Текст книги "Август"

Автор книги: Кнут Гамсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

XI

Август снова отправился в Новый Двор к Ездре и Осии.

– Приехал один хозяин невода, так вот, он хочет здесь построиться и жить, – начал он свою речь. – Это тот самый, который запер больше всех сельди, словом, его неплохо бы залучить в Поллен. А звать его Оттесен.

– Ну, Оттесен так Оттесен, – равнодушно промолвил Ездра.

Оказывается, этот Оттесен не прочь откупить у Ездры кусочек болота, хотя бы и самую топь, и поставить там свой дом.

Ездра лишь криво улыбнулся, услышав о таком нелепом пожелании.

– Ну да, – сказал Август, поняв Ездру, – ничего хуже я тебе и предложить не мог, но...

– Ну да, – сказал и Ездра. – И не будь это ты, я уж знаю, что бы я с тобой сделал.

– Не иначе, ты совсем стал плохой на голову.

– Вы только не подеритесь, – улыбнулась Осия.

Август:

– С такими идиотами и связываться не стоит! Приезжает народ из разных концов страны, хочет здесь осесть и не может даже купить участок под дом. Каролус, по правде говоря, это единственный человек, который понял свою выгоду, вчера он положил в банк семь тысяч под проценты, это к тем пяти, что у него уже там лежали.

– Всего двенадцать тысяч! – вскричала Осия.

– Зато он распродал всю свою землю, – сухо заметил Ездра.

– Зато у него теперь есть двенадцать тысяч! – завопил Август. – Ты что, не понимаешь, о чём я говорю? Может, тебе по слогам повторить?

Ездра, всё так же холодно и неуступчиво:

– Мне бы не хотелось быть на его месте.

Август безнадёжно качает головой:

– С тобой бесполезно разговаривать! У тебя понятия меньше, чем у ребёнка. Не будь это в убыток для всего Поллена, я бы вообще с этим не заводился, потому что толку всё равно нет. Я организовал здесь почту, я открыл банк; я построил много домов, на которые глядеть и то приятно; я превратил Поллен в место, которое знают все, в настоящий маленький город. Скоро у нас здесь будут фабрика рыбной муки, здания для банка и для управы, словом, всё, что только можно. Но некоторым людям хоть кол на голове теши – толку не будет.

– А на кой нам этот банк? – невозмутимо спросил Ездра.

– Нет, вы только послушайте! В банк мы должны вкладывать деньги, а потом брать из него ссуды и таким путём зарабатывать друг на дружке. Так поступают во всём мире, а стало быть, это правильно. Но если судить по-твоему, мы ничего этого делать не должны, мы не должны идти в ногу со временем, не должны увеличивать оборот, развивать промышленность и создавать для Норвегии кредит во всём мире. А вдруг Норвегии придётся делать заём? Дурацкая болтовня, и больше ничего. Тогда, пожалуйста, ответь мне на один вопрос: а что лично ты, Ездра, делаешь со своими деньгами? Спишь с ними, что ли?

– Ха-ха! – презрительно хохотнул Ездра. – У меня нет двенадцати тысяч!

– Вот видишь! Ты сам виноват!

– Словом, у меня их мало! – Ездра поднимает взгляд и продолжает: – Сдаётся мне, мои деньги лежат там на полочке, в серой бумаге.

– Верно. Но не лучше ли было положить их в банк и получать проценты?

– Нет, Август, ты в этом ничего не понимаешь. Спору нет, ты разбираешься во всяких важных делах, в серебряных рудниках и фабриках например. А шиллинги, которые у меня лежат, я скопил, чтобы уплатить налоги. Вот заплачу их и опять останусь без денег.

– Я, между прочим, разбираюсь не только в серебряных рудниках и фабриках, – обиделся Август. – Если мне не изменяет память, я помог тебе осушить болото и вообще помогал со строительством.

Осия:

– Разве он неправду говорит?

– А чего ради они все поналезли в Поллен, эти люди? – вдруг без всякого перехода спросил Ездра. – Чего им дома не сидится?

Август:

– Прикажешь гнать их обратно? Но тогда Поллен не будет расти. Это ж надо такое сказать! Разве у всех людей на свете нет своего дома, своего крова, своей страны? Но они приезжают именно сюда, потому что здесь каждый год можно запирать сельдь, они строятся, оседают здесь, и жителей становится вдвое больше. Тебе, может, на это и наплевать, но это очень важно. Появляется больше людей, которым ты можешь продавать молоко, и всякие молочные продукты, и убоину, люди дерутся из-за твоих продуктов, набивают цену, и ты получаешь за них всё больше и больше...

