Текст книги "Воскреснуть и любить"
Автор книги: Констанс Йорк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Хэкворт попытался прервать ее, но девушка упрямо покачала головой.
– Так я и выбрала вариант номер два. Поступила в высшую медицинскую школу и закончила ее в числе лучших, потом выдержала экзамен в университете штата и получила диплом медсестры. А затем, накопив кое-какой опыт, вернулась сюда и стучалась во все двери, пока не собрала нужную сумму, чтобы создать «Фонд Исиды». И я больше не уеду отсюда. Никогда. До тех пор пока хоть одна беременная женщина или маленький ребенок будут оставаться в этом аду. Пока меня не унесут отсюда в сосновом гробу!
– И случится это скорее рано, чем поздно…
Кэрол глубоко вздохнула и постепенно начала успокаиваться. Что-то внутри расслабилось. Она рассказала этому человеку самое страшное, и он не отшатнулся. Нужно было, чтобы он понял и не осудил, и девушка как-то догадалась, что добилась своего, хотя Энтони не улыбался, не проронил ни слезинки, даже не прикоснулся к ней.
– Много лет назад, – тихо сказала она, я поняла, что могу отказаться от чего угодно, только не от своей решимости остаться здесь и биться лбом в стену. Может быть, то, что я сделаю, ничего не изменит. Но вдруг… Если наберется достаточно людей, не устающих требовать, звонить во все колокола, бить тревогу и оставаться здесь…
Теперь преподобный окончательно понял, почему она вышла за него. Смерть ребенка заставила ее принять самое важное в жизни решение. Все остальные ее поступки диктовались именно этим шагом.
Даже брак с человеком, которого она едва знала.
– Вот и вся моя история, – сказала Кэрол и умолкла, надеясь, что в ответ услышит его рассказ о себе.
– Вы необыкновенная женщина.
Нет, он не горел желанием раскрывать ей свою душу. Но то, что она увидела в его глазах, заставило застыть на месте. В них полыхало пламя чего-то большего, чем простое понимание, сочувствие и сострадание. Он знал, через что она прошла, знал всем своим существом, потому что сам был опален тем же пламенем.
– Энтони, на вас тоже дохнуло смрадом сатаны, да?
– Уговор – не больше одного сатаны в день, – улыбнулся душеспаситель.
Это было похоже на обещание. Когда-нибудь – если до тех пор они не разойдутся – Энтони расскажет ей, что привело его сюда. Что заставило бежать.
Он удивил ее, прикоснувшись к локону, выбившемуся из-под ленты и свесившемуся на плечо.
– Необыкновенная…
Это слово напоминало поцелуй. На мгновение что-то затрепетало в воздухе. Она была готова броситься к нему на грудь, видела, что он тянется к ней. Но ничего не случилось.
Он отвернулся, и у Кэрол вырвался тяжелый вздох.
Во время еды они обсуждали последние известия и говорили о погоде.
Глава 7
Даже прожив с Кэрол две недели, Энтони не смог привыкнуть к ее соблазнительному запаху. Он будоражил не меньше, чем сама эта женщина. Аромат был слабым, но отчетливым, дерзким и каким-то первозданным. Несомненно, такое благоухание источали цветы, росшие в саду Эдема. И женщина, жившая в этом саду.
Тишину в квартире нарушал только шум проезжавших внизу машин. Когда Кэрол была дома, здесь не оставалось и намека на тишь. Но девушки не было. Полицейский Роберт, муж Огасты, приехал несколько минут назад и увез миссис Хэкворт в «Фонд Исиды».
Роберт был подарком судьбы. Приехал на следующее утро после того, как Кэрол перебралась в здание церкви, и заявил, что хочет «просто посидеть с ней». Последние две недели он продолжал неизменно приезжать каждое утро. Пока миссис одевалась, он выпивал чашку кофе, а потом провожал ее в клинику. Все это делалось как бы случайно, словно для собственного удовольствия. Случайно его глаза стреляли вправо и влево, а ладонь сжимала рукоятку пистолета, так что у каждого наблюдавшего за ним не оставалось сомнения: Боб ждет беды.
