Текст книги "Воскреснуть и любить"
Автор книги: Констанс Йорк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)
Глава 15
Однажды ночью незадолго до Пасхи в церковь снова залез бездомный. Когда утром Энтони спустился вниз, он увидел бродягу, стоявшего у фрески Габриеля.
Роспись освещало весеннее солнце. В его лучах старик казался еще более грязным и жалким.
– Эта картина нравится тебе больше, чем та, что висит в алтаре? – спросил пастор, становясь рядом.
– Я все еще не понимаю, что ты делаешь в Пещерах.
Энтони скрестил руки на груди.
– Я тоже спрашивал себя об этом. Не раз и не два.
– Кто звал тебя сюда?
Святой отец задумался над вопросом.
– Думаю, я пришел сюда за тем, что могли дать мне в этом месте.
Старик хмыкнул.
– Кому нужна эта дыра?
– Мне нужна, – ответил пастор.
– Ты такой же чокнутый, как тот, кто нарисовал это.
– Надеюсь. – Энтони улыбнулся незваному гостю. – Я знаю, ты не берешь милостыню, но по средам мы устраиваем ужины…
– Ты уже говорил об этом.
– Я помню. Однако надеюсь, что на этот раз ты присоединишься к нам. Ты долго жил на этих улицах. Думаю, ты мог бы многое нам рассказать.
Глаза старика прищурились.
– О чем?
– О главном. О том, что нужно сделать для Пещер. Ты знаешь это лучше, чем кто-нибудь другой.
– Я всего лишь больной старик, который каждый вечер напивается в дым. Забыл?
– Ничего не изменилось?
Старик не ответил.
– Было время, когда я каждый вечер тоже напивался в дым. И даже когда я перестал пить, все равно оставался слепым. Но однажды мне повезло. Нашелся тот, кто открыл мне глаза.
Старик сплюнул на пол, который Энтони накануне выскреб добела.
– Бог, что ли?
– Нет. Женщина. Но она открыла мне глаза, которыми я сумел увидеть Бога.
– Никогда не слышал о таких женщинах. На них это не похоже.
Энтони не знал, что ему возразить. Конечно, Кэрол не была похожа на других женщин. Но мир был полон людей, заботившихся друг о друге и в случае необходимости протягивавших руку ближнему.
Она научила его этому.
Пришло время поговорить с ней. Миновало несколько месяцев, наполненных ожиданием и молитвами, всплесками надежды и приступами отчаяния, и он наконец понял – пора.
– В воскресенье Пасха, – сказал он. – Время начинать новую жизнь. Присоединяйся к нам. Добро пожаловать в любое время дня и ночи. Даже тогда, когда дверь и не заперта.
Старик рассмеялся. Святой отец не думал, что возможно преображение этого человека. Но за последние месяцы он привык верить в невозможное. Теперь он называл это своей религией.
Резинка стукнулась о край корзины для мусора и упала на пол.
– Похоже, ты потеряла меткость. – Огаста положила на стол директрисы пачку медицинских карт. – Пора чемпиону в отставку.
– Слишком длинный день. – Кэрол встала и потянулась. – Только что говорила по телефону. Крошка Мэйбл родила.
– Кого?
– Мальчика. Почти шесть фунтов. Ребенок крепенький. Явных последствий приема наркотиков нет, но ближайшие сорок восемь часов он будет под постоянным наблюдением.
– Я думаю, мамаша окончательно излечилась от своего порока.
– Она говорит, что да. Поживем – увидим. Через пару дней все станет ясно.
Огаста сложила руки на груди.
– Приближаются четыре выходных. Что будешь делать на уик-энд?
Кэрол побарабанила пальцами по крышке стола.
– Не беспокойся обо мне. Все будет в порядке. Правда, праздник что-то очень длинный.
– Это же Пасха. Приходи в воскресенье обедать. Муж обещал закоптить баранью ногу.
– Можно, я позвоню попозже? Надо подумать.
– А мне можно дать тебе совет?
Начальница перестала стучать по столу.
– С каких это пор тебе требуется разрешение?
– Не проводи праздники в одиночестве. Выйди и взгляни на людей.
