Текст книги "Тайна Пристройки 3"

Автор книги: Колин Декстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Двадцать девятая глава
Понедельник, бго января, до полудня

Последнее удовольствие в жизни – избавление от всех обязательств.

Уильям Хэзлитт

Там, где Морс решил повернуть направо мимо супермаркета, несколькими минутами раньше Маргарет Бауман повернула налево мимо пекарни, а после направилась на юг, к центру города. В Сент-Джилсе, в результате строгих штрафов для водителей, превысивших двухчасовую стоянку (даже на пару минут), теперь почти в любое время можно было найти свободные места для парковки – нечто немыслимое раньше. Маргарет припарковала машину именно на такое место, перед рестораном, после чего медленно пошла к автомату с билетами, который находился в двадцати метрах оттуда. Все это время, начиная с того момента, когда она вошла в комнату Секретаря, и до сих пор, ее оцепеневшее сознание отказывалось принимать суть положения, в котором она находилась, и каким-то странным образом отстранялось от того, что (она знала) будет фатальной неизбежностью в ее судьбе. Когда ее допрашивали полицейские, она лучше владела голосом и поведением, чем осмеливалась надеяться. Не совсем все время; но каждый, даже полностью невиновный, был бы зажат при подобных обстоятельствах. Поверили ли они ей?

Но теперь она знала, что даже ответ на такой жизненно важный вопрос, уже не имел особого значения. (Она засунула руку в сумку, чтобы найти необходимые ей монеты.) Было бы неверно утверждать, что к этому моменту Маргарет Бауман приняла решение покончить с жизнью. Разумеется, такое решение приходило ей в голову – о, столько раз! – за прошедшие несколько дней отчаяния и несколько ночей кошмаров. Она не была блестящей ученицей в школе, ее даже не включили в группу по изучению «Греческой литературе в переводе». И все же, она помнила (из книги для обязательного чтения о Сократе), до того как он выпил яд: его слова, что он с радостью принял бы смерть, если бы она оказалась долгим спокойным сном. А точно об этом она мечтала сейчас – долгий, беспробудный, спокойный сон. (Она не могла найти столько монет, сколько требовал неумолимый автомат.) И еще она вспомнила о матери, умершей от рака в сорок лет, когда самой Маргарет было четырнадцать; как она говорила, насколько уставшей себя чувствует и как хочет избавиться от боли и больше не просыпаться…

Маргарет нашла пять монет по 10 пенсов – нужна была еще одна – и она оглянулась с детской мольбой во взгляде, почти ожидая, что ее беспомощность окажется спасительной. Примерно в ста метрах от нее мимо Тейлорин шел регулировщик с желтой лентой, и внезапно ей в голову пришла новая и необычная мысль. Имело ли значение, если ее поймают? Не хотела ли она, чтобы ее поймали? После всех так безжалостно погубленных надежд, не пришел ли момент, когда ее отчаяние не могло вынести больших испытаний? Записка на двери ресторана («Деньги не размениваем») подсказала Маргарет, что нечего ожидать содействия от этого заведения; она, однако, вошла и заказала бокал апельсинового сока.

– Лед?

– Простите?

– Не хотите ли со льдом?

– О, да. Хм, нет. Извините, я не расслышала…

Она почувствовала на себе укоризненный взгляд красиво причесанной женщины за барной стойкой, когда подала ей монету в один фунт, и получила сдачу в 60 пенсов: одна монета в 50 и одна в 10 пенсов. Она ощутила какое-то детское удовольствие, когда собрала свои шесть монет по 10 пенсов и сложила их кучкой в левую руку. Она не представляла, сколько просидела там, одна за столом у витрины. Но когда заметила, что бокал опустел, и когда почувствовала согретые в руке монеты, вышла и медленно направилась к Сент-Джилс. Ей пришло в голову – совсем внезапно! – что вот она стоит на Сент-Джилс; что только что проехала по Бэнбери-Роуд; что должна была миновать отель «Хауорд»; что даже не заметила этого. Может она начинает сходить с ума? Или это только раздвоение сознания? Одна его часть включила автопилот, еще, когда она вела «Метро», а другая, логично и трезво, даже сейчас, пока она шла к автомату, заставляла ее обращать внимание на туфли (те самые, которые она купила на похороны) и не ступать в слякоть. Она увидела бумажку под дворником на стекле; через две машины от своей она заметила и женщину-полицейского, которая наклонилась и рассматривала номерные знаки, чтобы выписать еще одну квитанцию на штраф.

