Текст книги "Оборотни"
Автор книги: Клайв Баркер
Соавторы: Майкл Маршалл,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Стивен Джонс,Бэзил Коппер,Рональд Четвинд-Хейс,Роберта Лэннес,Марк Моррис,Стивен Лауз,Скотт Брэдфилд
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 42 страниц)
Так что было бы не слишком удивительно, если бы кое-кто поверил тому, что Билли плел про меня. Джерри-Энн перестала со мной разговаривать после этого. Тем временем Хильда забеременела.
В итоге все это окончилось грандиозной речью насчет того, как Хильда волновалась из-за своих биологических часов, и вот они с папой решили завести малыша, и что я не должна беспокоиться, для меня это будет просто забава и хорошая подготовка к тому, чтобы самой потом стать матерью, когда я найду какого-нибудь хорошего парня и выйду замуж.
Ну конечно. Подготовка! Как у Мэри О'Хара из моего класса, которой вечно приходится менять пеленки своей младшей сестре, брр. Мэри подшучивает над всем этим, но уверяю вас, на самом деле она просто ненавидит свое превращение в няньку. Теперь, похоже, дошла очередь и до меня, как обычно.
Единственное, что делало жизнь сколько-нибудь сносной, – это мой секрет.
– Ты сегодня вообще никакая, – сказал мне однажды в столовке Девон Браун, когда Билли был особенно невыносим, пытаясь кидаться от своего стола хлебными шариками, чтобы они угодили мне в грудь. Девон сидел со мной, потому что у него плохо с французским, единственным предметом, с которым у меня порядок, и я помогала ему разобраться с глаголами. Я думаю, он хотел узнать, почему я не расстраиваюсь из-за приставаний Билли. – Что случилось?
– Секрет, – ответила я, размышляя о том, что бы сказал Девон, если бы узнал, что разобраться с французскими словами «волк»и « съесть»ему помогает оборотень.
– Какой секрет? – не отставал он.
У Девона веснушки, и он довольно симпатичный.
– Это секрет, – говорю я, – поэтому я не могу сказать тебе, глупый.
Он напускает на себя важный вид и заявляет:
– Ну, значит, это недолго будет секретом, потому что девчонки хранить секреты не умеют, это все знают.
Ну да, как та девушка, Сара, из восьмого «Б», которую, как оказалось, собственный отец растлевал много лет, но она никогда никому про это не говорила, пока какой-то психолог не понял это по тестам, которые мы все должны проходить в седьмом классе. А до этого Сара хранила свой секрет очень даже хорошо.
А я хранила свой, вычеркивая дни в календаре. Единственное, чего я не ждала с нетерпением, так это месячных. В прошлый раз они начались прямо перед полнолунием.
Когда время пришло, у меня появились спазмы в животе, а на лице вскочили новые прыщи, но месячных не было.
Однако я изменилась.
На следующее утро в школе все говорили про пару принадлежавших Уэнскомбам породистых карликовых шнауцеров, которых кто-то утащил с их двора и растерзал, причем от бедняжек почти ничего не осталось.
Да, когда я услышала, как какие-то мальчишки болтают про то, что мистер Уэнскомб обнаружил в Бейкерс-парк собачьи останки, меня слегка затошнило. И еще я чувствовала себя немного виноватой, потому что миссис Уэнскомб действительно любила этих маленьких собачек, а я об этом как-то совершенно не подумала, когда была волком прошлой ночью и бегала, голодная, в лунном свете.
С этими шнауцерами я была знакома лично, поэтому сожалела о случившемся, хоть они и были надоедливыми и ужасно брехливыми собачонками.
Но черт побери, не надо было Уэнскомбам оставлять их на всю ночь на холоде. И во всяком случае, они богатые, они смогут купить себе новых шнауцеров, если захотят.
И все-таки. Я хочу сказать, собаки ведь всего лишь бессловесные животные. Если они становятся противными, то это потому, что их вот так вот держат на привязи или кто-нибудь делает их такими, и они тут ни при чем. Они не могут просто решить быть хорошими, как может человек. И плюс к этому не такие уж они вкусные, потому, думаю, что получают столько всякой дряни в этих разрекламированных собачьих кормах – и противоглистные добавки, и зола, и рыбная мука, и все такое. Брр.
На самом деле после второго шнауцера меня даже стало подташнивать, и я в ту ночь плохо спала. Так что начнем с того, что я была не в лучшем настроении; и именно в тот день, пока я занималась в спортзале, исчез мой новый лифчик. Позже мне передали записку, где его искать: он был приколот на доске объявлений возле кабинета директора, где все смогли разглядеть, что я пробую носить бюстгальтер с поддерживающими косточками.
Само собой, это, должно быть, Стейси Буль стащила лифчик, пока я переодевалась и стояла к ней спиной, потому что она теперь водит дружбу с Билли и его компанией.
Билли весь день расхаживал и во всю глотку предлагал заключить пари насчет того, когда я начну носить размер «D».
На Стейси мне наплевать, она просто ничтожество. А вот на Билли не наплевать. Он всю жизнь мне испортил в этой школе, с этим своим злобным умишком и большой поганой пастью. Теперь я уже больше не плакала и не лезла в драку, чтобы меня опять побили. Я просто кипела, достаточно он уже мне нагадил, и у меня возникла идея.
Я пошла к дому Билли и ждала на крыльце, пока не вернулась домой его мать. Она велела ему выйти поговорить со мной. Он стоял в дверях и разговаривал через натянутую в проеме противомоскитную сетку, жевал банан и лениво поглядывал по сторонам, будто ему ни до чего на свете дела нет.
И вот он говорит:
– Чего тебе, Сиськи?
А я немного заикаюсь, потому что ужасно волнуюсь, собираясь сказать такую чудовищную ложь, но от этого, наверное, у меня получилось только убедительнее.
Я сказала ему, что хотела бы заключить с ним сделку: я встречусь с ним сегодня вечером, поздно, в Бейкерс-парк, и сниму блузку и лифчик, и разрешу ему делать что угодно с моими грудями, если это удовлетворит его любопытство и он найдет кого-нибудь другого, чтобы приставать к нему, и оставит меня в покое.
– Чего? – переспросил он, уставившись на мою грудь с разинутым ртом. Голос у него сделался писклявым и слюни потекли до самого пола. Он не мог поверить своему счастью.
Я повторила еще раз.
Он чуть не выскочил на крыльцо, чтобы заняться этим прямо сейчас.
– Во блин, – говорит он, уже гораздо тише. – А чего ж ты раньше не сказала? Ты серьезно?
– Конечно, – говорю я, но смотреть ему прямо в глаза не могу.
Через минуту он заявляет:
– Ладно, по рукам. Послушай, Келси, если тебе понравится, так, может, мы потом повторим, а?
А я в ответ:
– Конечно. Только, Билли, одно условие: это секрет, только между мной и тобой. Если ты хоть кому-нибудь скажешь, если кто-нибудь будет сегодня ночью околачиваться рядом…
– Нет-нет, – торопится он, – я никому ни звука, честно. Ни слова, обещаю!
До того как это случится, имел он в виду, потому что если и есть что-нибудь, на что Билли Линден не способен, так это молчать, если он знает какую-нибудь гадость про другого человека.
– Тебе должно понравиться, я знаю, что понравится, – бубнит он, как всегда говоря за других. – Здорово. Даже поверить не могу!
Но он поверил, придурок.
В этот вечер я ела мало, потому что слишком волновалась, и рано ушла наверх делать уроки, так я сказала папе и Хильде.
Потом я дождалась луну, и, когда она взошла, я изменилась.
Билли был в парке. Я чувствовала его запах, запах пота и возбуждения, но держала себя в руках. Я немножко побродила вокруг, тихо, как умела – а это значит на самом деле бесшумно, – чтобы убедиться, что здесь не шастает никто из его дурацких дружков. Хочу сказать, что на его слово я бы не положилась даже за миллион долларов. Я наткнулась на половинку гамбургера, валявшуюся в канаве там, где кто-то останавливался перекусить рядом с Бейкерс-парк. Рот мой наполнился слюной, но мне не хотелось портить аппетит. Я была голодна и счастлива и мысленно напевала что-то вроде «Сахарный пирог и яблочный пудинг…»
Беззвучно, конечно.
Билли сидел на скамейке, руки в карманах, и вертелся, высматривая, не иду ли я – в моем человеческом облике – присоединиться к нему. Он был в куртке, потому что было очень прохладно.
