Текст книги "Бог лабиринта"

Автор книги: Колин Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Он похлопал меня по плечу.

– Конечно, взвесьте все, как следует, думайте сколько вам потребуется. Но есть одно, о чем я должен вам сказать прямо. До сих пор мы старались заниматься своими делами тайно, не афишируя их, потому что нас могли неправильно понять. Но теперь настало время выйти на свет божий и открыто заявить о себе, чтобы заполучить новообращенных, чтобы сказать всем о наших целях. Потому что наша главная цель – доказать, что современная цивилизация никогда не обретет стабильности, если каждый не станет думать так, как думаем мы.

Он говорил все это серьезным тоном, и я относился к нему не без симпатии, но внезапно я подумал об Анне Дункельман и о нарисованной ею картине незнакомцев, едущих в городском транспорте и мастурбирующих друг друга. Я вынужден был отвернуться к окну, чтобы не расхохотаться ему прямо в лицо. Когда мы спускались вниз, я сказал:

– По-моему, это грандиозная идея. Анжела и Аластер пришли в восторг от вашего вчерашнего монолога. Вы заполучили в их лице двух полных энтузиазма новообращенных.

– Прекрасно. Но мы не удовлетворимся, пока я не смогу сказать то же самое о вас.

Когда мы приблизились к группе учеников, все еще деловито передвигающих статуэтки, он неожиданно схватил меня за руку:

– Кстати, держите все, что я вам сказал, в глубоком секрете.

В два часа объявили о ланче. В столовой, выходящей окнами на лужайку, была подана простая пища – две огромные супницы с бульоном, тарелки с кусочками сыру, пшеничные булочки и бисквитное печенье. Кернер представил меня бородатому молодому человеку по имени Пауль, который, вероятно, был его помощником. У Пауля были очки в толстой роговой оправе, вел он себя с достоинством и говорил с ощутимым северным акцентом. Он объяснил:

– Мы стараемся есть легкую пищу, иначе тело затрачивает слишком много энергии на ее переваривание, отчего страдает дисциплина. Здесь еще много еды. Вот наша вторая группа – кому за сорок – ест намного меньше.

Я понял, что Кернер содержит раздельно две группы, которые собираются вместе через неделю. Пауль сказал:

– Практика подсказала нам необходимость такого разделения. Теоретически у нас не существует возрастных ограничений. Но опыт показывает, что пожилые люди больше интересуются сексом, чем молодые. И если мы примем в наши группы слишком много пожилых людей, то молодежь может уйти. Многие молодые девушки ничего не имеют против пожилых мужчин, но молодые ребята не часто общаются с женщинами, которым за сорок. Конечно, группы могут смешиваться до определенного предела, и только по специальному приглашению.

Этим, вероятно, и объясняется присутствие определенного числа мужчин и женщин, которым явно за сорок и даже за пятьдесят.

В холле было около шестидесяти человек, причем женщин намного больше, чем мужчин. Меня удивило, что в группе были люди приблизительно одного и того же среднего возраста. Я заметил, что среди женщин было много таких, которые носили платья с длинными рукавами и очки в довольно массивной оправе, что придавало им ученый вид. Молодых людей, которым было бы меньше двадцати, совсем не было, девушка, которую я встретил в саду, была самой молодой среди них. Большинство мужчин имело довольно плотное телосложение, некоторые носили толстые вязаные свитера, укрупняющие их фигуры. Немногие из присутствующих отличались броской красотой, но я не увидел ни одного, кто не был бы привлекательным. Женщины, в целом, выглядели более интеллигентными, чем мужчины. Несмотря на видимость того, что это якобы обычная группа, у меня было впечатление, что все они здесь тщательно подобраны.

Вероятно, они знали друг друга очень хорошо, они много смеялись, шутливо подталкивали один другого, обменивались рукопожатиями и поцелуями, передавали друг другу тарелки с едой. Я нашел атмосферу за столом довольно теплой и дружеской, хотя мне показалось, что определенная натянутость между ними существует: недоставало расслабленности и непринужденности.

