Текст книги "Мистический андеграунд"
Автор книги: Константин Серебров
Жанр:
Эзотерика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Но ведь мне надо делать ремонт, – ответственно заметил я.
– Если ты поможешь мне, то на шаг приблизишься к Просветлению.
Я удивленно посмотрел на нее.
– Если истинный рыцарь помогает даме своего сердца, то он приобретает заслугу на небесах, – улыбнулась Натали.
Через полчаса мы поднимались по темной лестнице на четвертый этаж кирпичного дома. Натали, слегка постучав и не дождавшись ответа, достала ключ и открыла запертую дверь. В углу обставленной странной мебелью комнаты сидел за письменным столом мужчина лет сорока с бычьим выражением лица. Он пил пиво и что-то писал – по-видимому, свою поэму.
– Ты зачем пришла? – заявил он. – Мне нужен покой и уединение. Ты разве не знаешь, что я, по заданию партии, пишу разоблачительную поэму о Христе?
– Ты забываешь, что это моя квартира, – вызывающе ответила Натали.
– Мне разрешил здесь поселиться твой муж, – ответил он. – У нас на Востоке слово мужа – закон для жены.
– А здесь Питер, где слово женщины – закон для мужчины,
– гордо сказала она. – К тому же я знаю, где мой муж. Он в Азии, в Навои, у своей давней любовницы.
Я вытащил из сумки бутылку портвейна «Кавказ» и поставил на стол.
– Ты и впрямь чему-то научился, – улыбнулась Натали.
Выпив портвейна, Шишкин захмелел и произнес:
– Я горжусь тем, что мир устроен так, как он есть. Благодаря этому партия надеется, что, вдохновленный Ленинградом, родиной революции, я докажу, что Христа не существовало.
– И как ты, Наташа, можешь терпеть в своем доме такого идиота? – возмутился я.
– Это я вас терплю и милую, – вдруг заявил Шишкин. – Ибо я – с партией, а вот вы не соответствуете ее идеологии, – и допил остатки портвейна прямо из горлышка.
– Выпив лишнего, Шишкин всегда начинает приставать,. – шепнула Натали, наклонившись ко мне. – Я не знаю, как от него избавиться. Не уходи.
– Я постараюсь что-нибудь придумать, – пообещал я и обратился к Шишкину:
– А почему тебе, товарищ Шишкин, кажется, что Питер вдохновит тебя на поэму об отсутствии Иисуса Христа?
– Да потому, что это колыбель революции, – выпалил он.
– Ты, как Иуда, продаешь Христа за тридцать сребреников, – презрительно бросила Натали.
– Вы напрасно меня оскорбляете, – повысил голос Шишкин, – я такие вещи никому не прощаю.
– Общение с этим хамом закрывает нам зеленую дверь в высшие миры, – сказал я шепотом Натали.
– У меня не хватает сил от него избавиться, – ответила она.
– К тому же это лучший друг моего мужа.
Вскоре Шишкин, разглагольствуя о великой партии Узбекистана, растянулся на широкой кровати и захрапел.
Я вдруг осознал, что была уже поздняя ночь. Натали устроилась на матрасе в углу комнаты, а я прилег на полу, укрывшись пальто ее мужа. Засыпая, я вспомнил о том, что должен был сегодня начать ремонт.
«Ну и достанется мне от Кэт, – подумал я. – Хотя кое-что я выиграл: момент моего разоблачения отодвинулся еще на один день».
К вечеру следующего дня я робко позвонил в дверь квартирки на Благодатной.
Открыв дверь, Кэт яростно набросилась на меня:
– Как я могла довериться такому прощелыге, как ты?
– Я спасал Натали от Шишкина, – виновато пролепетал я.
– Нашел кого спасать, – рассмеялась она. – Неужели ты не понимаешь, что сильно подвел меня? Я взяла отгул, чтобы помочь тебе, и целый день ждала, а ты оказался необязательным идиотом.
– Простите, мадам, – пролепетал я, дрожа и краснея от стыда.
Кэт хлопнула дверью и ушла учить с Лизонькой уроки, а я, осознав в полной мере свое ничтожество, отправился скоблить потолок. Вспоминая наставления Джи, я старался читать про себя молитвы, но отчего-то становилось так тяжело, что я прекратил эти попытки.
К двум часам ночи, закончив работу, я решил прочесть еще несколько писем Удода Неизвестной Птице.