– Но откуда те, кто дерутся за мои продукты, возьмут столько денег? Тогда они должны их много получать в другом месте, – задумчиво произнёс Ездра, – а стало быть, и мне придётся за всё платить больше. По-другому и быть не может. Ведь и цены тогда поднимутся.

– Да, верно, – сказал Август, слегка обескураженный, – но это уж не твоя забота, коль скоро ты своё всё равно получишь.

Августу и самому не показался убедительным такой ответ, он натужно засмеялся и перевёл взгляд на Осию. Потом вдруг воскликнул:

– Впрочем, что с тобой разговаривать! А ты как поживаешь с детишками? – вдруг спросил он, повернувшись к Осии.

– Спасибо, – ответила она, – живём себе помаленьку.

– Как я вижу, ты хочешь обзавестись ещё одним, сколько их всего будет-то?

– Даже и говорить не хочу, – рассмеялась она, – Ездра у меня прямо как тролль.

И вдруг Ездра очень серьёзно замечает:

– Столько народу наш Поллен не прокормит.

Август, обескураженный его серьёзным тоном:

– Да ну!

– Конечно, не прокормит. На свете нет ни единого человека, которого кормят банки и промышленность. Ни единого.

– Так-так, а чем же они тогда кормятся?

– А кормят их ровно три вещи, ни больше и ни меньше, – отвечает Ездра. – Это зерно в поле, это рыба в море и это звери да птицы в лесу. Три вещи. Я долго об этом думал.

– А некоторых людей всё же кормят деньги...

– Нет, – ответил Ездра, – ни одну-единственную душу.

Молчание. Август:

– А что ж такое ты собираешься ткать, Осия? Я смотрю, у тебя кругом мотки пряжи лежат.

– Да ничего особенного, просто ткань для белья.

– Неужто у тебя есть время, чтобы ткать?

– Иногда выкраиваю, но в основном этим занимаются девочки.

– Но ведь в лавке у твоей сестры довольно и белья, и тканей.

– Это всё не про нас, там вещи тонкие и непрочные, и в них слишком много бумаги.

– Когда б все рассуждали как ты, Поулине бы ничего не продала и деньжонок не поднакопила.

Ездра, по обыкновению, сидел, погружённый в раздумья, не иначе как размышлял о чём-то своём и не обращал внимания на разговор, потому что вдруг покачал головой и повторил:

– Нет и нет, такой куче чужих людей здесь жить не с чего, пахотной земли не хватит.

Август, не скрывая раздражения:

– Всё-то ты знаешь! Но покуда Господь посылает нам сельдь, тебе незачем тревожиться насчёт пахотной земли и пищи для полленцев. А ещё я тебе скажу, дорогой мой Ездра, что ты из тех, которые всё ходят, бормочут себе под нос и работают из последних сил по старинке, а сам ты ничего не видишь и живёшь как сыч, и во всём Поллене не сыщется человека, который был бы на твоей стороне.

– Я делаю что могу, – ответил Ездра, – и до сих пор дела у нас шли не под гору, а в гору. – Он улыбнулся. – У нас как новая корова, так и новый ребёнок, значит, в конце концов коров станет ещё больше, потому что Осия горазда рожать.

Осия не поддержала шутку; вздохнув, она сказала:

– Да, но мы живём в одиночестве, и соседи нас не любят.

– Наплевать, – утешил её Ездра.

– Они думают, будто нам помогает нечистая сила.

– Раз так, пусть и дальше себе думают. На кой нам их помощь? Мы оба, ты да я, работаем не покладая рук, у нас есть усадьба, из года в год мы ведём хозяйство, мы никому ничего не должны, каждый год осваиваем новую делянку, а это не так уж и мало. Старшие дети уже выросли, младшие подрастают. Вот старший скоро вернётся из Тронхейма, будет нам помогать. Когда-то в Поллене жил человек, которого звали Мартинус, ты, Август, верно, его помнишь. Так вот он учил меня быть довольным тем, что есть.

Словом, всё это был пустой разговор. И ни слова о торговле и процветании Поллена. Август не вытерпел и опять спросил:

– Короче, как я понял, ты не желаешь продать участок Оттесену?

– Не желаю, – ответствовал Ездра.

– Он тебе знаешь сколько денег отвалит!

Осия перебила его:

– Не надо вам больше про это говорить, ничего не получится, кроме неприятностей.

Август, настойчиво:

– Я просто хотел сказать, что ему дадут за это очень много денег.

