Текст книги "9 ноября"
Автор книги: Колин Гувер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Вы четверо. Убирайтесь. Живо.
Как только громила отпускает руки Бена, он бежит прямиком ко мне, и взяв мое лицо в ладони, осматривает меня, чтобы убедиться, не больно ли мне. Или, возможно, он проверяет мою реакцию, не знаю. В любом случае, он выглядит обеспокоенным.
– Ты в порядке?
По мягкому звуку голоса я понимаю, что его беспокоит, не ранил ли Теодор мои чувства.
– Я в порядке, Бен. Оскорбления парня по поводу моей внешности не имеют большого значения, когда он по собственной воле носит такие штаны.
Я вижу облегчение в улыбке Бена, когда он целует меня в лоб.
– Ты на машине? – спрашивает Гленн, задавая свой вопрос Бену. Бен кивает и отвечает:
– Да. Я отвезу вас двоих домой.
– Троих, – возражаю я Бену, намекая, что только потому, что он вступился за меня, не значит, что я автоматически еду домой вместе с ним. – Мне нужно, чтобы ты высадил меня у моей квартиры.
Эмбер стонет, а затем касается моего плеча, когда проходит ближе.
– Да прости ты его уже, – просит она. – Гленн нашел парня, который ему на самом деле понравился, и если ты не простишь Бена, то разобьешь Гленну сердце.
Бен и Гленн молча смотрят на меня. Гленн смотрит щенячьим взглядом, а Бен оттопыривает нижнюю губу.
Я больше не могу сопротивляться. Сдаваясь, пожимаю плечом.
– Ну, хорошо. Раз уж ты понравился Гленну, тогда ладно. Я поеду домой с тобой.
Бен даже не разрывает зрительного контакта со мной, когда протягивает руку в сторону Гленна, чтобы удариться кулаками. Гленн протягивает свою и они оба, не говоря ни слова, заканчивают представление.
Когда я прохожу мимо Бена и направляюсь на стоянку, я останавливаюсь и сердито щурюсь.
– Тебе придется многое объяснить мне. Многое. И ещё больше унижаться.
– Я в этом мастер, – соглашается Бен на мои условия, следуя за мной.
И ты должен приготовить мне завтрак, – добавляю я. – Мне нравится хорошо прожаренный бекон и перевернутая глазунья.
– Понял, – покорно отвечает Бен. – Объясниться, потом унижаться, потом обнажение-раздевание, яйца и бекон. – Он обнимает меня за плечи и ведет к своей машине. Открывает для меня пассажирскую дверь, но прежде чем я сажусь, он обхватывает мое лицо руками и целует меня. Когда он отстраняется, я шокирована количеством эмоций в выражении его лица после последних смехотворных пятнадцати минут. – Ты не пожалеешь об этом, Фэллон. Обещаю.
Надеюсь.
Бен целует меня в щеку и ждет, пока я сяду в его автомобиль.
Мое плечо сжимает чья-то рука и с заднего сиденья, после чего рядом со мной появляется лицо Гленна.
– Я тоже обещаю, – добавляет он, громко чмокая меня в щеку.
Когда мы выезжаем со стоянки, я смотрю в окно, из-за того что не хочу, чтобы эти три человека увидели слезы в моих глазах.
Потому что если честно, оскорбление Теодора, не просто ранило мои чувства – это был один из самых неловких моментов в моей жизни. Но узнать, что эти трое не раздумывая стали защищать меня, стоило этого оскорбления.
Бен
С тех пор, как мы высадили Гленна и Эмбер, в течении почти целой мили в машине царит тишина. Фэллон смотрит в окно всю дорогу, а я мечтаю, чтобы она взглянула на меня. Знаю, что даже представить себе не смогу какую боль причинил ей в прошлом году, но надеюсь, она понимает, что я хотел сделать все правильно. Даже если это займет всю мою жизнь, я сделаю все правильно. Я тянусь и беру ее за руку.
– Я должен извиниться, – говорю ей. – Мне не следовало говорить...
Фэллон качает головой, тихо перебивая меня.
– Не забирай свои слова обратно. Думаю, это замечательно, что ты был честен с Теодором. Большинство мужчин слишком трусливы, чтобы сказать что-то подобное и другой без объяснений просто украл бы девушку у своего друга.
