Текст книги "Екатерина II, Германия и немцы"

Автор книги: Клаус Шарф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

В начале перестройки советские ученые стремились прежде всего к освоению современной западной историографии, потому что с середины 1960-х годов – впервые после выхода в свет нескольких важных работ немецких историков в 1918–1945 годах – эпоха правления Екатерины II стала одним из важнейших направлений в изучении российской истории как в Западной Европе, так и в Северной Америке[41]41
  Библиографию см.: Clendenning Ph., Bartlett R. Eighteenth Century Russia. Кроме того, см. здесь и далее: Scharf С. Das Zeitalter Katharinas II. S. 554–567.


[Закрыть]. Ограниченными возможностями, которые предоставили тогда советские архивы, воспользовались прежде всего историки из Соединенных Штатов, что позволило им продемонстрировать новые подходы к проблемам. В целом западные исследования того времени отличались от советских, в первую очередь, повышенным вниманием к действующим лицам, политическим событиям, государственным интересам и возраставшей взаимозависимости России, Европы и неевропейского мира во всех сферах. В то же время американские историки ни в коей мере не упускали из виду вопросы социальной и экономической истории: заимствуя эту проблематику преимущественно из советских исследований, они предпочитали интерпретировать ее в политическом контексте или в рамках истории законодательства. При этом ученым не приходится всякий раз заново обосновывать тот факт – полностью признанный еще дореволюционной исторической наукой, – что период правления Екатерины II – особая эпоха в послепетровской истории России. Конечно, в царствование Екатерины от имени императрицы зачастую управляли, повелевали, назначали и отправляли правосудие государственные органы, однако на самом верху существовавшей иерархии, в органах центрального управления и при петербургском дворе источником государственной деятельности была исключительно политическая воля самой императрицы. Поэтому личность Екатерины, ее политическая мысль и ее политические решения по праву занимают центральное место в западной историографии имперской России этого периода. Однако настоящие биографические исследования, которые можно было бы отнести к числу научных достижений, являлись исключениями на фоне изданий, заполнявших в последние десятилетия книжный рынок за пределами Советского Союза: под видом биографических трудов публиковались все новые и новые парафразы Записок Екатерины, адресованные публике, интересовавшейся жизнью двора и женскими судьбами.

К сожалению, в среде специалистов осталась малозамеченной диссертация американского историка Питера Петшауэра, законченная в 1969 году, но так и не ставшая достоянием широкой публики. Несмотря на некоторые слабые места с точки зрения интерпретации, эту работу можно назвать действительно новаторской, поскольку автор сумел проанализировать прежде неизвестные аспекты воспитания и образования Екатерины II и в целом ее жизни в период, предшествовавший узурпации престола в 1762 году[42]42
  Petschauer P. The Education and Development of an Enlightened Absolutist: The Youth of Catherine the Great, 1729–1762: Ph. D. diss. / New York University. N.Y., 1969. См. также: Idem. Catherine the Great’s Conversion of 1744 // JGO. N.F. Bd. 20. 1972. S. 179–193.


[Закрыть]. Не нашла заслуженного отклика на Западе и биография Екатерины, написанная польским историком Владиславом Серчиком, однако надо сказать, что даже такое неоспоримое преимущество этой работы, как хорошая документальная база, не восполняет ее существенного недостатка – игнорирования исследований предшествовавших лет[43]43
  Serczyk W.A. Katarzyna II – carowa Rosji. Wrocław, 1989.


[Закрыть]. Отдельные важные вопросы, касающиеся биографии императрицы, освещаются в сочинениях и публикациях других авторов: так, например, Хедвиг Флейшхакер в свойственной ей афористичной манере писала о значении писательской и эпистолярной деятельности в жизни императрицы[44]44
  Fleischhacker H. Zur Gestalt der Memoiren // Eadem. (Hrsg.) Katharina II. in ihren Memoiren. Frankfurt a.M., 1972. S. 7–33; Eadem. Zur Person Katharinas II // Ibid. S. 393–417; Eadem. Mit Feder und Zepter. Katharina II. als Autorin. Stuttgart, 1978.


[Закрыть], Дэвид М. Гриффитс – о политическом и историческом самосознании Екатерины[45]45
  Griffiths D.M. Catherine II: The Republican Empress // JGO. N.F. Bd. 21. 1973. P. 323–344 (cм. руc. пер.: Гриффитс Д.М. Екатерина II: императрица-республиканка // Он же. Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет: Пер. с англ. яз. / Под ред. М. Лавринович, И. Федюкина. М., 2013. С. 63–101. – Примеч. науч. ред.); Griffiths D.M. To Live Forever: Catherine II, Voltaire and the Pursuit of Immorality // Bartlett R., Cross A., Rasmussen K. (Ed.) Russia and the World of the Eighteenth Century. P. 446–468 (cм. рус. пер.: Гриффитс Д.М. Жить вечно: Екатерина II, Вольтер и поиски бессмертия // Он же. Екатерина II и ее мир. С. 38–59. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть], Исабель де Мадариага – о взаимоотношениях императрицы и великих французских философов[46]46
  Madariaga I. de. Catherine and the Philosophes // Cross A.G. (Ed.) Russia and the West in the Eighteenth Century. Newtonville (Mass.), 1983. P. 30–52; Eadem. Catherine II and Montesquieu between Prince M.M. Shcherbatov and Denis Diderot // L’Età dei Lumi. Studi storici sul Settecento Europeo in onore di Franco Venturi. Vol. 2. Napoli, 1985. P. 609–650.


[Закрыть], Аллен Мак-Коннелл – о покровительстве, которое оказывала Екатерина изящным искусствам[47]47
  McConnell A. Catherine the Great and the Fine Arts // Mendelson E., Shatz M.S. (Ed.) Imperial Russia, 1700–1917. State – Soсiety – Opposition. Essays in Honour of Marc Raeff. DeKalb (Ill.), 1988. P. 37–57.


[Закрыть]. Почти век отделяет выход в свет фундаментального сочинения А.Г. Брикнера от публикации в 1981 году труда Исабель де Мадариаги, которая, воспользовавшись самыми современными на тот момент научными идеями, объединила собственный анализ опубликованных документов и выводы, сделанные как предреволюционной русской, так и советской историографиями, а также американскими и британскими исследователями: работы последних, число которых существенно возросло с 1960-х годов, расширили осведомленность ученых в истории России эпохи Екатерины. Несмотря на то что исследовательница – в отличие от Брикнера – не стремилась создать целостное жизнеописание, ей удалось, помимо прочего, убедительно представить портрет императрицы на фоне ее эпохи[48]48
  Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great; Eadem. Catherine the Great. A Short History. New Haven; London, 1990.


[Закрыть]. Наконец, в 1989 году из-под пера американского историка Джона Т. Александера вышла биография Екатерины, написанная в соответствии с последним словом современной науки, проливавшая свет на многие вопросы и к тому же очень занимательная. Автор, как уже говорилось выше, критически подошел к образу Екатерины, сложившемуся в литературе и кинематографе, и проанализировал, в частности, легенды о скандалах и эротических похождениях придворных[49]49
  Alexander J.T. Catherine the Great (cм. также выше, примеч. 10).