– Верю, – ответил Ездра, – но, чтоб заплатить налоги, мне и без того хватает, а что касается остального, то моя семья не из тех, кто охоч до новомодных товаров.

– Бог знает, что ты несёшь! – взорвался Август. – Время, и новые моды, и прогресс – всё это не имеет к тебе ни малейшего отношения! Может, ты не пожелаешь покупать и рыбную муку, которую мы будем делать на фабрике?

– Отчего ж, может, и пожелаю, если это окажется лучше и дешевле, чем удобрять землю селёдкой. Вот как я делаю сейчас.

Август завершает разговор мрачным высказыванием насчёт странного образа мыслей и вообще ограниченности некоторых людей.

Просто стыд и позор, что такой хозяин невода, как Оттесен, не может купить участок под строительство. Для Августа эта мысль просто невыносима, и он решает уступить Оттесену кусок собственной луговины. Есть у него такой участок, но он собирался использовать его для одной затеи, очень важной и полезной для Поллена, он его вспахал и разборонил, чтобы посадить...

– А что посадить-то? – спрашивает Ездра.

– А теперь на этой луговине поставят дом, – завершает свою речь Август.

И вот какая странность: ведь до сих пор Август почти никогда и ни в чём не испытывал сомнений. Но вдруг в Поллене и впрямь окажется слишком много народу? Он пораздумал об этом, и настроение у него резко испортилось, глупое упрямство Ездры вывело его из себя: неужто и в самом деле Поллен не сможет жить за счёт банка и промышленности? Сколько он ни бродил по свету, в этом вопросе все были едины. Разве для банка не нужен сейф? Не нужны помещения? Как ни крути, а уж без этого не обойтись. Стало быть, в первую очередь потребуется земля под застройку. А где её взять? Он с великим раздражением вновь вернулся к той мысли, которая докучала ему в последнее время: строить больше негде, кроме как у себя на голове. Ну, это, конечно, преувеличение, он даже зубами заскрипел из-за своей привычки говорить больше, чем надо, ведь есть же полоска земли у Каролуса, сбоку от амбара. Вот только годится ли она под банк? Даже если снести амбар, поскольку Каролусу никакой амбар больше не нужен, участок от этого лучше не станет, потому что расположен в неприличной близости к коровнику. Тут Август без всякого перехода ушёл в размышления о доме для управы. А этот дом где прикажете ставить? Вот и для него нужен строительный участок. Чёрт подери, стоит пройти несколько сот метров за околицу, и там места сколько хочешь, но ведь такой дом должен стоять в самом Поллене, и с башней на крыше, как Август это себе представляет. Словом, Август угодил в тупик, но беда невелика, он находил выход и не из таких тупиков, найдёт и теперь, можете не сомневаться. Но в данную минуту он изливает свой гнев на обстоятельства и на людей, и кончится всё, пожалуй, тем, что Поллен, который он в мыслях видел таким большим, в действительности станет жалким подобием города, где проживает от силы пятьсот человек – да какие там пятьсот, не пятьсот, а сто, нет, не сто, а пятьдесят человек, пятьдесят придурков, нищих и бестолковых. Тогда управа будет собираться в комнате у старосты и вершить свои важные дела в углу за печкой. Просто думать тошно! А когда прибудет банковский сейф, который он заказал по телеграфу, то для него и дома-то не найдётся!

Но дом должен найтись. Надо только, чтобы полленцы спокойно спали, а больше ни во что не лезли...

Когда он вошёл в лавку, там стояла Ане Мария и ещё несколько покупателей. Между ними шёл оживлённый разговор, и в данную минуту речь держала Ане Мария.

– Вот хорошо, что ты пришёл! – воскликнула она. – Я хочу попросить тебя о помощи!

Август, всё ещё пребывающий в дурном настроении, ответил:

– Не могу же я помогать всем подряд. Тебе чего от меня надо?

Ане Мария сказал, что Август вполне может всем помочь, а без него ничего не выйдет. И пусть он для начала послушает, о чём у них тут шёл разговор: вот у неё нет детей, а она в последнее время стала много о себе понимать и желает взять двух бедных детишек и воспитывать их как своих собственных. Вот о чём у них шла речь.

– Ну и?..

Так вот: что думает Август по этому поводу и каких детей он посоветовал бы ей взять.

Август заметно оживился от сознания, что от него требуют помощи и в этом деле, поистине, он должен обо всём заботиться.

– Благослови тебя Бог, Ане Мария, – сказал он, – ты достойный человек, ты не из тех, кто думает только о себе!

– Правда?