– А куда идти? В церковь? Ты слышала, что Хэкворт опять сражается с бесами? Он и другие местные пасторы задумали отслужить заутреню в Альбион-парке. Они собираются объявить парк своим, поскольку город отказывается его содержать. Хотят посадить цветы, убрать мусор, подстричь кусты…
– Я буду ждать тебя к обеду. Ровно в три часа.
Кэрол вздохнула.
– Мне очень жаль.
– Никаких отговорок. – Огаста обняла ее и вышла из комнаты.
Кэрол поглядела ей вслед. Она знала, что все эти месяцы, прошедшие после Рождества, была сама не своя. Ходила на работу, но сторонилась друзей и при каждом удобном случае норовила забиться в свою конуру, чтобы начать зализывать раны. Огаста и другие люди, которым не была безразлична судьба неприкаянной женщины, устали тормошить ее. Им хотелось, чтобы она поскорее успокоилась и стала прежней Исидой.
Но она не могла стать прежней. Та богиня ничего не ждала и не хотела от мира для себя, а потому все хорошее, что с ней случалось, удивляло и радовало ее. А затем случилось то, что заставило ее захотеть, и вся жизнь изменилась.
Однако отнюдь не к лучшему.
Ее рабочий день стал долгим; она понимала, что заваливает себя делами нарочно. Работы хватало всегда, а остановить неуемную было некому. Но даже труд не был противоядием от чувств, разъедавших ее душу; только поэтому Кэрол и соглашалась закрывать клинику на субботу и воскресенье. Сотрудники нуждались в перерыве, а на выходные все врачи уезжали из города. Может быть, Огаста была права. Может, ей действительно следовало позвонить подруге и на один вечер вырваться из дому.
Поднимаясь по лестнице, она знала, что никуда не пойдет. Ей хотелось провести вечер одной, наедине с любимыми, привычными вещами и музыкой. Она приготовит обед и возьмется за роман, купленный на прошлой неделе. И не позволит себе думать об Энтони. Потому что за месяцы, прошедшие с Рождества, он, конечно, ни разу и не вспомнил о ней.
У дверей Долли она остановилась и подумала, не постучать ли. Но в квартире было тихо. Это означало, что соседки с дочерью нет. Наверное, их увез к себе тот самый славный парень, живущий по соседству. Молодой человек с серьезными намерениями. Когда Кэрол спрашивала о нем, Долли только смеялась и говорила, что не позволит себе ничего такого, пока не закончит школу. А молодой человек приходил якобы просто потому, что хотел посмотреть на малышку Люси.
Войдя в квартиру, Кэрол пообещала себе приготовить хороший обед. Слишком долго готовка напоминала ей о вечерах с Энтони. Вечерах, которые были лучшим временем их совместной жизни, полных спокойствия, уюта, домашних хлопот и разговоров о том, что случилось за день. Вечером она приготовит что-нибудь особенное и не будет вспоминать о тех ночах и той надежде, которая вспыхивала в ее сердце при случайном прикосновении бедра, при каждом тихом смешке или теплом взгляде.
Она успела приготовить зелень, ветчину и пару яиц и натереть два вида сыра для королевского омлета, когда в дверь кто-то постучал.
Хозяйка и бровью не повела. Теперь она была в большей безопасности, чем любой другой житель Пещер. Никто отныне не грозил ей местью.
Конечно, «Стайные» и «Мустанги» не стали закадычными друзьями – нельзя было требовать невозможного. Но перемирие оставалось в силе. До тех пор пока не появится новый Кентавр, они будут находиться в состоянии вооруженного нейтралитета. Сибилла и Тимоти могли беспрепятственно приезжать в город. Джеймс работал в местном центре помощи престарелым и готовился сдавать экзамены за среднюю школу, чтобы осенью поступить в колледж. Ходил слух, что Хэкворту удалось уговорить членов обеих шаек встретиться в церкви и обсудить все спорные вопросы.
Слухи были ее единственным источником сведений об Энтони.
