Текст книги "Три изысканных детектива (сборник)"

Автор книги: Клод Изнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 49 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Среда 21 февраля

Главная мастерица «Кутюрье дез Элегант» Соланж Валье могла быть довольна. Заказанный госпожой де Камбрези туалет для визитов выглядел просто отлично. Она расправила надетую на плетеный манекен черную юбку, отделанную по бокам подхватами из зеленого бархата. Присборенный у круглого воротничка корсаж с сужающимися к запястьям рукавами-буфами чудо как хорош. Оставался последний штрих – добавить пышный атласный бант жемчужного цвета, и костюм станет совершенным.

Швеи, позевывая, рассаживались на свои места. Соланж послала одну из девушек убедиться, что в будуаре царит полный порядок и патрон сможет принять там клиентку, чтобы выслушать похвалы и благодарности.

– И не забудьте про миндальное печенье и тарталетки, Маргарита, он их обожает. Коробки на жардиньерке.

Кудрявая ученица вскочила со стула, воодушевленная возможностью попасть в святилище, где перебывала вся парижская элита.

– Мне нужен фонарь, там совсем темно!

– Вечно вы копаетесь! Ну же, поторопитесь!

Маргарита переступила порог верхнего этажа дома и застыла, предвкушая волшебное приключение. Из рабы иголки она ненадолго превратилась в героиню трагедии, в тезку королевы Марго: мать читала ей иллюстрированное издание Александра Дюма, где описывались бурные любовные приключения прекрасной Маргариты. Девушка миновала склад, где бархат, шелк, блестящая тафта, индийские тюсоры и сюра [335]ожидали, когда великий мэтр превратит их в туалеты для светских приемов или торжественных обедов. Девушка спустилась по ступенькам и через скрытую в стене дверь вышла к парадной лестнице. Будуар примыкал к примерочным салонам и туалетной комнате. Девушка залюбовалась расставленными на полках сокровищами, осторожно трогая каждый понравившийся ей предмет. Ей представилась чудесная возможность – прикоснуться к вещи, владеть ею, пусть лишь мгновение, касаться пальцами поверхности жирного мыла и осторожно класть его на место. Это было волшебное ощущение: она воистину былакоролевой.

Маргарите хотелось задержаться в туалетной, но мысль о штрафе отрезвила ее. Она толкнула дверь будуара, и – снова волшебство: повсюду были роскошные наряды, а на диване спал принц. Завороженная девушка зачем-то поклонилась терракотовой танцовщице и вдруг окаменела.

«Кто-то за мной наблюдает».

Она опустила глаза. На полу, вытянувшись на боку, лежал Ришар Гаэтан. Шея у него была как-то странно вывернута, на губах застыла коричневая жидкость. Он смотрел на Маргариту одним глазом, в котором отражался янтарный свет из окна. Девушка отпрянула. Внутренний голос истерически кричал: «Притворись, что ничего не видела!» Нервы у нее сдали, она круто повернулась, оступилась, ухватилась за терракотовую статуэтку… Та упала и разбилась вдребезги.

«Чертовы бабищи! Похоже, по ночам они превращаются в летучих мышей и висят вниз головой на водосточных трубах, а по утрам, к открытию магазина, снова принимают человеческий облик», – думал Жозеф, глядя, как Матильда де Флавиньоль и Рафаэль де Гувелин обметают промокшими плащами книжные полки. Будь благословенно Небо, наславшее на Париж непогоду: нахалки оставили дома шипперке и мальтийскую болонку!

– Да уж, хороший хозяин, как говорится… – буркнул себе под нос Жозеф.

Матильда де Флавиньоль критиковала торжества по случаю двухсотлетия со дня рождения Вольтера, Рафаэль де Гувелин расхваливала устроенную в Девятом округе благотворительную лотерею. К счастью Жозефа, раздался спасительный звонок телефона. Исидор Гувье хотел поговорить с мсье Легри.

– Он пока не пришел, – сообщил Жозеф, – но я могу его заменить. Да, я женат и скоро стану отцом… Что?.. Убит?.. Когда?.. Вот черт!.. Да, я ему передам… Вы правы, он был нашим постоянным покупателем. Спасибо, мсье Гувье, до скорого.

