Текст книги "Антология мировой фантастики. Том 10. Маги и драконы"

Автор книги: Клайв Стейплз Льюис

Соавторы: Олег Дивов,Пол Уильям Андерсон,Роберт Ирвин Говард,Далия Трускиновская,Леонид Кудрявцев,Джордж Генри Смит,Джек Холбрук Вэнс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 47 страниц)

Глава 5

По мере того как мускулы у Скэфлока крепли, Имрик начал привлекать его к делу, сначала изредка, а затем все чаще и чаще, пока он не стал настоящим воином земли эльфов. Ограниченные короткой жизнью, люди усваивали все быстрее, чем жители Фэри, и знания Скэфлока крепли еще быстрее, чем его тело.

Он научился ездить верхом на лошадях Эльфландии, белых и черных скакунах и кобылах, необычайно красивых, быстрых и неутомимых как ветер и вскоре они несли его галопом от Кэйтнисса до края земли, И ветер свистел в его ушах. Он научился пользоваться мечом, копьем, луком и топором. Он был не так быстр и гибок, как эльфы, но по силе он превосходил любого из них и мог нести военное снаряжение столько дней, сколько было необходимо, а что касается красоты, то любой смертный выглядел бы рядом с ним уродом.

Он много охотился один или в компании Имрика и его слуг. Много рогатых оленей пало под топором Скэфлока, много клыкастых кабанов погибло от его копья. Была и другая забава, похитрее: охота на бешено несущихся через леса и скалы единорогах и грифонах, которых Имрик привел для забавы с края света.

Скэфлок научился также манерам эльфов, их величественности их постоянной загадочности и их изысканной речи. Он мог танцевать под аккомпанемент арфы и свирели в льющемся дождем лунном свете, обнаженный и беззастенчивый, как самый дикий из них. Он умел сам на них играть и петь старинные баллады, которые были древнее человека. Он выучился искусствам скальдов настолько хорошо, что мог говорить стихами, как обычным языком. Он знал все языки Фэри и три языка людей. Он знал толк в яствах эльфов, в жгучих напитках, хранящихся в покрытых паутиной бутылках под замком, но, несмотря на это, у него не притупился вкус к охотничьему черному хлебу и соленому мясу, к дождливо-солнечно-земному аромату ягод и родниковой воде.

После того как у него начала расти борода, женщины – эльфы стали уделять ему больше внимания. Не зная трепета перед богами и имея мало детей, эльфы не жили в супружестве, но такова была их природа, что их женщины более, а мужчины менее склонны к любовным утехам, нежели люди. Он пользовался большой благосклонностью у женщин и много времени отдавал им.

Но наиболее трудной и опасной частью его обучения было обучение магии. Здесь он был всецело под опекой Имрика, поскольку был готов пойти дальше простеньких заклинаний, которые с безопасностью для себя мог бы использовать ребенок. Хотя из-за своего человеческого происхождения и короткой жизни он не был способен выучиться столь глубоко, как Имрик, он стал так же сведущ в этом искусстве, как большинство вождей эльфов. Сначала он научился избегать железа, которого ни эльфы, ни тролли, ни кобольды не могли переносить, но, когда ему сказали и он сам увидел, прикоснувшись к гвоздю в доме человека, что оно для него безвредно, он оставил эту привычку. Затем он выучил руны, которые залечивали раны и болезни, отводили беду и приносили несчастья врагу. Он научился песням, которые могли вызвать или прекратить бурю, принести хороший или плохой урожай, разбудить гнев или поселить мир в душе смертного. Он научился очищать от руды неизвестные людям металлы, которые отливались в Фэри вместо стали. Он научился пользоваться покровом темноты и шкурами зверей, которые он мог надеть и принять вид животного.

