Текст книги "Безмолвный мир Николаса Квина"

Автор книги: Колин Декстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Если я смогу быть вам чем-нибудь полезен, сэр, надеюсь, вы… – Ноукс стоял в дверях, подобно вассалу, прощающемуся со своим сеньором. Но Морс его уже не слушал. Тихий голосок в его голове нашёптывал: «Проваливай, раболепный подхалим», однако он добродушно кивнул, и смотритель наконец бочком вышел из кабинета.

– Ну как, Льюис? Что скажешь после этого?

– Надеюсь, мы скоро найдём свидетеля, который видел Квина вечером в пятницу в пабе. Когда заведение уже закрывали на ночь.

– Ты так считаешь?

Но Морса на самом деле совершенно не интересовало, что думает обо всём этом Льюис. Вчера шестерёнки вовсю завертелись, но, как теперь выяснилось, не в том направлении. Пока Ноукс говорил, они временно прекратили вращаться вовсе. А теперь опять понеслись со всё большей скоростью, причём два или три из них бешено жужжали. Морс взглянул на часы и понял, что утро уже миновало.

– Пойдём узнаем, чем они там потчуют из спиртного в этом «Дон Кихоте», а, Льюис?

10

Очень немногие здания, построенные в Оксфорде после Второй мировой войны, были встречены его жителями с одобрением. Наверно, это неудивительно, что публика, избалованная ежедневным созерцанием старинных благородных особняков, испытывала естественное предубеждение против армированного бетона послевоенных построек; а возможно, современные архитекторы – обыкновенные безумцы. Однако в том, что госпиталь Джона Радклиффа на Хединггон-Хилл является одним из наименее вызывающих образчиков современного дизайна, сходились все. Все, кроме, разумеется, тех, кто жил по соседству и в один прекрасный день обнаружил, что их дорогие особняки выглядят карликами на фоне гигантского строения, а садики смотрят теперь не на открытое пространство Мэнор-парка, а на широкое и беспокойное шоссе. Семиэтажный госпиталь построен из глянцевого беловатого кирпича, окна выкрашены шоколадно-коричневой краской, и расположен он на просторной, засаженной деревьями территории, где ярко-синие указатели с белыми крупными надписями направляют новеньких к месту их назначения. Однако новеньких здесь бывает мало, поскольку госпиталь Джона Радклиффа в основном предназначен для безопасного появления на свет младенцев, которым суждено родиться под эгидой Оксфордширского управления здравоохранения, так что почти все будущие мамаши заблаговременно, и не раз, подвергали здесь свои драгоценные эмбрионы проверкам, тестам и обследованиям. И Джойс Гринуэй тоже. Но в её случае («Одном на тысячу», – как сказали врачи) всё произошло не совсем так, как гарантировали гинекологи.

Фрэнк Гринуэй был свободен от работы днём в среду, поэтому он подъехал на стоянку при больнице в час дня. Настроение у него значительно улучшилось, поскольку всё шло к тому, что теперь наконец-то всё образуется. Хотя он до сих пор не мог думать спокойно об идиоте мастере из Коули, который не сообразил вечером в прошлую пятницу передать, что ему звонили из дому, в результате чего Фрэнку казалось, что он бросил жену на произвол судьбы. Это же первенец! Нельзя сказать, что Джойс растерялась: когда она почувствовала, что наступает критический момент, она проявила свойственную ей смекалку и напрямую связалась с госпиталем. Но вспоминать об этом до сих пор было стыдно, и нечего делать вид, будто не стыдно. Ибо когда он наконец прибыл в госпиталь, было полдесятого вечера, и их недоношенный ребёнок – появившийся на свет на три недели раньше срока – уже начал отважную и успешную борьбу за жизнь в отделении интенсивной терапии. Это была не его вина, ведь правда? Но для Фрэнка (имевшего слабое воображение, но развитое чувство сострадания) это было всё равно что опоздать на десять минут на футбольный матч любимой команды и обнаружить, что он пропустил единственный гол в той игре.

Он тоже не был здесь новичком. Двери открылись перед ним автоматически, и он уверенно зашагал по широкому, крытому синим ковром вестибюлю, мимо двух столов справок прямиком к лифту, войдя в который он нажал на кнопку и со свежевыстиранной ночной сорочкой, коробочкой «Чёрной магии» и экземпляром еженедельника для женщин стал подниматься на шестой этаж.