Пауль отошел с кем-то переговорить, и девичий голос впереди меня сказал:

– Привет!

Я увидел устремленные на меня карие глаза девушки, которую встретил на лужайке. Толпа прижала нас друг к другу, и она улыбнулась мне и дружески тронула рукой мои гениталии.

– Меня зовут Тесса.

Она жестом попросила наклониться к ней поближе и прошептала:

– Я не хочу есть. Пойдем в постель.

– А я голоден.

– Зануда.

– Кроме того, мое отсутствие будет обязательно замечено: я здесь по специальному приглашению.

Вернулся Пауль и неодобрительно посмотрел на девушку. Он решил, по-моему, что она оказывает на меня дурное влияние.

Я съел сыру с хлебом и немного супа. Затем мы через широкие французские окна вышли на лужайку. Группа людей выстроилась в кружок и, казалось, занималась физическими упражнениями. Они положили руки друг другу на плечи, затем двинулись вперед, наклонив головы и сбившись в кучу, как в регби.

Пауль сказал:

– Это подготовительная группа сексуальной терапии. Они стараются избавиться от напряжения урбанистической жизни и от чувства отчужденности, дотрагиваясь друг до друга, делая что-то вместе.

Руководил группой молодой человек в белом вязаном свитере, время от времени двигаясь между ними, пошлепывая кого-нибудь по плечам или по спине. Когда я там стоял, он подошел к женщине лет сорока и что-то делал с ее грудью – вероятно поправлял ей бюстгальтер через свитер, после чего звонко шлепнул ее по ягодицам, как будто она была коровой, которую выгоняли в поле пастись. Пауль сказал:

– Понимаете, они любят, когда ими командуют, дают им распоряжения. Это помогает им избавиться от чувства ответственности – невроза цивилизации. Цель состоит в том, чтобы они себя снова почувствовали невинными и беззаботными детьми.

Я обратил внимание, что все члены этой группы интимности одеты довольно тепло, учитывая жаркую погоду. Пауль объяснил, что это тоже предусмотрено процедурой: когда они избавятся от чувства подавленности и угнетенности, они смогут одеваться в более легкие одежды.

– Сегодня вечером вы увидите, что я имею ввиду.

Я высказал опасение, что обычно секс приходит к человеческому существу естественно, а все эти заумные упражнения могут вызвать нежелательное половое возбуждение и привести к сексуальным контактам между ними. Он согласно кивнул головой:

– В группе такого размера это иногда случается, правда, не часто. Мы принимаем определенные предосторожности. Но, на удивление, это происходит крайне редко. У нас нет табу, нет наказаний, даже когда случаются такие нежелательные соития.

Мы вернулись в дом. Я спросил, что он имел в виду под словом «предосторожности».

– Я вам сейчас покажу.

Мы поднялись в комнату на втором этаже, которая, как я понял, была женской спальней. Пауль вошел туда без стука. Полдюжины женщин лежали на постелях, пудрили носы, а одна сидела на кровати в лифчике и трусиках, натягивая чулки. Они нам улыбались и чувствовали себя непринужденно. Пауль подошел к кровати, на которой лежала открытая сумка, перевернул ее и разбросал содержимое по постели: серая шерстяная мини-юбка, колготки, нижнее белье, какая-то косметика, – он заглянул в розовый пакетик. Никто, казалось, не обращал на это никакого внимания.

– Я ищу противозачаточные средства. Это самый надежный способ обнаружить того, кто собирается нарушить правила.

Он приподнял чемодан, принадлежащий женщине, которая одевалась.

– О, ради Бога, не перемешайте мне все там. Я лучше сама вам все покажу.

Она стала вытаскивать один за другим различные предметы одежды, распрямляла их и встряхивала ими. Пауль указал на французские розовые панталончики.

– Они не годятся.

