Текст книги "Воскреснуть и любить"
Автор книги: Констанс Йорк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Пожениться? Вы с ума сошли?
– Переезжайте ко мне. Брак будет для отвода глаз. Зато каждому станет ясно, что отныне вы не беззащитны.
– Брак… для отвода глаз…
– Это даст вам время. А от вас ничего не потребуется. Ни при каких обстоятельствах.
Головокружение не проходило. Перед глазами плясали разноцветные пятна. Пятна и круги. Брак… Даст вам время. Потребуется. Нет. Ничего не потребуется.
Если она останется в Кейвтауне, рано или поздно «Мустанги» могут вернуться и закончить то, что начали. Это избиение было предупреждением. Иначе они просто пристрелили бы ее, и все было бы кончено.
Пока монстры лишь дохнули на нее своим смрадом.
Но предупреждение сопровождалось угрозой применить другие средства, если она и Энтони ослушаются. Они не собирались подчиняться. Хэкворт предлагал помочь ей выиграть время.
Время. Его у Кэрол было очень мало. Она уже знала это. Слишком много трагедий довелось ей видеть, слишком много несчастий. Остаток жизни не принесет никаких сюрпризов.
Если Энтони поможет ей, ему это не повредит. Вернее, не увеличит опасность. Терять ему нечего. Угроза «Мустангов» относилась и к нему. Ведь он сказал, что они будут охранять друг друга. Стоять спиной к спине.
– Брак… – повторила она.
– Не беспокойтесь об этом, – ответил он. Дыхание мужчины грело ее щеку. – Думайте о том, что все будет хорошо.
– Я никогда… не собиралась замуж.
– Теперь помолчите.
Она ощутила, что «скорая» замедляет ход. Все стало куда-то проваливаться, но вернулось на место, когда девушка почувствовала заботливое поглаживание сильной руки.
– Энтони…
– Все в порядке. Я еще здесь.
– Не по-настоящему?
– Не беспокойтесь об этом, милая.
– Я согласна. Мне нужно… время.
Мужские пальцы сжались на ее руке.
– Только это я и могу дать вам.
– Этого достаточно.
Глава 5
Что такое брак для отвода глаз?
Кэрол обвела взглядом спальню, которую Энтони отдал в ее распоряжение. В его квартире не было другой. До сегодняшнего дня эта комната принадлежала ему. Он поступил просто: разделил места пополам в платяном и бельевом шкафах, а свою постель отдал ей. В гостиной был диван, на котором хозяину и предстояло отныне спать.
Она сидела на кровати, откинувшись назад и осторожно опершись на локти. Временами боль еще давала о себе знать, откликаясь то здесь, то там. «Мустанги» как следует отделали ее, и следовало привыкнуть к мысли о том, что быстро боль не пройдет. Впрочем, треснувшее ребро, сотрясение мозга, множество порезов и ушибов были пустяком по сравнению с тем, чем могло кончиться это жестокое избиение.
Она слегка потянулась, чтобы ослабить давление на ребра. Сидеть было не слишком удобно, но от долгого стояния она быстро уставала. Долли и Энтони помогли ей упаковать остатки вещей, однако даже это небольшое усилие было для нее чересчур утомительным.
Она видела, что хозяин взад и вперед расхаживает по гостиной. Мечется. Как тигр в клетке.
Наверняка жалеет о своем поспешном предложении. Напрасно она приняла его. Но он застал ее врасплох. О таком предложении нельзя было и мечтать. Только оно давало ей возможность продолжить работу.
Странно. Казалось, Энтони огражден невидимым щитом. Его достижения в Кейвтауне были невелики, но они все же были. Никто не мешал его планам. Никто не мешал ему самому, даже после того, как он бросил вызов «Мустангам». Если этот щит ограждал и ее, то тем лучше. Если же нет, двум беднягам придется сообща воевать с бесами. Это увеличивало их шансы до одного на миллион.