Да, беда была не за горами…
Энтони молча достал свой потрепанный чемоданчик. До начала приема прихожан оставалось еще немного времени, но в квартире было так неприветливо, словно из дома ушла не женщина, а жизнь.
Прошло две недели. Две недели брака, который, по меркам некоторых, был обманом. Но временами Энтони чувствовал себя так, словно действительно женат. У них уже сложился четкий распорядок дня. По утрам он просыпался первым, и пока принимал душ, Кэрол готовила завтрак. Неизменно это была «манна небесная». Она могла взять самые простые продукты и изготовить блюдо, достойное богов. Временами брала ракушки, начиняла их бобами, ветчиной, рублеными яйцами, сдабривала чесноком и травами… Перечень компонентов был таким же неисчерпаемым, как женское воображение.
Пока он убирал со стола, хозяйка мылась и одевалась. Она пела под душем. Голос у нее был гортанный и чувственный, а песни – неизменно о любви. Из-под двери струился пар, душистый пар, проникавший в поры его кожи. Так же, как и ее мелодии. Когда она выходила, одетая в белое, Энтони отводил глаза, но тайком высматривал мелкие детали, которые делали ее облик неповторимым. Цветастые украшения. Лента или косынка, перехватывающая волосы. Яркие румяна на щеках и помада на губах…
Он хмуро уставился в стену. Не хотелось признаваться, что за пару недель женщина изменила всю его жизнь. Теперь им вместе придется раздумывать над тем, как уберечь себя и других от смрадного и убийственного духа дьяволов.
Спустившись вниз, он отпер церковь и оставил дверь кабинета открытой настежь, хотя маленькому электрокамину было не под силу натопить такое помещение. Никаких встреч у него назначено не было. Членам общины и всем, кого это интересовало, были известны его приемные часы. В это время к нему мог прийти каждый желающий. Застать его было легко, попасть на прием еще легче, потому что чаще всего он был один.
Когда-то у Энтони была секретарша, распределявшая его время и составлявшая расписание встреч. Она была приучена время от времени стучать в дверь и извиняться, если какой-нибудь прихожанин являлся раньше назначенного ему часа. Тогда у него не оставалось ни минуты на то, чтобы прерваться, погрузиться в раздумья или просто вознести молитву. С церковным советом у него было заключено соглашение. Совет уже подыскал помощника священника, и были средства, чтобы пригласить еще одного. Это облегчило бы ношу преподобного, но он отказался от помощи.
Сейчас она ему ни к чему – даже секретарши не требовалось. А времени для молитвы было сколько угодно.
Больше, чем требуется священнику.
Его письменный стол был пуст: ни записок с номерами телефонов, по которым нужно позвонить, ни аккуратно зарегистрированных писем, требовавших ответа. Так же пуст и свободен от пустяков и суеты, как и его жизнь. Только телефон, пресс-папье и лист бумаги с нацарапанными на нем набросками для воскресной проповеди, наспех сделанными вчера вечером.
Он заглянул в записи. Вечера после возвращения с работы были полны недомолвок и намеков. Обед, от запаха которого сводило желудок, возникал из ничего, как и завтрак. Пока Кэрол резала и тушила овощи, они беседовали о происшедшем за день, словно два чужих человека, но время от времени между ними возникало чувство удивительной близости. Обмен улыбками, дружный смех, меткая реплика…
Энтони привык ждать этого времени, как никогда ничего не ждал прежде. Иногда днем он спохватывался, что думает, о чем рассказать вечером Кэрол; иногда же гадал, что она расскажет ему. А иногда – как сейчас – он думал о главных линиях ее тела, о длинных ногах, скрытых шелковой ночной рубашкой, о блеснувшей под приподнятыми волосами полоске шеи…
А вечером, после обеда, мысли о том, что женщина лежит в смежной комнате, читая или слушая музыку, лишали его сна.
Он женился на ней, чтобы защитить ее, и ни за чем больше. Но теперь ему впору было подумать о том, как защитить самого себя.
К тому времени, как хлопнула входная дверь, он исписал и отправил в корзину пару листов, тщетно пытаясь сосредоточиться, но по-прежнему не имел ни малейшего представления о том, что станет говорить в воскресенье. Энтони откинулся на спинку стула и принялся ждать посетителя.