– Я знаю, в спешке случайно захватила с собой. Когда мы вышли из спальни, он объяснил:

– Каждую неделю мы проводим такие проверки, чтобы они не приносили с собой противозачаточных средств. Конечно, у нас нет способа определить, принимают ли они таблетки.

– Эти таблетки уменьшают эффект от занятий?

– О, нет. Отто советует не принимать таблетки, так как они наносят вред здоровью.

– А как насчет мужчин?

– Их проверяют женщины. Каждому разрешено проверять каждого. Мы стараемся быть единой семьей.

– Почему вы были против трусиков той девушки?

– Они очень широкие. Конечно, каких-то правил насчет этого не существует, но если люди захотят секса, то эти трусики просто идеальные для этого: если внезапно включить свет – девушка полностью одета.

– В таком случае, я полагаю, женщины не снимают трусов? – спросил я, подумав о Тессе на лужайке.

– О, нет. – Он слегка удивился моей наивности. – Тогда мы не достигли бы главной цели нашей группы – интимности. Но если им хочется обменяться ласками, они спускают трусики, по крайней мере, до бедер. – Он продолжал серьезно: – Вы, кажется, не понимаете. Мы никому не навязываем строгой дисциплины и каких-либо регламентаций. Но вы сами понимаете, чем больше препятствий, тем интересней. Поэтому мы предписываем носить тугие шелковые трусики, и если у них возникнет искушение совершить половой акт, девушка должна будет их снять. Мы не поощряем нейлоновые или французские трусики, потому что их легко можно просто приспустить не снимая…

Прозвучал гонг в холле.

– А что будет теперь?

– А сейчас начнутся лекции, которые будут продолжаться до пяти часов. Я сам должен читать лекцию, поэтому я вас покину. Кстати, посещение лекций у нас обязательное. Но мы не говорим об этом новичкам – таким способом мы выявляем людей, которые пришли сюда по порочным мотивам. – Он посоветовал мне посетить различные лекции и задавать вопросы, если они у меня возникнут.

Я внял его совету. «Студенты» разделились на четыре группы. С одной из них занимался Кернер, с другой – Пауль, с третьей – Крис, а четвертую группу вела привлекательная, слегка смахивающая на школьную учительницу женщина, которую звали Гвинет. Я рад был увидеть Анжелу и Аластера, сидящих в первых рядах и ловящих каждое слово, слетающее из уст Кернера. Их группа расположилась на лужайке на свежем воздухе. Я пристроился к ним сзади и провел там минут двадцать. Кернер объяснял, почему он придерживается материалистических позиций: «Идеалисты, – утверждал он, – считают, что такие вещи, как жизнь, мысль, идеи могут существовать независимо от материи, отдельно от нее». Оспаривая этот идеалистический тезис, Кернер привел великое множество убедительных аргументов в защиту материалистической точки зрения. Но меня он, конечно, не убедил. Я согласен, что разум и мыслительные процессы неразрывно связаны с материей, но все же я верю, что жизнь привнесена в материю извне, она не является истечением материи в том смысле, в каком мы, например, говорим, что уголь является источником огня.

У меня было ощущение, что Кернер не любит, когда ему задают вопросы и оспаривают его точку зрения, поэтому я перешел к другой группе, где читала лекцию Гвинет. Она кратко пересказывала идеи Райха, и ее рассказ о «живой жидкости», которая накапливается в промежностях во время сексуального возбуждения, напомнил мне о жизненной энергии «оргона» Райха. Интересно знать, как бы Кернер реагировал на такую вольную интерпретацию идей своего учителя? Гвинет попыталась втянуть меня в активную дискуссию, которая вскоре стала очень оживленной. Члены ее группы поразили меня своей разумностью и большей независимостью суждений, чем я предполагал: они не соглашались с ней по многим проблемам. Я попытался объяснить свои собственные теории о происхождении сексуального импульса, но увидел, что они находят мои взгляды очень странными и, как выразилась одна дама, «без нужды абстрактными». Дискуссия стала горячей, и мы все удивились, когда члены других групп появились на нашей лужайке и сообщили, что занятия давно закончились и наступило время для чая.