Но все произошло в тот момент, когда она была не в себе. К тому времени, как девушку слегка подлечили и Хэкворт пришел к ней в палату со своим коллегой-священником, ее обуревало множество сомнений. Что она наделала, согласившись выйти замуж за незнакомца? Что ей известно об этом человеке? Конечно, она может в любое время развестись с ним и, скорее всего, так и сделает, когда это будет удобно им обоим, но сейчас-то как быть? Энтони заверил ее, что брак будет фиктивным. Но какая разница остальным, спят они в одной постели или нет? Разве кто-нибудь из них попадет в беду, если однажды категорическое «нет» сменится робким «да»?
А если все это не имеет значения, то почему он не хочет с ней спать?
Кэрол легла на спину и устремила взгляд в потолок. Штукатурка была в трещинах, а красили здесь лет сто назад, не меньше. Видимо, нижний этаж поглощал все внимание Энтони. Квартира была в запустении. Только гостиная была выкрашена свежей белой краской, потому что по воскресеньям здесь проходили занятия для детей. Однако она подозревала, что к остальному не прикасалась рука человека. Мебель была старая, но казалась бы вполне сносной, если бы за ней как следует следили. В квартире было множество ниш и чуланов, однако никто не обращал на них внимания и не ценил их прелести. Все указывало на это. Ни картинки на стенах, ни вазы, ни занавесочек, ни подушечек… Этот перечень можно было продолжать и продолжать.
Лишь одна вещь служила этому жилищу украшением, если так можно было выразиться. На старом столе у дальней стены гостиной стояла фотография женщины. Жены Энтони.
Кэрол напомнила себе, что теперь она жена преподобного. Ей так и не представилось случая высказать ему свои сомнения. Хэкворт явился со священником и половиной персонала больницы. Кое-кто из сестер лил сентиментальные слезы, став свидетелем столь великого события. Палата Кэрол была похожа на железнодорожный вокзал в часы пик. Вдруг девушка оказалась окруженной чужими людьми, в совершенно не приспособленном для этого месте, и какой-то незнакомый мужчина, за которого она выходила замуж, надевал ей кольцо на палец…
Шаги Энтони стали громче, и Кэрол поняла, что он подходит к дверям.
– Входите и говорите, – крикнула она.
– А что я должен сказать?
– Что мы сделали ошибку. Это была дурацкая мысль. Может быть, наш брак и для отвода глаз, но я могу довести вас до того, что в один прекрасный день вы пойдете к «Мустангам» и со слезами будете умолять закончить то, что они начали.
Из-за двери донесся раскатистый смех.
Она медленно, с трудом села, словно вылезла из могилы.
– Скажите мне, что это не приходило вам в голову.
– Я думал только о том, что здесь не поместится ваше имущество.
– Значит, я вас удивила. Впрочем, от моего имущества осталась только половина. Вторая лежит в контейнере с мусором.
Его улыбка тут же погасла.
– Мне очень жаль. Я бы тоже хотел, чтобы вы могли оставаться в своей квартире.
– Спасибо, хоть клиника не сгорела.
– Правда, многое пострадало от воды.
– Нет ничего такого, что мы не могли бы восстановить.
– На время забудьте о восстановлении. Слышали, что сказал врач?
– Я сама медсестра и говорю, что совершенно здорова.
– Не похоже. Вы бледны. И глаза у вас усталые.
Она видела свое лицо в зеркальной двери шкафа. Какое там бледная и усталая… Слишком мягко сказано. Синяк на одной скуле приобрел золотистую окраску. Другая половина лица все еще слегка опухшая. И намека не было на то, что все рассосется до выхода на работу. На лбу красовалась повязка, закрывавшая порез, на который пришлось наложить три шва. Впрочем, тщеславие Кэрол было удовлетворено: к счастью, шрам можно было прикрыть волосами.
– Ну что ж, по крайней мере, теперь понимаю, почему вы не хотите спать со мной, – сказала обрученная, следя за выражением его лица. Но оно ничуть не изменилось. На это Энтони был мастер.
– Я когда-нибудь говорил, что не хочу спать с вами? – спросил он.
– Вы ясно дали это понять.
– Я сказал, что не собираюсь спать с вами. Улавливаете разницу?
– Но должны же вы получить какую-то компенсацию за то, что будете моим телохранителем?
– Ваше остроумие будет вполне достаточной компенсацией.
Она обольстительно улыбнулась, но все же не так, чтобы Энтони принял это всерьез.
