Текст книги "Хроники Нарнии. Том 1"

Автор книги: Клайв Стейплз Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

 – Ну, Ягодка, вперед! – воскликнул он.

 – А у тебя нет с собою случайно хотя бы кусочка того белого вещества? – спросила Ягодка.

 – Нет. К сожалению, я не захватил его из дому, – огорчился Дигори.

 – Ну что ж, не будем даром стоять на месте, – сказала Ягодка.

 И они тронулись вперед.

 В этот момент большой Бульдог, который усиленно нюхал воздух и приглядывался, заявил:

 – У кого глаза получше – поглядите, нет ли еще таких же чудных зверей вон там, у реки под деревьями?

 Звери начали вглядываться в указанном направлении и быстро обнаружили дядю Эндрю, который стоял, притаившись, среди рододендронов и надеялся, что там его никто не заметит.

 – Эй! – закричали они в один голос. – Там кто-то есть!

 – Поймаем и посмотрим, что это такое!

 И в то время, как Ягодка с Дигори на спине бежала быстрой рысцой, а кэбмен и Полли шли пешком вслед за ними, все Звери устремились в противоположную сторону, к дяде Эндрю. И на бегу вовсю ревели, лаяли, хрюкали, трубили, выражая этими звуками свой живейший интерес.

 Теперь вам надо объяснить, как все происходящее выглядело с точки зрения дяди Эндрю. Увы! На него это произвело совсем иное впечатление, чем на детей и кэбмена. Ибо то, что вы можете увидеть и услышать, во многом зависит от того, откуда вы это видите. Ну и, разумеется, еще от того, что вы собою представляете.

 Как только появились животные, дядя Эндрю попятился. И продолжал пятиться до тех пор, пока не оказался среди густых зарослей. Разумеется, оставаясь там, он очень внимательно наблюдал за всем происходящим, но при этом он вовсе не старался понять, что там на самом деле происходит. Лишь одно его интересовало по-настоящему – набросятся звери на него или нет. Как и Колдунья, он был удручающе практичен. Он упустил тот момент, когда Аслан отобрал по паре от каждого вида животных. Все, что он видел – точнее, ему казалось, что только это он и видит, – как множество самых опасных зверей без определенной цели слонялись то туда, то сюда. Единственное, что его удивляло – почему остальные животные совсем не боятся такого огромного Льва и не спасаются бегством.

 Не понял дядя Эндрю сути происходящего даже тогда, когда настал великий миг и Звери заговорили. А причина была столь любопытна, что ее стоит здесь объяснить.

 Еще когда Лев запел во тьме, дядя Эндрю, конечно, понял, что это пение, но пение это ему не понравилось. Оно навевало на него такие чувства и мысли, какие ему совсем не хотелось испытывать. Такие мысли и чувства были ему не по душе. Потом, когда взошло солнце и он увидел, что тот певец – Лев ("всего-навсего лев", как сказал он себе), он принялся изо всех сил убеждать себя, что это существо не пело и петь не может. А может только рычать и реветь, как и подобает всем львам, обитающим в зоопарках нашего мира. “Разумеется, петь он не может ни в коем случае, – говорил он себе. – Мне, должно быть, все это только чудится. Я позволил своим нервам распуститься. Где это слыхано, чтобы лев пел?”

 И чем дольше и прекраснее пел Лев, тем упорнее внушал себе дядя Эндрю, что то, что он слышит, может быть только львиным рыком – и больше ничем. А ведь если кто-то очень старается сделать себя тупоумнее, чем он есть, то часто добивается успеха. Добился своего и дядя Эндрю. Вскоре он и в самом деле не различал в пении Аслана ничего, кроме рева. Когда Лев, наконец, заговорил, сказав: “Нарния, проснись!”, дядя Эндрю не разобрал ни слова – только ворчание. А когда в ответ Льву заговорили Звери, он услышал только лай, хрюканье, ржание и вой. Когда же попозже они рассмеялись, то... впрочем, постарайтесь сами представить, что он услышал тогда! Это был самый страшный момент, какой довелось дяде Эндрю пережить за весь этот нелегкий день. За всю жизнь ему не приходилось не то, что услышать, а хотя бы вообразить, что звери могут так жутко, кровожадно и свирепо гомонить и кричать. И тут, к крайнему своему ужасу, он в бессильном гневе увидел, как трое его спутников вдруг покинули укрытие и пошли прямиком к скоплению Зверей.