На самом деле никакого чая не было – Кернер не любил чай, а была «санка» – кофе без кофеина. Мы также ели пшеничное печенье, намазанное тонким слоем масла. Гвинет взяла шефство надо мной и сказала, что находит мои идеи захватывающими. А я, в свою очередь, нашел ее очень хорошенькой и приятной в общении. Ей было около сорока лет, со свежим розоватым цветом лица и с довольно большими белыми зубами, делавшими ее улыбку очаровательной и чуть загадочной. У нее была школьная привычка говорить преувеличенно эмоционально. Она носила темное платье с длинными рукавами и с крестиком на груди. Ее манера вести дискуссию была упрямая и напористая, что придавало дополнительное очарование этой замечательной женщине, и я просто не мог себе представить, что ее привело в группу Кернера.

После «чая» мы все перешли в главную комнату. Там стояло немного мебели, но на полу лежали прекрасные ковры, которые выглядели очень дорогими – они, вероятно, стоили столько же, сколько вся остальная мебель, собранная вместе (Гвинет объяснила, что ковры были «дарами» от учеников более пожилого возраста: у меня вкрались подозрения, что некоторые из людей старшего возраста покупали свое членство в группе дорогими подношениями, сверх обычной платы за обучение). Хотя снаружи все еще было довольно тепло, эта комната обогревалась огромным бревном, горящим в камине. Теперь все разбились на маленькие группки интимности, и я переходил от одной такой группки к другой, с интересом наблюдая, чем они занимаются. И вскоре стало ясно, что предыдущая часть дня была просто прелюдией к главным событиям, которые только начинались. Они соединялись в тесные кучки, нежно прижимались друг к другу, пробегая руками по телам партнеров, поглаживая друг друга, начиная с лодыжек и кончая лицами и волосами. Многие группки распались на отдельные пары, которые без конца ласкали и тискали друг друга. В этом не было ничего особенно сексуального. Я обратил внимание, что руки лишь ненадолго задерживались в эрогенных зонах, но больше ласкали головы и плечи своих партнеров. Высокая стройная девушка втащила меня в свою группу, когда я стоял в стороне и наблюдал за тем, что происходит вокруг меня. Тесно прижавшись двумя руками, сложенными вместе, к моей груди и животу, она стала совершать ладонями круговые движения по моему телу, массируя его. После этого я то же самое проделал с ней: стоя позади нее, прижав руки к ее животу, я начал массировать ее до бедер. Я повторил эту операцию на ее грудях и бедрах, затем, согласно ее желанию, стал гладить ей ноги, начиная с талии и скользя вниз по ее платью да самых ступней. Я заметил, что она носит чулки на поясе. После этого она стала ласкать мои плечи, руки, голову, пробегая пальцами по волосам, вдоль щек, открывая ими мне рот и всовывая их кончики в него, вставляя пальчик мне в уши. То, что она со мной делала, было похоже на ласки любовников, но так как мы были полностью одеты, это вызывало странное возбуждение. Если бы мы были одни и полураздеты, это закончилось бы через минуту соитием. Этот затянувшийся массаж в комнате, где собралось около пятидесяти мужчин и женщин, создавал эффект появления нового комплекса эмоций, разрушая старые привычки.

Я увидел, как некоторые парочки принесли кувшины с водой и моют друг другу головы. Они занимались этим возле широко распахнутых французских окон, где не было ковров. После того, как я минут десять ласкал тонкую девушку, мне досталась полная женщина средних лет. Сперва я почувствовал, что эта перемена не в лучшую сторону, но через пять минут интенсивных ласк я ощутил, что мы с ней достигли полного эффекта интимности, познав и полюбив друг друга. После этого я получил Тессу, которая довольно улыбнулась и шепнула шутливо-соблазнитальным голосом:

– Я боюсь, что это будет анти-оргазм.

В какой-то степени она оказалась права. Мои брюки не скрывали от нее секретов, так же, как и ее платье от меня. Но ощущение ее теплоты и нежности через платье было возбуждающим. Она в шутку проскользнула за мой свитер и пальцами ущипнула мои соски. Массируя ее, я сильно нажал и задержался у нее между бедрами. Она сказала:

– Надеюсь, меня сейчас никто не видит. Я промокла.

– А это запрещено?

– Конечно. Но я ничего не могу с собой поделать. Если кто-нибудь трогает меня там, внизу, то у меня наступает оргазм. У меня сегодня уже было два оргазма. – Пять минут спустя она сказала: – Я дьявольски голодна. У меня в комнате много шоколада. Если хотите, пойдемте со мной.

– А это позволено?

– Нет. Но вся эта интимность привела к тому, что я жутко проголодалась.

В половине восьмого прозвучал гонг, и Тесса сказала:

– Слава Богу!

Мы все устремились в столовую. Мне нужно было подкрепиться. Мое длительное сексуальное возбуждение вызвало во мне волчий аппетит, как будто я прошагал пешком двадцать миль. Ужин был более обилен, чем обед: огромные блюда с холодной говядиной и ветчиной, томатный суп, горячие овощи (не картофель) и пшеничное печенье. К моему удивлению, я обнаружил, что здесь есть даже бар, и Гвинет, которая взяла надо мной шефство, сказала мне, что я могу выпить пиво или легкое вино. Она объяснила, что здесь нет крепких алкогольных напитков, но немного алкоголя помогает большинству людей расслабиться и насладиться пищей. Я с интересом наблюдал, как «интимность» продолжается и в столовой. Мужчины и женщины, касаясь друг друга, использовали любую возможность приласкать один другого, и даже поцеловаться. И на предыдущем занятии было много поцелуев, но, главным образом, в руки и шею, теперь же я увидел, что они чаще целовались в губы. Хотя некоторые из этих поцелуев были длительными, но их нельзя считать страстными, в том смысле, что они выражают желание пойти и лечь в постель.

Я хорошо поел, бокал пива очень меня освежил. После ужина я пошел по коридору в туалет, но он оказался занятым. Я поднялся наверх в то место, где, как я вспомнил, видел условные обозначения туалета – мужского и женского: мужская шляпа и женская сумочка с отделкой внизу, указывающей путь по коридору. Я последовал указанию стрелки и нашел туалет, который был оборудован совсем недавно, со множеством кабинок, как в общественном туалете. Но на дверях не было указаний, какая кабинка для мужчин, а какая – для женщин. Остановившись там, погруженный в раздумье, я неожиданно услышал звук шагов по коридору. К моему облегчению, я увидел Тессу.

– Рад увидеть вас снова. Где здесь мужская кабинка?

– Занимайте любую. У нас они все одинаковые. Видите ли, и здесь «интимность», понимаете? Вы идете?

– Конечно.

Должен признаться, мне было не по себе, но я видел, что испытывать смущение здесь не принято. Я зашел в дальнюю кабинку… и остолбенел: перегородка, отделявшая ее от следующей такой же кабинки, была сделана из стекла. Тесса заняла соседнюю кабинку и улыбнулась мне. Затем без стеснения задрала вверх платье, опустила до колен трусики и уселась на сиденье унитаза. Я сказал:

– Боже правый! Не слишком ли уж это, а?

– Я тоже так подумала, когда зашла сюда в первый раз. Но вы скоро привыкнете.

– Но мне не хочется издавать неприличные звуки, чтобы их слышали другие.

– Вы напрасно волнуетесь. Доктор Кернер сказал, что это естественный голос тела, он ничем не отличается от того, который исходит из вашего рта.