Она даже понятия не имеет, из-за чего я переживаю.
– Я извиняюсь не за это. Я извиняюсь за то, что никогда не говорил, что люблю тебя – вслух, так, чтобы эти слова были адресованы непосредственно тебе. Ты заслуживаешь больше, чем второсортное "я тебя люблю".
Фэллон молча смотрит на меня, а потом снова отворачивается к окну. Я оглядываюсь на дорогу, но затем кидаю взгляд в ее сторону. Я вижу улыбку на ее щеке, когда она сжимает мою руку.
– Если сегодняшние объяснения и пресмыкания будут достойными, у тебя появится еще одна возможность признаться мне в любви, прежде чем завтра ты приготовишь мне завтрак.
Я улыбаюсь, потому что без сомнения знаю, пресмыкания и завтрак останутся на десерт.
Это объясняет, чего я на самом деле боюсь. У нас есть еще по меньшей мере пятнадцать минут езды, поэтому я решаю сделать шаг и начать сейчас.
– Я съехал в прошлом году сразу после Рождества. Мы с Йеном разрешили Джордин и Оливеру остаться в нашем доме.
Чувствую, как ее рука напрягается в моей только от упоминания имени Джордин. Ненавижу это. Ненавижу, что это из-за меня и ненавижу, что так будет происходить всегда, всю оставшуюся часть нашей жизни. Потому что хочет Фэллон того или нет, Джордин – мать Оливера, а Оливер мне как сын. Они всегда будут в моей жизни, несмотря ни на что.
– Ты поверишь, если я скажу, что между нами все отлично? Между мной и Джордин?
Фэллон бросает на меня косой взгляд.
– В каком смысле отлично?
Я убираю свою руку и хватаюсь за руль, чтобы снять напряжение с челюсти.
– Я хочу, чтобы ты выслушала меня, прежде чем начнешь говорить, ладно? Потому что я могу сказать то, что ты не захочешь слышать, но мне нужно, чтобы ты все выслушала.
Фэллон молча кивает, так что я обнадеживающее выдыхаю.
– Два года назад... когда я занимался с тобой любовью... Я отдал тебе все. Сердце и душу. Но когда той ночью ты решила выбрать целый год без возможности снова увидеть меня, я не мог понять, что произошло. Я не понимал, как я мог почувствовать то, что ты не почувствовала в ответ. И это, блядь, было больно, Фэллон. Ты ушла и я сильно разозлился на тебя. Даже не смогу описать тебе, насколько ужасны были следующие несколько месяцев. Я скорбел не только по Кайлу.
Я смотрю прямо перед собой, потому что не хочу видеть, что мои слова делают с ней.
– Когда родился Оливер, это был первый раз, когда я почувствовал себя счастливым с того момента, как ты внезапно появилась перед моей дверью. И это был первый раз, когда Джордин улыбнулась, с тех пор, как умер Кайл. Поэтому следующие несколько месяцев, мы проводили с Оливером каждую минуту. Ведь он был единственным светлым лучиком в нашей жизни. А когда два человека любят кого-то так сильно, как мы любили Оливера, то между ними рождается связь, которую я даже не смогу объяснить. В течение следующих нескольких месяцев, Джордин и Оливер стали теми, кто заполнили большую часть пустоты, которую ты и Кайл оставили в моем сердце. И, думаю, таким образом, и я заполнил ту пустоту, что Кайл оставил в сердце Джордин. Когда между нами все стало развиваться, сомневаюсь, что кто-то из нас думал об этом, прежде чем это произошло. Но это случилось, и рядом не было никого, кто смог бы сказать мне, что однажды я пожалею об этом.
– Я имею в виду... частично я верил, что ты будешь рада за меня, когда мы встретимся в следующем ноябре. Потому что я думал, возможно, ты хотела для меня именно этого, чтобы мы двигались дальше и перестали держаться за то, что ты считала вымышленными отношениями, которые мы начали в восемнадцать.
– А потом, когда я приехал в тот день... последнее, чего я ожидал от тебя – это боль. И когда ты догадалась, что у меня связь с Джордин, я понял по твоим глазам, что ты действительно любишь меня и это был один из худших моментов в моей жизни, Фэллон. Один из худших моментов, блядь, и с каждым вдохом, я все еще чувствую следы от твоих слез на моей груди.