– Вы сами не знаете, от чего отказываетесь.
– Мне нравится ход ваших мыслей.
Что-то крылось за этими словами. Воспоминание о радостях супружеского ложа? Нет, не похоже. Тоска? Не то слово. Здесь было что-то другое, куда более дикое и необузданное. Ее улыбка увяла. Внезапно Кэрол поняла, что играет с огнем. Если бы она действительно предложила себя этому человеку и он принял бы ее предложение, эта страсть могла бы спалить их обоих.
Она предпочла сменить тему.
– Там, в гостиной, фотография вашей жены?
На секунду Энтони устремил на нее ледяной взгляд серых глаз, а потом покачал головой.
– И как это я забыл ее убрать…
– Не волнуйтесь, я вовсе не обиделась. Просто любопытно.
– Ее звали Клементиной.
– Красивая. – Кэрол бросила на фотографию лишь один взгляд, но этого было достаточно. Милая светловолосая девушка, наверное, любимица учителей частной школы, в которой прошла ее юность. Она была в дорогом белом свадебном платье со всеми аксессуарами – искусственный жемчуг и километры кружев. Выражение лица свидетельствовало, что все ее мысли поглощены человеком, которого она любит.
Человеком, которого она любила.
– Когда она умерла? – спросила Кэрол.
– Почти три года назад.
– Болезнь? Несчастный случай?
– Она умерла, когда боролась за свой кошелек.
Кэрол и глазом не моргнула. Энтони тут же пожалел о вырвавшихся у него словах. Девушка почти ничего о нем не знала, но тут же поняла, что Хэкворт все еще не смирился со смертью жены.
И еще кое-что.
– Бессмысленная смерть, – тихо сказала она. – Почти такая же бессмысленная, как бандитское нападение, правда?
– Что?
– Вы женились на мне из-за того, что случилось с вашей женой?
– Вы знаете, почему я женился на вас.
– Теперь я многое понимаю.
Он вышел из комнаты. Кэрол проводила его взглядом, поняв, что Энтони задет. Но как глубоко? Он женился на ней, потому что знал, что ее ждет участь Клементины, и хотел помочь? Или потому что считал себя виновным в смерти жены и чувство вины могло оставить его лишь после того, как он спасет кого-нибудь?
Со стороны эти причины были неразличимы, но Кэрол казалось, что между ними пролегает расстояние в миллион миль. Первая означала желание стать рядом во имя общих целей. Вторая же – стремление как-то искупить свой грех.
Что это был за грех и что крылось за предложением Энтони? Она лежала и снова смотрела в потолок. Перед ее глазами стояло лицо Клементины. Если бы можно было спросить эту милую молодую женщину о том, чем руководствовался ее благоверный… Но для этого был только один способ – как можно скорее самой отправиться в рай.
А Хэкворт и сам был недалек от этого.
Запах Кэрол, таинственный, возбуждающий аромат, пропитывал все, чем она владела. А вещи так красноречиво говорили о том, кому они принадлежат, словно на них было выгравировано имя хозяйки.
Энтони стоял в гостиной, где когда-то было так спокойно, так тихо… Теперь комната была уставлена вещами девушки, а сама она спала в его… нет, в ее постели.
Многое из ее имущества было безнадежно испорчено, но она только пожала плечами. Он знал, что Кэрол не позволит себе расстроиться и из-за более крупных потерь. Девушка вела себя так, словно давно ждала расставания со своими немудреными пожитками. В тот вечер, когда на нее напали, она прямо сказала об этом.
Я остаюсь в Кейвтауне, сказала она. Знаю, что умру здесь. Всегда знала.
И она верила в это. Вера в то, что ей суждено погибнуть насильственной смертью и что случится это скорее рано, чем поздно, диктовала все ее поведение.
Потому-то она с таким наслаждением и пользовалась каждой секундой отпущенной ей жизни. Этого нельзя было отрицать. О том же свидетельствовало и ее имущество. Здесь не было нейтральных тонов. Каждый предмет был вызывающе ярким. Цвета, материалы, запахи были настолько экзотическими, словно хозяин квартиры перенесся на другой континент, где рынки разбиты прямо на улицах, а самая простая еда сопровождается тысячью приправ.