Под конец своего обучения он узнал руны, песни и заклинания, которые могли принести смерть, с помощью которых можно было предсказать будущее, подчинить себе богов; но за исключением самых крайних случаев никто не решался их применять, не рискуя быть уничтоженным ими же. Скэфлок часто спускался к морю, он мог просиживать возле него часами, глядя на туманную линию, где вода встречалась с небом, ему никогда не на доедал ни его мощный шум, ни соленый привкус его вод, ни его просторы, населенные ветрами, ни его переменчивость. Он произошел от рода мореплавателей, и море было у него в крови. Он разговаривал с чайками на их лающем языке, а они кружили у него над головой и приносили ему вести со всех концов земли. Иногда, когда он бывал на берегу с другими воинами, из морской пены появлялись русалки, выходили на берег и выжимали свои зеленые волосы, и тогда начиналось веселье. Они были холодные и мокрые на ощупь и пахли водорослями, потом с губ Скэфлока долго не выветривался тошнотворный привкус рыбы, но они все равно ему нравились.

Пятнадцати лет от роду он был ростом почти с Имрика, широкоплечий, с крепкими мускулами, с длинными, цвета соломы, волосами, лежащими на его темной коже. У него было прямое, с грубыми чертами лицо, большой рот, легко растягивающийся в улыбку, громадные, широко расставленные темно-голубые глаза. Обычный смертный, не прошедший школы, которую он прошел, сказал бы, что была какая-то тайна, скрывающаяся в его глазах, которые видели больше, чем глаза обычного человека, и выдающая себя в его походке леопарда.

Имрик сказал ему

– Ты уже взрослый и тебе нужно не мое старое, а свое собственное оружие, и к тому же меня призывает к себе Эрлкинг. Мы поплывем за моря.

Услышав эти слова, Скэфлок побежал по полям, крича и кувыркаясь, затем погнал свою лошадь бешеным галопом через земли людей, колдуя по дороге просто из желания что-нибудь сделать. Он заставлял горшки танцевать на плите, колокола звонить на колокольнях, топоры рубить дрова, его песни загоняли коров на крышу дома землевладельца, заставляли ветер разносить его сено по всему графству и обрушивались с небес золотым дождем на его двор. Он целовал девушек, работающих в сумерках полей, приводил в беспорядок их волосы, сталкивая их мужей в канавы. Несколько дней после этого шли службы, дабы погасить вспышку колдовства, но к тому времени Скэфлок был уже в море.

Черный корабль Имрика быстро шел под парусами, надутыми ветром, который поднял сам Имрик. Его команда состояла из воинов-эльфов, поскольку он допускал возможность встречи с троллями и морскими чудовищами. Скэфлок стоял на носу корабля, вырезанном в виде дракона, и жадно вглядывался вдаль, еще в детстве ему было дано особое волшебное зрение, и он мог видеть ночью так же хорошо, как днем. Он заметил дельфинов, серебряно-серых под светом луны, и поздоровался со старым тюленем, которого он знал. Как-то раз проплыл кит, вода шумела вокруг него. Вещи, которые обычные смертные моряки могли увидеть только мельком или во сне, были обычными для темных, быстрых глаз эльфов и для Скэфлока: морские русалки, кружащиеся и поющие среди пены, затонувшая крепость Айз, быстрые вспышки белого и золотого цвета и призывный пронзительный крик сокола над головой – это валькирии спешили на какое-то сражение на востоке.

До рассвета судно достигло другого берега, было вытащено на сушу и укрыто от глаз заклинаниями.

Эльфы укрылись под навесом на корабле, но Скэфлок большую часть дня провел снаружи. Он залез на дерево и с любопытством смотрел на вспаханную землю, простирающуюся к югу. Дома здесь были не такие, как в Англии. Среди них стоял мрачный, серый замок барона. Скэфлок подумал с сожалением о скучных жизнях, протекающих во мраке его стен.

Когда прошла ночь, эльфы оседлали лошадей, которых они привезли с собой, и поскакали вглубь страны. К полночи они были в горах, где лунный свет отражался серебром и огромными тенями от скал, утесов, и далекого зеленого свечения ледников. Эльфы ехали по узкой тропе, доспехи звенели, копья были подняты вверх, накидки развевались ветром. Стук копыт отлетал от камней и проносился эхом по дикой ночи.

Сверху хрипло протрубил рог, затем еще один внизу. Эльфы услышали лязганье металла и топот ног. Когда они дошли до конца тропы, они увидели войско карликов, стоящее в боевых порядках у входа в пещеру.

Эти кривоногие существа едва достигали пояса Скэфлока, но у них были широкие плечи и длинные руки. Их черные, бородатые лица были сердиты, их глаза сверкали из-под бровей. В руках у них были мечи, топоры и щиты из железа. Над таким войском эльфы уже однажды одержали победу своими копьями и стрелами, благодаря своей быстроте, ловкости и хитроумным планам.

– Что вам нужно? – прокричал главный. – Не достаточно ли уже эльфы и тролли принесли нам несчастий, разоряя наши земли, уводи наших людей в рабство? На этот раз наши силы больше ваших, и, если вы подойдете ближе, мы вас убьем.

– Мы пришли с миром, Модсогнир, – сказал Имрик. – Мы хотим лишь купить у вас ваши изделия.

– Я знаю твое коварство, Имрик Вероломный – прохрипел Модсогнир. – Вы хотите застать нас врасплох.

– Я оставлю вам заложников, – предложил эльф, и с этим король карликов неохотно согласился. Несколько эльфов остались, разоруженные, в окружении карликов, остальных же Модсогнир впустил в пещеры.

Огни горнов окрашивали скалистые стены пещеры кровавым тусклым светом и всюду над наковальнями беспрестанно трудились карлики. Их молоты взлетали вверх и звенели. Скэфлок вопросительно промычал. Здесь изготовлялись самые искусные вещи в мире: кубки и чаши, украшенные драгоценными камнями, золотые кольца и ожерелья самых причудливых форм; оружие выковывалось из металлов, добытых из сердцевины горы; оружие под стать богам – и действительно, карлики работали для богов, и другое оружие, предназначенное для зла. Могущественными были заклятия и руны, которые карлики могли наносить на металл, и тяжелым было искусство, которым они овладели.

– Я хочу, чтобы вы сделали оружие для моего сына, сказал Имрик.

Крошечные глаза Модсогнира смотрели на высокую фигуру Скэфлока в мерцающем свете. Ею голос прохрипел среди стука молотов: – Да… ты снова принялся за свои старые штучки с подменами, Имрик? Когда-нибудь ты превзойдешь самого себя. Ну а поскольку это человек, он, наверное, захочет стальное оружие.

Скэфлок колебался. Осторожность, приобретенная с годами, преодолевается не сразу. Но он уже давно знал, что это должно было произойти. Бронза была слишком мягкой, а секретные сплавы эльфов слишком легкими для его растущей силы.

– Да, стальное, – сказал он сухо.

– Прекрасно, прекрасно, – Пробормотал Модсогнир и повернулся к своей наковальне. – Позволь мне сказать тебе, мальчик, что вы, люди, будучи слабыми, и ограниченные короткими жизнями, сами того не сознавая, сильнее и эльфов, и троллей, да-да, и великанов, и богов. И то, что вы можете дотронуться до холодного железа, – только одна из причин. Эй, – крикнул он, – Эй, Сиидри, Текк, Драуттнир, идите сюда и помогите!

Быстро заработали молоты, летели искры, стонал металл. Эти кузнецы умели так работать, что прошло немного времени и Скэфлок стоял в шлеме с крыльями, в сияющей кольчуге, со щитом за спиной, с мечом на боку и с топором в руках все это было из сверкающей голубым светом стали. Он поднял высоко свое оружие и прокричал воинственный клич эльфов.

– Ха! – вопил он, вкладывая меч в ножны. – Пускай тролли, кобольды, ха, великаны только осмелятся сунуться в землю эльфов. Мы поразим их подобно удару молнии и предадим огню их собственные земли!

И он сложил стих:

Началась мечей игра,

только свист в горах.

Лязг металла призывает,

звоном в небеса летя:

стрелы гневные снуют,

Топоры, взлетая вверх,

грозно падают на шлемы,

латы и щиты ломая.

Началась мечей игра:

копья сыплются дождем,

люди в ярости бегут,

разрушал строй врагов,

наконец стихает битва,

топоры краснеют кровью,

жадно волки с вороньем

пожирают трупы.

– Хорошо сказано, правда, немного по-мальчишески, – холодно сказал Имрик, – но никогда не применяй свои новые игрушки против эльфов. Пойдем.

Он отдал Модсогниру мешок с золотом.

– Это плата за твою работу.

– Лучшей платой для меня было бы освобождение моих родичей из вашего рабства, – сказал карлик.

– Они так нам нужны, – сказал Имрик и вышел.

На рассвете его войско укрылось в скале и следующей ночью въехало в огромный лес, в котором находился замок Эрлкинга.

Колдовство здесь сплеталось узорами, которые Скэфлок пока не мог распутать. Он смутно различал высокие, тонкие башни, подпирающие луну, синие сумерки, в которых кружились и плясали звезды, музыку, которая трогала и добиралась до самой души, но только когда они оказались в тронном зале, он смог все ясно слышать. И видеть.

Окруженный своими слугами, на троне сидел Эрлкинг. Его корона и скипетр были золотыми, его розовые одеяния сливались со всеобъемлющими сумерками. Его борода и волосы были белы, он был единственный среди эльфов, на челе и щеках которого были видны морщины старости. Лицо его было будто вырезано из мрамора, но в глазах его горел огонь.

Имрик отвесил поклон, а воины его свиты преклонили колено перед своим королем. И тогда, точно ветер загудел, Эрлкинг произнес:

– Приветствую тебя, Имрик, граф эльфов Британии.

– Приветствую тебя, повелитель, – ответил граф, встречая пристальный, наводящий ужас взгляд Эрлкинга.

Мы созвали вождей наших кланов на совет, сказал Эрлкинг, – ибо до нас дошла весть, что тролли опять готовы к войне. Нет сомнений, что они вооружаются против нас, и можно думать, что перемирие будет нарушено в ближайшие годы.

– Хорошие вести, повелитель. Наши мечи залежались в ножнах.

– Эти вести, быть может, не так уж и хороши, Имрик. В прошлый раз мы прогнали троллей, и, хотя нам даже удалось вторгнуться в их земли, прочного мира нет. Иллрид, король троллей, совсем не так глуп. Он не стал бы готовиться к войне, если бы не чувствовал себя сильнее прежнего.

– Я начну готовить мои владения к войне, повелитель, и вышлю разведчиков.

– Хорошо. Быть может, твои люди узнают что-нибудь из того, что упустили наши. – И Эрлкинг взглянул на Скэфлока, который внутренне похолодел, но тем не менее смело встретил его огненный взор. – До нас дошел слух о твоем подменыше, Имрик, – проворчал Эрлкинг. – Тебе следовало бы сначала испросить нашего дозволения.

– Не было времени, повелитель, – возразил граф. – Дитя окрестили бы прежде, чем я успел послать весть и получить ответ. Трудно стало похитить ребенка в наши дни.

– И кроме того, опасно, Имрик.

– Да, повелитель, но дело стоило того. Нет нужды упоминать, что люди могут многое из того, что недоступно ни эльфам, ни троллям, ни гоблинам. Они могут пользоваться любыми металлами, они могут дотрагиваться до святой воды, ходить по освященной земле и произносить имя нового Бога, э, да что там, сами старые боги должны избегать некоторых вещей, которые дозволены людям. Потому-то нам, эльфам, и необходим один из них.

– Подменышу, которого ты подбросил людям, все это тоже доступно?

– Конечно, повелитель. Но ведь тебе ведомо, что такие полукровки по своей природе злы и необузданны. Они не могут быть посвящены в те тайны волшебства, в которые был посвящен мой воспитанник. Главное, чтобы люди не знали о похищении своих детей и не призвали мести своих богов на головы эльфов за эти подмены.

До сих пор беседа о всем понятных вещах текла в неспешной, как это в обычае у бессмертных, манере. Но вот Эрлкинг заговорил резче:

– Можно ли доверять человеку? Если сохранить ему жизнь, он переметнется к новому Богу и будет вне нашей досягаемости. Тем более, что он растет слишком сильным.

– Нет, повелитель. – Скэфлок вышел на середину высокого собрания и взглянул прямо в лицо Эрлкингу. – Я благодарен Имрику за то, что он похитил меня из мира смертных слепцов. Я эльф во всем, и пусть я не эльф по крови, но грудь эльфийской женщины вскормила меня, и язык эльфов – мой язык, и эльфийские девушки любили меня. – Он почти дерзко вскинул голову. – Подари мне жизнь, повелитель, и я буду лучшим из твоих псов, – помни, когда хозяин прогоняет собаку, она становится волком и способна растерзать его стада.

Некоторые эльфы были поражены такой дерзостью, но Эрлкинг, кивнув головой, мрачно улыбнулся.

– Мы верим тебе, – сказал он, – и прежде бывало, что юноши, усыновленные в Эльфхайме, становились его отважными воинами. Но нас тревожит дар, который Эзир прислал тебе в день наречения. Видно, есть у них какая-то цель, и боюсь, она не похожа на нашу.

Собравшиеся вздрогнули, и кое-кто зачурался, начертив в воздухе руны. Но Имрик сказал в ответ:

– Повелитель, в том, что предначертано Норнами, не властны и сами боги. И стыдным для себя почитал бы я лишиться самого многообещающего из своих воинов, убоявшись глухих страхов будущего.

– Быть по сему – согласно кивнул Эрлкинг, и совет перешел к другим вопросам.

Как только совет эльфийских князей закончился, начался разгульный пир. От великолепия королевского двора у Скэфлока голова пошла кругом. Когда, в конце концов, он вернулся домой, его жалость и презрение к людям стали так велики, что долгое время после того он их даже не хотел видеть.

Прошло еще с полдюжины лет. Эльфы совсем не менялись, но Скэфлок вырос настолько, что гномам бывшим в рабстве у Имрика, пришлось переделывать его доспехи. Он стал выше ростом и шире в плечах, чем граф эльфов, и сильней любого мужчины в округе. Он с голыми руками ходил на медведей и диких быков и мог догнать оленя на бегу. Ни у кого во всем Эльфхайме не хватило бы сил согнуть его лук или взмахнуть его секирой, и не только потому, что она была выкована из железа.

Уже длинные пшеничные усы украсили его худощавое лицо, но он оставался все таким же веселым и необузданным любителем буйных шалостей и опасных затей, всегда готовым выпить, пошуметь и наколдовать смерч, только для того, чтобы задрать юбку у девчонки. Скэфлок не раз отыскивал в трясинах чудищ из рода Гренделя и сражался с ними насмерть, получая страшные раны, которые только Имрик умел исцелить своей волшебной силой, однако и раны не могли остановить его. Но бывало, он подолгу валялся на траве и, не шевелясь, праздно глядел на бегущие облака. А то вдруг в образе зверя, чуя недоступное человеку, он обшаривал воды и дебри, то ныряя выдрой, то рыща волком, то коршуном когтя добычу.

– Три вещи мне неведомы, как-то похвастался Скэфлок, – страх, поражение и любовный недуг.

– Слишком ты молод, – холодно сказал Имрик, – и не знаешь, что на этих трех вещах основана жизнь человека.

– Я более эльф, чем человек, приемный отец.

– Да, ты таков пока…

Однажды Имрик снарядил дюжину людей и отправился в поход. Эльфы пересекли Восточное море и принялись грабить гоблинов, живущих на скалистом побережье. Затем они сошли на берег и напали на поселение троллей в глубине страны. Оно было сожжено, после того как эльфы перебили обитателей и захватила их добро. Война еще не была объявлена, но такие набеги, как проба сил, часто устраивали обе стороны. Потом Имрик и Скэфлок пошли со своим войском на север, откуда по вернули на восток по холодному белому морю среди туманов и плавучих льдов, потом, обогнув мыс и пройдя проливом, отправились на юг. Там они сражались с драконами и демонами той страны. Дальше они пошли вдоль побережья на запад и там, где оно поворачивало на юг, снова пошли на север. Самую тяжелую битву им пришлось выдержать на пустынном прибрежье с отрядом изгнанных богов, ослабевших и обезумевших от одиночества, но все еще наделенных страшной силой. В этом бою сгорели три их корабля и никто с них не спасся, но все же Имрик вышел победителем.

Иногда эльфы встречали людей, но не обращали на них внимания, их интересовали только обитатели страны фэри. Они проходили мимо, невидимые смертным очам, разве только мелькнув в них пугающей вспышкой. Не везде им приходилось сражаться, во многих странах они были желанными гостями и во время стоянок торговали с местными жителями. Через три года после отплытия корабли пришли домой, нагруженные товарами и пленниками. Имрик и Скэфлок вернулись со славой, и молва об их путешествии разнеслась по всей земле эльфов и сопредельным странам.

Глава 6

Ведьма продолжала жить в чаще леса в полном одиночестве, общаясь только со своими воспоминаниями, и долгие годы они пожирали ее душу, наполненную ненавистью и жаждой мести. Стремясь стать сильней, чтобы отомстить, она вызывала духов земли и беседовала с демонами ветров, и они многому научили ее. И вот она полетела, оседлав помело, на шабаш на Брокене. Ветер развевал ее лохмотья. Жутким было это празднество, на котором древние страшные твари пели гимны у черного алтаря и упивались кровью, но, наверное, ужасней всех были молодые женщины, предававшиеся там чудовищным обрядам и отвратительным соитиям.

Оттуда она вернулась мудрей, чем была до того и с помощником – злым духом в виде крысы. Эта крыса пила кровь из ее иссохшей груди, а ночью забиралась под подушку и нашептывала на ухо спящей. В конце концов ведьма решила, что у нее достаточно сил вызвать того кого она так страстно желала видеть.

Громом и молниями наполнилась ее хижина, голубым мерцанием и запахом серы, но появившаяся при этом тень, перед которой простерлась ведьма, была по своему прекрасна, как прекрасен грех в глазах того, кто предается ему по доброй воле.

О ты, Многоименный, Князь Тьмы, Недобрый Спутник, – возопила ведьма. Исполни мое желание, и я заплачу тебе твою всегдашнюю цену.

И тот, к кому она воззвала, ответил ей тихим и мягким, но настойчивым голосом:

– Ты далеко прошла по моей дороге, но еще не всецело принадлежишь мне. Милосердие Небес безгранично, и только добровольно отвергнув их волю, ты будешь потеряна для него.

– Что мне в милосердии? Оно не отомстит за моих сыновей. Я готова отдать тебе свою душу, если ты предашь моих врагов в мои руки.

– Этого я сделать не могу, – ответил гость. Но я тебе помогу обольстить твоих врагов, если только твое коварство превзойдет их силы.

– Этого мне достаточно.

– Но вспомни, разве ты уже не отомстила Орму? Разве не твоих рук дело то, что у него подменили старшего сына, и это может обернуться для Орма большой бедой?

– Старший сын Орма благоденствует в Эльфхайме, да и другие его дети спокойно растут. Я хочу истребить его поганое семя дотла, подобно тому, как он уничтожил моих детей. Ни небесные боги, ни тот, чьего имени мне лучше не произносить, не помогут мне, а потому ты, Черный Владыка, будь моим другом.

Она почувствовала на себе тяжелый взгляд, в котором вспыхивали ледяные огоньки.

– И сами боги тут не властны, – прошептал тихий голос – тебе самой это известно. Один, прозревающий судьбы людские не спеша творит свою волю… Но я помогу тебе. Я наделю тебя силой и знанием, дабы стала ты могущественной колдуньей. И я научу, как тебе наверняка поразить своих врагов, если только они не мудрей, чем ты думаешь. Есть в мире три Силы, и ни богам, ни духам ни людям не устоять против них, их не одолеть ни колдовством, ни превозмочь мощью – это Белый Христос, Время и Любовь. От первой ты можешь дождаться только гибели своих затей, и смотри чтобы ни Он, ни Его люди не оказались на твоем пути. Ты избегнешь Его, если будешь помнить, что Небеса оставили малым сим свободу воли, а потому и не гонят их на свои пути; даже чудеса, и те дают человеку не более чем возможность. Вторая, у которой имен больше, чем у меня самого, – Рок, доля, Закон, Норны, Необходимость, Брахма и иные, без числа, – к ней не стоит взывать, она не услышит. Тебе не дано понять, как она существует вместе с той свободой, о которой я говорил, так же как и то, что в мире одновременно есть старые и новые боги. Но чтобы овладеть великим знанием, ты должна размышлять об этом до тех пор, пока сердцем не поймешь, что у истины столько же ликов, сколько умов стремится постигнуть ее. А третья Сила – Сила смертная, может она и помешать и помочь, но только к ней ты должна прибегнуть.

Ведьма поклялась особой клятвой, и ей было сказано, где и как получить то знание, которого она жаждала. Ее гость покинул хижину, и когда она поглядела ему вслед, нисколько не был похож на того, кого она видела в своем доме. Это был высокий мужчина, удалявшийся быстрыми шагами, несмотря на то, что его длинная борода совсем посидела. Он был закутан в плащ, вооружен копьем, и на лице, затененном широкополой шляпой, казалось, был один глаз. Она вспомнила о том, кто славился своим коварством, кто обманывал и оборачивался, странствуя по свету, и задрожала.

Но едва он отошел настолько, что ведьма уже не могла его ясно видеть в обманчивом свете звезд, как она перестала размышлять о своих нелегких сомнениях и вся отдалась мыслям об утратах и будущей мести.

За исключением того, что подменыш был существом буйным и шумливым, он ничем не отличался от обычного младенца, и хотя Эльфриде пришлось немало с ним повозиться, ей и в голову не могло прийти, что это вовсе не ее сын. По желанию Орма она окрестила дитя Вальгардом, и пела ему, и играла с ним, и радовалась ему. Но ребенок так больно кусался, что выкормить его было настоящей мукой.

Орм обрадовался, когда, вернувшись домой, обнаружил, что у него родился такой красивый сильный мальчик.

– Он станет великим воином, – воскликнул вождь, – потрясателем стали, наездником моря.

Он оглядел двор и спросил:

– А где собаки? Где мой старый верный Грам?

– Грама больше нет, – печальным голосом ответила Эльфрида. – Он попытался прыгнуть на Вальгарда и разорвать его, и я приказала убить бедное обезумевшее животное. Но это так напугало других собак, что теперь они рычат и поджимают хвосты, когда я выхожу с ребенком во двор.

– Это странно, – сказал Орм, – людей нашего рода всегда любили собаки и лошади.

Но когда Вальгард подрос, стало ясно, что животные не подпускают его к себе: коровы при его приближении разбегались, лошади храпели и бились, кошки шипели и лезли на дерево, и ему пришлось рано научиться владеть копьем, чтобы обороняться от собак. Он, в свою очередь, платил животным тем же: осыпал их пинками и бранью а со временем стал безжалостным охотником.

Вальгард рос угрюмым молчуном, склонным к диким выходкам и непослушанию. Рабы ненавидели его за тяжелый характер и злые шутки. Постепенно и Эльфрида, боясь признаться в этом самой себе, разлюбила его.

Но Орм души не чаял в Вальгарде, несмотря на то, что не во всем у них было согласие. Когда он наказывал мальчишку, тот ни разу не заплакал, хотя и тяжела была рука у Орма. А когда он учил Вальгарда владеть мечом и со свистом опускал свой клинок, едва не задевая головы сына, тот и бровью не вел. Вальгард быстро рос и мужал, владел оружием так, будто родился с ним в руках, и никогда ни в чем не выказывал ни боязни, ни мягкости.

У него не было настоящих друзей, но немало находилось тех, кто готов был за ним пойти.

Эльфрида родила Орму еще двух сыновей: рыжеволосого Кетила и смуглого Асмунда, и оба они были многообещающими мальчиками, и двух дочерей: Асгерд и Фреду, притом младшая, Фреда, была вылитая мать. Эти дети ничем не отличались от других детей, смеялись и плакали, сперва играли около матери, а как подросли, принялись шататься по округе, и Эльфрида любила их и волновалась за них. Любил их и Орм, но Вальгард оставался его любимцем.

Вальгард мужал, по-прежнему одинокий, нелюдимый, молчаливый. Внешне он ничем не отличался от Скэфлока, пожалуй только волосы были немного темней, да кожа белей, да в глазах застыла тяжелая пустота. Но складка губ у него была упрямая, он редко улыбался, разве только пролив чью-нибудь кровь или причинив кому-нибудь боль, да и то это скорей была не улыбка, а оскал. Вальгард, который был выше и крепче всех мальчишек в округе, редко общался со своими сверстниками, иногда только составляя из них шайки для дурных дел. Он редко помогал по хозяйству, за исключением забоя скота, и всему предпочитал долгие прогулки в одиночестве.

Орм так и не построил задуманную когда-то церковь, однако окрестные крестьяне сами сделали это, и он не мешал своим людям молиться в ней. Как-то Эльфрида пригласила священника побеседовать с Вальгардом, но мальчик рассмеялся ему в лицо.

– Не желаю я кланяться вашему плаксивому богу, заявил он, – да и никакому другому. Если уж все таки нужно для чего-то взывать к богам, то жертвы, которые мой отец приносят Эзиру, помогают намного больше, чем любые молитвы, с которыми он или ты обращаетесь к Христу. Будь я богом, я скорей даровал бы удачу за кровавые жертвы, но скупца, который только и умеет, что досаждать лицемерными молитвами, я бы прогнал – вот так!

И он обрушил тяжелый пинок на священника.

Орм только посмеялся про себя, узнав об этой истории, а слезы Эльфриды не возымели действия, так что священник получил только скудное воздаяние.

Больше всего Вальгард любил ночь. Ночью он часто вставал и крадучись уходил из дому. Он мог до рассвета мчаться легкой волчьей походкой, точно околдованный лунным светом. Он бродил без цели, чувствуя беспокойство и томление, которые он и сам не умел объяснить, и его уныние рассеивалось только тогда, когда он убивал, калечил или рушил. Тогда он обретал способность смеяться, и кровь тролля стучала в его висках.

Но однажды он обратил внимание на крестьянских девушек, работающих в полях, в платьях, прилипших от пота к молодому телу, и с того дня у него появилась иная забава. Он был силен, хорош собой, и язык его был по-эльфийски боек, когда он давал ему волю. Вскоре Орму пришлось платить своим рабам за бесчестие их дочерей.

Это его не очень заботило, но когда Вальгард повздорил на пиру с Олафом, сыном Сигмунда, и убил его, Орм был вынужден заплатить большую виру. Последние годы Орм сидел дома, а если и путешествовал, то по торговым делам, но в то лето он пошел в викингский поход и взял Вальгарда с собой.

Это была честь для юноши, но он скоро оправдал ее, завоевав уважение других викингов воинским искусством и отвагой в битвах, так что они не обращали внимания на его склонность к бессмысленному убийству безоружных. Через некоторое время Вальгард стал берсерком: он начинал дрожать, кусать край своего щита, на губах у него выступала пена, и он с воем бросался в бой. Меч его быстро делался красным от крови, он не чувствовал ударов, которые ему наносили, и выражение его лица сковывало ужасом врагов еще до того, как оп успевал обрушить на них свое оружие. После битвы, в которой Вальгард нагромождал горы трупов, он некоторое время чувствовал себя обессилевшим.

Только грубые и беззаконные люди решались иметь дело с берсерками, и именно такими Вальгард предпочитал предводительствовать. Каждое лето он отправлялся в набег с Ормом, по вскоре Орм прекратил свои походы и Вальгард набрал собственную дружину. К тому времени как Вальгард вошел в силу, его имя уже наводило ужас. Так же, как и отец, он добывал золото, чтобы покупать корабли. На них он набрал таких отборных негодяев, что Орм ему запретил высаживать эту шайку на берег около своей усадьбы.

Зато другие дети Орма были всеобщими любимцами. Кет был похож на отца, рослый и веселый, готовый и на бой и на пир когда он подрос, то часто стал отправляться в море. Но только один раз пошел в викингский поход, крепко побранился с Вальгардом, и с тех пор уходил в море сам и только по торговым делам. Асмунд, стройный и тихий юноша, меткий лучник, рос не большим любителем сражений, и с годами он все больше занимался хозяйством в усадьбе. Асгерд выросла красивой, но крупной девицей, голубоглазой золотовласой, сильной и невозмутимой, а Фреда сполна унаследовала всю прелесть и красоту своей матери.