Я сильнее сжимаю руль и стараюсь дышать ровно.
– Как только Джордин вернулась домой тем вечером, она увидела страдание на моем лице. И она знала, что не является причиной этих страданий. На удивление, она не сильно расстроилась. Мы говорили об этом на протяжении, наверное, двух часов. О том, что я чувствовал к тебе и о том, что она чувствовала к Кайлу и, что мы понимаем, как сами себя мучаем, поддерживая отношения, которые никогда не будут такими, какие были у нас обоих в прошлом с другими людьми. Так мы все и закончили. В тот же день. В ту ночь я перевез вещи из ее комнаты обратно в свою, пока не нашёл новое место.
Я осмеливаюсь посмотреть в сторону Фэллон, но она по-прежнему смотрит в окно. Вижу, как она смахивает слезы, и надеюсь, что не заставил ее злиться.
– Я нисколько не виню тебя, Фэллон. Понимаешь? Я упомянул про тот год, когда ты ушла только потому, что хочу, чтобы ты знала, что моё сердце всегда принадлежало тебе. И я никогда бы не позволил никому другому занять твое место, если бы знал, что есть хоть какой-то шанс, что ты когда-нибудь захочешь его вернуть.
Я вижу, как дрожат ее плечи, и ненавижу, что заставляю ее плакать. Я ненавижу это. Не хочу быть причиной её грусти. Фэллон смотрит на меня заплаканными глазами.
– А что насчет Оливера? – Спрашивает она. – Ты теперь не можешь жить с ним? – Фэллон смахивает еще одну слезу. – Я чувствую себя ужасно, Бен. Чувствую, что отрываю тебя от твоего маленького мальчика.
Она прикрывает лицо руками, после чего из нее вырываются рыдания, и я больше не могу терпеть ни секунды. Сворачиваю машину на обочину и включаю аварийку. Отстегиваю ремень безопасности и протягиваю руку через сиденье, чтобы притянуть Фэллон к себе.
– Малыш, успокойся, – шепчу я. – Пожалуйста, не плачь. Я и Оливер... у нас все идеально. Я вижусь с ним когда захочу, почти каждый день. Мне не обязательно жить с его мамой, чтобы продолжать любить его.
Провожу руками по ее волосам и целую в висок.
– Все хорошо. Все отлично, Фэллон. Единственное, что портит мою жизнь – это тот факт, что ты не являешься частью каждого её дня.
Она отстраняется от моего плеча и шмыгает носом.
– Это единственное, что портит и мою жизнь, Бен. Все остальное идет идеально. У меня два лучших друга во всем мире. Я люблю школу. Я люблю свою работу. У меня полтора отличных родителя. – последнее предложение она произносит со смехом. – Но единственное, что заставляет меня грустить – очень сильно грустить – это то, что я думаю о тебе каждую секунду каждого дня и я не знаю как тебя забыть.
– Не надо, – прошу ее. – Пожалуйста, не забывай меня.
Фэллон пожимает плечами и нерешительно улыбается.
– Я не могу. Я пробовала, но, наверно, мне придется пойти в клуб анонимных алкоголиков или куда еще. Думаю, ты стал моей неотъемлемой частью.
Я смеюсь с облегчением от того, что она... что она просто существует. И, что нам посчастливилось существовать в одной жизни, в одной части мира, в одном штате. И что, после всех этих лет, к моему удивлению, мне не хочется изменить что-либо из того, что в конечном итоге свело нас вместе.
– Бен? – спрашивает она. – Ты выглядишь так, словно тебе опять больно.
Я смеюсь и качаю головой.
– Я больше не буду. Мне очень нужно сказать тебе, что я тебя люблю, но чувствую, что должен предупредить тебя, прежде чем сделаю это.
– Хорошо, – говорит она. – Предупредить о чем?
– Что соглашаясь любить меня в ответ, ты берешь на себя огромную ответственность. Потому что Оливер всегда будет частью моей жизни. И я имею в виду не как племянник, а как будто он мой. Дни рождения и игры в бейсбол и...
Фэллон прикладывает свою ладонь к моему рту, чтобы заткнуть меня.