Не успел он положить трубку на рычаг, как «птичий двор» всполошился.

– Убийство? – прокудахтала Рафаэль де Гувелин.

– Что за постоянный покупатель? – взвизгнула Матильда де Флавиньоль.

– Успокойтесь, дамы, дело грязное, особа высокопоставленная. Преступление на почве страсти. Пресса в скором времени разъяснит, что и как. Оставляю вас за старших! – И Жозеф выбежал из зала.

Рты у женщин округлились, они дружно кивнули. Жозеф постучал в дверь Кэндзи, и тот появился на пороге в синем, в красный горох, халате.

– Меня вызывает Виктор, намечается фантастическая покупка! Не сочтите за труд, предупредите Айрис, я туда и обратно. Ба… Дамы де Гувелин и де Флавиньоль жаждут вас видеть!

Глаза Кэндзи сузились от ярости, он собрался дать зятю гневную отповедь, но Жозефа уже и след простыл. Провожаемый изумленными взглядами покупательниц, он сорвал с вешалки редингот и котелок и опрометью выскочил на улицу.

День, о котором Таша мечтала много недель, наконец наступил. Через несколько часов Таде Натансон откроет выставку в «Ревю бланш» – еевыставку. Публика увидит работы, которым она отдала пять лет жизни. Какой реакции ждать? Похвал, критики или безразличия? Сумеет ли она поразить воображение хоть кого-нибудь из любителей живописи? Ее мечты выглядят самонадеянными, если вспомнить, что Винсент Ван Гог продал при жизни всего одну картину. Таша теперь замужняя дама и не стеснена в средствах, но зависимость от мужа ранит ее самолюбие, хотя Виктор считает такое положение дел вполне естественным. Он до конца своих дней останется ревнивым собственником, но так предупредителен и бескорыстен, что Таша готова на все, чтобы он мог ею гордиться.

Она взглянула на себя в зеркало. Как совладать с этой непокорной рыжей гривой? Гребенки то и дело выскальзывают. Она застегнула вышитый корсаж розового бархатного платья. Придется втянуть живот – Таша считала корсет орудием пытки и никогда его не носила. Она натянула кружевные перчатки, припудрила носик и надушилась капелькой росного ладана, чувствуя на себе восхищенный взгляд Андре Боньоля.

Бывший метрдотель, забавно сочетавший деловитость и чопорную степенность, наводил в мастерской порядок.

– Мы почти готовы: мы потушили рагу с душистыми травами, нам осталось только вытереть пыль.

Поначалу его манера говорить очень удивляла Таша, но со временем она привыкла.

– Андре, мы уходим: сначала к окантовщику, а потом а «Ревю бланш», я обещала появиться там до полудня.

Б о льшая часть отобранных для выставки картин была развешена накануне, но четыре самых крупных полотна еще ждали своей очереди.

Таша погладила нежившуюся у печки Кошку. Виктор проявляет снимки, потом он отправится в магазин, а во второй половине дня они встретятся на улице Лаффит. Его прощальный поцелуй принесет ей удачу! Таша поспешила в квартиру и, к своему неудовольствию, столкнулась с Жозефом.

– А вы что тут делаете?

– Меня вызвал Виктор, нам нужно взглянуть на собрание одного коллекционера…

– Где он?

– В лаборатории.

– Я спрашивала о коллекционере, – уточнила Таша.

– Улица Курсель, 43-бис, – сообщил Жозеф и тут же пожалел о сказанном: он назвал первый пришедший на ум адрес, чего делать не следовало. – И он умильно улыбнулся, надеясь умаслить Таша.

Она колебалась, зная, что хотя Жозеф почти наверняка соврал ей, давить на него бессмысленно. У них с Виктором бывают разногласия, но когда ведут расследование, они стоят друг за друга горой. Очевидно, теперь как раз такой случай. Или нет? Таша предпочла отложить выяснение отношений на потом, тем более, что она могла ошибиться.

– До вечера, дорогой! – крикнула она Виктору.

– Удачи, любимая! – весело отозвался он.

Выходя, она бросила в сторону Жозефа грозный взгляд.

– Кажется, ваша жена о чем-то догадывается, – шепнул он Виктору, когда тот вышел из гардеробной.

– Но пока, слава Богу, молчит и не вмешивается… Повторите мне слово в слово рассказ Гувье, – велел Виктор, решая, какой надеть жилет.

Владение Ришара Гаэтана выделялось среди соседних зданий своим неоготическим стилем, стрельчатыми сводами и гаргульями. Худой, как журавль, лакей в сюртуке, полосатых брюках и белом пикейном галстуке переводил взгляд с одного незваного гостя на другого, и губы его едва заметно подрагивали. Когда Виктор сообщил ему об убийстве хозяина, старик не выказал особого волнения, но долго молчал, пытаясь справиться с тиком.

– Господа полицейские желают меня допросить?

Они не стали выводить его из заблуждения и прошли следом за ним в библиотеку. Жозеф стоял, заложив руки за спину, и рассматривал красные и зеленые переплеты с золотым обрезом. Большинство из корешков оказались «обманками». Жозеф презрительно фыркнул и отвернулся.

Лакей машинальным жестом смахнул пыль с фарфоровой вазочки.

– Хозяин часто не ночует дома, в этом нет ничего необычного, но на этот раз я почему-то беспокоился и не спал до рассвета.

– Сколько в доме слуг? – спросил Виктор.

– Домработница Сидони Мандрон, она приходит каждое утро и убирает в комнатах. Мадам Купри, кухарка, эта не бывает в жилых помещениях. Я двенадцать лет на службе у мсье, но никогда видел его в таком состоянии, как в тот день…

– Что вы имеете в виду?

– Девятого числа этого месяца, в пятницу – я помню, потому что мадам Купри женила своего сына Арно. Он мясник, а его невеста – дочь торговца рыбой, белоручка, неспособная вести дом, и я уверен, что ничего хорошего из этого не выйдет. Мадам Купри приготовила холодные закуски, и я сервировал для мсье Гаэтана карточный столик у камина. Он вернулся довольно поздно и выглядел уставшим. Я подал ужин и направился в кабинет, где мы ведем учет и бухгалтерию, и тут мсье закричал: «Дидье! Дидье! Вернитесь немедленно!» Меня зовут Дидье Годе. Я прибежал и увидел мсье, он был белее снега. Казалось, с ним вот-вот случится удар.

Лицо старика исказила судорога, но он сделал над собой усилие и преодолел волнение.

– Хозяин указал мне на приоткрытую панель между Бальзаком и Бомарше. Он спросил: «Это вы повернули механизм?» – и голос его дрожал. Я воскликнул: «О боже, нет, мсье Гаэтан, я и не знал о существовании потайного кабинета». Мы вошли. Там царил полный кавардак. По комнате будто смерч пронесся. Дюжины и дюжины кукол разного размера, одетых, как модели из модных журналов, валялись на полу – без рук, без ног, разбитые, раздавленные. Но ужасней всего была…

Он замолчал, пытаясь справиться с дурнотой.

– Прошу меня простить… Можно было подумать, что это Арно Купри вылил на кукол целое ведро!

– Крови или красной краски?

– Крови, господа, крови! Ее ни с чем не спутаешь: густая, липкая жидкость с особым, душным запахом, который я не выношу. По этой самой причине я и вспомнил про молодого Купри, парень весь пропитался ею. Когда он приносит нам мясо, я потом всегда проветриваю помещение.

Лакей вытер лицо платком и долго откашливался.

– Продолжайте, – властно потребовал Виктор.

– На одной из стен была надпись зеленым мелом. Я не успел прочесть – мсье Гаэтан стер ее так быстро, словно узрел адские врата, но одно слово я запомнил: Анжелика. Мы с ним полночи собирали разбитых кукол, отмывали кровь, скребли и чистили. Потом мсье Гаэтан закрыл проход и заставил меня поклясться самым дорогим, что есть на свете, что я буду молчать. Я поклялся именем тети Аспазии: когда мои родители погибли – они угорели из-за неисправности системы отопления, – она стала мне настоящей матерью, вырастила меня и…

– Не отвлекайтесь.

– Моя должность требует преданности и умения держать язык за зубами, но теперь, когда хозяин нас покинул… Он был так талантлив! Мсье Гаэтан предложил мне сесть и выпить рюмку коньяка. Я отказался, сочтя это неуместным, но все равно выслушал его. Он рассказал, что эти куклы были для него как родные дети. Торговцы модной одеждой и кутюрье отсылают такие за границу, чтобы привлечь внимание к своим творениям. Это давняя традиция. Королева Изабелла Баварская посылала королеве Англии алебастровых кукол, одетых по французской моде. Они пользовались такой популярностью при европейских дворах, что в XVII веке воюющие стороны подписали конвенцию об их свободном обороте. Мсье Гаэтан собирал свою коллекцию годами и дорожил куклами, как бесценным сокровищем. Он говорил, а я чувствовал себя виноватым: мне следовало удвоить бдительность, ведь к мсье приходило много народу, мужчины и женщины. Они пользовались служебной лестницей, звонили – два длинных звонка и один короткий, и он сам их впускал, так что мне эти люди были незнакомы. Иногда – редко – клиенты являлись через главный вход, и это были весьма респектабельные особы, так что у меня не было причин их опасаться. Я заявил мсье, что прошу отставки, потому что считаю, что все это случилось по моему недосмотру, но он ее не принял. «У меня есть враги, Дидье, много врагов, люди не прощают успеха!» – так он сказал. Все это очень печально. Мне остается только одно – начать подыскивать новое место. Но я буду вечно сожалеть о мсье Гаэтане.

– Вы впускали кого-то в его отсутствие?

– Женщину, в тот самый день, когда случился этот ужасный погром. Было уже поздно. Она ждала в гостиной – я полагал, что хозяин вот-вот вернется: обычно он ужинал около восьми. Дама заявила, что условилась с ним о встрече, и я на четверть часа удалился на кухню, чтобы проверить, готов ли ужин. Она ушла, не предупредив.

– Как она выглядела?

– Как любая светская дама – шляпа с вуалью, дорогие украшения.

Резкий звонок прервал беседу. Виктор был настороже и подал знак Жозефу: пора было уходить. Спускаясь по лестнице, они услышали недоуменный возглас лакея:

– Полиция? Но они уже здесь!

За чем последовала хриплая тирада инспектора Лекашера про доверчивых простаков, которых ничего не стоит обмануть.

Виктор и Жозеф добрались до прачечной, где хмурая девушка разбирала грязное белье.

– Сидони Мандрон? Инспектор Лекашер. Мы проверяем выходы. Откройте это окно!

Метром ниже находился навес. Виктор перешагнул через подоконник и прыгнул, уверенный, что либо вывихнет лодыжку, либо проломит черепицу, но упал на колени и остался цел и невредим. Рядом приземлился Жозеф. Они подбежали к краю крыши, съехали по водосточной трубе и оказались на газоне. Невдалеке садовник подстригал изгородь.

– Полиция! Мы преследуем вора! – рявкнул Виктор и ринулся к калитке.

Забег закончился близ церкви Сен-Филипп-дю-Руль. На них оглядывались прохожие. Жозеф подозвал фиакр. Они сели и всю дорогу до Елисейских Полей пытались отдышаться, глядя на подпрыгивающую впереди спину кучера в накидке.

– Вы заметили, Жозеф? Я все еще в хорошей форме, – сказал Виктор, растирая уставшие ноги.

Их экипаж протиснулся между двумя омнибусами. Жозеф устало вздохнул.

– Ну, что сказать… Когда я соберусь сочинить роман о ворах и взломщиках, опишу все, что видел собственными глазами!

– Кэндзи вечно твердит мне о том же: опыт – нектар для творцов!

– Бывают дни, когда я мечтаю умереть невежей.

Они переглянулись, зашлись безумным смехом и все смеялись и смеялись, не в силах совладать с собой.

– Их уже двое! Нет, трое! – заикаясь, произнес Жозеф.

– О ком вы?

– О покойниках!

– Проявите хоть немного уважения, Жозеф, ведь они такие же люди, как мы с вами, и это жизнь, а не роман.

– Простите, патрон, уж слишком много всего случилось! Смех – это защитная реакция организма. Не считайте меня бесчувственным. На самом деле у меня есть сердце.

– Знаю, Жозеф, знаю. Хотите, чтобы мы прекратили расследование?

– Ничего подобного! Но я скоро стану отцом…

– Мы доведем это дело до конца – во всяком случае, попытаемся…

– Согласен. Итак, к чему вы пришли, патрон?

– Убийства Гаэтана и барона очень похожи. Обоим проломили череп. Похожи и мизансцены: разлитая кровь, желание разрушить все, что было дорого убитым. «Подписаны» преступления женскими именами: Луизаи Анжелика.

– Ни черта не понимаю!.. Лакей Гаэтана не видел надписи, но, возможно, там тоже было слово Луиза?

– В призраков мы не верим, так что этот след – фальшивка, он никуда не ведет: Луиза Фонтан мертва. Убийства и погромы совершил тот, кто знал, как попасть в тайные комнаты… Тот, кто был близко знаком с жертвами. Эта гипотеза возвращает нас к Софи Клерсанж.

– Не увлекайтесь, патрон, имена могли написать специально, чтобы увести следствие в сторону. Вспомните, что мне рассказал Мартен Лорсон: в вечер убийства Лулу у ротонды Ла Виллетт было два человека. Один из них хромал. Либо это и есть преступник, либо Софи Клерсанж и хромой – сообщники.

– Придется все начать сначала: допросить с пристрастием торговца черствым хлебом и вдову Герен, схватить хромого…

Фиакр остановился у дорогого каретного магазина, примыкавшего к манежу барышника. Лошадиное ржание мешало Виктору думать: сейчас ему хотелось оказаться на необитаемом острове.

– Стоило бы поставить памятник тишине, – недовольно буркнул он.

Оскорбленный в лучших чувствах Жозеф немедленно надулся.

– Итак, подведем итоги, – продолжил Виктор. – Лагурне и Гаэтан возглавляли оккультное общество. Когда кукол Гаэтана уничтожили, в полицию он заявлять не стал. Значит, подозревал кого-то конкретного. Остался третий руководитель общества, и Гувье назвал мне его имя: Абсалон Томассен, акробат, звезда цирка Франкони. Его жизнь в опасности? Или он и есть преступник?

Жозеф продолжал дуться, и Виктор примирительно похлопал его по плечу.

– Мы учиним допрос всем и каждому и раскроем тайну! – пообещал он.

– И действовать нужно быстро, пока никого больше не убили!

– Легко сказать! В сутках всего двадцать четыре часа! Таша рассчитывает на мое присутствие, Айрис – на ваше. Так что на сегодня с делами покончено. Призн а юсь вам, иногда мне хочется, чтобы время текло быстрее!

– Ну уж нет, иначе я стану дедушкой, не успев понянчиться с детьми!.. О, черт… Дама, что посетила Гаэтана… Получается, что она пришла к нему вечером 9-го числа, в день смерти Луизы Фонтан!

Софи Клерсанж все утро наводила порядок в своей комнате – нехитрая домашняя работа отвлекала ее от поселившейся в душе тревоги. Она словно вернулась в прошлое, перестав быть богатой плантаторшей, повелевающей толпой слуг в богатом калифорнийском имении, засаженном апельсиновыми рощами. Комната, оформленная в желтых тонах, выглядела довольно уныло и навевала печальные мысли. Софи не была поклонницей декора в стиле Генриха II, однако узкое пространство между кроватью, над которой висели старинные гобелены, и буфетом, «разжалованным» в комод, символизировало оазис покоя, откуда изгнано всякое зло. Что до посредственной гуаши с изображением старушки перед очагом, дующей на угасающие угли, то она навевала ощущение покоя и мысли о доме, в котором жизнь течет по раз и навсегда заведенному порядку. Где-то далеко, на заднем плане, маячил прозрачный силуэт Сэмюеля Мэтьюсона. Она никогда не испытывала любви к мужу, но этот порядочный, добрый человек обеспечил ей комфортное существование, которое теперь, после его смерти, казалось счастьем. Софи питала безграничную благодарность к ниспосланному Провидением мужу.

Она бесшумно вышла на лестничную площадку: на полу перед дверью стоял поднос с холодными закусками и свежей газетой. Внимание Софи привлек напечатанный крупными буквами заголовок:

УБИТ КУТЮРЬЕ РИШАР ГАЭТАН!

Она прочла всю статью, от первого до последнего слова, а потом, нарушив запрет покидать комнату, сбежала по лестнице вниз.

Эрманс Герен сидела в гостиной. В комнате с витражными окнами царил полумрак. Женщина дремала в глубоком кресле с кретоновой обивкой перед пианино с мраморными часами и подсвечниками в стиле Ренессанс на крышке. Ее чепец съехал набок, вязанье соскользнуло с колен на войлочный коврик. Софи нагнулась, чтобы поднять клубок, и разбудила ее.

– Ты обещала оставаться наверху.

– Я прочла газету.

– Я тоже. Он получил по заслугам.

– Я больше не выдержу! Сколько еще мне сидеть взаперти?

– Потерпи. Дело нужно довести до конца, дорогая. Поешь, ты плохо выглядишь.

Софи сидела, уставясь в черно-белый ромбовидный узор пола. Ее мучили сомнения.

– Если кто-то рылся в моей сумке…

– Успокойся, тебе нечего бояться.

Для пущей убедительности Эрманс снова взялась за спицы.

– Во время моей болезни…

– Я присматривала за доктором, когда он приезжал с визитом.

– А Сильвен?

– Сильвена интересуют только его торговля и кокотки. А Алина – совершеннейшая дурочка, из всего алфавита она знает лишь те буквы, без которых не обойтись на рынке.

– А как быть с тем, кто якобы спас меня на пляже? Он все еще в Париже, бродит где-то рядом.

– Не терзай себя, никто тебе ничего плохого не сделает, я же с тобой, – улыбнулась Эрманс.

Клубок снова упал на пол и закатился под канапе. Софи погналась за ним, как кошка за мышонком, и улыбка Эрманс сменилась горькой гримасой, а взгляд стал жестким.

Джина отменила занятия под предлогом похода в Лувр и велела каждой ученице выбрать картину для копирования акварелью.

Сиесту она не любила, но сейчас ей вдруг захотелось немного полежать. Она бросила на ночной столик записку Кэндзи, доставленную курьером, закрыла глаза и как наяву услышала его голос:

Не будете ли Вы столь любезны сопроводить меня в магазин между двумя и четырьмя часами? Мне необходим Ваш совет по части приобретения штор. Потом мы вместе отправимся на выставку, чтобы полюбоваться картинами Вашей дочери…

Джина сама не заметила, как заснула. Она шла по лесу между деревьями в мелких соцветиях, захотела сорвать красный цветок и вдруг ощутила жар желания. За завесой листвы неясно вырисовывался силуэт, до которого ей непременно нужно было добраться, но она никак не могла этого сделать, и была одна, и чувствовала тоску и влечение, а тянуло ее к заснеженному мостику, куда она не решалась ступить, потому что была совершенно обнаженной. Потом она нырнула в потайную дверь, увидела на полу ворох вещей, поспешно оделась, но одежда мгновенно исчезла, словно растаяла в воздухе, и осталась только обтягивающая ночная кофта.

Джина очнулась и вдруг со стыдом осознала, что ее правая рука нырнула под юбки и скользит вниз по атласной коже бедер. Она справилась с желанием и взглянула на будильник: было около двух часов.

В дверь позвонили. На пороге стоял Кэндзи в темно-сером сюртуке и лиловом галстуке бантом, в руке он держал трость с нефритовым набалдашником. Джина вышла из квартиры и начала спускаться по лестнице, «не заметив» предложенной Кэндзи руки. В фиакре, который вез их на Севастопольский бульвар, они почти не разговаривали: Кэндзи пытался завязать беседу, но Джина отвечала коротко и неохотно, отодвинувшись от него на сиденье как можно дальше. Кэндзи это ничуть не обескуражило: главное, что она согласилась сопровождать его.

Выбрал ли он магазин с названием «У Пигмалиона» с намеком, желая показать, что, подобно большинству мужчин, собирается, как знаменитый создатель Галатеи, лепить Джину по своему вкусу? Нет, Кэндзи не таков: он объяснил, что этот просторный торговый двор на углу улиц Риволи, Ломбар и Сен-Дени потряс его воображение, когда они с Виктором переехали в Париж и он покупал там постельное белье для квартиры на улице Сен-Пер. Он рассказал Джине о классических концертах по пятницам в примыкающем к базару зале «Эдан-Консер», где исполнялись старинные французские песни. Там он наслаждался пением Иветт Гильбер, пока она не сменила репертуар на более «откровенный».

На фасаде, к вящей радости детворы, все еще красовался огромный рождественский Полишинель. Джина залюбовалась куклой, расслабилась и с удовольствием оперлась на руку своего спутника. Так, рука об руку, они вошли в тяжелую дверь под бронзовой люстрой.

Покупательницы под раздраженными взглядами продавщиц рассматривали лежащие на длинных прилавках рулоны тканей.

– Не станем уподобляться тем, кого бесценный Лабрюйер критиковал в одной из глав «Вольнодумцев»: «Они не уверены в выборе тканей, которые хотят купить: большая часть образцов, которые им предлагают, оставляют их равнодушными, они ни на чем не могут остановиться и уходят без покупки», – процитировал Кэндзи.

– Браво, у вас отличная память.

– Профессия обязывает, – ответил он, напустив на себя скромный вид. – Я вас обманул, идея у меня есть, посмотрим, согласитесь вы со мной или нет. Я отделаю квартиру, руководствуясь вашим вкусом. В этом пристанище я стану редактировать каталоги и – если вы окажете мне честь – принимать вас, а значит, вы на совершенно законных основаниях можете высказать свои предпочтения.

Кэндзи высказал свою просьбу так весело, что заподозрить его в хитрости было совершенно невозможно, и Джина послушно проследовала за ним в отдел дамастовых тканей. У лестницы с чугунными коваными перилами стоял приказчик с набриолиненными, расчесанными на прямой пробор волосами и внимательно наблюдал за ними сквозь полукруглые стекла очков. Кто эти двое – придирчивые зануды, клептоманы или настоящие покупатели?

– Взгляните, я колеблюсь между вот этим вышитым дамастом с цветочным узором и другим, полуматовым, цвета нильской воды, – сказал Кэндзи.

– Какого цвета обои в комнате? – спросила Джина, поглаживая ладонью рулон набивного кретона.

– Слоновая кость, – тихо произнес Кэндзи, как бы невзначай коснулся рулона, провел ладонью по ткани и осторожно накрыл пальцы Джины своими.

– В таком случае, будет правильно выбрать вот этот теплый свежий цвет, – посоветовала Джина. Сердце у нее колотилось, она не могла поверить в собственное безрассудство.

Кэндзи кивнул – со значением, словно собеседница высказала драгоценную истину, – и сделал знак приказчику.

– Мсье предполагает заказать пошив штор? Вы сняли мерки? Два окна? Я позову продавщицу.

Появилась девушка с сантиметром и ножницами, отрезала четыре куска дамаста и аккуратно их сложила.

– А что с подхватами? – спросила она.

– Та же ткань, но однотонная, кольца и штанга медные, – распорядилась Джина, не глядя на Кэндзи: уж слишком прозрачен был тайный смысл этой покупки.

Они прошли за продавщицей к кассе. Замыкал процессию приказчик, подсчитывавший в блокноте цену покупки. Кэндзи заплатил по счету, копию чека накололи на железный штырь. Приказчик упаковал дамаст, сообщил, что все будет готово через два дня, и поинтересовался, по какому адресу доставить пакет.

– Улица Эшель, 6, мсье Кэндзи Мори, второй этаж, слева, – ответил Кэндзи, бросив выразительный взгляд на Джину.