Текст книги "Бог лабиринта"

Автор книги: Колин Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

У Аластера были какие-то дела в Сити. Анжела и я съели ланч вместе. Невозможно для двух людей внезапно стать любовниками и не продолжать после этого думать друг о друге, и между нами установились теплые отношения, очень похожие на семейные узы, возникающие между мужем и женой. Я стал рассказывать ей о своих странных ощущениях, когда я как бы становлюсь Эсмондом, и в последний раз это привело к обнаружению книги Морин Инджестр. Я думал, что она найдет это интересным, возможно, удивительным, но не поверит в реальность подобного превращения. В конце концов, я очень интенсивно входил в душевный мир Эсмонда, и совершенно естественно, что временами я чувствовал так же, как он. Ее реакция поразила меня: она была озадачена и обеспокоена. Я сказал:

– Не вижу повода для волнений. Я даже нахожу это забавным.

Я начал оспаривать рационалистическую точку зрения, которой, по-моему, она должна была бы придерживаться. Она сказала, что Аластер говорил ей о том, что «чувствовал себя странно» в Голспи и обеспокоенно предположила, что, возможно, его спальню посещали призраки.

Спустя полчаса после ланча, когда я изучал рукопись романа Гленни, она сказала:

– Ты думаешь, что он хотел тебе сказать что-то?

– Кто?

– Эсмонд.

Я попытался объяснить, что я не ощущал присутствия Эсмонда, я просто видел окружающий мир его глазами, как будто я сам становился Эсмондом.

Она сказала:

– Думаю, что нам нужно позвонить доктору Кернеру.

Я сам намеревался сделать это, но позже, возможно, завтра. Я хотел провести спокойный вечер, внимательно изучить рукописи, которые мы привезли из Голспи. Анжела сказала:

– Давай я позвоню ему.

– Хорошо. Если хочешь. Десять минут спустя она сказала:

– Я пригласила его к нам на семь часов.

Около половины пятого зазвонил телефон. Анжела прикрыла рукой трубку и сказала:

– Это Анна Дункельман…

Я энергично покачал головой, показывая, что мне не хочется говорить с ней. Анжела сказала, что я вышел куда-то и буду поздно. Пока они говорили, я пошел в ванную и принял душ. Когда я вернулся минут через десять, она все еще говорила по телефону. Она повесила трубку, когда я уже переодевался в спальне.

– Эта женщина какое-то чудовище! Мне не нужно было давать ей номер своего телефона.

– Чего она хочет?

– У нее, должно быть, «второе зрение». Она сказала, что ей сообщили о том, что Кернер в Лондоне, и она не советует тебе с ним встречаться. Затем она стала распространяться о том, какой он плохой человек.

– Что же она о нем говорила?

– Разную чушь! О каких-то спорах по поводу Райха и т. п. Она сказала, что Кернер распространяет о них лживые слухи, и она намеревается подать на него в суд за клевету. Все это она сводит к тому, что ты не должен встречаться с Кернером, а если увидишься с ним, то не должен верить ни одному его слову.

Я сидел на постели, завязывая галстук. Анжела подошла и положила руку на мои влажные волосы. Я был слегка удивлен, но видя, что она вся дрожит, решил ее успокоить и обнял за талию. Она взяла мою ладонь двумя руками и прижала к своей груди. Я встал и, склонившись над ней, поцеловал ее в губы, наши тела потянулись друг к другу, и она тесней прижалась ко мне. После того, как мы поцеловались, она сказала каким-то низким изменившимся голосом:

– Это ужасно, но я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью.

– У нас вряд ли есть для этого время.

Но она уже почувствовала мою эрекцию. Она скользнула рукой в мои брюки, которые я еще не застегнул до конца, и обхватила мой вставший член. Я сунул руку ей под мини-юбку и проник через трусики в ее промежность: она была уже более чем готова для любви. Затем внезапно она вырвалась из моих объятий. Я спросил:

– Что с тобой?

Она разразилась слезами и ответила:

– Я себя ненавижу!

– Почему?

– Это все из-за той ужасной женщины. Я думаю, что она пользуется гипнозом. Когда она говорит со мной…

Я не дал ей договорить и снова прижал к себе, но уже без сексуального желания. Я успокаивал ее, говоря, что все это ее домыслы. Расспросив ее подробнее, я узнал, что фрау Дункельман рассказывала ей о каких-то сексуальных церемониях.

Анжела сказала:

– Я знаю, что все это ужасно, но мне хочется тебя соблазнить.

– Постараюсь не разочаровать тебя.

Но мы оба понимали, что любовная лихорадка прошла. Чтобы убедиться в этом, я прижал ее к постели и нежно поцеловал, затей погладил ей груди и бедра. Она расслабилась, как ребенок. Мы занялись с ней любовью, но это уже была нежная любовь семейной пары, а не эротическое безумие. Десять минут спустя раздался звонок в дверь. Я пил мартини у себя в комнате, а Анжела принимала душ в ванной.

Кернер выглядел довольно необычно: высокий, с опущенными плечами и почти совершенно лысой головой. Он сразу же напомнил мне какого-то окарикатуренного литературного персонажа, а не живого человека. Подбородок у него был слабый, а лицо какое-то неопределенное. И все же он производил впечатление немного странного, ушедшего в себя, интеллигентного человека. Голос у него был высокий, но мягкий и оказывал на собеседника гипнотическое воздействие после пятиминутной беседы с ним. Немецкий акцент у него был сильно выражен. Его серый костюм выглядел дорогим, но слегка поношенным и потрепанным.

Он отказался от выпивки – «Я пью только фруктовые соки» – и устроился на краешке глубокого кресла, бессильно свесив между колен костлявые руки, ухитрившись выглядеть одновременно и зажатым, и расслабленным. Когда вошла Анжела, он вскочил на ноги и склонился, целуя ей руку, с естественной грацией и любезностью, которые, казалось, выражали его внутреннюю сущность. Анжела предложила ему перейти на диван. На этот раз он сел с преувеличенной небрежностью, откинувшись на спину в углу дивана и заложив ногу за ногу. Затем он начал:

– Итак, мой дорогой мистер Сорм, это действительно огромная честь для меня встретиться с вами. Я хорошо знаю ваши книги. (Последнее, как выяснилось, было сущей правдой: с педантичной немецкой методичностью он обильно цитировал целые абзацы из моих книг.) И позвольте мне сразу заявить: я надеюсь, вы найдете некоторые мои идеи такими же интересными, какими я нахожу ваши…

Я видел, что Анжеле не терпелось спросить у него о Дункельманах, но очень трудно было перебить плавное течение его разговора об идеях: кроме того, возникло ощущение, что он счел бы тривиальным отвлекаться по пустякам от обсуждения Гельдерлина и Ясперса.

Я даже не буду пытаться передать его разговор полностью. Он говорил безумолку до самой полуночи, пока нас не покинул. Диапазон его интересов очень широк – от немецкого романтизма до идей Райха и развития этих идей им самим. Я только постараюсь вкратце передать его основные мысли.

Дункельманы очертили в общем позицию Вильгельма Райха. Кернер описал ее более подробно, выделив три периода в его деятельности, начиная с его увлечения Фрейдом, затем разрыв с фрейдизмом и переход к «анализу характера» – большинство ученых именно здесь видят наивысшие его достижения – и, наконец, его причудливый физический период, когда, как он полагал, он открыл мистическую энергию, названную им «оргоном», которая может концентрироваться разными необычными способами. Меня удивляло, что Кернер одобрял более или менее материалистические теории о неврозах (Райх был членом Коммунистической партии, пока его не исключили за его неортодоксальные взгляды на причины фашизма).

Я начал лучше понимать Кернера, когда он заговорил о концепции Райха «Броня характера» – как люди развивают различные жестокие черты характера, чтобы прикрыть свои недостатки и сомнения, и как эти черты характера могут в конечном счете превратиться в бронированный комплекс, который задушит личность, находящуюся под его защитой. Кернер явно принимал все это близко к сердцу. Казалось, он поставил перед собой цель вообще обходиться без всякой брони для своей личности: он выглядел абсолютно незащищенным и постоянно меняющимся. Он откровенно рассказал нам, как Райх излечил его от мышечной зажатости и скованности, из-за чего он часто буквально корчился в агонии. Подобная зажатость и скованность обусловлены смущением и стеснительностью сверхчувствительного человека – ведь точно так же рука школьника становится зажатой и скованной, если учитель стоит над ним и заглядывает к нему в тетрадь из-за его плеча.

После всего этого трудно было представить, как Кернер перейдет к своей теории подсознательного, хотя сам он признался, что не находит здесь никакой непоследовательности. Его концепция в своей основе базируется на том, что цивилизация и разум навязали человеку искусственный характер. Он видел в способности человека логически думать своеобразную форму первородного греха. Он называл сознание «искусственным дневным светом» и сравнивал его с электрическим освещением, помогающим человеку видеть в темноте, но и резко отгораживающим его от ночи, находящейся за окнами. Животные, утверждал он, как-то отождествляют себя с Природой, человек же пойман в ловушку внутри своей освещенной электрическим светом комнаты сознания.

Это проявляется прежде всего в сексуальной сфере, так как секс принадлежит той «ночи» за окнами комнаты нашего сознания. Животные сползают в секс, как крокодил сползает с отлогого песчаного берега в воду (образ Кернера). Человек вынужден нырять в секс с высокого берега, но если он не очень хороший ныряльщик, удар может убить его. Правда, говорил он, секс основан на обособленности самца и самки, как динамомашина зависит от полярности магнитного поля. Но мы преувеличиваем эту обособленность, пока она не стала еще одним замком на двери узника. Увеличиваются душевные расстройства, мы становимся отчужденными от общества и друг от друга, так же как и от Природы. Болезнь проявляется в увеличении преступности и в отвратительном, варварском характере отдельных преступлений – он тут привел массу примеров, почерпнутых из моих книг.

Ответ, согласно Кернеру, поразительно прост. Секс должен быть «дезинфицирован», пока сексуальные отношения между человеческими существами не станут такими же естественными, как между животными. Если этот огромный сексуальный барьер между людьми сможет быть сдвинут, старая связь между сознательным и подсознательным будет восстановлена, человек обретет преимущества цивилизации, которая перестанет быть чудовищем Франкенштейна, и простоты здоровых животных. Книга Бытия права, утверждая, что «грех» произошел от осознания человеком сексуального стыда. Всякий стыд должен исчезнуть.

Аластер возвратился домой, а Кернер все еще продолжал излагать теории Райха. Он так увлекся своим монологом, что даже забыл налить себе выпить. Спустя час я предложил поужинать, и он за столом продолжил «дискуссию» (которая в действительности превратилась в лекцию, хотя и прочитанную вдохновенно и с большой доверительностью). За ужином мы выпили немного красного вина, и Кернер тоже выпил два бокала, разбавив вино водой. Затем мы прогулялись один квартал – Кернер сказал, что нуждается в постоянной физической нагрузке, чтобы его мозг хорошо работал, – и снова вернулись в квартиру. У меня были некоторые замечания по поводу идей Кернера, но я видел, что двое других собеседников находят их упоительными, и не стал высказывать своих возражений. Хотя Анжелу никто не просил, она вдруг стала вспоминать сексуальные комплексы из своего детства, и Аластер рассказал, как ему было мучительно стыдно, когда кто-то подглядывал за ним в школьном туалете, где он занимался онанизмом. Я увидел, как передернуло Анжелу: по-моему, она даже не подозревала, что мальчики могут быть такими сексуальными. Затеи Анжела стала рассказывать о нашем визите к Дункельманам. Сперва я думал, что она собирается вспомнить о том, как Анна Дункельман настаивала, чтобы она себя оголила, но, слегка покраснев и бросив на меня взгляд, она отважилась рассказать и о том, что произошло между нами в такси. Настала очередь Аластера вздрогнуть от изумления, если не от шока. Она закончила свой рассказ вопросом:

– Как вы это объясните?

Кернер сидел насупившись и с мрачным видом выслушал признания Анжелы, время от времени кивая головой.

– Они хитрые, очень хитрые и коварные. Я вынужден был изгнать их из нашей группы, потому что они хотели превратить наши занятия в сексуальные оргии (когда Анжела сказала: «Именно в этом они обвинили вас», – он кивнул с еще более мрачным видом).

– Видите ли, они действительно принадлежат к более примитивной стадии развития общества, когда существовали разного рода табу и приносились человеческие жертвы. Они не могут быть причислены к цивилизованным человеческим существам. Я расскажу, что привело к вашему окончательному разрыву. Мне нужно было отлучится в Германию по срочному делу, чтобы уладить одну судебную тяжбу. Я знал, что Райх им доверял, поэтому оставил их за старших в группе. На очередное собрание она притащила огромный деревянный фаллос – тот, который мы называем «дилдо». Она объяснила, что им пользуется одно африканское племя во время церемонии лишения девственности захваченных в плен девушек перед тем, как принести их в жертву. Вы знаете, один из основных наших принципов – наши упражнения в интимности должны оканчиваться перед самым актом соития. И не потому, что мы считаем подобный акт чем-то отвратительным, а потому, что он снимает очень быстро напряженность, которая должна возрастать, чтобы трансформировать наш разум (я подумал о халдеянах и их церемониях со священными девственницами). Эта парочка – супруги Дункельман – не пытались полностью ниспровергнуть эту основополагающую идею. Но они настояли на том, что некоторые наши упражнения в интимности должны достигать кульминации, когда своего рода жрец будет заниматься любовью с помощью этого «дилдо» и выльет теплое молоко в момент оргазма. Конечно, всем понравилась эта веселая затея, и девушки приходили в такой восторг, что буквально визжали, когда женщина достигала оргазма. Конечно, в роли «жреца» обычно выступал Клаус Дункельман. Он настоял на том, что будет одет в вечерний костюм во время этого ритуала, а его пенис будет торчать из брюк, разрисованный яркими красками, подобно змее (Райх говорил, что Дункельманы обладают всеми сексуальными извращениями, описанными у Фрейда). К счастью, я успел возвратиться, когда ритуал этот только начинался. Дункельманы настаивали на демократическом голосовании всех членов группы, чтобы решить судьбу этого ритуала (Здесь Кернер побагровел, и вены выступили у него на лбу). Я сказал, что никакого голосования я не допущу – их затея с фаллосом противоречит моим идеям. Если они не согласны, то могут уходить и организовать собственную группу. Я предложил всем участникам разойтись и сформировать собственную группу, но уже без меня. Никто не захотел этого делать. Только Дункельманы приняли мое предложение. Я вынужден был изгнать их из группы. После этого они попытались организовать свою группу, но безуспешно. Но вы понимаете (тут он поднял вверх палец, подобно пророку, призывающему божью кару), у них нет интеллектуального багажа, они – безмозглые кретины. Именно поэтому они так жаждут заполучить вас (он указал пальцем на меня). Ваши идеи привлекут к ним учеников. Вы станете любовником фрау Дункельман…

– Боже упаси, – сказал я.

– Никуда вы не денетесь от нее. Она знает, как завоевывать мужчин, как вы сами убедились. Когда она была членом нашей группы, она всегда носила самое красивое женское нижнее белье, будто она очаровательная молоденькая девушка, а не старая карга сорока лет. И я знаю, у нее было много любовников.

Анжела спросила:

– Вы думаете, что она обладает гипнотической силой?

– Нет, конечно же, нет! То, о чем вы только что мне рассказывали, просто доказательство тому, что я вам объяснял. Сексуальная пропасть между человеческими существами противоестественна. Даже, самые здоровые люди полны комплексов. Вы довольно пуритански настроенная девушка. Я даже рискнул бы предположить, что у вас был только один любовник (она кивнула). Так оно и есть. Эта женщина не только открыто говорит о сексе и о необходимости отбросить все запреты. Она поступает так, как проповедует. Равновесие между вашим разумом и вашей сексуальной энергией было нарушено. Энергия хлынула наружу, как лава из вулкана, а вы подумали, что она вас околдовала. Вы сделали это сами.

Он улыбнулся, довольный, что так исчерпывающе все объяснил. Анжела сказала:

– А когда она позвонила сегодня вечером…

– Она снова звонит! Я же предупреждал! – Внезапно до него дошло, о чем она говорит. – Она вам звонила? Зачем?

Анжела рассказала ему все, и он покачал головой:

– Ну и коварные дьяволы! Я говорил вам, что он убийца? В любой другой стране, кроме Швейцарии, его бы казнили. Швейцарцы слишком толерантны.

Когда пробило полночь, он посмотрел на часы и вскочил на ноги как гусар, щелкнул каблуками и встал по стойке смирно.

– Я должен вас покинуть. Завтра у меня много дел. – Он задумчиво посмотрел на нас. – Я должен быть с вами откровенен. Моя группа очень сплоченная, потому что мы работаем вместе уже несколько лет, поэтому новые члены проходят долгий испытательный срок. Но в данном случае, по-моему, испытание не понадобится. Я решил пригласить своего друга Джерарда в нашу группу. Если вам двоим захочется присоединиться…

Шесть часов назад эти двое немедленно отказалась бы от предложения. Теперь они находились под его обаянием, и они с благодарностью приняли приглашение. Я спросил, когда нам прийти.

– Завтра в полдень. У вас есть машина? Аластер кивнул.

– Прекрасно. Завтра в полдень я пришлю кого-нибудь за вами. Вы конечно, понимаете, почему я не даю вам адрес?

Он еще раз щелкнул каблуками, слегка склонив голову, и вышел. Я ожидал, что Аластер и Анжела сразу же отправятся спать. Я уже не мог терпеть дальше… глаза у меня закрывались сами… но я забыл, что они оба на пятнадцать лет моложе меня. Они принялись горячо обсуждать то, о чем говорил Кернер, все время апеллируя ко мне, ища во мне поддержку своим взглядам. Я слишком утомился, чтобы высказывать свои возражения. Затем Анжела спросила его, как он отнесся к тому эпизоду в такси. Он вздрогнул, затем резко бросил:

– Я не то чтобы был удивлен. Скорее я тебя ревновал. Я считаю тебя частью нашего семейства.

Она спросила:

– Как ты можешь говорить о ревности, если мы все разделяем взгляды Отто? (Мы все перешли на имена.)

– Не знаю. Животные тоже ревнуют, правда ведь?

– Это не одно и то же. Отто говорил, что мы не должны пытаться вернуться к животному состоянию. Мы должны стремиться соединить естественность животных с человеческим разумом.

Я видел, из нее получится замечательная ученица Кернера, у нее уже сейчас готовы ответы на любые вопросы.

Он миролюбиво заметил:

– Думаю, ты права.

– Конечно, права. Я люблю Джерарда (я подмигнул Аластеру). Я и тебя люблю. Джерард любит тебя, и ты любишь Джерарда. Почему мы должны относиться друг к другу плохо, если мы принадлежим к одному семейству?

Я чувствовал, что ее логика хромает, но промолчал. Наконец я зевнул, всем своим видом показывая, что мне хочется спать. Диван-кровать находилась в комнате, где мы сидели, поэтому она предложила Аластеру перейти в его комнату и там продолжить свою дискуссию. Я раздвинул диван-кровать, переоделся в пижаму и через несколько минут глубоко заснул. Я проснулся только однажды, когда скрипнула дверь, и в смутном свете луны я увидел обнаженную фигуру – я не смог разобрать, кто это был: Аластер или Анжела, – которая прошла в ванную. Затем она появилась снова и вернулась в спальню. Я опять погрузился в глубокий сон. Солнечный свет разбудил меня около пяти часов. Я раскрыл глаза и слегка удивился, обнаружив рядом с собой на подушке голову Анжелы. Когда я повернулся, я изумился еще больше, увидев, что с другой стороны Анжелы расположился Аластер. Я пошел в ванную, затем забрался в пустую постель Анжелы и проспал еще четыре часа. Я не против сексуальной свободы, но для того, чтобы выспаться, лучше лежать в кровати одному.

В это утро телефон звонил пять раз. Мы предполагали, что это Анна Дункельман, и не подымали трубки. На шестой раз Аластер ответил на звонок: это была действительно Анна Дункельман. Аластер сказал, что мы оба ушли на целый день, и бросил трубку, не дожидаясь ответа.

За минут пятнадцать до назначенного времени раздался звонок в дверь. На пороге появился молодой человек мощного телосложения с круглой головой. Мы пригласили его войти, и он сел на диван с очень смущенным видом. Он отказался от чая и от кофе, объяснив, что не пьет ни того, ни другого. Мы спросили, что нам взять с собой на уикенд, он неопределенно качнул головой и сказал: «Ничего». Его звали Крис Рамзей, и он совсем не походил на ученика Кернера, в нем было что-то невинное и очень привлекательное, но он совершенно не напоминал человека, обуреваемого идеями. Он говорил о боксе, водных лыжах и о прыжках с парашютом. Мы забросили в чемодан немного одежды и вышли из дома вместе с Крисом. Он приехал в маленьком спортивном автомобиле и предложил мне сесть в свою машину, а двое других сели в «кортину» Анжелы. Мы поехали по Эдгвар-роуд, пересекли Барнет и Поттерс Бар, миновали Гарден-сити и выехали на шоссе. Милю или две мы продвигались вдоль длинной стены из красного кирпича, из-за которой виднелись верхушки деревьев. Два облупленных столба, сохранившихся от въездных ворот, стояли в начале подъездной дороги, полной рытвин. Дом, довольно большой, но пришедший в упадок, был построен в стиле Регентства. Лужайки и цветочные клумбы содержались в большем порядке, чем само здание.

Полдень был мягкий и приятный. В воздухе стоял запах свежескошенной травы, а за домом слышался звук падающей с небольшой плотины воды. Крис сказал мне, что это место принадлежит одной из групп Гурджефа, а они только арендуют поместье на время. Поскольку люди из окрестных деревень уже привыкли к странностям учеников Гурджефа, они не обращают внимания на поведение новой группы. Это, как я уже понял, было как раз неплохо, иначе газетчики быстро бы пронюхали и нагрянули бы сюда в поисках сенсационного материала. Так как Кернер, очевидно, еще не приехал, я решил прогуляться вокруг дома по влажной траве (пока мы были в пути, здесь прошел ливень). За домом в тени деревьев валялись две обнаженные фигуры: хорошенькая, но слегка полноватая девушка лет семнадцати и долговязый мужчина средних лет. Проходя мимо них, я сказал:

– Прошу прощения. Девушка позвала меня:

– Присоединяйтесь к нам. Это был вызов. Я переспросил:

– Присоединяться к вам?

– Это занятие называется «близость к природе». Влажная травка очень приятно холодит тело.

Я объяснил, что еще новичок здесь. Она спросила:

– Вы застенчивы?

– Нет.

– Тогда раздевайтесь, – сказал мужчина, который оказался таким же гостеприимным, как и девушка: на его месте я был бы против вторжения третьего в их компанию. Я стащил с себя одежду – без особого смущения, так как я всегда хожу голый по комнате, когда встаю с постели, – подошел к ним и уселся рядом с ними.

– Попробуйте, какая хорошая травка, – предложил мужчина.

Я улегся на траве и стал по ней перекатываться, чувствуя себя довольно глупо. Но он оказался прав: я испытывал приятное ощущение от прикосновения свежей травы к обнаженному телу. Когда я достаточно накатался по траве, и мне стало холодно, я устроился на солнце, которое вскоре меня высушило. Мужчина уже лежал на спине, а девушка срывала горсти травы и ласково втирала в его тело. После нескольких минут такого занятия она, в свою очередь, легла на спину, раскинув ноги в стороны, а он стал делать с ней то же самое, вырывая траву большими пучками, вместе с остатками земли на корнях, и довольно нежно протирая травой ее живот и груди. Он предложил:

– Идите сюда и помогите мне.

Я предпочитал сидеть, чтобы скрыть от девушки свой внезапно проснувшийся к ней интерес: ее широко раскинутые ноги возбудили во мне плотское желание. Но усилием воли через несколько минут я усмирил свою плоть. Потом перешел к ним, нарвав по пути травы – они к этому времени переползли в другое место, так как прежнее было уже оголено – и попытался потереть ее по примеру мужчины. Я вскоре оставил это занятие и прислушался к своему инстинкту: я начал касаться кончиками травы ее сосков, как я обычно ласкаю языком женщину, если хочу ее возбудить. Затем я начал массировать ей груди. Я добился успеха: девушка издала стон наслаждения и чувственно задвигала бедрами. Она сказала мужчине:

– У него чудесные прикосновения.

Когда я коснулся травой ее пушистого пригорка, она раскрыла бедра еще шире.

В этот момент мужчина отвернулся и сказал:

– Я, пожалуй, пойду искупаюсь.

Он быстро зашагал прочь, повернувшись к нам спиной. Я прокомментировал:

– Боюсь, он неравнодушен к грехам плоти.

Девушка весело рассмеялась, но как-то неожиданно осеклась, когда я возобновил свои ласки с помощью новой горсти травы – свежей и прохладной. Она мечтательно сказала:

– Мне бы хотелось быть сейчас с вами в спальне.

– По-моему, вам не позволено заниматься такими делами.

– Мы строго не придерживаемся правил. Но мы не все обладаем таким самоконтролем, как у вас.

Вздохнув, она приподнялась, опершись на локти, а потом спрятала голову в мои бедра. Теплота ее рта была восхитительна, но я боялся, что кто-нибудь придет, а нас было видно отовсюду: с одной стороны – дом, из окон которого нас легко можно было увидеть, а с другой – мужчина, который в любой момент может вернуться сюда. Я мягко положил руку ей на голову и отодвинул ее в сторону. Я сказал:

– Позже, не сейчас. Она спросила:

– Обещаете?

Я ответил «да», и она снова откинулась на спину. Мне стоило некоторых усилий усмирить свою плоть, и в этом я преуспел.

Я услыхал, как к другой стороне дома подъехал автомобиль. Мужчина возвратился с ручья. Я сказал:

– Пожалуй, мне нужно пойти и поискать доктора Кернера.

Когда я снова натянул свою одежду, я заметил, что потеря самоконтроля уменьшила уровень напряженности, которая была у меня раньше. Девушка лежала на солнце, с закрытыми глазами, с улыбкой на полураскрытых губах, – она выглядела так, будто испытывала замедленный оргазм.

В автомобиле приехал не Кернер, из машины вышли четыре молодые женщины в очках, похожие на школьных учительниц или операторов компьютеров, и молодой человек в толстых роговых очках. Но я нашел Кернера внутри здания, в большом затемненном холле, который был весь забит статуэтками греческих дискоболов и богинь с гроздьями винограда. Кернер выглядел озабоченным, давая указания, где все это разместить. Но когда он заметил меня, то устремился навстречу с приветливой улыбкой. Сердечно поздоровавшись со мной, он поднял кверху руку, призывая всех к молчанию. Вокруг нас мгновенно образовалась толпа народа, и Кернер представил меня присутствующим в холле, как писателя и философа. Это произвело на всех большое впечатление. Я чувствовал все возрастающее смущение: они смотрели на меня такими глазами, будто я сейчас оторвусь от земли и воспарю в небеса. Кернер взял меня под руку.