[Закрыть].

2. Образ Германии у Екатерины: проблема исследования

Источники

Не существует ни одного текста – подобного, например, De l’Allemagne мадам де Сталь, – в котором Екатерина II описала бы для современников или потомков свое представление о Германии и немцах. Неизвестно вообще, предавалась ли она размышлениям о Германии и немцах более или менее систематически. Однако сделать такое заключение можно лишь с той оговоркой, что на сегодняшний день опубликовано далеко не все, что императрица, отличавшаяся как автор чрезвычайной продуктивностью, изложила на бумаге. Тем более нет никакой возможности обратиться к полному собранию ее сочинений, которое содержало бы комментарии и текстологическую критику. В издававшемся в начале ХХ столетия Императорской Академией наук собрании произведений императрицы даже не предполагалось публиковать все тексты, вышедшие из-под ее пера, и прежде всего исключалась переписка. Кроме того, это издание уже на момент своего появления не соответствовало научным стандартам, подверглось цензуре и в результате так и не было завершено[50]50
  [Екатерина II.] Сочинения императрицы Екатерины на основании подлинных рукописей и с объяснительными примечаниями А.Н. Пыпина. Т. 1–5, 7–12. СПб., 1901–1907. См. ниже, примеч. 56.


[Закрыть].

Однако сегодня, когда интерес к изучению России XVIII века достаточно высок во многих странах, надежда на скорое осуществление такого проекта, причем на новых условиях, может оказаться ненапрасной. Хотя связанная с большими расходами публикация некоторых источников по новой истории в свое время не принесла науке результатов, на которые рассчитывали издатели, публикация сочинений и писем Екатерины II, снабженная критическим анализом источников и комментариями современного научного уровня, могла бы стать проектом европейского значения[51]51
  На проводившейся в июне 1997 года в Российском государственном гуманитарном университете международной конференции, посвященной Екатерине II, историк Александр Борисович Каменский предложил план международного проекта по публикации письменного наследия Екатерины II, однако финансирование проекта так и не было осуществлено. За прошедшие с тех пор 15 лет нельзя вспомнить сколько-нибудь значимых публикаций, но следует указать на библиографию опубликованных источников екатерининского царствования: Екатерина II: Аннотированная библиография публикаций / Сост. И.В. Бабич, М.В. Бабич, Т.А. Лаптева. М., 2004. – Примеч. автора 2012 г.


[Закрыть]. Гарантией осуществления такого проекта могут послужить сами первоисточники и проверенный временем опыт российской археографии. В работе над проектом могли бы объединить усилия не только российские историки, но и европейские и американские dix-huitièmistes, знатоки XVIII века, занимающиеся междисциплинарными, в том числе и довольно специализированными, исследованиями. Солидную основу для подобного проекта могут обеспечить лишь международное сотрудничество и финансовая поддержка нескольких государств.

Следует сказать, что еще до Первой мировой войны было опубликовано значительное количество источников, способных послужить надежным фундаментом для изучения представлений Екатерины о Германии и ее intellectual biography, «интеллектуальной биографии»: автобиографические записки[52]52
  [Екатерина II.] Автобиографические записки (рус. пер. см.: [Екатерина II.] Записки императрицы. – Репринт: М., 1989).


[Закрыть], переписка с некоторыми из ее корреспондентов[53]53
  Особую важность с точки зрения отношения Екатерины к Германии представляют ее письма, адресованные Иоганне фон Бьельке: Сб. РИО. Т. 10. 1872; Т. 13. 1874; Т. 27. 1880. См. также: Письма императрицы Екатерины II барону Мельхиору Гримму (годы с 1774 по 1796) / Под ред. Я.К. Грота // Сб. РИО. Т. 23. 1878. Переписку с королем Пруссии Фридрихом II см.: Сб. РИО. Т. 20. 1877. С. 149–396; письма прусскому принцу Генриху: Briefwechsel zwischen Heinrich Prinz von Preußen und Katharina II. von Rußland / Hrsg. R. Krauel. Berlin, 1903; письма императору Иосифу II: Joseph II. und Katharina von Rußland. Ihr Briefwechsel / Hrsg. A. Ritter von Arneth. Wien, 1869; письма принцу Шарлю Жозефу де Линю: Les lettres de Catherine au prince de Ligne (1780–1796). Bruxelles, 1924; письма Иоганну Георгу Циммерманну: Der Briefwechsel zwischen der Kaiserin Katharina II. von Rußland und Johann Georg Zimmermann / Hrsg. E. Bodemann. Hannover; Leipzig, 1906.


[Закрыть], множество собственноручных записок – личного и политического свойства[54]54
  См.: Сб. РИО. Т. 7: Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства иностранных дел. Т. 1. СПб., 1871; Т. 10: То же. Т. 2. СПб., 1872; Т. 13: То же. Т. 3. СПб., 1874; Т. 27: Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства иностранных дел. Т. 4. СПб., 1880; Т. 42: Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства иностранных дел. Т. 5. СПб., 1885.


[Закрыть], наконец, ее главный труд – Наказ Уложенной комиссии[55]55
  См. образцовое для своего времени, однако сегодня все же нуждающееся в пересмотре комментированное издание Н.Д. Чечулина: [Екатерина II.] Наказ императрицы Екатерины II.


[Закрыть], а также написанные единолично императрицей или выражающие ее непосредственную волю манифесты, законы и распоряжения[56]56
  См.: ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 16–23.


[Закрыть], официальные документы, исходившие от отдельных чиновников, органов власти и учреждений, с которыми Екатерина обсуждала свои решения[57]57
  См., например: Архив Государственного совета. Т. 1: Совет в царствование императрицы Екатерины II. СПб., 1869; Сенатский архив. Т. 11–15. СПб., 1904–1913. Материалы екатерининской Уложенной комиссии см.: Сб. РИО. Т. 4. 1869; Т. 8. 1871; Т. 14. 1875; Т. 23. 1881; Т. 36. 1882; Т. 43. 1885; Т. 68. 1889; Т. 93. 1894; Т. 107. 1900; Т. 115. 1903; Т. 123. 1907; Т. 134. 1911; Т. 144. 1914; Т. 147. 1915 (две последние серии остались незавершенными). Многочисленные источники опубликованы также в других томах Сб. РИО, в иных многотомных сериях, в исторических журналах, отдельными изданиями, некоторые полностью, другие – в сокращении.


[Закрыть], исторические труды[58]58
  [Екатерина II.] Антидот. СПб., 1901 (рус. пер. см.: [Она же.] Сочинения. Т. 7); [Она же.] Труды исторические. СПб., 1901–1906 (рус. пер. см.: [Она же.] Сочинения. Т. 8–11).


[Закрыть], театральные пьесы[59]59
  [Екатерина II.] Драматические сочинения. СПб., 1901 (рус. пер. см.: [Она же.] Сочинения. Т. 1–4).