И тут его обуял неизвестно откуда пришедший гнев на того, кто посмел угрожать смертью человеку, который жил такой полной жизнью, который не боялся самого черта и на ходу совершал маленькие чудеса. Кэрол Уилфред… нет, Кэрол Хэкворт была женщиной огромной дерзости и редкого цинизма. Она была уверена в своей правоте даже тогда, когда речь шла о вещах, о которых она и понятия не имела. Она выслушивала все, не соглашалась почти ни с чем и не высказывала ни малейшего почтения ни к традициям, ни к благочестию.
Но она ловила каждую секунду и выжимала ее досуха, извлекала красоту из всего, что ей попадалось, и щедро делилась ею с окружающими.
И заботилась. Обо всем. Обо всем. Больше, чем могла себе представить. Больше, чем думала. Заботилась настолько, что вступила в фиктивный брак, лишь бы продолжать раскрывать щедрые, жаркие объятия тому миру, которого чаще всего никто не замечал.
Энтони подошел к окну и украдкой заглянул в спальню. Наступил вечер, а Кэрол все спала в той же позе, в какой легла. Должно быть, сильно измучилась. Она попросила выписать ее из больницы за день до срока, назначенного врачом, и потребовала отвезти ее на старую квартиру, чтобы определить размер ущерба и отобрать все, что можно.
Далее она ходила по комнатам, держа на руках соседскую малышку. Глаза ее были сухими. Но было видно, что пережитое оказало на нее неизгладимое впечатление.
Она спала. Ее волосы разметались по подушкам, словно добавляя им мягкости. Сердце Энтони сжималось при виде ее синяков, но что такое синяки? Они пройдут. Интересно было следить за спящей девушкой. Во сне ее лицо казалось более мягким, более беззащитным, более детским. Необычное лицо, которое бросалось в глаза, когда она бодрствовала, теперь едва ли кто-нибудь назвал бы красивым. Очевидно, его делали прекрасным редкая выразительность черт и ясная голубизна глаз, ставившие Кэрол намного выше тех красивых женщин, которых доводилось видеть Хэкворту.
Ему хотелось потрогать ее волосы.
Энтони не знал, откуда пришла мысль, побудившая его войти в комнату и встать у изголовья кровати. Рука сама потянулась к спутанным кудрям спящей, и Хэкворт еле удержал ее. Девушка была слишком далеко. И он был слишком далеко. Тысячи пустынных миль разделяли их.
И в эту минуту комнату осветила вспышка яркого света небесной лазури. Кэрол подняла веки.
– Пришли заявить свои супружеские права?
Ему захотелось задушить ее. Энтони сунул руки в карманы.
– Я пришел позвать вас обедать [8]8
В США, Англии и других странах принято называть обедом вечернюю трапезу; дневная еда называется «ленч».
[Закрыть]. Должно быть, вы умираете с голоду.
Она села с таким воинственным видом, что мужчина попятился, чтобы освободить ей пространство.
– Проклятие! Только еда. Никакого секса.
– Я еще ничего не приготовил. Не знаю, что вы любите.
– Я все люблю. Вы говорили про обед?
– Уже семь часов. Вечера.
– А что у вас есть?
– Всякие замороженные продукты. Можете выбрать сами.
– Только через мой труп! Что еще у вас имеется? – Кэрол слегка улыбнулась, глядя на его вытянувшееся лицо. – Энтони, вы умеете готовить?
Конечно, он не умел. Готовка отняла бы время, нужное для более важных дел. Он покачал головой.
Ее улыбка становилась шире.
– Ну что ж, зато я умею. Вам крупно повезло. Пойду в магазин.
– Никуда вы не пойдете.
Она недобро прищурилась.
– Я, что, в тюрьме?
– Если хотите, да.
– По-вашему, я не могу сама сходить за покупками?
– Вы можете делать все, что хотите. Вы знаете это. Но я тоже могу делать все, что хочу.
– Иными словами, теперь я буду иметь постоянного спутника?
– Либо это, либо уж лучше вам сразу надеть на шею мишень.
Она надула губы.
– Мне не нравится жить в клетке.
– Не сомневаюсь.
– У вас должно быть что-нибудь съедобное.
– Давайте посмотрим.
Он следил за тем, как Кэрол встает. Она потянулась, будто кошка, – естественно, непринужденно, но вдруг опустила руки и поморщилась. Тонкий зеленый свитер туго обтягивал ее грудь. У Энтони пересохло во рту.
Он последовал за ней в крошечную кухню, осторожно обходя коробки с одеждой, парфюмерией, книгами и каким-то нехитрым скарбом. Ее стереомагнитофон был сломан, но катушки с пленками, остававшиеся в шкафу, выглядели как ни в чем не бывало. Кроме того, удалось спасти часть мебели – резной туалетный столик из Африки и расписной буфет, краска на котором пошла пузырями. При взгляде на него Энтони вспомнилось искусство первых поселенцев Новой Англии.
– Завтра я все приведу в порядок, – пообещала она. – Конечно, если у вас найдется для этого место.
– Не у меня, а у вас. Теперь это ваша квартира.
– И вас не волнует, во что я ее превращу?
Он пожал плечами.
– Просто дело в том, что здесь проводятся занятия воскресной школы.
Ее ответ был едва слышен.
– Когда я займусь вашей квартирой, дети будут приходить сюда с гораздо большим удовольствием.
Добравшись до кухни, Кэрол принялась осматривать утварь. Хозяин стоял в сторонке и следил за ней, размышляя, что лучше: оставить ее одну или предложить свою помощь. В результате он не сделал ни того ни другого, но просто молча глазел на нее, занимая внушительную часть кухонного пространства.
– Энтони, а в чем же готовить? Разве ваша жена никогда не варила обед?
Нет, Клементина готовила. Добротный, классический американский стол с четырьмя видами блюд и непременной зеленью. Он помнил, что каждое кушанье, приготовленное женой, было украшено листиками петрушки. Ее отец однажды решил подшутить над дочерью и принес в подарок полдюжины горшочков с петрушкой, предложив выращивать ее на подоконнике. Она же приняла шутку за чистую монету, и вскоре петрушка разрослась.
– После ее смерти я раздал большинство вещей, – сказал Хэкворт.
Кэрол подняла глаза. На лоб Энтони упала прядь черных волос. Этот сильный человек боялся показаться сентиментальным.
– Очень опрометчиво, вы не находите?
– Они мне были ни к чему.
– Что ж, по крайней мере осталась кастрюля. И половник. И горшок. Один горшок, а, Энтони? Вы смешиваете вместе первое и второе? Не обращайте внимания, я помню, что вы не умеете готовить. Правда, мне трудно понять почему.
Она нагнулась, продолжив осмотр, и наконец выпрямилась.
– Чудесно. Зато не будет проблем, куда деть мои кухонные принадлежности.
– Мы могли бы куда-нибудь сходить…
– Вы знаете место, где нет стеклянных окон? Я слегка отвыкла втягивать голову в плечи.
– Может быть, заказать что-нибудь на дом?
– Сама справлюсь. – Она открыла холодильник. – А ну-ка, посмотрим. Яйца, молоко, сыр, хлеб, горчица… – Она сунула голову внутрь. – Банка варенья? Разве мама не говорила вам, что этот продукт держат в буфете? – Она покосилась на него из-за дверцы. – Мама-то у вас была?
– Она и сейчас есть.
– У меня тоже. И две сестры. Хотя Агата, наверно, вам уже рассказала.
– Вот про младшую… – Он честно пытался вспомнить.
– Самую умную? Анна-Роз в шестнадцать лет отправилась во Флориду искать счастье и, кажется, нашла его.
– Вам следовало сделать то же самое.
– Что? И лишиться возможности выйти замуж за таинственного Энтони Хэкворта? – Она все выгребла из холодильника и поставила на буфет трогательно-маленький поднос.
Энтони стоял у нее за спиной. И вдруг его присутствие встревожило девушку. Он возвышался над ней, дышал с ней одним воздухом, его тело распространяло тепло…
Она подняла взгляд. Мужчина пристально наблюдал за ней. Как за птенцом, вылупляющимся из тесного яйца.