И Джойс и ребёночек по-прежнему находились в отдельной палате – с подозрением на желтуху («Нет повода для беспокойства, мистер Гринуэй»), и Фрэнк в очередной раз вошёл в комнату под номером двенадцать. Почему он испытывал лёгкую робость – он и сам понять не мог; однако он прекрасно знал, что у него есть все поводы для продолжающихся опасений. Доктора твёрдо настаивали, чтобы он пока ничего не рассказывал об этом («Ваша жена ещё очень слаба, мистер Гринуэй»), Впрочем, она и так скоро узнает, просто не может не узнать. Однако он охотно согласился подыграть врачам, а сестра обещала предупредить каждого из навещавших Джойс («Послеродовый период очень сложен, мистер Гринуэй»). И ни одного номера «Оксфорд мейл», разумеется.

– Ну, как ты, любимая?

– Отлично.

– А маленький?

– Отлично.

Они расцеловались и скоро перестали стесняться.

– Приходил телевизионщик? Хотела тебя вчера об этом спросить.

– Пока нет, любимая. Но он всё починит – не бойся.

– Надеюсь. Долго я здесь не пробуду – ты это понимаешь?

– Да не беспокойся ты об этом телевизоре.

– А кроватку ты уже поставил?

– Повторяю: перестань волноваться. Ты должна скорее стать на ноги и присматривать за парнем – это всё, что от тебя требуется.

Она счастливо улыбнулась, и, когда он поднялся и обнял её одной рукой, она с любовью припала к его плечу.

– Забавно, не правда ли, Фрэнк? Мы приготовили имя только для девочки. Ведь мы были уверены, что это будет Девочка.

– Да-a. Хотя я думал… Что, если Саймон? Прекрасное имя, как тебе? Саймон Гринуэй – правда неплохо? Звучит Достойно. Понимаешь, что я имею в виду?

– Да. Видимо, да. Впрочем, для мальчика есть много чудесных имён.

– Например?

– В общем… Знаешь нашего соседа внизу, мистера Квина? Его зовут Николас. Хорошее имя, как тебе оно? Николас Гринуэй. Мне очень нравится, Фрэнк.

Пристально наблюдая за его лицом, Джойс могла поклясться, что возникло нечто такое. На мгновение она испытала приступ паники. Но он не мог знать. Это всё её виноватое сознание: она воображала Бог весть что.

В «Дон Кихоте» было довольно пустынно, когда они сели за столик в самом дальнем от стойки бара углу, и Льюис никогда ещё не видел, чтобы Морс проявлял столь очевидное равнодушие к пиву, которое он никак не мог допить, точно старая дева – рюмку домашнего вина на утреннике в церкви. Они сидели молча вот уже несколько минут, и первым нарушил молчание Льюис:

– Думаете, мы продвинулись в расследовании, сэр?

Морс, казалось, глубоко задумался над вопросом.

– Полагаю, да. Продвинулись.

– И уже есть какие-нибудь мысли?

– Нет, – солгал Морс. – Надо собрать побольше фактов, прежде чем заниматься гипотезами. Да… Послушай, Льюис, я хочу, чтобы ты пошёл и поговорил с этой, как там её, с домработницей. Знаешь, где она живёт?

Льюис кивнул.

– И можешь ещё позвонить миссис Джардайн – правильно? – владелице дома. Возьми мою машину: думаю, я пробуду в синдикате весь день. Вечером за мной заедешь.

– Вы хотите, чтобы я узнал что-нибудь особенное?..

– Господи Иисусе! Тебе сиделку не подать, чтобы сопли вытирала? Выясни всё, что сумеешь, чёрт тебя дери! Ты знаешь об этом деле столько, сколько я!

Льюис откинулся назад и ничего не сказал. На себя он сердился гораздо больше, чем на инспектора, и допивал свою пинту в молчании.

– Ну, тогда я поеду, сэр? И мне ещё хотелось бы заскочить домой, если вы не возражаете.

Морс сделал неопределённый жест, и Льюис поднялся, чтобы уйти.

– Дали бы вы мне ключи от машины.

Морс почти не прикасался к пиву, и со стороны казалось, что он с необычайным вниманием рассматривает пол у себя под ногами.