[Закрыть], публицистические статьи и другие записи, не публиковавшиеся при жизни императрицы[60]60
  [Она же.] Сочинения. Т. 5. Кроме того, различные тексты автобиографического характера см. в: [Она же.] Автобиографические записки. См. также личные бумаги императрицы (см. примеч. 46 выше).


[Закрыть]. Эту россыпь источников дополняют интересные свидетельства близких ей людей или лиц, когда-либо встречавшихся с ней[61]61
  Особую ценность представляет дневник ее секретаря А.В. Храповицкого. См.: [Храповицкий А.В.] Дневник А.В. Храповицкого с 18 января 1782 года по 17 сентября 1793 года / Под ред. Н. Барсукова. М., 1901 (репринт: Храповицкий А.В. Дневник. 1782–1793 // Каменский А.Б. (Сост., послесл.) Екатерина II: Искусство управлять. М., 2008. С. 9–243. – Примеч. науч. ред.). См. также об этом: Алпатов М.А. Русская историческая мысль и западная Европа (XVIII – первая половина XIX в.). М., 1985. С. 142–162. Интересны также портреты, выведенные в воспоминаниях принца де Линя и графа Сегюра: [Ligne C. – J. de.] Portrait de feu Sa Majesté Catherine II, impératrice de toutes les Russies. [S.l.], 1797; в пер. на нем. язык: Porträt weiland Ihrer Majestät der Kaiserin aller Reußen // Schalk F. (Hrsg.) Die Französischen Moralisten. Neue Folge: Galiani – Fürst von Ligne – Joubert. Wiesbaden, 1940. S. 114–122; [Ségur L. – Ph. de.] Mémoires ou souvenirs et anedcotes. Vols. 1–3. Paris, 1825; в пер. на рус. яз.: Сегюр Л. – Ф. Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II (1785–1789). СПб., 1865; этот популярный вариант мемуаров французского дипломата, который В.А. Бильбасов называл «изувеченным» (см.: Bilbassoff B. von. Katharina II. Im Urtheile der Weltliteratur. Bd. 2. S. 215), опубликован в издании: Россия XVIII в. глазами иностранцев: Сборник / Подгот. текстов, вступ. ст. и коммент. Ю.А. Лимонова. Л., 1989. С. 313–456. См. также: Алпатов М.А. Русская историческая мысль. С. 131–141.


[Закрыть], бумаги ее родителей из ангальтского архива[62]62
  Siebigk F. Katharina der zweiten Brautreise nach Rußland 1744–1745. Dessau, 1873.


[Закрыть] и корреспонденция дипломатов – представителей европейских держав при петербургском дворе[63]63
  См. публикацию дипломатической переписки прусских посланников при русском дворе, ч. 1–3: Сб. РИО. Т. 22 (1763–1766 гг.). 1878; Т. 37 (1767–1772 гг.). 1883; Т. 72 (1772–1774 гг.). 1891. Дипломатическую переписку австрийских послов и посланников при русском дворе, ч. 1–4, см.: Сб. РИО. Т. 18 (1762 г.). 1876; Т. 46 (1762–1763 гг.). 1885; Т. 109 (1763–1771 гг.). 1901; Т. 125 (1772–1776 гг.). 1906. Дипломатическую переписку английских послов и посланников при русском дворе, ч. 1–2, см.: Сб. РИО. Т. 12 (1762–1769 гг.). 1873; Т. 19 (1770–1776 гг.). 1876. Дипломатическую переписку французских представителей при дворе императрицы Екатерины II, ч. 1–3, см.: Сб. РИО. Т. 140 (1762–1765 гг.). СПб., 1912; Т. 141 (1766–1769 гг.). Гельсингфорс, 1913; Т. 143 (1769–1772 гг.). СПб., 1913.


[Закрыть].

Изданные в начале ХХ века источники, из которых лишь немногие опубликованы в полном объеме и имеют соответствующий комментарий, показывают, с какими специфическими препятствиями приходилось сталкиваться историкам, занимавшимся изучением личности и эпохи Екатерины в самодержавной России. Выходу в свет важных документов обычно предшествовала упорная борьба издателей с озабоченной соблюдением политических и моральных принципов цензурой, в которой порой были заинтересованы лично представители дома Романовых[64]64
  Так, даже после формальной отмены цензуры Основными законами 1906 года в академическом издании автобиографических записок Екатерины 1907 года ([Екатерина II.] Автобиографические записки) были опущены ее высказывания о личности отца Павла, официально считавшегося законным сыном наследника престола Петра Федоровича. В то же время из писем и мемуарных заметок Екатерины можно сделать вывод, что в действительности отцом Павла был ее фаворит Сергей Васильевич Салтыков. См. историографию этого вопроса: Пештич С.Л. Русская историография XVIII века. Ч. 2. С. 263; см. также: Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. P. 10–11 (в рус. пер. см.: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. С. 34 и далее. – Примеч. науч. ред.); Alexander J. Catherine the Great. P. 44–46.


[Закрыть]. На ограничения такого рода историки и писатели зачастую реагировали публикациями, которые можно было бы отнести скорее к разоблачительной журналистике, нежели к сфере научного дискурса. Сразу после революции 1917 года прекратился выход крупных серийных изданий, публиковавших документы по политической истории XVIII века, а с середины 1920-х годов и вплоть до начала перестройки в Советском Союзе не было опубликовано ни одного источника, сколько-нибудь важного для биографии императрицы[65]65
  Так, например, в начале 1930-х годов в сталинском Советском Союзе был запрещен выход подготовленных Я.Л. Барсковым 419 недатированных разрозненных писем и записок Екатерины, адресованных Г.А. Потемкину, за 1774–1775 годы; между тем oни легли в основу французского перевода их переписки: Oudard G. (Éd.) Lettres d’amour de Catherine II à Potemkine. Correspondance inédite. Paris, 1934. Русский оригинал см.: [Екатерина II.] Письма Екатерины II Г.А. Потемкину.


[Закрыть].

Историография

Поскольку сама Екатерина II никогда не записывала своих мыслей о Германии в виде целостного текста, никто не пытался систематически реконструировать существовавший у нее образ этой страны и ее народа. Возможно, это случайность, не имеющая большого значения и лишь играющая на руку автору этой книги, оправдывающему свои научные занятия пробелами в научных исследованиях. Однако за этим наблюдением следует поразительный вывод: по всей видимости, в историографии прежде не существовало и самой темы – «Екатерина II и Германия».

Во-первых, это объясняется общим сдержанным отношением научного сообщества к жизнеописанию императрицы, о чем шла речь выше. Однако и к отдельным аспектам ее мировоззрения и политического мышления ученые также обращались довольно редко, особенно если вспомнить, какое количество литературы посвящено Фридриху II[66]66
  К вопросу о традициях биографических исследований см. выше, c. 10–26. Для сравнения см.: Henning E., Henning H. Bibliographie Friedrich der Große. 1786–1986. Das Schrifttum des deutschen Sprachraums und der Übersetzungen aus Fremdsprachen. Berlin; N.Y., 1988.


[Закрыть]. Поэтому невнимание к вопросу об отношении Екатерины к Германии и немцам нельзя назвать каким-то специфическим недостатком.