На пороге возникла несмело улыбающаяся Агата.
– Я отвлекла вас, да?
Он поднялся, приветствуя свояченицу и испытывая при виде человеческого лица что-то похожее на облегчение.
– Конечно, нет.
– Я могу уйти.
– Садитесь, Агата.
– Я только на минутку.
– Сделайте милость, побудьте хоть две.
Она улыбнулась все той же испуганной улыбкой и села.
– Мне не следует быть здесь.
– Почему?
– Я сказала Полу, что пошла в бакалею.
– А он рассердится, если узнает, что вы в церкви?
– Он… следит за мной. – Агата оглянулась по сторонам, словно ища соломинку, за которую можно было бы ухватиться.
– Девочки в школе?
– Должны быть там. Но они… они у соседей.
Он слегка выпрямился, встревоженный едва заметными признаками приближавшейся истерики. Женщина теребила ручку сумки. Он привык к зрелищу ее красных, распухших глаз и не сразу обратил внимание на то, что сейчас в них нет ни слезинки.
– Так что случилось? – спросил он.
– Вы знали, что мое настоящее имя Голда? [9]9
Gold ( англ.) – золото.
[Закрыть]– Она засмеялась, и этот звук успокоил Энтони. – Представьте себе. Такого человека, как я, назвать Голдой! Но у мамы не было золота, и она решила, что это единственный способ иметь его. Наверно, сестра уже рассказала вам обо всем.
– Не слишком много.
Она посмотрела на него так, словно не верила своим ушам.
– Мы с вашей сестрой… – Его голос прервался. Он не мог найти слов, чтобы объяснить, что связывает их с Кэрол.
– Я знаю. Она рассказала мне, почему вы женились на ней. Но я думала…
– Что думали?
– Ну, сестра умеет сделать все как надо. – Она отвела глаза. – В общем, мама ошиблась: настоящим золотом оказалась Кэрол.
– И вы стали для мамы маленькими сокровищами?
Казалось, этот вопрос застал Агату врасплох.
– Только не я, – наконец ответила она. – Мы были бедные, а Пещеры не лучшее место для воспитания детей. Вот сестры… Ну, они совсем другие. Анна-Роз сбежала и начала новую жизнь. Кэрол все время борется, пытаясь переделать пещерную жизнь. А я… – Голос изменил Агате, и она потупилась.
– Вы вышли замуж за человека, который бьет вас, – закончил Энтони.
– Ну, не всегда.
– И все же слишком часто?
– Я заслуживаю лучшего? – Она заставила себя поднять глаза. – Скажите мне, преподобный Хэкворт. Заслуживаю?
Как просто иногда бывает ответить на вопрос!
– Да.
– Пол говорит, что все зло в мире от женщин.
– Ваш муж – больной и буйный человек.
– Я не могу угодить ему.
– Никто на вашем месте не смог бы этого.
– Я пытаюсь. Готовлю еду, которая ему нравится. Держу в чистоте квартиру. Не устраиваю сцен, когда он возвращается пьяный.
– У вас два пути, Агата. Либо вы остаетесь с ним, зная, что дела будут идти по-прежнему, если не хуже. Либо уходите от него и начинаете вместе с девочками новую жизнь. Третьего не дано. Вы не можете оставаться с мужем и надеяться, что он изменится.
– Он обещает не бить меня.
– Но бьет. И однажды забьет до смерти. А потом примется за дочерей.
– Ох, он никогда…
– Даже если он и пальцем не тронет Дейзи и Бекки, то приучит их считать нормальным, что мужчины бьют женщин. Когда ваши дочери подрастут, они найдут себе таких же мужей, как их отец, и будут терпеть побои так же, как их мать.
Ручка сумки угрожающе затрещала. Агата уперлась взглядом в колени.
– Я не хочу учить их этому.
– А с мужем вы хотите остаться?
– Так должно быть… Как говорит Библия…
– Брак – дело святое, но только в том случае, если так считают оба. Без любви, почета и уважения нет брака. Слова «пока смерть не разлучит нас» не означают, что один супруг имеет право доводить другого до смерти.
Агата вздрогнула.
– Иногда… – Она подняла глаза. – Я ненавижу его.
– Не сомневаюсь.