– Если ты кого то любишь, то ты любишь не просто человека, Бен. Любовь – это когда ты признаешь пристрастия своего возлюбленного, и разделяешь его любовь к остальным людям. И я буду любить. Я это сделаю. Обещаю.
Я действительно ее не достоин. Но я притягиваю ее ближе и усаживаю себе на колени. Тянусь к её губам и говорю:
– Я люблю тебя, Фэллон. Больше, чем поэзию, больше чем слова, больше чем музыку, больше, чем твои сиськи. Обе. Ты хоть представляешь, как это много?
Фэллон одновременно и смеется и плачет, и я прижимаюсь к ее губам, желая запомнить этот поцелуй больше, чем любой другой, что дарил ей. Пусть он и длится всего две секунды, потому что она отстраняется и отвечает:
– Я тоже тебя люблю. И, думаю, это было выдающееся объяснение. Такое, что даже не надо сильно присмыкаться. Хочу поехать в твою квартиру прямо сейчас и заняться с тобой любовью.
Я быстро целую её, а потом толкаю обратно на пассажирское сидение, готовый вернуть нас на шоссе. Фэллон пристегивает ремень и добавляет:
– Но утром я все еще жду завтрак.
• • •
– Итак, технически, суммарно мы провели приблизительно только двадцать восемь часов вместе с тех пор, как встретились, – говорит она.
Мы в моей постели. Фэллон на мне, щекочет пальцами мою грудь. Как только мы оказались в моей квартире, мы занялись любовью. Два раза. И если она не перестанет так ко мне прикасаться, это произойдет и в третий раз.
– Этого времени более чем достаточно, чтобы понять, что ты кого-то любишь, – отвечаю я.
Мы уже подсчитали, сколько всего времени фактически провели вместе на протяжении четырех лет. Я честно думал, что будет больше, потому что уверен в своих чувствах, но Фэллон была права, когда сказала, что это даже не полных два дня.
– Посмотри на это с другой стороны, – предлагая ей свой подробный расчет. – Если бы у нас были традиционные отношения, мы бы сходили на несколько свиданий, возможно, раз или два в неделю, каждый по несколько часов. Это в среднем двенадцать часов за первый месяц. Допустим, два-три свиданий с ночевкой во втором месяце. Пары, отношения которых, доживают до третьего месяца, в сумме проводят вместе двадцать восемь полных часов. А третий месяц – это определенно месяц для "я люблю тебя". Так что технически, мы на верном пути.
Фэллон закусывает губу, чтобы скрыть улыбку.
– Мне нравится твоя логика. Ты же знаешь, как сильно мне не нравится инста-любовь.
– Ох, это была еще та инста-любовь, – говорю ей. – Но у нас все законно.
Она приподнимается на локте и смотрит на меня сверху вниз.
– Откуда ты знаешь? В какой момент ты понял, что влюблен в меня?
Я отвечаю не задумываясь:
– Помнишь, когда мы целовались на пляже, я сел и сказал, что хочу сделать татуировку?
Фэллон улыбается.
– Это было так неожиданно, как я могла забыть?
– Вот почему я сделал эту татуировку. В тот самый момент я понял, что в первый раз влюбился в девушку. Настоящей любовью. Самозабвенной. Однажды мама сказала мне, что когда я беззаветно в кого-нибудь влюблюсь, то пойму это в ту же секунду, и что именно тогда я должен что-то сделать, чтобы запомнить этот момент, потому что это происходит не со всеми. Так что… вот так.
Она берет мое запястье и разглядывает татуировку. Проводит по ней указательным пальцем.
– Ты сделал ее из-за меня? – спрашивает Фэллон, поднимая взгляд. – Но что она означает? Почему ты выбрал слово «поэтичный»? И нотный стан?
Я перевожу взгляд на тату и думаю, следует ли мне вдаваться в подробности о причинах выбора. Но это перекроет то, что у нас есть сейчас, а я этого не хочу.
– По личным причинам, – отвечаю я, заставив себя улыбнуться. – И однажды я расскажу тебе о них, но сейчас я хочу, чтобы ты еще раз меня поцеловала.
Не проходит и десяти секунд, как я переворачиваю ее на спину, и оказываюсь глубоко внутри нее. В этот раз я люблю ее медленно – не дико, как мы сделали это дважды. Я целую ее, от подбородка до груди и обратно, нежно прижимая губы к каждому дюйму кожи, к которой мне выпала честь прикасаться.
И на этот раз, когда мы заканчиваем, мы больше не разговариваем. Мы оба закрываем глаза, и я знаю, что проснувшись завтра утром рядом с ней, я постараюсь сделать своей миссией простить себя за то, что скрыл от неё правду.
После того, как приготовлю ей завтрак.
Фэллон
Мой желудок урчит, напоминая, что вчера я даже не поужинала. Я тихонько вылезаю из кровати и ищу свою одежду, но кроме юбки, я больше ничего не могу найти. Не хочу включать свет, чтобы отыскать свою рубашку, поэтому иду в гардеробную Бена, чтобы найти футболку или что-нибудь еще, чтобы совершить набег на его холодильник.
Я чувствую себя идиоткой, слепо ища в его шкафу футболку, но губы расплываются в улыбке. Проснувшись сегодня утром, я не ожидала, что день закончится таким образом. Абсолютно идеально.
Решаю включить свет, но закрыть за собой дверь, чтобы он не мешал ему. Нахожу тонкую, мягкую футболку и снимаю ее с вешалки. Натянув ее через голову, я уже собираюсь выключить свет, но что-то цепляет мой взгляд.
На верхней полке, рядом с обувной коробкой лежит толстая пачка страниц. Похоже на рукопись.
Может быть...
У меня разгорелось любопытство. Я встаю на носочки, чтобы дотянутся до нее, но хватаю только верхнюю страницу просто, чтобы посмотреть, что это такое.
Девятое Ноября
Бентон Джеймс Кесслер
Несколько секунд смотрю на страницу. Достаточно долго, чтобы успеть поспорить со своей совестью.
Мне не следует читать это. Я должна вернуть листок на место.
Но у меня есть право прочитать это. На мой взгляд. Я имею ввиду, роман ведь о моих отношениях с Беном. И я помню, как он говорил, что не хочет, чтобы я читала рукопись, пока она не закончена, но теперь, когда он её больше не пишет, его правило не имеет силы. Не могу решить что делать, но все же беру с полки всю рукопись. Отнесу лучше на кухню. Возьму что-нибудь перекусить. А после уже решу, что со всем этим делать.
Щёлкаю выключателем и медленно открываю дверь. Бен лежит в том же положении, тяжело дышит, даже можно сказать, похрапывает.
Я выхожу из его спальни и иду на кухню.
Осторожно кладу рукопись на стол перед собой. Я не знаю, почему у меня трясутся руки. Может потому что передо мной лежат его истинные мысли обо мне, о нас и о том через что мы прошли. Что если мне не понравится его правда? Люди имеют право на личную жизнь, и то, что я собираюсь сделать, называется вторжением в каждую частичку его личной жизни. Это не лучший способ начать отношения.Но что если я прочитаю только одну главу? Просто несколько страниц, а потом положу рукопись на место, и Бен никогда об этом не узнает.
Я уже знаю, о чём именно хочу прочитать. С того момента, как это произошло, меня гложет любопытство.
Я хочу знать, почему Кайл ударил тогда Бена, в наш второй год. Это не связано со мной, поэтому я могу прочитать этот отрывок и не чувствовать себя потом слишком виноватой.
Прилагаю все свои усилия, чтобы пролистать рукопись без прочтения хоть одного предложения. Бен облегчает мне задачу, потому что, он разделил главы соответственно его возрасту. Спор произошёл на второй год наших отношений, поэтому я нахожу главу под названием «Девятнадцать лет» и раскрываю её перед собой. Пропускаю его внутренний диалог, пока он ждал меня в ресторане. Надеюсь, однажды он позволит мне прочитать это, потому что я очень хочу узнать его истинные чувства и мысли. Но сейчас я отказываюсь читать всё это. Я и так чувствую вину за то, что собираюсь прочитать пару страниц. Представляю, что будет со мной, если прочитаю всё остальное.
Мой взгляд скользит по странице, пока я не нахожу имя Кайла. Начинаю читать с середины абзаца.
– Всё будет хорошо, Джордин. Я обещаю.
Входная дверь хлопает и она оборачивается. Я могу видеть волнение в её глазах, так что скорее всего это Кайл.