Она сполоснула руки и подошла к двери. В квартире пахло свежим сыром и травами, в новом стереомагнитофоне стояла любимая кассета с песнями Эллы Фитцджеральд. Может быть, ей и удастся поднять себе настроение. Может, удастся перестать думать о возлюбленном…
Пары секунд лицезрения стоявшего на пороге Энтони хватило, чтобы понять, как сильно порой ошибаются люди.
– Хорошо выглядишь, – сказал он.
– А чего ты ждал? Что я чахну от тоски? – Она сделала шаг назад, чтобы гость мог войти. Если хотел.
– Похоже, я помешал тебе обедать.
– Еще нет.
– Я мог бы зайти в другой раз.
– Зачем же беспокоиться? – Она махнула рукой. – Входи. А то весь коридор пропахнет моей готовкой.
– Он уже пропах. – Энтони шагнул внутрь.
Квартира ничем не напоминала то грустное зрелище, которое запомнилось ему со времен последнего визита. Когда в окно бросили бутылку с зажигательной смесью, большинство ее вещей было испорчено огнем и водой. Сейчас от повреждений не осталось и следа. Краска была свежей, ковер новым.
Пожитки хозяйки – удивительная смесь того, что она привезла к нему, и новых вещей – вновь заполнили все свободное пространство.
Тогда почему же что-то настораживало взгляд? Он улучил мгновение и снова обвел глазами комнату, не обращая внимания на то, что Кэрол следит за ним. В квартире было чисто, опрятно и… скучно.
Впервые за долгий-долгий срок он задумался, а так ли уж хорошо ей живется. Неужели дела действительно пошли на лад? Что-то не похоже…
– В чем дело, падре? Что вам не нравится? Может быть, следовало поставить диван на место стерео? Но тогда я еще немного побаивалась выстрелов. Не так уж приятно сидеть у окна и думать, что кому-то может прийти в голову использовать мой затылок вместо мишени.
– Опять падре? Я много кем был, Кэрол. Но никогда не был тебе отцом.
– Это верно. Ты прожил со мной дольше. Ненамного, но все-таки дольше, чем мой отец. – Она указала на кухню. – Хочешь что-нибудь выпить? У меня есть минеральная вода, сок…
– Квартира стала чужой. Она не похожа на твою прежнюю.
– Придется поговорить с моим декоратором.
– Тут должны быть растения, забавные безделушки, плюшевый жираф в углу…
– Для жирафа потолок низковат.
Он обвел комнату рукой.
– Женщина, которую я знал, не была бы счастлива здесь.
– Женщина, которую ты знал? Энтони, я не догадываюсь, о ком ты говоришь. Но женщина, которая переехала сюда, вполне довольна тем, что у нее есть.
– В самом деле? А мужчина, которого ты знала, – нет.
Она отвернулась.
– Будь добр, садись. Я только что вернулась после десятичасового рабочего дня и начала готовить обед.
– По крайней мере, чувство юмора тебе не изменило.
Она почувствовала, что кипит от бешенства. Ледяного, холодного бешенства.
– Ты и в этом сомневался? А какое тебе, черт побери, до меня дело? Ты находишь эту ситуацию смешной? Я – нет. Ни капельки. Зачем ты вообще пришел? Совершаешь пасторский обход? Тебе кажется, что я недостаточно часто хожу в церковь?
– Ты вообще туда не ходишь.
– И не собираюсь. Если я захочу пойти в воскресенье в церковь, то отправлюсь к святому Павлу, а еще лучше – к Фоме или к адвентистам седьмого дня [12]12
Адвентисты – протестантская секта (главным образом в США). Проповедует близость «второго пришествия Христа» и наступления на Земле «тысячелетнего царства Божия».
[Закрыть].
– Тогда зайди в храм в субботу, чтобы не разочаровываться.
Она яростно поглядела на Энтони.
– Что ты здесь делаешь?
– В данную минуту? Пытаюсь немного растопить тебя.
Она не могла этому поверить. Это был не тот мужчина, которого она знала. Его изумрудные глаза смотрели с сочувствием, словно Энтони пытался понять, что с ней происходит. Он выглядел одновременно измученным и уверенным в себе: сочетание, немыслимое ни в ком другом. С его мучениями Кэрол ничего поделать не могла, а вот с самоуверенностью справиться было куда легче. Она так и перла из него. Гордыня вообще была главной чертой его характера.
