Текст книги "Кошачий глаз"

Автор книги: Клод Авелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

2

В четверг рано утром Блондель и Тюссен приехали на служебной машине за Жизелью и заодно дали указания Малькорну: в девять приедут Мальбранш и Бело, чтобы принять экспертов, в полдесятого прибудут люди, которым поручено «перетрясти» виллу. Они предварительно позвонили Жизели, и она ждала их, готовая к выходу.

– Прежде всего, вы могли бы дать мне выспаться! – сердито сказала она.

– Вы нам тоже, – ответил Блондель.

– Куда вы меня везете?

– К вам, моя прелесть.

– Ко мне? В Куломьер?

– К вам, на улицу Фондари. Если у вас нет ключа, обойдемся без него.

– По счастью, есть, – буркнула Жизель. – Все-то вы вынюхиваете, легавые!

– Нюх у нас действительно хороший.

– Мне нечего скрывать. Вы ничего не найдете. Вместо того чтобы мучить честную, невинную девушку, вы бы лучше искали убийцу мадемуазель.

– А может, он прячется у вас? – бросил Блондель.

Жизель покраснела, как свекла.

– И не совестно вам такое говорить?!

Она забилась в угол сиденья и не произнесла больше ни слова. Всем это было на руку. Тюссен и шофер беседовали о приближающейся Пасхе.

В старом доме на улице Фондари окна консьержки были еще задернуты шторами. Лестничная клетка блистала чистотой. Квартира Жизель находилась на четвертом этаже. Блондель включил свет. Две прибранные, уставленные массивной мебелью комнаты, окнами выходящие во двор. На полках – несколько книжек и множество безделушек. Впечатление было такое, что здесь долго никто не жил.

– Хорошо, – сказал Блондель, – приступим к работе.

– К какой работе? – спросила Жизель. – Вы же видите, тут нет вашего убийцы.

Блондель открыл дверцу самого большого шкафа. Тюссен заметил, что в глазах Жизели появился ужас. Блондель вынул из шкафа коробочку, почти новые перчатки и музыкальную шкатулочку, сделанную в виде миниатюрного ведерка с бутылкой шампанского.

– Все кончено! – простонала Жизель и рухнула в кресло.

– Вот именно, – сказал Блондель. – Само это сюда не пришло.

Он положил на стол перчатки и музыкальную шкатулку, чтобы открыть коробочку, в которой предполагал найти скромное колечко. Но там оказалось не скромное колечко, а кольцо с огромным бриллиантом, вспыхнувшим, как солнце.

– Какой большой бриллиант, не правда ли, мадемуазель? – сказал Тюссен.

Жизель подняла брови, уголки ее губ опустились.

– Это ничто в сравнении с тем, который она носила на пальце! Я… я в жизни ни у кого ничего не украла!

– В таком случае, вы положили хорошее начало, – заметил Блондель, закрывая коробочку и пряча ее в карман. – Я полагаю, и остальное – собственность мадемуазель Сарразен?

– Ох, да! – вздохнула Жизель. – Ее смерть так на меня подействовала, что я взяла эти вещи, сама не ведая, что творю. Посмотрите на перчатки! Они на два размера меньше, чем я ношу!

– Бог с ними, с перчатками, – сказал Блондель. – А вот из-за колечка вы вполне можете угодить в места не столь отдаленные.

– Что с отпечатками пальцев? – спросил Тюссен, желая осмотреть музыкальную шкатулку.

– Думаю, их там столько, что мы можем добавить свои, – ответил Блондель.

– Я вижу тут надпись: «Утка-Баламутка».

Тюссен покрутил ручку. Музыка полилась сначала несмело, потом смелее и снова зазвучала тихо, меланхолично. Жизель не выдержала и разрыдалась.