Во-вторых, вызывает вопросы само понятие «Германия», заявленное при постановке проблемы, поскольку прежде не было даже попыток сделать какие-то выводы о «германской» политике Екатерины II на основе хотя бы уже существующих работ или представить обобщенную картину русско-германских отношений в эпоху ее правления. Очевидно, что такое положение дел отражает историографическую традицию, концентрирующуюся на изучении прежде всего политики европейских держав в немецкоязычной Центральной Европе – особенно Австрии и Пруссии – в Новое время. Сведения же для своих изысканий историки черпали главным образом из семейных и государственных архивов крупнейших монархий. Напротив, отношения России со Священной Римской империей германской нации или, коротко, с «Цесарством» в XVIII веке или с отдельными «штатами» империи (Reichsstände)[67]67
  Здесь термин Reichsstände переводится как «имперские штаты», что, на взгляд автора и научного редактора настоящей книги, является более точным переводом по сравнению с «имперскими сословиями» – переводом, принятым еще у дореволюционных историков. Это обобщающее понятие включает в себя представленных в рейхстаге светских и духовных курфюрстов и князей, входившие в него корпорации имперских графов и рыцарей, имперских и вольных городов, а также некоторые монастыри и светские ордена. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] никогда не занимали подобающего места в историческом сознании ни одного из народов, хотя и рассматривались в некоторых вполне достойных научных трудах[68]68
  Не последним поводом к написанию важнейшего исследования о взаимоотношениях России и Священной Римской империи было создание Германской империи в 1871 году. См.: Трачевский А. Союз князей и немецкая политика Екатерины II, Фридриха II, Иосифа II. 1780–1790 гг. СПб., 1877. В 1988 году была опубликована работа о политике России на Тешенском мирном конгрессе 1779 года – добротная диссертация, написанная еще в 1950 году: Нерcесов Г.А. Политика России на Тешенском конгрессе (1778–1779). М., 1988. В Западной Германии начиная с 1960-х годов вопросы отношений России со «старой» империей в последней трети XVIII века изучал Карл Отмар барон фон Аретин (Aretin, Karl Otmar Freiherr von). По истории отношений России с некоторыми другими из имперских штатов, помимо Австрии и Пруссии, см.: Hübner E. Staatspolitik und Familieninteresse. Die gottorfische Frage in der russischen Außenpolitik 1741–1773. Neumünster, 1984.


[Закрыть]. Однако, даже критикуя историографию прошлого за ее плохо скрываемые исследовательские симпатии, обусловленные интересами эпохи, нельзя не признать, что в XVIII веке Австрия и Пруссия и в самом деле обозначали два полюса в отношениях России с миром немецких государств. Что же представляла собой Германия в XVII и XVIII веках, вообще, по словам немецкого историка Рудольфа Фирхауса, «определить чрезвычайно сложно»[69]69
  Vierhaus R. Deutschland im Zeitalter des Absolutismus (1648–1763). Göttingen, 1978. S. 9.


[Закрыть]. Далее в ходе этого исследования как раз и предстоит выяснить, о какой, собственно, «Германии» и о каких «немцах» можно вести речь, если встать на точку зрения Екатерины.

В-третьих, эта тема обладает дополнительным измерением – и усложняющим ее, и в то же самое время придающим ей больше привлекательности по сравнению с образом Германии у других российских правителей XVIII века и их «германской» политикой. Дело в том, что личное отношение Екатерины к Германии не исчерпывается простой полярностью, продиктованной сугубо политическими интересами императрицы, подобно отношениям с Польшей, Швецией или Османской империей. Не ограничивалось оно и исключительно культурными интересами, как, например, ее отношение к видным французским авторам, сочинения которых она читала, с которыми поддерживала переписку и с некоторыми из которых даже была знакома лично. Тема «Екатерина II и Германия», простая на первый взгляд, только осложняется тем историческим фактом, что эта российская императрица – потомок двух немецких княжеских домов – первые почти 15 лет своей жизни провела в Германии.

По всей видимости, начиная с XIX века этот факт служил для национальных историографий обстоятельством скорее сдерживающим, чем вдохновляющим. Попыток определить место Екатерины в немецкой истории до сих пор не предпринималось. Разумеется, интересующаяся историей публика даже за пределами научных кругов осведомлена о немецком происхождении Екатерины Великой. Кроме того, издательства, выпускающие на немецкоязычный книжный рынок биографическую литературу о Екатерине II, любят привлекать внимание читателей комментариями вроде «немка на царском престоле»[70]70
  См., например: Rath W. (Hrsg.) Die deutsche Zarin. Denkwürdigkeiten der Kaiserin Katharina II. von Rußland. Ebenhausen bei München, 1916; Hoetzsch O. Catharine II // The Cambridge Modern History. Vol. 6: The Eighteenth Century. Cambridge, 1909. P. 657–701 (эта работа подверглась серьезной переработке для публикации на немецком языке и вышла отдельной книгой: Idem. Katharina II. von Rußland. Eine deutsche Fürstin auf dem Zarenthrone des 18. Jahrhunderts. Leipzig, 1940); Rimscha H. von. Katharina II. Von der preußischen Generalstochter zur Kaiserin von Rußland. Göttingen, 1961; Oldenbourg Z. Catherine de Russie. Paris, 1966 (в пер. на нем. язык: Oldenbourg Z. Katharina die Große. Die Deutsche auf dem Zarenthron. München, 1969); Kopetzky H. Katharina die Große. Eine Deutsche auf dem Zarenthron. Bergisch Gladbach, 1988.


[Закрыть]. Однако важнейшие историко-биографические справочные издания, очевидно, не причисляют ее не только к «великим», но даже и к достойным упоминания немцам[71]71
  Статей о Екатерине нет в знаменитых немецких биографических словарях Allgemeine Deutsche Biographie и Neue Deutsche Biographie; отсутствуют упоминания о ней и в других справочниках: Heimpel H., Heuss T., Reifenberg D. (Hrsg.) Die Großen Deutschen. Bde. 1–5. Berlin, 1956–1957; Bosl K., Franz G., Hoffmann H. Biographisches Wörterbuch zur deutschen Geschichte. Bd. 1–3. 2. Aufl. München, 1974–1975; Biographisches Lexikon zur deutschen Geschichte. Von den Anfängen bis 1945. Berlin, 1970; Pommersche Lebensbilder. Bde. 1–3. Stettin, 1934–1939. Bd. 4. Köln; Graz, 1966. Обнаружить статью удалось лишь в следующем справочнике: Taddey G. Lexikon der deutschen Geschichte. Stuttgart, 1977. S. 627.


[Закрыть]. Как следствие такого состояния дел, единственная в ХХ веке научная работа о детских и юношеских годах императрицы, проведенных ею в Германии, и о влиянии, оказанном немецкой культурой на развитие ее личности, была написана вовсе не в Германии или России и не вошла в список бестселлеров. Речь идет об уже упоминавшейся диссертации американского историка П. Петшауэра 1969 года, получившей хождение лишь в виде машинописных копий. Автор использовал в своей работе все опубликованные на тот момент источники, и уже в силу такого богатства материала она заслуживает признания[72]72
  Petschauer Р. The Education and Development of an Enlightened Absolutist.


