Текст книги "Воскреснуть и любить"
Автор книги: Констанс Йорк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
– Если понадобится.
Кентавр сделал шаг назад, поглядел в сторону, отвлекая внимание соперника, и прыгнул.
Кэрол в ужасе отпрянула, ожидая, что Энтони Хэкворт рухнет прямо на нее. Но она тут же поняла, что священник был начеку. Он развернулся и, используя свой вес, опрокинул Кентавра навзничь. Через секунду мальчишка был прижат к земле. Ребро ладони Энтони лежало на кадыке поверженного, а колено упиралось ему в пах.
Какое-то мгновение Кентавр не мог прийти в себя, затем он поднял кулак.
– Только ударь, сын мой, и мне придется выбирать, что лучше: сломать тебе шею или лишить потомства.
Джеймс и Габриель молча таращились на драку. Кэрол надеялась, что они предоставят своему дружку самому закончить схватку. Но тут оба дружно шагнули к Энтони.
– Оставьте его! – Молодая леди сбросила лакированную туфлю на высоком каблуке, собравшись использовать ее как оружие.
Джеймс лишь мельком поглядел на нее, не замедляя шага. Габриель же отпрянул – конечно, не от страха, а от глубоко укоренившейся веры в то, что драться с женщиной недостойно мужчины.
Кэрол двинулась Джеймсу наперерез, но прежде чем она успела пустить в ход туфли, Энтони выкинул вперед ногу и пнул врага в лодыжку. Удар был достаточно силен, чтобы заставить того попятиться.
Завыла сирена. Кэрол не поверила своим ушам. Полиция в Кейвтауне была такой же неповоротливой, как и все остальные общественные службы. За то время, которое проходило от вызова до прибытия полиции на место происшествия, можно было целый дом разобрать по кирпичику. Патрульных машин было мало, и следующего рейда приходилось дожидаться часами. А теперь – впервые на ее памяти – полицейская машина оказалась именно там, где нужно, и именно тогда, когда нужно.
Очевидно, преподобный Энтони Хэкворт нашел время, чтобы воззвать к вмешательству небес.
У нее на глазах Габриель растворился в тумане и исчез. Джеймс снова шагнул к священнику, но Энтони уже перекатился на бок. Внезапно Мустанг оказался на свободе. Он сел и свирепо огляделся по сторонам, словно решая, броситься ли ему в драку вновь или бежать, пока не подъехала полиция. Решение принял Джеймс. Он рванул своего прихвостня вверх, схватил за руку и поволок в сторону аллеи, на которой испарился их дружок.
Когда открылась дверь полицейской машины, на тротуаре не было никого, кроме девушки и ее защитника.
Мужчина легко поднялся на ноги.
– С вами все в порядке?
Кэрол уставилась на него, полная противоречивых чувств. Черные волосы священника были взлохмачены, костюм в пыли, но в остальном Хэкворт выглядел так, будто драка с «Мустангами» утомила его не больше, чем урок в воскресной школе.
– Черт побери, за кого вы себя принимаете? – взорвалась леди.
Благородный рыцарь глядел на нее, как на сумасшедшую.
– Явились сюда и решили, что можете изменить мир, о котором не имеете представления! – крикнула Кэрол. – Теперь можете быть уверены, что эта шайка не оставит меня в покое! Ну, святой отец, сегодня вечером молитесь как следует. Потому что в следующий раз эти мальчики выйдут на военную тропу с пистолетами в руках!
Глава 2
Энтони Хэкворт совершил два непростительных греха.
Во-первых, он заставил Кэрол потерять лицо. До сих пор на ее стороне были кое-какие преимущества: хотя ей и приходилось торговаться с обеими шайками, но и «Мустанги», и «Стая» относились к ней со скрытым уважением. Она никогда не подавала виду, что боится, и никогда не избегала их. А этот мужчина, придя к ней на выручку, навел Джеймса и его дружков на мысль, что Кэрол не может постоять за себя. Но стоило этим мальчикам заподозрить кого-нибудь в слабости, как они становились опасными.