Я чувствовал себя глупо, продолжая стоять, и поэтому спустил до колен брюки и уселся на стульчак. Я никогда не был в более дурацком положении. Затем я услышал еще голоса, и в туалет зашли две женщины. Они направились к кабинкам в другом конце туалета, обнажили задницы и сели – стекло перегородок было исключительно прозрачное. Они на нас даже не взглянули, а продолжали горячо обсуждать то, что говорил на лекции Кернер. Их голоса заставили меня немного расслабиться, и пружины внутри меня сработали. Наблюдая, как Тесса подтирается клочком бумаги, я подумал, что мы более закомплексованные создания, чем полагаем, и в этом случае Кернер, вероятно, совершенно прав. Но все-таки в следующий раз я пойду в туалет с нормальными стенами. Потом мы вместе с Тессой спустились вниз.

Когда я вернулся в главный зал, то увидел, что большинство из «студентов» расселось на полу на подушечках. Когда я вошел, Кернер, стоявший возле камина, поманил меня к себе. Я подошел к нему. Он постучал по бутылке, стоявшей на столике, требуя тишины.

– А теперь я хочу представить вам знаменитого писателя и философа Джерарда Сорма, который является самым интересным английским писателем со времен Олдоса Хаксли и Дэвида Герберта Лоуренса (я думаю, что он придумал все это на ходу). Взгляды мистера Сорма на секс отличаются от наших во многих аспектах, и я попрошу его ознакомить нашу аудиторию с основными положениями его теоретических изысканий. Должен сказать, что я не предупредил его заранее, поэтому его выступление будет полной импровизацией.

Я не успел ни удивиться этому неожиданному предложению, ни почувствовать волнение перед новой и неизвестной мне аудиторией. Я встал и в основных чертах изложил свою теорию сексуального импульса, которая иллюстрирует мою феноменологическую теорию о взаимодействии человека с миром. Когда я почувствовал, что начинаю терять контакт с аудиторией, вдаваясь в философские корни Гуссерля, я стал говорить о своем понимании сексуального импульса как «ключа к хранилищам ключей» к сущности бытия и взаимоотношения между сексом и мистическим опытом. Я закончил тем, что попытался объяснить самую фундаментальную проблему – секс дает нам некоторое представление о концентрации разума, которая сделает нас богоподобными, если мы сможем овладеть этой концентрацией в других сферах нашей жизни. Я напомнил свою мысль о том, что человеческие существа подобны дедушкиным часам, которые приводятся в движение пружиной, но человеческое тело слишком тяжелое для маленькой пружинки нашей силы воли. Только в сексе мы, кажется, развиваем достаточно мощную пружину для дедушкиных часов. Я закончил, сказав, что мой главный интерес сосредоточен на проблеме, как научиться использовать на полную мощь неиссякаемые источники человеческой воли.

После моего выступления последовала интересная дискуссия, правда, не совсем связанная с поставленной мной проблематикой. Некоторые высказали возражение, что опасно переоценивать значение человеческой воли. Они, в основном, сосредоточились на проблемах, разрабатываемых Д. Г. Лоуренсом и Кернером. Я еще раз убедился, что именно этим я отличаюсь от них всех: я не сомневаюсь в возможностях воли и интеллекта человека.

Это был очень долгий день, и я почувствовал усталость. Уже было около десяти часов – время бежало очень быстро, – и меня стало клонить ко сну. Все это было чрезвычайно интересно и многообещающе, и я чувствовал, что Кернер приблизился вплотную к чему-то действительно важному, но мне нужно еще многое продумать, чтобы определить свое отношение к его теории и практике. Я надеялся, что вечер теперь примет более общественный характер, и я смогу незамеченным уйти и поспать.

Кернер поблагодарил меня и выразил надежду, что это не последняя наша встреча, затем он представил присутствующим Анжелу и Аластера, которые выглядели смущенными всеобщим вниманием, обращенным на них. Все вежливо похлопали, потом начали подниматься и расходиться. Я спросил у Кернера:

– А что дальше?

– А теперь начинается самая интересная часть нашего вечера. У нас будет еще одно, заключительное занятие по курсу интимности.

