Текст книги "Кошачий глаз"

Автор книги: Клод Авелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Клод Авелин
Кошачий глаз

I
Три акцента

1

Дождь, льющий как из ведра все Вербное воскресенье 1930 года, превратил улицу Бонапарта, от площади Сен-Жермен-де-Пре до улицы дю Фур, в настоящую реку. В такую мерзкую погоду площадь и примыкающие к ней улицы были пустынны, если не считать двух мужчин, укрывшихся от дождя под небольшим навесом отеля «Марсель». Первый из них – господин Беда, хозяин отеля, коренастый, с услужливой улыбкой на губах, – хитровато поглядывал из-под голубого берета, вроде тех, что носили фронтовики во время военных парадов. Второй – его молодой постоялец Жан-Марк Берже – изредка вздыхал. Шарф закрывал ему губы, но не заглушал нервного, горячечного дыхания. Зимнее пальто, калоши, шляпа, надвинутая на глаза, не спасали его от промозглой сырости. Беда посматривал на него с тревогой и скукой одновременно. Пятидесятилетий опыт научил хозяина отеля, что лучший способ вернуть человека к действительности – не столько разговор, сколько монолог, и он приступил к делу.

«Знаете, я родом из Ниццы, так вот никак не могу избавиться от своего несчастного акцента! Если бы я захотел рассказать о сегодняшней погоде, все бы решили, что я жутко преувеличиваю. Парижане вообще не очень-то доверяют провинциалам. А все-таки честью могу поклясться, что подобного ливня я не видал со времен Вердена. Только там еще сыпали и снаряды, и пули, и шрапнель. А наши шинели впитывали влагу, как промокашки».

Жан-Марк осмотрелся. Хоть бы показалось такси! Сам черт подстроил так, что ливень превратил Париж в пустыню именно сегодня!

Беда поднял глаза к навесу, по которому барабанил дождь.

– Славный навесик! В прошлом году град был, во-от такой величины! – Он поднес кулак к самому носу Жан-Марка. – Госпожа Беда и говорит: «Конец пришел твоему навесу!» А вы взгляните – ни трещинки. Злит ее, что в такую мокрядь, как нынче, прячутся под ним чужие. Терпеть она этого не может. Да вы ее знаете… Дом этот, кстати, ее.

Жан-Марк почти не слушал господина Беда. Внезапно он сорвал с шеи шарф и начал им размахивать. Такси промчалось на полном ходу.

– Да я же на поезд, на поезд опоздаю! Что за невезение! – запричитал Жан-Марк.

– Не нервничайте. Поезд отбывает в одиннадцать тридцать, а на Сен-Сюльпис только-только пробило четверть одиннадцатого. По правде говоря, я на вашем месте прогулялся бы до Сен-Жермен-де-Пре пешочком, тут ведь два шага. А там и такси поймать пара пустяков.

– Пешочком, с двумя чемоданами! Видите, какие они тяжелые. У меня тридцать восемь и четыре.

– Да уж вид у вас не самый лучший, это факт. – Беда нахмурил брови. – Только как приедете на родину, в Лион, не давайте докторам себя залечить, лучше отдохните как следует – и обратно. Госпожа Беда от вас без ума. Невероятно! Вы интересуетесь ее здоровьем, оказываете услуги, даже умудряетесь с интересом слушать бесконечные истории, которые она по сто раз рассказывает. Теперь время такое, что воспитанных молодых людей днем с огнем не сыскать, вы уж мне поверьте. А при всем при том, что мы о вас знаем?

Жан-Марк снова сделал беспокойное движение.

– Смотрите, не простудитесь, господин Беда. Идите лучше в гостиницу.

– Право же, неприятно мне оставлять вас тут одного.

На мостовой показался красивый автомобиль. Жан-Марк машинально поднял руку.

– О-о, пытались остановить «роллс-ройс»! – Беда усмехнулся. – А что, если б он остановился? И в нем хорошенькая девушка? Не помогло бы вам, что вы обручены. Ну, ладно, я, пожалуй, пойду. Если моя супруга уснула над газетой, то вернусь. А коли нет… – Он энергично потряс вялую горячую руку Жан-Марка.

– Спасибо, господин Беда, до свидания. Благодарю за грог и за все остальное.

– Да что вы! Это я вас благодарю. У меня вежливость профессиональная, а у клиента – добровольная. Вы меня расположили к жителям Лиона. Даже ваш лионский акцент мне нравится. Всего хорошего!

2

Господин Беда скрылся за стеклянными дверьми. Жан-Марк остался под навесом один. Два удара часов на мэрии близ Сен-Сюльпис отозвались в его сердце погребальным звоном. Жан-Марк взглянул на свои часы: «Да, половина одиннадцатого». Он надел перчатки и с отвращением посмотрел на чемоданы. Если б на улице был хоть один прохожий, у него, пожалуй, хватило бы духу доплестись до метро. Но ни одной живой души не было видно.

Звук приближающейся машины заставил его выбежать на мостовую.

– Эй! Эй!

Нет, снова частная машина. Последняя модель. Жан-Марку показалось, что автомобиль ехал очень медленно Он пожал плечами и вернулся к своим чемоданам, не спуская, однако, глаз с лимузина, который, сбавляя скорость, подкатывал к тротуару.

Наконец лимузин остановился. Водитель приспустил стекло и спросил:

– Хелп?

Жан-Марк не понял.

– Хелп? – повторил он растерянно.

Водитель расхохотался.

– «Хелп» по-английски «на помощь!».

На Жан-Марка смотрели очень черные и очень блестящие глаза.

– Ну да, «на помощь!» – Жан-Марк поежился под необыкновенно проницательным взглядом.

Мужчина перестал смеяться и посмотрел на чемоданы.

– Вы куда-то едете? Спешите на поезд? – У него был сильный американский акцент.

У Жан-Марка блеснула искра надежды.

– Да, да, спешу на поезд. Я простужен, и у меня просто нет сил дойти до метро.

– С какого вокзала вы едете?

– С Лионского. Я еду в Лион.

– О! Это мне по пути. Не Лион, конечно, а Лионский вокзал. Чудесно!

Водитель лимузина отворил дверцу и, не вылезая, протянул руку за чемоданами. Жан-Марк не смел поверить своему счастью.

– Вы так любезны!..

3

Поворот на улицу дю Фур, визг шин – и через минуту уже поворот на улицу де Ренне. Американец гнал как сумасшедший. Жан-Марк, загипнотизированный ритмичным движением «дворников», судорожно вцепился в сиденье. Он украдкой изучал профиль американца. Тот уже не улыбался. Чем-то он напоминал кинозвезду лет под сорок, одного из тех актеров, которые играют мужчин, влюбленных в молоденьких девушек.

Автомобиль без малейшей осторожности проскочил площадь Сен-Жермен-де-Пре.

– Не лучше ли было бы свернуть направо? – отважился спросить Жан-Марк.

– Зачем? – Незнакомец расхохотался. – Берега Сены прекрасны даже в такую скверную погоду.

Лимузин покатил по улице Бонапарта. Через несколько секунд они были уже на бульварах.

– Так у вас простуда? – неожиданно возобновил разговор американец. – А может, воспаление легких? Туберкулез?

Жан-Марк, напуганный, распустил шарф.

– Надеюсь, что нет. Обычный бронхит.

– А все-таки плохо, – сказал американец. – И климат в Лионе плохой.

Жан-Марк зашелся кашлем. С трудом переводя дыхание, он пробормотал:

– Я скоро вернусь. Только извещу семью о своей свадьбе.

Кашель не давал ему говорить.

Американец расхохотался. Смех был сухой и резкий. Похоже было, что он издевается:

– О! Брак! Семья! Хороший мальчик! Хороший сын! Хороший гражданин.