Ане Мария ничего не имела против такой похвалы, нет и нет, она тоже была тщеславна. Конечно, она могла бы и сама подобрать двух детишек, но ей хотелось извлечь как можно больше выгоды из своей затеи, растрезвонить о ней в лавке, услышать слова похвалы.

– Ну, не одна я, – ответила она, – Каролус ведь тоже...

– Да, вы оба просто благословение для здешних мест, – решил Август, – без вас в Поллене до сих пор стояло бы семь домов да два амбара!

– Не забывай и про себя! – кокетливо запротестовала она.

Короче, каждый признал заслуги другого, и оба пришли в отменное расположение духа. Поулине тоже присоединилась к похвалам в честь Ане Марии и даже называла её на «вы» и всячески ублажала.

– Не каждый способен подумать о невинных малютках, как это делаете вы, – так сказала Поулине, тощая старая дева Поулине, которую дети совершенно не волновали.

– Итак, двое детишек, – повторил Август и задумался. – И они должны быть из одной семьи?

– А как по-твоему?

– По-моему, так. И чтоб внебрачные дети?

– Вот уж не знаю, – смутилась Ане Мария.

Август же, продолжая свои изыскания, задал очередной вопрос:

– И чтоб были маленькие?

– Да, желательно маленькие. Впрочем, я буду рада любым, какие бы они ни оказались.

– И чтоб мальчик и девочка?

– Желательно, – устало ответила Ане Мария. – Просто мы хотели, раз нам позволяют средства, сделать доброе дело.

– Да, у вас им будет очень хорошо, – сказала одна из покупательниц, стоявшая у прилавка, а вторая так и вовсе, покачав головой, изрекла:

– Скажем так: как ангелам в раю!

И Ане Мария выслушивала похвалы, и раздувалась от гордости, и заверяла, что у неё дети не будут терпеть нужды ни в еде, ни в питье.

– И всё же какие они должны быть? – спросил Август и глубоко задумался. Это прозвучало так, будто он мог по пальцам перечесть всех детей в Поллене, хотя, по правде говоря, вообще ни одного не знал. Да и откуда ему было знать полленских детишек? Он не появлялся здесь больше двадцати лет, а когда приехал, то и взрослых не всех смог узнать.

– Я ведь про что спрашиваю: какие у них должны быть глаза, карие или голубые, и какие волосы, светлые или тёмные?

– Да какие есть, такие пусть и будут, – отвечала Ане Мария, – всё равно я их буду любить.

– Что до меня, – с достоинством промолвил Август, – то мне довелось повидать на этой земле множество людей. У одних были чёрные глаза, у других, можно сказать, белые. Но хуже всего были люди с красными глазами, похожими на шляпки медных гвоздей. Вот с такими опасно встречаться на узкой дорожке. И один раз вышло так, что не то триста, не то четыреста таких медных гвоздей разом уставились на меня, после чего всё, что я ни ел, отдавало медью.

– Вот это да!

– Так что не всё равно, какие у человека глаза, – наставлял Август. – Но коль скоро ты перепоручила это дело мне, то уж я поспрашиваю, где надо. Таких детишек, какие тебе нужны, нелегко будет сыскать. Они должны не опозорить тебя, когда станут ходить в красивой одежде, что ты им справишь. Да и родители их чтоб были людьми достойными и порядочными, хоть мать, хоть отец. Уж я-то за этим прослежу, можешь не беспокоиться...

Словом, при всём желании никто не мог более энергично взяться за это дело, чем Август; он с места в карьер принялся подыскивать парочку подходящих детишек. Времена стояли добрые, в заливе то и дело запирали очередной косяк сельди, так что трудно было найти людей достаточно бедных для того, чтобы отдать детей в чужие руки. Пришлось ему забраться подальше, в Северный посёлок, чтобы поискать там, но и Северному посёлку перепадало достаточно от уловов в Нижнем Поллене, нигде не бедствовали, так что Августу даже приходилось выслушивать насмешки: уж не думает ли он, что у них затем только и родят детей, чтобы раздавать их потом по чужим людям?

Август возвращался домой, садился, утирал пот со лба, после чего докладывал Ане Марии: итак, он делает всё, что только может, он старается изо всех сил и не щадит себя. А в ответ слышит издёвки и насмешки.

Ане Мария выслушивала его отчёты с удивлением. Неужто селение настолько разбогатело? Здесь вроде всегда было полным-полно детей, за эти годы у неё стало привычкой приглашать к себе тощих, иззябших малышей, потчевать их чем-нибудь, а теперь она стоит, простирая к ним руки, и не может зазвать ни одного.