– Но это дурно!
– Бывает гнев и во благо. Без него не сделаешь добра. Когда вы уйдете от Пола, у вас будет много времени, чтобы замолить этот грех.
– Другие так не говорили. Вы не похожи на других пасторов, с которыми я имела дело.
Энтони сомневался в этом. В самом главном он ничем не отличался от других пасторов, но не собирался об этом распространяться.
– Сейчас не средние века, и я не один такой, – возразил он. – Могу поклясться, что многие пасторы во всем мире дали бы вам тот же совет.
Она кивнула, обдумывая услышанное.
– Вам есть куда уехать? – спросил Энтони.
– Мама звала меня к себе. Она живет в Денвере, и у нее есть друзья, которые обещали помочь. Я думаю, туда муж за мной не поедет. Анна-Роз тоже предлагала…
– Почему девочки не в школе?
Она резко повернулась, и это движение оказалось для ручки сумки роковым. Казалось, Агата борется с собой. Наконец она решилась.
– Я купила билеты на автобус.
– На какое время?
– Пол уходит на работу в час. Наш автобус отправляется в два.
– Сестра знает?
– А вы не могли бы рассказать ей?
– Почему бы вам самой не поговорить с ней?
– Потому что она разразится целой речью о том, что я наконец-то поступила правильно. И я знаю, что она права, но не хочу ее слышать.
– А я могу сказать это?
Она снова подняла взгляд.
– Пожалуйста.
– Вы действительно поступаете правильно.
– Вы в этом уверены?
Он кивнул.
Казалось, эти слова добавили ей сил.
– Вы скажете Кэрол, что я люблю ее? Передайте ей, что я наконец решилась, потому что сама считаю это правильным, а не потому, что кто-то подталкивал меня.
– Но вы позвоните?
– Позвоню, когда устроюсь.
– Хорошо.
– Вы не скажете мужу, где я, если он придет спрашивать?
– Я ведь не слышал, куда именно вы едете.
Женщина слегка улыбнулась, и на мгновение горькие морщинки на ее лбу разгладились, а глаза вспыхнули так, что Хэкворт сразу вспомнил Кэрол. Глаза у Агаты были такими же голубыми, как и у сестры. Когда-то они сияли тем же светом.
– Вы помогли мне, – сказала она. – Мне было нужно место, куда я могла бы прийти и подумать, где кто-то позаботился бы обо мне. Не потому, что он мне родня, а просто потому, что я тоже человек. Вы помогли мне вспомнить, кто я такая. Вы и ваш Господь. Пол заставил меня забыть об этом, а вы напомнили.
– Так больше не забывайте, – посоветовал Энтони.
– Постараюсь не забыть. – Она встала. – Я зайду в бакалею, а потом вернусь домой. В последний раз. Все будет в порядке, – добавила Агата, прежде чем он успел задать вопрос. – Он только и ждет окончания работы, чтобы как следует напиться. Будет от чего взбеситься, когда ночью он вернется домой, правда?
Священник встал и проводил ее до дверей.
– Для этого он всегда найдет повод.
Она остановилась на пороге, встала на цыпочки и застенчиво поцеловала зятя в щеку.
– До свидания. Берегите мою сестру. И еще раз спасибо. Вы дали мне точку опоры. Это единственная хорошая вещь, которая случилась со мной за долгие-долгие годы.
Энтони вернулся к столу через несколько минут после ее ухода. Он был рад, что помог хоть советом. Преподобный поднял глаза к небу, хотя никогда по-настоящему не верил в сонм добреньких ангелов, порхающих среди пушистых облаков.
– Ну разве я не лицемер? – громко спросил он. – Дал точку опоры, которой нет у меня самого.
Ответом ему было молчание. Никогда он не слышал такой грозной тишины. Впрочем, напомнил себе Энтони, он несколько лет считал, что ждать ответа небес – значит понапрасну терять время.
– Я не знаю, где она, Пол. Лишь надеюсь, что за тысячи миль отсюда. – Кэрол держала трубку на расстоянии вытянутой руки. Когда поток ругательств иссяк, она ответила: – Только шевельни пальцем и окажешься в тюрьме так быстро, что голова будет кружиться неделю! Я тебе не моя сестра. Больше всего на свете мне хотелось бы видеть, как тебя утопят в бочке с виски!