Автомобиль доехал до площади Сен-Мишель. Сквозь дождь собор Парижской Богоматери казался призраком. Жан-Марк пристально взглянул на профиль незнакомца и осторожно сказал:

– Если бы не ваше произношение, я бы вас никогда не принял за американца. Вы так похожи на француза… Да и марка автомобиля…

– Я взял машину напрокат, – ответил незнакомец, не поворачиваясь. – Это очень удобно для иностранца. Берешь ее, а потом оставляешь. Всегда, когда бываю во Франции, я так поступаю. Отличный автомобиль. А что я похож на француза – это верно. Но скорее все-таки на итальянца.

– Неаполь?

– Увидеть Неаполь и умереть! Я действительно родом из Неаполя.

Лимузин мчался все с такой же дьявольской скоростью. Вдруг что-то взорвалось в моторе. Американец нахмурился.

– Похоже, на этот раз мне досталась не такая уж хорошая машина, – процедил он сквозь зубы. – Вы разбираетесь в моторе?

– Чуть-чуть, – ответил Жан-Марк. – Мне очень жаль, но только чуть-чуть.

Американец резко нажал на тормоз.

– Зато я разбираюсь очень здорово. Всегда сам устраняю неполадки. Удачно вышло, что мы остановились под деревом. Листьев на нем, правда, нет. Такая ужасная весна… Но это не имеет значения. Дерево… оно и есть дерево.

Из кармашка на дверце автомобиля он вынул фонарик и подал его Жан-Марку.

– Выйдем. Я поищу в чем там дело, а вы мне посветите и загородите от дождя. Это, очевидно, карбюратор.

Едва они вышли из машины, мощный порыв ветра хлестнул им дождем в лицо, засвистел, сломал пару веток и вышвырнул на дорогу.

Жан-Марк посветил фонариком на свои часы. Без двадцати одиннадцать.

– Вы идете? – окликнул его американец, стараясь перекричать ветер.

Держа в руке английский ключ, он поднял крышку капота и сунул под нее голову. По счастью для мотора, ветер подул в противоположную сторону. Прямо в лицо Жан-Марку.

– Когда отбывает ваш поезд? – крикнул американец из-под капота.

– В половине двенадцатого… В одиннадцать тридцать.

– Ну и славно. У нас есть время. Не схватить бы вам только воспаление легких.

Американец заменил сначала одну свечу, потом другую. Все впустую. В одиннадцать Жан-Марк проныл жалобно:

– Пожалуй, я пойду пешком. Может, еще успею, даже с чемоданами.

– Сейчас, сейчас, не волнуйтесь, – ответил ему из-под крышки капота невозмутимый голос. – Скоро мы тронемся. Я вас уверяю. У меня еще не случалось поломки, которую бы я не исправил.

– А если мотор залит дождем?

– Я как раз сушу его дыханием. Не беспокойтесь, ради Бога.

В пятнадцать минут двенадцатого Жан-Марк, залитый больше слезами, чем дождем, воскликнул:

– У меня в запасе только пятнадцать минут!

Американец высунул голову из-под крышки капота.

– Правда? Мне осталось заменить последнюю свечу.

Он снова сел за руль. О чудо! Мотор сразу заработал, издавая невероятный шум.

– Закройте капот! Поехали! Вы успеете! – крикнул американец и стал насвистывать «Боже, храни короля!», английский гимн, известный далеко не всем по ту сторону океана.

4

Большие освещенные часы на Лионском вокзале показывали двадцать минут двенадцатого. На бульваре образовалась пробка. Американец начал сигналить.

– Не хватало только тут застрять! – буркнул он.

– У самой цели! – Жан-Марк был на грани обморока, но, собравшись с силами, скрыл свое волнение. – Я бесконечно вам благодарен. Если смогу когда-нибудь быть полезным… Меня зовут Жан-Марк Берже, мои родители живут в Лионе, улица Дюмон, десять. А я…

– Спасибо, – прервал его американец. – Я буду вспоминать нашу встречу.

И прибавил отчетливо:

– Думаю, вы тоже.

Почему он произнес это с таким нажимом? Они посмотрели друг на друга. В темноте глаза американца блеснули как тогда, перед гостиницей, и Жан-Марк вздрогнул.

– Ну, вот мы и на месте, – сказал американец. – Дождь вроде немного утих. Высаживайтесь, а я достану чемоданы.