Миссис Фарт убирала первый этаж дома номер один по Пайнвуд-клоуз уже несколько лет, и для вереницы одиноких мужчин, снимавших комнаты у миссис Джардайн, она стала чуть ли не частью арендованной собственности. Большинство из них пребывали в поисках чего-то лучшего и редко останавливались надолго; но все они были довольно милы. Главным образом грязь скапливалась на кухне, и хотя она чистила и пылесосила остальные комнаты, её основной задачей являлась именно кухня, где она обыкновенно проводила полчаса, отмывая плиту, и ещё полчаса утюжила сорочки, нижнее бельё и носовые платки, то, что каждую неделю подвергалось стирке в ближней прачечной. Работа отнимала около двух часов в день – редко больше, а часто даже немного меньше. Но она всегда брала как за два часа, и никто из постояльцев никогда не возражал. Ей нравилось выполнять свои обязанности, когда никого не было дома. У Квина она работала по пятницам, с трёх до пяти.

Это по поводу бедного мистера Квина, догадалась она, пригласила войти и вкратце рассказала то, что знала. Обычно она заканчивала и уходила раньше, чем он возвращался с работы. Но в прошлую пятницу ей нужно было сходить в Кидлингтонский центр здоровья за мистером Фартом. У него был бронхит, и ему было назначено в тот день прийти на приём к доктору в половине пятого. Но погода так испортилась, что она велела ему оставаться дома. Поэтому пошла сама за новым рецептом для мистера Фарта, заглянула в аптеку и потом отправилась домой и выпила чаю. К Квину она пришла во второй раз примерно четверть седьмого и пробыла там около получаса, закончив глажение.

– Вы ведь ему оставляли записку, верно, миссис Фарт?

– Я подумала, что он будет беспокоиться, почему я не закончила.

– Это было около четырёх часов, вы сказали?

Она кивнула и вдруг разнервничалась. Бедный мистер Квин умер в пятницу вечером, сразу после её ухода, да?

– Мы обнаружили записку в мусорной корзине, миссис Фарт.

– А где же ещё, сэр? Он её, наверно, скомкал и выкинул.

– Разумеется, – Льюис поймал себя на мысли, что нуждается в участии Морса, но он прогнал эту мысль. Начали проклёвываться интересные идеи. – Вы оставили записку в гостиной?

– Да. На серванте. Я всегда там оставляю записки в конце месяца – отработав четыре недели, вот.

– Ясно. А можете вспомнить, машина мистера Квина была в гараже, когда вы вернулись?

– Нет, сержант, к сожалению. Шёл дождь, я ехала на велосипеде что есть мочи. Да и к чему мне заглядывать в гараж?

– Значит, вы не видели мистера Квина?

– Нет, не видела.

– Ясно. Ну ничего. Естественно, мы озабочены…

– Значит, вы думаете, что он умер в пятницу вечером?

– Нет, я ничего не говорил. Но если мы сумеем установить, в какое время он возвратился из офиса – это нам здорово поможет. На данный момент мы считаем, что он вообще не возвращался домой в пятницу вечером.

Миссис Фарт посмотрела на него с озадаченным видом.

– Зато я могу вам сказать, в котором часу он вернулся домой.

В комнате вдруг стало очень тихо, и Льюис поднял напряжённый взгляд, оторвавшись от своих записей.

– Повторите, что вы сказали, миссис Фарт?

– Да-да, сержант. Я оставила ему эту записку, и он её видел.

– Видел, говорите?

– Да, обязательно видел. Вы сами только что сказали, что нашли её в мусорном ведре.

Льюис погрузился в мягкий диван, и его возбуждение улеглось.

– Боюсь, он мог обнаружить вашу записку в любое другое время, миссис Фарт.

– Да нет же, вы не понимаете. Он видел записку перед тем, как я пришла во второй раз в четверть седьмого.

Льюис опять словно застыл и внимательно слушал.

– Видите ли, он оставил мне ответную записку, потому-то…

– Он оставил вам записку?

– Да. В ней говорилось, что он пошёл по магазинам, что-то наподобие. Я точно не помню – но что-то в этом роде.

– Значит, вы… – вновь начал Льюис, – вы оставили записку в четыре и возвратились в четверть седьмого, говорите?

– Верно.

– И вы думаете, что он заходил домой? Когда? Примерно в пять?

– Видимо, да. Обычно он приходит с работы приблизительно в это время.

А вы уверены, что записка предназначалась вам?

– О да. Он обратился ко мне по имени.

– А можете вы… Можете вспомнить точнее, что именно там говорилось?