Но Август не растерялся, он опять начал думать, прикидывать, после чего сказал:

– Вот если б ты не захотела прямо сейчас, вынь да положь, обзавестись детьми, я мог бы кому-нибудь их заказать.

Ане Мария бросила на него быстрый взгляд, уж не смеётся ли он над ней, но Август и не думал смеяться. У него был вполне серьёзный вид, можно даже сказать, благочестивый.

– Не понимаю, что за времена настали, – сказала она, – люди пошли какие-то ненормальные. Детей всегда было полным-полно, просто девать некуда; когда я была помоложе, всё вокруг так и кишело детьми. Два ребёнка в три года – это считалось нормальным, а теперь!..

Но Август продолжал развивать пришедшую ему в голову мысль:

– А сама-то ты не готова подождать хоть один год?

Ане Мария:

– Нет, я предпочла бы иметь их сразу. А через год – поди знай, кто из нас будет жив через год. Вдобавок теперь у нас есть деньги...

Тут Август вдруг начинает сердиться и огорошивает её следующим вопросом:

– А почему, чёрт подери, ты сама не народишь себе детей? В чём дело?

– Сама? Да я бы с превеликой охотой, но никак не получается!

– Почему? Что вам мешает?

– Уж Каролус так старается, что больше и требовать нельзя, и... ничего не выходит.

– Вот будь я на его месте!.. – вскричал Август. И на сей раз это были не пустые слова, он даже побагровел весь и заёрзал на стуле. Само собой, он и тут не мог удержаться от хвастовства, заявив, что уж с ним-то у неё, у Ане Марии то есть, было бы столько детей, сколько ей нужно.

– Ты это серьёзно? – спрашивает она.

– Конечно, серьёзно.

Она должна понять, что он объездил весь свет и никто на него не жаловался по этой части.

– Такой ты, значит, был лихой?

– Такой, – кивнул он, – мне равных вообще не было.

– Вот бы нам тогда сойтись, – сказала она. – Но сейчас для нас уже слишком поздно.

Это почему же слишком поздно? Она что, думает, будто он из тех, что встречаются в Турции и в Египте? Так пусть не думает.

Какое-то время они толковали об этом, но, помянув Турцию и Египет, Август дал волю своему воображению и стал рассказывать о тамошних впечатлениях; возбуждение его, видимо, прошло, и он увлечённо принялся фантазировать: была в его жизни такая пора, когда он проклял всё, что связано с женщиной и с любовью, а причина вот какая – он попал в одно большое королевство и там влюбился в знатную даму, ну не совсем чтобы в принцессу, но, может, сестру принцессы или что-нибудь в этом роде, и была она знатного рода, и было у неё пять рабынь, или не пять, а три, чтоб отгонять от неё мух, когда жарко.

– Как всё получилось: то ли министр её заставил, то ли по другой причине, но только она мне изменила, – сказал Август, – и вот с того дня я навсегда покончил с женщинами.

– Это пройдёт, – утешила его Ане Мария.

Но Август продолжил свой рассказ:

– Конечно, тело у неё было не совсем белое, не сказать чтобы чёрное, но и не белоснежное, это уж точно, и ещё у неё было огромное богатство, однажды она мне дала целую пригоршню жемчуга, просто так. Крупные такие были жемчужины, из тех, которые добывают в Тихом океане и которые ценятся подороже иных брильянтов.

Но Ане Марии хотелось вернуться к прерванной теме, и она спросила:

– А у тебя с ней что-нибудь было?

– Ну само собой, – гласил ответ.

– А сколько лет прошло с тех пор?

– Много прошло, очень-очень много. А почему ты спрашиваешь?

– Раз прошло так много лет, тебе, верно, сейчас так уже не суметь...

Август, снова воспламенившись:

– Это почему? Думаешь, я уже никуда не гожусь? Хочешь проверить меня? Что молчишь?

– А ты разве спрашивал? Я просто слушала... Но я хочу именно того, чего хочешь ты.

И тут Август повел себя совсем уж для неё непонятно. Он рывком поднялся с места, в два шага достиг двери, остановился и начал что-то бормотать, ломая руки. Ане Мария решила, что он углядел кого-то через окно, и спросила:

– Там что, Каролус?

– Каролус? Нет там никакого Каролуса, – ответил Август, мало-помалу приходя в себя. Перед тем как удалиться, он сказал ей, однако уже без всякой нежности во взгляде: – Если ты хочешь того же, чего хочу я, тогда не тревожься, что у тебя не будет ребёнка, которого надо воспитывать.