– Почему? – спросила она. – Почему тебя волнует, теплая я или холодная как ледышка? Какое тебе до этого дело? Ты пришел поговорить о разводе, так? Ты слишком тактичен, чтобы прислать мне бумаги без предупреждения.
– Я здесь совсем не поэтому.
– Я немного устала играть в загадки.
– Можно сесть? Или действительно будет лучше, если я зайду попозже?
Она вздохнула.
– Садись.
Он пристроился на краешке ее нового дивана. Эту вещь она купила без всяких раздумий. Просто потому что нужно было на чем-то сидеть. Диван стоял у входа в первый и единственный мебельный магазин, который она посетила, и это решило все сомнения. Только сейчас хозяйка заметила, насколько он низкий и узкий. Под Энтони он выглядел так, словно был из кукольного гарнитура.
– А ты не хочешь присесть?
Она неохотно села рядом. Единственное кресло стояло слишком далеко от дивана. Если бы Кэрол села в него, можно было бы подумать, что она боится супруга. А страх был одним из тех немногих чувств, которые не для нее.
– Не знаю, как начать, – сказал он.
– Да? Тогда похоже, что вечер затянется надолго.
– Облегчи мне задачу. Будь повежливее. – Он смягчил свои слова улыбкой, пробившей глубокую брешь в ее обороне.
Кэрол откинулась на спинку дивана и села чуть поудобнее.
– Извини, – через силу сказала она. – Я слушаю.
– Все эти месяцы мне хотелось увидеть тебя. После твоего ухода не было ни дня, когда я не мечтал бы поговорить с тобой.
– Ты знал, где я живу.
– Я боялся прийти и начать этот разговор.
– Заговариваешь зубы? Боишься сказать прямо?
Он снова улыбнулся и, устроившись для мирной беседы, вытянул руку вдоль спинки дивана. Энтони не прикоснулся к жене, но оказался совсем рядом. Их позы были почти домашними.
Кэрол почувствовала, что ее тело откликается на этот призыв. Безошибочный клинический диагноз. Пульс участился, дыхание сбилось. Иммунная система отказывалась действовать заодно с мозгом и игнорировала его приказы не обращать внимания на находившееся рядом чужое тело. Она все еще хотела Энтони. Господи помилуй, несмотря на сокрушительный провал, она несомненно еще хотела его…
– Я много думал после твоего ухода, – сказал он. – У меня была уйма времени. До сих пор я и не подозревал, что в квартире может быть так пусто.
Она-то хорошо знала, что такое пустая квартира, и невольно кивнула.
– Ты помнишь, что сказала напоследок? – Он не дожидался ответа. – Ты сказала, что я ставлю себя выше самого Господа, потому что смог простить Джеймса, но не верю, что Господь может простить меня. Я чувствовал себя так, словно ты ударила меня под ложечку.
– Если ты пришел за извинениями, то я прошу прощения, я не имела права так говорить.
– Не извиняйся. Ты изменила мою жизнь. – Ему хотелось притронуться к ее волосам. Они были заплетены в тугую косу, такую же тесную, как и все в этой квартире. Такую же недоступную, как и ее плотно сжатые губы. Хотелось расплести эти волосы, дать им волной упасть, рассыпавшись по плечам, и погрузить пальцы в эти бьющие током локоны.
А Кэрол хотелось потребовать, чтобы супруг объяснился, но она знала, чем это чревато. Ей и так уже с трудом удается скрывать свои противоречивые чувства. Она ждала, и атмосфера в комнате стала постепенно накаляться.
– Ты была права, – наконец сказал Энтони. – Ты заставила меня поглядеть в лицо правде. Я никогда не терял веру в Бога, но думал, что Бог потерял веру в меня. Если я при всей своей греховности, всех своих ошибках смог простить Джеймса, то уж, конечно, непогрешимый Господь мог простить меня. Но моя гордыня была так сильна, что я верил, будто мои грехи были слишком ужасны, чтобы Господь простил их. Я не сумел сам стать божеством, но все еще думал, что я выше Господнего прощения. Поэтому я и вычеркнул Его из моей жизни.