– Вряд ли. Но вот что я вам скажу, сержант: она, может быть, сохранилась у меня до сих пор. Наверно, я положила её в передник. Я всегда ношу передник…

– Постарайтесь найти эту записку.

Пока миссис Фарт ходила на кухню, Льюис молился всем известным ему богам, чтобы они сжалились над ним, и, когда она вернулась и протянула ему маленький, сложенный вдвое листок бумаги, от облегчения у него закружилась голова. Он прочитал его с благоговейным трепетом друида, задумавшегося над священными руинами:

М-с Ф.

Ушёл за покупками – ненадолго. Н. К.

Короче не придумаешь, и это слегка озадачило Льюиса. Однако он не сомневался в огромной важности записки.

– Тут говорится: «за покупками». Странное время для похода по магазинам, не так ли?

– Да нет же, сэр. Супермаркет по пятницам работает до девяти вечера.

– Вы имеете в виде супермаркет «Кволити»?

– Да, сэр. Он прямо за домом. К нему ведёт тропинка, на которую можно выйти из сада через упавшую изгородь.

Пять минут спустя Льюис сердечно поблагодарил добрую женщину и ушёл. Старик Морс, ей-богу, будет доволен!

В начале второго Моника вошла в бар. Она заметила Морса сразу же (хотя он сделал вид, что не замечает её) и, взяв джин с кампари, прошла через зал и встала за его спиной.

– Вам что-нибудь принести, инспектор?

Морс поднял голову и отрицательно покачал головой.

– Сегодня я воздерживаюсь от пива.

– А вчера совсем наоборот.

– Да неужели?

Она села рядом и приблизила губы к его уху:

– Я почувствовала запах.

– От вас тоже порядочно несло, – парировал Морс, но он знал, что сейчас не получится высокого романа. Он умел различать знаки за добрую милю.

– Почему-то я подумала, что найду вас здесь.

Морс неопределённо пожал плечами:

– Что вы имеете мне сообщить?

– Вижу, вы любите сразу брать быка за рога.

– Временами.

– В общем… Это насчёт пятницы.

– Новости распространяются быстро.

– Вы хотели знать, что каждый из нас делал днём в ту пятницу, верно?

– Допустим. Получается, что никого из вас не было на работе. Тогда где вы были?

– Ну, насчёт остальных не знаю. Впрочем, нет, это не совсем так. Понимаете, о Господи! Как мне об этом трудно говорить! Я отсутствовала всю вторую половину дня и, в общем… Я была не одна. Полагаю, рано или поздно вы узнаете, с кем именно, не так ли?

– Думаю, я уже знаю, – спокойно промолвил Морс.

Моника помрачнела лицом.

– Вы не можете знать. Вы успели поговорить…

– С мистером Мартином? Нет пока. Но намерен это сделать в скором времени и полагаю, что он поведает мне всё без утайки, с обычной для него долей смущения и неохоты. И возможно, с некоторой опаской. Ведь он женат?

Моника приложила ладонь ко лбу и печально качала головой.

– Вы ясновидец?

– Если бы так, я решал бы свои проблемы гораздо быстрее.

– Так мне рассказывать? – Она смотрела на него с жалким видом.

– Не сейчас. Я предпочёл бы узнать об этом от вашего друга. Лжец из него никудышный. – Он встал и посмотрел на её пустой стакан, – Джин с кампари?

Она кивнула и поблагодарила его. И пока Морс ходил к стойке бара, она закурила вторую сигарету и сделала глубокую затяжку. Её безупречно выщипанные брови сошлись в обеспокоенной гримасе. Что ей делать, если он?..

Морс вскоре вернулся и аккуратно поставил стакан на подставку.

– Теперь понятно, что вы имели в виду, говоря о дорогостоящих вкусах, мисс Хайт.

Она подняла глаза и жалко улыбнулась.

– А вы… вы не хотите присоединиться?

– Нет. Не сейчас, благодарю вас. На этой неделе я, видите ли, занят немного больше, чем обычно. Мне надо расследовать убийство. Кроме того, я не якшаюсь с профурсетками.

После того как он ушёл, Моника почувствовала себя глубоко несчастной. Её мысли бесцветной массой дрейфовали по пасмурным водам. Он обошёлся с ней очень жестоко! Не далее как вчера она испытала в его компании неожиданно радостное тепло. Но как она ненавидела его теперь!

