Текст книги "Три изысканных детектива (сборник)"

Автор книги: Клод Изнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 49 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Четверг 22 февраля

Всю дорогу от Шатле до улицы Сен-Пер невыспавшийся Жозеф вполголоса жаловался на свою тяжелую долю. На его несчастье, Эфросинья появилась там раньше и не преминула устроить ему выволочку.

– Кого мы видим! Мсье изволил вернуться домой! Ты не слишком торопился! – рявкнула она. – Веселая была ночка? Я бы на твоем месте сгорела со стыда! Каков тесть, таков и зять!

Жозеф не стал отвечать – ему нужно было попасть в магазин, прежде чем там появится Кэндзи. Он выбежал, устояв перед искушением хлопнуть дверью, чтобы не разбудить Айрис. В лавке он поспешно снял ставни, отпер дверь, «проигнорировал» метелку для пыли и ринулся в свою вотчину в подвале, где хранил личные бумаги.

Там он выложил на стол пронумерованные блокноты. Жозеф завел их в 1889-м, когда они с Виктором вели первое расследование. Ему нужны записи за 1891 год.

«Вот, нашел! Что со мной такое, как я мог забыть? В ноябре 1891-го мы с Виктором…»

Он вздрогнул, почувствовав, что за ним кто-то наблюдает, резко обернулся и стукнулся носом об стеллаж с энциклопедиями.

– Это вы, Виктор?

– Я. Что вы там задумали?

– Очень умно! Больше так не делайте! Теперь нос распухнет, и меня будут принимать за пьянчужку!

– Высморкайтесь и рассказывайте.

Жозеф покраснел.

– Я нашел разгадку: процесс состоялся в 1891-м, в год нашего расследования убийства на перекрестке Экразе. [342]

– Какой процесс?

– У вас плохо с памятью? Тот самый, о котором бормотал чокнутый, что собирает черствые булки. Процесс об абортах, он наделал много шума. Его освещала вся пресса, начиная с «Газетт де Трибюно» и заканчивая «Пер Пенар». Большинство попавших в затруднительное положение женщин были служанками, портнихами, женами ремесленников или служащих с годовым доходом в тысячу пятьсот франков. Гражданка Тома квартировала у торговки вином в Клиши, там она и открыла свой «кабинет». Ее сожитель Абеляр-Севрен Флури был моложе на пятнадцать лет. Он тоже участвовал в деле – избавлялся от плодов. Не стану пересказывать ход заседаний – они длились две недели – и перейду сразу к приговору. Тома приговорили к двенадцати годам каторжных работ. Флури получил десять лет. Остальные сорок пять обвиняемых были оправданы присяжными. Среди них я нашел имена Луизы Фонтан, Мирей Лестокар и трех Софи, работавших у одного и того же патрона: Софи Дютийёль, Софи Гийе и… Софи Клерсанж, портнихи.

– Чертова Мими мне об этом не рассказала.

– Может, барон и Гаэтан – совратители? А их убийства – месть соблазненных ими девушек?

– Думаете, один из них убил Луизу Фонтан?

– Она могла шантажировать своего обидчика.

– Два с половиной года спустя? А загадочная Софи Клерсанж… А хромой? Придется допросить с пристрастием мадемуазель Лестокар.

– А мне чем заняться?

– Сразу же после закрытия магазина отправляйтесь в «Отель де л’Ариве» и убедитесь, что Софи Клерсанж по-прежнему там.

Швейцар «Отель де л’Ариве» – широкоплечий гигант двухметрового роста – взглянул поверх головы Жозефа. Его приветствие «Добрый день, мсье» прозвучало монотонно, как голос ручного скворца, приученного повторять этот рефрен при каждом обороте вращающейся двери.

Жозеф подошел к стойке портье.

– У меня назначена встреча с мадемуазель Клерсанж.

– Ее нет, мсье. Горничная сообщила, что мадемуазель не ночевала в гостинице.

– Она выехала?

Портье одарил Жозефа снисходительной улыбкой.

– Вещи мадемуазель в номере, она оплатила проживание до конца недели.

– Значит, она вернется?

– Не знаю, мсье. Наши клиенты вольны поступать по собственному разумению. – И стоявший навытяжку портье принял расслабленную позу, показывая, что разговор окончен.

«Мне снова утерли нос!» – подумал обескураженный Жозеф.

Неожиданно ему в голову пришла идея: он попросил у портье конверт, написал на нем «Для мадам С. Клерсанж», покинул холл гостиницы, прошел по улице Страсбур, свернул на бульвар Мажента и огляделся. На скамейке сидел хлыщ лет пятнадцати с сигаретой во рту и глазел на проходивших мимо девушек. Жозеф подсел к нему и завязал разговор. Тот кивнул, взял деньги и конверт и небрежной походкой направился в сторону улицы Винегрие. Жозеф шел за ним, в нескольких шагах позади.

Госпожа Герен стояла за прилавком кондитерской. Парнишка отдал ей конверт и исчез. Она вскрыла конверт, не обнаружила внутри никакого послания, подбежала к двери и с озабоченным видом вгляделась через стекло витрины в улицу. Приняв какое-то решение, женщина выключила газ, вышла, закрыла ставни и вернулась в павильон на улице Альбуи. Через минуту горевший на втором этаже свет погас, и Жозеф заметил два женских силуэта в одном из нижних окон.

Проведя вечер в «Бибулусе», куда он приходил каждый вечер общаться с собратьями-художниками, Морис Ломье вернулся домой на улицу Жирардон. Свет на кухне не горел. Морис заглянул в спальню и в мастерскую, но никого не обнаружил: Мими куда-то ушла. Он разжег огонь и продолжил работу над портретом Жоржа Оне, который обещал закончить к началу марта.

Прошло полчаса, потом час, и Морис забеспокоился, перебирая в голове причины, по которым Мими могла задержаться, но ничего не придумал. В четверть восьмого он не выдержал и отправился на улицу Норвен к зеленщику, но тот сказал, что не видел Мими. Морис решил, что произошло несчастье, и ринулся в комиссариат, но и там ничего не узнал. Вернувшись к себе на улицу Жирардон, он почему-то проверил почтовый ящик. Там обнаружилась записка:

Прощай, я ухожу. Наслаждайся обществом любовниц и не пытайся…

Дальше Морис читать не смог. Он упал на кровать и разрыдался, уткнувшись лицом в подушку – в ееподушку!

В дверь постучали. Он вскочил, решив, что Мими передумала и вернулась, но на пороге стоял Виктор Легри.

– Что стряслось, Ломье?

– Мими меня бросила.

– Куда она могла отправиться?

– Уж точно не к кузине, сами знаете – Лулу погибла. Разве что к подруге, к той, что позирует Лотреку.

– Где живет эта подруга?

– Улица Сен-Венсан, 10, четвертый этаж, слева.

– Я верну вашу Мими домой. Будьте к ней повнимательней и бросьте свои донжуанские замашки.

– Мими все выдумывает. С тех пор как мы сошлись, я ни разу ей…

– А как же моя сестра Айрис?

– О, это так, легкий флирт.

Виктор шел по извилистым улочкам мимо разросшихся палисадников и почерневших от времени стен, покрытых любовными признаниями и непристойными рисунками. Над ветхими лестницами и заброшенными садиками свисало с веревок белье. Грязные тротуары были пустынны: навстречу Виктору попались лишь несколько тепло укутанных домохозяек да парочка длинноволосых художников. Тонкий слой снега покрывал крыши домов, мерцали слабым светом окна кабачков. Фонарь на доме номер 10 – это оказалась гостиница – напоминал ночник у изголовья больного. Виктор поднялся на четвертый этаж и постучал. Девушка в пеньюаре открыла дверь, и он увидел узкую клетушку, обставленную простой, грубой мебелью. Хозяйка, не обращая внимания на Виктора, вернулась к стоявшему на огне рагу.

– Мими? Найдете ее у Адели, улица де Соль, 4.

На склоне холма, нависавшего над кружевом Сакре-Кёр, находилась бывшая «Харчевня убийц», [343]сменившая «кровавое» название на вполне уютное «У моей подружки». Позади террасы, на которой росла акация, прятался двухэтажный домик с плоской черепичной крышей. Виктор взглянул на нарисованную прямо на стене вывеску: художник Андре Жило изобразил вылезающего из кастрюли кролика с бутылкой вина под мышкой. Именно этот пушистый зверек дал название кабаре – «Кролик Жиля», переделанное позже в «Ловкого кролика». Танцовщица Адель, подруга шансонье Жюля Жуи, [344]вкусно кормила посетителей и развлекала их исполнением народных французских песенок.

Виктор вошел в небольшую комнатку с баром, примыкавшую к главному залу, где стояли навощенные дубовые столы, скамьи и пустые бочки. В очаге с навесом горел жаркий огонь. Местные торговцы, нищие поэты, простоволосые девушки играли в манилью [345]и попивали грог. Атмосфера в кабачке была совершенно семейная. Виктор знал, что очень скоро сюда придет публика с бульвара Ла Шапель и с улицы Гут д’Ор, и все станут дружно подпевать куплетам Адели.

Виктор сел напротив Мими, устроившейся у самого очага.

– Мсье Легри! Как вы меня нашли?

– Ломье мне…

– Вы парламентер?

– Нет. Вы попросили меня расследовать убийство вашей кузины Луизы Фонтан, но рассказали не все. Если хотите, чтобы я добился результата, помогите мне.

– Что вы хотите знать?

– Процесс некоей Тома, 1891 год.

– Какая тут связь?

– Любое имя или какая-то деталь могут иметь решающее значение для поимки убийцы Луизы. Доверьтесь мне и не тревожьтесь, я буду нем как могила. Вы знали Ришара Гаэтана?

– Красивый мерзавец. Он насиловал своих работниц, самых молоденьких, и прогонял прочь! Я знаю, о чем говорю, потому что работала на этого человека. Одна из подруг Лулу после такого едва не погибла. Я тоже прошла через «кабинет» Тома. Теперь вы довольны? Когда одна из пациенток умерла, Тома арестовали, и она нас выдала. Я жила впроголодь, мне было не на что растить ребенка, а как относятся к несовершеннолетним матерям, вам известно не хуже моего!

– Вы работали на улице Пэ?

– Сначала мы с Лулу были на побегушках в «Ла Рив», это дом моды на улице Мадлен. Вечно были на ногах, носились из одного конца Парижа в другой. На первые заработанные деньги купили по шляпке – чистое безумие, но у нас никогда не было ни одной красивой вещи, а ведь на улице на нас оглядывались, мужчины говорили комплименты.

– И там вы…

– Уступили мужу одной клиентки, тот еще был бабник. О, не одновременно, по очереди! Его жена направила нас к Тома.

– Как звали того любвеобильного господина?

Мими залилась румянцем.

– Мне бы не хотелось называть его имя, баронесса хорошо с нами обошлась, дала рекомендации в «Кутюрье дез Элегант».

– Эту даму зовут Клотильда де Лагурне?

– Вы ясновидящий?

– Почему вы мне это сразу не рассказали?

– Да потому что тут нечем гордиться. Сколько несчастных женщин я повидала – работниц, портних, вышивальщиц, служанок. У всех была трудная жизнь, я многое могла бы вам порассказать! Были и другие, из богатых – некоторые и дня в жизни не проработали! – но их тоже было жалко. Им захотелось капельку счастья, и я никого не осуждаю. Мы вляпались в неприятности, но судить нужно было не только нас, но и наших любовников и мужей: они нас обрюхатили и сами же посоветовали избавиться… Но закон писан только для мужчин! Да, я побывала у Тома и не умерла. Разве что помучилась… самую малость.

Мими вдруг осознала, что плачет, и принялась сердито утирать слезы.

Виктор попытался найти слова утешения – и не смог.

– Как долго вы оставались у Гаэтана?

– Я продержалась год, а потом нашла место в одной мастерской, делала бумажные цветы для шляп, а в бумаге содержится свинец. Работницы там надолго не задерживались – заболевали и умирали. Хозяин мог спасти много жизней, если бы позаботился об их здоровье, он не хотел терять часть прибыли. Когда я поняла, что меня ждет, ушла и стала натурщицей, зарабатывала неплохо. Потом встретила Мориса, он попросил меня ему позировать и хотя он был беден, как церковная крыса, я согласилась. Со временем мы сошлись. Жизнь у нас была нелегкая, но я не жаловалась, потому что Морис был мил со мной. Делал для меня все что мог, хоть и посматривал на сторону. Он мужчина, а вы все… Но теперь я сыта его фокусами по горло и хочу стать респектабельной дамой.

– Вы не знали молодую женщину по имени Софи?

– У Лулу была подружка, они вместе росли, кажется, ее звали Софи.

– Софи Дютийёль, Клерсанж или Гийе?

– Клерсанж, да, именно так: Софи Клерсанж, она была хорошенькая, тоже работала у Гаэтана и едва там не погибла.

– Каким образом?

– Все из-за ночной работы. Сидишь десять часов над шитьем, не имеешь ни минуты отдыха, устаешь, как собака, глаза устают от газового освещения, зимой мерзнешь, хочется свежего воздуха и свободы. Вы даже не представляете, каким потом и кровью создаются наряды для богатеев! И вот на часах семь тридцать, конец мучениям! Все надели шляпки, и тут нам объявляют: «Ночная смена». Четверть часа на легкий перекус – прямо в мастерской, на уголке стола. Мы скидываемся на хлеб и колбасу, кто-нибудь идет в лавку, едим всухомятку и вкалываем до полуночи, а то и дольше. А как потом добраться на Монмартр, в Батиньоль или Леваллуа? Омнибус уже не ходит. Фиакр не по карману. Идешь пешком по темным улицам. Как-то раз я попросила жандармов проводить меня, так они сказали, что честные девушки в такой час сидят дома, а не шляются по городу.

– Вы не утолили моего любопытства. Как случилось, что Софи Клерсанж едва не погибла?

– Говорю же, из-за ночных смен! Однажды вечером неожиданно заявилась инспекторша по труду. Софи не было восемнадцати, и ее спрятали в шкафу. Инспекторша была в дурном настроении, они со старшей мастерицей начали ругаться, и мы потихоньку смылись, а про Софи забыли. Мастерица спохватилась только рано утром, и ей пришлось врать доктору, а тот даже не был уверен, что сумеет спасти Софи. Потом патрон вызвал ее к себе и…

– Ришар Гаэтан?

– Собственной персоной. Что там с ней произошло, догадаться нетрудно.

– Не понимаю…

– Ну… Да ладно вам! Не притворяйтесь. Он откупился и… нужно продолжать?

– Вы потом ее видели?

– Софи? Да, на процессе. Не знаю, что с ней стало дальше. А нет, вспомнила! В нее влюбился какой-то старик-американец, и она уехала с ним за океан.

– А Луиза?

– Нашла работу на улице Абукир, я уже говорила. Мы с ней встречались раз в две недели, ходили вместе потанцевать. Летом ездили в Ножан, ели жареную картошку, катались на лодке по Марне.

– У Луизы была семья?

– Ее мать умерла, когда Луизе исполнилось двенадцать, но ей повезло: нашелся благодетель, устроил ее белошвейкой.

– Недавно Луизу наняла на работу некая американская подруга. Это может быть Софи Клерсанж?

– Почем мне знать. Мы с Лулу последний раз виделись за месяц до ее смерти. Так Софи Клерсанж в Париже?

– Похоже на то.

– Думаете, ее возвращение и убийство Лулу как-то связаны?

– Может, и так. Пойдемте.

– Куда это?

– Морис убит горем. У него есть недостатки, но он вас любит. Почему вы покинули улицу Жирардон?

– Мы поссорились.

– Он очень переживает.

– Правда? Бедный мой котик!

– Последний вопрос: вам что-нибудь говорит слово «Анжелика»?

– Не знаю… Так называют цукаты из листьев дягиля…

Таша сняла трубку. Звонил Жозеф.

– Это твой зять, – сообщила она Виктору. – Что ему от тебя опять нужно? Когда наговоритесь, приходи в мастерскую.

Виктор взял трубку, но прежде чем ответить Жозефу, дождался, пока Таша выйдет во двор.

Жозеф сообщил, что Софи Клерсанж спешно выехала из гостиницы, но он сумел выяснить, что она вернулась на улицу Альбуи.

– Отлично, Жозеф, вы подали мне идею. У вас есть карандаш? Записывайте.

В городе, пятница 23 февраля

Дорогая мадам, нам необходимо обменяться некоторыми сведениями, речь идет о вашей безопасности. Будьте в полдень в буфете Восточного вокзала. Наденьте шляпу без вуалетки и приколите к платью белую розу.

– Положите записку в конверт, напишите на нем фамилию Клерсанж и завтра, как можно раньше, передайте малышке-горничной. Всё, возвращается Таша, – шепнул Виктор и повысил голос: – Сколько раз вам повторять, Жозеф! Завтра утром я заскочу к мадам Альбуи. Если мсье Герен спросит про книгу о путешествиях «Синий китаец», скажете, что я надеюсь договориться с продавцом. Увидимся завтра, в магазине.

Пятница 23 февраля

Настенные часы в зале Восточного вокзала отсчитывали секунды, тут стоял непрестанный ровный гул голосов. Носильщики в каскетках и халатах, подпоясанные ремнями с логотипом Восточной железной дороги, сражались с чужаками за груды багажа. По мраморной лестнице беспрерывно стекал поток пассажиров. Виктор занял наблюдательный пост на террасе буфета. Он мог назначить встречу с Софи Клерсанж в более спокойном месте, но решил, что на вокзале легче укрыться от любопытных взглядов. Позиция оказалась удобной: весь огромный зал лежал перед ним как на ладони, у хромого не было шансов остаться незамеченным.

Корантен Журдан шел быстро, насколько позволял ему костыль, стараясь не потерять в толпе объект слежки. Его сирена дважды скрывалась из виду, но он догонял ее, энергично работая локтями. Она вошла на террасу буфета и оглядела посетителей, стараясь держаться как можно незаметней. Корантен Журдан прибавил шагу. Он сильно хромал, и с трехдневной щетиной на щеках, в покрытой засохшей грязью одежде выглядел, как старый забулдыга. Миновав билетные кассы, он остановился перед газетным киоском. Какой-то мужчина подошел к сирене и начал что-то шептать ей на ухо. Это тот самый тип из книжной лавки! Неужели Софи расскажет ему о происшествии в Ландемере? Что делать? Пространства для маневра не оставалось. Разве что… Да, у Корантена есть козырь: третий соблазнитель.

Софи направилась к стоявшему в отдалении столу, поправила белую розу в бутоньерке и сняла перчатки. Виктор внимательно оглядел ее: изящная брюнетка среднего роста с вьющимися волосами и смуглым лицом. Очень соблазнительная. Колец на пальце нет – ни обручального, ни венчального. Он подвинул ей стул и сел сам.

Софи Клерсанж посмотрела ему прямо в глаза.

«Выскочка, – подумал он, – высокомерная, полная презрения к окружающим. Хочет произвести впечатление. Ладно, начнем издалека».

– Надеюсь, мы правильно поймем друг друга, мадам, – сказал он спокойным тоном и улыбнулся. – Не буду ходить вокруг да около: вам угрожает опасность, вы напуганы, и я предлагаю вам помощь.

– Да как вы смеете? Думаете, я приму помощь от совершенно незнакомого человека?

Виктор продолжил, не повышая голоса:

– Ради вашей же безопасности будет лучше, если вы воспримете мое предложение всерьез.

– Вы начитались романов, мсье не-знаю-как-вас-там.

– Вы попали в точку, мадам, я книготорговец, мое имя Виктор Легри, и я успешно расследовал немало уголовных дел. Вот мои рекомендации.

Он протянул ей стопку газетных вырезок, и она внимательно их просмотрела.

– Это не объясняет ваше поведение. Я не нуждаюсь в помощи, и мне нечего опасаться.

– Буду с вами откровенен, мадам, и жду от вас того же. Меня заинтересовала смерть одной вашей знакомой, Луизы Фонтан, она была убита – задушена.

– Знаю. Некто – возможно, это были вы – сообщил об этом госпоже Герен, не потрудившись проявить хоть капельку деликатности. Луиза была моей подругой детства, и ее гибель меня очень опечалила.

– Мадам Герен, между тем, отрицала, что знает Луизу.

– Она хотела сначала поставить в известность меня. Я не желаю быть замешанной в эту историю.

Виктор положил на столик пачку сигарет и поднял глаза на собеседницу. Она смотрела на него с насмешкой.

– Луиза жила у вас, на улице Альбуи?

– Верно.

– Почему вы скрыли этот факт от полиции?

– Я встретилась с вами из чистого любопытства, мсье, потому что была заинтригована. Да, когда-то я общалась с Луизой Фонтан, но мы не виделись три года. Она была без работы, и я оказала ей гостеприимство, что совершенно естественно, согласитесь. Можете на меня донести, полиция вряд ли найдет в моих действиях злой умысел.

«Ты лжешь, крошка, – подумал Виктор. – Работа у Луизы была, и ты уговорила ее уволиться».

– Не пытайтесь обмануть меня, мадам, – сказал он, пораженный самообладанием Софи. – Мне многое о вас известно, и, думаю, не мне одному. Так что давайте начнем с начала. Вы работали на улице Пэ, не так ли? В «Кутюрье дез Элегант».

– Зачем спрашивать, если ответ вам известен?

– Как ваша фамилия по мужу и что вы делаете в Париже?

Она покраснела от гнева, но на вопрос ответила:

– Мой муж Сэмюель Мэтьюсон умер полгода назад. Он владел апельсиновыми плантациями в Калифорнии. Я уладила там все дела и решила вернуться во Францию, потому что скучала по дому.

– Где вы были в вечер убийства Луизы?

– Дома, на улице Альбуи, и у меня есть свидетели.

Виктор закурил, не спросив у нее разрешения.

– Я не сообщил вам одну деталь. Мне известно, что в ноябре 1891 года вы были обвиняемой на процессе некоей Констанс Тома вместе с Луизой Фонтан и Мирей Лестокар.

– Мирей Лестокар? Кто это? Да, меня судили. Но оправдали, как и всех остальных.

– Кто был отцом вашего ребенка? Ришар Гаэтан или барон де Лагур…

Он не договорил, но в этом и не было нужды.

– А вы сами сколько любовниц бросили, не озаботившись их положением?

– Ришар Гаэтан и барон де Лагурне убиты.

– Вы подозреваете меня? Ошибаетесь. Все знают, что Ришар Гаэтан вел себя со всеми работницами как феодал, а барон де Лагурне вечно торчал в кулуарах домов моды, Оперы и Фоли-Бержер!

– Что вам известно о Ришаре Гаэтане?

– Только то, что написано в колонках светской хроники. Он был закройщиком в магазине готового платья, потом стал портным в доме моды «Ла Рив» на улице Мадлен.

– Полагаю, название «Черный единорог» вам знакомо?

– Все слышали об этом обществе. Его основали Ришар Гаэтан, барон Эдмон де Лагурне и Абсалон Томассен.

– Великий Абсалон из Зимнего цирка?

– Да.

– Как Гаэтан добился известности? Дом моделей на улице Пэ упал ему в руки с неба?

– В 1888 году, в «Ла Рив», он познакомился с Абсалоном Томассеном: тот вернулся из Индии, куда ездил учиться у местных акробатов. Ришар Гаэтан мечтал сместить Уорта, и сноровки ему хватало, а вот фантазии – нет. Абсалон Томассен согласился отдать ему свои эскизы экзотических костюмов, сделанные во время странствий. Ему не было равных по части акварельных набросков и выбора тканей. Ришар Гаэтан создал платье по эскизам Томассена, следуя его советам… Довольно, с меня хватит!

– Продолжайте.

– Ладно, будь по-вашему… В августе 1889-го, на приеме у персидского шаха – среди приглашенных были президент Республики, послы и сливки парижского общества – появилась госпожа Клотильда де Лагурне. Ее выход был впечатляющим – в роскошном туалете от Гаэтана из синей с золотом парчи. Это «Платье цвета времени» было навеяно сказкой Шарля Перро «Ослиная шкура» и произвело сенсацию. Имя Гаэтана передавалось из уст в уста. Баронский титул де Лагурне обеспечил дому моды «Кутюрье дез Элегант» успех. Помню, как Томассен однажды сказал: «Надеюсь, я не стану ослом, который вместо навоза производил блестящие на солнце экю». Я достаточно ясно выразилась?

– Вовсе нет.

Она покачала головой и невесело рассмеялась.

– У вас есть сборник сказок Перро, господин книготорговец? Беднягу осла принесли в жертву, его прикончили. И вы еще считаете себя опытным сыщиком! Все ваши предположения не имеют ничего общего с действительностью. Подумайте сами – их было трое, теперь остался один. Истинным создателем моделей был Абсалон, но он не получил ни гроша: Гаэтан поспешил «застолбить участок».

– Вы подозреваете Томассена?

– Швейная мастерская – то же самое, что большая семья: чтобы не потерять работу, приходится хранить секреты.

Такую гипотезу Виктор не рассматривал, поэтому следующий вопрос задал не сразу:

– Расскажите о хромом мужчине, который следует за вами из одного отеля в другой.

Взгляд Софи Клерсанж-Мэтьюсон на мгновение затуманился, но она быстро взяла себя в руки.

– Хромой? А разве это не один из ваших подручных? Откуда мне знать, тот ли вы, за кого себя выдаете?

– Вы, кажется, раздражены?

– Раздражена? Да вы наглец! Врываетесь в мою жизнь, копаетесь в моем прошлом… Вам больше нечем заняться?

Она не сводила с него глаз, довольная произведенным впечатлением.

– Прощайте, господин книготорговец, мне пора.

– Подождите, мадам… – Виктор решил выложить козырной туз. – Известно ли вам, что драгоценная коллекция единорогов барона де Лагурне была варварски уничтожена?

– Какое мне до этого дело?

– Злоумышленник оставил на зеркале надпись: «В память о брюмере и ночи мертвых».

– Напоминает реплику из мелодрамы!

– Послание на зеркале было подписано именем Луиза.

– Все это чушь, мистификация! Луиза погибла за неделю до барона.

Софи произнесла эти слова совершенно невозмутимым тоном, но лицо ее стало мертвенно-бледным.

Виктор взял ее за руку.

– Вам что-нибудь говорит имя Анжелика?

Она вырвалась и исчезла в толпе, забыв на столике перчатки.

Выйдя с вокзала, Софи Клерсанж-Мэтьюсон сделала над собой усилие и справилась с гневом. Нужно бежать, выкинуть этот разговор из головы. Ей не о чем беспокоиться, все устроится, иначе и быть не может.

На улице Фобур-Сен-Мартен было шумно, но звуки доносились до нее как будто сквозь вату. События принимали опасный оборот. Внезапно Софи всё поняла, и у нее перехватило дыхание. Она прислонилась к стене, потрясенная очевидностью происходящего. Никому нельзя доверять. На бумаге ее план выглядел безупречным, на деле все вышло совсем не так, и события начали развиваться сами собой.

Старик-инвалид на костыле обогнал Софи, свернул на улицу Реколле и пошел следом за сплавлявшейся по реке барже. Корантен Журдан смотрел на баржу и размышлял о прожитой жизни, которая была так похожа на волнующуюся воду канала Сен-Мартен. В каком незнакомом порту он бросит якорь?

Виктор толкнул дверь магазина и тут же оказался на поле боя: Кэндзи схлестнулся с багровой от гнева Эфросиньей. Отступивший – от греха подальше! – к камину Жозеф наблюдал за происходящим, кусая губы, чтобы удержаться от смеха.

– Значит, Зульма заваривает чай лучше меня? – кричала Эфросинья. – Не уточните, в чем именно она меня превосходит, мсье Мори? Может, скажете, куда должен смотреть носик вашего чайника – на север, юг, запад или восток? Или чайные листья следует собирать в полнолуние? И уж будьте так любезны, откройте мне тайну: вы предпочитаете сливки от нормандских коров или от беррийских?!

– Пусть с молоком пьют англичане, – ровным тоном ответил Кэндзи.

– Ах так? Виновата, вы пьете а-ля рюс, как княгиня Фифи Максимова! Сколько сахара? Один или два куска?

– Мне кажется, вы сегодня в дурном настроении, мадам Пиньо, – констатировал Кэндзи, устраиваясь за столом.

– Есть от чего! Эта притворщица Зульма Тайру посягнула на составление меню! Хотите, чтобы она вас отравила? Ну что же, я умываю руки!

– Не драматизируйте, мадам Пиньо, вы отсутствовали, и я всего лишь попросил ее вскипятить воду.

– Не имеет значения, это моя епархия!

– Что тут стряслось? – спросил Виктор у Жозефа.

– О, ничего серьезного! Зульма поспешила проникнуть на кухню, когда мама ушла на рынок. Вы встретились с Софи Клерсанж?

– У нас состоялся весьма содержательный разговор. Я снимаю шляпу перед этой женщиной, у нее стальные нервы: она наговорила много чего, но не ответила ни на один мой вопрос.

– Вы ее подозреваете?

– Думаю, она в любом случае замешана в этой истории. Ее мотивы очевидны.

– Она чудо так хороша!

– Жизнь часто нас удивляет, Жозеф. Внешность обманчива. Она вдова, живет под фамилией Мэтьюсон и потеряла самообладание всего один раз – когда я упомянул о надписи на зеркале в доме Лагурне.

– Ух ты… Тайна «Мэт» раскрыта! Брикар был прав: слышится не так, как пишется! Мы точно установили, что между тем процессом об абортах и убийствами существует связь. Ноябрь 1891-го… Брюмер, ночь мертвых… Хорошее название для романа… И все же проблема остается, патр… Виктор. Почему убили Лулу?.. Она слишком много знала? Была нежелательной свидетельницей? Вся эта история дурно пахнет. Может, уступим право разгадать шараду инспектору Лекашеру? Я не хочу оставить своего будущего сына сиротой.

– Неужто вы готовы полюбить мещанский уют, Жозеф?

– Не смешите, патрон, я устал быть сторонним наблюдателем в этом деле! А какова роль хромого?

– Госпожа Софи Клерсанж-Мэтьюсон уклонилась от ответа на этот вопрос.