Текст книги "Екатерина II, Германия и немцы"

Автор книги: Клаус Шарф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Вмешательство императрицы коснулось в первую очередь аграрной и крестьянской политики частично сохранявших свою автономию провинций. Лифляндские и эстляндские дворяне, чиновники и отдельные просветители, происходившие из горожан остзейских провинций – например, пастор Иоганн Георг Эйзен, – сами предлагали проекты реформ, направленных на повышение урожайности и защиту интересов крестьян. Однако государство в то же время было заинтересовано в повышении налоговых поступлений и, как следствие, в том, чтобы разъяснить привилегированным землевладельцам, что их крестьяне являлись, как и все остальные, подданными российской императрицы, даже если они и были освобождены от уплаты подушного налога и не подлежали рекрутскому набору. Постепенно появлявшиеся в Прибалтике способные и знавшие местную специфику русские чиновники укрепили петербургские власти в их намерении отважиться на конфликт с рыцарством, причем они были поддержаны в этом реформаторскими силами внутри остзейских провинций[497]497
  Зутис Я. Остзейский вопрос. С. 230–284, 297–300; Neuschäffer H. Katharina II. S. 403–405; Madariaga I de. Russia in the Age of Catherine the Great. P. 63–64 (рус. пер. см.: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. С. 117. – Примеч. науч. ред.); Bartlett R.P. The Question of Serfdom.


[Закрыть].

Еще до прихода Екатерины к власти распространилось и приобрело большой вес мнение, согласно которому добиться оздоровления сельской экономики и удовлетворить таким образом интересы государства можно только защищая интересы крестьян – как минимум восстановив их права, имевшиеся у них во времена шведского владычества. Кроме того, дворянству и властям причиняли много хлопот побеги крестьян и волнения в сельской местности. Еще в 1762 году лифляндский генерал-губернатор Юрий Юрьевич Броун поддержал императрицу в ее намерении предоставить право подачи жалоб всем жителям, включая крепостных крестьян[498]498
  Sacke G. Livländische Politik. S. 31.


[Закрыть]. Не позднее 1763 года она обратила внимание на труды пастора Эйзена, осуждавшего институт крепостного права не только в Лифляндии, но и во всей Российской империи. Он предлагал заменить его правом крестьян на производную, или арендуемую, собственность и призывал основать образцовые поселения, где крестьяне владели бы собственностью в такой форме. В конце октября 1763 года Екатерина даже приняла Эйзена, поручила ему продолжить работу над проектами, а затем испытать их на практике в России[499]499
  Семевский В.И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века. Т. 1. СПб., 1888. С. 14–17; Wihksninsch N. Die Aufklärung. S. 206–230; Зутис Я. Остзейский вопрос. С. 334–339; Neuschäffer H. Der livländische Pastor und Kameralist Johann Georg Eisen zu Schwarzenberg: Ein deutscher Vertreter der Aufklärung in Rußland zu Beginn der zweiten Hälfte des 18. Jahrhunderts // Liszkowski U. (Hrsg.) Rußland und Deutschland. Stuttgart, 1974. S. 120–143, здесь S. 125–132; Neuschäffer H. Katharina II. S. 274–285, 389–402; Bartlett R.P. The Question of Serfdom. P. 154–157; Idem. Russia’s First Abolitionist. См. работу, автор которой привлек латвийские исследования: Donnert E. Johann Georg Eisen. S. 51–72.


[Закрыть].

Во время своей поездки по Эстляндии и Лифляндии, посетив также и курляндскую резиденцию в Митаве летом 1764 года, императрица получила обстоятельные сведения о проблемах сельского хозяйства и положении крестьян. Рыцарству было дано понять, что императрица намерена вмешаться в существующую структуру власти, если не достигнет своих целей иным путем[500]500
  Neuschäffer H. Katharina II. S. 379–387.


