыл в Москву ранним утром; по улицам стелился морозный туман, и мутное небо едва начинало светлеть.

– Как мне не хватало тебя! – улыбнулась Фея, когда Джи открыл дверь квартиры на Авиамоторной. Ее глаза засветились прохладным потусторонним сиянием. – Я чувствовала, что сегодня ты приедешь, – мягко произнесла она. – Чай уже на столе.

Я проскользнул в комнату вслед за Джи, незаметно пристроил в углу свою сумку и тоже присел у стола с чашкой чая. Выбрав момент, я сказал:

– Я так давно мечтаю проникнуть в московский алхимический лабиринт, что готов многим пожертвовать.

– А что у тебя есть? – заинтересовалась Фея.

– Желание, время и остатки денег.

– Твое время ничего не стоит, – усмехнулась она. – Что оно есть, что его нет. А твое желание повиснуть на шее у Джи и на шару прокатиться по московскому андеграунду вызывает у меня одни подозрения.

– А что же мне теперь делать? – вздохнул печально я.

– Решить свой материальный вопрос и найти место в Москве, где могло бы расположиться твое беспокойное тело.

Я приуныл.

– Напрасно ты считаешь себя бесценным подарком, – усмехнулась Фея. – "Вот, я пришел, радуйтесь мне, дорогие люди, носите на руках, кормите и поите, пока я с вами". Это Джи заслужил такое отношение к себе, а у тебя нет причины зазнаваться.

– Не думал, что так вы меня встретите, – произнес я.

– А ты заслужи, чтобы тебя встречали с оркестром.

– Ну ладно, дорогая Фея, ты ему достаточно хорошо объяснила ситуацию, – миролюбиво произнес Джи. – Я думаю, что постепенно он прорастет и вернет все с лихвой. Но, как говорится, используй то, что под рукой, и не ищи себе другого, – и продолжил, обращаясь уже ко мне:

– Я все-таки введу тебя, брат Касьян, в мистический андеграунд, но для этого должны совпасть три измерения: Время, Место и Люди. Видишь ли, Петрович более удачлив, чем ты, поэтому он и попал в роскошную алхимическую ситуацию, хотя, к сожалению, так и не извлек из нее пользы. На этот раз события будут разворачиваться спонтанно и потребуют от тебя импровизации и легкости. Но только не надейся, что здесь тебя будут окружать утонченные мистические дамы, с которыми ты так и мечтаешь завести роман. Сегодня вечером мы с Феей идем к Казьмину, мистически одаренному ученику известного художника Василия Ситникова. Я могу взять тебя с собой, но там не будет летучих девушек, которых ты бы мог поедать глазами. Наоборот – тебе придется вдохновлять утомившихся эзотериков живее ползти к небу.

– Я на все согласен, – сказал я, – только не бросайте меня. Я обещаю, что при первой же возможности заработаю денег не только на себя, но и для всех.

– Чем больше ученик обещает, тем он меньше делает, – усмехнулась Фея.

В восемь вечера мы приблизились к банальной серой пятиэтажке.

– Художнику, к которому мы идем, – говорил Джи, – удается поддерживать постоянную связь с тонким планом.

На долгий звонок Джи дверь открыл человек с правильными чертами лица, умным взглядом, весь распрямленный и, как мне показалось, манерный. В аристократической руке он держал тонкую кисть.

– Заходите, заходите – улыбнулся он, – я вас давно жду.

Он горячо пожал руку Джи и нежно прикоснулся губами к щеке Феи.

– Хоть бы раз увидеть тебя без кисти, – певуче сказала Фея.

– Будь неладен тот день, когда я решил стать художником, – ответил он.

"В этом мистике не хватает внутренней силы и устремления к Абсолюту, – определил я. – Напрасно Джи мне его так расхваливал – он не пойдет за нами".

– Эх ты, бестолковая голова, – прочел мои мысли Джи. – Мы, подобно пчелам, опыляем разные растения, стремящиеся к Небу. Позаботился бы о том, чтобы передать ему огонь своего сердца, – а ты хочешь, чтобы все пламенели, как ты.