Мне это сообщение не доставило особого удовольствия. Предыдущее занятие было также интересным, но утомительным. Мне не хотелось проявлять свои сексуальные способности снова. Он сделал мне знак, и я вышел вслед за ним из комнаты, размышляя, будет ли он возражать, если я улизну с этого последнего занятия. Но вдруг я изменил свое решение и сказал:

– Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов относительно Эсмонда Донелли.

Он взглянул на меня и улыбнулся.

– Думаю, я кое-что смогу рассказать вам о нем, но мы поговорим об этом позже. Теперь у нас много других дел.

Я побрел за ним, порядком утомленный, вверх по лестнице, потом на втором этаже мы свернули направо, и я подумал, что мы идем в спальню девушек, но не дойдя до нее, он отомкнул двери рядом со спальней и вошел в комнату, и я последовал за ним. Это была совсем маленькая каморка, бывшая раньше, вероятно, кладовкой, но теперь в ней ничего не было, за исключением нескольких высоких табуретов. На одной из стен было широкое окно, за которым, к моему удивлению, стояла Гвинет, уставившись прямо на нас и поправляя свои волосы.

– Это, конечно же, «двойное зеркало».

Передо мной в первый раз в жизни было «двойное зеркало».

– Вы уверены, что она нас не видит?

– Пока я не сделаю этого. – Он поднялся и нажал на кнопку, и окно мгновенно превратилось в зеркало, в котором отражалось мое удивленное лицо. – Теперь она может видеть вас. Я изменил полярность. – Он снова щелкнул выключателем. Гвинет улыбнулась и помахала рукой через окно. Я тоже махнул ей, совершенно забыв, что она нас больше не видит.

– Зачем это?

– Для наблюдения. Вы видите, что сейчас женщины переодеваются.

И действительно, в переполненной спальне женщины снимали с себя платья, очки, свитера, нижнее белье и пояса для чулок. Гвинет, безо всякого смущения, с каким-то изяществом, грациозно завела руку за спину, нащупала там замок и потянула его вниз. Она стянула через голову платье и аккуратно сложила его на кровати. Она носила черную комбинацию с кружевной отделкой по краям, в которой выглядела очень соблазнительно. Казалось, она забыла о нас. Она выскользнула из комбинации, и та упала на пол. Гвинет, очевидно, не очень любила черное нижнее белье, на ней остался белый лифчик, черный пояс, поддерживающий черные чулки и узкие кружевные белые трусики из нейлона. Очевидно, она вышла за рамки правила, согласно которому женщинам запрещалось носить растягивающиеся трусики. Большинство других женщин, которых я смог увидеть, неукоснительно придерживались этого правила. Никто из них не носил бикини, на большинстве женщин были розовые или голубые сатиновые трусики, полностью закрывавшие живот, с резинкой на талии. Хотя, исходя из моего опыта, резинка на них не очень тугая, и если оттянуть ее на дюйм или два, то не составляет особого труда попасть в то заветное место, которое они призваны прикрывать.

Пока мы там находились, еще несколько мужчин присоединились к нам. Я увидел, что все женщины натягивали на себя шерстяные мини-юбки, которые я видел недавно, когда мы инспектировали женскую спальню. Кернер приказал:

– Пойдемте, вам тоже следует переодеться.

Я заметил, что большинство мужчин тоже носят своеобразную униформу – серые фланелевые спортивные брюки и белые тенниски. Мы направились в мужскую спальню, расположенную этажом выше. На вопрос, который вертелся у меня в голове, я сам нашел ответ, когда приоткрылась дверь в соседнюю с мужской спальней комнату и я увидел находившихся в ней женщин, очевидно наблюдавших через подобное «двойное зеркало» за тем, как переодеваются мужчины. Кернер резко скомандовал:

– Идите же, леди! Хватит наслаждаться эротикой переодевающихся мужчин. Пора и вам сменить одежды.

Все женщины поспешили уйти. Я заметил среди них Тессу. И когда мы входили в мужскую спальню, я повернулся и заметил, как она проскользнула назад в комнату для наблюдения.

В спальне большинство мужчин, казалось, были полураздеты, а один из них, стоявший перед «двойным зеркалом», действительно был совершенно голым. Я спросил у Кернера:

– Какое же точное назначение этого зеркала?

– Большинство людей имеют склонность к эксгибиционизму, даже наиболее психически устойчивые, и у большинства людей есть чрезмерное любопытство – подглядывать за другими. Здесь они могут доставить себе удовольствие удовлетворить эти обычно тщательно скрываемые наклонности без чувства вины. Нет почти ни одного сексуального извращения, которое можно было бы скрыть в этом месте. Мы пытаемся сделать так, чтобы они проявляли их открыто и честно и тем самым избавлялись бы от комплекса вины. Что касается вашей одежды. Я думаю, что трусы, которые на вас, вполне сойдут. Вам только нужна рубашка.

Он позвал Пауля, который уже был полностью одет в униформу, и отдал ему распоряжение найти мне рубашку. Несколько минут спустя Пауль вернулся с тонкой хлопчатобумажной тенниской. Когда я ее надел, то увидел, что она слишком длинна, и я заправил ее в брюки. Я заметил, что большинство мужчин носят самые различные спортивные трусы, которые рекламируются в журналах, пропагандирующих здоровый образ жизни, а на ногах у них – белые теннисные туфли. Многие мужчины принимали душ в ванной. Кернер хлопнул в ладоши и крикнул:

– Выходите, джентльмены! Пора переодеваться. Уже все леди покинули комнату для наблюдения.

Я вдруг с испугом вспомнил, что Тесса все еще была там, а я раздеваюсь в нескольких футах от зеркала. Надеюсь, ей понравилось это зрелище. Или, возможно, она наблюдает за другими мужчинами.

В главной комнате перед камином был помещен огромный экран. Я увидел там Анжелу, которая очень мило смотрелась в серой мини-юбке. Подобно некоторым другим женщинам, она носила чулки, хотя этот предмет туалета был, очевидно, необязателен. Я спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. Немного трудновато потерять так много сексуальных запретов за один день, но это чудесное ощущение. Я вам очень благодарна за то, что вы свели меня с доктором Кернером.

– Хотел бы я знать, что будет дальше?

– А ты разве не знаешь? Еще больше интимности. Моя соседка по спальне рассказала мне, что будет дальше. Это самое ответственное время. Надеюсь, я заполучу тебя. Я не могу переносить некоторых мужчин здесь. Я ненавижу волосатых самцов.

– Но что…?

Не успел я высказать до конца свою мысль, как Крис крикнул:

– Все собрались?!

Хор из различных голосов ответил дружно:

– Да!

– Прекрасно. Станьте в круг. Пауль, выключи, пожалуйста, свет!

Мне было любопытно, в какой же момент Пауль выключит свет. Когда мы двигались по кругу, положив руки на плечи друг друга, огни медленно погасли. Мужчины поспешили пристроиться поближе к женщинам, но так как тех было больше, нежели мужчин, то несколько женщин вынуждены были спариваться друг с другом. Затем наступила полная темнота. Я спросил Анжелу:

– Что мы будем делать теперь?

Незнакомый голос скомандовал:

– А сейчас все мы сходимся в центре, смешиваемся вместе, затем берем первую же персону противоположного пола.

Мы все двинулись вперед. Было мгновенное замешательство. Хотелось бы мне знать, как в темноте отличить мужчину от женщины, и я остановился на том, что буду определять по грудям (позже я обнаружил, что это была обычная практика). Я нашел девушку и взял ее за руку. Голос Пауля крикнул:

– Все готовы?

Со всех сторон голоса ответили:

– Да! Нет!

Медленно зажглись лампочки. Я заметил, что держу за руку невысокую блондинку, которую уже видел раньше. Ее нельзя назвать красавицей, и ее голубые глаза казались близорукими, но у нее было очаровательное детское личико. Я спросил у нее: