Текст книги "Хроники Нарнии. Том 2"

Автор книги: Клайв Стейплз Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

В результате оба отряда – его и Каспиана – вместо того, чтобы отрезать короля, сами попали в окружение и вырвались из него с большими потерями, не причинив врагу сколько-нибудь заметного урона. Самые отважные Медведи были изранены, а один кентавр был так исколот и изрублен, что никто не надеялся, что он выживет. В отряде Каспиана тоже всего лишь несколько гномов остались целыми и невредимыми. И когда они вечером собрались на свой скудный ужин под деревьями, с листвы которых непрестанно падали капли дождя, настроение у всех было подавленное. Более унылой компании, наверно, не бывало на свете с сотворения мира.

Самым угрюмым среди них казался великан Буристон, который понимал, что поражение потерпели по его вине. Он молча сидел на поваленном стволе громадного дерева и плакал. Его огромные слезы собирались на кончике носа и стекали вниз в образовавшуюся под его ногами глубокую лужу. Падая в нее, каждая гигантская капля поднимала целую тучу брызг, долетавших до лагеря Мышей, а они только что сумели согреться и задремать. Когда же плюхнулась особенно большая капля и окатила почти всех Мышей, как из ведра, они вскочили и запрыгали, вытряхивая воду из ушей и отжимая свои крохотные одеяльца.

Мыши начали наперебой кричать на великана пронзительными, тонкими, но очень решительными голосами, объясняя ему, что здесь и так уже достаточно сыро и они совсем не нуждаются в добавочных порциях холодной воды. От их гвалта начали просыпаться остальные и сердито накинулись на Мышей. Им стали объяснять, что в армию их взяли как разведчиков, а не как музыкантов, и убедительно просили отложить репетицию праздничного концерта до более удобного времени.

Бедняга Буристон встал и на цыпочках пошел куда глаза глядят, отыскивая местечко, где можно предаваться отчаянию, никому не мешая. По дороге он наступил на чей-то хвост, и хозяин хвоста – впоследствии утверждали, что это был Лис – изо всей силы впился зубами ему в ногу. Великан закричал и завертелся на месте, и тогда у всех лопнуло терпение...

Тем временем в самой потаенной (и самой волшебной) комнате, в самом сердце Кургана, король Каспиан держал совет с доктором Корнелиусом, Барсуком, Никабриком и Трумпкином. Толстые колонны древней работы поддерживали потолок. Посреди комнаты стоял сам Камень. Он представлял собой огромную каменную плиту, вроде стола, расколотую посередине на две половины. Вся плита была покрыта письменами и рисунками. Еще в древности, когда она не один век пробыла под открытым небом, подвергаясь действию дождя и ветра, все это стерлось и выветрилось до такой степени, что разглядеть надписи было уже невозможно.

Использовать плиту как обычный стол Каспиан и его друзья не решились. Это была слишком почитаемая вещь, к тому же наверняка сохранившая какие-то волшебные свойства. Поэтому они сидели немного поодаль от камня на чурбанах и деревянных колодах возле грубо сколоченного стола, на котором стояла самодельная глиняная лампа. Ее мерцающий тусклый свет высвечивал бледные, осунувшиеся лица. На стене шевелились огромные тени.

– Если ваше величество намерены вообще когда-нибудь воспользоваться этим рогом, – говорил Стародум, – то я считаю, что настал момент, когда это нужно сделать.

Разумеется, Каспиан уже рассказал им – за несколько дней до этого – о своем сокровище.

– Несомненно, сейчас мы в великой беде, – отвечал ему Каспиан. – Но разве мы можем быть уверены, что нас не поджидают еще более страшные беды? Вы только представьте, что нам придется еще хуже, чем теперь, а мы уже использовали рог и больше не можем к нему прибегнуть!..

– Из всех ваших рассуждений я уяснил лишь одно, – сказал Никабрик. – Когда ваше величество наконец решит им воспользоваться, нас уже никакая помощь не спасет.

– На этот раз я согласен с вами, – сказал доктор Корнелиус.

– А что думаете вы, Трумпкин? – спросил Каспиан.