[Закрыть].

Напротив, в до– и послереволюционной российской историографии, сосредоточившейся на имперских интересах России в XVIII веке или попавшей под воздействие великорусского национализма, немецкое происхождение удачливой и талантливой в политическом отношении императрицы Екатерины II считалось лишь забавной деталью, извинительным пороком ее биографии. Так, накануне Первой мировой войны видный российский биограф императора Иосифа II, Павел Павлович Митрофанов, объявил немецкоязычной общественности о том, что Екатерина решительно «порвала» со своей немецкой сущностью, стала русской до мозга костей и оставалась ею на протяжении всего своего царствования, а подданные величали ее «царицей-матушкой»[73]73
  Mitrofanoff P. von (Митрофанов П.П.). Offener Brief über das Verhältnis von Rußland und Deutschland / Hrsg. H. Delbrück // PJ. Bd. 146. 1914. S. 385–398, здесь S. 388.


[Закрыть]. Еще в 1931 году, находясь в эмиграции, А.А. Кизеветтер, историк из либерального лагеря, критик монархии, замечал, что почитатели Екатерины вспоминали о ней как об истинно «русской императрице»[74]74
  Кизеветтер А.А. Екатерина II // Он же. Исторические силуэты. Люди и события. Берлин, 1931. С. 7–28, здесь цит. по англ. пер.: Portrait of an Enlightened Autocrat // Raeff M. (Ed.) Catherine the Great. A Profile. N.Y., 1972. P. 3–20, здесь p. 6.


[Закрыть]. Некоторые авторы придерживаются этой историографической традиции и в наши дни. Так, например, составитель сборника сочинений Екатерины II, порывая с еще недавно обязательной и наскучившей марксистско-ленинской методологией, описывает самодержавную императрицу как выразительницу национального образа мыслей: «Чистая немка по крови превратилась в истинно русскую царицу, положившую конец иноземному засилью и свято соблюдавшую обычаи народа». Даже после своей смерти, убежден автор, она осталась верна «русской идее», завещав «отдалить от дел и советов» принцев Вюртембергских – братьев великой княгини Марии Федоровны – и вообще не допускать влияния «обоих пол немцов» на правление как в Российской империи, так и в Греческой, рождение которой в Константинополе на момент ее кончины еще стояло на повестке дня[75]75
  Михайлов О.Н. Екатерина II – императрица, писатель, мемуарист // [Екатерина II.] Сочинения Екатерины II. М., 1990. С. 3–20, здесь с. 6, 20. «Завещание» Екатерины цит. по: [Екатерина II.] Завещание (1792) // [Она же.] Записки императрицы. С. 719–720, цит. с. 720.


[Закрыть].

Защищала ли императрица русские традиции от иностранных веяний и действительно ли приведенные выше ее слова из завещания 1792 года – об опасности, якобы заключенной во влиянии немецких советчиков на наследника престола, – были продиктованы заботой о «русской идее»[76]76
  Источник процитирован совершенно точно (см.: [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 703), однако интерпретация – антигерманская и националистическая, – которую предложил составитель сборника и автор вступительной статьи, заслуживает серьезной критики. См. об этом ниже, с. 316–322.


[Закрыть], – один из вопросов, который будет рассмотрен в этой книге. Пока заметим, что подобное толкование не только никак не соотносится с древнерусской православной традицией, но и не учитывает, насколько далеко под воздействием западного влияния отклонился от нее образ правителя со времен Петра Великого. Его реформы санкционировали абсолютную и светскую императорскую «власть посредством власти», хотя, конечно, идея помазания Божьего сохранялась до последних дней существования монархии. Разрыв с прежней традицией углубился, когда в 1742 году дочь великого реформатора Елизавета Петровна первой из императриц сама возложила на себя корону. В результате «суверенный император превратился […] в такого рода абстракцию, что это место могла занять и женщина немецкого происхождения»[77]77
  Cherniavsky M. Tsar and People. Studies in Russian Myths. New Haven; London, 1961. P. 89–91.


[Закрыть]. Более точных интерпретаций требуют и обстоятельства, приводимые в других источниках той эпохи. Так, во-первых, противник Екатерины, критик абсолютизма, потомок Рюриковичей князь Михаил Михайлович Щербатов клеймил позором XVIII столетие как раз за упадок старых добрых нравов и православного христианства, рассматривая эпоху правления Екатерины как низшую точку нравственного падения за всю историю государства и общества. Во-вторых, выдвигая в качестве упрека то, что она рождена не «от крови наших правителей», Щербатов подразумевал не столько ее немецкое происхождение, сколько неправедный, насильственный приход к власти[78]78
  [Щербатов М.М.] Shcherbatov M.M., prince. On the Corruption of Morals in Russia / Ed. and transl. A. Lentin. Cambridge, 1969, цит. рус. текст: p. 234, англ. пер.: p. 235. См. интерпретацию, предложенную составителем: Ibid. Р. 91–92. См. также: Rogger H. National Consciousness in Eighteenth-Century Russia. Cambridge (Mass.), 1960. P. 40.


[Закрыть]. В-третьих, открыто критикуя браки представителей правящего дома с выходцами из-за границы, Щербатов, руководствуясь конкретными историческими фактами, государственными интересами и рационалистским критерием политической целесообразности, опять-таки исходил не из принципиальных национальных соображений, а из негативного опыта, накопившегося после Петра Великого[79]79
  Щербатов М.М. О супружестве российских царей // Он же. Неизданные сочинения / Сост. П.Г. Любомиров. М., 1935. С. 100–111 (Труды Государственного исторического музея. 1935. Вып. б/н). См. также: Rogger H. National Consciousness. P. 40–42.


[Закрыть]. И наконец, в-четвертых, от развернувшейся в XIX–XX веках националистической пропаганды его критику отличает тот факт, что она долгое время спустя после смерти автора оставалась неопубликованной[80]80
  Текстологию и историю публикации см.: Lentin A. Introduction // [Щербатов М.М.] Shcherbatov M.M., prince. On the Corruption of Morals. P. 103–109; указатель литературы по этому вопросу см.: Ibid. P. 314–321.


[Закрыть]. Эти обстоятельства свидетельствуют, что секуляризация как следствие западного просвещения, легитимность, историзм, рационализм, государственный интерес и критика, пусть и не составлявшие пока часть публичной сферы, являются более подходящими для характеристики мира идей ancien régime, в том числе и российского, чем критерии национальной благонадежности монархов чужеземного происхождения.

Даже в поздней фазе существования российского самодержавия взгляды далеко не всех историков укладывались в националистическое русло. К примеру, Ключевскому удалось убедительно показать, что проявленные Екатериной качества правителя объясняются именно ее чужеземным происхождением, хотя он и был далек от того, чтобы приписывать те или иные ее достоинства именно немецкой крови. В 1910–1911 годах, читая в последний раз свой курс лекций, Ключевский, подобно Щербатову, но без его легитимистского пафоса, назвал императрицу одной из «случайностей», очутившихся на российском престоле после Петра Великого[81]81
  Ключевский В.О. Курс русской истории. Т. 5. С. 5 и сл.


[Закрыть], а в одном из афоризмов, не предназначенных для публики, – даже «заезжей цыганкой в Росс[ийской] империи»[82]82
  Он же. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1968. С. 385 (цит. не ранее 1907 г.)


[Закрыть]. Не разделявший шовинистических настроений предвоенных лет, Ключевский, опираясь, по всей видимости, на биографические работы А.Г. Брикнера и В.А. Бильбасова, достаточно подробно посвящал своих студентов в детали семейных и политических связей правящих домов Северной Германии, подготовивших брак Екатерины в России. Он часто говорил, что она прибыла в Россию в роли «бедной невесты», «эмигрантки», что, сменив природное отечество на политическую чужбину, она сохранила любовь к родной стране лишь в виде детских воспоминаний. Ключевский отмечал, что именно этот отрыв от «почвы» и отказ раз и навсегда от привязанности к родине и помог ей целеустремленно подготовить себя к воцарению в России даже в самых неблагоприятных обстоятельствах. Движимая волей к власти, осознавая исключительность своей ситуации, она прилежно старалась освоить не только петербургский придворный этикет, но и политические и общественные условия Российской империи, развивала наблюдательность и умение разбираться в людях, углубляла свои знания и училась работать[83]83
  Он же. Курс русской истории. Т. 5. С. 5–33.


[Закрыть]. Интерпретация Ключевского сохраняет свое значение в том числе и потому, что он избегал выводить личные качества из национальности и места рождения: его слова можно лишь дополнить, но не превзойти в точности.

Что касается Германии, то там еще в последнее десятилетие жизни Екатерины сформировались две точки зрения на ее политические и моральные качества. Среди немецких авторов – как поборников, так и противников Просвещения – были и почитатели императрицы, и те, кто подвергал ее критике разной степени откровенности, упрекая в «жажде славы и завоеваний», усматривая в ее просвещенческих устремлениях лишь маскировку политических интересов, считая ее внутренние реформы неполными, противопоставляя угнетенное положение крестьян роскоши двора и уличая ее фаворитов во влиянии на правление[84]84
  Критические высказывания в адрес Екатерины см., например: Katharine II. vor dem Richterstuhle der Menschheit.


[Закрыть]. Однако главный упрек немецких современников Екатерины состоял вовсе не в том, что она, «урожденная немка, занималась лишь русской политикой, не заботясь при этом о соблюдении немецких интересов»[85]85
  Preuss U. Katharina II. von Rußland und ihre auswärtige Politik im Urteile der deutschen Zeitgenossen // JKGS. N.F. Bd. 5. 1929. S. 1–56, 169–227, здесь S. 205.


[Закрыть]. Напротив, некоторые авторы, проживавшие на территории Священной Римской империи, еще во времена Французской революции не только превозносили Фридриха Великого, но и не меньше гордились тем, что «немецкая княжна из безвластного дома ангальтских князей из Цербста» содействовала Просвещению в России на благо всего человечества[86]86
  См.: Politisches Journal. 1796. S. 1247. Здесь цит. по: Preuss U. Katharina II. von Rußland. S. 208.


[Закрыть]. «Ее царствование имело непреходящее значение для Российской империи, но великая императрица не является исключительным достоянием истории этой страны или ее грядущих поколений» – таков был итог, подведенный берлинским просветителем Иоганном Эрихом Бистером вскоре после смерти Екатерины. И далее: «…ее 34-летнее влияние на остальную Европу было столь мощным, что она принадлежит всем своим современникам; и в первую очередь – нам, немцам, среди которых она была рождена 67 лет тому назад»[87]87
  [Biester J.E.] Abriß des Lebens und der Regierung der Kaiserinn Katharina II. von Rußland. Berlin, 1797. S. IV.


[Закрыть]. Бистер писал далее, что она родилась «во владениях Фридриха, с которым впоследствии разделила славу века сего»[88]88
  Ibid. S. 3.


[Закрыть]. Находчивые панегиристы ухитрялись даже прославлять одновременно обоих правителей в самых высокопарных выражениях, словно обнаруживая историческое величие императрицы в конкуренции среди дам. «С полным правом, – писал берлинский журнал, – сейчас, на исходе века, [ее можно] удостоить звания Великой, в своем роде даже Величайшей»[89]89
  Denkwürdigkeiten aus dem ablaufenden Jahrhundert bei historisch-statistischer Darstellung der Russischen Monarchie und der merkwürdigen Revolution in Frankreich und Polen zu politisch– und kriegerischen Reflexionen. Berlin, 1800. S. 545; цит. по: Bilbassoff B. von. Katharina II. im Urtheile der Weltliteratur. Bd. 2. S. 83–86, здесь S. 84.


[Закрыть]. Вполне естественно, что в 1796 году, незадолго до смерти императрицы, статья о ней появилась в Лексиконе живущих ныне немецких писателей Иоганна Георга Мойзеля[90]90
  [Meusel J.G.] Das gelehrte Teutschland oder Lexikon der jetzt lebenden teutschen Schriftsteller, angefangen von Georg Christoph Hamberger, fortgesetzt von Johann Georg Meusel. Bd. 1. 5. Aufl. Lemgo, 1796. S. 563–564; дополнения см. в: Verzeichnis der in der fünften Ausgabe des gelehrten Teutschlandes vorkommenden verstorbenen Schriftsteller // Ibid. Bd. 12. Lemgo, 1806. S. 318–319.


[Закрыть]. О ее немецком происхождении упоминалось и в Лексиконе ученых Христиана Готлиба Йохера, где при всей неизбежной краткости приводилось достаточное обоснование тому, «чтобы найти этой женщине всеохватного ума подобающее ей почетное место в храме литературной славы»[91]91
  [Jöcher C.G.] Fortsetzungen und Ergänzungen zu Christian Gottlieb Jöchers Allgemeinem Gelehrten-Lexiko, angefangen von Johann Christoph Adelung und fortgesetzt von Heinrich Wilhelm Rotermund. Bd. 3. Delmenhorst, 1810 (reprint: Hildesheim, 1961). Sр. 122–123.


[Закрыть]. В 1827 году ее приняли в еще один храм – «немецкий храм славы», поскольку она, «подобно великому Фридриху, благодаря своей государственной деятельности наивыгоднейшим образом [отличилась] перед всеми великими людьми тогдашней Европы»[92]92
  Katharina II., Kaiserin von Rußland. Gotha, 1827. S. 13; здесь цит. по: Bilbassoff B. von. Katharina II. im Urtheile der Weltliteratur. Bd. 2. S. 227–228.


[Закрыть].

Эта патриотическая гордость, вполне сочетавшаяся с открытым, просвещенческим образом мышления, пережила резкое угасание после Польского восстания 1830 года, омрачившего представления немцев о России, причем некоторые рассуждения в эпоху национализма приобрели даже весьма грубый характер. Во времена Николая I, а особенно с началом Крымской войны, возобладала и распространилась берущая свое начало в традиции Просвещения, однако популярная и среди рьяных антипросветителей точка зрения, согласно которой в России за европейским фасадом продолжал жить азиатский деспотизм, более всего соответствующий характеру ее народа[93]93
  См. об этом: Groh D. Rußland und das Selbstverständnis Europas. Ein Beitrag zur europäischen Geistesgeschichte. Neuwied, 1961, особенно см. S. 157–205.