Морс тоже был далёк от того, чтобы быть довольным собой. Не следовало ему поступать с ней столь бессердечно. Это было неумно – ревновать, подобно юнцу! Ведь он видит её всего второй раз в жизни. Конечно, можно вернуться и взять ей ещё одну порцию. Извиниться перед ней. Да, он мог это сделать. Но не сделал. Ибо к ревности примешивался ещё один мотив: интуитивно он чувствовал, что Моника сказала ему неправду.

11

Если не считать того, что миссис Гринуэй, жиличка со второго этажа, вечером в прошлую пятницу разрешилась мальчиком, Льюис не узнал от миссис Джардайн ничего нового. Она не смогла добавить ничего интересного к показаниям, которые дала накануне констеблю Диксону, и Льюис задержался с ней не более десяти минут. Однако какого успеха он добился чуть раньше! Вот это да! И когда в тот же день он излагал Морсу свою беседу с миссис Фарт – и преподнёс свой сюрприз, – он был весьма собой доволен. Между тем Морс реагировал довольно вяло: долго и трудно всматривался в короткую записку Квина, но в основном казалось, что он поглощён совсем другими мыслями.

– Верно, вы не очень довольны жизнью, сэр.

– Большинство людей проводят жизнь в тихом отчаянии.

– Ну, если даже это вас не взбодрило…

– О чём ты говоришь? Перестань валять дурака! – Морс почти физически постарался стряхнуть с себя мизантропическое настроение и ещё раз взглянул на записку, – Я и сам не мог бы сработать лучше.

Он произнёс эти слова легкомысленным тоном, но Льюис знал, что это обман.

– Давайте разберёмся, сэр.

– Что тебе от меня надо?

– О чём бы спросили её вы на моём месте?

– О том же, о чём и ты, – я же тебе сказал.

– И всё?

Морс, казалось, тщательно раздумывал над ответом:

– Ну, может быть, прояснил бы ещё пару вопросов.

– Например?

– Возможно, я поинтересовался бы у неё, заглядывала ли она в мусорную корзину.

– Вы это серьёзно? – разочарованно произнёс Льюис.

– Возможно, спросил бы у неё, не попадалась ли ей на глаза зелёная куртка Квина.

– Но… – Льюис не успел закончить фразу.

– И уж точно поинтересовался бы, горел ли в тот день обогреватель.

Льюис начал улавливать направление мыслей Морса. Он медленно кивнул самому себе:

– Видимо, нам придётся встретиться с ней ещё раз.

– Да, – спокойно сказал Морс, – мы обязательно с ней поговорим. Ведь это не проблема, верно? Главное предположение состоит в том, что Квин, получается, был жив примерно до шести вечера. Любопытно… – Его мысли опять уплыли далеко-далеко, но вдруг он выпрямился и достал свой «паркер», – У нас здесь ещё много работы. Сиди, попивай пиво да наблюдай, вернётся ли он после обеда.

– Кого вы имеете в виду, сэр?

– Я только что сказал тебе – Мартин. Ты что, оглох?

Пока Мартин мучительно подтверждал рассказ Моники, выражение лица Морса напоминало мину человека, к носу которого поднесли тухлое яйцо. Они покинули офис примерно десять минут второго. Нет, не вместе – каждый в своей машине. Да, поехали домой к Монике. Да, легли в постель. (Гнилое, смрадное яйцо!) Вот и всё, на самом деле. (Всё! Господи! Вот и всё, сказал он.) – В котором часу вы ушли из её дома?

– Примерно без четверти четыре.

– И больше не возвращались в офис?

– Нет, я сразу поехал домой.

– Приятная неожиданность для вашей супруги.

Мартин промолчал.

– Льюис! Ступай к мисс Хайт. Ты слышал, что говорит этот человек. Узнай, что скажет она, и сравни их показания.

Когда Льюис вышел, Морс повернулся к Мартину и пристально посмотрел ему в глаза:

– Ловкий же вы бабник, а?

Молодой человек печально помотал головой:

– Вовсе нет, поймите, господин инспектор. Я изменил жене только с Моникой, больше ни с кем.

– Вы её любите?

– Не знаю. Наша связь, она… Не знаю, господин инспектор. Она… Ах, да разве теперь это имеет значение!

– Почему вы ушли от неё так рано?

– Из-за Салли. Это дочь Моники. Обычно она возвращается из школы в четверть пятого.

– И вам не хотелось, чтобы она увидела, как вы забавляетесь с её матерью, не так ли?