– Утопят? – переспросил Энтони, когда она бросила трубку.
Кэрол пыталась справиться с гневом, кипевшим в ней после оскорблений Пола.
– На него бочки не хватит. Сестра бросила мужа. Он вернулся домой раньше обычного. Наверно, не терпелось ради разнообразия избить ее до полуночи. Ради этого он даже пожертвовал рюмками с десятой по пятнадцатую. А дома нашел записку. Вы случайно не знаете, куда она уехала?
– Туда, где она и девочки будут в безопасности. – Энтони налил Кэрол стакан минеральной воды. Сегодня клиника была открыта допоздна, и полицейский Роберт, как обычно, проводил подопечную до самой двери церкви. Звонок Пола прозвучал всего через несколько минут после ее возвращения.
Лицо Энтони было столь непроницаемым, что она не могла не обратить на это внимания.
– Вы знали! Так и не скажете куда?
– Я не знаю. И не хотел знать. И вы тоже ничего не знаете – на тот случай, если Пол пойдет в полицию и обвинит Агату в похищении детей.
Пришлось согласиться, что он прав. Кэрол велела себе успокоиться.
– Не думаю, что он пойдет на это. Слишком много народу может подтвердить, что он бил жену. А жалоб на него в полиции полная папка. Там не ударят палец о палец, чтобы помочь буйному мужу.
– Тогда имеет смысл выпить за это.
– Сестра сказала обо всем вам, а не мне.
Энтони молчал.
– Почему? – спросила Кэрол. – Она слишком хорошо меня знает, чтобы доверять во всем.
За гневом скрывалась боль. Кэрол пыталась справиться с собой, но было видно, как сильно она задета.
– Агата хотела, чтобы вы и все остальные знали: она сделала все по собственной воле. Это целиком и полностью ее решение.
– Тогда почему она сказала вам?
– Думаю, она нуждалась в официальном благословении.
– Божьем?
– Может быть, и так. Этого я сделать не смог, но дал ей свое.
– Она думает, что вы, душеспаситель, и есть глас Божий. Как и вся паства. Я слежу за лицами этих людей по воскресеньям. Они сбегаются с улицы, чтобы послушать вашу проповедь, и думают, что вы говорите с ними от имени Господа! – Она встала и шагнула к холодильнику, чтобы взглянуть, из чего готовить обед.
– Никакой я не глас Божий. А вы сердитесь.
– Она моя сестра, а вы ей никто!
Он поднялся, подошел к девушке и неожиданно для самого себя встал рядом. Кэрол должна была обрадоваться, что сестра нашла в себе смелость уйти от мужа. Когда она выпрямилась, Энтони положил руки ей на плечи.
– Я никто, – согласился он. – Но, видно, Агата нашла в церкви кое-что жизненно важное. Может быть, вы не понимаете этого. Может быть, и я не…
Она обернулась.
– Что? Вы хотите сказать, что тоже не понимаете? Перестаньте. Вы посвятили религии всю свою жизнь.
Они были женаты, но Кэрол совсем не знала его. Никогда еще Хэкворт не понимал это так ясно. Впрочем, как же она могла узнать его, если он так и не захотел раскрыть ей свою душу?
Энтони сжал ее плечи.
– Я пытаюсь сказать, что ваша сестра нашла в себе силы сделать то, что нужно было сделать давным-давно. Она решилась на это сама. Я знаю одно: если бы вы не заступались за нее, не поддерживали ее, не говорили с ней по душам, она никогда бы не сделала этого. Но теперь все кончено. Радуйтесь.
Кэрол не могла отвести от него глаз. Мало-помалу гнев проходил, и наконец она пробормотала:
– Черт побери, Энтони. Извините. Что это со мной? Конечно, я рада за нее. Я думаю только о себе. Эгоистичная, тщеславная и завистливая. Теперь, когда сестра уехала, вам придется перевоспитывать меня.
– Я не хочу изменять в вас ни единой черточки.
Как обычно, ее спасла дерзость.