Мой живот сводит от напряжения, которое превращается в тяжелые камни. Чёрт. Он же сказал, что сегодня будет дома только после семи.
– Это Кайл? – спрашиваю я Джордин.
Она кивает, проходя мимо меня. – Он вернулся пораньше, чтобы помочь мне, – отвечает она, и подойдя к раковине и схватив салфетку, протирает глаза. – Скажи ему, что я сейчас выйду. Не хочу, чтобы он узнал как много я плачу сегодня, чувствую себя такой глупой.
Чёрт.
Может быть, он не вспомнит. Это было так давно, и мы никогда не говорили об этом. Я делаю глубокий вдох и прохожу в гостиную, пытаясь скрыть панику. Он не должен всё разрушить.
– С Джордин всё в порядке, – говорю я, как только возвращаюсь в гостиную, пытаясь успокоить свою нервозность. Я останавливаюсь, когда вижу Кайла, потому что выражение его лица четко даёт мне понять, что он все помнит. И он зол.
Кайл бросает свои ключи на стол и смотрит прямо на меня. – Нам нужно поговорить.
По крайней мере, он уводит меня от Фэллон, чтобы поговорить. Какое облегчение. Не похоже, что он собирается говорить что-либо при ней. Я могу справиться с ним наедине, это не проблема. Я могу выбраться из ситуации, в которую сам себя загнал, но последнее чего я хочу, это чтобы Фэллон была вовлечена в это.
Я улыбаюсь Фэллон, потому что по выражению её лица могу сказать, что она понимает, что с Кайлом что-то не так. Я хочу успокоить её и показать, что всё в порядке, даже если это далеко не так. – Я сейчас вернусь. Фэллон кивает, и я следую за Кайлом.
Брат останавливается только у двери в свою комнату.
Он указывает в сторону гостиной. – Ты можешь, чёрт возьми, объяснить мне, что здесь происходит?
Бросаю взгляд на гостиную, раздумывая, как можно выйти из этой ситуации. Но я знаю, что Кайл не поверит ни чему, кроме правды.
Я кладу руки на бёдра и опускаю взгляд. Тяжело видеть разочарование в глазах брата. – Мы друзья, – говорю я ему. – Я встретил её в прошлом году. В ресторане.
Кайл недоверчиво смеётся. – Друзья? – переспрашивает он. – А Йен только что представил её, как твою чёртову девушку, Бен.
Чёрт.
Я делаю, что могу, чтобы разрядить обстановку. Никогда раньше не видел его таким злым. – Я клянусь, это не так. Я просто… – Чёрт возьми, все слишком запутано. Я вскидываю руки, в знак поражения.
– Она мне нравится, ясно? Я не могу с этим ничего поделать. Я не планировал, но так получилось.
Кайл смотрит в сторону, и в отчаянии проводит руками по лицу. Когда он снова оборачивается, я не готов к тому, что происходит дальше. Он изо всей силы толкает меня, и я врезаюсь в стену. Кайл крепко держит меня за плечи и пригвождает спиной к стене. – Она знает Бен? Она знает, что ты тот, кто устроил тот пожар? Что ты причина того, что она едва не погибла?
Я чувствую, как сжимается моя челюсть. Кайл не может этого сделать. Не сегодня. Не с ней.
– Замолчи, – сквозь зубы прошу я. – Пожалуйста. Ради всего святого, она же в другой комнате.
Я пытаюсь оттолкнуть его от себя, но он хватает меня рукой за горло.
– В какую чёртову ситуацию ты себя загнал, Бен? Ты идиот?
Как только этот вопрос срывается с его губ, я вижу, как из-за угла выходит Фэллон. Она останавливается, когда видит разыгравшуюся сцену и шок, который появляется на её лице, успокаивает меня, потому что она ничего не слышала.
Фэллон
Кладу страницы поверх рукописи.
Он облажался.
Бен неудачный писатель. Как он посмел взять что-то реальное… что-то, что я пережила… и превратить это в вымысел с нелепой сюжетной линией?
Я зла. Как он мог так поступить? Хотя, с другой стороны, он ещё не закончил роман, стоит ли мне так злиться?
Но зачем он сделал это? Неужели он не знал насколько это личное для меня? Не могу поверить, что Бен решил попытаться заработать на такой ужасной трагедии.