[Закрыть]. Некоторые немецкие авторы – например, Фридрих фон Раумер[94]94
  Raumer F. von. Polens Untergang. Leipzig, 1832. См.: Serejski M.H. Europa a rozbiory Polski. S. 221–223; Bornträger E.W. Katharina II. S. 151–154.


[Закрыть], Эрнст Геррманн[95]95
  Strahl P., Herrmann E. Geschichte des Russischen Staates. Bde. 1–7. Hamburg, 1832–1866. Bd. 5. 1853. Bd. 6. 1860. См. об этом: Serejski M.H. Europa a rozbiory Polski. S. 273–274.


[Закрыть], Самюэль Зугенхейм[96]96
  Sugenheim S. Rußlands Einfluß auf und Beziehungen zu Deutschland, vom Beginne der Alleinregierung Peters I. bis zum Tode Nikolaus I. (1689–1855). Bde. 1–2. Frankfurt a.M., 1856. См. также: Bornträger E.W. Katharina II. S. 156.


[Закрыть], Иоганнес Янссен[97]97
  Janssen J. Rußland und Polen vor hundert Jahren. Frankfurt a.M., 1865; Idem. Zur Genesis der ersten Teilung Polens. Freiburg, 1865; cм. об этом: Serejski М.Н. Europa a rozbiory Polski. S. 325–328; Bornträger E.W. Katharina II. S. 161–165.


[Закрыть], а также влиятельный публицист и историк прибалтийский немец Теодор Шиманн[98]98
  Schiemann Th. Geschichte Rußlands unter Kaiser Nikolaus I. Bde. 1–4. Berlin, 1904–1919. Bd. 1: Kaiser Alexander I. und die Ergebnisse seiner Lebensarbeit. S. 4–20; см. также: Idem. Katharina II. und Potemkin // Idem. Russische Köpfe. Berlin, 1916. S. 87–123 (reprint: Berlin, 1919); Idem. Katharina II. Eine Charakteristik // Wissenschaftliche Vorträge, gehalten auf Veranlassung Sr. Exz. des Herrn General-Gouverneurs Hans Hartwig von Beseler in den Kriegsjahren 1916/17. Berlin, 1918. S. 115–136.


[Закрыть] – испытывали даже некоторую неловкость в связи с немецким происхождением Екатерины. После того как в 1859 году Александр Иванович Герцен опубликовал фрагменты из мемуаров Екатерины[99]99
  [Екатерина II.] Mémoires de l’impératrice Catherine II, écrites par elle-même [Ed. A. Herzen]. Londres, 1859; рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы Екатерины II: Перевод с французского / Изд. Искандера. Лондон, 1859 (репринт со вступит. ст. Е.В. Анисимова: М.: Наука, 1990; М.: Книга, 1990).


[Закрыть], откровенно изображавшие картину притворства и лицемерия, столь свойственную двору Елизаветы Петровны, императрица сама превратилась в типичное воплощение русской лживости и бессовестной жажды власти, а просвещенность ее абсолютизма была объявлена напускной. А.Г. Брикнер, считавший себя посредником между российской и немецкой историографиями, в 1883 году с явным сожалением констатировал разницу эпох: «В те времена [в конце XVIII века] космополитизма было больше, чем ныне». Однако своим простодушным историзмом он разоблачал не идеологическую составляющую исторической науки той эпохи, будь то в России или Германии, а безобидный анекдот об императрице и ее английском лейб-медике Джоне Роджерсоне: «Обращенная к доктору просьба Екатерины выпустить ей всю ее немецкую кровь – всего-навсего одна из сплетен, передающаяся бездумно и некритично и ни у кого не вызывающая вопроса об ее источнике»[100]100
  Brückner A. Katharina die Zweite. Berlin, 1883. S. 571. Этот анекдот рассказывает в своих мемуарах, написанных в 1850-е годы, Елизавета Николаевна Львова: «Лишь только граф Безбородко вошел, императрица Екатерина, смеясь, ему сказала: – Теперь все пойдет лучше: последнюю кровь немецкую выпустила» (см.: Русские мемуары. Избранные страницы. XVIII век. М., 1988. С. 399–413, здесь с. 404). См. о докторе Роджерсоне (Рожерсоне): Cross A.G. John Rogerson: Physician to Catherine the Great // CSS. Vol. 4. 1970. P. 594–601.


[Закрыть].

С другой стороны, на фоне постепенно убывавшего после 1848 года восхищения Польшей немецкая публицистика все больше критиковала альянс обеих великих немецких держав с Россией[101]101
  См.: Müller M.G. Die Teilungen Polens. S. 83–85.


[Закрыть], попутно очерняя образ Екатерины в глазах католиков и либералов, а отношение к полученному императрицей образованию во французском духе и ее тесным связям с французскими просветителями постепенно становилось все более негативным. Что касается переписки Екатерины с знаменитыми писателями, сопровождавшейся рецепцией идей Вольтера, Монтескьё и энциклопедистов, то в придании ее гласности среди просвещенной европейской публики в свое время были заинтересованы обе стороны этого процесса. Немецкие же ученые в Москве и в Петербурге, опасавшиеся утраты своих традиционных позиций, на этом фоне якобы чувствовали себя обиженными из-за возросшего авторитета французских ученых, писателей и деятелей искусства в правление Екатерины II. В 70-е годы XIX века, с началом публикации источников по истории России, живой интерес к истории российско-французских отношений возник во Франции, усилившись в 1890-е годы благодаря заключенному обеими державами союзу. Вплоть до начала Первой мировой войны исследователи уделяли особое внимание французскому влиянию как на придворную культуру и интеллектуальную жизнь России вообще, так и на отдельных представителей элиты[102]102
  См.: Rambaud A. Catherine II et ses correspondants français, d’après de récentes publications // Revue des deux mondes. T. 19. 1877, 15 jan. et 1 fév.; Pingaud L. Les Français en Russie et les Russes en France. L’ ancien régime. L’ émigration. Les invasions. Paris, 1886; Безобразов П.В. О сношениях России с Францией. М., 1892; Иконников В.С. Сношения России с Францией XVI–XVIII вв. Киев, 1893; Larivière Ch. de. Catherine la Grande d’après sa correspondance: Catherine II et la Révolution française d’après de nouveaux documents. Paris, 1895; Idem. La France et la Russie au XVIII siècle. Études d’histoire et de littérature franco-russe. Paris, 1909; Tourneux M. Diderot et Catherine II. Paris, 1899; Haumant E. La culture française en Russie (1700–1900). Paris, 1910 (2me éd.: 1913; reprint: Cambridge, 1971). О политических предпосылках к возникновению нового интереса к России во времена Третьей республики см.: Butenschön M. Zarenhymne und Marseillaise. Zur Geschichte der Rußlandideologie in Frankreich (1870/71–1893/94). Stuttgart, 1978; Deininger H. Frankreich – Rußland – Deutschland 1871–1891. Die Interdependenz von Außenpolitik, Wirtschaftsinteressen und Kulturbeziehungen im Vorfeld des russisch-französischen Bündnisses. München, 1983. S. 3–22.


