Текст книги "Абарат: Первая книга часов"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

НА ПРОЩАЛЬНОМ УТЕСЕ

Мендельсон Остов несколько раз бывал на Прощальном утесе, где оказывал посильную помощь Тлену в его очередных злодействах. Название этого места было во всех смыслах обманчивым. Во-первых, никакой это был не утес, а небольшой остров, состоявший из огромных валунов, громоздившихся друг на друга. Всего их насчитывалось около полутора десятков, но самые мелкие превосходили размером средней величины дом с пристройками. Это нагромождение валунов окружала широкая прибрежная полоса. Весь пологий берег был покрыт булыжниками помельче, разнокалиберной галькой и каменным крошевом. Трудно было даже представить более неуютное, не располагающее к посещениям место. Правда, Остов однажды слыхал от кого-то, что порой на этом островке можно услышать звуки колыбельных, которые распевают обитающие неподалеку призраки и духи. Но самому ему еще ни разу не доводилось насладиться этими чарующими звуками. Какие там колыбельные! Ведь на Утесе во множестве гнездились свирепые ночные хищники – птицы под названием кват, и воздух над этим негостеприимным клочком суши обычно заполняли их несмолкаемые крики, походившие на скрип несмазанных дверных петель.

Нынче же на Утесе царила зловещая тишина. Молчали не только привидения и духи, но даже и кваты. В присутствии Кристофера Тлена, Повелителя Полуночи, всяк старался спрятаться понадежней или стать как можно менее заметным.

Тлен трудился над чем-то в одной из пещер между валунами, он давно облюбовал себе это потаенное местечко для занятий магией. Пещера эта служила для него надежным укрытием от всевидящего ока Бабули Ветоши. Слишком много было у нее шпионов на Острове Полуночи, благодаря чему любой шаг внука становился ей известен. Прощальный утес стал идеальным местом для тайных экспериментов Тлена. Он располагался в удобной близости от Полуночи и был так мал, что Тлену не стоило больших трудов защитить его от постороннего вторжения при помощи магических талисманов.

И вот теперь в своей мрачной пещере Тлен с одобрением наблюдал, как один из заплаточников его бабки старательно измельчал пять мумифицированных человеческих трупов, чтобы превратить их в пыль. Этот усердный трудяга звался Игнасио и был одним из самых уродливых творений Бабули Ветоши, о чем никогда не забывал, затаив злобу на «старую ведьму», как он мысленно ее величал. Старуха считала его толковым слугой и потому неизменно нагружала работой, но все же Игнасио нередко удавалось удрать из Тринадцатой башни, чтобы оказать посильную помощь Повелителю Полуночи, перед которым он благоговел.

– Ну, скоро ты там? – нетерпеливо спросил Тлен.

– Уже почти закончил, господин.

– Давай поторапливайся. К твоему сведению, в моем распоряжении далеко не вся ночь. – Тут Тлен позволил себе улыбнуться. – Хотя настанет время, когда я буду владеть ею безраздельно.

– Чем это, милорд?

– Всей ночью.

Игнасио подобострастно кивнул, хотя и не понял, что имел в виду его собеседник, и продолжал дробить кости мертвецов. При очередном сильном ударе в воздух поднялось облако костной пыли. Игнасио чихнул и сплюнул. У ног его шлепнулся плевок, в котором слюна смешалась с измельченным в пудру крохотным фрагментом человеческих останков. Затем Игнасио на всякий случай ударил молотом по горстке пыли еще пару раз. Тлен всегда добивался совершенства во всем, и заплаточник, выполняя его поручения, старался изо всех сил, чтобы угодить Создателю Кошмаров, как он втайне именовал про себя Повелителя Полуночи.

Лишь после этого Игнасио позволил себе подняться. Не выпуская из рук молота, он склонил голову и стал любоваться делом своих рук.

– Мне всегда казалось, что так они смотрятся лучше, – не без самодовольства изрек он.

– Любой в таком виде смотрится лучше, – ухмыльнулся Тлен и оттеснил Игнасио в сторону. – Теперь ступай к Остову. Он где-то на пляже, закусывает.

– Привести его сюда, к вам?

Игнасио знал, что Тлен в самое ближайшее время собирается проделать какие-то сложные магические манипуляции, и ему безумно хотелось при этом присутствовать.

– Нет, – буркнул Тлен, положив конец надеждам заплаточника. – Когда все будет закончено, ты можешь понадобиться, а пока выметайся отсюда.

Игнасио побрел прочь. На ходу он обернулся и украдкой взглянул на своего обожаемого господина. Тот присел на корточки перед горсткой измельченных в пыль человеческих костей и принялся оглаживать пальцами прах, словно ребенок, собирающийся лепить куличики из песка.

Затем, помедлив мгновение, Создатель Кошмаров вдруг наклонил голову и втянул ртом и ноздрями изрядную порцию жидкости из воротника. Подбодрив себя чудовищными видениями из своих былых снов, он разровнял костный прах и принялся уверенными движениями рисовать контуры того существа, которое в самом скором времени должно было восстать из мертвых. Игнасио немного знал Мендельсона Остова – они познакомились, выполняя кое-какие из прежних поручений Тлена. Теперь заплаточник без труда отыскал его на берегу, освещенном вечерними звездами, возле небольшой горки камешков. Остов укладывал на ее вершину гладкие голыши и забавлялся, глядя, как они скатываются вниз.

– Ну, наелся ты? – спросил его Игнасио.

– Кого-то прикончил, а съесть не смог, – пожаловался Остов. – Аппетит пропал.

И он кивком указал на огромного краба, лежавшего неподалеку кверху брюхом, в котором зияла огромная дыра. Лапы краба, раскинутые в стороны, достигали в длину футов шести. Мендельсон выел только часть внутренностей, а остальное брезгливо отбросил.

– Можно мне доесть? – облизнулся Игнасио.

– Валяй на здоровье.

– Жаль оставлять столько добра.

С этими словами Игнасио подбежал к крабу и с наслаждением погрузил ладони в его развороченный живот. Вырвав остатки сине-зеленых, горьких на вкус кишок, он принялся запихивать их полными пригоршнями себе в рот. Как и Мендельсону, ему больше всего нравились именно потроха убитых живых существ, отчасти, наверное, потому, что многие считали их мерзостью и выбрасывали. Игнасио был одним из немногих особо отмеченных судьбой заплаточников, которые могли принимать пищу. Большинство его собратьев были начисто лишены системы пищеварения. Игнасио же повезло. Две трети его организма функционировали, как у обычного человека. И хотя его мучили запоры и, как следствие этого, то и дело возникала необходимость принимать слабительные порошки, он считал это неудобство ничтожным в сравнении с удовольствием поглощать крабьи кишки, в которых еще пульсировала жизнь. Он обернулся, поймав на себе взгляд Мендельсона.

– А ты зачем здесь? – полюбопытствовал Игнасио.

– Я здесь для того, чтобы подняться в воздух на летательном аппарате, который он там мастерит, – недовольным тоном ответствовал Мендельсон. – Мне надо будет отыскать и притащить к нему одну девчонку.

– Он что же, собирается жениться?

– Не знаю. Уж во всяком случае, не на ней.

– Так ты ее знаешь?

– Мы встречались. Она из Иноземья.

– Что?!

Игнасио поднял краба за одну из гигантских лап и, размахнувшись, хватил панцирем о камни.

– Так ты, получается, побывал в Иноземье? Остов пожал плечами.

– Ага.

– Ну и как там? На что оно похоже?

– Что ты имеешь в виду? На что оно, по-твоему, должно быть похоже, это Иноземье? Ты, поди, хотел спросить, не рай ли там в самом деле?!

И он впился своими маленькими пронзительными глазками в лицо заплаточника.

– Ты ведь и впрямь так думаешь? Признавайся!

– Да нет же, – виновато промычал Игнасио. – Ничего подобного.

– Ангелы, сопровождающие души умерших в сияющие чертоги? Вот что у тебя на уме?! Вся эта белиберда, которую в прежние времена повторяли друг за другом выжившие из ума проповедники?

– Да я никогда и в грош не ставил эту чепуху, – защищался Игнасио, отчаянно кривя душой, поскольку давно уже лелеял весьма оптимистические надежды, связанные как раз с Иноземьем.

Ему так хотелось надеяться, что за морем Изабеллы есть мир, где неказистого заплаточника вроде него могут избавить от уродств и исцелить от всех недугов. Но как бы отчаянно ни хотелось ему верить словам проповедников, Остову он доверял гораздо больше.