Он даже не задумался, что, может быть, я могу оказаться человеком в здравом уме, а не настолько идиоткой, чтобы сидеть тут, раздеваться до пояса и остаться совсем голой на ветру. Но это же Билли, целиком зацикленный на себе, любимом, и ни капельки не думающий о других. Могу поспорить, единственное, о чем он мог думать: как это будет круто, потискать старушку Сиськи в парке и потом раззвонить об этом по всей школе.
Теперь он принялся расхаживать, пиная шляпки поливальных установок и время от времени быстро оглядываясь и угрюмо хмурясь.
Я понимала, какие мысли начинают крутиться в его головенке, – он думает, что я его обманула. Может, даже подозревает, что старушка Сиськи притаилась где-то рядом, смотрит на него и посмеивается, потому что он попался на ее удочку. Может, старушка Сиськи даже привела с собой кого-нибудь из ребят – полюбоваться на то, какой он дурак.
Вообще-то это могла бы быть хорошая идея, за исключением того, что, попытайся я это сделать, Билли, вероятно, снова сломал бы мне нос или сделал еще что похуже.
– Келси? – сердито окликнул он темноту.
Я не хотела, чтобы он оскорбленно потопал домой. Я придвинулась ближе и немножко пошуршала в кустах, раздвигая ветки плечом.
Тогда он снова заголосил:
– Эй, Келси, уже поздно, где тебя носит?
Я слышала его слова, но прислушивалась в основном к тому небольшому оттенку беспокойства, который мелькал в его голосе, то высоком, то низком, то низком, то высоком, пока он пытался сообразить, что происходит.
Я еле слышно зарычала.
Он замер, уставившись в кусты, и ошарашенно пролепетал:
– Келси, это ты? Отзовись…
Я просто обезумела, я не могла больше ждать ни секунды. Я проломилась сквозь кусты и стремительно кинулась на него.
Он отшатнулся с воплем «Что ты!..», заслонив лицо руками, и уже набирал в грудь воздух, чтобы заорать, когда я врезалась в него, словно грузовик на гонках с выбиванием. [104]104
Соревнования, в которых гонщик должен выбить с трассы все остальные автомобили, в том числе путем лобовых столкновений.
[Закрыть]
Я просунула нос мимо его хилых ручонок и яростно вгрызлась в его физиономию.
Он не издал ни звука, кроме влажного, невнятного бульканья, которое я скорее ощущала на вкус, чем слышала, потому что оно оказалось прямо у меня во рту вместе со струей его крови и горячим месивом из мяса и кожи, которое я рвала на куски и глотала.
Он дергался, бил меня, но я едва чувствовала удары сквозь густую шерсть. Я хочу сказать, что он уже не был таким большим и сильным, когда лежал на земле, а я стояла на нем, вся такая поджарая и жилистая от волчьих мускулов. И плюс к тому он был в шоке. Я почуяла, как сильно запахло снизу, когда он разом обделался и обмочился прямо в штаны.
Собаки лаяли, но столько людей вокруг Бейкерс-парк держат собак для защиты от грабителей, а собаки так часто поднимают шум, что на них никто не обращает никакого внимания. Это меня не беспокоило. В любом случае я была слишком занята, чтобы обращать на это внимание.
Я зарылась носом в то, что осталось от челюсти Билли, и перегрызла ему горло.
Пусть теперьпопробует врать про людей.
С его одеждой пришлось повозиться, и мне ужасно не хватало рук. Однако я все же ухитрилась вытянуть его рубашку из-под ремня зубами, а вспороть ему пузо было легко. Вид не самый приятный, но, когда я за него принялась, это оказалось получше, чем обед в День благодарения. Кто бы мог подумать, что такая дрянь, как Билли Линден, может быть настолько вкусной?
К этому времени он едва шевелился, и я уже перестала думать о нем как о Билли Линдене. Я вообще перестала думать, я просто засовывала голову все глубже и отрывала восхитительные дымящиеся куски и ела, пока не подобрала все лакомые кусочки, а остальное не начало холодеть.
По пути домой я увидела полицейскую машину, патрулирующую район, как они это делают порой. Я спряталась в тень, и они, конечно, нипочем не увидели меня.
Утром пришлось долго заниматься стиркой, и, когда Хильда увидела мои простыни, она покачала головой и сказала:
– Тебе надо внимательнее следить за графиком своих месячных, чтобы они не заставали тебя врасплох.