– Один из членов нашей группы – торговец предметами старины – преподнес все эти статуэтки, которые вы здесь видите, нам всем в подарок. Конечно, не все эти статуэтки обладают большой художественной ценностью, но мы раздадим их по жребию членам нашей группы, как символы.

– Символы?

– Для медитации.

Он, очевидно, почувствовал, что такое лаконичное объяснение недостаточно, поэтому перевел разговор на другую тему. Он сказал:

– Давайте я покажу вам весь дом.

Здание было огромным, и в нем явно не хватало мебели: хорошо обставить такое помещение под силу разве что миллионеру. Кернер и его ученики старались сделать это своими силами, и следует признать, некоторые комнаты выглядели довольно комфортабельными – видимо, по крайней мере некоторые из учеников Кернера могли себе позволить подарить неплохую мебель.

Кернер привел меня в залитую солнцем спальню.

– Вот здесь вы будете спать, если, конечно, не предпочтете присоединиться к группе интимности внизу.

– Они спят вместе?

– Да, но с абсолютной строгостью и воздержанностью. Там остаются только те, кто уже научился сдерживать свои желания. – Он зашагал дальше своей профессорской походкой, по дороге подняв с пола кусочек электрического провода, который какой-то электрик выбросил за ненадобностью. – Видите ли, основная причина, почему секс приносит столько разочарований многим людям, состоит в том, что они, как тонкий проводок, едва выдерживают самый слабый ток. Вы согласны, что сексуальный экстаз подобен электрическому току? Если вы здоровы и сдерживаете свои желания в течение долгого времени, ваш секс становится током высокого напряжения. То есть, наша основная цель – сделать из вас толстый провод, такой, например, как этот. – Он помахал толстым медным проводом у меня перед носом. – Если провод может проводить хорошо ток, ток не теряется, я думаю, вы согласны со мной в этом?

Я сказал, что согласен. Я знал, что интенсивная самодисциплина увеличивает способность к экстазу. Но не успел я выдвинуть хоть какие-то возражения, как Кернер положил ладонь на мою руку.

– А теперь я хочу поговорить с вами. Вы поймете, что я недаром пригласил вас сюда. Пойдемте присядем где-нибудь.

Он явно давал мне понять всю серьезность предстоящего разговора. Мы сели на солнце на подоконнике. Он сказал:

– Я не просто хочу сделать вас членом нашей группы – это самоочевидно. Вы совершенно подготовлены для этого. Я хотел бы сделать вас своим заместителем… и со временем, конечно, своим преемником. – Он поднял руку, как бы опережая мои возражения. – Вы не должны принимать решения прямо сейчас, и даже не на следующей неделе, или в следующем месяце. Я хочу, чтобы вы присмотрелись к нам, увидели, как мы работаем, почувствовали, чем мы можем быть вам полезны, или что вы можете сделать для нас. Видите ли, в вас есть прямота, честность и цельность. Большинство людей, окружающих меня, – способные ученики, но до сих пор ни в одном из них я не нахожу качеств, необходимых для лидера. Дункельманы хотели быть лидерами, но они просто превратили бы нашу группу в своего рода бордель, в персональный гарем для них двоих. Работа, подобная нашей, требует самоотреченности и самоотверженности, научного подхода. У вас все это есть.

Я пробормотал несколько невразумительных слов, поблагодарив его за оказанную мне великую честь и доверие, и добавил, что мне нужно время, чтобы все как следует обдумать. В глубине души я уже твердо знал, что для меня это абсолютно неприемлемо. Я одиночка, не просто по роду занятий, а по своей натуре, и мне не хотелось бы смешиваться со всеми этими людьми.