У тротуара скопилось столько машин, что они не могли припарковаться. Жан-Марк вынужден был выйти на проезжую часть. Американец уже подавал чемоданы.

– Один! Второй! Бай, бай!

Дверца захлопнулась. Автомобиль сорвался с места.

– Стойте! Стойте! – закричал Жан-Марк.

– Уйдите с дороги! – К нему подошел полицейский. – Вам нужен носильщик?

– Чемодан… – прошептал Жан-Марк.

– Чемодан, ну и что? – спросил возникший словно из-под земли носильщик. Он начал подталкивать Жан-Марка к тротуару.

– Это не мой чемодан. Мой значительно больше. Тот, который вы взяли, мой. А этот – не мой. Что делать? – прошептал он в отчаянии. – Поезд вот-вот тронется.

– Марсельский?

– Да, да!

Толстый носильщик так припустил, что Жан-Марк едва поспевал за ним.

– Билет куплю в поезде! – крикнул он на бегу. – А чемодан…

Носильщик и Жан-Марк домчались до последнего вагона марсельского поезда. Как раз в это время из радиодинамика раздался голос, перекрывающий шум ливня: «Внимание! Поезд отправляется! Просьба закрыть двери!»

– Не закрывайте! – завопил носильщик.

Пассажиры с волнением следили за Жан-Марком из окна – успеет или не успеет.

Поезд тронулся. Какой-то мужчина в открытых дверях вагона наклонился за чемоданами, которые упали ему под ноги. Жан-Марк ухватился за поручни. Мельком он увидел носильщика, обалдело смотревшего на удаляющийся поезд.

«Заплачу ему в другой раз», – подумал Жан-Марк.

Его подхватили и втянули в вагон. В коридоре была жуткая толчея. Кто-то спросил Жан-Марка:

– Вы едете третьим классом?

– Да, – еле слышно выдавил из себя Жан-Марк.

– Не знаю, удастся ли вам пристроить багаж на полке, но сесть тут точно негде.

Скорость и шум нарастали. Тот же пассажир добавил:

– Попробуйте все-таки приткнуться где-нибудь. Я посторожу чемоданы.

– Чемодан… чемодан… – бормотал Жан-Марк. – Вышла ошибка. Меня подбросили до вокзала и дали не мой чемодан.

Двое мужчин с тупым выражением слушали его.

Один спросил:

– А вы не знаете, кто вас вез?

– Нет. Совершенно незнакомый человек.

– Может, где-то есть фамилия и адрес, – сказал второй мужчина.

Он поднял чемодан и осмотрел со всех сторон. Пассажиры в коридоре напряженно ждали.

– Не написано. – Мужчина пожал плечами. – Не преувеличивайте! Подайте лучше чемоданы, я поставлю их сзади.

II
Еще и это!

1

Чуть свет родные Жан-Марка были уже на вокзале. Встречать парижский поезд пришли: Жонне, отец Жан-Марка, Эмилия, его мать, Леонар, его дядя, и Мария-Луиза, его маленькая сестренка, ни секунды не стоявшая на месте.

Из радиодинамика объявили: «Внимание! Внимание! Поезд из Парижа прибывает на первый путь. Вагоны, следующие в Марсель, находятся в начале поезда. Задние вагоны остаются в Лионе».

– Наверное, он в одном из последних вагонов, – робко сказала Эмилия. – Пойдем туда.

– Нет, Эмилия, – возразил Жонне. – Он вполне мог сесть в марсельский вагон. Будем стоять при выходе с перрона. Тогда уж точно не разминемся.

– Подумать только! – сказала Эмилия. – Почти шесть месяцев – ни строчки. И вдруг эта телеграмма. Почему не письмо? Он, наверное, болен, только не хотел об этом писать.

В одно мгновение поезд, налетев, занял все пространство. Из радиодинамика объявили: «Стоянка десять минут. Пассажиры до Авиньона, Тараскона и Марселя могут пройти в вагоны».

Шум локомотива, клубящийся пар и снующие во всех направлениях люди так напугали маленькую Марию-Луизу, что она заплакала.

– Тут такая толчея, что я не вижу Жан-Марка.

– Может, он опоздал на поезд, – волновалась Эмилия.

Леонар шлепнул Марию-Луизу.

– Не видишь Жан-Марка? А это кто же идет, по-твоему?

– Жан-Марк! Жан-Марк! – завопила Мария-Луиза.

С двумя чемоданами, в обвисшей от вчерашнего ливня шляпе, в помятом плаще и темных очках Жан-Марк двигался в толпе как лунатик.

– Боже мой, – вздохнула Эмилия, прижимая руки к груди.

Леонар помахал ему рукой.

– Жан-Марк! Сюда!

– Возьми себя в руки, Леонар, – сказал Жонне. – Не подымай такой шум! На перроне могут быть наши клиенты.

Жан-Марк заметил свою семью и пошел прямо к ней. Он поставил на землю чемоданы, не зная, с кем первым поздороваться.

– Здравствуй, папа, здравствуй, мама, здравствуй, дядя, – произнес он наконец.

Эмилия бросилась ему на шею.

– Деточка моя! Что с глазами? Какой ты худенький! Дай я тебя обниму!

– Может, ты и мне позволишь с ним поздороваться? – Жонне шагнул к сыну. – Что с тобой случилось, Жан-Марк?

Отец и сын были почти одного роста, но разного сложения. Жан-Марк – щуплый, Жонне – крепкий, коренастый.

– Я простудился и кашляю. Бабушка не пришла?

– Нет, – ответила Эмилия. – Не пришла.

Жан-Марк обнял наконец Леонара и Марию-Луизу.

– Бабушка, как всегда, встала первая, но вдруг… – начал Жонне и запнулся.

– Ты был у врача? – спросила Эмилия.

– В этом нет надобности, мама. Мне необходимо дать телеграмму…

– Бабушка ждет, – сказал Жонне. – Леонар, возьми маленький чемодан. Слушай, Жан-Марк, ты не привез бабушкин чемодан.

– Потом все расскажу, – ответил Жан-Марк. – Это целая история.

– Четыре перронных билета, – сказал Жонне контролеру. – Я, господин, госпожа и малышка. Этот молодой человек приехал из Парижа.

2

Семья стояла перед зданием вокзала.

– Пойду за такси, – сказал Леонар.

– Ну, скажи, что с тобой, сынок, – настаивала Эмилия. – У тебя жар?

– Достаточно на него взглянуть, – заметил Жонне. – Сразу видно, что ему нужен уход. Но сначала пусть скажет, куда он дел бабушкин чемодан.

– Ой, чемодан, тоже мне, сокровище! – воскликнула Эмилия. – Прежде всего…

– Это не просто чемодан, это бабушкин чемодан, – сердито бросил Жонне.

– Дядя Леонар нас зовет! – в восторге закричала Мария-Луиза. – Мы поедем на такси. На такси!

Жан-Марк задумчиво оглядел площадь Карно. В воздухе чувствовалось приближение весны.

Эмилия спросила шепотом:

– Ты счастлив, сынок?

– Да, мама, – ответил Жан-Марк, стиснув ее пальцы. – Я хотел бы дать телеграмму…

Как только автомобиль тронулся, Жонне и Леонар спросили одновременно:

– Ну, так что с чемоданом?

Жан-Марк стал рассказывать. О своей температуре, о ливне, о господине Беда, американце и дорожной аварии.

– Когда он уехал, я заметил, что вместо бабушкиного чемодана он дал мне свой. Если бы я не боялся опоздать на поезд, сразу бы обратил внимание.

– Да уж действительно, – протянул Жонне, приглядываясь к чужому чемодану, лежащему рядом с шофером. – Этот в два раза меньше.

– Он рванул прямо с места, – оправдывался Жан-Марк. – На его чемодане ни фамилии, ни адреса.

– Странно. Чемодан закрыт на ключ?

– Нет, я проверил. Но в поезде была такая толчея, что я не смог его открыть, – сказал Жан-Марк.