– Неужели? Во мне же нет ничего, что требуется от жены такого человека, как вы. Мне следовало бы быть послушной. – Кэрол подняла руки, отвела волосы со лба и скорчила постную мину. – Самоотверженной. – Она опустила глаза. – Почтительной.
Тут она замурлыкала что-то, напоминающее «Мой меланхольный бэби».
Он ощутил укол досады.
– Раз вы не можете быть такой, то будьте самой собой.
– По крайней мере, это не так опасно, как попытка принимать наш брак всерьез.
А Хэкворт начинал принимать его всерьез. Он предложил ей этот загадочный брак по целому ряду причин, но совершенно не ожидал, что женитьба все изменит раз и навсегда. Теперь он понял, что никогда не был так далек от истины.
Энтони опустил руки. Да, он успешно отстранил Кэрол от самого главного. Она действительно вышла замуж за чужака. Чаще всего она тоже держалась особняком, словно по молчаливому согласию. И все же как-то ей удалось пробраться в его жизнь, в его мысли, в…
– Только не говорите мне, что вы относитесь к этому всерьез, – сказала Кэрол, когда он не ответил. – Дорогой супруг, у меня больше общего с мальчиком, который привозит в клинику белье из прачечной, чем с вами.
Он отвернулся.
– Не будут отвлекать вас от готовки.
– Ответьте мне!
– Разве вы задали вопрос?
Супруг почувствовал прикосновение ее руки. Кэрол все еще не могла успокоиться. Известие о бегстве Агаты вызвало в ней бурю чувств. Раздражение, протест, подавленность. Ничто не помогало ей обрести почву под ногами. Кэрол перестала сдерживаться.
– Вот вам вопрос. Вы воспринимаете наш брак всерьез? Или мы просто играем в дочки-матери, как пара дошколят?
– Вы волновались за сестру, а теперь она уехала. Вы сильно переживаете. Не вымещайте свои чувства на мне.
– Я спокойна, Энтони. Сосредоточена и рассудительна. Спасибо вам за объективный анализ, но я все еще жду ответа!
Он обернулся. Кэрол была всего лишь в нескольких дюймах. Насмешливый свет горел в ее глазах. Девушку обуревали противоречивые чувства, и было понятно, почему. Слишком много перемен произошло в ее жизни за последние недели. Не каждому под силу справиться с ними.
Понимал он многое, но чувствовал еще больше. Она стремительно шагнула к нему.
– Вы ничего не рассказываете мне о себе, – начала Кэрол, сузив глаза. – Не делитесь своими мыслями. Не прикасаетесь ко мне. Даже улыбаетесь не слишком часто. Да, таков был уговор. Наверно, это к лучшему. Но не смотрите на меня так, словно правила изменились и вы обо всем забыли! Не смотрите на меня несчастными глазами, потому что я вслух заговорила о том, что известно нам обоим. Этот брак ненастоящий. Я для вас никто, и даже если иногда вы испытываете ко мне приступ мимолетного желания, преподобный Энтони Хэкворт слишком близок к Господу, чтобы его искушало такое земное создание, как я.
– Мы оба ошибались, думая, что это на нас не подействует.
– На меня это не действует. Я сплю в этой спальне и готовлю на этой кухне. Временами даже разговариваю с богобоязненным роботом, который ходит по этим комнатам. – Она запнулась, отведя глаза в сторону. – Проклятие! – послышался ее сорвавшийся голос.
Энтони знал, что происходит. В его жизни было столько решающих моментов, что теперь он безошибочно понял – вот и настал еще один. Все в нем кричало: уйди, дай ей время прийти в себя…
Вместо этого он обнял девушку. Кэрол была напряжена, как он и ожидал; Энтони чувствовал напряжение во всем, к чему бы ни прикасался. Она была такой теплой и соблазнительно женственной, что его тело застонало от желания.
– Может быть, на вас и не действует, – сказал он. – А на меня – да.
Кэрол молчала. На мгновение Энтони засомневался, дышит ли она вообще.
– Что со мной? – наконец спросила она.
– Очень трудное положение.
– Что здесь трудного? Вы дали мне жилье, защиту, ваше имя просто в расчете, что это отпугнет от меня мальчишек с пистолетами! Неужели это так трудно?
– Да, потому что мы вступили в священный институт брака и посмеялись над ним.