– Значит, эта девчонка... – деланно безразличным тоном произнес он, отламывая одну из мощных клешней краба.

– Кэнди Квокенбуш?

– Так ее зовут?

– Так ее зовут.

– Значит, она заявилась сюда вслед за тобой и тебе теперь придется ее убить?

– Не уверен, что он этого хочет.

– Ну а если все же он так решит?

– Тогда я убью ее.

– И как же?

– Не знаю, Игнасио, еще не решил. Что за глупые вопросы ты задаешь, в самом деле!

– А вдруг я когда-нибудь тоже стану помощником Повелителя Полуночи?

– Если, по-твоему, это такая уж большая честь, тут ты ошибаешься.

– Не скажи. Уж куда лучше, чем выкапывать высохших, как мумии, покойников. Ты вот аж в самом Иноземье побывал.

– Да глаза б мои его не видели, это Иноземье! – прошипел Остов. – Хватит болтать, лучше помоги мне подняться.

Он вытянул свою длинную костлявую руку и, вцепившись в запястье подошедшего к нему Игнасио, выпрямился на своих ступне и обрубке.

– Стар я становлюсь, Игнасио, – пожаловался Остов. – Стар и немощен.

– Тебе нужна подмога! – с готовностью подхватил заплаточник. – Я мог бы быть полезен. Правда, почему бы тебе не взять меня в помощники?

Остов, сердито покосившись на него, качнул головой.

– Я работаю один.

– Почему?

– Потому что меня устраивает только один компаньон.

– И кто же он?

– Я сам, идиот ты этакий!

– Вот оно как... – вздохнул заплаточник.

Остов внимательно посмотрел в ту сторону, где в пещере среди нагромождения камней трудился Тлен. Он успел заметить то, что проглядел Игнасио, увлеченный своей завистливой болтовней.

– Птицы, – сквозь зубы процедил Остов.

Хищные кваты, умолкнувшие и попрятавшиеся по своим гнездам, стоило только Тлену ступить на Утес, теперь безмолвно поднялись в воздух. Собравшись в стаю, крыло к крылу, они парили над островом подобно большому грозовому облаку.

– Такое нечасто увидишь, – пробормотал Игнасио.

На его уродливом, штопаном – перештопаном лице отобразилось изумление.

Стоило ему поднять глаза к небу, как из расщелины между валунами, под которыми располагалась пещера Тлена, вырвался сноп яркого сине-лилового света. За ним последовала другая вспышка, и в воздухе заплясали красно-оранжевые лучи, вскоре сменившиеся палево-желтыми. Искры света поднимались над валунами, и стая кватов спасалась от них, все так же безмолвно уходя ввысь, а световые блики плясали в воздухе, то набегая один на другой и сливаясь воедино, то распадаясь на мелкие штрихи и точки.

Тут из пещеры появился и сам создатель этого чуда. Он вытянул вперед приподнятые руки, словно собирался дирижировать симфонией. В некотором смысле так оно и было. Разноцветные искры повиновались малейшим движениям его пальцев. По мере того как он притягивал их вниз и соединял друг с другом, они становились все плотнее и шире.

И вот со всей возможной осторожностью он извлек их из воздуха. Повинуясь его приказу, цветные лучи, пятна и нити расположились в определенном порядке на широком и плоском валуне, который являлся самой высокой точкой Прощального утеса. Очертания поверхности, на которой сгруппировались краски, приняли вполне узнаваемые формы.

– Так ты на этом полетишь, да? – спросил Игнасио, почтительно понизив голос до едва различимого шепота.

– Похоже.

– Желаю удачи.

Перед ними на вершине Утеса восседал гигантский мотылек с туловищем футов двенадцати длиной и толще Остова раза в четыре. С колеблемых ветром волосков на мохнатом брюшке насекомого то и дело осыпались, тая в воздухе, крохотные разноцветные искорки.

Сотворенный Тленом мотылек ничем, кроме гротескных размеров, не отличался от своих собратьев. Сложенные крылья, похожие на парус. Длинные, как антенны, усы. Шесть тонких лапок.

И только когда, повинуясь возгласу Тлена: «Лети! Я хочу видеть, как ты взлетишь!», насекомое поднялось в воздух, обнаружилось, что уникальны не только его габариты.

Стоило мотыльку подняться над островом и расправить крылья, как рисунок на них сложился в огромное человеческое лицо, искаженное ужасом, с разверстым в предсмертном крике ртом. При каждом взмахе крыльев гигантской бабочки лицо то вытягивалось, то сжималось, и всякому, кто наблюдал за снижающейся бабочкой, казалось: не иначе как само небо дало такой устрашающий выход тоске и мукам, которые его снедают.

– Остов! – гаркнул Тлен.

– Здесь, повелитель! Сию минуту иду!

Тлен жестом приказал мотыльку снизиться и приземлиться на валун. Запыхавшийся Остов встал по правую руку от своего господина.

– Милорд?

– Эта мошка будет получше любого глифа, не так ли? – усмехнулся Тлен, не сводя глаз со своего творения.

– Согласен с вами, милорд.

– Так оседлай ее и отыщи мне девчонку.

– А она, эта бабочка, знает, где искать?

– Она полетит туда, куда ты прикажешь. Советую тебе начать поиски с Веббы Гаснущий День. Именно там девчонку видели» последний раз. И не пытайся перехитрить эту малютку-моль. Может, она и не слишком умна, но, имей в виду, я буду видеть все, что видит она, и чувствовать все, что она чувствует. Потому-то я и сотворил ее, а не какой-то там глиф. И попробуй только меня ослушаться, попытайся только меня надуть...

– Вас? Надуть? – запротестовал Остов. – Милорд, да разве я посмею?..

– Девчонка моя, Остов. Не надейся, что сможешь удрать с ней. Ты меня понял? Доставишь ее прямиком в Двенадцатую башню.

– Слушаю, милорд.

– Есть в ней что-то такое, что меня волнует и настораживает. Я хочу знать, для чего ее сюда прислали.

– Я ведь уже говорил вам, милорд. Это вышло случайно. Я все видел собственными глазами.

– Не верю я в случайности, Остов. Все происходящее следует заранее составленному грандиозному плану.

– Неужели?

– Мне ли этого не знать?

– А для меня нет ли местечка в этом плане? Тлен окинул его свирепым взглядом.

– Думаю, есть. Каким бы странным это ни показалось, полагаю, даже твое ничтожное существование имеет смысл и цель. А теперь проваливай! Чем дольше ты здесь прохлаждаешься, тем больше шансов, что она успела удрать с Веббы.

– Я найду ее для вас, где бы она ни оказалась, – заверил его Остов.

– И...

Да-да, милорд. Без промедления доставлю ее на Остров Полуночи. Непосредственно к вам. Лично в руки.

МИР ЧУЖИМИ ГЛАЗАМИ

Кэнди готова была поклясться чем угодно: ни одна панорама в мире не сравнилась бы с той, которая открылась ей с вершины башни, вздымавшейся над макушкой колоссальной головы Веббы Гаснущий День. Куда бы она ни взглянула с этой продуваемой всеми ветрами площадки, повсюду обнаруживались чудеса.

Сэмюель Клепп Пятый, разумеется, как мог старался быть полезен. Он не только указывал на самые известные из достопримечательностей и делал все необходимые пояснения, не только удерживал Кэнди за руку при особенно сильных порывах ветра, грозивших смести ее с платформы, но и предоставил в полное ее распоряжение одного из двух своих ручных спрутов. Моллюски взобрались на головы Клеппа и Кэнди и расположили свои бескостные тельца таким образом, что хозяин и его гостья могли смотреть на мир сквозь их огромные выпуклые глаза, как сквозь бинокли.

Спруты были домашними любимцами Клеппа. Одного он звал Спуфик, другого – Спухлик. Кэнди поначалу показалось странным, что живое существо можно надевать на себя, подобно головному убору, но потом она припомнила, сколько животных беззаветно служат человеку каждое на свой лад – лошади, собаки, дельфины. А что тут, в Абарате, люди научились использовать спрутов, так на то он и Абарат, а не Цыптаун.

– Если хочешь рассмотреть что-то с более близкого расстояния, – инструктировал ее Клепп, – просто скажи: «Спухлик, будь любезен, покажи мне это поближе». А захочется полюбоваться на какой-нибудь остров или горную цепь целиком, попроси: «Пожалуйста, Спухлик, сделай вид чуть крупнее». Разговаривать с ними надо предельно вежливо и выражать свои желания ясно и точно. Они очень щепетильно относятся к таким вещам.

Кэнди без труда усвоила эти правила и через пару минут даже привыкла к спруту на своей голове, как если бы это был всего лишь головной убор, хотя и пролежавший несколько дней в ящике с рыбой.

Спухлик, судя по всему, был счастлив продемонстрировать Кэнди Абарат во всем его великолепии. Часто Кэнди и рта не успевала раскрыть, чтобы обратиться к нему с очередной вежливой просьбой, – он умел предвосхищать ее желания, как будто читал мысли. И возможно, так оно в действительности и было. Еще дома она прочла в одном журнале, что спруты каким-то непостижимым образом обмениваются мыслями друг с другом. Разве удивительно было бы, если бы здесь эти их способности развились до уровня межвидовой телепатии? Здесь, где присутствие магии ощущается повсюду, похоже, вообще нет ничего невозможного. Во всяком случае, именно к такому выводу она пришла после того, как Клепп показал ей один за другим все острова Абарата и вкратце перечислил представленные на них чудеса.

– Каждый остров олицетворяет собой один из часов суточного цикла, – так начал он свои пояснения. – Следственно, на каждом из островов ты обнаружишь все, что связываем мы с данным часом в своих мыслях и чувствах, в своем воображении.

После краткого рассказа о каждом из Часов Абарата Клепп указал на едва заметное светлое пятно неподалеку от Сумеречного пролива.

– Видишь вон тот остров в пене светлых облаков и дымке тумана?

Кэнди при помощи Спухлика как следует пригляделась. Облачная спираль взбегала круто вверх по гигантской скале. Или то была башня невероятной высоты?

– Что это? – с любопытством спросила она.

– Двадцать Пятый Час, – последовал ответ. – Иногда его еще называют Пик Одома. Это прибежище тайн, снов, мечтаний и чудес.

– Там кто-нибудь живет?

– Не знаю. Это одна из тайн острова. Мне доводилось слыхать, как в связи с этим местом упоминали имяФантомайя, но я понятия не имею, что оно означает.

Спухлик, новообретенный маленький друг Кэнди, изо всех сил старался сфокусировать ее взгляд на Пике Одома, но даже при максимальном увеличении она не могла рассмотреть ничего, кроме клубящихся облаков и дымки тумана.

– Если ты решила что-то разглядеть за облаками, – усмехнулся Клепп, – не трать понапрасну сил. Свет над этим островом преломляется каким-то удивительным образом, и перед всеми, кто смотрит на Пик, предстает один лишь туман. А иногда бывает, что облака вдруг разойдутся в стороны и тебе начинает чудиться, что ты вот-вот что-то увидишь...

– Но это только кажется?

– Именно!

– А разве нельзя добраться туда по морю? Проплыть сквозь облака, которые окружают остров, на лодке?

– Немало смельчаков пытались это сделать, – кивнул Клепп. – Некоторые вернулись живыми, но с помраченным рассудком. Разумеется, они не в состоянии были рассказать, что видели. Ну а остальные...

– ...так и не возвратились?

– Совершенно верно. Между прочим, одним из них был мой отец... – Клепп умолк было, заново переживая свое горе, но вдруг всплеснул руками. – Ты совсем продрогла, дитя мое!

– Нет-нет, это просто ветер...

– Не спорь. Сейчас я тебе принесу теплый жакет.

– Спасибо, не стоит беспокоиться.

– Слышать ничего не желаю! Не хватало еще тебе заработать воспаление легких. Я мигом вернусь.

И он устремился к лифту. Кэнди не стала больше возражать. Ветер и вправду был холодным, и она порядком продрогла.

– Только, пожалуйста, не подходи близко к краю площадки! – крикнул напоследок Сэмюель, захлопывая за собой дверцу лифта.

Допотопный механизм загудел, увозя Клеппа вниз. Кэнди при помощи Спухлика продолжала разглядывать Абарат. Сэмюель несколько раз повторил ей названия островов, и сейчас она старалась припомнить их все, переводя взгляд с одного клочка суши на другой. Некоторые возникали в памяти без каких-либо усилий, с одним-двумя дело обстояло не так легко. Но в целом она справилась.

Остров к западу от Веббы Гаснущий День назывался Смех-До-Упаду, а раскинувшийся на нем город с домами, крытыми красной черепицей, носил название... название... Тацмагор. Точно, Тацмагор. Немного поодаль от Смеха-До-Упаду, на юго-востоке, лежал гористый Баюн, остров Десятого Часа Утра. На соседнем с ним Нулли неизменно было одиннадцать, а на Изиле, купавшемся в неправдоподобно ярких солнечных лучах, – полдень.

Остров Часа Дня носил название Шлем Орландо. Или нет, Шлем Орландо – это следующий, на котором всегда два часа пополудни, а Первый Час – Хлюстмазурик. Или наоборот. Кэнди немного запуталась.

В некотором отдалении от остальных на юго-юго-западе виднелся еще один залитый щедрым светом участок суши. Именно на нем, как говорил ей Сэмюель, впервые возникла жизнь. Это был остров Трех Часов Дня, а назывался он несколько странно – Остров Частного Случая.

Названия следующих островов Кэнди вспомнила безо всякого труда: Четыре Часа – остров Гномон, Пять – Утеха Плоти, посреди которого возвышалась огромная ступенчатая пирамида – зиккурат. Шестичасовой остров Балаганиум отстоял довольно далеко от Веббы Гаснущий День, хотя по абаратскому временному счету их разделяло всего-то два часа. Кэнди с любопытством разглядывала его поверхность, где жизнь, казалось, била ключом. Там было установлено несколько цирковых шатров, откуда вырывались снопы разноцветных огней, отблески которых плясали на листьях окружающих деревьев. «Я непременно должна там побывать», – сказала себе Кэнди.

Севернее Балаганиума находился остров, название которого Кэнди успела забыть, зато ей удалось вспомнить, как назывался расположенный на нем действующий вулкан – Галигали. Следующим по счету из вечерних островов оказался как раз тот, на вершине которого она стояла, глядя на Сумеречный пролив, – Вебба Гаснущий День, где часы навек остановились на восьми.

По соседству с Веббой лежала еще одна группа островов. Ближайший из них, находившийся на долготе Девяти Вечера, назывался Закрома Гапа. (Кэнди пыталась выведать у Клеппа, кем был этот Гап, но Сэмюель и сам этого не знал.) На Десятичасовом Острове Простофиль в городе Верхний Стремень обитали, по словам Клеппа, некие таинственные создания – кошки тарри.

Название Одиннадцатичасового острова вылетело у Кэнди из головы, но она хорошо запомнила, как назывался Полуночный – Горгоссиум. «Это самое гиблое место на архипелаге, – предупредил ее Сэмюель. – Держись от него подальше».

На Ксуксуксе, острове Часа Ночи, и на соседнем, Двухчасовом (Кэнди не могла припомнить, как поименовал его Клепп), возвышались семь пирамид, больших и малых, очертания которых смутно угадывались в окутывавшей их тьме. Рядом с ними лежал участок суши, от которого она долго не могла отвести глаз, хотя Сэмюель и раскритиковал, причем довольно резко, того, кто создал это великолепие.

Остров носил название Пайон. Все его пространство занимал город Коммексо, залитый ярчайшим светом, хотя время здесь застыло на Трех Часах Ночи. Башни и дворцы Коммексо были совершенно не похожи на строения, которые Кэнди приходилось видеть до сих пор: казалось, их невероятные, причудливые формы были созданы на основе геометрии, которой не существовало в ее привычном мире; более того, устойчивость этих башен и дворцов явно противоречила законам физики.

В отличие от своего великолепного соседа близлежащий остров выглядел мрачно и зловеще – горная цепь у самого берега, над которой сгущалась тьма. Да и название у него было под стать производимому впечатлению – Остров Черного Яйца. С него-то и начиналась цепь Внешних островов, припомнила Кэнди. Дальше следовал Пятнистый Фрю, лежавший на долготе Пяти Утра, а за ним – острова, соединенные мостом Золотого Остролиста – Шести– и Семичасовой. Взглянув на последний островок – Обадайя, расположенный на Восьми Утра, она повернулась к Смеху-до-Упаду, с которого начала свое мысленное путешествие, к залитому утренним солнцем городу Тацмагору, который занимал всю восточную часть острова.

– Ты, похоже, весьма довольна собой, – улыбнулся Клепп, выходя из лифта.

Через руку у него был переброшен светло-зеленый жакет с мелким красным рисунком. Кэнди с благодарностью приняла одежду.

– Я пыталась вспомнить названия всех островов, – говорила она, продевая руки в рукава. – Некоторые, конечно, позабыла, но в целом, по-моему...

Она замолчала, не закончив фразы.

При виде того, какое смятение отобразилось вдруг на лице Клеппа, кровь застыла у нее в жилах. Глаза Сэмюеля едва не вылезли из орбит. Оцепенев, он смотрел куда-то мимо Кэнди. Судя по направлению его взгляда, его ужасно напугало что-то находившееся в воздухе позади и чуть слева от Кэнди.

– Что... там... такое? – едва шевеля помертвевшими губами, произнесла она, боясь обернуться и все же оборачиваясь.

– Беги! – крикнул Клепп.

Она и рада была бы его послушаться, но ноги в эту самую минуту отказались ей служить. Казалось, они намертво приросли к поверхности площадки. Зрелище, открывшееся ей, повергло Кэнди в такой ужас, что она и шевельнуться не могла.

Стремительный, будто хищная птица, с неба на нее пикировал мотылек с размахом крыльев, как у небольшого самолета. А на спине этой чудовищной букашки сидел ее старый знакомый – Мендельсон Остов.

– Вот! Ты! Где! – прокаркал он с высоты.

Тут ноги Кэнди все-таки согласились нести ее.

Она бросилась к лифту, у входа в который уже стоял Сэмюель Клепп, готовый втащить ее в кабину, где она очутилась бы в безопасности, и захлопнуть дверь.

Ринувшись к Сэмюелю, Кэнди понимала, что не успеет. Что мотылек летит слишком быстро и перехватит ее на полпути к спасительному лифту. Кэнди чувствовала колебание ветра – это крылья бабочки рассекали воздух при каждом взмахе. Очередное движение насекомого едва не стоило Кэнди жизни: порыв ветра оказался так силен, что чуть не сбросил ее с площадки башни. Она споткнулась, но цепкие лапы не дали ей упасть, сомкнувшись вокруг ее тела. Еще мгновение, и бабочка порхнула в сторону, унося с собой свою добычу – Кэнди.

– Попалась! – дико взвыл Остов.

А потом из горла его стали вылетать какие-то непонятные звуки, услышав которые бабочка развернулась в воздухе и стала набирать высоту.

Перед Кэнди мелькнуло искаженное отчаянием и ужасом лицо Клеппа. Он бросился по крыше вслед за гигантским насекомым, но не смог дотянуться до Кэнди и застыл на краю площадки, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие.

Кэнди смотрела вниз, на проносящиеся под нею вершины башен Веббы Гаснущий День. Ей было жутко. Сердцу ее, казалось, стало тесно в грудной клетке, кровь пульсировала в голове, ушах, кончиках пальцев. Она почувствовала, как по затылку и спине потекла струйка пота.

Бедняга Спухлик по-прежнему сидел у нее на голове. От ужаса он еще крепче обхватил ее лоб и макушку своими щупальцами, но Кэнди была только рада его присутствию. Ведь он оставался единственным дружелюбно настроенным к ней существом из всех, кто сейчас ее окружал. Разумеется, помочь ей он ничем не мог. Разве что стал бы своего рода талисманом. На счастье. Кэнди убедила себя, что смерть не грозит ей до тех пор, пока Спухлик останется рядом. Медленно и осторожно, чтобы не напугать и не поранить мотылька, который летел на головокружительной высоте над поверхностью моря Изабеллы (падение с такой

высоты стало бы немедленным и бесславным завершением ее путешествия в Абарат), Кэнди высвободила руку и погладила спрута.

– Все будет хорошо, – сказала она трепещущему от ужаса Спухлику. – Обещаю, что не дам тебя в обиду.

Она была в ответе за этого безобидного малыша, и мысль об этом неожиданно придала ей сил. Ей предстояло выполнить данное ему обещание. Они оба должны выйти живыми из этого ужасного испытания, каким бы опасным ни был их путь и в каком бы жутком месте он ни завершился.