Второй грех был куда страшнее. Взрослый бросил вызов подростку, не оставив тому возможности отступить с честью. Теперь любой компромисс будет означать для Джеймса признание в трусости. А трусость для таких, как он, была хуже смерти. У них не было ничего, кроме гордости. Они были готовы умереть ради нее.
И убить тоже.
Днем в понедельник Кэрол одна сидела в своем кабинете и швыряла аптечные резинки в корзину для мусора. Счет был семь-три в ее пользу. Совсем неплохо, если учесть, что мысли директрисы были далеко отсюда.
Утро выдалось хлопотное. По понедельникам и четвергам помещение «Фонда Исиды» превращалось в амбулаторию для беременных. Кэрол и ее помощница Огаста взвешивали, мерили кровяное давление, давали консультации по режиму питания и брали анализы мочи, результаты которых следовало подготовить к среде и пятнице, когда врачи-добровольцы, сменявшие друг друга, осматривали пациенток.
Система работала как часы. С утра медицинские сестры осуществляли обычный осмотр, а ближе к вечеру врачи занимались теми, у кого возникали осложнения или приближался срок родов. Сбои возникали только в том случае, если среда совпадала с днем, когда врачи привыкли играть в гольф и это пристрастие брало в них верх над профессиональным долгом, да еще тогда, когда страхи или, наоборот, равнодушие заставляли женщину пропустить срок посещения врача.
То же самое относилось к «грудничковому дню», которым был вторник. Большинство врачей из местной больницы, подменявших друг друга на дежурствах в «Фонде Исиды», честно и квалифицированно делало свое дело. Однако время от времени среди них попадались чистоплюи, которые смотрели на обитателей Кейвтауна с таким презрением, что смущенные или обиженные матери хватали детей в охапку и клялись, что их ноги больше здесь не будет.
Обязанностью Кэрол было следить за тем, чтобы все шло тихо и мирно. Она учила врачей терпеливо относиться к беднякам и уговаривала пациентов позволить докторам делать свое дело. Она обходила каждый дом и убеждала беременных и молодых матерей пользоваться услугами ее организации. Она выступала на собраниях в пригородных клубах, посылала письменные запросы на дополнительные субсидии, привлекала средства различных благотворителей, а когда поступали деньги, начинала новые программы.
А в те редкие моменты, когда надо было остановиться и подумать, как быть дальше, она метала в корзину аптечные резинки. Именно так обстояло дело сейчас.
Вчера Энтони Хэкворт был холоден, молчалив и ни слова не ответил на ее упреки. Патрульная машина уехала так же быстро, как и приехала, и они с новым знакомым остались наедине.
Он принадлежал к тому типу мужчин, которые обращают на себя всеобщее внимание. Волосы у него были угольно-черные, глаза – серые, с изумрудинками. Высокий лоб, прямой нос и квадратная нижняя челюсть делали его похожим на римского легионера. Казалось, уголки его рта никогда не поднимались в улыбке, а вокруг глаз не возникали лучистые морщинка. Резкая борозда прорезала переносицу, свидетельствуя о долгих невеселых раздумьях над судьбой этого отнюдь не лучшего из миров.
И хоть прежде Кэрол в глаза не видела Хэкворта, она сразу решила, что этот человек не только не остановится, чтобы понюхать розу, но и не постесняется растоптать цветок, если тот окажется на его пути.
К несчастью, на этот раз его путь пересекся с путем Кэрол Уилфред.
Взяв в руки очередную аптечную резинку, она мысленно вновь перенеслась на угол Восточной и Грейфолд-авеню.
– Хотите, я провожу вас? – предложил галантный мужчина, когда уехала патрульная машина.
Она покачала головой.
– Вы ведь не сделаете этого, правда? Единственная причина, по которой мне позволяется ходить здесь, заключается в том, что эти мальчишки знают: я их не боюсь. Я прислушиваюсь к тому, что они говорят, и делаю для них все, что могу. Но когда дело доходит до главного, я всегда настаиваю на своем и делаю то, что должна, не обращая на них внимания. И вплоть до сегодняшнего дня им приходилось уступать мне. Я не могу показать им, что испугалась, иначе мне больше никогда не ходить по этим улицам.
– Парнишка держал вас за горло.
– Джеймс. – Она поняла, что повысила голос, и заставила себя говорить тихо. – У этого «парнишки» есть имя. Он очень смышленый и восприимчивый. Прирожденный лидер. И если его загнать в угол, он будет зубами драться за свой авторитет.
– Вы серьезно думаете, что я не должен был вмешиваться?
Терпение, напомнила она себе. Ругать Энтони Хэкворта не за что. В его мире мужчины были обязаны поспешить на выручку к женщине. Просто он еще не понял, что Пещеры – это не его мир.
– Он не причинил бы мне вреда, – вполголоса объяснила девушка. – Мы с ним старые знакомые. Я нянчила Джеймса, когда он был малышом. Ему нужно было пригрозить мне, чтобы спасти лицо перед дружками. А потом, когда я хорошенько попросила бы его, он позволил бы мне пройти и сделать свое дело.
– Вы уверены? – Тон Хэкворта показывал, что он сильно в этом сомневается.
– Разве можно быть в чем-то уверенной, говоря о людях? Симпатичные, аккуратно подстриженные мальчики на шикарных отцовских машинах приезжают на этот угол по пятницам в поисках дешевых наркотиков и женщин за пятьдесят долларов. А такие подростки, как Габриель, со всеми их татуировками и шрамами снимают котят с деревьев и создают группы по уборке заброшенных автомобильных стоянок, чтобы младшим было где поиграть летом в бейсбол.
– И что вы теперь будете делать?
– Заканчивать то, что начала. Пойду на Грейфолдские камни, к своему пациенту.
– Пациенту? – нахмурился он.
– В том-то все и дело. Я медсестра и иду проведать больную.
По лицу священника было видно, что его мнение о Кэрол сильно повысилось.
– А вы что подумали? – спросила она. – Что я одна из этих пятидесятидолларовых женщин, с утра пораньше вышедшая на ловлю клиентов?
– Я вообще ни о чем не успел подумать. У меня было мало времени.
– Но, по-вашему, я не слишком похожа на медсестру, так ведь? – Кэрол обвела взглядом свою одежду. Вполне пристойная, на ее взгляд, юбка прикрывала все, что полагалось, а скромная блузка не слишком подчеркивала грудь. Ей казалось, что подобное одеяние не так уж отличается от здешней моды. – Скоро вы поймете, что местные жители заботятся не столько о том, чтобы произвести впечатление на окружающих, сколько о том, чтобы элементарно выжить.
Она сузила глаза. Энтони смотрел на ее ноги с таким видом, словно размышлял, позволил бы Бенджамин Спок [7]7
Бенджамин Спок – американский ученый, детский врач и педагог.
[Закрыть]своим медсестрам опуститься до такого срама.
– Эй, преподобный Хэкворт, что это значит? Вы строите глазки, каетесь в грехах или осуждаете меня?
Кэрол не ждала ответа. Столько времени она потеряла на этом перекрестке. Но теперь горел зеленый свет, и поблизости не было никого из шайки. Она отвернулась от Энтони Хэкворта и перешла улицу. Направляясь к Грейфолдским камням, она оглянулась – священник ушел.
По его милости Кэрол предстояло ломать голову, как защититься от «Мустангов». Если она ничего не придумает, «Фонд Исиды» прикажет долго жить.
Дверь кабинета распахнулась, и в комнату без стука ввалилась Огаста. Она остановилась в проеме и принялась считать промахи и точные попадания. Обнаружив на полу три резинки, она наклонилась, сложила их в ряд и сочувственно вздохнула:
– Неудачный день, да?
Эта молодая и веселая женщина родилась в августе – отсюда и ее имя. И теперь, помогая матерям окрестить родившихся летом девочек, призывала называть их не иначе, как Мэй, Юлия, Огаста.
Кэрол смела остатки метательных снарядов в ящик стола.
– Да нет, все было о'кей.
– Говорят, ты чуть не выставила отсюда крошку Мэйбл.
– Славная пациентка повадилась ходить сюда как часы.
– А ты не считаешь, что стоит ей перестать навещать клинику, как с ней и вовсе сладу не будет?
Кэрол не обладала неистощимым терпением доктора родильного дома. Она в сердцах хлопнула по столу пачкой медицинских карт.
– Надо разложить их в алфавитном порядке, – не моргнув глазом сказала Огаста.
Помощница никогда не выходила из себя, и за это Кэрол готова была возненавидеть ее. В этой блондинке было шесть футов росту. Она никого не судила и никому не читала нотаций. Когда же имела дело с будущей матерью типа крошки Мэйбл, кормившейся торговлей наркотиками, а при случае, возможно, и принимавшей их, Огаста лишь хладнокровно набрасывала перспективу жить с больным ребенком, отравленным еще в материнской утробе. Она показывала фотографии, объясняла, что такое вечно хнычущий ребенок, которого ничем нельзя успокоить, который не в состоянии выразить свои чувства, не способен учиться в школе и всегда будет зависеть от матери, чьей обязанностью станет вечный уход за ним.
Если будущая мать не слишком далеко зашла, случалось, что она прислушивалась к Огасте. Кое-кто даже менял свой образ жизни. Однако подавляющее большинство сердились на нее – так же, как сегодня сердилась Уилфред.
– Так что же тебя тревожит? – спросила помощница.
Кэрол подняла глаза и увидела причину своей тревоги. В дверь вошел Энтони Хэкворт и остановился рядом с Огастой. Побарабанив пальцами по столу, девушка поглядела на священника и встала.
– Расскажу позже, – пообещала она.
Увидев устремленный мимо нее взгляд, Огаста обернулась и принялась осматривать пришельца так же тщательно, как осматривала своих беременных пациенток. Затем она посмотрела на Кэрол.
– Теперь понимаю, почему ты хочешь подождать, – сказала она, подарила гостю щедрую белозубую улыбку, отошла в сторону и широко зашагала по коридору.
Хэкворт остался стоять в дверях. Он все понял с первого взгляда. Зная, что здесь расположена амбулатория, священник ожидал увидеть стены, выкрашенные в традиционный зеленый цвет или оклеенные дешевыми обоями спокойных тонов. Однако стоило открыть дверь, как у него зарябило в глазах. Две стены в приемной были украшены лозунгами о необходимости беречь свое здоровье и соблюдать правила гигиены, выполненными в пышном стиле бандитских заборных надписей. На других двух стенах красовалась фреска, изображавшая детей разных рас, играющих на изумрудно-зеленой траве, которой соответствовало по-королевски голубое небо. Пластиковые стулья также были раскрашены в яркие цвета. Даже обложки разложенных на столах брошюр были такими цветастыми, что невольно привлекали к себе внимание.
Оформление директорского кабинета в виде желтых и красных пятен было подчинено той же цели. Как и внешность женщины, стоявшей за письменным столом.
Кэрол Уилфред не была поклонницей утонченности. До сих пор ему не приходилось видеть женщину, которой белый цвет одежды только прибавлял сексуальности. Блузка с короткими рукавами и глубоким квадратным вырезом едва скрывала пышную грудь, а юбка и широкий белый пояс подчеркивали тонкую талию и пышные, женственные бедра. Девушка стояла за письменным столом, но если юбка ее была такой же, как вчерашняя, то Хэкворт сильно сомневался, что она прикрывает колени.
Однако чувственную натуру Кэрол выдавали не только роскошные формы или их вызывающая демонстрация. Она носила украшения, которые больше подошли бы к платью для коктейля, и пользовалась косметикой, подчеркивавшей каждую особенность ее необычного лица. Любая его черточка жила своей жизнью. В нем было что-то от античного божества. Вот откуда название ее фонда, подумал Хэкворт. Она и есть воплощение Исиды, с ее материнской нежностью и дерзостью повелительницы людских судеб.
– Входите, – сказала Кэрол. – Не стану говорить, чтобы вы чувствовали себя как дома, поскольку знаю, что из этого ничего не выйдет. Однако садитесь.
Она выдвинула из-за стола стул и села, повернувшись лицом к дивану и двум удобным креслам, принадлежавшим выселенной из квартиры пациентке и дожидавшимся здесь возвращения к хозяйке. Кэрол ни с кем не разговаривала, сидя за столом. Высокомерие противоречило ее натуре.