Наверно я не была так зла, если все написанное было правдой и он действительно виновник пожара. По крайней мере, тогда я бы не чувствовала, что Бен воспользовался моей историей.
И зачем он выдумал драку и всё остальное связанное с Кайлом, когда это действительно произошло? Он вообще что-нибудь здесь выдумал?
Я смеюсь над собой. Это не правда. За два года до пожара мы не были знакомы. Не может быть, чтобы Бен был в этом замешан. Кроме того, каковы шансы, что он встретит меня в годовщину пожара, ровно два года спустя? Тогда он должен был бы преследовать меня.
Он не следил за мной.
Ведь так?
Мне нужно выпить воды.
Я пью воду.
Мне нужно опять сесть.
Я сажусь.
Все вокруг вращается, вращается, вращается. Паутина возможной лжи окутывает меня, кружится голова, кружится желудок. Такое ощущение, что даже кровь в моих жилах кружится. Я выравниваю стопку со страницами рукописи.
Зачем ты написал это Бен?
Смотрю на обложку и провожу пальцем по названию. Девятое ноября.
Ему нужен был хороший сюжет. Это то, что он сделал? Просто добавил факты в сюжетную линию?
Он никак не мог быть виновником пожара. Это абсолютно не имеет смысла. Виноват мой отец. Он знает об этом, полиция знает, и я знаю это.
Я нахожу в себе силы перевернуть титульный лист. Смотрю на первую страницу рукописи и делаю единственное, что действительно поможет мне найти больше ответов.
Я читаю с самого начала.
Девятое ноября
автор
Бентон Джеймс Кесслер
«Начало в начинаниях».
-Дилан Томас.
Пролог
Каждая жизнь начинается с матери. Моя не исключение.
Она была писателем. Мне сказали, что мой отец был психиатром, но я не знаю наверняка, так как у меня не было возможности спросить его об этом. Папа умер, когда мне было три года. У меня нет воспоминаний о нём, но думаю это даже и к лучшему. Трудно скорбеть по людям, которых ты не помнишь.
У моей мамы была степень магистра по поэзии и еще она защитила кандидатскую диссертацию, посвящённую Уэльскому поэту Дилану Томасу. Она часто цитировала его, хотя её любимые цитаты не принадлежали его всемирно известным стихам, скорее его повседневным диалогам. Я никогда не мог понять, мама уважала Дилана Томаса как поэта или как личность. Потому что, исходя из того, что я узнал о нём в своих исследованиях, уважать его как личность особо было не за что. Или возможно именно за это и нужно уважать его – за то, что Дилан Томас не сделал ничего, чтобы завоевать популярность как человек, и всё, чтобы завоевать популярность как поэт.
Полагаю, я должен начать с того, как именно умерла моя мать. Вероятно мне так же следует пояснить, как девушка, которая вдохновила меня на написание этой книги, связана с историей, которая начинается с моей матери. И наверно, раз уж я начинаю свой роман, рассказывая об этих двух женщинах, я также должен пояснить, как Дилан Томас связан с жизнью моей матери, и самое главное с её смертью, и как все эти события привели меня к Фэллон.
Все кажется таким сложным, хотя на самом деле всё очень просто.
Всё имеет значение.
Всё взаимосвязано.
И всё началось девятого ноября. За два года до того, как я впервые встретился лицом к лицу с Фэллон О'Нил.
Девятое ноября.
День смерти моей матери.
Девятое ноября.
Ночь, когда я намеренно устроил пожар, чуть не унёсший жизнь девушки, которая в один прекрасный день спасла мою.
Фэллон
Я смотрю на страницы и не могу в это поверить. К горлу подступает желчь.
Что же я наделала?
Я сильно сглатываю, чтобы избавится от вкуса желчи, и от этого в горле саднит.
Какому монстру я подарила свое сердце?
У меня дрожат руки. Я не могу даже пошевелиться. Не могу решить, стоит ли читать дальше, и дойти до страницы, где очевидно будет сказано, что все прочитанное мною – это богатое воображение Бена. Что ради успеха нашей истории, он смешал факты и вымысел. Мне читать дальше?
Или лучше бежать?
Как сбежать от того, кому в течение четырех лет я медленно отдавала себя?