Я стал ходить по огромной мастерской, переделанной из обычной квартиры. Она была пуста – только рояль и мольберт. Я долго рассматривал картины, на которых были изображены тонко выписанные кресты. Каждый из них состоял из мельчайших цветных точек, и ни один не был похож на другой.

– Эта манера письма называется пуантилизм. Казьмин работает в технике "сухой кисти", которую передал ему Ситников, – заметила Фея.

Картины производили ошеломляющее впечатление – у меня сразу сместилось восприятие, и я перенесся в неведомое мистическое пространство. Когда я очнулся от мира волшебных крестов, в квартире уже собралось много незнакомых людей. Я присмотрелся к их озабоченным лицам – таким же, как у людей на улице – и сразу спустился с небес на землю.

"Господи, и это московские эзотерики! – пронеслось у меня голове. – Ведь с этими полумертвыми людьми не то что к Богу, но даже в соседнюю пивную глупо направляться".

– Как вы можете отдавать огонь своего сердца этим аморфным душам? – спросил я у Джи. – Это так же безнадежно, как работа по озеленению Луны.

– Я вижу, ты хочешь поедать только вкусные части школьного пирога. Ты любишь брать, но в этот раз тебе придется отдать искру своего сердца. Многие из этих людей долгие годы посвятили изучению книг Штейнера и Гурджиева. Я обещал в этот вечер ответить на все их вопросы. Сможешь ли ты передать им свои мистические переживания?

– Эту серость уже ничем не вдохновишь, – вздохнул я.

– Ты ведь знаешь: в Тибете адепт, по заданию Учителя, должен был огнем своей души отогреть мертвеца. Если тот оживал – то ученик был готов идти по Пути с горячим сердцем.

Гости расположились прямо на полу. Я задумался и занял место в их кругу.

– Зажги сандаловые благовония, – попросила Фея.

– Не могли бы вы объяснить, почему даже сверхусилия не всегда приводят к желаемому результату? – спросила худощавая женщина с пристальным птичьим взглядом.

Когда Джи посмотрел на ее аскетическую фигуру, он тут же попросил бокал красного вина. Я поставил в центр круга горящую белую свечу. "Ее огонь хоть немного поддержит это искривленное пространство", – подумал я.

– Вы совершенно правы. Решетом воды не наносишь даже и на сверхусилии, – ответил Джи. – Чтобы труд ваш не был напрасным, ваша душа должна быть герметическим сосудом.

– Что же такое герметический сосуд?

– Герметический сосуд – это сосуд без дыр, – произнес Джи, отпивая глоток вина. – А если душа имеет даже небольшую трещину, то в ней никогда не удастся накопить космическое золото. И сколько бы вы ни наполняли ее мистическими драгоценностями – они там долго не удержатся.

– И что же может быть такой трещиной в моей душе? – раздраженно осведомился некто в сером костюме.

– Вашей основной дырой, как я вижу, являются негативные эмоции. И пока вы не научитесь радоваться, никаких изменений с вами не произойдет.

– Меня интересует очень важный вопрос, – спросил молодой человек с беспокойными глазами. – Как можно трансформировать сексуальную энергию?

– Сексуальная энергия является творческой энергией уровня Си-12, то есть солнечного уровня. Все пассионарии работают на этой энергии. Но в человеке много дыр, и солнечная энергия Си-12 попадает то на садизм, то в искаженный эмоциональный центр, то в засушенный интеллектуальный. Постепенно человек растрачивает все запасы тонкой энергии на негативы и бушующие страсти, и тогда его душа постепенно умирает. Такой человек может быть внешне активен, но душа его мертва. И выходит, что миром правят мертвые люди, которые, добираясь до пульта управления, растратили весь золотой запас души.

– Но я не понял, как все-таки трансформировать сексуальную энергию.

– Изучайте даосскую Алхимию и специальные техники – ответил Джи.

– Не могли бы вы объяснить, как пополнить запас солнечной энергии, если он уже растрачен? – спросил мужчина с квадратным лицом.

– Я советую вам активизировать октаву впечатлений, – ответил Джи.

– Я объездил чуть не весь земной шар, но моя душа еще более опустошилась.

– Восстановить растраченную тонкую энергию возможно, если вы путешествуете в составе Герметической Школы, – добавил Джи. – Но если вы, накопив золотистое сияние, не будете следить за собой и позволите ему вытекать через негатив и сексуальную активность, то с вами опять не произойдет никакой алхимической трансформации.