– Кофе? – спросила она, указав рукой на столик у окна.
– Нет, спасибо.
Энтони сел на один из стульев. Она ожидала, что гость будет усаживаться очень осторожно. В нем не было ни капли жеманства. Никому бы и в голову не пришло заподозрить в этом крупного мужчину с честным лицом, несмотря на его профессию. Но он был серьезным человеком, как все церковники. Казалось, что сядет прямо, упрется ногами в пол и заговорит, наклонившись вперед с таким видом, словно от слов, которыми они обменяются, будет зависеть судьба мира.
Однако проповедник уселся так непринужденно, будто этот стул принадлежал его семье лет сто или хотя бы с основания «Фонда Исиды», и устремил на девушку немигающие глаза.
Да, отдыхающий Энтони Хэкворт представлял собой внушительное зрелище…
– Если вы пришли из-за вчерашнего, то не стоило трудиться, – сказала Кэрол, складывая руки крестом.
Это движение натянуло ткань на ее груди, что не укрылось от внимания священника. Кроме того, он заметил на ее шее ожерелье из красных и пурпурных бусин, из которых обычно делали четки, но ничего не сказал.
– Вы пытались помочь, – напомнила девушка.
– Я пришел, чтобы поговорить о вашей сестре.
Он-таки выбил ее из колеи. Кэрол ожидала извинений или, по крайней мере, объяснений. На секунду она беззвучно рассмеялась: ишь, возомнила, будто ее мнение настолько серьезно, что он или кто-нибудь другой станет тратить на него время…
– О которой из них? – наконец промолвила она.
– Об Агате.
– Как вы узнали, что она моя сестра?
– Она несколько раз упоминала ваше имя, но только сегодня утром сказала, чем вы занимаетесь, и все встало на свои места.
– А я думала, что вас ошеломило наше фамильное сходство.
Он подумал об Агате. Ее жидкие, коротко стриженные волосы были того же цвета красного дерева, что и у Кэрол. Это единственное сходство, которое ему удалось заметить. Агата никому не смотрела в глаза, но какого бы цвета ни были ее радужки, они не имели ничего общего с бездонной синевой неба, запечатленной в глазах-миндалинах Кэрол. Впрочем, если бы Агату как следует откормить и успокоить, она была бы очень миленькой. Но никому и в голову бы не пришло назвать миленькой Кэрол.
Ничего «миленького» в ней не было.
– Вы знаете, что муж бьет ее? – спросил он.
– По-вашему, у меня нет глаз или головы на плечах?
Знаток человеческих душ изучал ее. Девушка не выглядела сердитой. Она умела скрывать свои чувства. И вчера, столкнувшись с «Мустангами», Кэрол тоже не была чересчур взволнована.
– Раз уже вы об этом знаете, то, как думаете, чем здесь можно помочь?
– Она могла бы уйти от Пола, но решила этого не делать. Чаще всего сестра отказывается признаваться в том, что муж ее бьет. Впрочем, я подозреваю, что вы и так все это знаете, преподобный.
– Энтони.
Она вскинула голову.
– В самом деле? Вы не чувствуете себя голым, когда к вам обращаются без титула?
– Не чувствую.
Кэрол пожала плечами.
– Она нуждается в поддержке, – сказал Хэкворт.
– Она нуждается в расписке Господа, что Пол Марлоу не бросится за ней в погоню и не пристрелит на глазах у детей. Вы можете раздобыть ей такую расписку?
Наконец он услышал в ее голосе неподдельное чувство. Или ему показалось? Да нет, сомневаться не приходилось.
– Вы огорчены, потому что не видите никакого выхода, верно?
– А вы догадливы. Большинство священников не стали бы прислушиваться к тону.
– Так я прав?
– Почти. – Кэрол захотелось выдвинуть ящик стола и вытащить оттуда аптечные резинки. Вместо этого она принялась нанизывать друг на друга огромные канцелярские скрепки. – Агата замужем за маньяком. Пол вполне сносен, когда не пьян. Но продолжается это не больше часа в день.
– Агата говорит, что он не всегда был таким.
– Сестра думает, что сатана жарит людей в аду потому, что они родились в неполной семье.
– Она остается с мужем из жалости? Или из страха?
– Ага. И из-за того и из-за другого. А еще из-за тех дурацких поучений, которыми ее пичкали в каждой церкви, к которой она примыкала. Последний проповедник, с которым Агата имела дело, сказал ей, что Господу угодно, чтобы она оставалась с Полом. Как в Библии: «Только смерть разлучит нас»и все такое прочее… Впрочем, вы лучше знаете, чем я.
– Ничего подобного в Библии я не знаю.
– Ну, вы, священники, такой народ, который привык брать оттуда то, что ему нравится, и отбрасывать все остальное.
Он проигнорировал этот штыковой выпад.
– Если бы ей было куда уйти, она бы решилась на это?
– Она может прийти ко мне и жить там, сколько захочет.
– Агата ни за что не согласится навлечь на вас беду.
Кэрол оторвала глаза от цепочки из скрепок, которая достигла такой длины, что ее можно было бы протянуть между столом директора и стулом, на котором сидел Энтони.
– Она так сказала?
– Нет, это вы сказали.
– Не совсем так. – Он добавила к цепочке еще три скрепки. – Но вы правы. Она скорее умрет, чем согласится подвергнуть опасности того, кого любит. Честно говоря, если бы мне удалось убедить ее, что Пол может искалечить детей, она бы ушла от него. Но он ни разу и пальцем не прикоснулся к девочкам. Конечно, сестра не дает ему такой возможности. Она принимает на себя его гнев. Муж может лупить ее сколько влезет, поэтому и не вымещает свой гнев на детях.
– Вы думаете, он на это способен?
– Вопрос времени. В один прекрасный день Бекки громко заплачет или Дэйзи попросит вместо воды молока, а матери не окажется под рукой, и Пол примется за девочек.
Энтони сложил пальцы домиком, как всегда делал, стоя на кафедре. Привычный задумчивый жест.
Вот церковь, а вот другая. Открой дверь и любуйся ими, полными людей.
Как раз людей-то там почти не было. А те, кто был, его не слышали.
– Чем я могу помочь? – спросил он.
Кэрол решительно не могла понять, зачем ей понадобилась двухфутовая цепь из скрепок. Она неохотно бросила ее на стол.
– Один проповедник молился вместе с ней, другой молился за нее. Третьему вздумалось навестить Пола и спросить его, правду ли говорит Агата. На следующий день она пришла в церковь вся в синяках, чтобы у священника не осталось и тени сомнения.
– Чем я могу помочь?
Сама того не желая, она подала Хэкворту хорошую мысль.
– Из нее выбили всю ее смелость. В детстве она была очень живой и сообразительной. Она многое сможет, если снова поверит в себя. Если вам удастся сделать это, может быть, она и сумеет уйти от мужа и построить для себя и для девочек новую жизнь.
– Он будет ее искать?
– Нет, если она окажется в двух тысячах миль отсюда. Или даже в тысяче. Не думаю, что он сможет долго оставаться трезвым. А для такого поиска нужна светлая голова. Да и денег ему на это не хватит. Конечно, наша семья – это не семья Рокфеллеров, но мы могли бы помочь ей уехать и обосноваться на новом месте. – Она зорко глянула на Хэкворта. – Вы могли бы помочь ей, преподобный? Или ваша религия запрещает это?
– Энтони.
– Никто никогда не называл вас Тони, правда?
Он не улыбнулся, но был искренне тронут.
– Никто.
– А надо было. Пожалуй, теперь слишком поздно. – Она встала.
Он – нет.
– У вас найдется время, чтобы показать мне клинику? – спросил гость.
– Зачем?
– Чтобы рассказать о вашей организации другим.
Кэрол задумалась над этим предложением. Как и над тем, что он следил за ней со своего стула словно зоолог, наблюдающий за поведением неизвестного науке животного.
– Я собираюсь поесть, – сказала она. – Не составите компанию?
– Здесь?
– Того, что есть в холодильнике, хватит на двоих.
– А потом вы покажете мне клинику?
– Я могу показать вам ее до еды или даже во время еды, чтобы вы не тратили время даром.
Он поднялся.
– Можно помочь вам?
– Можно. Сделайте себе сандвич сами.
Экскурсия закончилась быстро, поскольку и вправду осматривать было особенно нечего. «Фонд Исиды» был создан в мгновение ока. Название «клиника» было слишком громким. Когда-то в этом помещении располагался магазин мужской одежды, но вскоре стало ясно, что костюмы у населения Пещеры не в чести, и строение пополнило длинный список пустующих зданий.
Когда Кэрол и фонд, созданный отцами города, обратились к владельцу с предложением обновить дом и сдать его им в аренду, тот с радостью согласился. Поскольку он владел в этом районе еще кое-какой собственностью, то рассчитал, что «Фонд Исиды» пойдет на пользу делу, и оказался прав. Игра стоила свеч. Матери, посещавшие «клинику», запасались продуктами в бакалее на углу, а одежду и товары для дома покупали в магазине уцененных вещей, расположенном за две двери отсюда. И хотя многие здания по-прежнему пустовали, но зато уцелевшим лавкам рост числа пешеходов явно пошел на пользу.
Кэрол показала Энтони крошечные смотровые, регистратуру, врачебный кабинет и маленькую комнату для занятий с родителями, которая в другие дни использовалась как место, где пациенты ожидали своей очереди.
Десять минут спустя они прошли на кухню. В холодильнике хватило бы продуктов на дюжину сандвичей. «Фонд Исиды» не имел возможности регулярно кормить посетителей – по крайней мере, пока. Но Кэрол всегда заботилась о том, чтобы в холодильнике был достаточный запас мяса и сыра для пары-другой лишних сандвичей. Она договорилась с булочной о регулярных поставках свежевыпеченного хлеба, а из ближайшей продуктовой лавки ей контейнерами привозили арахисовое масло и мед. Любая пациентка, приходившая сюда голодной, уходила сытой до отвала.
Хозяйка выставила на маленький металлический кухонный стол холодные закуски, предоставив Энтони возможность выбирать. Пока он делал сандвич, девушка принялась мыть помидоры и салат, которые должны были служить гарниром.
Надо было отдать Хэкворту должное: он не пускал слов на ветер. Он не был ни велеречивым, ни чересчур набожным пастырем. По крайней мере, она так не думала. Он пришел к ней на выручку в весьма опасной ситуации. И даже если его вмешательство обернулось к худшему, какое это имело значение? Он все же вступился за нее. Почему?
Она не могла спросить об этом прямо. Конечно, пастырь что-нибудь ответил бы, но ей нужен был другой ответ. Само его появление в Кейвтауне наводило на интересные размышления. Еще интереснее было, почему вчера он прикрыл ее своим телом. Но приставать к нему с вопросами не имело смысла. Она понимала, что подлинную историю Энтони Хэкворта может рассказать только сам Энтони Хэкворт, но для этого понадобится время, терпение и кропотливая подготовительная работа. Стоила ли овчинка выделки?
– Не позволите ли сделать сандвич и вам? – спросил Энтони.
Она опустила помидор.
– Конечно. Только посложнее. Я люблю сюрпризы. – Девушка обернулась и полюбопытствовала, какой сандвич он сделал себе. Проще некуда: один кусок ветчины и слой майонеза, такой тонкий, что сквозь него просвечивала каждая дырочка в хлебе.
– И это все? – Она скорчила недовольную гримасу. – Держу пари, вы вечно оставляли подливку, а овощам в вашей тарелке никогда не было тесно.
Его улыбка заржавела от долгого бездействия.
Кэрол удивленно моргнула, а затем вернулась к своему помидору.
– Нет уж, мне такого сандвича не надо.
Когда она поставила на стол помидоры и салат, два сандвича были почти готовы. Он добавил себе лишь кусочек сыру, но ее сандвич был произведением искусства.
– Как, все сразу? Не так уж много фантазии, но выглядит аппетитно. – Она села и указала рукой на холодильник. – Возьмите себе что-нибудь попить. Там есть всего понемногу.
Он вернулся с баночкой кока-колы и двумя стаканами. Когда Энтони вопрошающим жестом поднял жестянку, она кивнула и приняла из его рук доверху наполненный стакан.