«26 сентября 1980 г .
Сегодня 26 сентября, завтра я буду в Москве, но, тем не менее, то, что я собираюсь сказать, может быть сказано только в этом послании и только из этого места и времени, в котором я сейчас нахожусь.
Тема глубокого творческого размышления (медитации). На открытке с обратной стороны письма изображен Ритуальный Лик Старца и его Маска, несомая на спине монахом, одетым в черную рясу. Что это означает и что даст твоей Душе и твоему Пути? Понимаешь ли ты что-либо?
Вся твоя будущая жизнь – это Маски и Роли, которые ты будешь с большим или меньшим успехом (скрипом и т.д.) играть на Сцене Жизни. Но что таится под Масками? Можно ли оторваться от Маскарада и уйти в центр внутренней Глубины, в Море, где плавает Золотая Рыбка, уйти от разбитого Корыта, от Столбового Дворянства, от Царицы? Для этого придется отвлечься от вздорности и массы свойств, принадлежащих Старухе, то есть Личности, перестать быть Мачехой своей Души.
3 октября 1980 г . Нижний Новгород.
Болдинская золотая осень. Хрустальный воздух. Кремль над Волгой, в котором я сейчас и обосновался.
Сегодняшняя тема: цвет пламени, его желтый спектр, возносящий, через глубинную медитацию на избранное растение, огненно-крылатую стихию человеческой души в огненный мир. Тот, кто прикоснется крыльями своей Чайки (символ свободной души) к тайне золотого сияния, постигнет скрытое измерение бледно-желтого солнца нашей системы. Он попадет в другую, сверх-человеческую цивилизацию, вестниками которой в мире людей были святые и герои, озаренные золотым огненным нимбом. Крылья птицы, уносящие нас через стихию воздуха в провалы огня, где сгорает все тленное, недостойное, смертное, неблагородное, могут зацепить драгоценную добычу – нашу жизнь, тело нашего времени. И там, в герметической плавильне солнца, через гибель и смерть наших слабостей мы возродимся к солнечному бытию, проливая солнечный свет в мир человеческий для тех, кто готов…»
Эти слова привели меня к осознаванию своей души и придали устойчивость распредмеченному сознанию.
Перед тем как заснуть, я постарался подсчитать, удалось ли мне за сегодняшний день хоть на миллиметр продвинуться к Просветлению. «Тихо, улитка, ползи по склону Фудзи, вверх, до самой вершины», – успокаивал я себя хокку, похожим на коан.
Утром я проснулся оттого, что Кэт ожесточенно ходила вокруг моей кровати.
– Ты обманул меня, негодяй! Я убедилась, что ты не в состоянии сделать приличный ремонт. И вообще ремонт делать абсурдно, ибо тогда сотрется память об Адмирале, которую вобрали в себя эти стены. А тебе я советую побыстрее убираться из моего дома.
Ситуация была критической. Я оделся и, быстро побросав вещи в желтый чемодан, собрался покинуть квартирку-бис.
– Так т ебе и надо, – заверещала радостно Лизонька, – п оживешь на улице, сразу поумнеешь.
Уже стоя в дверях, я справился со своей уязвленной гордыней и, натянуто улыбнувшись, произнес:
– А ведь в туалете и ванной нет атмосферы Адмирала, и значит, их можно безболезненно для вашей памяти отремонтировать.
– Пожалуй, ты прав, – сменяя гнев на ми лость, произнесла Кэт. – Я, наверное, разрешу тебе привести их в порядок. Но делать ты это будешь только под моим строжайшим контролем. Работать тебе позволяется только в моем присутствии.
– Отлично, – с радостью согласился я.
– В таком случае, ровно в 17 .00 ты долж е н быть дома, – сказала она и ушла.
Не успели стихнуть ее шаги на лестничной площадке, как раздался телефонный звонок. Я осторожно поднял трубку.
– Привет, Касьян, – проворковал тихий голос Натали, – если ты свободен, можешь зайти в гости.
Размышляя о том, как проскользнуть между Сциллой и Харибдой, я оделся и заспешил к станции метро по пушистому снегу, обильно выпавшему за ночь. На мой нетерпеливый звонок дверь тихо отворилась, и я увидел бархатные ресницы Натали, из-под которых улыбались дорогие мне сияющие глаза. Мое сердце учащенно забилось. Я прошел на кухню, надеясь уютно посидеть за чайком вместе с Натали, и увидел у стола здоровенного парня, который сжимал рукой, сплошь покрытой татуировкой, бутылку вина. Он окинул меня безучастным взглядом любителя потасовок и основательно приложился к горлышку.