[Закрыть]. В самом деле, аграрные реформы, предпринятые непосредственно после ее поездки в остзейские провинции, доказывают, что в условиях давления, оказывавшегося абсолютной государыней на внесенное в матрикулы дворянство, последнему ради сохранения привилегий не оставалось ничего другого, как согласиться на меры, направленные на улучшение положения крестьянства. После некоторой борьбы между рыцарством и правительством последнему все-таки удалось запустить некоторые реформы:

1. Во-первых, в 1764 году лифляндский ландрат Карл Фридрих барон Шульц фон Ашераден (Schoultz von Ascheraden) первым среди землевладельцев издал специальное узаконение в пользу крестьянства, ограничивавшее их обязанности в соответствии со старым правом шведских времен, гарантировал крестьянам права на движимое имущество и признал право крестьян на обработку личного земельного участка для ведения собственного хозяйства. Шульц, возможно, надеялся, что ландтаг 1765 года прислушается к его аргументам и поддержит его инициативу, чтобы тем самым опередить принудительные меры со стороны правительства, однако был разочарован сопротивлением, оказанным ему со стороны рыцарства. Лишь некоторые помещики остзейских провинций последовали его примеру до конца XVIII века[501]501
  Wihksninsch N. Die Aufklärung. S. 230–258; Sacke G. Livländische Politik. S. 31–36; Зутис Я. Остзейский вопрос. С. 339–359; Neuschäffer H. Katharina II. S. 405–407, 413–426; Idem. C.F. Frhr. von Schoultz-Ascheraden: Ein Beitrag zum Forschungsproblem der Agrarreformen im Ostseeraum des 18. Jahrhunderts // Journal of Baltic Studies. Vol. 12. 1981. P. 318–332.


[Закрыть].

2. Только в результате всестороннего давления со стороны генерал-губернатора ландтаг после длительного сопротивления согласился с проектом Броуна – признать права крестьян на движимые имения, позволить крестьянам свободно продавать продукты собственного производства и предоставить им право подавать жалобы на своих помещиков. Решение об объеме крестьянских обязанностей оставалось, однако, за помещиками, будучи ограничено только сведениями, подаваемыми ими же. Тем не менее помещики пренебрегали даже этим весьма расплывчатым решением, а его выполнение практически не контролировалось[502]502
  Wihksninsch N. Die Aufklärung. S. 237 ff.; Sacke G. Livländische Politik. S. 31–33; Зутис Я. Остзейский вопрос. С. 345–353; Neuschäffer H. Katharina II. S. 413–420.


[Закрыть].

3. В качестве сугубо административной меры, имевшей целью повышение налогов, Екатерина распорядилась о проведении тогда же гаковой ревизии[503]503
  Гак (нем. Haken) – региональная единица учета земли и крестьянских повинностей в Эстонии и Латвии. – Примеч. К.Ш.


[Закрыть]на острове Эзеле. Эту ревизию предполагалось увязать с мерами к облегчению положения крестьян. Комиссия, на которую было возложено это поручение, предложила установить границы власти господина над крестьянином, гарантировать крепостным право собственности на движимое имущество и заключать при дарении государственных земель договоры аренды, выгодные крестьянам, населяющим имение, как предлагал Эйзен. В 1765 году императрица утвердила формуляр договора аренды государственной земли, выработанного в результате этих усилий. Его действие распространялось на всю Лифляндию и Эстляндию[504]504
  Sacke G. Livländische Politik. S. 35–36; Зутис Я. Остзейский вопрос. С. 353–359; Neuschäffer H. Katharina II. S. 405–407.


[Закрыть].

Поскольку вмешательством Екатерины в сложившиеся структуры общества и власти руководили, главным образом, политические соображения, его последствия стали очевидны прежде всего на политическом уровне и лишь затем – на экономическом и общественном. При вступлении Александра Алексеевича Вяземского в должность генерального прокурора в 1764 году императрица заявила ему, что было бы, конечно, неблагоразумно отменять привилегии Украины, Лифляндии и русской Финляндии одним махом, однако точно такой же ошибкой было бы выделять их и относиться к ним как к чужим провинциям: «Сии провинции […] надлежит легчайшими способами привести к тому, чтоб оне обрусели и перестали бы глядеть как волки к лесу». «Легчайший способ» виделся ей не в бумажных декларациях и не в применении военной силы, а в выборе «разумных людей» в начальники этих провинций[505]505
  Собственноручное наставление Екатерины II князю Вяземскому при вступлении им в должность генерал-прокурора (1764 г.) // Сб. РИО. Т. 7. С. 345–348, здесь с. 348. См.: Sacke G. Livländische Politik. S. 38; Зутис Я. Остзейский вопрос. С. 290; Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. P. 61–62 (рус. пер. см.: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. С. 115. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть].

О целесообразности ассимилировать подвластные ей народы Екатерина в общих чертах написала в своем Наказе, а более определенно высказалась по этому поводу в связи с требованием лифляндских депутатов Уложенной комиссии, настаивавших на особом положении своей провинции, передав свои слова через маршала Комиссии Бибикова: «Они подданные Российской империи, а я не лифляндская Императрица, но всероссийская»[506]506
  [Екатерина II.] Наказ императрицы Екатерины II. С. 85, ст. 292; Список с собственноручных ответов Екатерины II к А. Бибикову. О разъяснении недоразумений при обсуждении проекта в Комиссии для сочинения нового уложения (1768 г.) // Сб. РИО. Т. 10. С. 272–274, здесь с. 273. (См. цитату также: Брикнер А.Г. История Екатерины II. СПб., 1885; репринт: М., 1998. С. 590. – Примеч. науч. ред.) См.: Иконников В.С. Значение царствования Екатерины II. С. 166; Sacke G. Livländische Politik. S. 38.


[Закрыть]. И, несмотря на то что, готовя те или иные законопроекты, Екатерина тщательно взвешивала, насколько лифляндские привилегии и права пригодны для Российской империи, она велела Вяземскому ответить лифляндцам – депутатам Уложенной комиссии: «Естьли же Лифляндские законы лучше были нежели наши будут, тому статься нельзя; ибо наши правила само человеколюбие писало…»[507]507
  Два письма Екатерины II-й к генерал-прокурору князю А.А. Вяземскому [без даты] // Бартенев П.И. (Ред.) Осмнадцатый век. Т. 3. М., 1869. С. 388–389; Sacke G. Livländische Politik. S. 40–42; о контексте высказываний см.: Зутис Я. Остзейский вопрос. С. 360–381.


[Закрыть]

В 1782–1783 годах императрица распорядилась, наконец, ввести новое губернское законодательство в Лифляндии и Эстляндии, несмотря на сопротивление, оказывавшееся, главным образом, эстляндцами: «Я покоряла горы, и пусть никто не думает, что мне будет трудно справиться с холмами»[508]508
  Екатерина II – лифляндскому генерал-губернатору Ю.Ю. Броуну, август 1782 г., цит. по копии немецкоязычного оригинала, по изданию: Bienemann F. Die Statthalterschaftszeit in Liv– und Estland (1783–1796). Ein Capitel aus der Regentenpraxis Katharinas II. Leipzig, 1886. S. 101. См. также: Sacke G. Livländische Politik. S. 44; Зутис Я. Остзейский вопрос. С. 523; Neuschäffer H. Katharina II. S. 449–452; Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. P. 315–321 (рус. пер. см.: С. 504–511. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть]. С тех пор на остзейские провинции распространились и другие законы, например, были введены общие для всей России налоги, в 1785 году Жалованная грамота дворянству приравняла матрикулированное дворянство Лифляндии и Эстляндии к неродовитым землевладельцам (ландзасам), получившим чины по Табели о рангах, городское управление было унифицировано Жалованной грамотой городам, а русский язык, войдя в употребление в делопроизводстве и судах наравне с местным, зачастую становился обязательным языком официальных документов[509]509
  Sacke G. Livländische Politik. S. 44–49; Зутис Я. Остзейский вопрос. С. 567–587; Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. P. 321–324 (рус. пер. см.: С. 511–518. – Примеч. науч. ред.); LeDonne J.P. Ruling Russia. P. 329–334.


[Закрыть].

Факт многочисленных заимствований из лифляндского и эстляндского законодательства прошлых эпох в качестве образца для создания унифицированного имперского законодательства дал в XIX веке полное право критикам екатерининской политики в остзейских провинциях упрекать императрицу в том, что она желала «подогнать оригинал под копию»[510]510
  Так писал в 1868 году публицист – прибалтийский немец Юлиус Экардт, цит. по: Brückner A. Katharina die Zweite. Berlin, 1883. S. 520 (рус. пер. см.: Брикнер А.Г. История Екатерины II. СПб., 1885; репринт: М., 1998. – Примеч. науч. ред.). Об Экардте см.: Garleff M. Zum Rußlandbild Julius von Eckardts // