Текст книги "Август"

Автор книги: Кнут Гамсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

IX

Август сказал Каролусу:

– У тебя бумажник уже трещит по всем швам! Ой, пора, пора открывать банк в Поллене.

– Угу, – ответил Каролус.

– Ведь не можешь же ты таскать с собой все свои деньги! Ты должен поместить их в полленский банк и получать с них проценты.

– Угу, – ответил Каролус. Он по-прежнему ничего не понимал. А вдобавок ничего не имел против того, чтобы расхаживать среди людей и выхваляться своим толстым бумажником. Каролус вообще любил быть на виду.

– Сегодня вечером мы соберёмся у Йоакима, чтобы переговорить насчёт банка, – продолжал Август. После всех разговоров на эту тему Август не сомневался, что Каролус не захочет оставаться в стороне.

И Август пошёл дальше, извещая всех о предстоящей сходке, он собрал народ, он вспомнил самые разные имена, против одних ставил галочки, других вычёркивал. Перед этим он перетолковал со шкиперами и хозяевами неводов в Нижнем Поллене, затем пошёл к той новостройке, возле лодочных сараев, где работал Эдеварт, заставил его спуститься с лесов и ввел в курс дела.

– Да у меня всего-то и наберётся крон пятьсот, – жалким голосом признался Эдеварт.

Август рассмеялся:

– Ну и чудак же ты! Впрочем, ты всегда был таким. Да не нужны мне твои кроны, сегодня вечером мы только поставим свою подпись и внесём по десять крон с каждой сотни, а уж потом, через месяц, надо будет внести остальное. Но пятьсот крон – это всё равно очень мало, это ведь всего-навсего пять акций, а для начала надо их иметь не меньше ста.

– Но у меня больше нет денег, – говорит Эдеварт.

– Тогда слушай: собрание будет сегодня в семь часов, за председателя сядет Йоаким, твой брат, а если он не захочет, тогда я, но уж протокол-то вести он, во всяком случае, не откажется. Когда мы начнём ставить свои подписи, не лезь первым, потому что я с этим делом покончил, я больше не вру и не хвастаю, но когда двое или, скажем, трое из Нижнего Поллена подпишутся на какую-нибудь чепуху, тогда придёт твой черёд и ты выкрикнешь: пятьдесят акций!

Эдеварт вздрагивает:

– Сколько-сколько?

– Ну это уж не твоя печаль, – успокаивает его Август, – денег я тебе дам. Вот тебе для начала пятьсот крон на сегодняшний вечер.

– Ну раз так, – говорит Эдеварт и берёт протянутые ему бумажки.

– Только об этом никто не должен знать, смотри же, никому не рассказывай!

– Ладно.

– Понимаешь, я теперь стараюсь не привирать, но, если ты попросишь пятьдесят акций, другим станет стыдно просить меньше, и они потянутся за тобой.

Эдеварт кивает.

Часы показывают семь.

Гостиная у Йоакима набита битком, все сплошь держатели акций, а к ним в придачу – Теодор. Царит торжественная тишина. Йоаким, который в общем-то привык вести всякого рода собрания, на сей раз уклонился, потому что не слишком понимает, что происходит, и просит уволить его от этого. Август полюбопытствовал, готов ли он, по крайней мере, вести протокол.

Отчего ж, протокол он вести может. В смысле писать...