– Священный? Может быть, в том мире, откуда вы пришли. Здесь брак такой же институт, как тюрьма или сумасшедший дом. Моя мать была замужем за отцом Агаты. Он продержался шесть месяцев, а потом бросил ее беременной и был таков. Мать собиралась замуж за моего отца, пока не узнала, что он уже женат на ком-то другом. О том, чтобы обвенчаться с отцом Анны-Роз она уже и не думала.
– Тем не менее это священное таинство.
– Энтони, а ваш брак был священным? – Она попыталась вывернуться из его рук. – Ваш настоящий брак, не этот. Господь благословил его? Освятил? Когда Клементина умерла, вас утешала эта мысль?
– Меня ничто не могло утешить.
Девушка увидела в мужских глазах боль – глубокую, сильную, угрожающую засосать ее в свой водоворот. Она была готова еще раз уязвить праведника, но не поворачивался язык. Чутье подсказывало, что ей не под силу сообщить ему ничего такого, чего бы он не повторял себе каждый предрассветный час.
– Я могла бы утешить вас, – тихо сказала она. Слова эти сами собой сорвались с языка, но уже не хотелось брать их назад. – Может, это и немного, но все же кое-что.
Ее соски прижимались к его груди, нежный женский аромат обволакивал. Он стоял, обвив ее руками, и не мог разомкнуть объятия. Ладони Кэрол скользнули по его плечам, и Энтони ощутил прикосновение прохладных ладоней к своей шее и горящим щекам. Тонкие пальцы погрузились в его волосы, а губы прижались ко рту.
Его пьянил этот чудесный вкус женских губ. Руки Энтони инстинктивно сжались. Она была нежна и щедра, а ее тело столь же покорно, сколь непокорна душа. Она его жена по людскому и Божьему праву.
Его руки спускались все ниже, изучая изгиб ее бедер. С беспомощным стоном он погрузился в тайные уголки ее рта. Все в ней было женственным и желанным. Их языки двигались, даря и впитывая наслаждение, тела повторяли движения в такт. Они были знакомыми незнакомцами, но прикосновения Кэрол, плавные контуры бедер, талии, грудей, вкус губ казались ему настолько знакомыми, словно он всю жизнь владел ими и сходил по ним с ума.
Он уже владел ими. Во сне. И знал это не менее твердо, чем то, что еще никогда так не прикасался к ней. Она снилась ему в те часы, когда грезы не запоминаются, когда сон так крепок, что пересиливает все мысли, чувства и желания.
Все желания.
Кэрол таяла от блаженства. Она не питала никаких иллюзий. Ее искренне восхищало тело Энтони, она с вызывающей прямотой представляла себе его силу и чувственность губ, но не позволяла и мечтать об его объятиях. Теперь она знала почему. Реальность была такой захватывающей, что по сравнению с ней любая фантазия казалась жалкой подделкой. Она с самого начала чувствовала – еще до того как сумела осознать это, – что женщине, которая пробудит в Энтони страсть, предстоит испытать счастье, превосходящее всякое воображение.
– Пойдем в постель, милый, – прошептала она, чуть оторвавшись от его губ. – Если правила изменились, пойдем и поженимся по-настоящему. Даже твой Бог ничего не скажет.
Она ни слова не говорила о любви, но Хэкворт знал: стоит им лечь в постель – и все изменится. Да у него и сил не было сказать «нет».
Целуя супруга, Кэрол расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки. Вторая подалась легче, а за ней и другие не устояли перед ее дрожащими пальцами. Она провела ладонями по его груди, шепча что-то соблазнительное. Кэрол никогда не отдавалась легко или случайно. Для этого она слишком любила свободу. Крепкие узы заставляли ее взбунтоваться.
Но Энтони и не налагал на нее никаких уз. Он женился на ней лишь для того, чтобы дать возможность продолжать делать свое дело и ходить по улицам города, который она называла домом. Он ничего не хотел, ничего не просил. И именно потому что он ничего не требовал, ей было приятно сделать для него то немногое, что было в ее силах.
