Текст книги "Дракон"

Автор книги: Клайв Касслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 40 страниц)

Манкузо показал рукой, что он все понял, и повернулся встречать следующую группу.

Джиордино прислонился к стене, согнул одну ногу и снял с нее ласт.

– Никакого смысла ковылять там как утки.

Питт поскреб подошвами своих резиновых ботинок по бетонному полу, чтобы понять, держат ли они хоть немного на скользкой поверхности. Трение было нулевое. Стоит чуть потерять равновесие, и он упадет.

Еще одна проверка давления в баллонах по показаниям компьютера. Достаточный запас воздуха при атмосферном давлении, чтобы можно было дышать еще час. После того как он вылез из холодной воды, при этой температуре воздуха он мог сносно себя чувствовать в сухом водолазном костюме.

– Ступай осторожней, – сказал он Джиордино. Затем он наполовину приоткрыл дверь и вступил внутрь так осторожно, как будто шел по туго натянутому канату. Воздух внезапно стал сухим, влажность упала почти до нуля. Он замер и направил луч фонаря на бетонный пол, тщательно высматривая натянутые струны и шнуры, ведущие к детонаторам взрывных устройств или к баллонам с ядовитым газом. Тонкая порванная рыболовная леска, окрашенная в серый цвет и почти не видимая в слабом свете фонаря, лежала у самых пальцев его ног.

Он повел лучом фонарика вдоль лески, пока пятно света не упало на баллон, на котором было написано «Фосген». Слава Богу, подумал Питт с большим облегчением, фосген ядовит только тогда, когда его вдыхают. Немцы изобрели нервно-паралитический яд во время второй мировой войны, но по какой-то причине, затерянной в тумане прошлого, они не воспользовались им здесь. Это была удача для Питта и Джиордино, а также для тех людей, которые шли за ними: нервно-паралитический яд может убить при контакте с кожей, а у них были участки открытой кожи на руках и лице вокруг масок.

– Ты был прав насчет газа, – сказал Джиордино.

– Слишком поздно. Этим несчастным морякам уже ничем не помочь.

Он нашел еще четыре ловушки с ядовитым газом, Причем две из них уже сработали. Фосген сделал свое смертоносное дело. Тела флотских водолазов лежали в скорченных позах лишь в нескольких метрах от входа. Они сняли свои акваланги, не подозревая о присутствии газа до тех пор, пока не стало слишком поздно. Питт и не пытался нащупать пульс. Их посиневшие лица и невидящие глаза ясно показывали, что они давно мертвы.

Он направил фонарь вдоль штольни и замер.

Почти прямо в лицо ему смотрела женщина, наклонив голову в кокетливой позе. Она улыбалась ему своим прелестным личиком с высокими скулами и гладкой розовой кожей.

Она была не одна.

Еще несколько женских фигур стояли сбоку и сзади от нее, и их немигающие глаза, казалось, смотрели прямо на Питта. Они были обнажены, их прикрывали только длинные волосы, которые доходили им почти до колен.

– Я умер и попал в рай к амазонкам, – пробормотал Джиордино восхищенно.

– Не горячись, – предупредил его Питт. – Это раскрашенные скульптуры.

– Хотел бы я уметь отлить что-либо подобное.

Питт обогнул скульптуры в человеческий рост и поднял фонарь над головой. Множество золоченых рам картин засверкало в луче его фонаря.

Вся длинная штольня, насколько можно было увидеть в свете фонаря, была заполнена многоярусными стеллажами с картинами, скульптурами, религиозными реликвиями, гобеленами, редкими книгами, старинной мебелью и археологическими древностями. Все это хранилось в аккуратных ящиках и открытых клетях.

– Я думаю, – пробормотал Питт в свое переговорное устройство, – мы только что осчастливили множество людей.

Глава 37

Немцы, как всегда, действовали очень эффективно. В течение четырех часов прибыли специалисты по обеззараживанию, включили откачивающее оборудование и проложили шланг в галерею с сокровищами. Отравленный воздух был быстро и безопасно откачан в стоящий на поверхности грузовик с цистерной для обезвреживания газа. Пока продолжался процесс очистки, Рейнхардт и его подчиненные демонтировали механизмы ловушек, выпускающие фосген, и передали баллоны с ядовитым газом команде по обеззараживанию. Только после этого флотские водолазы смогли вытащить из бункера тела своих погибших товарищей и перенести их в ожидающие машины «скорой помощи».