Итак, Август поднимается со своего места. Обычно па собраниях селения тот, кто говорит, не встаёт, но Август, ох уж этот Август, чёрт его подери, встал. Август говорил свободно, не так чтобы очень логично, но увлекательно, громким голосом, про то, «как оно есть в других краях», адресуя свои призывы к досточтимым жителям Поллена, большим и малым. Перспективы, мол, самые хорошие, ослепительное будущее, надо только забросить невод, который вытянет много миллионов, или, скажем, чтоб не преувеличивать, один-то миллион наверняка принесёт. Коль скоро выяснилось, что община не желает брать заём в банке, надо пустить в ход частное предпринимательство. Банк – он для всех полезен, больше всего для загородного строительства, для капитанов в Нижнем Поллене, ну и для всего селения, коли на то пошло. Поллен, их родной Поллен, скоро начнёт получать один подарок за другим – от банковских щедрот. Вдобавок нельзя не упомянуть, что банку потребуются помещения, здесь, если по совести, негде разместиться даже правлению банка, потом надо соорудить здание для управы, как это делается во всех других местах, но, чтобы не слишком уж размахиваться, банку нужен, по крайней мере, шкаф для денег, сейф, а чего ради обзаводиться сейфом, если не будет банка? Он советовался с изрядным количеством директоров банков за границей, и они уговорились, что надо выпускать акции номинальной стоимостью по сто крон штука, с тем чтобы и не слишком богатые люди могли подписаться на одну, пять или десять акций, в зависимости от своих финансовых возможностей. И он всё обдумал касательно полленского сберегательного банка: если пойти таким путём, то наберётся акций двести, иначе говоря, двадцать тысяч крон, вот как он себе это представлял, потому что эти акции принесут хорошие проценты, возможно, даже по десять, а то и по двадцать процентов. Господи благослови, разве не у нас каждый год богатейшие уловы сельди – богаче, чем в Эйд-фьорде, Лангнесе или, скажем, в Экснёс-фьорде? Из этого не следует, что уже сегодня вечером мы должны собрать все деньги, потому как сегодня вечером мы только должны подписаться и внести всего по десять крон с каждой сотни. Зато ровно через месяц, начиная с этого дня, надо будет внести свою долю полностью и получить взамен большие и красивые акции. Я прихватил их с собой, чтобы показать господам кой-какие из моих заграничных, сказал Август, и поднял над головой две внушительные пачки бумаг с золотой каймой, узорами и печатями. Поскольку было высказано желание поглядеть на них поближе, Август пустил акции по рукам, не прерывая, впрочем, своей речи. Ну конечно, они написаны на иностранных языках и тому подобное, но господа, во всяком случае, могут себе представить, как это выглядит, вот тут у меня есть акции серебряных рудников в Южной Америке. А теперь хватит разглядывать бумаги, теперь надо вспомнить, чего ради мы тут собрались, а собрались мы с вами, чтобы подписаться на банковские акции. Тем самым мы учреждаем Полленский сберегательный банк и желаем ему всяческого процветания. Я вижу, хозяин невода хочет подписаться, не так ли, господин Иверсен?

– Да, на пять акций, – отвечает Иверсен. Йоаким вносит его в список. Он уже кое-что записал, пока Август держал свою речь, отмечал главные пункты, теперь же он записывает имена по мере поступления заявок.

Празднично одетый молодой человек подаёт знак, и Август возвещает громким голосом:

– Капитан Людер Мильде, яхта «Роза», вам сколько?

– Десять акций, – отвечает Мильде. Йоаким пишет.

– А теперь интересно, кто будет следующий, – бормочет Август.

Поднимается Теодор, этот придурок.

– Одну, только ради того, чтобы быть со всеми вместе. Приглушённые смешки. Йоаким не торопится вносить его в список.

– Зря ты здесь дурачишься, – говорит Август. – У тебя разве будет остальные девяносто крон через месяц?

– Может, и будет, – говорит Теодор.

– Ну а десять, на первый взнос, у тебя сегодня есть?

– Десяти у меня тоже нет, но... Общий смех. Теодора не записывают.

– Пятьдесят акций, – говорит чей-то голос из угла, от дверей.

– Пятьдесят? Это кто сказал?

– Эдеварт.

– Эдеварт? Какой ещё Эдеварт?

– Эдеварт Андреасен.

Йоаким опять не торопится записывать. Поулине, которая тоже пришла на собрание, словно что-то толкнуло, она испуганно и вопросительно смотрит то на одного, то на другого и ничегошеньки не понимает.

– Наш Эдеварт? – спрашивает Йоаким у Августа. – Это что, шутка?

Август, глядя в тёмный угол, говорит такие слова:

– Ну, Эдеварт, если ты хочешь взять пятьдесят акций, это значит, что ты больше всех веришь в полленский банк. Но подумал ли ты о том, что это составляет пять тысяч крон и что пятьсот придётся выложить наличными прямо сегодня, а остаток через месяц, считая с сегодняшнего дня.

– Понимаю, – спокойно ответствует Эдеварт.

– Никуда не денешься, надо внести его в список, – шепчет Август, склоняясь над протоколом с таким видом, будто что-то ищет.

Йоаким обмакивает перо в чернильницу, какое-то время глядит на него, снова обмакивает и, наконец, начинает писать.

Непомерное, искреннее удивление собравшихся. Эдеварт? А не он ли строит дома для чужих людей и тем зарабатывает себе на хлеб, и почти ни с кем не разговаривает, и никогда не улыбается. Вы только поглядите, значит, он всё-таки вернулся из Америки богач богачом, хоть и не хотел в том признаваться. Пять тысяч крон одним махом – а сам-то сидит как ни в чём не бывало. Поулине бросает то в жар, то в холод от волнения, вызванного словами старшего брата, она от всей души радовалась, что и на его долю выпал такой час, её оскорбляло, что после его возвращения полленцы глядели на него как-то сверху вниз, теперь она испытывала удовлетворение. Стало быть, нечего и удивляться, что он не пожелал взять на себя торговлю и лавку, ей даже стыдно сделалось, что она так к нему приставала. Но уж конечно, она с ним ещё разберётся, с этим обманщиком, с этим лукавцем, это ж надо, какая лиса хитрая, сидит себе как ни в чём не бывало...

