Текст книги "Август"

Автор книги: Кнут Гамсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

XX

А деньги и впрямь кончились, и трое рабочих ушли восвояси. На стройке остались только Эдеварт, Родерик и Август, но даже им пришлось сделать передышку из-за непогоды.

Это была, можно сказать, благословенная непогода, дождь, который смыл и унёс все остатки снега и разморозил все скованные льдом ручьи. Но для Августа это было время, за которое предстояло очень много сделать, словом, малоприятное.

Он был не просто перелетной птицей и авантюристом, у него случались и серьёзные периоды жизни. Скажем, он не всегда был надёжным человеком. Пусть так, но зато был вполне бескорыстным, работящим как муравей, хоть у него далеко не всё получалось, тощий, нетребовательный и проворный, как мало кто из них. А мог ли хоть один сравниться с ним, когда речь шла о том, чтобы сдвинуть какое-нибудь дело с мёртвой точки? Ненадёжный? Тут уж ничего не скажешь, было у него такое свойство, впрочем, вполне естественное, ведь не мог же человек, который так много обещает, всегда, денно и нощно, держать слово и выполнять свои обещания.

Возьмём, к примеру, ту же фабрику рыбной муки. Фабрика – вещь, несомненно, полезная, спорить с этим никто бы не стал, но в строительстве этой фабрики он был совершенно одинок. Прибыли для крыши листы оцинкованного железа, было куда как приятно поднимать эти листы и с грохотом ронять их. Но ему по-прежнему требовалось превеликое количество всяких других вещей: окна и двери, фронтоны, балки, водосточные трубы, мешки и бочки для готовой продукции, тачки, лебедка со стороны моря, цепи для лебёдки, – словом, ещё много чего недоставало. К примеру, мельницы для производства муки. Идём дальше: чем приводить в движение мельницу, руками, что ли? И речи быть не может. Значит, у него есть уголь либо электричество? Ни того, ни другого. Тогда, может, у него есть собственный водопад? И водопада нет!

– Нет! – воскликнул Август, обращаясь к себе самому, когда бродил и предавался размышлениям. – Но подождите! Ведь придут же когда-нибудь люди, придут толпами и купят акции!

Во всяком случае, он не желал, чтобы над ним подшучивали, ни у хозяина невода Иверсена, ни у Людера Мильде из Вестеролена даже мысли такой не должно было появиться. Дело есть дело. Он вызвал обоих акционеров. Он решил хоть раз в жизни показать им зубы.

Потому что это последнее ненастье привело его в ярость, сбило его с пути, не давало продвигаться вперёд. Разве он это заслужил? Всего бы лучше надеть шапку набекрень да засвистеть песенку! В него начинал проникать весенний дух, он расцветал. Эдеварт не без удивления наблюдал, как Август прочистил свою пенковую трубку и отправился на прогулку с тросточкой, как речи его становились всё более легкомысленными – плевать и хотел на вас на всех! Полленская молодёжь – ну и престранный же это народ: пыл в них угас уже к тридцати годам, взгляните только на Эдеварта Андреасена! А вот он, Август, хотя и лил дождь, начистил ботинки, отряхнул щёткой свою одежду; он прихорашивался, он расчесал волосы и бороду, он начал из чистого важничанья ложиться спать после обеда, словно знатный барин, которому нужен отдых. Эдеварт смотрел на него с великим удивлением – подумать только: Август спит после обеда!

– Так и надо делать, я к этому привык, когда был начальником на серебряных копях, – пояснял Август. – А вообще-то не грех бы и тебе почистить ботинки, Эдеварт! Ты когда-нибудь видел, чтобы я ходил свинья свиньёй, а я ведь много старше тебя.

Так оно и есть – в Августа проник весенний дух, и он прихорашивался, как только мог. Он не мог долго пребывать в скорби, не важно из-за чего. Солидности в нём, конечно, не было, это правда, и чувства ответственности тоже, зато и никакой тяжести. Он был такой же лёгкий, как бывают лёгкими деньги, механика, торговля, промышленность и вообще любое развитие.

Как ни странно, но именно дождливая погода и безденежье развязали ему руки. Август опять стал беззаботным, он забыл то, что обещал доктору, и по ночам где-то шатался и принюхивался. Возвращаясь на рассвете домой, он выглядел как мокрая ворона. Этот скоморох и бродяга без малого пятидесяти лет от роду вовсе не был счастливчиком, и не так уж много радостей жизни выпало на его долю; по его же словам, ему вечно что-то мешало. Разве он это заслужил? Единственное, что ему доставалось, – это рискованная удача матроса и бродяги.

Эдеварт ни слова не говорил по поводу его ночных похождений, но Августа самого слишком занимали его дела, чтобы он мог промолчать.

– Ну, слышал ли ты что-нибудь про миссис Эндрюс? – спрашивал он.

– Нет.

– Она небось живёт одна?

– Я не ответил ей на три письма, – сказал Эдеварт, как бы желая оправдать жену. – Видно, я сам виноват!

– Вот будь я на твоём месте!..

– Как-то не получилось у меня ответить, – продолжал Эдеварт, – а теперь уже вроде и незачем.

Август:

– Тогда немедленно отправь ей телеграмму!

Эдеварт промолчал.

– Вот если б ты отправил ей тогда телеграмму, она бы давно была здесь.

Эдеварт:

– Уж и не знаю. Может, её просто не хотят здесь видеть.

– Этого ещё не хватало! – высокомерно промолвил Август. – Она твоя законная жена, а других это не должно касаться.

Эдеварт хочет переменить тему, он выглядывает в окно и бормочет:

– А погода вроде стала лучше.

– Не понимаю, как ты можешь обходиться без неё, – замечает Август.

– Да тут и говорить не о чем.

– То есть как это не о чем? Разве ты не женатый человек и всё такое прочее? Что до меня, то здесь всё по-другому. Мне много не надо, я люблю, когда можно подурачиться либо наделать кой-каких глупостей; по вечерам я выхожу из дому и порой бросаю камешек в чьё-нибудь окошко. Иногда из окошка выглядывает личико, чтобы поглядеть, кто это там, но дальше дело не заходит, однако если я подхожу поближе, то вижу: она стоит и придерживает дверь рукой. Но дело вовсе не в том, да и она мне без надобности. Я как-то вечером наведался в Нижний Поллен. Там есть место, где я бывал в прежние дни, но теперь... Ты, верно, и сам туда наведываешься?

– Нет!

– Ну, стало быть, ты умер. Вы скоро все здесь вымрете до единого, и в Нижнем Поллене все вымерли. И Теодорова Рагна тоже.

– Ты её видел? – спрашивает Эдеварт.

– Ещё бы не видел! Но она стала глупая и какая-то неживая. Вот я и ушёл прочь.

Нет и нет, он явно потерпел неудачу у Теодоровой Рагны и даже не пытался скрыть это, он рассказал о своём визите и от злости не упустил всё, что можно о ней сказать худого. Ему хотелось предостеречь друга, оградить его от этой женщины, стереть саму память о ней. Почему это произошло? Возможно, она ещё не до конца оставила свою набожность, а возможно, посчитала старого холостяка смешным и не пожелала иметь с ним дело. Он, правда, разошёлся тогда вовсю и поведал ей множество презанятных историй о своей жизни среди цветных, но её это ничуть не увлекало, она лишь спросила, какой веры были эти цветные, христиане или язычники? Опять эта её набожность. Тогда он выдернул стилет из своей трости и показал ей, как сражался однажды с этим стилетом за себя и за свою даму, которая его любила. Но маленькая Рагна просто глядела на него, не удостоив даже улыбки. А ведь раньше у неё был такой красивый рот, когда она улыбалась! Нет и нет, она стала глупая и неживая. Тогда он принялся разговаривать со своей тростью, поглаживать её, говорить, что она – его спасительница и посох Божий в случае опасности, что он никогда с ней не расстанется и вообще в своё время эта трость принадлежала некоему Наполеону...

– Наполеону? – переспросила она, словно очнувшись. Ну, подумал он про себя, наконец-то рыбка заглотнула наживку. Но тут выяснилось, что слово «Наполеон» просто связано у Рагны с детским воспоминанием, она сказала: – Я однажды видела в шарманке фигурку, которую звали Наполеон. И это было так красиво. С тех пор прошло много-много лет, я была тогда совсем маленькая, помню ещё, как я потеряла в снегу блестящую пуговицу.

Ну конечно же Август не мог ей много поведать о Наполеоне и тем растопить её сердце. Он взял её за подбородок, она стряхнула его руку, он пощекотал её – но нет, она была словно мёртвая. Тут он устал от своих усилий расшевелить её, ему сделалось скучно, и он сказал ей: «До свиданья». – «До свиданья!» – ответила Рагна.

– Нескладная она какая-то, – завершил своё повествование Август. – Так что не думай больше о ней.

Товарищ ответил:

– А я о ней вообще не думаю.

Вернулась хорошая погода, но Август больше не ходил на стройку. Ему теперь хотелось бродить, и дурачиться, и выставлять себя на потеху. В воскресенье, когда народ возвращался из церкви, ему принесли письмо из Верхнего Поллена. Увидев, что штемпель на письме не заграничный, он равнодушно сунул его в карман. Лично он всё воскресенье дурачился, побывал у портного, играл там в жмурки, молодёжь посмеивалась над ним, изо всех сил толкала его на стены, а завершил он свой поход в Нижнем Поллене, где нынче были танцы и где он, как обычно, хотел покрасоваться, но молодые девушки не желали с ним танцевать. Наверно, потому, что тоже были неживые. Вернувшись домой, он тотчас лёг в самом скверном расположении духа.

Утром Эдеварт завёл речь о стройке: мол, не пора ли им взяться за работу. Август отвечал, что готов послать к чертям всё это строительство. Какая уж тут работа, когда на весь большой дом три человека. И вообще ему здесь всё надоело. Вот он, к примеру, побывал ночью в Нижнем Поллене, и там было хорошее гулянье с танцами и с молодёжью, но его, Августа, все эти люди не ставили ни в грош. Как Эдеварт может это объяснить? Нет и нет, такому человеку, как он, здесь делать нечего, кругом лишь бедность и нищета, девушки выпрашивали у него каждый шиллинг для шарманщика. «Вот погляди! – И Август вывернул карманы. – Ни единого эре!» При этом он обнаружил в одном из карманов письмо и бросил его на стол.

Эдеварт:

– Ты что, получил письмо?

Ему это письмо дали люди, которые шли из церкви. Привет шиллингам, истраченным на шарманщика. Такому человеку, как он, нет дела до шиллингов, об этом он даже и говорить не желает. Но может, люди захотят купить акции фабрики? Он вообще перестал их понимать, людей-то. А вот Эдеварт их понимает? И девушек, этих бедняжек, всех скопом? Да он мог бы каждой накупить платьев и повесить каждой на шею золотую цепочку, но разве хоть одна пожелала с ним танцевать? Они его, видите ли, называли дедушкой! Да они бы уморились танцевать со мной, но я слишком стар для них.

– И тебя это огорчает? – спросил Эдеварт.

– Слишком стар! – продолжал Август. – Это не я слишком стар, это они сами такие. Доходит до того, что даже Ане Мария не понимает, когда её хотят пощекотать, только кричит «отстань!» и вздрагивает.

Он что же, и с Ане Марией поговорил?

– Да, я говорил с ней, мы с ней так хорошо побеседовали. Но и она ничуть не лучше остальных. Она заполучила этих двух приёмышей, любит теперь только их, а больше ей ничего не нужно. Тьфу! До чего ж она стала глупая и старая!

Эдеварт:

– А от кого у тебя письмо?

– Вот уж не знаю. Нет, Эдеварт, не пойду я на стройку, наверняка опять зарядит дождь. Лучше полежать в постели.

– Ты всё ж посмотрел бы, от кого это письмо.

– Ну, из Верхнего Поллена. Пишут и пишут и всё никак не уймутся. Верно, насчёт налогов.

– А может, кто-нибудь там хочет купить акции? – предполагает Эдеварт.

– Ты думаешь?! – восклицает Август и вскрывает письмо. – От доктора, – бормочет он и хмурит лоб. – Пишет, чтоб я немедленно пришёл к нему. И на кой я ему понадобился?

– Может, он прослышал, что ты гуляешь по ночам?

– А ему какое дело? У меня всё в порядке, и я плевать хотел на докторов.

– А разве он не пригрозил, что вывесит какое-то объявление? – спрашивает Эдеварт.

Август, задумчиво:

– Да, пригрозил. Но ведь не станет же он... Ты как думаешь?

Август явно перепугался и решил посоветоваться с другом, как в те времена, когда лежал больной. Храбрый на свой лад, порой даже отчаянный, смелый до дерзости в делах, но несолидный и неуравновешенный, он был, по сути, робок и суеверен. Он сразу съёжился, ослабел, начал что-то жалобно бормотать, словом, ему была нужна поддержка.

– Я сейчас прямиком отправлюсь к нему, – сказал он.

– Вот и хорошо, – ответил Эдеварт.

– Да, так что я хотел сказать? У тебя никаких дел нет в Верхнем Поллене?

– Я и так могу пойти с тобой.

Август, приободрившись:

– Вот и славно! Не то чтобы я боялся доктора, я просто хочу ему сказать, чтоб он не слишком заносился.

Верхний Поллен.

Они уговорились, что Эдеварт будет держаться где-нибудь поблизости, покуда друг уладит свои дела с доктором. «Я там не задержусь», – сказал Август.

Вошёл он с чёрного хода. Дома ли доктор? На редкость привлекательная девушка Эстер, но он слишком занят сейчас своим делом, чтобы отдать должное её красоте, а потому всего лишь передаёт приветы из дому и сообщает, что мать и все остальные поживают хорошо.

– Входи, – говорит доктор, появившись в дверях.

Август входит с улыбкой, здоровается, он настолько, до смешного, пронизан страхом, он такой жалкий, но вдруг, в мгновение ока, его страх сменяется наглостью, причём он говорит так, чтобы Эстер его слышала:

– Хорошо, что я получил письмо от господина доктора, надеюсь, это означает, что господин доктор хочет приобрести несколько акций моей фабрики.

Они вдвоём в комнате.

Доктор смотрит на него и хмурит лоб:

– Акции? Вот уж не думаю.

После чего он без перехода начинает говорить о скитаниях Августа по Поллену. Да, его все видели, он нарушил своё обещание, а срок ещё не кончился, вот поглядите, мой дорогой, объявление-то уже готово, осталось только повесить его.

На подбородке у доктора рана, совсем свежая и красная, она полукруглой формы, словно после укуса.

Август не считает себя виновным, он спрашивает, кто мог так позорно оклеветать его, кто это мог быть? Он не выходил из дверей своего дома, погода в Поллене была ненастная, дождь лил днём и ночью две недели подряд, а господин доктор сам знает, что Август лежал при смерти и принимал капли. И надо сказать, капли эти просто чудодейственные, словно он с этими каплями по ложечке вливал в себя новую жизнь...

Всё так. Но едва он смог подняться с постели, как тут же отправился на поиски развлечений – это с его-то здоровьем!

Интересно, что господин доктор имеет в виду? Август, конечно, не станет отрицать, что в свои молодые годы был гуляка хоть куда, первый номер в любой компании, и в Америке, и в тропиках он трудился не покладая рук...

Доктор, нетерпеливо:

– Я имею в виду, что ты встал с постели, и гонялся за всеми юбками, и не сдержал своё слово!.. Тебя вполне можно засадить за такое поведение!

Август, находчиво:

– Там ждёт меня Эдеварт Андреасен. Прикажете позвать его?

– Это ещё зачем?

– Он из породы людей богобоязненных, он и сам на редкость благочестив. Мы живём с ним сейчас в одном доме, и он знает, что я больше не общаюсь с женщинами. Довольно с меня – в моём-то возрасте! А коли прикажете, я готов ждать и шесть лет, прежде чем отправиться на танцы. У меня бывали задачи и потруднее. А извините за любопытство: это уж не собака ли вас укусила?

Доктор ещё сильней хмурит лоб, толкует что-то про долг и ответственность, про опасность и несчастье. В конце концов, человек в таком возрасте может и оставить глупости...

– Да, шестьдесят годков! – говорит Август себе самому и покачивает головой.

Доктор листает свои записи:

– Ну, здесь есть небольшое преувеличение, впрочем, это не так уж и важно. И старый вертопрах должен зарубить себе на носу, что за это полагается штраф, если человек, как вот ты сейчас, пренебрегает докторским запретом.

В ответ длинная тирада Августа.

Ему и в голову никогда не приходило... это ж надо! Он просто никогда ещё не жил столь безгрешно, как нынче... А вообще-то на улице его ждёт Эдеварт Андреасен.

Доктор отказывается слушать этого свидетеля и в свою очередь спрашивает:

– Разве тебе пойдёт на пользу, если в эту тайну будет посвящено много людей?

На редкость милый человек этот доктор, он желает добра своим пациентам, Август явно растроган и благодарит, он подаёт доктору руку, он обещает...

– А что толку в твоих обещаниях?

Август:

– Не прогневайтесь, если я задам такой вопрос: верит ли господин доктор в Святое причастие?

Доктор глядит на него непонимающим взглядом.

Если да, тогда он, Август, пойдёт к причастию и принесёт клятву сдержать своё обещание.

Доктор обводит глазами стены и потолок, он несколько смущён.

– Делай как знаешь.

– Вы, значит, не верите? Вот и я тоже.

– Верю, не верю – всё это не играет роли. Просто человек должен быть хозяином своего слова.

– Точно! И все, кто меня знают, знают также, что, если я что-то пообещал, значит, так оно и будет.

Доктор понимает, что ему ничего не остаётся, кроме как удовлетвориться новым обещанием.

– Попробую ещё раз тебе поверить, – говорит он.

Август снова растроган.

Господи, до чего ж славный человек этот доктор! Разве он уже при самой первой их встрече не доказал свою доброту? «Эх ты, бедняга!» – помнится, сказал он Августу. Потом между ними установились вполне доверительные отношения, они шутили, доктор смеялся и явно получал удовольствие от общения с моряком. Единственным предметом несогласия между ними было время, некий срок, из которого доктор не желал уступить ни одного дня. Интересно, а нельзя ли продать этому человеку акции?

Август делает первый заход:

– После того как господин доктор так великодушно обошёлся со мной, не пожелает ли он купить акции моей фабрики?

– Нет, – отвечает доктор, мотая головой. – Что это вообще за выдумка – акции?

– Ведь вы покупали у меня осенью ёлочки. И это принесло мне удачу, потому что торговля пошла куда быстрей.

– Ну, то ёлочки, – недовольным голосом отвечает доктор.

– Нет, нет, я понимаю, – сдаётся Август, – этого и требовать нельзя, право слово, нельзя. – У Августа делается несчастный и подавленный вид.

– Чего ради ты вечно занимаешься такими делами? – спрашивает доктор.

– Ну, – отвечает Август, – просто никто больше не желает этим заниматься. Разве нам не надо идти в ногу со временем, развивать торговлю и промышленность, строить фабрики и тем зарабатывать деньги, как это делается всюду? И всего-то разговору о парочке акций.

– Нет, уж лучше попроси меня о чём-нибудь другом; акции и всё такое прочее – это не для меня. Надеюсь, мы не поссоримся из-за этого. Я бы против тебя ничего не имел, если б меня не пугала мысль, что ты вот так везде разгуливаешь.

Август, уклончиво:

– Вам больше нечего бояться!

– Ну и пройдоха же ты, просто не верится, что ты в твоём возрасте... Тебе хоть спасибо за это скажут?

Август с готовностью отвечает на этот вопрос: о его возрасте речь сейчас вообще не идёт, он поставил себе целью помогать людям всюду, где бы он ни очутился, и тому подобное.

Доктор благосклонно внимает его речам и время от времени кивает. Но разговор уходит всё дальше и дальше от акций.

Август хитёр, как сатана, он всё прикинул и всё сказал, для него все средства хороши: рана на подбородке у доктора вполне могла быть от зубов, крепких, белых зубов, которые привыкли грызть древесный уголь. Может, эту рану нанесли в пылу борьбы, может, кто-то пустил в ход зубы?

Августу становится жаль этого симпатичного человека, которому не повезло в схватке. Когда б его самого не ввергали так много раз, вынуждая к постыдному отступлению... Он хочет сделать кое-что, хочет помочь... И Август говорит:

– Нет, нормальный человек не мог так укусить доктора! Не то уж я сказал бы пару ласковых этому человеку!

Доктору ужасно неудобно, он встаёт, Август продолжает сидеть с невинным видом. Он не понимает, что ему надо уходить, или, напротив, слишком хорошо понимает.

– Как я уже сказал, – бормочет доктор, – нам, может, вовсе и не понадобится это объявление. Кстати, у тебя не так уж и много осталось недель. Но я настаиваю, чтобы этот срок ты выдержал неукоснительно, таково требование моего старого, известного профессора. Ты можешь выйти здесь. – И с этими словами он распахивает перед Августом парадную дверь.

Август медленно поднимается с места:

– Я лучше пройду через кухню, если вы не возражаете. Хочу перекинуться парой слов с Эстер. Она ведь тоже из Поллена, мы хорошо знаем друг друга, и я должен предать ей приветы от семьи.

– Как пожелаешь, – говорит доктор. Потом он вдруг задумывается, смотрит в пол, моргает. – Да, так что у тебя с этими акциями? И что за фабрику ты хочешь построить?

– Фабрику рыбной муки. Это нам сейчас нужней всего, потому что она намелет нам много денег. Благослови вас Господь, ведь уже до последнего шиллинга подсчитано, что она будет приносить сто девяносто восемь процентов дохода. В общем, решайте сами.

– Выходит, купить эти акции – великая удача?

– Таковы были и последние слова Оттесена, владельца невода, прежде чем он покинул этот свет. Он взял акций на пятнадцать тысяч.

Ну, таких денег у доктора не водится.

– Сколько стоят твои акции?

– Пятьсот крон. А фабрика уже построена, осталось только подвести её под крышу, но крышу мы настелем скоро, нас всё время работает шесть человек.

Доктор отходит к окну, бросает взгляд в зеркало, трогает рану на подбородке и говорит:

– Это ж надо, какой лишай ко мне прицепился, зуд прямо как при чесотке. – Потом, отвернувшись от зеркала, произносит: – Ну ладно, поверю тебе, возьму акцию.

– Вот и прекрасно! – восклицает Август и, видя, как доктор отсчитывает красные купюры, умолкает. Наличными вносится вся сумма.

– Жаль, – говорит доктор, – у меня всего четыреста крон.

Август:

– Это ничего не значит, ровным счётом ничего.

Доктор задумывается, садится к столу и быстро что-то пишет.

– Ступай с этой запиской к купцу, он мне одолжит для тебя сто крон.

Словом, всё получилось так, что лучше и не надо.

Август проходит через кухню, ему хочется пошутить с Эстер, но он не желает попусту тратить время, да и доктора не хочет сердить. Он во весь голос хвалит доктора.

– Надо же, купил акцию, словно это какой-то пустяк. А как вообще дела? – спрашивает он. – Того и гляди, между тобой и доктором дело сладится.

Эстер, со смехом:

– Это ж надо придумать такую глупость!

– В Поллене ходят такие разговоры. Но, прости меня, Господи, до чего ж у тебя красивые зубы! Я стою и просто любуюсь, когда ты смеёшься. Но мне очень бы не хотелось, чтобы такие зубки меня укусили.

Лицо Эстер заливает румянец, и она торопливо оборачивается к плите, словно там у неё что-то выкипает.

– Ну, – говорит Август на прощанье, – твоим-то передать привет?

– Да, – отвечает она, – а ещё скажи всем, чтоб не болтали про меня что попало.

Она стоит перед ним молодая, красивая, милая. И никаких изъянов, вот и зубы у неё отличные.

Август выходит к Эдеварту и тотчас принимается рассказывать о встрече с доктором:

– Одну акцию он взял. Я уступил её за полцены, потому что он сразу расплатился. А теперь пошли к здешнему купцу с запиской.

– А с объявлением как дела? – любопытствует Эдеварт.

– А про него он даже и не говорил.

Они направляются к купцу. Август передал записку и получил деньги. Завязывается разговор, причём у Августа и в мыслях нет скрывать от этого человека свои планы насчёт фабрики, не такой уж он недотёпа.

– Вот поглядите, доктор тот сразу же купил акцию, вам бы тоже следовало так поступить.

– Да, я наслышан, что вы строите фабрику, но больше я об этом ничего не знаю.

– Фабрика рыбной муки. Хватит уже кормить скотину селёдкой.

– Да, вы теперь у себя в заливе станете важными господами, нам в Верхнем Поллене и думать нечего с вами тягаться. А по какой цене идут эти акции?

– Пятьсот, если сразу наличными.

Купец отнюдь не лишается дара речи, когда слышит про такую сумму. Вот и у них в Верхнем Поллене деньги в голодную пору утратили свою ценность, за них ничего нельзя было купить, они вышли из употребления, и к ним теперь не относились с прежним уважением. Уж наверняка у купца лежали где-нибудь припасённые красные купюры, а потому он с превеликой охотой дал доктору одну из них взаймы и не менее охотно приобрёл бы несколько акций. А почему, собственно, и нет?

Они потолковали о деле, Август доложил все расчёты, рассказал о том, что здание уже почти готово, фабрика принесёт сказочный доход.

– А если сельди не будет?

Это почему же не будет, вымерла она, что ли? Или море обезрыбело? Вот и в Поллене говорили то же самое, и тогда он, Август, послал артель со своим неводом, и они заперли косяк у Фуглё.

Купец вполне мог взять одну акцию, для него это важности не составляет...

Август покидал Верхний Поллен с чувством исполненного долга.

– Вот погляди, – сказал он Эдеварту, – сейчас ты получишь обратно те деньги, которые я брал у тебя взаймы.

И бродячая жизнь Августа вдруг разом закончилась. С жаром он вновь набросился на работу: оштукатурил до самого верху фабричные стены, осталось только поставить стропила и сделать крышу.

Но тут случилась заминка: стропила прибыли, их выгрузили у пароходной пристани, но произошло это в высшей степени оскорбительным способом – их прислали наложенным платежом. Август не смог выкупить товар, и Эдеварту ещё раз пришлось давать Августу взаймы те самые деньги, которые тот ему только что вернул.

Интересно, как это всё следовало понимать? Может, заведение, торговавшее строительным материалом, усомнилось в его финансовых возможностях? Пылая гневом, он самолично съездил на пристань и спросил, в чём дело? Что это всё значит, чем Август плох? Пусть они не слишком-то заносятся, эти лесоторговцы, он видывал на своём веку леса в тысячи квадратных миль, мало того, у него был и собственный лесок на Аляске, в несколько сот миль. Можете отправить груз обратно в Намсен.

Тогда они спросили его, не всё ли ему равно, заплатить сейчас или позже? Или сейчас он не может?

– Это я-то не могу, сопляки вы эдакие! – И он достал из кармана свой бумажник и помахал перед их носом заграничными ценными бумагами. – Да я могу скупить пятьсот раз всю эту жалкую лесоторговлю и при этом не стану банкротом. Можете отправлять свой груз обратно!

Интересно, а чем это он махал? Похоже на лотерейные билеты. А настоящих норвежских денег у него нет?

– Ну, ребята, есть и настоящие, вот гляньте-ка! Но всё равно, можете отправлять груз обратно, я уже сказал вам!

– Почему же? Давайте поговорим спокойно.

Они небось боятся потерять проценты! И ещё спрашивают почему! Да потому, что Август не привык, чтобы какая-нибудь наглая лесоторговля, в какой бы части света она ни находилась, обращалась с ним подобным образом. Он никогда с этим не смирится. Да и то сказать, цена совершенно безбожная!

Они все вместе проверили счета; Август, который выстроил в Поллене множество домов, знал цены на строительный лес лучше, чем кто-либо другой. Если получатель откажется от груза, это чревато великими сложностями. Во-первых, придётся платить за обратную доставку, да и возможная тяжба тоже будет стоить денег, короче, комиссионер начал рассылать телеграммы. В первом же ответе цену значительно снизили. Но Август держался неумолимо. Людям с юга только пойдёт на пользу, если они получат свой груз обратно. В очередной раз обменялись телеграммами.

Кончилась эта история тем, что Август получил стропила и балки по бросовой цене. Так этим лесоторговцам и надо! И хватит об этом!

Август начал предлагать свои акции. У него осталось всего две штуки, и он готов их продать. Но здесь, у большой корабельной пристани, с телеграфом, и пароходами, и оживлённым сообщением, люди были ближе к жизни и ко всему миру. Зимой им не пришлось так голодать, поэтому у них деньги до сих пор были в чести. Август разливался соловьём, но его частенько прерывали вопросом: а кто доверители в этом акционерном обществе? А нет ли у них настоящих акций? А ведут ли они протокол? Август просто корчился от подобной мелочности, он был оскорблён до глубины души и в ответ лишь говорил, что не в его привычках повсюду таскать за собой протоколы и доверенных лиц. Да и вообще его слово само по себе дорогого стоит.

Но нет, здесь Август не добился успеха.

Однако тут оказались два лоцмана, которые проявили куда больше понимания, тоже два старых морских волка. Август завёл с ними разговор, и каждый из них взял по одной акции, причём каждый за полную стоимость, а предварительный взнос – десять процентов. Вот и это дело улажено!

Да, для Августа поездка на пристань себя оправдала.