Жуя, гость исподтишка наблюдал за Кэрол. Она ела так, словно поглощение пищи было самым увлекательным делом на свете, словно ощущения языка и нёба и были истинным предназначением человека. Одолев половину сандвича, Энтони увидел, что девушка собирает указательным пальцем крошки с тарелки и с удовольствием облизывает его.
– Я вижу, вы не успели позавтракать, – сказал он.
– Конечно, успела. Доела оставшегося со вчерашнего вечера цыпленка и закусила пирожным с кремом. – Она на секунду задумалась. – И куском ананасового торта.
Он подивился, куда все это идет. Формы у нее были пышные, но никто не назвал бы их чрезмерными.
– Все сгорает, – ответила она на немой вопрос. – Лучшее, что есть в этой работе.
– А что в ней худшее?
Проповедник подбирался к ее душе с черного хода. Энтони удивило свое умение задавать наводящие вопросы.
Интересно, какими еще талантами он обладает? Девушка следила за тем, как он жует кусок сандвича, ожидая ответа. Хэкворт ел с таким видом, словно пища для него вовсе не существовала. Совершенно. Кто-то сказал ему, что надо есть три раза в день, а он не посмел усомниться.
Неужели вся его жизнь была такой же безвкусной? Неужели и удовлетворение остальных потребностей не доставляло ему никакого удовольствия? На мгновение она представила себе Энтони Хэкворта в постели. Для этого не понадобилось большого усилия. Пришлось объяснить себе, что он относится к тому типу мужчин, который наводит женщин на подобные мысли. В его глубоко посаженных глазах было нечто, заставлявшее думать, что обнаженное тело этого человека должно быть настоящим чудом.
Наверняка он женат. Ведь все священники обязаны быть женаты, правда? Кто будет играть на органе или вести уроки в воскресной школе, если не жена проповедника? Должно быть, Энтони занимается с женой любовью по средам и субботам, потому что кто-то сказал ему, что так надо. Неужели Хэкворт предается любовным утехам, не испытывая при этом ни малейшего наслаждения?
– Так что, нет худшего? – спросил он, видя, что девушка медлит с ответом.
Она заставила себя отвлечься.
– Худшее – то, что времени ни на что не хватает. Приходится слишком много работать. Лезешь вон из Кожи, а дел только прибывает и прибывает.
– Это чувство мне знакомо.
– В самом деле? – Она откинулась на спинку стула и принялась потягивать колу.
– А что в этом странного?
– Я думала, что духовенство спокойнее относится к тому, как проходит время. Разве вы не испытываете чувство, что каждый прожитый день приближает вас к царствию небесному?
Странное выражение промелькнуло в его серьезных глазах. Кэрол была уверена в этом, но не поняла, что оно означает.
– Нет, – сказал он. – Ко мне как к представителю духовенства это не относится. Достаточно взглянуть по сторонам, чтобы увидеть, как много на земле дела.
– Ну, со всеми делами на земле не справиться ни вам, ни мне. – Она протянула руку к стоявшей на столе вазе с фруктами и взяла яблоко. Владелец овощного рынка в двух кварталах отсюда отбирал для нее слегка попорченные и перезрелые фрукты. Сегодня утром она набрала две больших корзины и принесла их сюда. Одна из молодых матерей обещала испечь на ее долю яблочный пирог.
– Вас в самом деле удручает, что вы не можете справиться со всем на свете? – спросил Энтони.
– В самом деле? – Она откусила большой кусок. Сок брызнул девушке на язык, и ей пришлось сделать глоток, прежде чем заговорить снова. – Ага.
– Значит, вам удается закрывать глаза на то, что происходит вокруг?
– Если бы я верила, что постоянное беспокойство может кому-то помочь, то беспокоилась бы день и ночь. Но это бесполезно. – Она почти дословно повторила фразу, сказанную соседкой Долли: – Пещеры останутся Пещерами и тогда, когда меня не будет на свете. Я родилась здесь и, наверно, здесь же умру. Скорее рано, чем поздно. А тем временем постараюсь сделать все, что могу.