– Все эти чудные вещицы валялись на полу! В понедельник, когда господин Бело и другие господа из полиции занялись мадемуазель, я пошла наверх. Я хотела посмотреть, все ли на втором этаже в порядке, ну и заглянула в комнату мадемуазель… И нашла там это.

– Что? – спросил Блондель. – Музыкальную шкатулку?

– Нет, коробочку. Я плохо поступила. Мертвые – дело святое! Мне хотелось иметь что-нибудь на память о ней. – Она умоляюще поглядела на инспектора. – Я могу это отдать?

– Спросите об этом наше начальство. Может, вы и у предыдущих хозяев что-то брали на память? Позднее мы это проверим.

– Клянусь головой моей матери! – воскликнула Жизель. – Кроме нескольких полотенец…

– Я сказал – позднее. – Блондель сел и взял в руки музыкальную шкатулочку. – Теперь я хотел бы услышать побольше об этой вещице. Она находилась среди вещей, выброшенных из шкафа?

Тюссен заглянул через плечо Блонделя.

– Это реклама, – сказал он.

Блондель начал допрос.

– Мадемуазель Сарразен хранила это среди сувениров?

– Нет, господин инспектор, – поспешно ответила Жизель, давая понять, что сделает все, чтобы помочь правосудию. – Это лежало в другом месте. В воскресенье утром я принесла ей завтрак. Обычно она сразу просыпалась и смотрела на часы. Не встречала человека с более прочными привычками. Но в воскресенье она не могла проснуться…

– Она заболела?

– Нет. Думаю, она вернулась домой поздней ночью. Я уже спала. В субботу после ужина она отправилась куда-то в платье с огромным вырезом, а вернувшись, раздевалась наспех, кое-как. Все было разбросано: чулки, платье, комбинация, даже туфли я нашла под комодом! И это при ее аккуратности. Везде валялись всякие мелочи: коробочка с разноцветными шариками, серпантин…

– Она сказала вам, куда идет?

– Мадемуазель никогда не говорила.

– Она ушла одна?

– Да, господин инспектор. Уехала на своей маленькой машине.

– И вернулась одна?

– Могу сказать только, что утром она была одна, как всегда.

– А что стало с этой мишурой?

– Она велела мне все сжечь.

– Где?

– На кухне.

– Вы это сделали?

– Да. Только эту музыкальную шкатулочку я пожалела. Уж очень она хороша!

– Реклама ночного ресторана, – сказал Тюссен.

Блондель повернул ручку.

– У вас эксцентричный вкус, мадемуазель Жизель. – Она не поняла и опустила голову. – Возможно, в этом случае вас следует поблагодарить.

3

Хотя допрос на набережной Кэ-дез-Орфевр происходил в присутствии Бело, он не дал результатов. Молодые инспекторы уверяли, что это не единственная кража, но Жизель не вызвала у комиссара никакого интереса. Его заинтересовала музыкальная шкатулочка и субботний выход мадемуазель Сарразен. Он соединился с полицией нравов, а через четверть часа появился Вавассер. Он служил в полиции нравов много лет и специализировался на высшем обществе. У него были манеры дипломата.

– Вы хотели бы услышать об «Утке-Баламутке»? Нет ничего проще. Я был на открытии. Частным образом. Хозяин ресторана прислал в нашу контору два приглашения. Широкий жест, принимая во внимание цену ужина. Мы тянули жребий. Я выиграл и пошел в ресторан с одной моей знакомой. Ей там очень понравилось. Находится «Утка-Баламутка» на углу улиц де Мартир и Кондорсе.

– А почему у ресторана такое странное название? Там действительно собираются какие-то баламуты? Наркоманы? Что вы там увидели?

– Прекрасный спектакль! Гвоздем программы была Джина Герман. Это, я вам скажу, высокий класс! У моей жены есть все ее пластинки!

«Зато нет достаточно элегантного платья, чтобы появиться в таком ресторане!» – подумал Бело.