«С этим парнем никогда не просветлеешь», – подумал я.
– Это Боцман, мой старый приятель. Он только что вернулся из плавания и тут же забежал ко мне.
– Ну ладно, – сказал Боцман, подозрительно оглядывая меня, – мне пора идти к жене и детям, – он натянул потертую рыжую ушанку, допил одним глотком вино из бутылки и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Я облегченно вздохнул, ибо мне не понравилась его нагловатая физиономи я.
«Слава Богу, что у меня иная судьба, – подумал я. – Мне надо как можно скорее подняться к небесам, а Боцман у – забраться в уютную клетку родового древа».
– Присаживайся, – чарующим голосом произнесла Натали и , налив чаю в изящную чашку, подала ее мне. – Отчего это ты х одишь за Джи, как нитка за иголкой? – вдруг с любопытством с просила она.
– Видишь ли, – отпив чаю, произнес я, – я не готов к разго в ору на эту тему.
– Нет уж, ответь на мой вопрос, – упрямо нахмурилась она.
Мне не хотелось так быстро раскрывать свои карты этой си мпатичной молодой лед и;смущенно поглядывая по сторонам, я не знал с чего начать.
– Может, тебе для храбрости налить стаканчик «Агдама»? – полюбопытствовала она.
Я пригубил портвейна и нехотя сказа л:
– Я избрал Джи своим наставником на великом Пути Осво б ождения и поэтому следую за ним по таинственному лабиринту человеческих судеб.
– И чего же ты достиг?
– Рано об этом говорить. Вначале у меня возникла странная идея: построить каменный дом, где-нибудь в лесу, и да т ь Джи в озможность жить в нем тихо и одиноко, как жили пустынники в др е вности. Затем постепенно начать приводить к нему искателей духовного со всей страны как к новому русскому Мастеру. Мне п о наивности казалось, что мистики обрадуются, что нашелся русский Мастер, и толпой повалят к нему на поклон, и заживем мы тогда хорошо. Но Джи почему-то сразу не понравилась эта идея, и он отверг мою мечту.
«Если ты надумал идти за мной по Пути, то тебе придется пройти по опасному – для твоего эго – алхимическому лабир инту, – строго сказал он, – найти то – не знаю что и вернуться це лы м и невредимым».
«Согласен, раз некуда деваться», – ответил я, скрывая разочарование. Тогда он продолжил:
«Я смогу передать тебе учение только в пути, на реальном опыте, в странствиях по разным городам и неведомым обстоятельствам, а не читая лекции в тишине кабинета. Это путешест ви е будет называться плаванием за Золотым Руном к берегам таинственной Колхиды».
Я ему полностью доверился и с тех пор странствую с ним, присоединившись к джаз-ансамблю.
– Ты не ошибся, – произнесла Натали, и ее лицо стало вдруг серьезным, – Джи действительно настоящий Мастер.
– А откуда ты можешь знать это? – удивился я.
– Однажды, поздно вечером, выйдя из своей квартиры, я поспешно спускалась по лестнице и вдруг увидела необычного человека в черной монашеской рясе. Я удивилась: никогда в своем подъезде я не встречала монахов. Он легко и быстро поднимался мне навстречу, наклонив голову. Но, когда он приблизился, мне удалось разглядеть его лицо. От неожиданности я вскрикнула: это оказался Джи. Его взгляд излучал такую мощь и силу, что у меня от страха онемело все тело. Я попыталась до него дотронуться, но мои руки прошли сквозь пустоту. Тут я не на шутку испугалась, даже волосы встали дыбом. А он вдруг растворился в темноте верхней площадки.
– Ну и встреча, – тихо произнес я и ощутил, как легкий морозец пробежал по спине.
Мы так разговорились, что весь день пролетел как одно мгновенье. И только когда стемнело, я вспомнил о том, что уже давно должен быть у Кэт.
– Я опять опоздал! – с ужасом воскликнул я.
– Да ладно тебе, – лениво потягиваясь, промолвила Натали.
– Кэт уже целый год пытается сделать ремонт. Ничего страшного не случится, если она подождет еще немного. Я пойду с тобой – мне надо повидать мою бесценную подругу, – и, нырнув в норковую шубку, она набросила на голову пуховый платок.