Несмотря на все усилия, Кэрол была захвачена странным выражением его глаз, горевших, как у ветхозаветного пророка.
– Что-то изменилось?
– Да. – Он снова улыбнулся. Улыбка его отличалась от той, которая запомнилась. Она стала иной, в сто раз более чарующей. Оборона Кэрол трещала по швам. Поистине, это противоборство можно было выиграть только улыбками и теплыми, все понимающими взглядами…
Она отвернулась, но было уже поздно.
– Рада за тебя, Энтони.
– Ты возвратила мне жизнь, – сказал он.
– Ничего я тебе не возвращала. Я злилась. Хотела сделать тебе больно. Вот и все.
Энтони прикоснулся к ее плечу, и оттаявшая женщина больше не смогла отвести взгляд.
– Ты сделана это не однажды. Ты была единственной, кто боролся и заставил меня взглянуть в лицо правде. И дело не в том, что ты сердилась. Просто видела мою гордыню и позаботилась о том, чтобы я тоже ее увидел.
– Как бы там ни было, я по-настоящему рада.
А когда рухнули остатки крепостных стен, она поняла, что никогда не переставала любить этого человека, никогда не переставала принимать близко к сердцу все, что с ним происходит. Несмотря на скорый и совершенно неотвратимый развод, который окончательно разлучит их друг с другом, она не могла разлюбить его.
– Я потерял самое главное в себе, Кэрол. Потребовались месяцы, чтобы научиться жить по-новому.
Сколько времени он не звонил ей и не хотел видеться. Она была рада за него, искренне счастлива, но знала, что эти месяцы доказывали только одно: она, Кэрол Уилфред-Хэкворт, никогда не была дорога ему. Если бы было иначе, он пришел бы раньше и позволил ей принять участие в его внутренних борениях.
Она сказала себе, что обязана облегчить супругу разрыв. Это последнее, что еще в ее силах.
– Теперь у тебя все будет хорошо, – сказала жена. – Мы оба заслужили это. Наш брак все равно не смог бы стать настоящим. Я была расстроена, когда уходила, но потом поняла, что никогда не сумела бы отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Может, все получилось и не совсем так, как было задумано, но ты пытался помочь. И поэтому женился на мне.
– Нет, не поэтому. – Он дал волю желанию прикоснуться к ее волосам. Тугая коса была бессильна против его пальцев. – Я женился, потому что ты была нужна мне. В тебе было все то, чего я был лишен: тепло, бодрость, жизнь. А я был мертвым больше двух лет. Встретив тебя, не мог вынести и мысли о том, что с тобой что-нибудь случится. Стоило тебя потерять – и я лишился бы последнего, что у меня осталось. Даже тогда, в первые минуты нашего знакомства, я уже любил тебя.
Кэрол смотрела на него как завороженная. Этот мужчина покорил ее. Она пыталась что-то возразить, но вместо протеста из горла вырвался тихий стон. Энтони утопил пальцы в уже податливой косе и медленно, давая женщине время одуматься, привлек ее к себе.
Казалось, времени для отпора было достаточно, и все же его не хватило. Когда любящие губы прижались к ее губам, Кэрол по-настоящему поняла, каким окончательным было ее поражение. Поцелуй Энтони был дверью в мир, полный скорби и надежд, отчаяния и любви. Ей хотелось верить, что им удастся начать с того места, где они остановились, и построить жизнь заново. Хотелось верить в то, что он по-настоящему любит ее. Ведь он был честным человеком, признававшим силу клятв, даже если они и были даны по ошибке.
И все же она целовала его. Рот прижимался ко рту, и Кэрол пила его влажное тепло так, словно она умирала, а поцелуй мог сохранить ей жизнь. Ее руки обвивали его шею. Кожа Энтони была теплой, и женщина кончиками пальцев ощущала биение его пульса. Ее губы раздвинулись, и предложение было принято. Поцелуй становился все крепче. Он придвигался все ближе и, словно магнитом, притягивал к себе, пока женские груди не прикоснулись к его груди.
А потом он прижал к плечу ее голову, расплел волосы, и черные кудри накрыли плащом их обоих.