Если вы не актеры и гнев ваш не розыгрыш, то советую вам не злиться. Иначе из вашей души вытечет вся ценная эфирная субстанция, а без нее вы не в состоянии измениться. И вы постепенно станете мертвыми людьми.

– А если я хочу восстановить личную силу?

– Тогда изучайте Карлоса Кастанеду – в его книгах есть одна практика, которая вам поможет.

– А если мой гнев справедлив?

– Это ничего не меняет, – ответил Джи. – Даже если все вокруг вас провалится в тартарары, вы не должны гневаться, иначе потеряете свою золотистую энергию Си-12. А когда это произойдет, вы навсегда останетесь на своем собственном дне, ибо вся космическая валюта потрачена на негатив.

– Как вы думаете, почему чувство страха гасит свет души? – поинтересовалась единственная симпатичная мне девушка.

– Страх и депрессия быстро лишают человека тонкой энергии, – ответил Джи. – Это – одна из форм негатива. Хочу отметить, что сразу после сброса Си-12 кажется, что жизнь стала легче. Но через некоторое время наступает полная апатия, весь творческий потенциал оказывается растраченным. Человек превращается в биологического робота и уже не способен к восприятию тонких вещей. Если вы умеете наблюдать, то можете легко заметить, что у многих людей давно уже нет космической валюты, нет душевных жизненных соков…

В этот момент я почувствовал, что Джи удалось пробить брешь в вязкой атмосфере вечера, и пространство зажурчало множеством весенних ручейков, а на эфирном плане засветило ясное солнышко. Время полетело быстро и незаметно, как в прекрасном волшебном сне. Я, преодолевая легкое смущение, спросил:

– Посоветуйте, как мне сражаться с волной темного бунта, которая поднимается внутри?

– Это в тебе просыпается твой любимый Уроборос.

– Что это еще за родственник? – удивился молодой человек, интересующийся применением Си-12.

– Твой темно-зеленый внутренний дракон, – засмеялся Джи.

– Как с ним бороться?

– Согласно древней алхимической традиции, дракона поме – , щают в герметический сосуд и постепенно поднимают градус, до тех пор пока из него не выплавится чистое мужское и чистое женское начало. И только потом можно продолжить алхимическую трансмутацию. Если ты набрался храбрости прыгнуть в кипящую воду Школы – это значит, ты достиг уровня доброго молодца. И пройдя систему атаноров – алхимических трансмутационных печей, – ты можешь стать Принцем крови. Но для этого тебе не раз придется сразиться со своим Уроборосом.

– Красиво звучит, – заметила симпатичная брюнетка, смахнув со лба растрепавшиеся легкие кудри, – но как это происходит в реальной Школе?

– При любом мистическом дворе существует свой кайфмей-стер, – продолжал Джи, отпив еще вина. – Он создает тонкую изысканную атмосферу, ублажает слух красивыми историями о Просветлении. Но есть также и Бенефактор, который обязан провести вас между Сциллой и Харибдой. И в самый непредсказуемый момент трансмутации вы можете внезапно взвиться от боли, как черный фонтан. На самом деле это вас кусает дракон, сопротивляясь алхимической проплавке. И каждый из нас может на чем-нибудь попасться.

– Я думаю, чтобы победить дракона, нужна незапятнанная совесть, – сказала девушка голосом отличницы.

– Совесть – это космический элемент, это тайный эмиссар Бога – отвечал Джи. – И если слушать голос истинной совести, а не светской морали, то можно добраться до самого Господа. Если вы не прислушиваетесь к голосу совести, то ее шепот постепенно затухает. Все чаще и чаще вы попадаете в сложные ситуации, в которых он перестает давать коррекцию, и потихоньку падаете вниз.

– Я постоянно испытываю внешнее давление, – пожаловалась солидная дама с канделябром на голове вместо прически. – Но каждый раз, когда я пытаюсь рассказать об этом, мой муж меня останавливает…

– А я провожу большую часть времени в одиночестве, занимаясь самонаблюдением, – перебил ее тощий мужчина с землистым цветом лица, – но не вижу в себе никаких положительных изменений. Почему это так?