Маргарет подошла к ней, указывая на красно-коричневое «Метро».

– Я что-то нарушила?

– Это ваша машина?

– Да.

– Вы припарковались без оплаты.

– Да, знаю. Я только что ходила разменять деньги. – Почти патетично она раскрыла ладонь, показывая шесть монет, как будто они могли стать смягчающим обстоятельством.

– Сожалею, мадам, но ведь на знаке ясно указано? Если нет точной суммы денег, не паркуйтесь.

Несколько мгновений две женщины почти одинакового возраста смотрели друг на друга со скрытой враждебностью. Но когда Маргарет Бауман заговорила, ее голос был спокоен, почти безразличен.

– Вам нравится ваша работа?

– Это не имеет значения, не так ли? – ответила та. – Тут нет ничего личного. Это работа, которую надо выполнять.

Маргарет Бауман отвернулась, и полицейская посмотрела на нее явно озадаченная. Из своего опыта она знала, что буквально все кто находил штрафные квитанции, садились в машину и уезжали разозленные. Но не эта высокая красивая женщина, которая сейчас уходила от машины к Мемориалу жертв. И пока она шла, пересекая Корнмаркет, чтобы пройти вверх по Карфакс, последние слова полицейской продолжали звучать в сознании Маргарет.

Тридцатая глава
Понедельник, бго января, полдень

Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма.

Мф.4:5

Маргарет Бауман стояла под Карфакс-Тауэр, большой и солидной башней из светло-желтого камня, которая находилась на углу Куин-Стрит и Корнмаркет, а с ее восточной стороны проходила Главная улица. На двери была синяя табличка, которая сообщала, что с верха открывается роскошный вид на город и окрестности: такса 50 пенсов, 10:00–18:00, с понедельника по субботу. Ее сердце сильно забилась, когда она встала там и подняла взгляд к зубчатой четырехугольной балюстраде, ограждающей верх. Эта балюстрада была невысока; много раз в прошлом она видела людей, стоящих там (видно было лишь половину их тел), которые осматривали Оксфорд и махали приятелям, стоящим тридцатью метрами ниже.

Она не была из тех акрофобов, (каким был Морс, например) которые обливаются липким потом и впадают в панику от головокружения, когда вынуждены подняться на третью или четвертую ступеньку домашней лестницы. Но она всегда испытывала ужас при мысли, что кто-нибудь может ее толкнуть – с тех пор, как на школьной вечеринке в Сноудауне один парень притворился, что толкает ее, и тогда, на долю секунды она испытала ощущение непосредственного ужаса как при падении с обрыва, открывшегося почти у ее ног.

Говорят, что человек всегда вспоминает свое детство перед смертью, и она поняла, что уже дважды – нет, три раза – ее мысли возвращались к ранним воспоминаниям. А сейчас это произошло в четвертый раз – она вспомнила слова, которые говорил ей отец, когда она откладывала домашнее задание или написание какого-либо письма: «Чем дольше откладываешь что-то, тем труднее это сделать, дочка!» Откладывает ли она сейчас? Отсрочивает ли принятие судьбоносного решения? Нет! Она толкнула дверь, ведущую к башне. Однако обнаружила, что она закрыта; и с чувством отчаяния и разочарования она заметила пояснение в нижнем краю таблички: 20 марта – 31 октября.