– Вам это тоже кажется странным? – спросила она.
– Все вокруг странно.
– Может, это было ужасной ошибкой?
– Никакой ошибки. Зато меня будут вкусно кормить.
Она улыбнулась. В тесной кухне эта улыбка казалась удивительно интимной.
– Вот это я вам гарантирую.
Он знал, что должен уйти. Воздух наполнялся тем, чему он не мог и не хотел искать названия. Тем ароматом, который уже обратил на себя его внимание. Волосы рассыпались по плечам девушки, и он ощущал излучаемое ими электричество. Кожу покалывало.
Энтони задумался над тем, что еще она могла бы ему «гарантировать». Он женился на Кэрол, не ожидая от нее ничего. Но сейчас, в эту минуту, он понял, что недооценил ее.
Откликнулась природа, которой он долго пренебрегал. Перед ним была женщина. А он, как ни крути, был мужчиной. Возбуждение побежало по его нервным окончаниям. Откликнулись гормоны. Жизнь зашевелилась… и рванулась наружу.
– Не хотите помочь? – спросила она. – Если нет, не стойте над душой и не занимайте место.
– Я накрою на стол.
Он повернулся, чтобы уйти, и чары, колдовские языческие чары Кэрол Уилфред-Хэкворт были сброшены…
В десять часов вечера он принялся стелить себе на диване. Двадцать минут назад Кэрол закрыла за собой дверь спальни. Энтони думал, что девушка уже уснула. Он закончил сооружать себе ложе, оказавшееся далеко не соблазнительным. Вообще-то после целого дня возни с коробками ему полагалось устать. Да и пахта с нарезанным Кэрол сыром были вкусны и приятно согревали желудок. Сытому и наработавшемуся, Энтони полагалось бы спать без задних ног. Но он не сомкнул глаз до самого утра.
Он был женатым человеком. Глаза Энтони машинально искали свадебную фотографию Клементины, но он забыл, что сам сунул ее в ящик стола, как только Кэрол отвернулась. Его связь с нею была всего лишь освященным церковью соседством, но выставлять фото жены напоказ было бестактно. Свадебное фото.
Его первая брачная ночь ничем не напоминала эту. Клементина была стыдлива и девственна. Весь вечер ушел на то, чтобы уговорить ее раздеться, а вся ночь – чтобы убедить ее не обращать внимания на писанину женских журналов и доказать, что исполнение супружеского долга может быть приятным.
Тогда ему так и не удалось добиться своего. Она привыкла к мужу только во время медового месяца, привыкла допускать его к себе, может быть, даже испытывать при этом какое-то удовольствие. Со временем она успокаивалась все больше, а в последний год их супружеской жизни осмелела настолько, что временами первой затевала любовную игру.
А затем потянулась цепь вечеров, когда он слишком уставал или был чересчур занят делами, чтобы обращать на нее внимание.
Энтони скользнул в постель. На нем была новая пижама. Никогда он не спал в пижаме, даже в первую брачную ночь, несмотря на смущение Клементины. Но он не собирался дефилировать по квартире голым, когда в смежной комнате спала Кэрол. Она расценила бы это как приглашение, которого он не мог себе позволить.
Он читал абзац за абзацем статью в «Теологическом вестнике» до тех пор, пока не понял, что это бесполезно. Все его мысли были поглощены женщиной в соседней комнате. Он уговаривал себя, что просто отвык от такого соседства и скоро привыкнет к нему, но сам знал: это всего лишь отговорки. Кэрол ни за что не стушевалась бы так же неожиданно, как Клементина. Конечно, эта девушка не собиралась быть ему женой в полном смысле слова, но прежде чем они расстанутся, Кэрол наложит на него такой же неизгладимый след, как и на все, к чему она прикасается.
– Прекрасно. Вы еще не спите. В одной из коробок я нашла кое-что подходящее к случаю.
Он вопросительно поднял глаза и увидел, что в дверях стоит девушка с бутылкой в руках.
– Это не спиртное. Я не пью. Просто моя любимая шипучка.
На ней была шелковая ночная рубашка, прикрывавшая наготу до середины бедер. Рубашка была королевски пурпурного цвета, просторная, удобная и уж никак не короче юбок, которые носила эта особа даже на работе. Но по судороге, сжавшей внутренности Энтони, можно было подумать, что она явилась к нему в прозрачном пеньюаре.
– Обычно я тоже не пью, – сказал он. – Но не потому что это противоречит религии.
– Иисус ведь пил вино, правда? Надеюсь, вы не стремитесь перещеголять своего учителя? – Она босиком прошлепала на кухню и вернулась с двумя стаканами. – Я рада, что вы не ханжа, Энтони. Иначе жизнь со мной довела бы вас до сердцебиения.
Но его сердце уже и так колотилось от возбуждения. Он не видел в ее теле ничего такого, чего не видел раньше, но его тело реагировало так, словно все это предстало перед ним впервые. Когда девушка подошла ближе, Энтони подвинулся и освободил ей место в ногах дивана. Она села с таким видом, словно все это происходило у костра на пикнике.
– Не смогли уснуть? – спросил он.
– Уснуть? Сейчас? Я полуночница и привыкла обходиться несколькими часами сна. Прежде чем все это кончится, я надоем вам до чертиков. Если уже не надоела.
– И что же вы делаете по ночам?
– Слушаю музыку. Подолгу принимаю ванну. Крашу ногти. Танцую.
– Танцуете?
Она улыбнулась.
– Сама с собой.
Ему представилась соблазнительно покачивающаяся в такт музыке, извивающаяся и кружащаяся Кэрол…
– Вам и самому не спится, – заметила она.
– Нет. – Он следил за тем, как Кэрол доверху наполняет стаканы.
– Это малина с лимоном. Что, постель неудобная?
– Нормальная постель. Я читал. – Он потянулся за стаканом. – Но без особого успеха.
– Нет? И что же вы читали? – Она скорчила гримасу, когда Энтони протянул ей номер богословского журнала. – Нет ничего хуже, чем брать в постель работу. Не удивительно, что вы не можете сосредоточиться. – Она соскочила с дивана, исчезла в спальне и через минуту вернулась с книгой в бумажной обложке. – Вот это не даст вам скучать.
Энтони взял книгу. Название издательства было ему незнакомо.
– «Полюби меня, брахман»?
– Думайте об этом, как о чем-то промежуточном. Чем-то среднем между «Теологическим вестником» и Агатой Кристи. Тайна человеческой души. Вероисповедание другое, но разница невелика. Когда закончите, перейдем к чему-нибудь полегче. Крутые детективы, мужские похождения, ужастики… – Она улыбнулась. – Я хочу поладить с вами, Энтони.
Он следил за Кэрол, потягивая напиток. Теперь она чувствовала себя более непринужденно. Несмотря на синяки и повязку на лбу, лицо ее казалось довольным.
– Вы не слишком многого требуете от жизни, – сказал он. – За последние несколько дней ваш мир перевернулся вверх дном. Вы пережили нападение банды вооруженных юнцов и вышли замуж за чужого человека. Но вместо того чтобы биться головой о стену, вы сидите на моем дивана и советуете, что мне читать на ночь.
– И чего же я, по-вашему, должна требовать?
– Всего, чего хотите.
– Это совсем не одно и то же.
– Разве? Почему?
– Потому что люди никогда не получают того, чего хотят, правда? – Это был не вопрос. Скорее утверждение. Она поставила на пол пустой стакан. – Энтони, а вы сами-то знаете, чего хотите? Неужели вы, когда были мальчиком, молились или просили у Санта-Клауса богатых родителей или кого-нибудь еще, чтобы те, когда вы вырастете, позволили вам уехать, жить в загоне и служить священником в приходе, который не в состоянии заплатить нам и десяти центов? Неужели вы молились о том, чтобы жена, которую вы, наверно, любили, умерла молодой, а вам пришлось терпеть рядом отвратительную кухарку, тело которой изукрашено синяками, а ей все мало?
– Я никогда не дерзнул бы просить этого ни у Господа, ни у Санта-Клауса.
Она увидела, что в глазах Энтони вспыхнул смех. Оставалось лишь улыбнуться в ответ.
– Теперь понимаете? Люди редко получают то, чего хотят. Так какой же смысл вообще хотеть чего-нибудь?