[Закрыть].

Рецепция трудов французских философов была лишь одним из факторов, повлиявших на формирование известного представления об императрице как о воспитаннице французских просветителей, и до сих пор этот образ едва ли подвергался пересмотру. Для суждения или – тем более – осуждения с точки зрения националистической намного важнее был тот факт, что Екатерина говорила и писала в основном по-французски. Самые главные ее произведения, как и ее важнейшая корреспонденция, были написаны по-французски, однако изучение особенностей ее языка и феномена ее многоязычия сегодня только начинается. Поскольку из всей литературы она также предпочитала главным образом французскую, исследователи долгое время недооценивали влияние других культур. В переводе на французский язык Екатерина читала Тацита и Плутарха, Чезаре Беккариа и Уильяма Блэкстоуна, в оригинале по-французски – труды прусского короля Фридриха II и немецких политических писателей – барона Якоба Фридриха фон Бильфельда и Фририха Генриха Штрубе де Пирмонта.

После 1871 года лишь немногие историки и писатели кайзеровской Германии сумели принять эти факты интеллектуально-политической биографии Екатерины и воздержаться от злобных националистических комментариев, и среди них – Карл Хиллебранд, служивший личным секретарем Генриха Гейне в 1849–1850 годах, во время парижского изгнания поэта[103]103
  Hillebrand K. Katharina II. und Grimm // Deutsche Rundschau. Bd. 25. 1880. S. 377–405.


[Закрыть], а поколение спустя – и Отто Хётцш. Правда, для последнего – консерватора-реформиста, называвшего Екатерину «российской императрицей с немецкой кровью и французской культурой», – национальные категории все же имели значение[104]104
  Hoetzsch O. Catharine II. P. 698. Эту мысль он уточнил в издании на немецком языке 1940 года: «По крови она была и продолжала быть немкой. Однако она вполне осознанно старалась стать и быть русской в национальном и политическом смысле и француженкой по духу» (см.: Idem. Katharina II. von Rußland. S. 18).


[Закрыть]. Тем не менее в его оценке – положительной, за исключением некоторых критических оговорок, – преобладают универсальные категории: «Во всемирно-историческом процессе “европеизации” России, начатом в полной мере Петром I, ее 34-летнее правление стало вторым решающим этапом». И еще: «Будучи европейским человеком по происхождению и образованию, [она была] всецело связана с великим интеллектуальным движением своего времени»[105]105
  Hoetzsch O. Catharine II. P. 700; Idem. Katharina II. S. 9–10. Кстати, в немецкоязычном издании Хётцш с большим одобрением отзывается о работах Ключевского, опубликованных до 1940 года: Ibid. S. 120.


[Закрыть].

Написанная перед началом Первой мировой войны, работа Хётцша была опубликована лишь в составе обзорного труда на английском языке, поскольку на тот момент в Германии духу времени больше соответствовали другие высказывания, например мнение его учителя Теодора Шиманна, первого профессора, возглавившего кафедру истории Восточной Европы в Берлине. В 1904 году, в год выхода его Истории России в правление Николая I, Шиманн мог быть вполне уверен, что те же самые эпитеты, которые столетием раньше служили писателям Просвещения для прославления императрицы, в империи кайзера Вильгельма II объединятся и сольются в общий политический и моральный приговор. Разумеется, ни о какой патриотической гордости за ее немецкое происхождение не могло быть и речи: напротив, историк находил достаточно предосудительным уже то, что когда-то в общем гимне «всего литературного мира тогдашней Франции», восхвалявшем Екатерину, слышались голоса немцев. По его мнению, несмотря на приложенные старания, ей так и не удалось стать русской. Напротив, она была – и с его точки зрения это являлось еще более серьезным прегрешением – «француженкой по мышлению и образованию […] с оттенком космополитизма, индифферентной в религиозном отношении, а в политическом руководствовавшейся самым беспощадным государственным эгоизмом, без малейшего намека на деликатность, озабоченной лишь сохранением видимости, фальшивого приличия того величавого жеста, что она умела исполнять в совершенстве»[106]106
  Schiemann Th. Geschichte Rußlands unter Kaiser Nikolaus I. Bd. 1. S. 4–5; Idem. Katharina II. und Potemkin. S. 98, 100–101. О топосе «русское притворство» (russisches Scheinwesen), которое употреблял этот историк – прибалтийский немец, см.: Meyer K. Theodor Schiemann als politischer Publizist. Frankfurt a.M.; Hamburg, 1956. S. 100–102, 112–115; Bornträger E.W. Katharina II. S. 80–82.


[Закрыть].

С сегодняшней точки зрения тот факт, что единственное произведение, посвященное «немецкому» в императрице, было шовинистическим памфлетом времен Первой мировой войны, не лишен иронии: в 1916 году Вильгельм Рат, автор заслуженно забытой в наши дни биографии Екатерины, опубликовал в приложении к ней статью под заголовком Немецкая царица. В том же году она вышла под другим названием в декабрьском номере ежемесячного журнала Konservative Monatsschrift[107]107
  Rath W. (Hrsg.) Die deutsche Zarin. S. 288–306; Idem. Das Deutsche in Katharina II. // Konservative Monatsschrift. Jg. 74. 1916/17. Dezemberheft. S. 210–217.


[Закрыть]. В своей публикации, выдержанной скорее в националистическом, чем консервативном ключе, Рат утверждал, что Екатерина перенесла на российский престол дух Фридриха. Эти размышления лишь на первый взгляд были составной частью патриотического дискурса рубежа XVIII–XIX веков. Рат вовсе не был сторонником прогресса просвещения и гуманизма: «Это был триумф немецкого духа и прусской идеи, пусть даже и не во благо Германии»[108]108
  Ibid. S. 213.


[Закрыть]. Если Шиманн утверждал, что императрице не удалось обрусеть, то Рат, ловко жонглируя интерпретациями, сетовал на то, «что немцы способны отлично адаптироваться в чужой стране»: «Екатерина была немкой, потому она и смогла обрусеть настолько основательно»[109]109
  Ibid. S. 210, 212.


[Закрыть]. Менее чем 20 годами позднее было уже недостаточно просто привести в согласие «прусскую идею» и «немецкий дух», то есть предоставить прусскому королю почетное место в историографии национал-социализма лишь за его заслуги перед историей. Более востребованным оказалось исследование «расового происхождения 4096 предков Фридриха Великого»[110]110
  См.: Hohlfeld J. Die 4096 Ahnen Friedrichs des Großen nach ihrer rassischen Herkunft (=Ahnentafeln berühmter Deutscher N.F. 2). Leipzig, 1934. См. еще семь подобного рода «доказательств арийского происхождения», опубликованных в 1933–1939 годах, см.: Henning E., Henning H. Bibliographie Friedrich der Große. S. 99.


[Закрыть].