Мартин поднял на Морса несчастный взгляд:

– Вы ни разу не изменяли жене, господин инспектор?

Морс отрицательно потряс головой:

– Нет, парень, ни разу. Дело в том, что мне некому изменять.

– Я могу надеяться… что всё это останется между нами?

– Можете. Если только…

– Если что? – В глазах Мартина появилась тревога, но Морс не сделал ничего, чтобы её рассеять.

– Скажите, эта девушка, Салли, – она учится в оксфордской школе?

– Да, в оксфордской средней школе.

– С экзаменами немножко неудобно получается, верно? Учитывая место работы её матери…

– Нет, вы не совсем понимаете, инспектор. Наша команда вообще не занимается экзаменами в Англии.

– А кто занимается экзаменами в оксфордских школах?

– Видимо, местные органы образования.

После того как Мартин ушёл, Морс позвонил в управление полиции и дал подробные указания констеблю Диксону. Он всё ещё улыбался, когда возвратился Льюис.

– Сэр, она подтверждает всё, что сказал Мартин.

– Точно?

– Вы сомневаетесь?

– А что, похоже?

– Вы им не верите?

– Если на то пошло, Льюис, то они пара отпетых лжецов. Впрочем, я могу ошибаться. Как ты знаешь, со мной это часто бывает.

Его лицо приобрело самодовольно-пренебрежительное выражение, которое многие находили одной из наименее привлекательных черт старшего инспектора, и Льюис решил не унижать себя дальнейшим углублением в его беспардонную логику. Что до самого Льюиса, то он верил Мартину и Монике, а кичливый Морс пускай ворчит, если ему нравится.

– Ты слышишь меня, Льюис?

– Простите, сэр?

– Да что с тобой сегодня, чёрт возьми? Я сказал: ступай и позови Оглби. Можешь оказать мне эту маленькую любезность?

Льюис вышел, хлопнув дверью, и направился по коридору.

В прошлый раз, когда состоялось их очное знакомство, Морс успел перекинуться с Оглби всего несколькими фразами, тем не менее он проникся неосознанным расположением к этому человеку, и это впечатление укрепилось, когда Оглби информативно, со знанием дела стал рассказывать о работе синдиката.

– А как у вас обстоят дела с секретностью? – осторожно поинтересовался Морс, точно робкий конькобежец, пробующий лёд.

– Это, конечно, причиняет постоянную головную боль. Но каждый отдаёт себе отчёт, поэтому проблема решается как бы сама собой, если вам понятно, что я имею в виду.

Морсу, кажется, было понятно.

– У меня сложилось впечатление, что ваш начальник – дока по этой части.

– Пожалуй, вы правы.

Морс пытливо на него посмотрел. Он не ошибся – это правда, что в реплике Оглби промелькнула ирония, быть может, даже ревность?

– И у вас ни разу не было злоупотреблений по этой части?

– Я бы этого не сказал. Впрочем, это совсем другой вопрос.

– Вот как?

– Видите ли, если экзаменующийся решится сплутовать в аудитории, где происходит экзамен, – списывая ли у соседа, взяв ли с собой шпаргалки, – это непременно заметит дежурный преподаватель, который за всем внимательно следит и сообщает обо всём подозрительном непосредственно нам.

– Такое бывает?

– Раза два-три в год бывает.

– И как вы в таких случаях поступаете?

– Мы аннулируем результаты экзаменов провинившегося кандидата по всем предметам.

– Ясно. – Морс решил подъехать с другого бока. – Билеты рассылаются до экзаменов, верно?

– Разумеется, иначе как же их проводить?

Морс понял, что задал глупый вопрос, и поспешил оправдаться:

– Нет, я имел в виду: вдруг кто-то из преподавателей окажется нечист на руку?

– Опросные листы высылаются непосредственно экзаменационным департаментом, а потом их раздают главам наших центров, а не отдельным преподавателям.

– Тогда возьмём директора школы. Если он окажется мошенником – скажем, вскроет пакет и покажет билеты своим ученикам…

– Уж лучше тогда директору сразу сделать себе харакири.

– Хотите сказать, что вам об этом стало бы известно?

Оглби улыбнулся:

– Да, слава Богу. У нас есть экзаменаторы и наблюдатели, которые учуют нечто подобное за милю. Понимаете, мы получаем годовые отчёты с указанием процента сдавших экзамен по каждому предмету, поэтому нам известно, что за учащихся мы экзаменуем, каков уровень подготовки в той или иной школе, и так далее. Но главное даже не в этом. Подобно каждой организации, ведающей публичными экзаменами, мы регулярно проверяем наши центры, и они должны отвечать довольно высоким стандартам неподкупности и административной состоятельности, прежде чем получат право принимать экзамены.