– Ты ехал стоя? В коридоре? Целую ночь? – ужаснулась Эмилия.

– Надеюсь, бабушкин чемодан был замкнут на ключ? – спросил Жонне. – Иностранцам нельзя доверять.

– Он был заперт, – ответил Жан-Марк. – К тому же в нем нет ничего особенного.

– Но это бабушкин чемодан, – сказал Леонар.

– Там есть моя фамилия и адрес.

– Лионский?

– Естественно.

Леонар повеселел.

– Ну тогда, может быть, дома нас уже ждет телеграмма.

– Жан-Марк, – заговорила Мария-Луиза, которая до сих пор всецело поглощена была ездой, – а то, что ты привез для меня из Парижа, лежало в том чемодане?

Жан-Марк растерялся.

– Я ничего тебе не привез. В последние дни я был очень занят, а вчера было воскресенье.

Мария-Луиза громко заревела.

– Мы подъезжаем к шелкопрядильному комбинату Сен-Поликарп. – Жонне повернулся к сыну. – Тебя не интересует, как идут дела?

– Конечно, интересует, папа, – пробормотал Жан-Марк.

– Нам стукнуло сто лет! Февраль тысяча восемьсот тридцатого – февраль тысяча девятьсот тридцатый! По этому случаю было такое трогательное торжество! Господин Кузон произнес великолепную речь. Правда, Леонар? – Леонар поддакнул. – Мы пили прекрасное шампанское. Госпожа Кузон пришла в сказочном ожерелье из жемчуга, которое господин Кузон подарил ей в это утро. Надо сказать, он для каждого нашел доброе слово. Госпожа Комбр даже прослезилась.

– А что получили вы? – спросил Жан-Марк.

– Как то есть – мы?

– Развитие предприятия – ваша заслуга, заслуга всех работников. Что подарил вам господин Кузон, кроме шампанского и ожерелья для своей жены?

Леонар, помолчав, спросил:

– Ты, случайно, не стал коммунистом?

– Не надо быть коммунистом, чтобы додуматься, что лучший способ отметить столетие фирмы – это повысить жалованье всем работникам.

Жонне пожал плечами.

– Всем? Вот нынешняя молодежь. Хороший или плохой, труженик или лентяй – не важно! Главное – всем!

– У тебя не пропал аппетит, Жан-Марк? – спросила Эмилия. – Ты ел что-нибудь со вчерашнего дня?

– Нет, мама. Я мечтаю только о том, чтобы выспаться.

– Сначала ты должен поговорить с бабушкой. Она считает, что ты пренебрегаешь семьей.

– Вовсе нет. И лучшее доказательство – то, что я здесь.

– Чем ближе к дому, тем я больше нервничаю, пришла ли телеграмма, – сказал Леонар. – Если нет, мы можем получить нахлобучку.

– Трудно предугадать, – заметил Жонне, – бывают вещи, которые забавляют бабушку.

3

Такси остановилось.

– Я расплачусь, не ждите меня, – сказал Жонне. – Я возьму большой чемодан, а Леонар пусть возьмет американский.

– Может, сделаем наоборот, – сказал Леонар. – Скорее нас догонишь.

– Но я могу взять оба, – предложил Жан-Марк.

– Не болтай глупостей, – рассердился Жонне. – Ты смертельно устал, а четвертый этаж – это сто четыре ступеньки. Вы оба должны меня слушаться.

Они поднялись наверх в молчании. Мария-Луиза держала за руку брата. Его тряс озноб.

– Вытирайте ноги, дети, – предупредила Эмилия. – И позвоните. Бабушка велела звонить, а не стучать.

Поднявшись на цыпочки, Мария-Луиза позвонила и спряталась за спиной у матери.

– Иди вперед, Жан-Марк! – сказал Леонар.

Послышались быстрые шаги, и дверь отворилась.

– Здравствуй, бабушка, – прошептал Жан-Марк.

– А, это ты. Здравствуй.

Бабушка коснулась губами его щеки и, поскольку темнота в прихожей не позволяла его разглядеть, направилась в столовую, окна которой выходили на крыши окрестных домов и холмы, носившие гордое название Золотые Горы. Все поспешили за бабушкой. По дороге Леонар избавился от несчастного чемодана. Бабушка посмотрела Жан-Марку прямо в лицо. Она была низенькая и худая. Ее красивые волосы тронула седина. От живых, проницательных глаз, казалось, ничто не могло укрыться.

– Сними эти очки. Ну да. Конечно. Выглядишь ты, как покойник.

– Я простудился, бабушка, – извиняющимся тоном произнес Жан-Марк. – В Париже сейчас жуткая погода.

– Знаю. Считается, что в Лионе без конца дождь. А у нас тут постоянно солнце. Наконец-то ты вернулся! Надеюсь, ты объяснишь свое поведение. Мы имеем на это право, так ведь?

– Он страшно устал, мама, – вступился за племянника Леонар. – Позволь ему сесть. Он ехал целую ночь.

– Мог ехать и днем. Просто набрался парижских привычек. Там встают в пять вечера, а ложатся в шесть утра. Сейчас как раз шесть утра, и молодой человек должен выслушать, что я ему скажу. Ох, конечно, он может сесть, хотя это и невежливо. Надеюсь, он не воображает, что быть художником – это шататься по монпарнасским кафе, которые хуже всяких… Мария-Луиза, марш на кухню!

Мария-Луиза направилась в комнату.

– Я сказала – на кухню! Знаю тебя как облупленную, будешь подслушивать у дверей. Еще немножко, и сама станешь, как твой дорогой братик! А вот и Жонне. Тем лучше.

Жонне вошел в комнату запыхавшийся, раскрасневшийся, с банкой сливок в одной руке и чемоданом в другой.

– Ох уж эти мне шоферы! Вечно у них нет мелочи!!! И всегда одна отговорка – начало смены! Мне пришлось зайти к госпоже Пешон, чтобы она разменяла мне деньги, ну и заодно купил банку сливок. Свари-ка нам хорошего кофе, Эмилия. Я вижу, мама накрыла на стол. Так любезно с ее стороны…

Жонне посмотрел на Леонара, на стоящего Жан-Марка и спросил:

– Ну, как?

– Чудесно, сынок. Лучше не бывает! Посмотри на это прелестное дитя! Знаю, знаю, простуда, ужасная погода. Не об этом речь. Он может ни в грош не ставить мать, отца, дядю, но только не меня! Это мой дом, и я не позволю ему тут расположиться, пока он не объяснит, по какому праву он пренебрегал нами. Тянул с нас деньги и…

Жонне удалось прервать этот поток слов:

– Ты несправедлива, мама. Жан-Марк у нас почти ничего не брал…

– Это меня и удивляет. В Париже цены растут изо дня в день…

Жан-Марк едва стоял на ногах.

– Знаю, «Пижон, реставратор произведений искусства». Ты еще там работаешь?

Жан-Марк молчал.

– Ты собираешься жениться, не посоветовавшись с семьей и забыв про обязательства по отношению к Огюсте.

Жан-Марк вяло пробовал защищаться:

– У меня нет никаких обязательств по отношению к Огюсте. Это подруга детства. Чего не наболтают в известных обстоятельствах!

– Вот именно! Должно же быть чувство ответственности…

– Но у него есть невеста, – осмелился вмешаться Жонне.

– А, ну да! Имя и фотография. Не стану уж говорить, кого она мне напоминает. Парижанка!

– Да, парижанка! – не выдержал Жан-Марк. – И скоро я женюсь на ней! Скоро! Я приехал лишь затем, чтобы вам сообщить. Я на ней женюсь.

– Что же, это естественно, если вы обручены, – ответила бабушка. – Или у вас иначе принято?

– Что там с кофе, Эмилия? – крикнул Жонне, стараясь избежать скандала.

– Еще минутку.

Казалось, бабушка вот-вот взорвется. Но она неожиданно затихла. Ее взгляд остановился на чемодане Жан-Марка, стоявшем у ног Жонне.