Текст книги "Абарат: Дни магии, ночи войны"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Хватит! – закричала она.

То ли ее требование услышали, то ли ей просто повезло, и она прорвалась через крутящиеся щели. Как бы то ни было, скрежещущий грохот механизма стих, и она вывалилась на другую сторону. Звук внезапно исчез, и она поняла, что лежит на старом ковре с раскалывающейся от боли головой.

– Привет, – сказал кто-то.

Она осмотрелась. У двери стоял человек в темно-серой одежде.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Да, да, – ответила она, с трудом поднимаясь на ноги. Краем глаза она увидела, что прибор продолжает вращаться, издавая все тот же мощный звук, а где-то на его фоне слышались голоса с улицы Марапоча.

– Я…

– Что? – спросил мужчина, протягивая руку и помогая ей встать.

– Такое впечатление, что меня затащило в эту штуковину, – она потрясла головой, чтобы избавиться от ощущения путаницы. Лишь когда оно слегка рассеялось, Кэнди подняла глаза и посмотрела на стоявшего рядом человека.

– Я мистер Пий Маспер, – сказал он. – Это мой дом.

34. Секреты и кусок мяса

На неизмеримом расстоянии между Абаратом и Иноземьем, в Цыптауне, все было гораздо спокойнее, чем раньше. Любопытство и тревога, пробужденные анонимным автором надписи на стене в номере гостиницы Древо Отдохновения, сошли на нет и превратились во всеобщее равнодушие; в списке тем для слухов это событие опустилось ниже истории с городским главой Гарольдом Медоузом, обвиненным в получении взятки за то, что он не должен был обращать внимание на определенные нарушения в области здравоохранения (в том числе на утечку с куриной бойни прямо в городские стоки, тогда как очистка забитых труб легла бы на плечи налогоплательщиков Цыптауна). В результате скандала Генри был вынужден унижаться и все отрицать, чтобы не оказаться выкинутым из кабинета, и оправдания в стиле «Я этого не делал» приковали к нему все внимание горожан.

Однако были и исключения. Несколько стойких приверженцев день и ночь дежурили у гостиницы, ожидая новых проявлений сверхъестественного, а два офицера полиции час в день уделяли внимание исчезновению Кэнди Квокенбуш. Но истина заключалась в том, что обе эти темы уже не являлись горячими. Горожанам было что обсудить и без них.

Даже на Последовательной улице, 34, где жили Квокенбуши, разговоры о Кэнди стали настолько раздражать Билла, что Рики и Дон пошли по пути наименьшего сопротивления и прекратили упоминать ее в присутствии отца.

А потом однажды, когда все сели ужинать, Билл осушил пару банок пива и сказал:

– У меня для вас кое-какие новости.

– О чем, папа? – спросил Рик.

– Обо всех нас, – сказал Билл Квокенбуш, открывая очередную банку. – Я говорил вашей маме, что собираюсь уехать из Цыптауна. В Чикаго или в Денвер. Но сейчас я думаю, что мы должны уехать вместе. Как семья.

Мальчики отреагировали одновременно.

– Чикаго!

– А когда мы поедем?

– А как же школа?

Мелисса подняла руки, чтобы унять восторги.

– Мы никуда не поедем, пока Кэнди не вернется, – сказала она, в гневе глядя на мужа. – Пока мы снова не станем семьей.

– Она сбежала, – ответил Билл, произнося эти слова так, словно говорил с идиотом. – Мелисса, она не вернется – по крайней мере, в ближайшее время. Может, через несколько лет она заявится с тремя детьми и мужем, но в данный момент ее нет, и чем быстрее мы прекратим думать, что она вот-вот вернется, тем быстрее заживем нормальной жизнью.

– Папа, но мы же не можем просто забыть, – сказал Рон, и его глаза заблестели.

– Даже не думай реветь, – сказал Билл, указывая на сына. – Слышишь, Рик? Клянусь, если начнешь распускать нюни, как девчонка, я тебе дам реальный повод для слез.

Рик шмыгнул носом и с большим трудом удержался от плача.

Но Дону, глаза которого оставались сухими, тоже было что сказать.

– Допустим, она вернется, – проговорил он. – А нас нет. Как она нас найдет?

– Она нетакая дура, – ответил его отец. – Поспрашивает у соседей и узнает, куда мы уехали.

– Я не хочу идти в новую школу в новом городе, – продолжил Дон. – Мне старые друзья нравятся.

– Заведешь новых, – ответил Билл. – А школы все одинаковые.

– Ты все продумал, – холодно сказала Мелисса. – И когда же ты собирался доложить об этом нам? Или предполагалось, что однажды утром мы проснемся, соберем вещички, и сразу в путь?

– Я – глава этого дома, – ответил Билл. – И я принимаю решения по таким важным вопросам. Если не я, то кто же?

– Да, это прямо про тебя, – сказала Мелисса. – Сам Мистер Ответственность.

– Можно мне пойти? – спросил Рики, глядя на слипшиеся макароны, сыр и пережаренный кусок мяса.

– Ты же еще не доел, дорогой, – сказала мать.

– Я не хочу.

– И я, – произнес Дон.

– Ладно, идите, – сказала Мелисса.

Мальчики встали и мигом исчезли из кухни.

– Я не передумаю, – сказал Билл, опустошая банку пива. – Я не собираюсь тут гнить день за днем от безделья.

– Тогда найди работу.

– Здесь ничего нет.

– Здесь полно работы.

– Не той, которую хочу я.

Мелисса покачала головой.

– Знаешь, ты можешь планировать что хочешь, но я не уеду отсюда без Кэнди.

С минуту Билл ничего не говорил. Затем поднялся, подошел к холодильнику и вынул очередную банку пива.

– Почему бы тебе просто не признать? – сказал он, не возвращаясь к столу. – Она ушла. Мы оба это знаем. И она никогда не была частью нас.

Глаза Мелиссы внезапно наполнились слезами. Она приложила руку к лицу, чтобы их удержать.

– Как ты можешь такое говорить? Она – наш ребенок и всегда им будет.

Билл прислонился к холодильнику, глядя на темнеющий задний двор.

– Нет, – сказал он. – Не думаю, что она на самом деле наша.

– О чем ты?

– Да ладно, Мелисса. Она всегда была странной. Во-первых, ее глаза…

– У многих детей глаза разного цвета, – ответила Мелисса, чьи слезы мигом высохли от гнева. – И она не странная. Единственная проблема в том, что ты никогда ее не любил.

– Я старался, – он пожал плечами.

– Старался? – Мелисса покачала головой. – Да ты с ней целыми месяцами не разговаривал!

– Мы никогда не ладили.

– Ты ее отец, Билл.

– Я?

Мелисса уставилась на него.

– Ты на что намекаешь?

– Ну ты ведь сама сказала… Что-то случилось в ту ночь, когда родилась Кэнди. Три женщины…

– А, так ты все-таки хочешь об этом поговорить.

– Ты мне расскажешь или нет?

– Расскажу. Но при одном условии.

– При каком же?

– Ты выслушаешь. И поверишь мне.

– Это два…

– Билл.

– Ладно. Я слушаю. Рассказывай, что там произошло.

Десять, двадцать, тридцать секунд Мелисса молчала.

– Давай, – сказал Билл. – Я не шучу. Я хочу знать.

Мелисса глубоко вздохнула.

– Хорошо, – сказала она. – Кое-что ты уже знаешь. Пока тебя не было, к грузовику подошли три женщины. Об этом я тебе говорила. Они просто появились из бури. Я спросила, откуда они взялись, и женщины сказали, что пришли из другого мира, который называется Абарат.

– И ты им поверила? – спросил Билл.

– Да, поверила. Не представляю почему, но я знала, знала абсолютно точно, что они говорят правду.

Билл покачал головой.

– Ты сказал, что хочешь услышать, что произошло, – отрезала Мелисса, – вот я тебе и рассказываю. Так что слушай.

Какое-то время она ничего не говорила, ожидая, пока спадет гнев. Она осматривала кухню, словно напоминая себе о том, что надо будет сделать. Выкинуть мусор, вымыть грязные тарелки, выбросить засохшую на подоконнике герань. Эти мысли слегка ее успокоили. Когда она вновь начала вспоминать о случившемся той дождливой ночью, гнев пропал. Она говорила тихо, так тихо, что Биллу пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова.

– Я до сих пор не знаю, было ли простой случайностью то, что они меня нашли, – сказала Мелисса, – или они же за нами наблюдали. Но я видела, как они боялись, что их может заметить кто-то из их мира. То, что они делали, в Абарате вполне могло быть противозаконным, но женщины были в отчаянии. Они сказали, что должны мне кое-что дать. Нет, не мне. Ребенку, который собирался родиться. Они должны были что-то дать ребенку. То, что изменит ее жизнь навсегда. Так они сказали. Ничто не будет по-прежнему после того, как они ей это дадут.

35. Двое в комнате 19

Генри Мракитт больше не спал. Его попытка оторвать народ Цыптауна от телевизоров и слухов не увенчалась успехом, так что он день и ночь предавался пугающим размышлениям о том, что ожидало город, некогда носивший его имя.

Захватившие его видения не исчезали из-за бессонницы. Вместо этого они приняли форму грез, которые в определенном смысле оказались более кошмарными, чем обычные кошмары. Он стоял у окна комнаты 19, глядя сквозь грязное стекло на обычных людей, ведущих обычную жизнь, когда внезапно над улицей пронеслась легкая тень, словно некий смертный приговор, которому суждено все стереть с лица земли. За себя он не боялся (чего бояться призраку? смерти?), но боялся, страшно боялся за те невинные души, что занимались своим делам и ни о чем не подозревали.

– Ты выглядишь грустным.

Генри отвернулся от окна, и его глаза в изумлении расширились. Напротив него стояла женщина, которую он не видел уж очень много лет.

– Диаманда? – спросил он. – Это ты?

– Да, Генри, это я.

Годы ее пощадили. Хотя волосы, как всегда длинные, были теперь седыми, а лицо украшала сеть тонких морщин, кости, поддерживавшие ее плоть, оставались столь же элегантными. В те далекие годы, когда она являлась его любящей женой, Диаманда была прекрасна – и вопреки всем ожиданиям оставалась прекрасна и теперь. Первые несколько секунд, когда глаза Генри вновь ее увидели, нетрудно было вспомнить, где брала начало его любовь.

– Это действительно ты? – спросил он, едва дыша и боясь, что этот прекрасный мираж исчезнет, вновь оставив его в одиночестве.

– Да, Генри, – сказала она. – Это действительно я.

– Но как… после всех этих лет?

– Честно говоря, Генри, я недавно умерла. И когда я парила над местом своей гибели, которая оказалась не из приятных, то вдруг поняла, что думаю о тебе. Из всех людей – о тебе. Тебя я хотела видеть, а остальное могло подождать. Думаю, я пришла, чтобы помириться.

– Ты пришла, а это самое главное. Ты пришла. Как ты узнала, где меня искать?

– Это очень короткая и очень долгая история. Если кратко, у меня есть глаза, и я искала.

– А что случилось с твоим поклонником из Чикаго?

– С моим кем? – засмеялась Диаманда.

– Твоим поклонником. Все мне говорили…

– Давай-ка кое-что проясним, Генри Мракитт. Какие бы сплетни ты не слышал, у меня не было никаких поклонников из Чикаго. Или откуда-либо еще.

– Правда?

– Генри. Думаешь, я бы вернулась из мира мертвых, чтобы тебе соврать?

– Думаю, нет, – он с облегчением вздохнул. – Но ради интереса, – продолжил он, – почему ты вернулась?

– Во-первых, Генри Мракитт, для этого.

Диаманда подошла к Генри и легко поцеловала. А потом еще шесть раз, для ровного счета. Это был первый человеческий контакт, который он ощутил за долгие годы.

– Боже, я так скучал, – произнес он. – Значит, мы теперь просто два призрака?

– Как ты и сказал, просто два призрака.

– Что случилось? Как ты умерла?

– Я пыталась защитить девочку из твоего мира, Генри, беглянку по имени…

– Кэнди Квокенбуш.

– Ты о ней слышал?

– Несколько недель назад она была в этой комнате, готовила материал для какого-то школьного задания. Довольно обаятельная.

– Мисс Квокенбуш оказалась очень могущественной девушкой.

Генри казался изумленным.

– Правда? Ты меня удивила. Она была приятной, но вполне обыкновенной. Где вы встретились?

– В мире, о котором мы до сих пор не говорили, – сказала Диаманда. – В Абарате.

– А! В легендарном Абарате! Хотя последние полвека я и был заперт в этой комнате, но даже я немного о нем слышал. Если можешь рассказать что-нибудь еще, расскажи.

– Об Абарате всегда можно рассказать что-нибудь еще. Это мир без границ.

Генри был озадачен, и Диаманда попыталась объяснить, не особо усложняя историю. Но чем больше она говорила, тем больше он хотел знать, и вскоре ей пришлось выложить ему все, что случилось. О том, как она отправилась путешествовать по Абарату, как впервые встретила женщин Фантомайя, и как после значительной подготовки ее взяли на пик Одома, на Двадцать Пятый Час, где посвятили в тайны Времени без Времени. Хотя Диаманда рассказывала невероятную историю, он ни на миг не усомнился в ее истинности. Он слишком хорошо знал эту женщину. Если она говорила, что есть архипелаг, где каждый остров существует в своем времени суток, он ей верил. Лишь в конце, когда она упомянула о своих занятиях магией, он стал более осторожным.

– Знаешь, что Библия говорит о колдовстве? – сказал он. – Ведьму – убей.

– Ох уж эти старые лицемеры. Они говорят об убийствах ведьм, но сама Библия полна магии. Превращение вод Нила в кровь, расступившееся Красное Море. Что это, если не старая добрая магия? А как насчет воды в вино? Без проблем. А воскресение Лазаря? Только слово скажи.

– Ты ходишь по тонкому льду, Диаманда!

– Нет, не хожу. Я просто говорю правду. А тот, кто любит Истинное Слово, любит Истину, ведь так?

Бедный Генри смешался. За несколько секунд Диаманда окружила его сложными теологическими построениями. Она заметила его непонимание и, наконец, смягчилась.

– Подумай об этом иначе, – сказала она. – Магия – это связывание вещей. Наблюдение за тем, как в мире движется сила. От тебя до той трещины в стене, до паука в трещине, до песни в его голове, возносящей хвалу Господу…

– Пауки не поют.

– Все поют хвалу своими собственными способами. В этом и заключается магия. В пении хвалы. И слова этих песен соединяются, пока не возникнет сила… Я помогу тебе узнать их, Генри Мракитт, и клянусь, что однажды ты услышишь такую волшебную песнь…

Генри покачал головой.

– Не знаю, кто из нас более сумасшедший: ты, говорящая это, или я, почти в это поверивший.

Осторожная улыбка, возникшая на его лице, увяла, и он сказал:

– У меня видения. Ужасные видения.

– О чем?

– Думаю, о конце мира. По крайней мере, о конце Цыптауна.

– Ты веришь в них?

– Разумеется, верю! Я даже пытался предупредить жителей о том, что грядет. – Он указал на стену, где все еще оставалось его слово, выцарапанное на штукатурке.

– Наверх? – прочла Диаманда.

– Знаю, это довольно расплывчато, – сказал Генри, – но в тот момент я мог думать только об этом. К сожалению, люди ничего не хотят слушать.

– Возможно, мы сможем сделать так, чтобы они услышали.

– Надеюсь.

– Должна сказать, Генри, ты изменился. Мне казалось, ты ненавидишь Цыптаун.

– Когда я потерял тебя, мне больше нечего было любить. Либо Цыптаун, либо ничего.

– Ты только послушай себя. Ты говоришь такие печальные вещи…

– Так и есть. Я должен был провести с тобой всю жизнь.

– Теперь ты можешь все наверстать. Мы вновь нашли друг друга. Ты хороший человек, Генри Мракитт, и заслужил свое счастье. Свою свободу. Как часто ты покидал эту проклятую комнату?

– Вообще-то ни разу.

– Ты шутишь!

– Нет. Я чувствовал, что согрешил, отняв у себя жизнь, и, как мне кажется, заслужил оставаться здесь до Страшного Суда.

– Какая же это чушь, Генри. Да ты и сам это знаешь. Мы уйдем отсюда вместе. Под солнце.

– Мы? Когда?

– Сейчас, Генри, прямо сейчас!

И они вышли на улицу, рука об руку – призрак из комнаты 19 и Диаманда Мракитт, любовь всей его жизни. Для большинства они были невидимы, поскольку глаза, случайно обращенные в их сторону, замечали только расплывчатые тени или едва уловимое колебание воздуха, способное подтолкнуть шедших мимо людей.

Однако все это не касалось голосов. Они не были такими четкими, как голоса живых, но их все равно можно было услышать. Они звучали подобно шепоту людей, обменивавшихся неподалеку слухами. И тема их разговора – неотвратимое разрушение города, – заставляло людей прислушиваться. Несколько раз, пока Генри и Диаманда шли и беседовали, они замечали, как горожане удивленно смотрят на место, где они только что были.

– Думаешь, нас услышат? – спросил Генри Диаманду, стоя рядом с загаженной голубями статуей своего пра-прадеда, основателя города.

– Они точно нас слышат, – ответила Диаманда. – Но обращают ли внимание? В смысле – кто мы для них? Какие-то голоса, бормочущие в глубине сознания.

Генри не ответил. Он просто смотрел на Диаманду, пока та говорила.

– Это интересно. Ты замечал, что младенцы и собаки совершенно нормально воспринимают наше присутствие? Думаю, будущее Цыптауна было бы вполне безопасным, принадлежи оно младенцам и собакам. – Диаманда замолчала и тоже взглянула на Генри. – На что ты смотришь? – спросила она.

– На тебя. Я смотрю на тебя. Ты все еще очень красивая.

– Сейчас не время для флирта, Генри.

– А когда время? После стольких лет ожидания… разве мы не заслужили право рассказать друг другу наши глубочайшие секреты?

– Ты такой сентиментальный, – ласково произнесла Диаманда.

– И очень этим горжусь, – ответил Генри. – Боже, Диаманда, мир может исчезнуть в любую минуту. Мы должны выговориться. Ты красивая. Вот. Я сказал. – Он улыбнулся, щурясь от солнца, и посмотрел на Мейн-стрит. – Как думаешь, каким будет первый признак? – спросил он. – В смысле, признак того, что грядет?

– Дождь и ветер, – сказала Диаманда. – Соленый дождь.

– Кажется, нечто в этом роде ты уже видела.

– Да, похожее случалось. И я тебе скажу, будет довольно паршиво. Чем больше мы сделаем, чтобы поднять людей наверх или увести из города, тем меньше будет горя и слез, когда все закончится.

– Ты что-нибудь придумала? – поинтересовался Генри.

– Чтобы ускорить дело, нам надо разделиться. Станем придерживаться основных улиц. И пока идем, мы должны говорить с людьми. Шептать им на ухо предупреждения. Советовать убираться из города. Но делать все так, чтобы они не догадывались о нашем присутствии. Пусть им кажется, что это их собственные мысли.

– Очень умно, – сказал Генри.

– Будем говорить, чтобы они не собирали вещи. Что им просто надо уехать.

– Сколько у нас времени? – спросил Генри.

Диаманда посмотрела в небо, ища намеки. Очевидно, ей не удалось найти ни одного, и она сказала:

– Не знаю, Генри. Часы, не дни. – Она посмотрела на него. – Нужно сделать все, чтобы спасти этих людей, или вокруг появится множество разгневанных духов, указывающих на нас пальцами.

– Нет, этого мы не хотим, – сказал Генри. – Только не теперь, когда мы нашли друг друга.

Диаманда улыбнулась.

– Должна сказать, я рада видеть тебя, Генри. Очень рада. А теперь давай-ка примемся за работу.

– Нести слово, – сказал он.

– Нести слово, – ответила она.

36. Откопанный жених

Голос, который компания слышала из-под плодородной почвы Частного Случая, становился то громче, то тише, но сомнений в его силе и ярости не возникало.

– Расходимся, – велела Женева. – Давайте-ка поищем подземный ход.

– Только осторожней, – предупредил Хват. – Кто бы там ни был, он кажется слегка с приветом.

Аккуратно двигаясь, чтобы не разозлить и не побеспокоить человека внизу, они разбрелись в разные стороны, ища путь в туннели.

– Я кое-что нашла! – сказала Трия.

Действительно, перед ней был невероятно узкий туннель, пронизанный корнями и населенный многочисленными жителями грязи, квиллимедками, палочковыми вшами и скорпитонами. Вход в туннель вызвал самые разные реакции.

– Лезть туда – самоубийство, – прямо заявил Джон Ворчун. – Если нас не закусают до смерти, то туннель наверняка обвалится нам на голову.

– В любом случае, мы перепугаем любого, кто засел там внизу, – сказал Джон Соня.

– Но нам все равно придется это сделать, – заметила Женева.

– То есть похоронить себя заживо? – спросил Змей.

– Ладно, – сказал Том братьям. – Вы стойте здесь, охраняйте вход, а остальные пойдут вниз. – Он направился к туннелю.

– Стойте! – сказала Трия. – Я меньше всех. Я должна идти первой.

– Прежде, чем кто-то преисполнится избыточного энтузиазма для спуска, – сказал Джон Хват, – может, имеет смысл изучить ситуацию чуть детальнее? Предположим, там внизу действительно Финнеган Фей, великий охотник на драконов. Давайте спросим себя: что он там делает?

Ответом было молчание. Все обменивались мрачными взглядами.

– Верно, дамы и господа. Скорее всего, он там с драконом.

– Если дракон такой же уязвимый, как тот, кого мы убили в море, – сказал Том, – не думаю, что нам стоит его опасаться.

– Не слишком-то храбрись, – сказала Женева. – У морских драконов хрупкое сложение. Их много что может убить. Но земляные черви гораздо крепче. Они живут до тысячи лет – по крайней мере, некоторые из них, – а их кожа становится тверже с каждым разом, как они ее сбрасывают.

– Я слышал то же самое, – сказал Джон Ворчун.

– Тихо, – сказал Хват.

– Не затыкай мне рот! – возмутился Ворчун.

– Нет, Ворчун, – сказал Джон Филей, который смотрел в другую сторону. – Это ради тебя же.

– Что?

– Все вы! – сказала Женева Джонам. – Пригнитесь.

– Почему? – пробормотал Хват.

Женева взяла кинжал, который до сих пор натирала, и произнесла всего два слога:

– Дра-кон

– Где? – спросил Том.

Стоя на месте, Женева сделала полный оборот на 360 градусов, указывая вокруг себя кинжалом.

– Везде, – сказала она.

– С ума сойти, – выдохнул Хват.

– Уроборос, – сказала Трия.

– Что это значит? – поинтересовался Хват.

– Змей, который кусает свой хвост, – прошептала она.

– Поэтому он вокруг, – сказала Женева так тихо, что все были вынуждены напрячь слух.

– Я его не вижу, – сказал Том.

– Видишь, – ответила Трия.

Ее голос, пусть очень негромкий, обладал странной ясностью.

– Вот, – она указала на золотисто-зеленый склон. – И вот, – на гребень, казавшийся гнездом разнообразных кактусов. – И вот. Тот сине-зеленый камень.

– Он дышит, – сказал Том, и в его голосе чувствовалось больше удивления, чем страха. – Я его слышу.

– А он знает, что мы здесь? – спросил Джон Змей.

– Вот ты и ответь, – сказал Ворчун. – Как змей про змея.

– Ха-ха, – очень недовольно буркнул Змей.

– Другими словами, ты не в курсе.

– Навскидку, – ответил Змей, – он знает. Просто пытается понять, сколько нас.

Пока он отвечал, из-под земли вновь донеслись крики.

– Думаю, червяк припер его к стене, – мрачно сказала Трия.

– Поэтому столько шума, – согласился Двупалый Том. – Он пытается привлечь его внимание. Пытается не дать ему напасть на нас.

Не успел он договорить, как земля вокруг затряслась, и в воздух взлетела огромная стена травы и грязи, которая затем с шумом начала рушиться вниз.

– Она права! – закричал Джон Змей. – Дракон вокруг нас!

Женева больше не шептала. Она кричала изо всех сил.

– К оружию! – крикнула она. – Он знает, что мы здесь. Готовьтесь к бою!

Те, у кого при себе было оружие, выхватили его, а остальные начали искать хоть что-нибудь, чем можно защититься. В это время земля задрожала вновь, и из нее показалась голова червя, похожая на большую лопату – плоская, широкая, злобная и такая огромная, что шея с трудом ее удерживала. В драконе не было ничего элегантного или красивого. От его черепа во все стороны разлетались трава и цветы, а с нижней челюсти свисала грязная борода из корней растений. Он исторг зловонное дыхание, словно его организм сгнил после долгого лежания в сырой земле. С огромного тела отрывались и падали куски, и невозможно было понять, то ли это драконья плоть, то ли грязь и глина.

– Отвлеките его! – закричала Женева, и пока Том и Макбоб атаковали передние лапы дракона, Женева со своим кинжалом отправилась к рылу и попыталась как можно глубже пронзить его. Однако лезвие коснулось чешуи и не нанесло дракону никакого вреда. Видя, что на него напали, он напал в ответ, раскрыв пасть и готовясь проглотить Женеву. Со скоростью бывалого воина она уклонилась влево, затем метнулась вправо и ударила кинжалом в нежную плоть вокруг драконьих ноздрей, проделав широкую рану. Из отверстия начала хлестать кровь, распространяя жгучий жар и резавший глаза запах экскрементов.

Червь был ранен. Он отшатнулся, издав жалобный всхлип. Но этот звук был уловкой; скоро он вновь напал на своего обидчика, набросившись на Женеву с такой удивительной быстротой, что под его телом лопнула земля. Грязь и камни взмыли в воздух, образовав плотное облако, от которого все начали задыхаться. Несколько секунд окрестности затмевала грязь, и все ждали, пока воздух очистится.

А затем произошла катастрофа. Откуда-то из поднятого облака земли раздался шум оползня и крик Трии.

– Ты где? – закричал Том.

– Я ее вижу! – ответил Джон Хват и махнул рукой сквозь оседающую пыль. Земля под бедной Трией разверзлась, и она соскользнула вниз, во тьму.

Несмотря на рану, дракон быстро сообразил, что у него появилась готовая жертва. Создание зарычало, обернулось к Трии и внезапно поползло на животе, словно змея.

Том бросился наперерез, но дракон оттолкнул его своим носом и продолжал двигаться.

– Он ее схватит, – сказал Джон Хват, садясь на край склона и готовясь прыгнуть вниз.

– Джон, – сказал Ворчун. – Ты сошел с ума?

– Мы даже не знаем, что там, – запротестовал Змей.

– Там Трия, – ответил Хват.

– О, избавь меня от своего героизма! – воскликнул Змей. – Она наверняка уже умерла…

Хват не стал терять времени на споры. Он просто оттолкнулся и вместе с братьями скатился по склону туда, где исчезла Трия, скрывшись в темноте.

Дракон поднял гигантскую голову на шишковатой шее и осмотрелся; на испачканной грязью морде горели глаза. Теперь он заметил Макбоба. Когда земля осыпалась, капитан тяжело упал и теперь никак не мог подняться. Он сидел неподалеку от норы, поглаживая ушибленную ногу.

– Макбоб, – сказал Джон Соня. – Осторожней.

– Знаю, знаю, моя нога…

– Нет, капитан, я беспокоюсь не об этом.

Прежде, чем Соня закончил, дракон раскрыл гигантскую, словно туннель, пасть и рванул на Макбоба, оказавшись рядом так быстро, что у того не было времени защититься. Нижняя челюсть дракона подхватила капитана, и тот провалился прямо в горло твари. Падая, он закричал, и этот жалкий вскрик отразился от нёба гигантского зверя.

– Нифагания Пижония!

Дракон замер. Том, Трия, Женева и Джоны посмотрели вниз, туда, откуда раздавался голос, назвавший зверя по имени. На дне ямы стоял молодой человек. Его кожа была темной, блестящие глаза – зелеными, а волосы, заплетенные в дреды, ярко-красными.

– Ты видишь меня, Нифагания Пижония?

Червь наклонил голову, словно раздраженный попугай, и его зрачки расширились при виде своего собеседника.

– Да, я тебя вижу, – сказал червь, и с его рта начали осыпаться лепестки цветов. Мужчина с красными дредами поднял босую ногу, чтобы червяк точно понимал, на что смотрит.

– Вижу, – повторил червь с холодной яростью в голосе.

– Тогда скажи, что ты видишь.

– Финнеган, зачем ты меня бесишь?

– Я сказал – говори.

– Это яйцо, Финнеган Фей. Мое яйцо.

– Твое единственное яйцо.

– Да, да, единственное.

– Я могу его разбить.

– Нет! Только не это.

– Тогда выплюни человека, которого ты только что проглотила.

– Я? – проговорила дракониха, пытаясь изобразить невинность. – Я никого…

Финнеган занес над яйцом длинную босую ногу и сделал вид, что опускает ее, едва не сделав это на самом деле.

– Чудовище! – взревела дракониха.

– Отпусти его, червяк! Я считаю до трех. Раз…

– Безбожное чудовище!

– Два…

– Ладно, ладно! Будь по-твоему.

Червяк произвел несколько отрыгивающих движений, и из его горла исторгся рвотный звук. Через секунду оттуда появился капитан Макбоб. Он скользнул по драконьему языку и с недостойным плюхом свалился на кучу земли, взбаламученной последними движениями драконихи. Покрытый толстым слоем драконьей слюны, в остальном капитан был в порядке.

– А теперь, Финнеган Фей, – сказала дракониха, – выполняй свою часть сделки.

– Женева Персиковое Дерево! – крикнул Фей. – Это ты?

– Да, это я.

– Уведи отсюда своих друзей, включая и его, – он указал на Макбоба. – Этот жрун-червяк и я – у нас остались кое-какие нерешенные дела. И они закончатся смертью одного из нас. Так что иди!

И с этими словами он со всей силы опустил ногу прямо на драконье яйцо, нарушив свое обещание.