– Да, тяга была уже тогда, – призналась Кэрол, давая ему последний шанс к отступлению, – но это совсем не значило, что из нашего брака что-нибудь получится. Вовсе не требуется жить со мной. Ты выполнил свои обязательства и воскрес.
– Ты выйдешь за меня? – прошептал Энтони, уткнувшись ей в волосы. – По-настоящему? Я не мог прийти к тебе раньше. Я не был уверен, что смогу быть таким мужем, который тебе нужен.
– Секс только часть брака. В конце концов мы могли бы обойтись и без него.
– Я говорю не о сексе. Я имею в виду то, из-за чего потерял Клементину. Я был высокомерным, близоруким и эгоистичным. Я никогда не позволял ей стать мне настоящей женой, а потом она умерла, не дав мне возможности попробовать начать все сначала.
– Но ведь ты понял, почему потерял ее.
– И тем не менее продолжал сомневаться, что смогу быть тебе настоящим мужем. Понимаешь? Я боялся, что так ничему и не научился. И что хуже всего, боялся, что во мне пропала некая жизненная сила. Не мог доверять себе и не доверял Господу. Считал себя страшным грешником, недостойным Его любви. Прежде я не мог быть тебе настоящим мужем, что бы ни случилось. Просто не позволил бы себе этого. Теперь могу.
Кэрол ничуть не обманул этот поток признаний. Речь шла не о днях, которые могли бы укрепить их семейную жизнь, а о ночах. Энтони говорил о ночах, которые им предстояло провести в объятиях друг друга.
– А что будет, если ты попытаешься быть мужем, попытаешься любить меня и снова не сможешь?
– Мы попробуем снова. А если уж и тогда ничего не получится, то обратимся за помощью. – Он нежно и таинственно улыбнулся. – Но я не думаю, что нам придется копить деньги на врачей. Не думаю, что нам вообще придется к ним обращаться.
Кэрол знала, что он предлагает. Совместную жизнь. Не фиктивный брак. Из него возврата не будет. Отныне, если она скажет «да», им придется делить вместе дни и ночи, делить гнев и скорбь и – самое главное и самое непредсказуемое – делить любовь. А это очень больно. Будут времена, когда им обоим захочется, чтобы этого брака вовсе не было, когда жизнь в Кейвтауне превратит их любовь в пытку.
Она знала, на что идет. Но еще лучше знала, на что похожа жизнь без Энтони.
– Кажется, я уже говорила это. Я привыкла надеяться.
Он обмяк, словно боялся, что Кэрол откажется, а потом крепко, неистово, изо всех сил обнял ее.
– Ты не знала, как я тосковал по тебе. Но мне надо было убедиться, что в моих силах дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы обмануть твои ожидания.
На этот раз у нее не осталось никаких сомнений, что Энтони действительно любит ее. Он сказал ей об этом дважды. Но тогда ей трудно было понять, к чему он клонит. На этот раз все оказалось чудесно. Она боялась дышать, боялась пошевелиться, потому что думала только об одном: стоит зажмуриться, и все это окажется сном.
Когда он снова поцеловал ее, мир обрел реальные черты: это не сон. Энтони был земной, настоящий, уверенный. Его скромная терпеливость кончилась. Он не собирался больше ничего объяснять. Руки, обнимавшие ее шею, подрагивали. Но не от страха, как она сначала подумала. От желания. От неудержимой страсти.
Внутри вспыхнул всепожирающий огонь, едва тлевший все месяцы подавления собственных чувств. Разве можно насытиться лишь прикосновениями. Позже она наверстает упущенное, медленно и дотошно станет изучать его, позволит себе насладиться, гладя его широкие плечи, кончиками пальцев ощущая биение его сердца. Но сейчас она жадно ласкала его, наслаждаясь прикосновениями к мужскому телу.
Кэрол не могла отделить один поцелуй от другого, первую нежную, интимную ласку от второй. Ее одежда исчезла, и она не помнила, когда и как это случилось. Энтони последовал ее примеру, и у нее осталось лишь смутное воспоминание о том, как она ему помогала. Страсть кружила голову, одновременно и ускоряя и замедляя бег времени. В мозгу мелькали обрывки слов: она вслух говорила ему о своей любви, и он отвечал ей тем же.
Когда они оказались на ложе, Кэрол была слишком переполнена счастьем, чтобы испытывать страх. Где-то в перерыве между двумя взрывами ощущений она отбросила прочь все сомнения. Нужно верить обещанию Энтони: если он еще не сможет отдать себя до последней капельки, это не имеет значения. Они сумеют справиться с этим – так же, как справились с другими препятствиями. И этот барьер тоже покорится им. Любимый и любящий муж больше не отпрянет от нее, чувствуя нестерпимый стыд, не уйдет в себя. Не принесет их брак в жертву собственной гордости. Их супружество будет настоящим, что бы ни случилось…
Когда два тела сплелись, Энтони перекатился на спину, увлекая за собой жену и не отрываясь от ее губ. Она ощущала прикосновение его прохладных голеней и горячей груди, покачивающихся бедер и того, что лучше всяких слов говорило о желании. Да, он был готов для любви. Он жег ее поцелуями, заставлявшими трепетно отзываться на ласки. Оставалось только одно, самое главное.
Руки Кэрол потянулись вниз, но Энтони перехватил. Он рывком перевернул жену на спину и приник к ее телу. А затем овладел ею, глядя прямо в глаза.
Супруг любил ее, ни на миг не отводя взгляда. В нем отражалось все, что он чувствовал: радость, любовь, гордость. Она потеряла счет времени, захваченная тем, что видела в его глазах и ощущала внутри. Это чувство было подобно рассвету, наступившему после долгой темной ночи.
Он двигался неторопливо, шептал слова любви, целовал, а потом снова и снова наполнял ее. Ему были понятны все тайные желания возлюбленной, а сомнения развеивали напор его плоти, горячность губ и радостный блеск глаз. Его любовь была ярким солнечным светом, пронизывавшим Кэрол, чтобы навсегда растопить лед, оттаивавший в последних уголках ее души.
Женщина и не знала, что близость может быть такой полной, что каждое движение, каждая ласка могут вдохновлять и воскрешать. Теперь у нее появилась уверенность: он хочет ее так же бурно и неистово, как и она его. Пламя его желания приводило в экстаз по мере того, как они возносились на пик любви. Последний рывок к нему перестал быть безумной мечтой, превратившись для обоих в реальность.
Прошло какое-то время – она не знала, сколько, прежде чем они заговорили снова. Измученная, Кэрол провалилась в сон. Полное удовлетворение изматывало сильнее, чем им казалось.
– Ты проснулась? – спросил Энтони.
– М-м-м… – Она теснее прижалась к супругу и поняла, что их ждет новое восхождение.
– Это означает, что ты не прочь закрепить наш брачный союз еще раз? – спросил он.
– И второй, и третий. – Кэрол отвела с его лба прядь волос. – Наверное, мне придется удлинить юбки? И научиться накладывать мороженое на ваших вечерних трапезах по средам?
– Юбки у тебя нормальные, а мороженое, если хочешь, можешь позволить раздавать кому-нибудь другому. Только будь там со мной, а я буду с тобой. Это очень просто.
Кэрол знала, что быть вместе – совсем не простое дело. Им обоим предстояло убивать бесов – и внутри себя, и в маленьком городке под названием Пещеры, который они сами выбрали, чтобы стоять в нем плечом к плечу и сражаться насмерть. Но она не собиралась напоминать ему об этом. Во всяком случае, не сейчас. Потому что было неважно, просто это или нет. Главное, что это было возможно. Стало необходимостью. И так же жизненно важно, как воздух, которым они дышали.
– Я буду там, – сказала она. – Можешь рассчитывать на меня.
Энтони улыбнулся. Улыбка его была такой теплой, такой уверенной, что казалась совершенно новой. И нестерпимо обольстительной.
– Я тоже буду рядом с тобой, – ответил супруг.
Она верила обещанию. Его подтверждал и голос, и глаза, и руки, и все остальное. Чтобы наверстать упущенное, им понадобится много времени. И вся жизнь в придачу.
Началось настоящее супружество.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