Заявление Эдеварта чуть не сорвало всю процедуру, полленцы смолкли, но тут Август спросил:

– Сколько у нас теперь? Йоаким:

– Шестьдесят пять.

– Для начала недурно. А теперь ты, Ездра, по тебе вижу, что ты хочешь подписаться на следующие пятьдесят.

Ездра ничего не ответил, он даже не улыбнулся шутке. Крупный землевладелец, земляной тролль, он только и думал что о своей усадьбе и о своей земле, о своём Новом Дворе, как её называли, о том, сколько коров у него отелится и как велик будет после этого надой. Кроме этого для Ездры ничего не существовало, где ж ему прикажете брать шиллинги для каких-то банков? Короче, Ездра не ответил на шутку, он её, собственно говоря, даже и не понял. И это он, в прошлом сорвиголова, который некогда лазил по вантам шхуны «Хермине» и стоял на самой верхушке мачты, так что люди задерживали дыхание, глядя на него.

И тут тишину нарушил Каролус. Из чистого зазнайства и вообще, чтобы не отстать от других, он сообщил:

– Нет уж, следующие пятьдесят будут мои.

– Каролус, пятьдесят акций! – торжественно подхватил Август.

Йоаким утвердительно кивнул:

– Уж тебя-то, Каролус, я запишу.

– Пиши, пиши, – отвечал Каролус, – а ежели вам нужны наличные, то вот они, при мне...

– Нет, нет, – отказался Август, – сегодня вечером с тебя только пятьсот.

Роландсен, который сверху вниз поглядывал на своих соседей с их родственниками-торгашами, заявил:

– Двадцать акций!

Август:

– Сколько у нас набралось?

– Сто тридцать пять.

– Это хорошо. Мы с удовольствием наберём сколько сможем, но после того, как и Эдеварт, и Каролус, а теперь вот и Роландсен с таким размахом подписались на акции, мне сам Бог велел подписаться на десять, слышишь, Йоаким?

Йоаким записывает.

– И меня на десять, – вдруг заявляет Поулине. Покраснев, она закрывает глаза рукой. Это старший брат подбил её на такой поступок, не то она и в жизни бы не подумала класть деньги в Полленский банк.

Ну, само собой, Йоаким вписал и её, но не мог удержаться при этом, чтобы не поддразнить:

– Надо бы ввести тебя в правление. Поулине не замешкалась с ответом:

– Если ты соизволишь и сам приобрести пять акций, мы тебя тоже введём.

– Ну и что? Я беру пять! – восклицает он, хотя лицо у него недовольное. Впрочем, он быстро овладевает собой: – А теперь, вместе со мной, конечно, мы набрали сто шестьдесят.

Август глядит по сторонам.

– Тридцать, – говорит Габриэльсен, тот, что имеет родню в торговом сословии, тот, что говорит по-немецки и купил самый красивый дом у Августа. Август ждал, когда он подаст голос, не сомневаясь, что, если Роландсен возьмёт двадцать акций, Габриэльсен непременно захочет переплюнуть его, потому что привык жить с размахом.

– У нас вот-вот будет две сотни, – промолвил Йоаким.

Теодор по новой подаёт заявку на одну акцию и спрашивает, почему они его отвергают.

– Если потому, что я не могу заплатить, так на это есть мой сын, Родерик. У Родерика целых двести крон.

Август:

– Вот только его самого здесь нет. Так что помолчи, Теодор! У нас уже набралось сто девяносто?

– Да, – отвечает Йоаким.

Тогда Август опять обращается к Ездре и говорит:

– Ну как, записать тебя на последние десять?

Напряжённая тишина в гостиной. Мрачный и недовольный Ездра, ему неприятно, он сидит среди множества людей и всё же одинок.

– Не надо, – отвечает он.

И тут снова поднимается Роландсен.

– Давайте уж я возьму последние десять, чтоб у меня было тридцать.

У Роландсена хватает смекалки, и он прекрасно знает, что говорит: теперь его сосед Габриэльсен не опережает его ни на пядь, теперь у каждого из них по тридцать акций.

Август:

– Итак, у нас полный список. Осталось только заплатить по десять крон с каждой сотни. Иверсен, хозяин невода, идёт первым.