Когда мы добрались до Благодатной улицы, Натали решительно позвонила в квартиру Кэт. Дверь приоткрылась: навстречу нам высунулась любопытная Лизонька.
– Ну, теперь мама тебя точно выгонит, – в восторге пропищала она.
– Не мешай, – ответила Натали и, отодвинув ее от двери, прошла внутрь.
– А, объявился! – гневно воскликнула Кэт. – Ты второй раз посмел подвести меня. Теперь я понимаю, что связалась с необязательным человеком, на которого нельзя положиться.
– Это я его задержала, – произнесла примирительно Натали.
– Так ты, милочка, решила поучаствовать в моем ремонте? Спасибо, не ожидала… А впрочем, это в твоем духе – все сводить к бесконечным романам.
– Не сердись, я ведь тебя очень люблю, – сверкнула глазами Натали, снимая шубку. – У меня к тебе дельце: только ты можешь помочь мне избавиться от этого чертова писателя Шишкина. Я уже месяц пытаюсь выставить его из своей комнаты, но он так туп, что не понимает моих намеков.
– Да он просто водит тебя за нос! – возмутилась Кэт. – Я быстро помогу тебе избавиться от этого графомана. Он немедленно отправится к себе в Навои марать бумагу.
– Я буду вечно тебе благодарна, – вздохнула Натали.
– Для начала его надо заманить в мое пространство. Здесь я мгновенно с ним расправлюсь: атмосфера моей квартиры специально предназначена для расщепления такого рода идиотов.
«Как замечательно, – обрадовался я. – Теперь весь гнев Кэт с меня переместится на Шишкина!»
Вызвав по телефону такси, мы втроем отправились к писателю. Когда Натали открыла дверь, я увидел мрачного Шишкина, который по-прежнему писал за столом в углу и пил. На столе горела свеча, освещая стопки исчерканной бумаги, на полу валялись измятые листы.
– Почему без звонка? – недовольно пробасил он, косясь на незваных гостей.
– Ведь это моя комната, – смущенно пролепетала Натали.
– Ну ладно, проходите, рассаживайтесь, – и Шишкин хозяйским жестом пригласил нас в комнату
– Я, собственно говоря, – ласково произнесла Кэт, – приехала послушать вашу поэму. Не могли бы вы прочитать прямо сейчас несколько избранных строф?
– Простите, я не совсем готов к этому, – заподозрив неладное, отвечал Шишкин.
– Отчего же? – удивилась Натали.
– Мещанская атмосфера этого дома не располагает к чтению моего произведения.
– Тогда я вас приглашаю к себе в гости. Вы сможете отлично провести время, – хищная улыбка озарила лицо Кэт.
– Нет, благодарю вас, – испуганно ответил он, – я, пожалуй, останусь здесь.
– Неужели вы способны отказать даме?
– Быстро за такси, – шепнула мне Натали. – Азиатский поэт не сможет устоять перед такси.
– Нет-нет, я не поеду… – упрямился Шишкин.
Через пять минут я появился в дверях и торжественно произнес:
– Господин поэт, у подъезда вас ожидает такси.
Глаза Шишкина потеплели. Он быстро оделся и, когда мы спустились к заснеженной машине, с видом значительной персоны сел на переднее сиденье. Когда мы появились в квартире Кэт, на часах была полночь.
– А ты можешь не раздеваться, – бросила мне Кэт. – Мигом на водочный перекресток!
– У меня нет денег, – смущенно произнес я.
– Я могу дать тебе взаймы двадцать рублей, – с насмешкой произнесла она, наслаждаясь моим замешательством.
«Чего не сделаешь ради того, чтобы посмотреть, как будет уничтожена гордыня зарвавшегося графомана», – утешал я себя, выходя на обледенелую дорогу. Этот водочный перекресток всегда охлаждал мой пыл, напоминая о несгибаемом намерении достичь Абсолюта еще в этой жизни. Стоя на ночном морозе, я ясно понимал, что моя цель – обучение у Джи, а не безумная погоня за дамой сердца.
Когда я поставил на стол две запотевшие от холода бутылки «Столичной», Шишкин приятно улыбнулся и тут же с большим удовольствием разлил водочку по хрустальным рюмкам. Кислая атмосфера сменилась на некое восторженное ожидание. Кэт, поставив кассету с записями алхимических песен Адмирала, болезненно вспоминала томительные минуты своего неземного счастья.
Когда же кассета доходила до того места, где Адмирал начинал петь пьяным голосом, она резко вскакивала и перематывала ее на начало. Натали томилась, выжидая удобного момента, чтобы начать расщепление Шишкина. Наконец глаза Кэт засверкали яростными огоньками королевской кобры.
– Что же вы так напряженно молчите, милейший автор, – задушевным голосом обратилась она к Шишкину. – Может быть, вам не нравятся песни?
– Это буржуазно-упаднический дух, – заявил Шишкин, выпив рюмку одним махом. – Настоящее искусство должно быть полезным партии и обществу.
– И что же вы знаете о настоящем искусстве? Знакомы ли вы с Достоевским, Толстым, читали ли вы Гоголя, Лермонтова, господин Шишкин? – поинтересовалась она, едва сдерживая охотничий блеск в глазах.
– Это вчерашний день, – ответил Шишкин, горделиво оглядывая слушателей.
– Ну, с тобой все ясно, лапчик, – холодно бросила Кэт, туша сигарету дрожащими пальцами. – Я вижу по вашему лицу, что вы не поэт, а идиот. Кто будет читать вашу графоманию!? Обществу, о котором вы так заботитесь, будет полезней, если вы будете где-либо в Питере выгребать мусор. А еще лучше – возвращайтесь в Азию к жене и детям, займитесь домашним хозяйством, но, мать вашу, не беритесь за перо, не позорьте слово «поэт»!
Шишкин от неожиданности побледнел, открыл рот и стал судорожно хватать воздух. В наступившей тишине я разлил водку, на сей раз довольный тем, что благодаря ей ситуация с тала остро разворачиваться.
– Кстати, почему вы думаете, что Иисус Христос не существовал? – произнесла Кэт, прикуривая сигарету.
– Партия сообщила, – неуверенно произнес Шишкин.
– Но партии во времена Христа, как вы понимаете, еще не было! – воскликнула Натали.
– Неважно, – заметил Шишкин, жадно глотнув водки, – партия знает все.
– Откуда же она знает?
– А вы разве не в курсе, что у нее везде свои люди?
– И кто же, по-твоему, выступал от лица партии две тысячи лет назад?
– Фарисеи, конечно, – ответил Шишкин, победоносно оглядывая всех присутствующих.
– Ну, ты до умиления сумасшедший или плохо притворяешься, – дико расхохоталась Кэт.
– Да нет, – возмутился Шишкин, – когда я закрываю глаза, то передо мной ясно возникает картина распятия Христа.
– Так значит, Он все-таки был.
Тут Шишкин неожиданно обмяк и сник, вжал голову в плечи, а на лбу выступила холодная испарина. Его мания величия разрушалась и таяла прямо на глазах.
– Я сдаюсь, – вдруг произнес он глухим голосом, – и полностью признаю свое ничтожество.
Он резко встал, снял с вешалки в коридоре полушубок и шляпу и взялся за ручку двери.
– Ты куда это собрался, лапчик? – резко остановила его Кэт.
– На Авиационную, – выпалил он.
– Нет, ты давай убирайся отсюда прямо на вокзал – и сразу же в Навои, – холодно произнесла Натали. – Не могу больше тебя видеть!
– А как же вещи? – озлобился Шишкин.
– А вещи вышлем по почте, – промолвила с наслаждением Кэт.
У Шишкина лицо мгновенно вытянулось в подобие кренделя.
– Позвольте остаться хотя бы до утра, – взмолился он.
– Ладно, одну ночь можешь переночевать на кухне, – презрительно улыбнулась Кэт.
Шишкин, совершенно-разбитый и опустошенный, смирно поплелся на кухню. Начинало светать. Кэт бросила мне на пол матрац и шубу и ушла спать. Перед тем как уснуть, я решил заглянуть в свой дневник и прочел очередное послание молодой ученице.
«Дорогая Птица, одиноко летящая на север! В этой сказке (как и в любой сказке, если суметь увидеть ее глубину) изложено известное тебе психологическое учение о Сущности (индивидуальности) и Личности, которое мы с тобой проходили в начале этой весны. Ключ вроде бы простой, но владеть своей личностью, укрощать, обуздывать, перерабатывать ее неукротимую сырую алчную энергию, как ты уже прекрасно знаешь, не так просто. В эзотерических школах наша неразвитая Сущность может вырасти, но только в том случае, если ученик выдерживает нагрузку обучения, усваивает идеологию и разносторонне психологически развивается. Часто бывает так, что Личность в человеке дремлет, не проявляя себя заметно. Но стоит попасть в провокационную обстановку – и то, что в человеке дремало, вылетает как змий о двенадцати головах (в Алхимии его называют Уро-боросом). Причем даже если их рубить, они вырастают вновь, поэтому приходится быть изобретательным, пробовать разные методы, постоянно и внимательно наблюдать за собой. Не бояться экспериментировать, преднамеренно создавая провокационные нагрузки разной степени и интенсивности. Пытаться увидеть в себе множество самых невероятных существ, хороших и плохих, имеющих свое собственное мнение, свою жизнь, интересы; видеть, как они всплывают и затем неизвестно куда проваливаются; проследить, куда они скрываются, где живут…»
Дочитав последнюю строку, я вновь стал высчитывать, на сколько миллиметров я за сегодня продвинулся к Абсолюту.
На следующий день Шишкин, помятый, но слегка освобожденный от вечного хамства, выполз из кухни, тихонько надел ботинки и собрался как можно скорее бежать. Но Кэт, словно почуяв, что добыча пытается ускользнуть, появилась внезапно перед ним.
– Ты куда это собрался, братец? – спросила она с любопытством.
– Прогуляться по свежему воздуху, – ответил он, переминаясь с ноги на ногу.
– Тогда купи, пожалуйста, две бутылочки шампанского для дам.
– А где же я их достану в столь раннее время?
– Мне ли тебя учить, дорогой!
Развенчанный и покорный писатель смиренно поехал искать шампанское, а квартирка вновь погрузилась в сон. Через пару часов всех в доме разбудил резкий телефонный звонок.
– Это я, Шишкин. Пустите ради Бога, я уже полчаса стою под дверью, но мне никто не открывает.
– Ну, раз вспомнил о Боге, то заходи, – ответила Кэт и ушла на кухню ставить чайник.
Прошло пять минут – Шишкин ввалился в дверь, горделиво поставил две бутылки шампанского на середину стола и недовольно произнес:
– Еще немного – и я бы разбил от злости это шампанское об вашу дверь.
– Ты лучше побыстрей открывай бутылку, – холодно остановила его Кэт, – я не терплю мужчин, жалеющих себя.
Глаза Натали были особенно прекрасны в лучах зимнего солнца, пробивавшегося сквозь заиндевевшее окно.
– А теперь отправляйся на кухню готовить яичницу с луком! – приказала Кэт самозваному поэту.
– Вот теперь ты на своем месте и даже неплохо смотришься у плиты, – с восторгом отметила Натали.
Яичница и шампанское быстро исчезли. Я почувствовал себя весело, и даже гора грязных тарелок под столом и разбросанные окурки не мешали моему приподнятому настроению. Кэт специально запрещала убирать мусор, для нагнетания мрачной атмосферы: она хотела притянуть в ситуацию люциферические силы. Стол был покрыт табачным пеплом и заставлен пустыми бутылками. Через несколько часов наша бэд компани вновь проголодалась.
– Кош бы нам пригласить в гости, чтобы принес водки и закуски? – произнесла задумчиво Кэт.
Натали позвонила Боцману на работу – ответили, что он дома. Позвонила домой – жена сказала, что он с утра на работе.
– Может, вызвонить Мертвого Глаза? – подсказала Кэт, пуская прозрачное колечко дыма.
Натали быстро набрала номер, и на другом конце провода холодный мужской баритон произнес:
– Не волнуйтесь, приеду с цыплятами табака и бутылкой «Столичной».
– Что за отталкивающая кличка у этого парня, – заметил я.
– Этот странный молодой человек из приличной семьи, – ответила Натали своим мягким голосом, – но он уже несколько раз пытался покончить с собой. Правда, всегда неудачно: его обязательно кто-нибудь спасал. После этих попыток он перестал чувствовать и реагировать на жизнь, глаза его словно омертвели, стали холодными и пустыми, а улыбка напоминает оскал трупа. Пять лет назад он решил повеситься в парке, у памятника Пушкину. Дрожащей рукой он неуверенно накинул петлю на шею и повис на цветущей яблоне. Но, на его несчастье, по парку прогуливался генерал в отставке. Он снял дергающегося в судорогах молодого человека с яблони и надавал ему пощечин по полумертвой физиономии, приговаривая:
«Как ты посмел повесить свое холопское тело рядом с великим поэтом? В следующий раз вешайся у туалета», – а затем поколотил его так, что тот три года жил хорошо, ни разу не вспомнив о самоубийстве, но потом вдруг опять решил покончить с собой.
На этот раз он, закрывшись дома, наглотался снотворных таблеток, но, как назло, мать раньше времени вернулась с работы и вызвала скорую. Его опять насилу откачали. Вот так он и познал нечто о потусторонних мирах. Теперь же он неистово изучает все, что имеет отношение к Зазеркалью. Но самым надежным методом проникновения в неведомое пространство он считает встречу со смертью.
Незаметно пролетело два часа, а Мертвый Глаз с цыплятами табака так и не появился.
«Что он, под землю провалился? – возмутилась Кэт. – Я тебе могу одолжить еще двадцать рублей – пойди купи водочки, а то что-то на душе неприятно. Отдашь потом, когда заработаешь.
– Я пойду с тобой, – сказала вдруг Натали, и, когда мы вышли из подъезда на вечерний мороз, она мило шепнула мне:
– Тебя любить – естественней, чем жить! Без тебя не могу быть ни одной минуты. Только ты да я, да только мы с тобой…
– Ах, Натали, – печально ответил я, – человек я неискушенный и боюсь, что ваши шутки могут разбить мое сердце.
– Ты просто боишься поверить мне. Ты боишься сладостного чувства любви – оно может опалить твои крылья, и ты не долетишь до высших миров.
– Нет, наши романтические встречи навсегда останутся в моем сердце, – прошептал я.
Мы гуляли по обледенелым питерским улицам; наши обнаженные сердца тревожно бились рядом, боясь спугнуть тонкое невыразимое чувство.
Купив четыре бутылки „Изабеллы“, мы, замерзшие, но счастливые, возвратились в квартирку-бис. Лизонька сидела за фортепьяно и вредоносно тыкала пальцем по клавишам, разучивая „Собачий вальс“. Поскольку Шишкин быстро вошел в роль Ваньки Жукова, то Кэт послала его проводить Лизоньку на день рождения подруги.
– Ну и дочка у тебя, – сказал он, вернувшись. – Я по дороге расчувствовался и купил ей кубик-рубик. „Такую дрянь может подарить только идиот вроде тебя!“ – завопила Лизонька и запустила кубиком в ворону. Когда я возвращался домой, на моих глазах машина сбила молодого парня, выскочившего из трамвая. А у самого дома я наткнулся на лежащего в снегу мужчину средних лет – его откачивали санитары.
– Тебя преследуют странные знаки, – растерянно прошептала Натали.
– Питер явно на что-то намекает, – таинственно произнесла Кэт.
– Можно, я пойду собирать вещи? – взмолился побледневший Шишкин.
– Собирай, только не забудь приобрести билет в Навои.
Как только затихли шаги развенчанного поэта, на пороге возник Мертвый Глаз.
– Где же твои цыплята табака? – удивленно спросила Кэт.
– Я просто поддержал твой шутливый тон.
– Я не шутила. А ну-ка, мигом в магазин.
Через полчаса Мертвый Глаз принес две огромных курицы и, приготовив их в духовке, накрыл на стол. Я разлил вино по бокалам и, отпив глоток, сказал:
– Я тщательно изучаю Зазеркалье и весьма наслышан о тебе. Не мог бы ты, братушка, рассказать о том, что видел в потустороннем мире?
– Когда я умирал, – начал Мертвый Глаз, отпив глоток терпкого вина, – моя душа стремительно уносилась вверх по светящемуся туннелю, к сияющему солнцу, я чувствовал себя бесконечно счастливым и легким как воздух. Но, к сожалению, врачи всегда успешно возвращали меня обратно в этот проклятый мир. Не могу более переносить эти убогие серые лица, напоминающие брейгелевских персонажей.
– А ты знаешь, что самоубийц не отпевают в церкви и хоронят за пределами кладбища? – заметила Кэт.
– Да вся моя жизнь и так напоминает инфернальный безумный коктейль, – сокрушенно произнес Мертвый Глаз. – Я чувствую себя заживо похороненным в адских пространствах.
– И ты думаешь, что смерть избавит от этого? – удивился я.
– Я давно уже не думаю, – со страданием произнес он, – хочу побыстрей выбраться из кошмара этой жизни.
– Если ты хочешь избавиться от страданий и выйти из колеса сансары, то отправляйся на поиски Абсолюта, – предложил я.
– В этом деле я обязательно тебе помогу.
– Гораздо проще повеситься, – заявил Мертвый Глаз, с сомнением глянув на меня. – Нет человека – нет и проблемы.
Кэт поставила кассету с песнями Адмирала и повелительным жестом прекрасной руки приказала мне сесть у ее ног. Я неохотно подчинился.
Она окинула взглядом Мертвого Глаза, который, в черном костюме, сидел на стуле и без всяких эмоций смотрел поверх дам, и обратилась к Натали:
– Я наслышана о твоих многочисленных победах, но это умершее сердце тебе, милочка, никогда не удастся вернуть к жизни.
Натали выпустила в потолок струйку табачного дыма и, подойдя к Мертвому Глазу, присела к нему на колени, томно водя нежным пальчиком по его лицу. Не найдя в его глазах отклика, она стала медленно расстегивать на нем белую рубашку, затем сняла галстук и бросила на пол. Она изо всех сил пыталась пробудить в его душе робкое застенчивое чувство^ но он равнодушно смотрел вверх.
– Ну, что я тебе говорила? – рассмеялась Кэт.
– К тебе, видно, душа так и не вернулась, раз ты такой бесчувственный чурбан, – недовольно произнесла Натали, вставая с его колен. – Ты бы лучше привел Лизоньку со дня рожденья, чем смотреть в пустой потолок.
Мертвый Глаз, подняв рубашку с пола, оделся, молча поклонился и вышел. Кэт вдруг стала ласково теребить мои волосы, и я, совершенно разомлев, положил голову на ее колени.
– Ты, как я вижу, совершенно не умеешь вести себя с женщинами, – воскликнула она, – а еще хочешь добраться до Абсолюта! Ты глупо и быстро западаешь на красотках, теряя разум, если он у тебя вообще есть, и сразу становишься рабом инстинктов. Так ты далеко не уйдешь, Витязь в тигровой шкуре. Стоит симпатичной дуре показать тебе ножку, как, забыв о духовном Пути, ты приземлишься на ее мягких перинах. С женщинами надо уметь быть холодным и не залипать на их прелесть. А на себя надо наплевать и не проявлять к себе ни любви, ни жалости.
Тебя нужно еще очень долго расщеплять, закаляя низы, но только не так, как ты можешь подумать. Тебе надо пройти испытание ревностью и перешагнуть через Маньку Величкину, которой у тебя хватит на десятерых. И не прыгай на женщин, как молодой бычок, не допускай к ним в себе мужланского чувства.
– Я хотела бы выпить чашечку зеленого чаю, – неожиданно заявила Натали, пристально глядя на меня.
– Не могла бы ты, милочка, сама его приготовить? – ответила с усмешкой Кэт.
– Сколько ты можешь слушать эти безумные пьяные песни Адмирала? – холодно спросила Натали.
– Если бы ты не потеряла по своему идиотизму своего любимого, Кита, то твоя жизнь была бы намного счастливее, – еще более холодно ответила Кэт.
– Как это произошло? – спросил я у Кэт.
– Кит был известным рок-музыкантом; они с Натали каждый день ходили по рок-тусовкам и концертам. Однажды, счастливые и вдохновенные, они возвращались домой по ночному Петербургу, обсуждая планы дальнейшей жизни, как вдруг к ним подошел крепко сбитый мужчина и потребовал деньги. Денег у Кита было мало, и бандит, выхватив нож, ударил Кита и тут же скрылся. Удар пришелся по крупной вене на ноге, и кровь хлынула ручьем. Натали вызвала скорую. Кит потерял много крови и просил Натали дать ему свою кровь. У них взяли пробу. Медсестра сказала, что у Кита первая группа, а у Натали четвертая. Кит умолял Натали дать ему свою кровь, но медсестра влила в Кита чужую, и Кит на глазах у Натали стал умирать. Оказалось, что медсестра ошиблась: на самом деле у Кита была та же группа, что и у Натали, и в тот момент только она могла его спасти. Теперь она чувствует вечную вину перед Китом.