Шпиль церкви «Сент-Мэри» многообещающе указывал наверх в небо перед ней, когда она направилась вниз по Главной улице и пришла в Митру.

– Большой бокал виски «Бэллс», пожалуйста, если есть. (Сколько раз она слышала, как ее супруг говорил те же самые слова!)

Молодая барменша наклонила горлышко бутылки к бокалу.

– Лед?

– Простите?

– Не хотите ли со льдом?

– Ээ – нет. Ээ – да – да, пожалуйста! Извините. Я не расслышала…

Когда она выпила, в ее левом виске настойчиво забился всегда спокойный нерв, а мир стал выглядеть более сносным, чем когда она вышла из Палаты. Подобно какому-то полузабытому лекарству – отвратительному на вкус, но, несмотря на это, эффективному – виски хорошо подействовало на нее; и она заказала еще порцию.

Спустя несколько минут она стояла на Редклиф-Сквер; и когда она посмотрела с северной стороны на вершину церкви «Сент-Мэри», душу ее охватило какое-то странное и роковое очарование. В середине высокой постройки, среди зубчатых орнаментов, Маргарет увидела плечи и голову молодого мужчины в теплом пальто, который в бинокль обозревал северную часть Оксфорда. Значит, башня была открыта! Она прошла к лестнице через главный вход церкви и на минуту обернулась, всматриваясь в куб Редклиф-Камеры позади себя. Она заметила надпись на верхней ступеньке: Dominus custodial introitum tuum et exitum tuum[19]19
  Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и вовеки. – Псалтырь (120:8)


[Закрыть], но так как не знала латыни до нее не дошла скрытая ирония этих слов. «БАШНЯ ОТКРЫТА» было написано заглавными буквами на табло для информации у входа; а внутри за столом, устланным путеводителями, почтовыми открытками и брошюрами с христианской литературой, сидела женщина, которая уже поняла, что Маргарет Бауман хочет подняться наверх, так как протянула ей коричневый билет и попросила 60 пенсов.

Несколько деревянных ступеней вели на первую площадку, где на одной из запертых дверей висела табличка, информирующая посетителей, что здесь была Старая библиотека – самая первая в университете – где некоторые книги, собранные первыми учеными, имели такую ценность, что были прикованы цепями к стенам. Маргарет редко проявляла интерес к церквам или другой старине; но сейчас поняла, что разглядывает листок, который ей дала женщина на входе:

Когда Мария стала королевой и Англия вернулась к римскому католичеству, архиепископ Кранмер и двое из его сподвижников, Латимер и Ридли, были осуждены в «Сент-Мэри» за ересь. Латимер и Ридли были сожжены на костре. Сам Кранмер, после того как официально покаялся, был возвращен в «Сент-Мэри» и осужден на смерть. Он сгорел на костре во рву у Баллиол-колледжа, держа высоко над пламенем в правой руке написанное им отречение…

Маргарет посмотрела на свою правую руку с пятном от чернил у основания пальца и подумала о мучительном искуплении, которое Кранмер искал и с радостью принял за свои прошлые слабости. Одна слезинка быстро скатилась по ее щеке, она вынула белую бумажную салфетку из сумки и промокнула глаза.

Лестницы – уже железные и без перил на двух последних площадках – вели на крышу к боковому пределу. Она почувствовала себя освеженной чистым воздухом, когда поднялась еще выше, к колокольне; мужчина с биноклем и развевающимися на ветру волосами как раз спускался по витой каменной лестнице, ведущей с верха.

– Не поднимайтесь слишком высоко! – любезно проинформировал ее он. – Сильно дует. И скользко. Будьте внимательны!