Иверсен платит, Йоаким записывает. Один за другим вносят они свою долю. Большинство уже держат деньги наготове. Поулине не сводит глаз со старшего брата, но Эдеварт держится спокойно и не отказывается от своего слова, Какое там отказывается; деньги лежат у него в кармане, он достаёт их, проходит вперёд и платит. Вы только поглядите на этот денежный мешок, на этого притворщика, ведь если он заранее приготовил пятьсот крон, то, верно, затем, чтобы не показывать народу слишком много денег, а может, их у него целая куча...

А как поступит Каролус? Отвернулся ли он к стене, когда отсчитывал деньги? Нет и нет, он без малейшего смущения демонстрировал свой туго набитый бумажник и рылся в нём так, чтобы все это видели.

– Подсчитай свои, – сказал он Йоакиму, – если не хватит, я добавлю.

Нет, у Йоакима денег хватит, и он записывает свой взнос.

Даже молодой Роландсен всё рылся и рылся в своих банкнотах, словно это Бог весть какая хитрость выбрать из них триста крон. Между прочим, у молодого Роландсена были какие-то изуродованные ногти, они выглядели странно и неприятно. С чего это у Роландсена такие ногти? Те, кто их видел, невольно передёргивались. Если отвлечься от ногтей, Роландсен выглядел отлично. Белый воротничок, золотая цепочка.

Август выложил на стол свою сотенную, пошутив при этом:

– Не забудь выписать мне квитанцию!

Но когда очередь дошла до Поулине, оказалось, что у неё при себе нет денег, какое-то мгновение она сидела в полной растерянности, потом бросилась к дверям, выбежала и вернулась, запыхавшись, с такой же красной бумажкой, как и у Августа, а Йоаким сказал ей на это:

– И нечего было бегать высунув язык, я бы одолжил тебе сколько надо.

Но тут вдруг выяснилось, что у самого-то у Йоакима вовсе нет и пятидесяти крон и ему нечего внести. По гостиной раскатился хохот, а Йоаким густо покраснел. Потом он вдруг поднялся со стула и пожелал уйти.

– Ты куда это? – спросил Август.

– А он собирается побегать высунув язык, чтобы найти деньжонок! – ликовала Поулине.

Август силой усадил Йоакима на прежнее место и протянул ему пятидесятикроновую бумажку:

– Возьми пока! Ты не имеешь права бросать протокол!

Наконец и Габриэльсен, последний из всех, сделал свой взнос. Теперь деньги лежали горкой, целых две тысячи крон.

– А что нам с ними теперь делать? – спросил Йоаким.

Август:

– Ты не мог бы до поры до времени спрятать их у себя?

Йоаким лишь досадливо помотал головой и фыркнул:

– Да я к ним даже и не притронусь! Молчание.

Август:

– Тогда ты, Поулине, должна взять эти деньги. Поулине тоже отказывается.

Тут заявил о себе Каролус.

Если он возьмёт деньги, то в его бумажнике прибавится всего лишь две тысячи крон, так что если проблема в этом...

– Нет, нет! – раздаются выкрики с мест. – Поулине, только Поулине! У неё и почтовый шкаф с замком есть, у неё и страховка, и лавка у неё запирается, и контора запирается...

Пришлось Поулине уступить и взять деньги на хранение. Йоаким поддразнил её:

– Ну, ежели ты припрячешь мои полсотни, не видать мне их больше как своих ушей.

Август подводит итог:

– Наконец-то мы сделали то, что собирались. Через месяц считая с этого дня, у нас в Поллене будет свой банк с капиталом в две тысячи крон. Конечно, это маленький банк, где счёт идёт на шиллинги, а не на кроны, его может разорить любой крупный заём, но для начала это очень даже неплохо. Со временем кто-нибудь захочет вложить в него суммы и побольше, а после того, как мы с такой охотой действовали сегодня вечером, не исключено, что со временем мы начнём подписываться на пятьдесят, а то и на сто тысяч крон, я заглядываю далеко в будущее. Теперь нам осталось только скрепить всё нашей подписью.

Йоаким:

– Кто желает подписаться? Август и об этом уже подумал:

– Все вместе, все акционеры, нас не так уж и много! А начнём, как и в тот раз, с хозяина невода, с Иверсена.

Все присутствующие начинают ставить свои подписи на очередной бумаге, лежащей на середине стола, под лампой расписывается Роландсен, у которого такие уродливые ногти. Теодор тоже пробился вперёд и пожелал внести своё имя, но его отогнали.

Август продолжал развивать бурную деятельность, люди всё прибывали и прибывали в Поллен, а потому он, как лицо руководящее, должен был похлопотать насчёт строительных площадей для приезжих. Каролус успел тем временем распродать всю свою пахотную землю, однако теперь его охватила тревога, и в сердце поселилась боль. Он даже спросил у жены:

– А может, нам не следовало так делать, Ане Мария?

Она:

– Ты это про что? Чего нам не следовало делать?

Он, покачивая головой:

– Это ж была сплошь пахотная земля, теперь у нас ничего, кроме выгона, не осталось.

Но Ане Марию это отнюдь не пугало, и она сказала то, что думала:

– А вспомни, как обстояло дело в последние годы? Разве ты сам не брюзжал насчёт того, что тебе надо горбатиться на пахоте? И в одиночку ты управиться не мог, нанимал помощников со стороны, а теперь этой заботы у тебя больше нет.

Миролюбивый и не слишком работящий Каролус только голову наклонил.

– Да-да, – продолжала она, чтобы его утешить, – ты уже не такой молоденький, чтобы справлять тяжёлую работу, и вообще уже не тот, что раньше.

Вот тут Ане Мария была права, она всегда оказывалась права. В конце концов, он и сейчас не развалина, он ещё достаточно молод и ловок, хоть в отношениях с ней, хоть в работе. Ну а ко всему прочему, у него оба кармана набиты деньгами, скажете, это ничего не значит? Вот когда откроют банк, тогда он и разгрузит эти карманы, а Ане Мария, может, станет не так охоча до мужиков, не пристало в её-то возрасте...

Очень многие полленцы ждали, когда наконец откроют банк, застройщики, что победнее, надеялись получить ссуду под дом или участок. Август же, организатор всей этой затеи, всегда готовый прийти на помощь, всячески поддерживал в них эту надежду. «Дадут тебе, дадут ссуду, – говорил он, – уж об этом ты не тревожься!» И не самые богатые люди доводили строительство до конца, и въезжали в новый дом, и жили там в своё удовольствие.

Итак, Полленский банк был открыт. Они подыскали человека, из соседнего банка, к северу от Поллена, чтобы он пришёл и поучил полленцев вести банковские дела, и многие жители воспользовались благоприятным случаем обучиться этому непростому делу. Собирались они в гостиной у Йоакима, банковский служащий учил их, как надо считать деньги и как записывать, но, чтобы облегчить задачу слушателей, он прихватил с собой уже заполненные бланки для образца и таблицы по расчёту процентов, с которыми в случае надобности можно было сверяться. Сам Йоаким не желал вникать в банковскую премудрость, он даже отказывался писать вместе со всеми, а сидел себе тихонько, как мелкий акционер, каким и был на самом деле. Молодого Роландсена, который, как оказалось, лучше всех умел считать и вести бухгалтерские книги, временно посадили во главе стола и назначили директором банка. Но поскольку он для Поллена оставался человеком пришлым, при нём учредили правление банка, состоящее из трёх человек. Первым советником стал Каролус, как наиболее крупный акционер, Август – как личность, без которой вообще нельзя обойтись, а Поулине потому, что именно она хранила у себя деньги.

После открытия банка строительство в Поллене пошло ещё быстрее. Банк охотно предоставлял кредиты, приток людей в сказочную страну Поллен приобрёл небывалый размах – но где прикажете людям строиться, где можно отыскать ещё не застроенную пустошь? У некоторых землевладельцев уже ничего не осталось для продажи, другие, как, например, староста Йоаким, не желали оставлять себе лишь жалкий пятачок земли – помолчи, пожалуйста, Август! Ну были ещё кой-какие скалистые участки, но и те со временем порасхватали, хотя под таким домом подвал не сделаешь, разве что взорвав скальную породу. Но люди с превеликой радостью шли даже и на такие дополнительные расходы. Несколько раз в заливе удавалось запереть большие косяки сельди, людьми овладела беззаботная лихость, деньги кочевали из рук в руки, строительная лихорадка продолжалась.

А как вырос Поллен! Вы только поглядите на эти дома, все сплошь новые, все красивые, некоторые уже выкрашены, а кой-какие даже с флагштоками, улица спускается вниз, к лодочным сараям, ну город и город, изо всех труб поднимается дым, население увеличилось, по большей части это молодые люди, молодожёны, улица кишит детьми, слышатся радостные крики и весёлый смех, но нет и ещё раз нет – Август это вам не тот человек, который сядет на стул и будет наблюдать за столь бурной жизнью, инициатором которой он и стал, нет, нет, он и сам должен приложить ко всему руку, сам примет в ней участие.