– Значит, вы регулярно делаете проверки в школах?

– О да!

– Именно такой деятельностью занимается в Аль-Джамаре мистер Бланд?

Морс внимательно следил за Оглби, но заместитель секретаря безмятежно продолжал плавание.

– Да, помимо всего прочего. Он является ответственным за административную часть в целом.

Морс решил, что надо попробовать подойти к этому вопросу с другой стороны, и вновь осторожно Начал нащупывать путь по скользкому льду.

– Возможно ли, чтобы кто-то из посторонних, скажем уборщица, залез в шкафы в вашем офисе? И взял оттуда те бумаги, какие ему нужны?

– Чисто технически, я думаю, это возможно. Если у этого человека есть ключи, если он знает, где искать, если он знаком со сложной системой нумерации материалов и обладает достаточным интеллектом, чтобы понять разнообразные поправки и значки. Далее: он конечно же должен снять копию. Каждая страница корректуры и сверки тщательнейшим образом пронумерована, и никто не может просто так похитить ни одного листа.

– Гм-м. А как насчёт экзаменаторов? Что, если они выставят общий высокий балл какому-нибудь прохиндею, который туп как бревно?

– Боюсь, ничего не выйдет. Проходные баллы, выставляемые за каждую отдельную работу, сверяются с общей ведомостью.

– Ну а вдруг экзаменатор оценит высоким баллом каждый ответ, даже если это полная чушь?

– Если бы он так поступил, его выгнали бы поганой метлой много лет назад. Понимаете, экзаменаторов самих проверяет бригада так называемых наблюдателей, которые пишут рапорты на всех членов различных педагогических коллективов после каждого экзамена.

– Но и наблюдатели могут…

Нет, Морс решил не продолжать. Он пришёл к пониманию, что всё не так просто, как ему казалось вначале.

Но Оглби закончил его мысль:

– О да, инспектор. Если один из представителей верхушки захочет сплутовать, это будет сделать гораздо легче, в самом деле. Но почему вы задаёте мне все эти вопросы?

Морс на мгновение задумался, а затем объяснил:

– Мы ищем мотив убийства Квина, сэр. Разумеется, существует тысяча и одна возможность, но мне просто интересно – вдруг он раскрыл чьи-то махинации, и в этом всё дело. В любом случае вы мне здорово помогли.

Оглби встал, чтобы удалиться, и Морс тоже поднялся с кресла.

– Я уже спрашивал остальных, что они делали днём в прошлую пятницу. Полагаю, вас тоже надо спросить. Если вы, конечно, сможете вспомнить.

– О да. Это достаточно просто. Утром я ездил в издательство «Оксфорд юниверсити пресс», довольно поздно пообедал в ресторане «Берни» с заведующим типографией и возвратился около, да, около половины четвёртого. Кажется, так.

– И остальное время вы провели у себя в кабинете?

– Да.

– Вы в этом уверены, сэр?

Оглби легко выдержал его взгляд.

– Вполне.

Морс помялся, раздумывая, выложить ли свой козырь сейчас или сделать это в другой раз.

– В чём дело, инспектор?

– Мне несколько неловко, сэр, об этом говорить, но я выяснил из… из других источников, что в пятницу после обеда вас здесь не было.

– Что ж, значит, ваши источники лгут.

– А может, вы ненадолго отлучались? Ну, поднялись наверх к главному клерку или за чем-нибудь ещё?

– Я не выходил из своего кабинета. Может, и правда поднимался на второй этаж, не припомню. А если и так, это ' заняло самое большее одну-две минуты.

– В таком случае что вы скажете, сэр, если некто готов подтвердить, что в пятницу между четвертью пятого и без четверти пять вас здесь не было?

– Скажу, что этот некто ошибается, господин инспектор.

– Но что, если он будет настаивать?

– Значит, он лжец, – с безмятежной улыбкой промолвил Оглби и мягко прикрыл за собой дверь.

Или ты лжец, подумал Морс, оставшись один. И хотя ты этого не знаешь, друг мой Оглби, целых два человека заявляют, что тебя здесь не было, а если не было, то где же ты, чёрт возьми, был?