Однако оказалось, что это не так уж мало. Несмотря на охватившее ее желание, она заставляла себя смотреть в лицо Энтони. Ее дар не был бескорыстным. В эту минуту ей хотелось его с такой страстью, какой в ней никогда не вызывал ни один мужчина, но рассчитывала при этом, что близость заставит его раскрыть свою тайну. Она хотела преодолеть все барьеры, взорвать все преграды. Во что бы то ни стало хотела узнать человека, за которого вышла замуж.
Он целовал ее лоб, щеки и все теснее прижимал к себе. Она просунула колено между его ногами и почувствовала недвусмысленный ответ. Он тоже хотел ее. Тайна заключалась не в этом. Он был мужчиной, желающим женщину. Не священником, не мужем Клементины, не борцом с населявшими Пещеры бесами. Просто мужчиной, таким же, как любой другой; мужчиной, достаточно возбужденным, чтобы войти в женщину и сделать ее своей.
– Пойдем в постель, – хрипло повторила она, начиная снимать с него рубашку. – Пора, Энтони. Так нужно.
Он чувствовал, как ее колено прикасается к чувствительной плоти между бедрами. Мысли, сомнения, убеждения и правила улетучились прочь. Он был всего лишь живым человеком, голодным мужчиной, изнывающим от тяги к женщине. Он ощущал, как тело его стремится ей навстречу, разрывается от желания, пульсирует, ноет и жаждет войти в нее.
И все же он сопротивлялся – с той же силой, которая толкала его к Кэрол.
Если бы от их соития зависела судьба мира, если бы все звезды небесные приказывали это, он и тогда не смог бы овладеть ею.
Кэрол почувствовала, что руки Энтони, его мускулы, его спина налились новой тяжестью. Эта тяжесть больше не была напряжением мужчины, сгорающего от страсти, забывшего о себе ради того, чего хочется больше всего на свете.
Это было напряжение мужчины, больше не желающего ее, не нуждающегося в женщине, которую держит в объятиях.
Кэрол ощутила, что его тело перестало отзываться на ее прикосновения. Она медленно отстранилась, отступила на шаг и воззрилась на Энтони.
– Что? – прошептала она. – Что-то не так?
Он покачал головой.
– Я… – Кэрол не знала что сказать. Ее окатило волной унижения. Она заслужила это, приняв сигналы, которых не было. Поверила, что ее хотят, и покорилась силе собственного желания. Где-то она безнадежно ошиблась.
Супруг видел ее смятение и стыд. Он прикоснулся к волосам Кэрол. Казалось, они жгли его кожу.
– Нет, – сказал он. – Не думайте о том, чего нет.
– Извините… – прошептала она.
– За что? За то, что вы ведете себя как замужняя женщина? Извинить за то, что я не могу вести себя как женатый мужчина? – Он отвернулся и поправил рубашку. – Мы сможем жить по-прежнему?
– По-прежнему… – В ней возникло нечто новое. Кэрол хотелось не то смеяться, не то плакать, но она боролась и с тем и с другим. Хотелось потянуться к нему, но она уже поняла, что это было бы ошибкой.
– Мы сможем жить как прежде? – повторил он.
– Да, наверно… Нет! Вы думаете, мы сумеем забыть о том, что было? Что на минуту вы захотели меня, а потом передумали?
– Передумал? – Он посмотрел ей в лицо. – Раздумья не имели к этому никакого отношения. Разве вы думали? Разве кто-нибудь из нас думал?
– Я думала о том, что хочу вас. А вы в это время опомнились и поняли, что не хотите меня!
– Нет!
– Тогда что же случилось?
– Вы сказали правду. Этот брак – загадка. Он ненастоящий.
– Несколько минут он был настоящим. И для вас тоже. Вы не можете отрицать это.
– Это было минутное сновидение.
– Тогда давайте еще немного поспим. Может быть, мы проснемся и обнаружим, что это вовсе не сон.
– А может быть, мы проснемся и обнаружим, что нам снится кошмар. – Он положил руки ей на плечи. Глаза его потухли. – Я не могу любить вас, потому что не могу. Не потому что не хочу, а потому что не могу!
Она взглянула на Энтони и покачала головой.
– О чем вы говорите? Я не верю вам.
– Придется поверить. Я не спал с женщинами после смерти Клементины. Хоть и пытался не один раз.