Или шести?
Он знал меня, когда мне было шестнадцать?
Знал ли он меня в тот день, когда мы встретились в ресторане?
Он пришел туда из-за меня?
Вся кровь, что течет во мне, устремляется в голову, и от такого давления даже уши начинают болеть. Тело сковывает страх. Я словно скала, свисающая над бездной. Каждая клеточка моего тела наполнена ужасом.
Мне нужно выбираться отсюда. Я хватаю мобильный телефон и тихо вызываю такси.
Оператор говорит, что по этой улице едет свободное такси, и оно прибудет через несколько минут.
Я поглощена таким большим количеством страхов. Боюсь этих страниц в руке. Боюсь обмана. Боюсь мужчины, спящего в соседней комнате, которому совсем недавно пообещала все свои "завтра".
Я устремляюсь к спинке стула, чтобы собрать все свои вещи, но прежде чем успеваю встать, слышу, как открывается дверь его спальни. В полной боевой готовности, я оборачиваюсь через плечо. Бен останавливается в дверях, протирая глаза ото сна.
Если бы я могла сейчас остановить время, я бы напоследок изучила его. Провела бы пальцами по его губам, чтобы убедиться, что они действительно были такими же мягкими как и слова, которые он произносил. Взяла бы его руки и провела пальцами по ладоням, чтобы убедиться, что они действительно могли ласкать шрамы, которые сами же нанесли. Я бы обняла его и, встав на носочки, прошептала в ухо, "Почему ты не сказал мне, что фундамент, на котором ты научил меня стоять, построен на сыпучем песке?"
Взгляд Бена мгновенно падает на страницы рукописи, которые я плотно сжимаю в руках. В считанные секунды на его лице начинает мелькать каждая его мысль.
Ему интересно как я нашла рукопись.
Ему интересно как много я прочла.
Писатель Бен.
Мне хочется смеяться, потому что Бентон Джеймс Кесслер не писатель. Он актер. Мастер обмана, который только что закончил четырехлетнее представление.
Впервые я смотрю на него не как на Бена, в которого влюбилась. Бена, который собственноручно изменил мою жизнь.
Сейчас, я смотрю на него, как на чужого человека.
Он незнакомец, о котором я абсолютно ничего не знаю.
– Что ты делаешь, Фэллон?
Я вздрагиваю от его голоса. Его голос звучит точно так же, как и всего час назад, когда он говорил мне: “Я люблю тебя”.
Только сейчас, его голос наполняет меня паникой. Меня поглощает ужас, накрывая новой волной тревоги.
Я понятия не имею, кто он.
Я понятия не имею, какую цель он преследовал последние несколько лет.
Я понятия не имею, на что он способен.
Бен начинает двигаться ко мне, поэтому я делаю единственное, что, на мой взгляд, могу сделать. Я подбегаю к другой стороне стола, надеясь создать безопасную дистанцию между собой и этим мужчиной.
На его лице отражается боль, когда он видит мою реакцию, но я понятия не имею настоящая она или отрепетированная. Не знаю, стоит ли верить всему, что я только что прочла... Может Бен всё это придумал ради создания сюжета?
Я плакала по многим причинам в своей жизни. В основном из-за печали, иногда от разочарования или злости. Но впервые, я не могу сдержать слез из-за страха.
Бен наблюдает, как по моей щеке стекает слеза, и успокаивающе поднимает руку. – Фэллон. Его глаза широко открыты и в них столько же страха, сколько в моих. Но я уже не понимаю насколько искренни эмоции на его лице. – Фэллон, пожалуйста. Позволь мне все объяснить.
Бен кажется таким встревоженным. Таким искренним. Может быть это выдумка? Может он превратил нашу историю в вымысел? Конечно да, ведь он не мог так поступить со мной. Я указываю на рукопись, надеясь, что он не заметит, как дрожит моя рука. – Это, правда, Бен?
Он с отвращением смотрит на рукопись, а затем снова на меня. Покачай головой, Бен. Опровергни это. Пожалуйста.
Но он не двигается.
Его бездействие, словно удар, от которого я начинаю задыхаться.
– Позволь мне объяснить. Пожалуйста. Просто... – Бен начинает подходить ближе, а я отхожу назад, пока не упираюсь спиной к стене.