– Ну, что касается меня, – отвечал Трумпкин, который слушал разговор с совершеннейшим безразличием, – ваше величество хорошо знает, что я думаю про этот рог... а также об этом вот расколотом каменном столе и о вашем Верховном Короле Питере, и о вашем Великом Льве Аслане... Все это чепуха на постном масле. Поэтому мне все равно, когда ваше величество сочтет нужным протрубить в свой рог. Но я считаю нужным подчеркнуть, что возлагать какие-либо надежды на волшебную помощь, то есть такую, в которой мы, я совершенно уверен, неизбежно разочаруемся – так вот, всерьез рассчитывать на такую помощь не только бесполезно, но и вредно.

– Значит, во имя Аслана мы должны протрубить в рог королевы Сьюзен, – решил Каспиан.

– Но предварительно надо принять какие-то меры, сир, – сказал доктор Корнелиус. – Мы не знаем, какую помощь получим. Рог может позвать из-за моря самого Аслана. Но мне представляется более вероятным, что он призовет из далекого прошлого Верховного Короля Питера и его могущественных сородичей. И в любом случае нам нельзя слишком полагаться на то, что помощь появится именно там, где мы протрубим в рог.

– Никогда еще ты не говорил столь справедливых слов, – вмешался Трумпкин.

– Я считаю, – продолжал доктор Корнелиус, – что они – или Он – скорее всего появятся в каком-нибудь Священном Месте Нарнии. Мы сейчас находимся в одном из этих мест, притом самом древнем и самом священном. И если мы получим какой-то ответ, то скорее всего именно здесь. Но не обязательно здесь. Потому что есть еще два Священных Места. Одно из них – Фонарный Заповедник – выше по реке, чуть западнее Бобровой Плотины. Именно там, как гласят древние летописи, впервые появились на земле Нарнии Царственные Дети. А второе находится в устье Реки, где когда-то стоял замок Каир-Паравель, столица Древней Нарнии. Если появится сам Аслан, то именно там наиболее вероятное место встречи с ним. Во всех преданиях утверждается, что он – сын Великого Императора из-за Моря и всегда приходил с Моря. Поэтому я считаю, что нам надо как можно скорее послать вестников в эти места: и к Фонарному Заповеднику, и к устью Реки, – чтобы встретить их, или Его, или то, что Он пришлет в помощь...

– Именно этого я и боялся, – перебил его Трумпкин. – Из-за этой дурацкой надежды на волшебную помощь мы лишимся двух вполне реальных бойцов...

– Кого вы предлагаете послать, доктор Корнелиус? – сделав вид, будто не слышал этого ехидного замечания, спросил Каспиан.

– Если посылать, то лучше всего Белок, – сказал Стародум. – Они смогут пройти через всю вражескую территорию так, что их никто не поймает.

– Насколько я знаю наших Белок, которых у нас, кстати, не так уж много, – сказал Никабрик, – если мы их пошлем, для них это будет лишь желанный предлог разбежаться по домам. Единственная среди них, кому можно доверить такое дело, – Типитапи.

– Значит, пошлем Типитапи, – согласился Каспиан. – Но кто будет вторым нашим вестником? Я знаю, ты пошел бы, Стародум, но ты не сможешь идти быстро. И вам также, доктор Корнелиус, такая работа не под силу.

– Я не пойду, – сказал Никабрик. – Тут столько собралось всяких Зверей и прочего народу, что обязательно должен быть хоть один гном, который проследил бы, чтобы с гномами обходились по справедливости.

– Гром и молния! – взревел Трумпкин. – Как ты разговариваешь с королем, Никабрик?.. Пошлите меня, сир. Я пойду.

– Как же так, Трумпкин? – удивился Каспиан. – Мне казалось, ты не веришь в волшебный рог.

– Ни капельки, ваше величество. Но какое отношение это имеет к делу? Я могу верить или не верить, а посылать меня или не посылать – решать вам, сир. Вы – мой король. А я знаю, что одно дело – советовать и совсем другое – исполнять приказы. Вас интересовало мое мнение, и я его высказал. А теперь, каков бы ни был ваш приказ, я его исполню.

– Я никогда этого не забуду, Трумпкин! – сказал Каспиан. – Пошлите кого-нибудь за Типитапи. Когда мне лучше всего протрубить в рог?

– Я бы, ваше величество, дождался рассвета, – сказал доктор Корнелиус. – Это особое время суток. Оно иногда очень благоприятно влияет на исход операций Белой магии...

Спустя несколько минут явилась Типитапи, и ей объяснили задание. Так как она была (подобно большинству Белок) существом смелым и опрометчивым, очень энергичным и вечно возбужденным, самонадеянным и в любую минуту готовым учинить какое-либо озорство (если не сказать хуже), то она едва ли выслушала толком, что ей говорили, – так не терпелось ей поскорее сорваться с места и сломя голову умчаться вдаль. Тем не менее именно ей было доверено отправиться в Фонарный Заповедник, в то время как на долю Трумпкина выпало более короткое путешествие к устью Реки.

Наспех подкрепившись, гонцы выслушали горячую благодарность короля, добрые советы и напутствия доктора Корнелиуса и Барсука и отправились в путь задолго до восхода солнца.

Глава восьмая
УХОД С ОСТРОВА

– И так, – продолжал Трумпкин (ибо вы, конечно, уже догадались, что именно он и рассказывал детям эту историю, сидя на траве в Парадном Зале Каир-Паравеля), – итак, сунув в карман пару сухарей и оставив все оружие, кроме кинжала, с рассветом я отправился в путь. Я углубился в лес – и оказался буквально поглощен им на много часов. Я шел и шел, не знаю уж сколько времени, как вдруг услышал такое, чего не доводилось слышать ни мне, ни всему нашему племени – по крайней мере, с тех пор, как мы явились на свет. И уж до конца дней моих мне этого не забыть. Это был звук, который заполнил собой весь воздух, все пространство от неба до земли, он оглушал, как гром, но длился и длился, протяжный и мелодичный, как музыка на воде. Он был таким мощным, что содрогнулась земля и пригнулись все деревья в лесу. Я сказал себе: “Если это не рог, то я просто Кролик!”. Но минуту спустя я забеспокоился, почему же король не протрубил в рог раньше...

– А когда это было? В какое примерно время? – спросил Эдмунд.

– Примерно между девятью и десятью часами, – ответил Трумпкин.

– Как раз тогда мы и сидели на станции! – воскликнула Люси. И дети переглянулись. Глаза их засияли.

– Продолжайте, пожалуйста, – сказала Люси гному.

– Да, я очень удивился, почему он не протрубил в рог раньше, ведь условлено было сделать это на восходе солнца. Но тут меня как будто подбросило. Я быстро пошел дальше, да так, что никак не мог остановиться.

Я шел весь день и всю ночь, а когда начал заниматься рассвет – это уже сегодня, – то я выкинул такое, что под стать скорее великану, чем гному. По крайней мере, здравого смысла у меня оказалось не больше, чем у нашего бедняги Буристона. Мне вдруг захотелось сократить путь в том месте, где Река делает петлю, и я направился прямехонько по открытой местности.

Разумеется, меня тут же схватили. Хорошо еще, что попался я не военному дозору, а какому-то набитому старому дурню. Вообще– то он был комендантом небольшого замка, последнего укрепления Мираза в этих местах – дальше до самого побережья у них укреплений нет. Как вы понимаете, я не стал ничего о себе рассказывать. Правда, если уж быть точным, я сказал, когда они чересчур пристали, что я гном. Но это они и сами видели, а больше, похоже, их ничего не интересовало.

Раки и леденцы! Какой же чванливый дурень этот старый комендант! Но это обернулось для меня удачей. Любой другой, имея хоть капельку здравого смысла и зная, что творится в стране, обязательно как следует допросил бы меня и без труда бы сообразил, что я имею отношение к повстанцам. Но этому так хотелось поскорее устроить казнь, что ни о чем другом он попросту не мог думать. Кончилось тем, что он приказал казнить меня с полным церемониалом: отвезти вниз по Реке и там “отдать призракам”.

Так оно и было бы, если бы эта юная леди, – тут он кивнул на Сьюзен, – не вздумала немного поупражняться в стрельбе из лука. Отличный был выстрел, смею вас заверить! Вот так я и оказался среди вас – разумеется, теперь уже совершенно безоружный, потому что у меня все забрали.

Он выколотил пепел из трубки и снова набил ее своей смесью.

– Черт побери! – сказал Питер. – Значит, это рог, твой рог, Сьюзен, утащил нас вчера утром со скамейки на станции! Ни за что бы не поверил.

– Не понимаю, что нам мешает поверить в это, – возразила Люси. – В скольких сказках мы читали о том, как волшебная сила переносит людей из одного места в другое или даже из одного мира в другой. Вспомните “Тысячу и одну ночь”. Чародей, чтобы вызвать джинна, трет лампу или кольцо, и джинн появляется перед ним ниоткуда! Мы появились здесь точно таким же образом.

– Да, – согласился Питер. – Я теперь думаю, что то же самое, что испытали мы, чувствуют джинны, когда кто-нибудь из нашего мира вызывает их. Интересно, что мы до сих пор как-то не задумывались, откуда приходят джинны.

– Ей-богу, неуютно им живется, – с коротким смешком сказал Эдмунд. – Представьте себе, каково знать, что в любой момент кто-то может утащить их к себе! Наверно, и нам будет так же неуютно. Теперь и мы знаем, что нас тоже могут свистнуть, как и их. Мда... это похуже, чем когда папа кричит, чтобы ты побыстрее бежал к телефону.

– Но ведь нам хотелось снова попасть сюда, не правда ли? – сказала Люси. – Наверно, мы понадобились Аслану...

– Все это очень занятно, – вмешался гном. – Но меня интересует, что мне теперь делать. Похоже, что лучше поскорей вернуться к Каспиану и сказать ему, что никакой помощи нет.

– Как это нет? – удивилась Сьюзен. – Ведь рог помог. И мы здесь.

– Хм... хм... это уж точно. Это я вижу, – сказал гном.

Тут, похоже, у него случилось что-то серьезное с трубкой, потому что он начал прочищать ее так усердно, что, казалось, на время совсем забыл о предмете разговора. Потом снова заговорил.

– Разумеется, вы здесь, я не спорю. Но я хотел сказать...

– Но неужели вы не видите, что это мы – воскликнула Люси.

– До чего же вы непонятливы!

– Вы хотите сказать, что вы – те самые четверо детей из старых сказок? – спросил Трумпкин. – Допустим. И я очень рад, что повстречался с вами. И не сомневаюсь, что все это захватывающе интересно... Но, пожалуйста, не обижайтесь... надеюсь, вы не обидитесь...

Он, похоже, снова не знал, что ему сказать.

– Соберитесь с духом и говорите все, что думаете, – посоветовал ему Эдмунд.

– Хорошо, но тогда... не обижайтесь, – снова повторил Трумпкин. – Сами поймите: и король, и Стародум, и доктор Корнелиус – все они ждут помощи... Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать. Помощи. Ну, чтобы вы поняли до конца – они, кажется, представляют вас великими воителями. А вы, конечно, очень милые дети, я сказал бы, необыкновенно милые, и все такое прочее. Но теперь, когда у нас в разгаре война... Одним словом, я уверен, что вы уже все поняли.

– Я понял. Вы считаете, что от нас не будет никакой пользы, – сказал Эдмунд, покраснев до корней волос.

– Но, умоляю вас, не сочтите это за оскорбление, – поспешно перебил его гном. – Уверяю вас, дорогие мои маленькие друзья...

– Маленькие! И это говорите нам вы? – возмутился Эдмунд и вскочил на ноги. – Вы, наверно, не верите, что именно мы – такие вот – выиграли битву при Беруне?.. Ну, хорошо. Вы можете говорить, что угодно. Однако я могу вам напомнить, что вы почти такого же роста, как и мы, и тем не менее...

– Не теряй самообладания, Эдмунд, – посоветовал Питер. – Лучше сделаем вот что. Подыщем для него подходящее снаряжение в сокровищнице, а потом продолжим нашу беседу.

– Я не понимаю, зачем... – начал Эдмунд.

Но Люси шепнула ему на ухо:

– Давай послушаемся Питера! Как-никак, он Верховный Король. Мне кажется, у него неплохая идея.

Эдмунд сдался. И вот они снова все, на этот раз вместе с гномом, светя себе фонариком Эдмунда, спустились по ступенькам в холодный мрак и пыльное великолепие сокровищницы.

При виде богатств, лежащих на полках, глаза гнома засверкали. Он пошел их осматривать и ощупывать (хотя, чтобы дотянуться до них, ему приходилось приподниматься на цыпочки), бормоча себе под нос:

– Нельзя показывать это Никабрику. Ни в коем случае!

Они довольно быстро подыскали для него подходящие кольчугу, меч, шлем, щит, лук и колчан со стрелами – в сокровищнице было снаряжение для самых разных существ, в том числе и для гномов. Шлем был бронзовый, весь усеянный рубинами, а рукоять меча – золотая. За всю жизнь Трумпкину не доводилось не то что иметь – видеть столько богатства.

Дети тоже вооружились: надели кольчуги и шлемы, подобрали щит для Эдмунда и лук для Люси. Питер и Сьюзен в этом не нуждались, так как они еще вчера вечером забрали из сокровищницы свои подарки. Поднимаясь по лестнице и вслушиваясь в позвякивание кольчуг, они все больше чувствовали себя прежними нарнианскими королями, а не английскими школьниками. И не только чувствовали, они даже выглядеть стали по-другому. Мальчики шли позади, обсуждая что-то вполголоса. Люси слышала, как Эдмунд говорил:

– Нет, доверь это мне. Понимаешь, если я выиграю, для него это будет более убедительно. А если проиграю – для нас будет не так унизительно.

– Правильно, Эд, – согласился Питер.

Когда они вышли из подземелья на дневной свет, Эдмунд очень учтиво обратился к гному:

– У меня к вам просьба. Не часто таким детям, как мы, доводится встречаться с великими воителями, подобными вам. Не будете ли вы так любезны дать мне один урок фехтования? Я был бы очень благодарен вам.

– Нет, мальчик, – отказался гном, – эти мечи слишком острые, они не годятся для забавы.

– Знаю, – сказал Эдмунд. – Но мне, скорее всего, ни разу не удастся коснуться вас, а вы достаточно искусны и благоразумны, так что сумеете обезоружить меня, не причинив мне никакого вреда.

– Это очень опасная игра, – предупредил Трумпкин. – Но, если вы придаете ей столь большое значение, я постараюсь показать вам пару простых приемов.

Оба мгновенно обнажили свои мечи, а остальные освободили для них возвышение и наблюдали за поединком, не отрывая глаз. Поединок был вполне достоин этого. Он совсем не походил на бестолковую возню и беготню на театральной сцене, когда актеры делают вид, будто дерутся всерьез (тупыми палашами, а то и попросту деревянными подделками). Это была и не схватка на рапирах в фехтовальном зале, которая, может быть, красива со стороны, но отнюдь не для тех, кто понимает толк в деле. Шла самая настоящая битва на мечах – длинных и прямых палашах.

Должен вам сказать, что в такой борьбе самым трудным считается не дать врагу поразить ноги или ступни, потому что эти части тела не прикрыты доспехами. Когда соперник старается бить ниже туловища, надо сразу подпрыгивать, да повыше, чтобы удар пришелся под ноги. И не забывайте, что в этом у гнома было большое преимущество, потому что он был пониже ростом и легко мог достать ноги Эдмунда, а Эдмунду для подобного удара приходилось все время нагибаться.

Я уверен, что случись этот поединок на двадцать четыре часа раньше, когда дети только что очутились в Нарнии, у Эдмунда не было бы ни одного шанса выиграть. Но с тех пор, как они попали в Нарнию, ее воздух оказывал на них свое незримое воздействие. К ним исподволь, незаметно для них самих, возвращался опыт всех их битв и поединков, а руки и пальцы припоминали прежнее свое искусство. В Эдмунде уже проснулся былой король Эдмунд. Соперники вновь и вновь кружили на возвышении, наносили друг другу удары и уклонялись от них. А Сьюзен (которая никогда не училась фехтованию и потому плохо разбиралась в таких вещах) то и дело вскрикивала:

– Осторожнее! Пожалуйста, осторожнее! Не так сильно!

А потом как-то вдруг (так быстро, что никто, кроме Питера, знавшего этот прием, ничего не разглядел) меч Эдмунда сверкнул в каком-то особом повороте, и меч гнома взлетел в воздух. Трумпкин уставился на ладонь – совсем как мальчишка, из рук которого выбили биту.

– Надеюсь, дорогой мой маленький друг, я не причинил вам вреда? – спросил слегка запыхавшийся Эдмунд, возвращая свой меч в ножны.

– Я понимаю, в чем дело, – сухо ответил Трумпкин. – Вы воспользовались каким-то трюком, которому меня не учили.

– Вы совершенно правы, – вежливо сказал Питер. – Лучшего фехтовальщика в мире можно обезоружить приемом, который остался для него неизвестным. Я считаю, что справедливости ради нам следует дать Трумпкину шанс отыграться. Не хотели бы вы посостязаться с моей сестрой в стрельбе из лука? Вы знаете, что в этом искусстве никакой трюк не поможет, важно лишь мастерство.

– Ах, я вижу, что вы все изрядные шутники, – сказал гном. – Я понимаю, вы хотите еще раз посадить меня в лужу. Я уже видел сегодня утром собственными глазами, как она стреляет. Но тем не менее с удовольствием попробую.

Хотя говорил он все это ворчливым тоном, глаза его поблескивали, потому что среди соплеменников он славился как лучший стрелок.

Все пятеро вышли во двор.

– Что выберем в качестве мишени? – спросил Питер.

– Думаю, подойдет вон то яблоко на ветке, которая перевесилась через стену, – показала Сьюзен.

– Это будет просто милой забавой, девочка, – снисходительно произнес Трумпкин. – Вы имеете в виду то желтое яблоко, что висит почти посреди ворот, под аркой?

– Нет, другое, – сказала Сьюзен. – Красное, которое наверху, над зубчатой стеной.

Лицо гнома сразу стало очень серьезным.

– Отсюда оно больше похоже на вишню, чем на яблоко, – еле слышно буркнул он. Но вслух ничего не возразил.

Они начали бросать жребий – кому стрелять первым. Неожиданно все это страшно заинтересовало Трумпкина – ведь ему ни разу в жизни не доводилось видеть, как подбрасывают монетку. Ему достался первый выстрел, Сьюзен – второй. Стрелять должны были с верхней ступеньки лестницы, которая вела со двора в Зал. Отойдя в сторону, дети глядели, как гном занимал исходную позицию и натягивал лук.

– Тванг! – пропела стрела. Выстрел был отличный: яблоко закачалось от просвистевшей рядом стрелы; вниз, порхая, полетели сбитые листья.

Но вот на верхнюю ступеньку встала Сьюзен и натянула лук. Она не радовалась этим состязаниям, как Эдмунд. Сьюзен всерьез сомневалась, что сможет сбить яблоко. Кроме того, у нее было нежное сердце, и она всегда очень расстраивалась, если ей случалось одержать над кем-нибудь победу. Гнома она жалела, потому что он успел уже потерпеть одно поражение. Гном зорко следил остро поблескивающими глазками, как она оттянула тетиву чуть ли не до самого уха. И миг спустя яблоко, пронзенное стрелой Сьюзен, упало на траву с еле слышным мягким стуком. В руинах замка было так тихо, что все хорошо расслышали этот звук.

– Отличный выстрел, Сьюзен! – в один голос вскричали дети.

– Сказать по правде, не лучше, чем ваш, – Сьюзен повернулась к гному. – Мне кажется, когда стреляли вы, налетел порыв ветра.

– Ничего подобного! – сердито возразил гном. – Не говорите мне таких вещей. Я сам вижу, что побежден честь по чести... Если, конечно, не считать того, что, когда я отводил руку, мне немножко мешала рана...

– Ах, так вы ранены! – воскликнула Люси. – Позвольте мне взглянуть!

– Это совершенно неподходящее зрелище для такой маленькой девочки... – сердито начал Трумпкин, но неожиданно рассмеялся. – Снова я попал впросак, – сказал он. – Держу пари, что вы, сударыня, столь же выдающийся хирург, как ваш брат – великий фехтовальщик, а ваша сестра – непревзойденный стрелок.

Он уселся на ступеньку, снял с себя кольчугу и рубашку, и все увидели его руки, волосатые и бугрящиеся мускулами, как у моряка. На плече у него была грубая и очень неумело сделанная повязка, которую Люси тотчас принялась разматывать. Рана оказалась очень запущенной, загноившейся, окруженной большой красной опухолью.

– Ой, бедненький Трумпкин! – воскликнула Люси. – Какой ужас!

Она осторожно капнула прямо в рану одну-единственную капельку из своей бутылочки.

– Эй, послушайте! Что вы там делаете? – спросил встревоженный Трумпкин.

Но сколько он ни крутил головой, косил глазами или двигал взад и вперед своей бородой, он не мог разглядеть, что делают с его плечом. Но зато он почувствовал, что боль внезапно стихла, а в ране защекотало. И тогда, вытянув руку изо всех сил вверх и отведя ее как можно дальше назад – будто ему хотелось почесать место на спине, до которого никак не дотянуться, – он попытался пальцами нащупать рану. И ничего не нашел! Он начал вытягивать и поворачивать руку и так, и эдак, делал разные движения, ощупывая мускулы, и кончил тем, что вскочил на ноги и крикнул:

– Великаны и можжевельник! Я здоров! Совсем! Рука как новенькая!

Затем он разразился смехом. И смеялся очень долго и громко, а отсмеявшись, сказал:

– Ну, хорошо, я показал вам образчик такой глупости, какая вообще может быть доступна гному. Надеюсь, вы на меня не в обиде? Со всем смирением прошу прощения у ваших величеств. Готов служить вам в меру скромных моих сил. Выражаю вам тысячу раз благодарность за то, что вы спасли мне жизнь, вылечили, накормили и в довершение всего научили уму-разуму...

Дети в один голос отвечали ему, что все в порядке и не стоит об этом говорить.

– А теперь, – начал Питер, – если вы в самом деле решились наконец поверить в нас...

– Поверил, поверил! – воскликнул гном.

– Тогда ясно, что нам делать. Мы должны идти к королю Каспиану.

– И чем скорее, тем лучше, – подхватил Трумпкин. – Из-за моей глупости мы и так потратили попусту целый час.

– Путь, которым вы добирались сюда, займет не меньше двух дней, – сказал Питер. – Я имею в виду – займет у нас. Мы ведь не можем идти день и ночь без отдыха, как вы, гномы. – Повернувшись к остальным, он продолжал:

– То, что Трумпкин называет Курганом Аслана, – это, конечно, Каменный Стол. Оттуда, как вы помните, можно дойти за полдня или немного быстрее до Брода Беруны.

– Мы называем это Берунский мост, – вставил Трумпкин.

– В наше время там не было моста, – сказал Питер. – А дорога отсюда вверх, до Беруны, займет целый день, а может, и больше. Мы обычно попадали оттуда в Каир-Паравель к концу второго дня, когда пора было садиться пить чай. Впрочем, обычно мы не торопились. Если же поспешить, то переход займет дня полтора...

– Не забывайте, что теперь там сплошной лес, – напомнил Трумпкин. – К тому же придется тратить время на всякие уловки и хитрости, чтобы избежать вражеских постов и дозоров.

– Сначала надо подумать, – сказал Эдмунд, – следует ли вообще идти тем маршрутом, каким воспользовался наш Дорогой Маленький Друг.

– Пожалуйста, если вы меня любите, больше не называйте меня так, – попросил гном.

– Ладно, – великодушно согласился Эдмунд. – Буду звать вас наш Д.М.Д.

– О Эдмунд, – укоризненно покачала головой Сьюзен. – Сколько раз можно напоминать ему это неудачное выражение?

– Не беспокойтесь, девочка... простите, я хотел сказать, ваше величество! – улыбаясь, отозвался Трумпкин. – Шутка – не крапива, волдыри не вскочат.

С тех пор все они частенько называли его наш Д.М.Д., забыв, что это означает.

– Я хотел сказать, – продолжал Эдмунд, – совсем не обязательно идти той же самой дорогой. Почему бы нам не проплыть на лодке чуточку южнее до залива Зеркальные Воды? Если мы проплывем по этому заливу до самого конца и, высадившись, пройдем немного на север, то окажемся прямо за холмом Каменного Стола. На море мы будем в полной безопасности. Если мы сейчас же, не откладывая, выйдем в море, то к вечеру высадимся у Зеркальных Вод, поспим несколько часов, а рано утром будем уже с королем Каспианом.

– Как хорошо, что вы знаете побережье, – воскликнул Трумпкин. – У нас никто даже не слыхал про эти Зеркальные Воды.

– А что мы будем есть? – спросила Сьюзен.

– Ох! – вздохнула Люси. – Обойдемся одними яблоками! Давайте не будем ничего искать. Ведь у нас уйма дел, а мы почти два дня потеряли попусту.

– Согласен с тобой, малышка, – присоединился к ней Эдмунд.

– А то еще кому-нибудь взбредет в голову снова приспособить мою шляпу вместо корзины для рыбы.

Из одного плаща-дождевика они сделали что-то вроде мешка и насыпали в него побольше яблок. Потом вновь напились из колодца, зная, что, пока они не причалят в верховьях залива, пресной воды им не видать. И пошли из замка через лес к берегу, где была привязана лодка. Детям было очень грустно покидать Каир-Паравель: его руины снова казались им домом.

– Нашему Д.М.Д. лучше всего сесть у руля, – предложил Питер, – а мы с Эдом будем грести. Хотя подождите немного. Давайте пока снимем с себя кольчуги. Солнце очень сильно греет, а как только займемся работой, станет совсем жарко. Девочкам лучше всего устроиться на носу, смотреть, что впереди, и указывать направление Д.М.Д., потому что он не знает побережья. Сейчас надо править прямо в открытое море, пока остров не останется позади.

Вскоре лесистый зеленый берег начал удаляться. Его маленькие мысы и бухточки стали неразличимы, а в море появились слабые волны. Лодка мерно опускалась и приподнималась. Все шире и шире раскидывалось море. Вокруг лодки оно было зеленым и пенным, но в отдалении, ближе к горизонту, начинало синеть. Остро пахло солью, и было очень тихо – только легкий шорох воздуха, рассекаемого веслами, легкие всплески при гребках, мягкие шлепки волн в борта лодки да поскрипывание уключин... Солнце припекало все сильнее.

Люси и Сьюзен было очень приятно сидеть на носу лодки и, перегибаясь за борт, погружать руки в морскую воду; правда, последнее им удавалось очень редко. Отчетливо виднелось морское дно: чистый светлый песок с разбросанными тут и там пурпурными пятнами водорослей.

– Совсем как в старину, – вздохнула Люси. – Помнишь, как мы плавали на Теребинты и в Гальму, и к Семи Островам? А путешествие к Уединенным Островам?

– Помню, – отвечала Сьюзен. – А помнишь наш корабль “Морская Звезда”? На носу голова лебедя, а по бортам резные лебединые крылья, которые доходили почти до самой ватерлинии...

– Да... И шелковые паруса, и огромный фонарь на корме...

– А какие были пиры, и сколько музыки...

– Помнишь, как музыканты устраивались вверху, на реях, и

начинали играть на флейтах? Казалось, будто музыка льется с самого неба.

Вскоре Сьюзен сменила на веслах Эдмунда, а он перешел вперед и сел рядом с Люси. Они уже миновали остров и теперь держались ближе к берегу, который тянулся справа, по-прежнему заросший сплошным непроходимым лесом. Этот вид мог бы показаться очаровательным, если бы они не помнили, каким был этот берег в их время – открытый и приветливый, овеваемый прохладным морским ветерком и весь полный веселого, дружелюбного народа...

– Уф! – перевел дыхание Питер. – Должен признать, работка довольно утомительная.

– Можно, я тоже немного поработаю веслами? – вызвалась Люси.

– Весла слишком велики для тебя, – резко ответил Питер, не потому что испытывал раздражение, просто у него уже не оставалось сил для разговоров.