– Один мой друг, епископ, всегда говорил: «Господь лучше знает, что нам нужно».
– Вашему епископу никогда не доводилось жить в Пещерном городе.
Он не стал задумываться над тем, верно ли это.
– Вы далеко не всегда были такой покладистой. Чего вы хотели, когда еще не боялись просить?
– Попробую вспомнить, хотя это было слишком давно. – Она провела указательным пальцем по щеке и обнаружила, что та еще болит. – Наверно, того, что другим доставалось даром. Спокойствия, безопасности, человека, на которого можно положиться, детей, которым бы я могла дать то, чего не имела сама. Настоящий несбыточный сон.
– В этом нет ничего несбыточного. Стоит только уехать отсюда.
То ли поздний час, то ли теплота, прозвучавшая в голосе Энтони, странно подействовали на нее. Откуда-то возник комок в горле. Она не могла ни усмехнуться, ни пожать плечами.
– Я забыла самое главное, да? Видите ли, все это должно было случиться только здесь. Здесь и со мной.
– Да, это вы уже говорили. – Энтони тоже поставил свой стакан. Девушка была всего лишь в футе от него, но их разделяли две совершенно разные жизни. Ему не хотелось этого. И тогда он понял, что не может жить без этой женщины.
Он наклонился и, сделал то, что удивило их обоих: дотронулся до ее волос. Его рука скользнула по ее плечу, затем по предплечью. Глаза Кэрол расширились – сначала от испуга, а потом от удивления. Хэкворт притянул ее к себе. Через мгновение девушка, прижатая к груди, протестующе забилась в руках. Но объятия Энтони стали только крепче.
– Кэрол, – тихо сказал он, – побудьте так еще минутку.
– Мне это не нужно.
– Нужно. Нам обоим. – Он гладил спину Кэрол, щека прижималась к ее волосам. Девушка так уютно устроилась в его объятиях, словно какой-то гениальный мастер создал ее специально для этого. Энтони разрывался между желанием и состраданием.
– Я ведь хотела так мало, правда? – прошептала она. – Так же мало, как и большинство людей.
Но большинство людей боялись ударить ради этого палец о палец. Мужские руки сомкнулись еще крепче. Хэкворта окутал ее запах, тепло ее тела проникало прямо в душу. Или в то, что от нее осталось.
Кэрол подняла лицо, и серые с изумрудинками глаза заглянули в прозрачные лазурные озера. В их глубоких омутах затаились века печали, тоски и угнетения. В них отражался не только Пещерный город, но и многое, многое другое. Бурлили волны величавого духа, гордости и дерзости женщины, которую невозможно победить, переделать или отнять у нее что-нибудь без борьбы не на жизнь, а на смерть.
Энтони наклонился к ней, и девушка не отстранилась. Губы прильнули к ее губам, ища того, что она сама хотела отдать. В этом поцелуе не было ничего от священника. Он забыл и о долге пастыря, и о святых дарах. Ее запах, ее прикосновение, нежная ласка шелковистых губ заставила его потерять голову.
Наконец она отодвинулась, и Энтони разомкнул объятия. Глаза Кэрол были сухими, но обезображенное синяками лицо казалось грустным.
– Не стоит увлекаться, – сказала она. – Вы мужчина, а я женщина, и никто из нас не девственник. Энтони, если вам нужна жена, скажите об этом прямо. Я обещаю подумать.
– Неужели в вашей жизни было так мало покоя, что, обретя его, вы и не поймете?
– Так это покой? Что ж, пусть. Я могу узнать добрые намерения. Но знаю и то, чем они обычно кончаются. – Она соскользнула с дивана и встала на ноги. – Читайте книгу. Вы получите настоящее наслаждение.
Он уже получил наслаждение. Энтони больше не лгал себе: однажды ложь погубила его. Нет, он наслаждался женщиной. Наслаждался, прикасаясь к ней, держа ее в объятиях, разговаривая с ней. Целуя ее. И ни на что из этого он не имел права.
– Спокойной ночи, – сказал он.
Она не закрылась в спальне. Даже час спустя, погрузившись в книгу, он видел, что дверь все еще открыта.