Поднявшись на вершину башни, на несколько секунд Маргарет испытала сильное головокружение от вида, открывшегося точно под ее ногами – черное железное кольцо, огораживающее выписанные золотом римские цифры на больших часах, украшающих северную сторону церкви. Но вскоре паника прошла, и она посмотрела прямо на Редклиф-Камера, потом левее на колледжи на Броуд-Стрит; потом на постройки на Бальол, там, где Кранмер сумел спасти свою душу в языках пламени; потом на голые деревья вдоль Сент-Джил, ведущей к северной части Оксфорда; и, наконец, на гигантский желтый кран, который стоял над крышей отеля «Хауорд» на Бэнбери-Роуд. Она сделала еще несколько шагов по крутой дорожке, ведущей к северо-западному углу башни, и тогда внезапно испытала какой-то порыв воодушевления и слезы снова блеснули в ее глазах, а ветер отбросил ее волосы назад. Она держала голову прямо с той радостной беззаботностью, как когда-то, когда была маленькой девочкой, и дождь лился на ее поднятое к небу лицо…

В одном месте ее совсем неподходящие и неудобные туфли соскользнули с дорожки и один человек, который стоял внизу, увидел, как черная сумка полетела на землю и упала почти вертикально в снежный сугроб под северо-западным углом башни.

Тридцать первая глава
Понедельник, бго января, после полудня

К тому, кто терпеливо ждет, все придет само, в том числе и смерть.

Ф.Г.Брэдли

Морс был недоволен и обеспокоен – это стало достаточно очевидно, пока они вдвоем сидели перед домом Бауманов в Чарлбери-Драйв. Они ждали десять минут, Морс сидел на водительском месте со все еще застегнутым ремнем безопасности и поглядывал через окно. Потом прошло еще десять минут, в течение которых Морс время от времени цокал языком и глубоко вздыхал с нетерпением и бессилием.

– Вы думаете, что она вернется? – спросил Льюис.

– Не знаю.

– Сколько будем ждать?

– Откуда я могу знать!

– Я только спросил.

– Слушайте, что я вам скажу, Льюис. Все в данном случае перемешалось в одну проклятую ужасную кашу!

– Ну, я этого не знаю, сэр.

– А надо бы знать! Не надо было глаз с нее спускать.

Льюис кивнул, но ничего не сказал; еще десять минут оба просидели безмолвно.

Но ни каких следов Маргарет Бауман не было.

– Что предлагаете делать, Льюис? – спросил, наконец, Морс.

– Думаю, что надо сходить на почту и посмотреть, может, найдем что-нибудь написанное Бауманом – что-то должно быть. Проверим, может кто-то из его коллег знает, где он или куда уехал, или что-то подобное.

– И хотите, чтобы кто-нибудь приехал посмотреть на труп, не так ли? Вы думаете, что это Бауман!

– Я просто хотел бы проверить, и это все! Проверить может это не Бауман, если так вам больше нравится. Но мы все еще ничего не сделали, сэр, для идентификации трупа.

– И вы хотите мне сказать, что это уже поздно делать!

– Да, сэр.

– Хорошо! Давайте сделаем так, как вы хотите. Потеря времени, но… – Почти зарычал он.

– У вас все в порядке, сэр?

– Разумеется, что не все в порядке! Не видите, что я умираю без сигареты, человече?

Посещение почты не дало информации, которой они еще не знали бы. Том Бауман работал в четверг, пятницу и субботу после Рождества, потом еще взял одну неделю отпуска. Он должен был явиться на работу сегодня, бго января, но все еще никто его не видел, и не имел известий от него. Он был тихим, точным и методичным человеком, который работал здесь на протяжении шести лет. Никто не знал хорошо его жену Маргарет, но при этом все знали, что она работает в Оксфорде и уделяет достаточно внимания своей одежде и внешности. В личном досье Баумана нашлись два письма, написанные им: первым было заявление о приеме на работу на Почту, а второе касалось его пенсионной страховки. Очевидно, что с течением времени каллиграфические способности Баумана немного усовершенствовались, но имелись достаточные доказательства – если их вообще кто-либо искал – что письмо, которое этим утром Маргарет вынула из своей сумки, было и правда написано ее супругом. Это смог рассказать им мистер Джийкок, услужливый и очень осведомленный начальник почты. И он не имел ничего против, чтобы один из коллег мистера Баумана съездил с полицейскими служащими в Оксфорд, и попробовал идентифицировать труп.