– Около часа ночи мы получили цветы, подарки, всякую праздничную мишуру, – продолжал Вавассер. – Танцевали под джаз-оркестр из Лондона. Посетители – люди из высшего общества.

– Кому принадлежит ресторан?

– Торговой компании. Во главе ее стоит некий Мерсье. У него и до этого были рестораны, все роскошные и дорогие, никакими баламутами не посещаемые. В субботу собрался цвет Парижа: кинозвезды, художники, светские львы, два члена академии.

– А эту особу вы видели? – спросил Бело, подкладывая Вавассеру фотографию Югетты Сарразен.

– А что! Это неглупо – показать фото женщины в купальном костюме, чтобы узнать, видел ли ее человек, практически голую. Ох, простите, господин комиссар! – Вавассер слегка смутился. – Я ее не знаю, но видел. А кто это, если не секрет?

– Югетта Сарразен, убитая на другой день у себя дома в Нейи.

– Рука в чемоданчике? – воскликнул Вавассер. – Я не узнал ее на фотографиях, помещенных в газетах! Она пришла одна, сразу после нас, и села за оставленный ей столик, на котором стоял только один прибор. Это обращает внимание. Моя знакомая залюбовалась ею. Разные люди с ней здоровались. Потом она подсела к большому столу, за которым собралось многочисленное общество. Мерсье занимался ею, но не больше, чем другими. Она много пила и производила впечатление слегка взволнованной. Мы ушли раньше ее.

– Надо иметь какие-то отношения с хозяином, чтобы позволить себе заказывать столик на одного в ресторане такой категории. – Бело взглянул на часы. – Мне пора ехать на вокзал встречать отца той девочки, которая вчера покончила с собой.

– Я читал об этом, – сказал Вавассер.

– Симон проводит его в госпиталь Кошен, а я… В котором часу закрывается этот ресторан?

– В семь утра. Мерсье остается несколько дольше, чтобы проверить счета и отдать персоналу распоряжения. Я думаю, у него наверху есть небольшая квартирка.

– Он холост?

– Да.

– Вероятно, мне придется заскочить туда до прихода экспертов на улицу де ла Ферм.

– К сожалению, без меня, – сказал Вавассер.

– Не о чем жалеть. Я бреду на ощупь, – ответил Бело.

4

Бело напряженно вглядывался в толпу на перроне. Толпа была большая, а господин Шенелон – низенький.

– Вон тот, весь в черном, – это он, – сказал Бело Симону.

– О, господин Бело, – простирая к нему руки, воскликнул Шенелон. Можно было подумать, что он встретил лучшего друга после двадцатилетней разлуки. – Вы сами потрудились приехать! Скажите, скажите, ведь это невозможно, чтобы в моей семье был убийца? Чтобы моя дочь убила? Разве что на нее нашло какое-то затмение…

Люди замедляли шаг и посматривали на них с любопытством.

– Конечно, – убежденно сказал Бело. – Естественно. Это большое несчастье, но только несчастье!

– Добрый день, господин комиссар!

Бело оглянулся.

– Госпожа Берже!

Он был искренне изумлен. После письма Огюсте!.. Только бы Шенелон не нашел его в бумагах своей дочери. Нет, ведь она его сожгла. Симон, вероятно, подумал о том же. Надо его представить. Он, однако, не успел, потому что бабушка спросила:

– Где Жан-Марк? Вы еще держите его под замком, как бесценное сокровище?

Вот упрямая чертовка! Так пусть получает!..

– Жан-Марк арестован по обвинению в фальсификации картин, – сказал он и быстро повернулся к господину Шенелону. – Это инспектор Ривьер, я отдаю его в ваше распоряжение. Он проводит вас… – Вдруг, в первый раз в жизни, он ощутил потребность выйти за рамки служебных отношений.

– Симон Ривьер – мой крестник, я отношусь к нему, как к сыну. Он немного знал вашу дочь и восхищался ею, – сказал он.

Шенелон всхлипнул. Бело взял его под руку. Бабушка шла за ними, рядом с Симоном. Она выдержала удар, считая, что этого требуют обстоятельства. Как только уедут эти двое, она рассчитается с ним за хамство. Бабушка долго приглядывалась к своему спутнику и наконец спросила:

– Вы виделись с Огюстой в связи с этим делом?

– Да.

– А скажите, не ваши ли полицейские в «деликатной» манере подтолкнули ее к роковому шагу?

«Только бы не покраснеть, – подумал Симон. – Она подумает, что это от стыда». Он, однако, покраснел. Бабушка подумала, что это от злости, и порадовалась, что месть ей удалась. А покраснел Симон именно от стыда.

– Вы хотите сопровождать господина Шенелона? – спросил он.

– Нет, он уже и так под надежной опекой.

– Простите, что я не еду с вами, – обратился Бело к Шенелону, – но сегодня утром у меня нет ни минуты свободной. Может быть, мы встретимся во второй половине дня, где и когда вы захотите?

– Нет, нет, где и когда вы захотите, – сказал Шенелон. – Вы не должны терять ни минуты, начинайте поиски убийцы, который стал причиной смерти и моей дочери. От меня вы, к сожалению, ничего не узнаете.

Шенелон и Симон сели в машину. Бело стоял рядом с бабушкой.

«Смываюсь», – подумал он.

– А от меня – напротив, – неожиданно произнесла бабушка.

– Что «напротив»?

– От меня вы кое-что узнаете. Поэтому-то, собственно, я и приехала в Париж, – заявила бабушка и, бросив на него холодный взгляд, добавила: – Фредерик.

На лице Бело не дрогнул ни один мускул, но полностью безразличным он притвориться не смог.

– У меня только пять минут, – сказал он.

– Этого достаточно.

– Попросим приюта в привокзальном участке.

Их любезно приняли и оставили одних. Бабушка вынула из сумки блокнот и открыла на нужной странице.

– Расчеты моего внука.

Бело взглянул на конечную сумму.

– Черт побери! – воскликнул он. – А кто такая мадам Б.?

– Именно об этом я хотела вас спросить, – спокойно ответила бабушка.

– Вероятно, это кто-то живущий в Париже, кому можно отдать любую сумму без расписки и без посредников. Вы не знаете кого-либо, чья фамилия начиналась бы с Б?

– Никого, кроме вас.

Бело не выдержал и улыбнулся. Бабушка ответила ему тем же.

– Мы спросим его об этом. Он все время выкручивается, врет, но, видя, что нам кое-что известно, быстро сдает позиции.

– Он удивится, увидев этот блокнот в ваших руках. Скажите, что получили его от меня. Что я сама вам его дала.

– Он не сочтет это предательством?

– Расскажите мне историю с фальсификацией картин.

– Вам вряд ли будет приятно это слушать.

Бабушка ничего не ответила. Пока Бело рассказывал, ее лицо оставалось совершенно невозмутимым. После бессонной ночи в поезде она выглядела так же свежо, как после утреннего душа в собственном доме.

– Думаю, первые суммы, почти одинаковые, – это его месячный заработок у Пижона. Зато остальные, громадные, – это королевское вознаграждение за его копии с подписями, – закончил Бело.

– А все-таки до чего он способный, этот малец, – заметила бабушка. – Передайте ему это от меня. Лучше бы он, конечно, рисовал картины, которые имели бы его собственную подпись… Но все-таки я счастлива, что он получил деньги не за… Вы меня понимаете.

– Я очень хорошо вас понимаю, – почтительно ответил Бело.

– Ненавижу мужчин, которые торгуют своими прелестями. – На лице бабушки появилась гримаса отвращения.

– Не беспокойтесь, я ему это скажу.

XII
Сюрприз в «Утке-Баламутке»

1

Господин Шенелон упросил Симона поехать вместе с ним на улицу д’Асса, в квартиру его дочери. Бело, уже без крестника, поехал к Блонделю, крутившемуся поблизости от «Утки-Баламутки». Бело заметил его из такси и, рассчитавшись с водителем, пошел ему навстречу.

– Снаружи все смотрится шикарно, – сказал Блондель. – Внутри тоже. Я заглянул в открытую дверь. Там кто-то прибирает.

– Войдем, – сказал Бело.

Неяркий свет озарял зал, стены которого были отделаны деревянными панелями, что придавало ему сходство с покоями шотландского замка. Все столы были сдвинуты в один угол. Паркет блестел как зеркало.

– Блеск этого паркета напоминает бриллиант мадемуазель Сарразен, – заметил Бело.

Шум пылесоса заглушил его слова.

– Минуточку, я сейчас выключу, – сказал работник. – Что вам угодно?

– Господин Мерсье здесь? – спросил Бело.

– А по какому вы делу?

– По личному.

Работник, имевший, вероятно, печальный опыт, ответил:

– Все говорят одно и то же, а мне потом достается на орехи. Приемные часы – с четырех.

– Мы не клиенты, и обещаю, что у вас не будет неприятностей. Кроме того, мы пройдем без вашего разрешения.

– Ну, что же, – сказал работник. – Не дай Бог, вы еще начнете палить из револьвера. Идите, пожалуйста, за мной. Господин Мерсье в конторе. Если его там не окажется, значит, он у себя наверху.

– Хорошо идут дела? – спросил Бело, следуя за работником.

– Не то слово! Не хватает мест! – с гордостью ответил работник. – Большинство желающих уходит ни с чем.

Он постучал в первые двери в коридоре.

– Войдите! – отозвался приятный баритон.

– Эти господа хотят с вами поговорить, господин Мерсье. По личному вопросу, – сказал работник, пропуская Бело и Блонделя в контору.

– В самом деле? – Мерсье встал из-за стола. Бело и Блондель глядели на него.

– Господин Мерсье? – машинально спросил Бело.

– Собственной персоной. А с кем имею честь?..

Бело кивнул на работника.

– Спасибо, Жан, можешь идти, – сказал Мерсье.

Жан удалился со спокойной совестью.

– Извините, – сказал Бело, – что мы нагрянули к вам в неурочное время. Я – комиссар криминальной полиции. А это мой коллега, инспектор Блондель.

– Присаживайтесь, господа. У меня нет возражений, хотя обычно в этот час я кончаю свою писанину и ложусь спать. – Он сел за стол, заваленный бумагами. – По счастью, вы не из того отдела, откуда к нам обычно приходят. Чем могу быть полезен?

– Вы, вероятно, читали в газетах об убийстве, совершенном в последнее воскресенье в Нейи?

Мерсье принял подходящее к случаю выражение.

– О, да! Одна из моих клиенток, мадемуазель Сарразен. Ужасное преступление!

Бело вынул маленькую сумочку.

– У прислуги мы нашли вот это. – Он достал из сумочки музыкальную шкатулку. – Мадемуазель Сарразен получила это здесь в ночь с субботы на воскресенье.

– Мадемуазель Сарразен действительно была здесь в субботу по случаю торжественного открытия ресторана.

– Вы хорошо ее знали?

– Ну, так нельзя сказать. Она никогда не была постоянной клиенткой в моих ресторанах, приходила лишь время от времени. Но мы, хозяева ресторанов, имеем хорошую память на лица и фамилии. А такую красивую женщину, как мадемуазель Сарразен, трудно было не запомнить. – Он помолчал. – Вы, господин комиссар, видели ее мертвую. Вы не знали ее очарования, ее блеска. Говорят, что женщинам не идет быть умными. Она – лучший пример обратного.

– Вы ею восхищались? – спросил Бело.

– Насколько сильно, я понял только тогда, когда прочел известие о ее смерти.

– Вы бывали у нее?

– Никогда. В картотеке у меня был ее адрес, и все.

– Вы знаете людей, в обществе которых она тут появлялась?

– Она всегда приходила одна, – твердо ответил Мерсье.

– Вас это не удивляло?

– Господин комиссар, когда имеешь такой ресторан… – Мерсье вздохнул и пожал плечами.

– Я думал, что она, может быть, принимала участие в ваших делах и чувствовала тут себя как дома, – сказал Бело.

– Ничего подобного Я хочу подчеркнуть, что у меня вообще нет партнеров, если не считать поставщиков.

– Что же, в границах, установленных правом, вы вольны как угодно распределять свое имущество, – вежливо ответил Бело. – Однако вернемся к мадемуазель Сарразен. Я хотел бы затронуть деликатный момент, ставящий под сомнение ее любовь к одиночеству. У нее был жених, совсем еще мальчик…

Черные глаза господина Мерсье вспыхнули.

– Я что-то об этом слышал.

– Вы никогда не видели их вместе?

– Никогда. Те из моих клиентов, кто был с ней знаком, только и говорят, что об этом женихе. Его наличие потрясло всех не меньше, чем убийство. Следует задуматься, не является ли этот «жених» просто… как бы сказать помягче… фантазером? Вы говорили о ее любви к одиночеству. Надо сказать, что мадемуазель Сарразен также любила завязывать новые знакомства.

– В субботу она доказала это, покинув свой столик и подсев к другому. Она производила впечатление оживленной.

– Среди посетителей был ваш коллега, – сказал Мерсье.

– Несмотря на это, мы не знаем, к кому подсела мадемуазель Сарразен.

– К сожалению, я тоже не знаю. Я редко бываю в зале с клиентами. Я расспрошу своего метрдотеля. Зная номер столика, я найду по крайней мере фамилии тех, кто его зарезервировал. Но придется с этим подождать до восьми вечера. Эрнест живет на улице Воскрессон, и у него нет телефона. Я позвоню вам и передам информацию.

– Не беспокойтесь, я сам приду, к восьми, – сказал Бело, вставая. Блондель тоже поднялся. – Может, он скажет еще что-нибудь, что будет для нас любопытно. А пока не могли бы вы дать список клиентов, посетивших ваш ресторан в субботу?

– Охотно.

Список лежал на столе. Бело поблагодарил Мерсье.

– Последний вопрос, – сказал он. – Не казалась ли мадемуазель Сарразен в тот вечер чем-то озабоченной или опечаленной?

– Нет, определенно нет, господин комиссар.

Мерсье проводил Бело и Блонделя до самого порога ресторана. Жан как раз закончил расставлять столы по местам.

– Я всегда полностью в вашем распоряжении. Буду искренне рад, если убийца жизнью заплатит за свое злодеяние, – сказал Мерсье, крепко пожимая Бело руку.

2

– Не оглядывайся, – сказал Бело Блонделю. – Может быть, он еще стоит в дверях и смотрит на нас.

– Я совершенно опешил, – произнес Блондель. – Конечно, тут может быть потрясающее стечение обстоятельств.

– Конечно. Двойник мог быть и у Христа. Если бы не усики, это был бы вылитый барон-мошенник из Спрингфильда и Ричмонда. К тому же этот субъект боек на язык.

– Это американец!

– Ты поддаешься внушению Жан-Марка!

Блондель второй раз опешил.

– Мне казалось, шеф, что вы ему верите…

– Возможно, он говорит правду. Но, с другой стороны, что ему мешало ухватиться за описание, которое мы ему вчера прочли? Я верю в существование человека, подменившего чемоданы. Однако очень возможно, что юный мошенник решил отомстить сообщнику, считая его причиной собственных несчастий, и указал на него как на таинственного незнакомца, подсунувшего ему «кровавый чемоданчик».

– Вы думаете, трио проходимцев – Сарразен, Жан-Марк и Мерсье – на самом деле квартет? – спросил Блондель, сбитый с толку.

– Возможно, американец не занимался фальшивым Ван Гогом и имел дело только с Сарразен и Жан-Марком, а о делах, связывающих их с Мерсье, и не подозревал.

– Вы в самом деле считаете, что…

– Я просто этого не исключаю. Возвращайся к ресторану и не спускай глаз с главного и черного входов. Я позвоню из ближайшего автомата, чтобы тебя поскорее сменили. Если он куда-нибудь отправится, ступай за ним. Когда тебя сменят, поброди тут еще немного. Присмотрись тут к его машине – это важно. Я свяжусь с паспортным бюро, пусть проверят данные этого красавца, а потом поскачу в Нейи. Шеф, верно, уже там.

– А мы не можем его сразу арестовать? Художник сидит, торговец составил бы ему компанию, и у нас был бы комплект.

– Сначала мне надо собрать информацию о той барышне, которая все это заварила.

Господа, собравшиеся в двух салонах на улице де ла Ферм, вполне могли сойти за ближайших родственников покойной. Одетые в черное, угрюмые, они обменивались неприязненными взглядами, как это часто бывает среди наследников перед оглашением завещания, а Мальбранш вполне подходил для роли нотариуса. Действительность, однако, была ненамного веселее. Каждый из этих признанных специалистов боялся услышать траурный марш над гробом своей репутации. Из утренних газет они узнали о фальсификатах Ван Гога, принадлежащих – трудно поверить – кисти жениха мадемуазель Сарразен. Фальсификаты расползлись по всему свету. А письменные свидетельства подлинности произведений? Их выдавал кто-то из них. Если известная собирательница картин решилась на преступление, ей ничего не стоило злоупотребить их доверием. Каждый из них напрягал память, но, не вспомнив ничего утешительного, молил Бога о том, чтобы этот проходимец подделывал не только Ван Гога, но и Ренуара, Сезанна, Моне – кого угодно, лишь бы подпись оплачивалась как должно. Бело вошел как раз в тот момент, когда Мальбранш спрашивал, сколько, по их мнению, может стоить картина Ван Гога таких-то и таких-то размеров. Все единогласно заявили, что два миллиона. «Значит, десять картин – это двадцать миллионов, – подумал Бело, – а если Жан-Марк нарисовал больше, чем сказал, то вообще Бог знает сколько. В чей карман попали эти деньги?»

– Мы просили вас, господа, собраться, чтобы вы подтвердили подлинность всех без исключения картин, которые мы видим здесь, – сказал Мальбранш. – В полицию в разных странах мира поступают жалобы сродни той, которая опубликована в утренних газетах. Мы должны иметь уверенность, что знаменитая коллекция не содержит фальшивок домашнего изготовления. На сегодня нам более нечего вам сообщить.

Нечего? В одну секунду толпа, застывшая неподвижно, зашевелилась. Эксперты, у которых гора с плеч свалилась, были готовы поверить, что минуту назад им снился дурной сон. С легким сердцем они приступили к работе, результаты которой были заранее известны. Все картины в собрании мадемуазель Сарразен были знаменитыми шедеврами. «Она продавала фальсификаты, чтобы сохранить оригиналы», – вспомнил Бело слова Жан-Марка. Неужели Мерсье был так в нее влюблен, что делал все это бескорыстно, ради удовлетворения ее прихоти?

Подписав протокол заседания, эксперты гуськом тронулись к выходу, не подымая глаз на сотрудников отдела криминалистики, ждавших только их ухода, чтобы, согласно приказу Малькорна, «перевернуть весь дом вверх ногами».

– Вас подвезти? – спросил Мальбранш Бело.

– До Сен-Жермен-де-Пре, если вы так любезны. Я хотел бы заняться поисками мадам Б.