 – Ах, дураки! – в отчаянии воскликнул он. – Звери сожрут кольца вместе с детьми, и мне уже не вернуться домой! Какой эгоист этот Дигори! Да и остальные не лучше него! Коли им не жалко собственной жизни, это их дело. Но что они делают со мною. Они, похоже, об этом не думают! Им наплевать на меня!

 Когда вся толпа животных устремилась к нему, он повернулся и побежал, да так прытко, как не бегал никогда в жизни. И теперь можно было убедиться, что воздух этого юного мира действительно вдохнул в старика новые силы. В Лондоне он был слишком стар и слаб, чтобы хотя бы вообразить, что он может бегать, но теперь понесся так шустро, что наверняка выиграл бы соревнования по бегу в любой приготовительной английской школе. Фалды сюртука, развевающиеся у него за спиной, являли прекраснейшее зрелище. Но, разумеется, все это было без толку. Среди Зверей, гнавшихся за ним, многие принадлежали к самым быстроногим видам; к тому же это были первые гонки в их жизни, и они горели от нетерпения поскорее пустить в дело свои молодые мускулы.

 – Лови его! Держи его! – кричали они.

 – Может быть, это и есть тот самый Злоужа!

 – Ату его!

 – Быстрее!

 – Отрезай ему дорогу!

 – Эй вы! Окружайте его! А вы держитесь рядом с ним!

 – Уррррра!

 Понадобилось всего несколько минут, чтобы некоторые Звери вырвались вперед и обогнали дядю Эндрю, а потом они выстроились в длинный ряд и преградили ему дорогу. Тем временем другие окружали его сзади. Куда бы он ни рванулся, везде его подстерегал ужас. Даже сверху над ним нависали огромные рога Лосей и громадные слоновьи бивни. Сзади хрюкали тяжелые, неповоротливые Медведи и нетерпеливые Вепри. Прямо в глаза ему смотрели золотистые Леопарды и Пантеры, которые, как ему казалось, саркастически усмехались и нетерпеливо помахивали хвостами. Все пасти были разинуты, что окончательно и сразило его. На самом деле Звери разевали пасти, чтобы легче дышалось на бегу. Но он-то думал, что его приготовились съесть.

 Весь дрожа, дядя Эндрю остановился, но порывался броситься то туда, то сюда. И в лучшие-то свои годы он никогда не любил животных, так как побаивался их. А потом, когда долгие годы проводил над ними жестокие эксперименты, он стал их еще больше бояться и ненавидеть.

 – Ну, сэр, – деловито сказал Бульдог, – отвечайте, кто вы такой. Животное, растение или минерал?

 Вот что он сказал. Но дядя Эндрю услышал только:

 – ГРРррарррхххоуууу!

Глава одиннадцатая
НЕПРИЯТНОСТИ ДИГОРИ И ДЯДИ ЭНДРЮ

 Вероятно, вы уже подумали, что эти Звери были очень глупые, если не поняли сразу, что дядя Эндрю и дети с кэбменом принадлежат к одному и тому же виду существ. Но вы, друзья, должны принять во внимание, что Звери не имели еще никакого представления об одежде.

 Они считали, что платьице Полли, костюмчик Дигори, пальто и шляпа-котелок кэбмена сродни их меху или перьям. Да они бы никогда не догадались, что все трое принадлежат к одному и тому же виду, но дети сами сказали им об этом, и Ягодка, судя по всему, думала так же. А ведь дядя Эндрю был намного выше ростом детей и намного худее кэбмена. И одет он был во все черное, если не считать белого жилета (впрочем, теперь отнюдь не белого), поэтому, с точки зрения Зверей, он выглядел совсем непохожим на тех людей. И вполне естественно, они испытывали недоумение. Но хуже всего было то, что по его виду нельзя было понять, умеет ли он говорить.

 Дядя Эндрю, конечно, пытался что-то сказать. Когда Бульдог с ним заговорил (или, как ему показалось, сперва замолчал, а потом зарычал на него), он протянул к Собаке свою дрожащую руку и пролепетал:

 – Хороший песик... не надо... я бедный старик...

 Но они поняли его не лучше, чем он их – вместо слов им послышалось какое-то шипение и бульканье. И, может быть, это было к лучшему, потому что ни одной известной мне собаке – и особенно Говорящей Собаке из Нарнии – не понравится, если ее назовут “хорошим песиком”. Во всяком случае, не больше, чем вам, если кому-то взбредет в голову назвать вас “маленьким человечком”.

 Они придвинулись к нему, чтобы лучше прислушаться – и дядя Эндрю свалился в глубоком обмороке.

 – Ну вот! – сказал Вепрь. – Я так и думал. Это всего-навсего дерево.

 Не забывайте, что они ни разу не видели обморока и даже не видели того, как падают.

 Бульдог, который тем временем обнюхал дядю Эндрю с головы до пят, поднял голову и заявил:

 – Нет. Это животное. В этом не может быть сомнений. И, может быть, того же вида, как и те трое.

 – Не могу согласиться, – возразил один из Медведей. – Животные не умеют вот так опрокидываться. Мы животные, и мы не опрокидываемся. Мы стоим прямо. Вот так!

 И чтобы показать всем, как прямо он стоит, он встал на задние лапы, шагнул вперед, зацепился за низкую ветку и упал, растянувшись во весь рост.

 – Третья Потеха, Третья Потеха, Третья Потеха! – в великом возбуждении заверещала Галка.

 – Все-таки я считаю, что он дерево! – настаивал Вепрь.

 – Если это дерево, – заявил другой Медведь, – то в нем должно быть пчелиное гнездо.

 – Я уверен, что это не дерево, – сказал Барсук. – Мне показалось, что перед тем, как опрокинуться вверх тормашками, он пытался что-то сказать.

 – Да нет, – возразил Вепрь, – это ветер шелестел в листьях.

 – Уж не хотите ли вы сказать, – обратилась к Барсуку Галка, – что это может быть Говорящее Животное? Он же не сказал ни единого слова.

 – И все-таки, – сказала Слониха (ее муж, как вы помните, ушел на совет с Асланом), – как бы там ни было, это может оказаться каким-нибудь животным. Вот этот беловатый ком, который у него с одного конца – почему бы ему не оказаться чем-то вроде лица? А вон те дырки – глазами и ртом? Разумеется, носа у него нет. Но ведь... хм, хм... вряд ли это свидетельствует против. Если сказать правду, и среди нас лишь немногие могут похвастаться тем, что можно назвать Носом в подлинном смысле этого слова.

 И она скромно, но с вполне извинительной гордостью опустила вниз хобот, расправив его на всю длину.

 – Я считаю, что это сказано очень грубо! – заявил Бульдог.

 – Но госпожа Слониха совершенно права! – сказал Тапир.

 – Послушайте! – находчиво вмешался Осел. – Мне кажется, что это существо, если и не умеет говорить, то думать умеет!

 – Как бы его поставить на ноги? – задумчиво произнесла Слониха.

 Она осторожно обхватила хоботом обмякшее тело дяди Эндрю и поставила его вертикально, но, к несчастью, вверх ногами, так, что из кармана у него на землю вывалились три монеты. Но когда Слониха опустила хобот, дядя Эндрю снова рухнул наземь.

 – Ну и ну! – враз сказало несколько голосов. – Это не животное.

 – Он даже не живой!

 – А я утверждаю, что это животное! – упорствовал Бульдог. – Потому что от него воняет!

 – Запах – это еще не все, – возразила Слониха.

 – Ну, – возмутился Бульдог, – если не верить собственному носу, то чему тогда можно вообще верить?

 – Хотя бы собственным мозгам, – сказала она мягко.

 – Я считаю, что это очень грубо сказано! – воскликнул Бульдог.

 – Ладно, ладно, – примирительно сказала Слониха. – Мы должны с ним что-то сделать. Потому что он может оказаться тем самым Нозлом, и его обязательно надо показать Аслану. Давайте решим вопрос большинством. Что вы о нем думаете? Это животное или что-то вроде дерева?

 – Дерево! Дерево! – выкрикнуло с десяток голосов.

 – Очень хорошо, – одобрила их Слониха. – Но если это дерево, то ему подобает быть посаженным в землю. Значит, мы должны вырыть для него яму.

 С этой частью работы очень быстро управились два Крота. Затем возник небольшой диспут: какой частью надо опускать в яму дядю Эндрю. Лишь очень небольшой перевес голосов избавил его от участи быть опущенным в яму головой вниз. Некоторые Звери доказывали, что его ноги – это его ветки, следовательно, та серая пушистая штука, которая с другого конца (имелась в виду его голова) – это и есть корень. Но другие подчеркивали то обстоятельство, что в раздвоенной части он больше вымазан в грязи, и вообще эти отростки больше смотрят наружу, как и полагается корням. Так что в конце концов его посадили в яму головой вверх. Когда землю вокруг него хорошенько утоптали, она доходила ему до середины бедер.

 – На вид он просто жутко вялый! – сказал Осел.

 – О! – воскликнула Слониха. – Чуть не забыла! Разумеется, его надо хорошенько полить. Полагаю, что могу сказать, – нисколько не желая обидеть кого-либо из присутствующих, – что для такого дела именно мой нос...

 – Я утверждаю, что это сказано слишком грубо! – перебил ее Бульдог.

 Но Слониха, не обращая на него внимания, спокойно направилась к реке, набрала полный хобот воды и вернулась назад, чтобы полить дядю Эндрю. Рассудительное животное продолжало ходить к реке и обратно до тех пор, пока не вылило на него много галлонов воды. С сюртука дяди Эндрю текло так, будто он выкупался в реке в полном облачении. Это купание в конце концов оживило его. Но что его ожидало, когда он очнулся!

 Впрочем, нам пора оставить его, дав время поразмыслить над своими подлыми поступками (если у него еще осталось для этого достаточно разума), и перейти к более важным событиям.

 Ягодка с Дигори на спине бодро рысила вперед. И вот уже гомон зверей стих где-то позади, а маленькая группа, состоявшая из Аслана и избранных им советчиков, была уже совсем рядом. Дигори понимал, что поступит очень грубо, если вломится непрошенным в столь торжественное собрание; но ему не пришлось делать этого. По слову Аслана, Слон, обе Вороны и все прочие расступились перед ними. И Дигори, соскочив с Лошади, оказался рядом с Асланом. И Аслан оказался намного больше и прекраснее, чем казался издали, и такой ярко-золотой, что на него почти невозможно было глядеть. Дигори потупился, не смея встретить взгляд огромных глаз Льва.

 – Пожалуйста... мистер Лев... Аслан... сэр... – заговорил он, с трудом ворочая языком. – Не могли бы вы... смею ли я... пожалуйста... не будете ли вы так добры... дать мне такой волшебный плод из этой страны, чтобы моя мама выздоровела?

 Он отчаянно надеялся, что Лев скажет ему: “Да”, и до жути боялся услышать: “Нет”. Но он был совершенно поражен, когда тот не сделал ни того, ни другого.

 – Это тот самый мальчик, – промолвил Лев, глядя не на Дигори, а на своих советников. – Тот самый мальчик, который сделал это.

 "О боже мой! – подумал Дигори. – Что же такое я мог натворить?".

 – Сын Адама, – обратился к нему Лев. – Здесь, в юной стране Нарнии, на свободе бродит злая Колдунья. Расскажи этим добрым Зверям, как она попала сюда.

 Десяток разных историй, которые он мог придумать в ответ, вспыхнули в сознании Дигори, но у него хватило здравого смысла отвечать одну правду.

 – Это я привел ее сюда, Аслан, – очень тихо сказал он.

 – Зачем?

 – Я хотел убрать ее из нашего мира и вернуть в ее собственный. Мне показалось, что я вернул ее на прежнее место.

 – А как она оказалась в твоем мире, Сын Адама?

 – Тоже... с помощью волшебства...

 Лев ничего не сказал, но Дигори почувствовал, что ответ его не полон.

 – Это все началось из-за моего дяди Эндрю, – продолжал он. – Это он при помощи волшебных колец послал нас из нашего мира в другой... Ну, мне пришлось туда отправиться потому, что сначала он послал одну Полли... а потом мы с нею встретили Колдунью в стране, которая называется Чарн, и она вцепилась в нас как раз в тот момент, когда мы...

 – Вы встретили Колдунью? – спросил Аслан таким низким голосом, что чувствовалось, что вот-вот он перейдет в рык.

 – Она проснулась, – сказал совершенно жалкий Дигори. И, побледнев, добавил: – Я хотел сказать – я ее разбудил. Потому что мне очень хотелось увидеть, что случится, если ударить по колокольчику. Полли не хотела этого делать. Она ни в чем не виновата. А я... Я подрался с нею из-за этого. Сам не знаю, почему. Наверно, я был немного околдован... когда прочел ту надпись под колокольчиком.

 – Значит, ты был околдован? – спросил Аслан, и голос его стал еще тише и глуше.

 – Нет, – в отчаянии отвечал Дигори. – Думаю, что нет, тогда я только притворялся.

 Наступила долгая пауза, и Дигори мысленно повторял про себя: “Это я все погубил. И теперь нет никакой надежды получить что-нибудь для моей мамы!”.

 – Вот видите, друзья мои, – обратился Лев к собранию. – Не успел юный и чистый мир, который я подарил вам, состариться хотя бы на шесть часов, как силы зла уже вступили в него. Их разбудил и доставил сюда вот этот Сын Адама.

 Все Звери и даже Ягодка повернулись к Дигори, уставились на него и разглядывали до тех пор, пока ему не захотелось как можно скорее провалиться под землю.

 – Но нам не следует предаваться унынию, – продолжал Аслан, по-прежнему обращаясь к Зверям. – От этого зла возникнут великие беды, но до них еще далеко. И я предчувствую, что худшее мне придется принять на себя. А тем временем мы можем все устроить так, что в течение многих сотен лет это будет счастливейшая страна в счастливом мире. Но если род Адама нанес нам эту рану, то он же должен помочь нам исцелить ее. Подойдите поближе ко мне, вы двое.

 Последние слова были обращены к Полли и кэбмену, только что присоединившимся к ним. Полли – на лице которой, казалось, остались только глаза и рот – не отрываясь, глядела на Аслана, крепко вцепившись в руку кэбмена. Тот, кинув на Аслана один-единственный взгляд, сразу снял с себя шляпу. Без нее он выглядел моложе, приятнее лицом и больше походил на крестьянина, чем на лондонского кэбмена.

 – Сын мой, – сказал Аслан кэбмену, – давно уже я знаю тебя. Узнал ли ты меня?

 – Увы, нет, сэр, – отвечал тот. – По крайней мере в обычном смысле слова. Но я чувствую что-то такое, что если б мог позволить себе вольность, то сказал бы, что мы уже где-то встречались.

 – Это хорошо, – произнес Лев. – Значит, ты знаешь меня лучше, чем тебе кажется, и пока жив, успеешь узнать еще лучше. Нравится ли тебе эта страна?

 – Если сказать правду, так одно удовольствие, сэр, – отвечал кэбмен.

 – Хотел бы ты прожить здесь всю жизнь?

 – Понимаете, сэр, я женатый человек, – отвечал кэбмен. – Будь здесь со мною жена, я считаю, никто из нас не подумал бы о возвращении в Лондон. Ведь мы с нею настоящие деревенские люди...

 Аслан рывком поднял свою огромную косматую голову, раскрыл пасть и начал выпевать какую-то одну протяжную ноту – не очень громко, но мощно. Когда Полли услышала этот звук, ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Она была уверена, что это призыв. Любой, кто его услышит, сразу его послушается и, что еще более вероятно, окажется здесь, сколько бы миров и веков ни отделяли его от Аслана. И поэтому, хотя и удивилась, все-таки не была по-настоящему потрясена, когда совсем рядом с нею ниоткуда появилась женщина, молодая, с добрым и честным лицом. Полли сразу поняла, что это и есть жена кэбмена. Она доставлена сюда из нашего мира без помощи всяких надоедливых волшебных колец, просто, быстро и красиво, будто птица прилетела в свое гнездо. Молодая женщина, по-видимому, была застигнута за стиркой, потому что на ней был фартук, рукава закатаны выше локтей, а с рук капала мыльная пена. Будь она доставлена сюда в лучшем своем платье и в праздничной шляпке, украшенной искусственными вишенками, она бы выглядела нелепо. Но сейчас была очень мила.

 Разумеется, жена кэбмена решила, что спит и видит сон. Поэтому не бросилась к мужу и не стала требовать от него, чтобы он, ради бога, объяснил ей, что происходит с ними обоими. Но вот она поглядела на Льва и была уже не так твердо уверена, что все это ей снится, хотя почему-то не испугалась. Она склонилась перед ним в полуреверансе, как в то время еще делали деревенские девушки. Потом подошла к кэбмену, вложила свою руку ему в ладонь и стала рядом с ним, с несколько оробелым видом озираясь вокруг.

 – Дети мои, – Аслан устремил на них пристальный взгляд, – вы будете первыми королем и королевой Нарнии.

 Кэбмен в изумлении раскрыл рот, а его супруга покраснела до кончиков ушей.

 – Вы будете править этими существами, давать им имена, вершить над ними правосудие, а если на них поднимутся враги – защищать от врагов. А враги у них будут, потому что в этот мир проникла злая Колдунья.

 Кэбмен с трудом сглотнул несколько раз, прочищая горло.

 – Прошу прощения, сэр. Я, конечно, премного вам благодарен, и хозяйка моя скажет вам то же самое, но я ведь не из тех парней, которые подходят для такой работы. Понимаете, я не получил никакого образования.

 – Ну, – сказал Аслан, – умеешь ли ты хотя бы управиться с лошадью и плугом, растить для себя плоды земные?

 – Да, сэр. В такой работе я малость смыслю, потому что вырос за нею.

 – Сможешь ли ты править этими существами с лаской и справедливостью, памятуя, что они не рабы, подобные бессловесным животным в вашем мире, но Говорящие Животные и свободные существа?

 – Постараюсь, сэр, – отвечал кэбмен. – Насколько сумею, ЙУДУ обращаться с ними по чести и справедливости.

 – И ты воспитаешь своих детей и внуков так, что и они будут поступать с ними подобным образом?

 – Постараюсь сделать все, сэр, что от нас зависит. Не так ли, Нэлли?

 – И у тебя не будет любимчиков среди собственных детей или среди этих созданий, ты не позволишь никому владеть другими животными и заставлять их работать на себя?

 – Я ни за что не позволю, сэр, чтобы дело дошло до этого, – сказал кэбмен. – И обещаю вам, если мне кто-то попадется на таком деле, я им покажу, где раки зимуют.

 Пока продолжался этот разговор, кэбмен преображался на глазах: голос его становился более сильным и звучным, он ясно выговаривал все слова – это был тот деревенский говор, который он усвоил еще мальчишкой, а не резкий и торопливый кокни – диалект лондонского простонародья.

 – А если нападут враги? Ибо враги рано или поздно нападут на вас. Если начнется война, будешь ли ты первым в атаке и последним в отступлении?

 – Да, сэр, – медленно отвечал кэбмен, обдумывая каждое свое слово. – Впрочем, в таких вещах человек ничего не может знать заранее, пока сам не испробует, что к чему. Осмелюсь сказать, что по природе я – парень тихий, никогда ни с кем не дрался... ну, если случалось побоксировать, так это совсем другое дело... Я, конечно, буду стараться... и надеюсь, что сумею сделать все, как надо, если такое выпадет мне на долю.

 – Значит, – сказал Аслан, – ты сможешь сделать все, что обязан делать король. Вскоре состоится твоя коронация. И ты сам, и твои дети, и внуки пребудут счастливы и благословенны. Некоторые из них станут королями Нарнии, другие – королями Арченланда, страны, которая лежит вон там. – Лев показал лапой в сторону Южных Гор. А тебе, маленькая Дочь Евы, – обратился он к Полли, – я говорю: “Добро пожаловать в Нарнию!” Простила ли ты мальчику обиду и насилие, которые он учинил тебе в зале со статуями, в опустелом дворце проклятых владык Чарна?

 – Да, Аслан, – сказала Полли. – Мы это давно уладили.

 – Это хорошо, – одобрил Аслан. – Тогда займемся мальчиком.