– Будем надеяться, что это не Том! – сказал он, когда Морс и Льюис выходили из его маленького кабинета.

– Я, правда, думаю, что вам не о чем тревожиться, сэр, – сказал Морс.

Как всегда, автомобили, двигавшиеся непосредственно за ними, сбрасывали скорость до допустимой величины; и когда полицейская машина вместе с мистером Фредериком Норисом, сортировщиком почты Ее Королевского Величества в Чиппинг-Нортоне, выехала на двухполосное шоссе после Бленхайм-Палас, сзади образовалась огромная колонна средств передвижения. Морс, который сказал Льюису, чтобы тот воспринимал вещи спокойнее, просидел молча весь обратный путь, поэтому и Льюис был молчалив. В нижнем конце Вудсток-Роуд он повернул направо в узкую улочку перед больницей Редклиф и остановился на стоянке для машин скорой помощи перед моргом, куда был перевезен обнаруженный в пристройке «Хауорда» труп. Норис вышел из машины, которая объехала его сзади.

– Вы пойдете, сэр? – спросил Льюис. Но Морс покачал головой.

Фред Норис несколько секунд стоял как вкопанный, а после – к удивлению Льюиса – медленно кивнул, причем его собственное лицо было даже бледнее, чем кожа мертвеца, покрытая синими отеками. Царило полное молчание, но когда сотрудник морга накинул обратно белое покрывало, Льюис любезно и с пониманием положил руку на плечо Нориса, а потом вывел его из мрачного здания на свежий январский воздух.

Какая-то скорая только что остановилась перед полицейской машиной, и Льюис, который договаривался с Норисом о времени оформления официальных показаний, увидел как водитель скорой медленно вышел и сказал что-то одному из носильщиков у входа для срочных случаев. Из-за отсутствия суеты Льюис предположил, что вероятно привезли какую-то капризную восьмидесятилетнюю старушку на ее регулярную еженедельную физиотерапию. Но внезапно открылись задние дверцы, и оказалось, что это тело женщины, покрытое красным одеялом; видны были только ее ноги без обуви. Льюис подошел к полицейской машине с замирающим сердцем и увидел Морса (тот был все еще в неведение относительно результатов опознания, Льюис только собирался их сообщить), который показывал ему на скорую.

– Кто она? – спросил Льюис двух санитаров, которые раскладывали носилки.

– Это вы?.. – Водитель показал пальцем на полицейскую машину.

– Главный инспектор Морс – он! Не я!

– Несчастный случай. Нашли ее…

– Сколько ей лет?

Мужчина пожал плечами:

– Может быть, около сорока?

– Знаете кто она такая?

Мужчина покачал головой.

– Никто еще не знает. Нет документов. Нет сумки.

Льюис отдернул одеяло и посмотрел на лицо женщины, а сердце его сжалось в нехорошем предчувствии – он знал, что точно такой же развязки боится и Морс.

Но водитель скорой был прав в том, что никто не знал, кем была эта женщина. Льюис тоже ее не знал. Но определено мертвая женщина в скорой не была миссис Маргарет Бауман.