Затем в отверстие в земле была вставлена длинная алюминиевая труба, наподобие соломины для коктейлей, и соединена рукавом с мощным откачивающим насосом, который тут же начал перекачивать воду из туннеля в маленький ручей, протекавший поблизости. Затем появилась команда для проведения земляных работ со своим оборудованием и начала откапывать наклонную траншею, ведущую в бункер, по которой завозились грузы и которая была засыпана в конце войны.

Манкузо в нетерпении мерял шагами бункер, то и дело останавливаясь, чтобы взглянуть на приборы, показывающие все убывающую концентрацию ядовитого газа. Затем он подошел к краю траншеи, глядя, как убывает вода. Он все ходил взад и вперед, наблюдая за продвижением работ и считая минуты до того момента, когда он сможет войти в галерею, где хранились награбленные нацистами сокровища.

Джиордино, верный себе, все это время спал. Он нашел пыльную старую кушетку в жилом помещении механиков Люфтваффе и быстро уснул.

После того, как Питт отчитался перед Хальдером и Рейнхардтом, он решил убить время, приняв приглашение фрау Клаузен к домашнему обеду в теплом уютном деревенском доме. Затем он слонялся по бункеру, разглядывая старые самолеты. Он обошел вокруг одного из истребителей «Мессершмитт-262», восхищаясь обтекаемыми формами сигарообразного фюзеляжа, треугольным вертикальным стабилизатором и подвешенными к острым, как ножи, крыльям гондолами реактивных двигателей. Кроме черных крестов в белых кругах, нарисованных на фюзеляже и крыльях, и свастики на хвосте, единственным отличительным знаком была большая цифра девять, помещенная чуть спереди от кокпита.

Первый в мире реактивный истребитель, принимавший участие в боях, он появился слишком поздно, чтобы спасти Германию, но от него здорово досталось английским и американским воздушным силам за несколько последних месяцев войны.

– Он летал, как будто его толкали ангелы.

Питт обернулся на голос и увидел, что сзади стоит Герт Хальдер. Голубые глаза немца мечтательно уставились на кокпит «Мессершмитта».

– Вы слишком молодо выглядите, чтобы вы когда-либо могли летать на таком, – сказал Питт.

Хальдер покачал головой.

– Это слова одного из наших лучших асов времен войны, Адольфа Галланда.

– Не так уж много потребовалось бы работы, чтобы снова поднять их в воздух.

Хальдер смотрел на эскадрилью самолетов, неподвижно стоявших в призрачной тишине бункера.

– Правительство редко выделяет средства на подобные проекты. И буду счастлив, если мне позволят оставить пять или шесть из них для музейных экспозиций.

– А что будет с остальными?

– Они будут проданы или выставлены на аукцион для музеев и коллекционеров со всего света.

– Хотелось бы мне, чтобы я мог позволить себе подать заявку на такой аукцион.

Хальдер смотрел на него, и в этом взгляде не было и следов прежней заносчивости. Хитрая улыбка играла у него на губах.

– Как вы думаете, сколько здесь самолетов?

Питт отошел в сторону и в уме подсчитал, сколько истребителей находилось в бункере.

– Я насчитал ровно сорок.

– Неверно. Их тридцать девять.

Питт пересчитал, и у него снова получилось сорок.

– Я терпеть не могу спорить, но …

Хальдер прервал его взмахом руки.

– Если один из них можно будет вывезти отсюда, когда будет расчищен вход, и переправить через границу, прежде чем я сделаю официальную опись…

Хальдеру не было нужды договаривать фразу. Питт услышал, но он не был уверен, что он правильно понял ее смысл. Ме-262 в хорошем состоянии, пригодном для восстановления, должен был стоить не меньше миллиона долларов.

– А когда вы сможете составить опись? – спросил он, чувствуя, что он на верном пути.

– После того, как я составлю каталог награбленных произведений искусства.

– Для этого потребуются недели.

– Возможно, даже больше.

– Почему? – выложил Питт свое недоумение Хальдеру, смущенный столь щедрым даром.

– Считайте это моим покаянием. Я был крайне груб с вами тогда. И я чувствую себя обязанным наградить вас за мужественный поступок, за то, что вы нашли сокровища, спасли, возможно, пять жизней и помешали мне показать себя полным идиотом и, скорее всего, потерять работу.

– И поэтому вы предлагаете глядеть в другую сторону, пока я буду красть один из них.

– Их так много, пропажу одного никто не заметит.

– Я вам чрезвычайно признателен, – сказал Питт.

Хальдер посмотрел на него.

– Я попросил своего приятеля из разведки посмотреть ваше досье, пока вы были заняты в туннеле. Я подумал, что «Мессершмитт-262» будет прекрасным пополнением вашей коллекции и дополнит ваш трехмоторный «Форд».

– Ваш приятель был очень внимателен.

– В качестве собирателя редких образчиков механического искусства, я полагаю, вы отнесетесь к этой машине с должным уважением.

– Она будет полностью восстановлена, – пообещал Питт.

Хальдер закурил сигарету и небрежно прислонился к гондоле реактивного двигателя.

– Я предлагаю вам нанять трейлер с плоской платформой. Сегодня к вечеру вход будет достаточно расширен, чтобы самолет можно было лебедкой вытащить на поверхность. Я уверен, что лейтенант Рейнхардт и оставшиеся в живых водолазы будут рады помочь вам переместить новое приобретение.

Прежде чем потрясенный и благодарный Питт успел вымолвить хоть слово, Хальдер повернулся и пошел прочь.

Прошло еще восемь часов, прежде чем мощный насос откачал из туннеля почти всю воду и воздух в галерее с трофеями военного времени стал безопасен для дыхания. Хальдер стоял на стуле с микрофоном в руках, информируя о ходе дел свой штат искусствоведов и историков и группу немецких правительственных чиновников и политиков, пожелавших присутствовать при обнаружении находки. Целая армия телерепортеров и газетчиков топталась на развороченном салатном поле Клаузена, требуя, чтобы их пропустили в бункер. Но Хальдер подчинялся приказам своих боннских начальников: не допускать в бункер никаких журналистов, пока клад не будет изучен.

Начинаясь у стальной двери, подземная галерея тянулась более чем на полкилометра. Ящики и клети заполняли ее до задней стены и громоздились на четыре метра в высоту. Несмотря на заполнявшую туннель воду, влага не проникла внутрь галереи, так как входная дверь была хорошо уплотнена и бетонные конструкции оказались отличного качества. Поэтому даже наиболее уязвимые предметы прекрасно сохранились.

Немцы немедленно начали обустраивать лабораторию для фотографирования и консервации произведений искусства, мастерскую и помещение для архива. После брифинга Хальдер переместился в галерею и стал распоряжаться всеми мероприятиями из офиса, который был спешно смонтирован из готовых конструкций и меблирован, а также снабжен телефоном и факсимильным аппаратом.

Почти безотчетно Питт покачал головой и пошел по уже сухому туннелю вместе с Манкузо, изумляясь, как много было сделано меньше чем за сутки.

– Где Ал? – спросил Манкузо.

– Отправился раздобывать грузовик.

Манкузо с изумлением уставился на него.

– Надеюсь, мы не собираемся удрать отсюда с грузом шедевров, ведь правда? Если собираемся, то я очень не советую этого делать. Фрицы ухлопают тебя прежде, чем ты успеешь выехать с фермы.

– Нет, если у тебя есть высокопоставленные покровители, – улыбнулся Питт.

– Я не хочу даже слышать об этом. Каков бы ни был твой нечестивый замысел, осуществляй его лишь после того, как я уеду отсюда.

Они прошли через входную дверь в галерею и вошли в крошечный офис Хальдера, смонтированный у одной из стен галереи. Хальдер помахал им рукой и показал на пару складных стульев, продолжая разговаривать по-немецки по одному из четырех стоявших на его столе телефонов. Он положил трубку, когда они уселись.

– Я вполне понимаю, что у вас имеется разрешение от канцлера Ланге искать то, за чем вы приехали, что бы это ни было, но прежде чем вы начнете рыться в ящиках и клетях, я хотел бы знать, что это такое.

– Нас интересуют только предметы искусства, вывезенные из японского посольства в Берлине, – ответил Питт.

– Вы уверены, что они тут есть?

– Переправить их в Японию не было времени, – объяснил Манкузо. – Русские окружали город. Посол запер здание и едва успел вместе со своим персоналом сбежать в Швейцарию. Согласно архивным материалам, старинные произведения искусства, украшавшие интерьер посольства, были доверены на сохранение нацистам, а те спрятали их под аэродромом.

– И вы полагаете, что они могут оказаться в том тайнике, который мы здесь нашли?

– Да, мы и в самом деле так считаем.

– Могу я спросить, почему американское правительство так интересуется потерянными произведениями японского искусства?

– Я сожалею, – честно сказал Питт. – Мы не можем разглашать эту информацию. Но я могу заверить вас, что наши поиски не поставят никаких проблем перед правительством Германии.

– Я думаю о японцах. Они потребуют, чтобы им вернули их собственность.

– Владение этими предметами не входит в наши планы, – заверил Манкузо Хальдера. – Мы хотим только сфотографировать несколько предметов.

– Хорошо, джентльмены, – вздохнул Хальдер. Он пристально посмотрел на Питта. – Я доверяю вам, герр Питт. У нас с вами договор. Делайте то, что вы сказали, и я гарантирую, что буду смотреть в другую сторону.

Когда они вышли из офиса Хальдера, Манкузо зашептал:

– О чем он говорил? Какое соглашение? – Вербовка.

– Вербовка? – повторил Манкузо.

Питт кивнул.

– Он уговорил меня вступить в Люфтваффе.

Они нашли клеть с предметами из японского посольства приблизительно в пятидесяти метрах от скульптур, некогда украшавших музеи Европы. Немцы уже установили цепочку ламп, питаемых от переносного генератоpa и бросающих свет на огромную сокровищницу, которая, казалось, уходит в бесконечность.

Японский отдел было легко найти, упаковочные ящики в нем были помечены символами алфавита «кана» и изготовлены вручную куда аккуратнее, чем грубые клети, сколоченные нацистскими трофейщиками.

– Давай начнем вот с этого, – сказал Манкузо, показывая на узкий контейнер. – Он выглядит подходящим по размерам.

– Ты провел много времени в Японии. Что здесь написано?

– «Контейнер номер четыре», – перевел Манкузо. – «Собственность Его Императорского Величества, Императора Японии».

– Много от этого толку. – Питт приступил к работе и осторожно приподнял крышку молотком и ломиком. Внутри была небольшая изящная складная ширма, на которой были изображены птицы, летающие вокруг нескольких горных вершин. – Это уж точно не остров. – Он пожал плечами.

Он открыл еще два ящика, но картины, которые он вытащил оттуда на свет, были более позднего периода, чем нужно, и не могли принадлежать мастеру шестнадцатого века Масаки Симцу. Большинство ящиков меньшего размера были заполнены тщательно упакованным фарфором. В задней части клети оставался только один ящик, который мог, судя по его размерам, содержать картину.

У Манкузо появились признаки стресса. Бусинки пота заблестели у него на лбу, и он нервно вертел в руках свою трубку.

– Лучше бы это оказался он, – пробормотал Фрэнк. – Иначе мы впустую потратили уйму времени.

Питт ничего не ответил, только продолжал свою работу. Этот ящик был, кажется, изготовлен прочнее остальных. Он поддел крышку и заглянул в щель.

– Я вижу воду. Думаю, это морской пейзаж. Что еще приятнее, это остров.

– Слава Богу. Вытащи ее, парень, давай-ка рассмотрим ее.

– Подожди. – У картины не было узорчатой наружной рамы, поэтому Питт схватил картину за подрамник и с трудом вытащил ее из ящика. Как только она оказалась у него в руках, он поднес ее поближе к лампе для осмотра.

Манкузо торопливо вытащил из кармана небольшой каталог с цветными фотографиями работ Масаки Симцу и стал листать его, сравнивая фотографии с найденной ими картиной.

– Я не специалист по живописи, но это по стилю похоже на Симцу.

Питт перевернул картину и посмотрел на обратную сторону.

– Тут что-то написано. Ты можешь это разобрать? Манкузо взглянул.

– «Остров Адзима Масаки Симцу», – выпалил он триумфально. – Теперь оно у нас в руках, расположение командного центра Сумы. Все, что осталось сделать, – это сравнить береговую линию со спутниковыми фотографиями.

Глаза Питта механически начали рассматривать картину, которую Симцу написал четыреста пятьдесят лет назад с острова, называвшегося тогда Адзима. Остров этот никогда не станет туристским раем. Крутые каменные утесы поднимались прямо из полосы прибоя, никаких признаков пляжа и почти полное отсутствие растительности. Он выглядел пустынным и грозным, мрачным и неприступным. Не было никакой возможности высадиться на него с моря или с воздуха незамеченным. Это была природная крепость, а Сума, несомненно, сильно укрепил ее против любых попыток нападения.

– Проникнуть внутрь этой скалы, – задумчиво сказал Питт, – будет практически невозможно. Кто бы ни пытался сделать это, он наверняка умрет.

Выражение торжества на лице Манкузо вдруг исчезло.

– Не говори так. Даже не думай так, – пробормотал он.

Питт взглянул горному инженеру в глаза.

– Почему? Проникновение в командный центр – не наша задача.

– Но вот в этом-то ты и ошибаешься. – Манкузо устало стер пот со лба. – Теперь, когда группы «Хонда» и «Кадиллак» вышли из игры, у Джордана не осталось иного выбора, как послать туда тебя, меня и Джиордино. Подумай об этом.

Питт подумал и понял, что Манкузо прав. Сейчас это стало совершенно ясно. Хитрый Джордан держал их троих в резерве для тайной операции по нападению на построенный Сумой командный центр взрыва ядерных бомб.

Глава 38

Президент смотрел на открытое досье, лежавшее у него на столе. Лицо его было мрачно, когда он поднял глаза от документов и посмотрел на Джордана.

– Они и в самом деле намерены взорвать эти штуки? Это не блеф?

Джордан выглядел бесстрастным, когда кивнул в ответ.

– Они не блефуют.

– Это немыслимо.

Джордан не ответил, но дал президенту время собраться с мыслями. Этот человек, казалось, никогда не менялся. Он выглядел точно так же, как в тот день, когда Джордану представили новоизбранного сенатора от штата Монтана. Та же самая стройная фигура, яркие голубые глаза, та же самая любезность, и доброжелательность. Невероятная власть никогда не тяготила его. Он был вежлив и сердечен с обслуживающим персоналом Белого дома и редко забывал поздравить с днем рождения кого-либо из окружавших его людей.

– Что-то не похоже, чтобы мы окружили их острова флотом, готовым к вторжению, избави Боже.

– Они стали проявлять подозрительность из-за того, что отношение к ним мирового общественного мнения внезапно изменилось к худшему, – сказал Дональд Керн. – После того, как Китай и Россия бросились в объятия демократии, страны Восточного блока стали независимыми, Южная Африка провела свободные выборы, а Ближний Восток чуть булькает на слабом огне, все внимание оказалось приковано к Японии, развивающейся слишком быстро и достигшей слишком многого.

– Их экономическая агрессивность не всегда смягчается ловкостью. Чем больше рынков они завоевывают, тем более твердолобыми становятся.

– Но их нельзя осуждать за то, что они пытаются сделать мировую экономику такой, какою хотят ее видеть, – сказал Джордан. – Их деловая этика отличается от нашей. Они не видят ничего предосудительного в том, чтобы использовать коммерческую конъюнктуру и извлекать выгоду из слабостей своих контрагентов, независимо от эмоций, провоцируемых таким поведением. Единственным преступлением в их глазах являются попытки противодействия их систематическому продвижению. Честно говоря, в своей внешней торговле после второй мировой войны мы вели себя точно так же.

– Я не могу спорить с вами, – уступил президент. – Немногие из лидеров нашего бизнеса, как в прошлом, так и в настоящее время, могли бы рассчитывать на то, что их признают святыми.

– Конгресс и страны Общего рынка склонны всерьез противодействовать экспансии японского бизнеса. Если они проголосуют за торговое эмбарго и национализацию японских корпораций, Токио попробует поторговаться, но Сума и его дружки твердо решились на реванш.

– Но угрожать ядерной смертью и разрушением…

– Они стараются выиграть время, – объяснил Джордан. – Их Всемирный коммерческий трест является лишь частью более широкого плана. Японцы живут в ужасных условиях перенаселенности. Сто двадцать пять миллионов человек на клочке суши размером с Калифорнию, причем большая часть этой суши слишком гориста, чтобы на ней можно было жить. Их неафишируемая долговременная цель состоит в экспорте миллионов их наиболее хорошо образованных граждан в другие страны и создании колоний, сохраняющих лояльность и тесные связи с метрополией. Именно так обстоит дело в случае Бразилии, и то же самое происходит с Соединенными Штатами, если учесть их массовую иммиграцию на Гавайи и в Калифорнию. Японцы одержимы идеей выживания, и, в отличие от нас, они планируют вперед на десятилетия. Посредством торговли они строят огромное глобальное экономическое сообщество с японскими традициями и культурой в качестве связующего звена. То, чего не понимают даже они, – что Сума намерен стать исполнительным директором этого сообщества.

Президент снова взглянул на досье.

– И он защищает свою преступную империю, стратегически подкладывая ядерные бомбы в другие страны.

– Мы не можем винить в этом японское правительство или огромное большинство японского народа, – заявил Джордан свое мнение. – Я твердо убежден, что премьер-министр Дзансиро был введен в заблуждение и обманут Хидеки Сумой и его картелем промышленников, финансистов и лидеров преступных группировок, которые тайно создали ядерный арсенал и затем на его основе разработали Проект «Кайтен».

Президент раскрыл карты.

– Может быть, мне следует назначить встречу с Дзансиро и проинформировать его об открытиях, сделанных нашей разведкой?

Джордан покачал головой.

– Я не советую делать это сейчас, сэр. По крайней мере следует отложить это до тех пор, пока мы не получим шанс поразить Проект «Кайтен» в самое сердце.

– Когда мы встречались с вами прошлый раз, вы еще не знали, где находится командный центр.

– Новая информация приблизила нас к этой цели.

Президент посмотрел на Джордана с еще большим уважением. Он понимал своего главного собирателя разведданных, его преданность своей стране, долгие годы службы, начавшейся еще тогда, когда он только что кончил школу и уже начал тренироваться для участия в оперативной работе. Президент также заметил, чего стоили Джордану эти годы невероятного перенапряжения. Джордан то и дело глотал таблетки «Маалокс», одну за другой, словно это была воздушная кукуруза.

– Вы знаете, где должны быть размещены заминированные автомобили для их подрыва?

Керн ответил.

– Да, сэр, одна из наших групп нашла план, прослеживая отгрузку автомашин. Инженеры Сумы создали дьявольский сценарий хорошо продуманной катастрофы.

– Я полагаю, что они будут запаркованы в густонаселенных районах, чтобы убить как можно больше американских граждан.

– Ничего подобного, господин президент. Они будут стратегически размещены с целью минимизировать людские потери.

– Вы меня поставили в тупик.

– По всей территории Соединенных Штатов и по всему индустриальному миру, – проинформировал Керн, – автомобили будут размещены в узлах равномерной сетки в безлюдных районах таким образом, чтобы их одновременный подрыв вызвал электромагнитный импульс на почве, который поднимется в атмосферу. Это породит цепную реакцию типа зонтика, который перекроет каналы связи со всемирной спутниковой системой коммуникаций.

– Все телефонные, телевизионные и радиосети просто перестанут существовать, – добавил Джордан. – Федеральное и местные правительства, военные штабы, полицейские участки, пожарные службы, медицинская помощь и весь транспорт прекратят работу, поскольку они не могут действовать без средств связи.

– Мир без коммуникаций, – пробормотал президент. – Это немыслимо.

– Дело обстоит еще хуже, – зловеще продолжал Керн. – Намного хуже. Вы знаете, конечно, господин президент, что случится, если помахать магнитом рядом с компьютерным диском или кассетой с магнитофонной лентой.

– Все записи будут стерты.

Керн медленно кивнул.

– Электромагнитный импульс от ядерных взрывов делает то же самое. На тысячи миль вокруг каждого взрыва память каждого компьютера будет полностью стерта. Кремниевые микросхемы и транзисторы, становой хребет нашего современного компьютеризованного мира, беззащитны против импульса, распространяющегося по электрическим и телефонным сетям и антенным устройствам. Все, что сделано из металла, проводит электромагнитный импульс, от трубопроводов до рельс, от радиорелейных башен до стальных каркасов зданий.

Президент смотрел на Керна с изумлением.

– Мы говорим о полном хаосе.

– Да, сэр, о полном крахе в масштабах страны с катастрофическими последствиями, которые невозможно будет преодолеть. Любые записи, когда-либо запрограммированные в памяти компьютеров банками, страховыми компаниями, медицинскими учреждениями, гигантскими корпорациями, малыми предприятиями, супермаркетами и небольшими магазинами – этот список можно продолжать до бесконечности, – будут уничтожены, как и все хранимые научные и технические данные.

– Все диски, все ленты?

– В каждом доме и офисе, – сказал Джордан.

Керн продолжал смотреть на президента, чтобы еще больше усилить впечатление от своего мрачного комментария.

– Любая компьютерная электроника, в которой используется память, а к ней относятся системы зажигания и подачи топлива современных автомобилей, управление дизелями локомотивов, самолетные системы управления полетом, – все это перестанет функционировать. Для самолетов последствия будут особенно тяжелыми, потому что многие из них упадут на землю прежде, чем экипажам удастся перейти на ручное управление.

– И еще есть множество устройств, которыми мы пользуемся каждый день в быту, почти не замечая этого, – сказал Джордан, – которые также будут выведены из строя, например, микроволновые печи, видеомагнитофоны, охранные системы сигнализации. Мы так привыкли полагаться на компьютерную микроэлектронику, что никогда не задумывались над тем, насколько она уязвима.

Президент машинально схватил ручку и стал нервно постукивать ею по столу. Его лицо осунулось, выражение смятения появилось на нем.

– Я не могу допустить, чтобы это проклятье парализовало американский народ на многие годы, возможно, на десятилетия, – без околичностей заявил он. – Я должен серьезно рассмотреть удар, возможно, ядерный, по их арсеналу боеголовок и командному центру, откуда должна поступить команда на подрыв.

– Я рекомендую не делать этого, господин президент, – тихо, но убежденно сказал Джордан, – разве что в самом крайнем случае.

Президент посмотрел на него.

– А что ты предлагаешь, Рей?

– Установки Сумы не будут готовы к работе еще около недели. Попробуем разработать план проникновения в командный центр и разрушения его изнутри. Если это удастся сделать, это избавит вас от чудовищной бури возмущения и осуждения со стороны мирового сообщества за то, что будет рассматриваться как неспровоцированное нападение на дружественную страну.

Президент молчал, его лицо выражало глубокую задумчивость. Затем он медленно произнес:

– Вы правы, мне придется приводить оправдания, которым никто не поверит.

– Время на нашей стороне, пока никто, кроме группы МОГ и нас троих, не знает, что происходит, – продолжал Джордан.

– Это хорошо, – сказал Керн. – Если бы русским стало известно, что их территория заминирована десятками иностранных боеголовок, они не колебались бы ни минуты предпринять полномасштабное вторжение в Японию.

– А нам это не нужно, – тихо сказал президент.

– Тем более это не нужно невинным японцам, не имеющим ни малейшего представления о безумном заговоре Сумы, – сказал Джордан, забивая последний гвоздь.

Президент встал, давая понять, что совещание окончено.

– Четыре дня, джентльмены. В вашем распоряжении девяносто шесть часов.

Джордан и Керн обменялись сдержанными улыбками.

Нападение на Суму было спланировано еще до того, как они вошли в Овальный кабинет. Чтобы привести этот план в действие, оставалось лишь позвонить по телефону.