В школе все были в курсе, что с Билли Линденом что-то случилось, но что именно, узнали лишь на следующий день. Ребята стояли небольшими кучками, обмениваясь слухами про то, как какой-то дикий зверь растерзал Билли. Мне хотелось подойти и послушать и добавить пару-другую по-настоящему отвратительных подробностей, как в игре, когда запугивают друг друга всякими ужасными и тошнотворными выдумками, чтобы посмотреть, кого первым вырвет.
Но не меня, это уж точно. Я хочу сказать, когда кто-то завел речь про то, что у Билли вся голова была обглодана до черепа, так что даже не могли понять, кто это, если бы не бесплатный автобусный билет у него в бумажнике, меня лишь немножко замутило. Просто удивительно, чего только люди не выдумают! Но когда я подумала про то, что на самом деле сделала с Билли, мне пришлось улыбнуться.
Было совершенно замечательно ходить по коридорам и не слышать, чтобы кто-то заорал тебе: «Эй, Сиськи!»
И есть еще люди, явно не заслуживающие того, чтобы жить. Например, к Жирному Джо это тоже относится, если он не прекратит прижиматься ко мне в кабинете естественных наук, пытаясь меня пощупать.
Однако вот что забавно: теперь у меня вообще больше нет месячных. У меня лишь немножко тянет живот, побаливают груди, и я становлюсь более раздражительной, чем обычно, – а потом, когда, по идее, должно начаться кровотечение, я превращаюсь.
Так что у меня все хорошо, хотя теперь во время охоты в волчьи ночи я веду себя намного осторожнее. Я держусь подальше от Бейкерс-парк. Пригороды тянутся на многие мили, и там полно мест, где можно поохотиться и успеть вернуться домой к утру. Бегущий волк способен покрывать большие расстояния.
Я внимательно слежу за тем, чтобы убивать только там, где можно спокойно поесть, чтобы никакая полицейская машина не застала меня врасплох, как это легко могло случиться в ту ночь, когда я убила Билли. Я так увлеклась едой в тот первый раз! Теперь я гораздо осторожнее и, поедая свою добычу, всегда начеку.
Хорошо, что это бывает только раз в месяц, и всего на пару ночей. Меня уже окрестили «Убийцей в полнолуние», и, похоже, я держу в страхе весь штат.
В конце концов, думаю, мне придется куда-нибудь уехать, что меня вовсе не радует. Если я сумею продержаться до того времени, когда смогу иметь собственную машину, жизнь станет намного проще.
А между тем в некоторые волчьи ночи мне совсем не хочется охотиться. Обычно я не так голодна, как бывало в первые разы. Я думаю, что аппетит должен копиться довольно долго. Иногда я просто рыскаю по окрестностям и бегаю, боже мой, как я бегаю!
Если я голодна, то порой ем из помоек, вместо того чтобы убить кого-нибудь. Это не слишком весело, но ко всему привыкаешь. Я не против помоек, если время от времени могу добыть замечательное парное мясо, вкусное и сочное. Люди могут быть просто ужасно противными, но они все равно очень вкусные.
Я ведь разборчива. Я выискиваю людей, прячущихся в ночи, как Билли в парке в тот раз. Я так полагаю, что, выходя на улицу в такой час, они просто ищут себе неприятностей, так кто же виноват, если они их находят?! Я сделала для решения проблемы мелкой преступности в Бейкерс-парк больше, чем сотня дурацких сторожевых псов, уж можете мне поверить.
Джерри-Энн не только снова разговаривает со мной, но даже пригласила меня пойти с ней на свидание вчетвером. Какой-то парень, с которым она познакомилась на вечеринке, пригласил ее, а у него есть друг. Они оба из средней школы Фосетт, что на другом конце города. Я очень нервничала, но в конце концов сказала «да». В следующий уикэнд мы идем в кино. Мое первое настоящее свидание! По правде говоря, я и теперь ужасно волнуюсь.
На Новый год я дала себе два торжественных обета.
Один – что начиная с этого дня не буду переживать из-за своей груди, не буду стесняться, даже если парни станут на нее таращиться.
И второй – что никогда больше не буду есть собак.
Ким Ньюман
Ночью, в сиянии полной луны…
Ким Ньюман (Kim Newman) – одна из восходящих звезд на небосклоне фантастики. Написанный им в 1993 году роман «Анно Дракула» (Anno Dracula), начало которому положила новелла, сочиненная для антологии «Вампиры» (The Mammoth Book of Vampires), стал бестселлером no обе стороны Атлантики и вызвал большой интерес у кинематографистов.
В прошлом полупрофессиональный музыкант (играл на казу) [105]105
Казу – старинный духовой инструмент.
[Закрыть] и актер кабаре, Ким Ньюман сделался теперь «свободным художником» – писателем, кинокритиком и телеведущим. Его перу принадлежат такие работы, как «Фильмы ужасов: критический обзор с 1986 года» (Nightmare Movies: A Critical History of the Horror Film Since 1986), роман ужасов «Страшно аж жуть» (Ghastly Beyond Belief), написанный совместно с Нилом Гейманом и удостоенный премии Брэма Стокера (Bram Stoker Award), «Ужасы: 100 лучших книг» (Horror: 100 Best Books), созданный в соавторстве со Стивеном Джонсом, и «Фильмы о Диком Западе» (Wild West Movies). Среди других его произведений – «Во сне» (In Dreams), созданный при участии Пола Дж. Макоули, «Ночной мэр» (The Night Mayor), «Дурные сны» (Bad Dreams), «Яго» (Jago), «Кворум» (Quorum), «Кровавый Красный Барон» (The Bloody Red Baron) и другие, а также целый ряд приключенческих книг под псевдонимом Джек Йовил. Недавно в свет вышли два новых сборника рассказов «Необыкновенный доктор Тень и другие рассказы» (The Original Dr Shade and Other Stories) и «Знаменитые чудовища» (Famous Monsters).
Автор поясняет: «Написав замысловатую историю про вампиров для антологии „Вампиры“, я обдумывал идею создать что-нибудь не менее выдающееся и про оборотней и испытал внезапный приступ вдохновения, услышав музыкальную тему из песни Зорро в исполнении „Cordettes“, [106]106
Популярная панк-группа.
[Закрыть] откуда и взято это название. Я должен также воздать должное трем бесценным книгам, давшим возможность выкристаллизоваться моим мыслям насчет Лос-Анджелеса, истории Калифорнии и Зорро: это „Кварцевый город: раскопки будущего в Лос-Анджелесе“ (City of Quartz: Excavating the Future in Los Angeles) Майка Дэвиса, „К северу от Мехико: испаноязычные обитатели Соединенных Штатов“ (North from Mexico: The Spanish Speaking People of the United States) Кэри Макуильямса и „Сказание о Зорро“ (The Legend of Zorro) Билла Йенна».
Учитывая энциклопедические познания и эклектические вкусы автора, тех читателей, кто уже знаком с трудами Ньюмана, не удивит то, как мастерски он соединил легендарного головореза и зловещие уличные беспорядки в Лос-Анджелесе в рассказе о мифическом оборотне…
I
– Стью, – начал Гарсиа, – как насчет такой вот классной идеи?
Эта идея так и выпирала из-под его полицейской фуражки, превращая внутреннюю сторону ветрового стекла в серебристо-черное зеркало.
– Есть два копа в Восточном Лос-Анджелесе, парень… – Гарсиа ухмыльнулся полисмену по имени Скочмен, не отрывавшему глаз от дороги, а рук – от руля. – …и они на самом деле оборотни… – Полицейский Гарсиа, наполовину испанец, развернулся на переднем сиденье патрульной машины. Вывернув шею, он оглянулся на Стюарта, довольно поблескивая недобрыми черными глазками. – …а называется вся эта фигня…
Патрульная машина перевалила через «лежачего полицейского», и желудок Стюарта, расстроенный после перелета сквозь несколько часовых поясов, сжался.
– «Патрульная машина».
Может, это был вовсе не «лежачий полицейский». Может, что-то другое валялось на дороге.
Гарсиа хихикал над этой своей отличной идеей, твердя предполагаемое название, словно мантру. Стюарт пожал плечами в сумраке своего заднего сиденья, но сидящие впереди копы его практически не видели. Бесстрастное отражение лица Скочмена скользнуло по ветровому стеклу, когда машина проезжала под одним из редких горящих уличных фонарей.
Когда Гарсиа в первый раз представил ему второго полицейского, Стюарт решил, что он сказал: «Шотландец, мужчина». Наверняка Скочмен [108]108
Scotchman (англ.) – шотландец.
[Закрыть]подумал, что его ненормальный напарник-киношник, да к тому же еще прибывший из Англии – просто придурок.
– Как тебе это, Стью? Как думаешь, пройдет это в Пеории? [109]109
Одно время город Пеория считался настолько типичным американским городом, что, когда политики решали, насколько популярным будет тот или иной шаг, они часто задавали вопрос: «А пройдет ли это в Пеории?» («Will it play in Peoria?»). – Прим. ред.
[Закрыть]
Стюарт снова пожал плечами. За прошлую ночь Гарсиа выдал ему идеи для доброй дюжины фильмов. Фильмов про копов.
– Забирай ее для «Нью фронтир», парень, – настаивал Гарсиа. – « Патрульная машина», парень! Кино про копов-оборотней. Это будет круто. Можем писать на пару. Коллаборация, парень. Доход пополам.
Гарсиа завращал глазами, словно комический чикано, [110]110
Чикано – американец мексиканского происхождения.
[Закрыть]которого он строил из себя, когда никого не бил. Потом завыл на луну. Она этой ночью была почти полная, до правильного диска не хватало лишь узкой полоски.
Коп носил усы, как у Чича Марина, [111]111
Чич Марин (Cheech Marin) – американец мексиканского происхождения, комедийный актер, получивший популярность, участвуя в комическом дуэте Чич и Чонг. – Прим. ред.
[Закрыть]но он был куда более щуплым, чем Чич и Чонг. Ручищи у него были огромные, как у Попая. [112]112
Попай – персонаж комиксов и мультфильмов.
[Закрыть]Лишь в кевларовом пуленепробиваемом жилете тело его выглядело пропорционально сложенным и могучим, как у Шварценеггера.
– Кино про копов-оборотней, парень. Истории про человека-волка все любят. Особенно когда тот воюет со святошами. Вот это класс, парень. Скочмен, а на тебя полнолуние действует?
Скочмен скосил на него глаза и вновь уставился на дорогу. Его отражение в стекле было срезано тенью, и лишь глаза сверкали на затемненной верхней части лица. Он был похож на Бэтмена.
Или на Зорро.
Волосы его были собраны на затылке в конский хвост, как у Стивена Сигала, и тот, казалось, так стянул кожу, что лицо стало плоским и неподвижным, будто морда ящерицы. Полицейский старался выглядеть как можно страшнее. Ему довелось хлебнуть горя и испытаний и, как говорится, побывать на дне.
Это была вторая ночь из трех недель, которые Стюарту предстояло провести вместе с Гарсиа и Скочменом, патрулируя их район. У полиции Лос-Анджелеса были хорошие отношения с «Нью фронтир»; и Рэй Калм, так называемый директор студии, сумел организовать эту стажировку без всякого труда.
Как обычно, у всей встречающей делегации отвисли челюсти, когда английский писатель оказался чернокожим, но это быстро прошло. Большинство встретившихся Стюарту до сего времени копов были или неграми, или латиноамериканцами, или азиатами. Шефом городской полиции только что впервые был назначен японец Ясугиро Рюи. Белые, лосанджелесцы действительно европейского происхождения, были в меньшинстве, они забаррикадировались в безопасных анклавах, укрывшись за табличками «Стой, стреляю», понатыканными посреди газонов.
Машина тихо скользила по темным улицам. У Стюарта было ощущение, что люди так и разбегаются от них прочь. Все дома были изрисованы, и у каждого квартала граффити имели свой стиль. Слои бесчисленных перекрывающихся каракулей накладывались друг на друга. Некоторые называли это искусством, но Стюарту этот разноцветный хаос представлялся холстом, на котором столько раз расписывались, что не осталось места для картины.
Предполагалось, что он собирает материал для сценария «Крадущаяся тень». В книге (смотрите в кинотеатрах в следующем сезоне!) действие происходило в районе дешевой, муниципальной застройки на севере Лондона, но в кино (в этой фигне, как сказал бы Гарсиа) события было решено перенести в Энибаррио, США. И теперь Стюарт, он же – автор, изучал, как выглядят американские трущобы изнутри. Его бы вполне устроило провести уик-энд с пленками «Boyz N the Hood», «South Central» и парой-другой документальных программ Государственной службы радиовещания о социальных проблемах в Лос-Анджелесе и на том успокоиться. Именно так он и писал свой роман.
Скочмен сбросил скорость, сворачивая с Ван-Несс-авеню. Возле забаррикадированного винного магазина стояли подростки в ярких куртках, переговариваясь на чем-то вроде языка жестов. Даже сквозь армированные стекла Стюарт слышал беспощадный ритм скретч-рэпа [113]113
Скретч-рэп (scratch-rap) – букв.: «царапающий, рваный» – Прим. ред.
[Закрыть]из их стерео. Гарсиа вытянул шею, вглядываясь в лица, но Скочмен, казалось, вовсе не посмотрел на них. У этого белого копа была не голова, а компьютер по части портретов преступников и числившихся за ними грехов.
Скочмен повел глазами, не поворачивая головы. Ничего достойного внимания. Мальчишки были черные или полукровки, и у всех у них на одежде были знаки, по которым даже Стюарт мог определить их принадлежность к той или иной банде. Дома, в Британии, он слышал про Уродов и Кровавых, но они уже устарели, давно раскололись на другие группки, вытесняемые новыми волнами этнических и криминальных сообществ. Выслушанная им прошлой ночью лекция о названиях, одежде и нравах лос-анджелесских банд оказалась запутанной и нудной, как доклад о распаде Австро-Венгерской империи.
Стюарт понимал, что должен был бы писать сейчас очередной роман, сидя в своем лондонском уютном кабинете, а не таскаться по всей этой Огромной Автостоянке (именно так выглядел с воздуха Лос-Анджелес, когда он впервые увидел его) ради того, чтобы хоть ненамного увеличить прибыль компании по производству ковбойских фильмов, пытающейся выжать некое подобие кассового фильма из «Крадущейся тени» (спрашивайте на видео в следующем сезоне!).
В этом году чернокожие писатели были в моде; даже компании, стоящей в пищевой цепочке Голливуда столь низко, как «Нью фронтир», следовало прикупить себе такого. Негр и британец сразу – это был совсем новый поворот; Рэй Калм поздравлял себя с тем, что сумел заполучить этакую живую диковину в лице Стюарта Финна.
Стюарт вздохнул, вспомнив, как Раймонд Чандлер, один из его кумиров, однажды сказал: «Будь мои книги хуже, меня бы не пригласили в Голливуд. Будь они лучше, я бы туда не пошел».
По крыше вдруг что-то ударило. Внутренние механизмы патрульной машины загудели, словно колокол.
– Пиф-паф, парень, – рассмеялся Гарсиа. – Уличный обстрел. Проверь-ка, что там, Стью.
Стюарт провел рукой по крыше. Она была накрыта бронированным листом с утончениями и перфорированной пенорезиной.
– Можешь нащупать вмятину?
Стюарт не мог.
– Что это было? – спросил он.
– Стальной шарик, – ответил Скочмен. – Мальчишки пуляют ими из ручных катапульт, типа миниатюрных арбалетов. Обычно охотятся на птиц, если прицелиться в щиток, можно продырявить стальной защитный шлем. Эта штука пробивает череп, как грецкий орех мокрую рисовую бумагу.
– Чертовы сопляки, – сказал Гарсиа, впрочем довольно миролюбиво.
– Кто-то обстрелял нашу машину?
– Ну, пока нет следов, это не стрельба. Некогда заниматься писаниной.
Похоже, ни одного из копов это нападение не обеспокоило. Стюарт был уверен, что лондонский полисмен еще как бы отреагировал, запусти кто-нибудь в него стальной штуковиной со смертоносной силой. Здесь другая культура; он должен примечать все это, пока не узнает ее достаточно хорошо, чтобы перевести «Крадущуюся тень» на ее язык.
Скочмен оценивающе приглядывался к крышам одноэтажных домов, стоящих вдоль улицы. Мальчишка с катапультой, само собой, был где-то там, наверху. Может, это и не стоило упоминания в рапорте, но коп, несомненно, был зол. Одной прекрасной ночью он с ними поквитается.
Благодаря смене часовых поясов Стюарт вполне приспособился к патрульной жизни. Он был бодрым по ночам и сонным днем, как и полицейские. Только чувствовал себя при этом довольно паршиво.
– А у вас там в Англии есть кварталы? – спросил Гарсиа.
Кварталы? Ах да, жилые микрорайоны. Муниципальные дома.
– У нас есть кварталы.
– Как в твоей книжке?
– Ну да.
– Классная книга, парень.
Узнав, что его напарником будет писатель, Гарсиа прочел «Крадущуюся тень». Стюарту, до полусмерти замученному интервью после выхода книги, нечего было добавить насчет своего романа, но Гарсиа продолжал все время заводить о нем разговор:
– Круто, парень. Как, говоришь, назывался тот массив, Бриджуотер-Фарм?
– Бродуотер.
– Да, неслабо.
– Еще бы.
На самом деле Стюарт лишь четыре раза в жизни слонялся от нечего делать по Бродуотер-Фарм, когда ездил с родителями в гости к своим дядюшке и тетушке. Осенью это место было скорее скучным, нежели опасным. Мальчишки потешались над его школьной формой, но и только. Ни пистолетов, ни ножей, ни стальных шариков. Стюарт лишь заметил, что во всех бетонных загородках для мусора контейнеры когда-то горели и были затушены, остались только пятна копоти и густой грязи. Он использовал это в «Крадущейся тени».
– Как тебе это нравится, Скочмен? У них там в Англии есть баррио! [114]114
Баррио – район большого города, населенный преимущественно латиноамериканцами. – Прим. ред.
[Закрыть]Убийства из проезжающих автомобилей. Гангстеры, притоны, беспорядки. Весь набор. И про все это есть в книжке Стью. Прочитал бы, парень.
Скочмен, читавший исключительно сводки преступлений, ничего не ответил.
В «Крадущейся тени» речь шла про убийства в северном районе Лондона. Главным героем был молодой чернокожий полисмен (удобное альтер это самого автора, как все справедливо отмечали), который понимает, что убийца не просто какой-то псих, а некое сверхъестественное воплощение всех социальных страданий на всей земле. Это был не совсем триллер, скорее описание жизни в зашедшем в тупик в конце двадцатого века Соединенном Королевстве. Рэй Калм увидел в нем историю о том, как молодые (и, соответственно, более дешевые актеры) Уэсли Снайпс или Дензел Вашингтон ловят и убивают поганого ублюдка – монстра. Стюарт признавал, что, конечно, можно прочесть это и так, но надеялся сохранить в сценарии хоть часть прежнего смысла.
– Там, откуда Стью, такая же дыра, как наши Джунгли, парень, – заявил Гарсиа. – Просто со своими тараканами…
Стюарт не стал говорить, что его отец был врачом в Бате, [115]115
Бат – город на западе Англии (на р. Эйвон), престижный курорт. – Прим. ред.
[Закрыть]а сам он – приходящим учеником частной школы. В «Sexey's» (да, это было настоящее название) училась уйма негров и азиатов; членов королевских фамилий или сынков армейских офицеров из Третьего мира, стремительно поднявшихся благодаря дворцовым переворотам.
Нельзя, однако, сказать, что там было легко. Он всегда мечтал учиться в общеобразовательной школе в каком-нибудь бедном районе. По крайней мере тогда, возможно, он не оставался бы до сих пор двадцатитрехлетним девственником.
– Настоящие беспорядки в Британии, парень! – с чувством разорялся Гарсиа. – Убивают копов точно как здесь. Стью, во время последней заварушки в Лос-Анджелесе нас с Скочменом окружили в Джунглях. Толпа перевернула машину, начала бить ногами по окнам… – Он постучал костяшками пальцев по армированному стеклу. – Только они не смогли разбить их. Попытались добраться до бензобака, чтобы поджарить нас, а там пуленепробиваемая пробка с цифровым замком. В конце концов им надоело, и они убрались прочь. Но Скочмен – он запомнил их лица.
Стюарт был членом общества Чарли Азиза, основанного в память о пакистанце, убитом при аресте. Они пытались вытащить из тюрьмы ребят, угодивших туда по сфабрикованным обвинениям в нападении на офицеров полиции. Он подписывал ходатайства и сочинял письма своему члену парламента, но порицал более активные действия. Когда одного из членов общества заподозрили в том, что тот подбросил самодельную бомбу в отделение полиции, он лично написал резолюцию, призывавшую к его немедленному исключению и осуждению.