В этот же обеденный перерыв, за пятьдесят минут до того как Норис уверенно опознал мужчину, убитого в отеле «Хауорд», как мистера Томаса Баумана, Рональд Армитидж, отвратительный, беспомощный, грязный, голодный бездельник, безработный, и даже неприспособленный к какой бы то ни было работе, получил неожиданный подарок судьбы. Предыдущую ночь и большую часть утра он провел, скорчившись на скамейке в аллее, которая ведет от Редклиф-Сквер к Главной улице. Под ногами у него была пустая бутылка, а в кармане длинного до щиколоток зимнего пальто, которое много лет было его самой ценной вещью, была липкая банкнота в пять фунтов и несколько монет по 10 пенсов. И вдруг он увидел черную сумку, летящую к земле. Когда она упала в сугроб на углу церкви, он инстинктивно осмотрелся вокруг, быстро и подозрительно. Но в этот момент площадь была пуста, и он стремительно сграбастал сумку, сунул ее под пальто и быстро удалился от заснеженной мостовой перед Брейноуз по аллее налево, ведущей к Терлу. Здесь – подальше от своих дружков – подобно волку, урвавшему от общей добычи большой кусок мяса и унесшего его в сторону от завистливых глаз остальной стаи, он рассмотрел свою волнующую находку.

В сумке были помада, пудра, расческа, дешевая зажигалка, пакетик бумажных носовых платков, листок из церкви «Сент-Мэри», маникюрные ножницы, связка ключей от машины и коричневый кожаный бумажник. Он не удостоил вниманием пластиковые карты – Виза, Эксес, Лойдс – но быстро сунул в карман шуршащие банкноты и три монета по одному фунту, которые нашел внутри.

После обеда он медленно прошел по Главной улице к Карфакс, потом повернул у колледжа «Крайст Черч» и вошел в полицейское управление на Сент-Олдейтс, где передал сумку в окошко для потерянных вещей.

– Где вы ее нашли? – спросил дежурный сержант.

– Должно быть, кто-то ее потерял…

– Хорошо бы вам сообщить свое имя…

– А, нет! Ни к чему.

– Может, получите вознаграждение!

– Будь здоров, приятель.

Тридцать вторая глава
Понедельник, бго января, после полудня

В своей поэме «Прелюдия» Вордсворт вспоминает, как успокаивало его журчание реки Дервент, вьющейся сквозь зеленые долины…

Д. Дейчес, «Литературные пейзажи Британских островов»

Редко случалось, чтобы Морс просил подкрепление. Он считал, и это было его личное мнение, что вид (как это часто показывают по телевизору) сотни полицейских в униформе, ползущих цепью через необъятную пустошь, часто вызывает обидные насмешки. Сам он однажды поучаствовал в подобной массовой акции на поле в Северном Стафордшире, которая закончилась пустой пачкой от презервативов, банкой от безалкогольного пива и (на следующий день) досадным приступом люмбаго.

Но после обеда бго января Морс попросил помощников; что касается Льюиса, то он обрадовался, что, наконец, они получили так необходимую им помощь (в лице сержанта Филлипса и двух детективов), которые должны были заняться поисками Маргарет Бауман.

Как ни странно (несмотря на то что, все относящееся к этому делу, было странным, по мнению Льюиса), Морс не удивился, когда узнал, что убитый это Том Бауман. В сущности, сейчас, когда они с Льюисом уселись в пабе напротив больницы, Морс выглядел гораздо спокойнее – и это было (как правильно предположил Льюис) связано с тем фактом, что после сверх человеческих усилий, растраченных на Рождество и в Новогодние праздники, в конце концов Морс изменил себе и купил пачку сигарет. В половине третьего они снова были на шоссе А34, двигаясь в направлении Чиппинг-Нортона, на этот раз с определенной целью – обыскать дом на Чарлбери-Драйв 6, который все больше попадал в фокус расследования убийства.

– Разобьем какое-нибудь из передних окон или может задних? – спросил Морс, когда они уже стояли перед домом, а многочисленные лица через окна в тихом тупичке с живым любопытством наблюдали за тем, что происходит. Но применять подобное силовое вторжение не пришлось. Льюис намекнул, что большинство людей («Ну, моя жена так делает») оставляют ключи соседям; так оказалось и в этом случае – пожилая женщина из 5-го дома услужливо дала им ключи и от передней двери, и от задней. Оказалось, что миссис Бауман уехала в пятницу вечером, сказав, что вернется только в понедельник после работы, но до сих пор не вернулась – по крайней мере, насколько соседка знала.

На нижнем этаже не было ничего особенно интересного, так что Льюис поднялся на верхний этаж и застал Морса в одной из двух спален заглядывающим в массивный темный гардероб цвета красного дерева, который (за исключением старомодного кресла) был единственной мебелью в комнате.

– Нашли что-нибудь, сэр?

Морс покачал головой.

– У него было много обуви.

– Но она нам не очень поможет.

– Вообще не поможет.

– Чувствуете запах, сэр?

– Какой?

– Виски? – предположил Льюис.

Глаза Морса заблестели, когда он принюхался.

– А знаете, думаю, что вы правы.

Среди кучи белых коробок из-под обуви они нашли полупустую бутылку виски «Бэллс» в третьей коробке снизу.

– Думаете, что он выпивал тайком, сэр?

– И что из того? Я тоже выпиваю тайком. А вы этого не делаете?

– Нет, сэр. Я не смог бы скрыть. Моя жена чистит всю мою обувь.

В другой комнате для гостей на верхнем этаже (чуть больше гардеробной), тоже не было ни какой мебели; на голых досках пола были постелены три газетные страницы, а на них рядами лежали зеленые яблоки.

– Они покупают «Сан», – отметил Льюис, когда его взгляд упал на молодую даму с третьей страницы, наклонившуюся вперед, чтобы усилить впечатление от своего мощного бюста. – Как вы думаете, не был ли он скрытым сексуальным маньяком?

– Я тоже… – начал Морс, но остановился, увидев ухмыляющееся лицо сержанта, при этом он и сам улыбнулся.

В спальне, несмотря на то, что мебели там было побольше (и даже подобранной со вкусом, по мнению Морса), на первый взгляд не было ничего интересного, как и в остальной части дома. Две кровати поставлены совсем близко друг к другу и застланы зелеными покрывалами, а возле каждой из них имелась маленькая прикроватная тумбочка. На ближней к окну были дамские принадлежности, которые ясно указывали на то, что это «ее». Справа от двери находился большой гардероб из белого дерева, очевидно тоже «ее», а слева высокий комод, по всей вероятности «его». Одно сложное произведение современного мебельного искусства с зеркалом по середине, двумя полочками над ним (обе заполнены книгами), с ящичками внизу, стояло точно у комода в конце кровати Маргарет Бауман. Так как ее одежды было как минимум в три раза больше, чем его, Морс согласился, чтобы Льюис занимался комодом, пока он осмотрит остальное.

Но никто из них не нашел ничего особо существенного. Вскоре Морс обнаружил, что проявляет гораздо больший интерес к двум полкам с книгами. Толстые корешки четырех книжек в белых переплетах с мягкими обложками представляли собой череду последних международных бестселлеров Джеки Коллинз, а рядом стояли два вероятно еще непрочитанных издания – «Возвращение в Брайдсхед» и «Путь в Индию». Потом следовали два больших и богато иллюстрированных издания о жизни и карьере Мерилин Монро; старое издание Краткого Оксфордского словаря; и, кажется, совсем новое приобретение – книга из серии «Звезды Голливуда», рассказывающая о карьере Роберта Редфорда (звезда, о которой, как и о мисс Монро, Морс все же слышал). На стене у этих полок с книгами висели два цветных снимка, вырезанные из спортивных газет: на одной был Стив Крамп, известный бегун на средние дистанции, а на другой – Ян Теренс Ботэм, блондинистые кудри которого почти касались выреза его английского пуловера. Заголовок «Сексуальные развлечения» на нижней полке привлек внимание Морса, он вытащил книгу и открыл ее наугад:

Рука ее скользнула над коробкой передач и коснулась его ноги под шортами. «Давай поедем к нам – быстро!» – прошептала она ему на ухо.

«Не о чем спорить, любовь моя!» – ответил он хриплым голосом, в то время как мощная «Мазератти» повернула на улицу…

На следующее утро, когда они лежали рядом…

Подобного рода умеренная порнографическая литература не привлекала Морса и он, поставив книгу обратно на полку, заметил, что из соседнего тома, озаглавленного «Руководство по вязанию», что-то высовывается. Это была почтовая открытка из Деруэнт-Уотера, адресованная миссис Бауман. Штемпель на почтовой марке был от 29го июля, а текст на карточке был следующим:

Привет из возвращённого Рая – ты побывай здесь со мной.

Эдвина

Морс повернул открытку и мечтательно посмотрел на бледную зелень холмов, прежде чем положить ее обратно на место. Странным было это место, подумал он в то мгновенье. Подобного рода литература вряд ли была любимым чтением для отдохновения Тома Баумана. Очевидно, Эдвина была одной из приятельниц Маргарет, или местной жительницей, или кем-то из ее коллег в Оксфорде. Скоро он забыл об этом.

Спустившись на нижний этаж, Льюис собрал в кучу документы, которые отделил от множества писем и счетов, напиханных без разбора в два ящика углового шкафа в холле – вода, электричество, ипотека, больничные страховки, банковские извещения, страховки на машину. Морс, со своей стороны, сел в одно из кресел и закурил сигарету.

– Ужасно перепутаны у них счета и разные бумаги, сэр!

Морс кивнул.

– Хмм!

– Похоже, кто-то недавно рылся в них.

Морс дернулся в кресле, будто какой-то плавно движущийся перед ним шофер решил внезапно и без предупреждения нажать на тормоза.

– Льюис! Вы гений, сынок! Газета! В кухне лежит кипа газет, и я их просмотрел, пока вы здесь были. И знаете что? Думаю, что там был и сегодняшний номер!

Льюис почувствовал, как кровь все быстрее бежит по венам, пока он следовал за Морсом на кухню, где под номером «Оксфорд таймс» за прошлую неделю был «Сан», с датой от 6-го января.

– Должно быть, она приезжала сюда, сэр. Морс кивнул.

– Я думаю, что она вернулась сюда, после того как мы видели ее утром. Вероятно, она механически взяла газету у двери…

– Но все же, кто-то должен был ее видеть!

– Пойдите, проверьте, Льюис.

Две минуты спустя Льюис вернулся: женщина из дома напротив, которую живо интересовали все события, видела, как Маргарет Бауман выходила из такси.

– Такси?

– Так она утверждает – и вошла в дом в половине второго.

– Когда мы возвращались в Оксфорд…

– Что она могла искать, сэр?

– Вероятно, хотела забрать какой-то документ строительного кооператива, или у нее закончились деньги. Может быть, поэтому те ящики были так перерыты.

– Можем легко проверить – в строительных кооперативах.

– Хотите сказать, проделаем то же, что и с косметическими салонами?

Морс усмехнулся.

– Нет! Оставьте Филлипсу и его парням завершить это муторное занятие, Льюис! Меня гораздо больше интересует, почему она приехала на такси.

– Может, заставим сержанта Филлипса проверить такси? – ухмыльнулся Льюис, когда они выходили из Чарлбери-драйв 6. В доме стоял ледяной холод, и они покинули его с радостью.

В этот же день, в 16:45, «Метро» Маргарет Бауман обнаружили вместе с оплаченной квитанцией за стоянку на Сент-Джилс, и новость сразу же была передана в Кидлингтон. Но складной зонт, спрей с жидкостью от обледенения и восемь жетонов из гаража «Эсо» не могли, по мнению Морса, оказать какую-либо помощь в расследовании убийства.

Только в половине одиннадцатого следующего утра сержант Виккерс позвонил в Кидлингтон из Сент-Олдейтса, чтобы сообщить необычную новость – нашли сумку Маргарет Бауман. С замиранием сердца Виккерс узнал, что сам Морс прибудет немедленно – для осмотра находки.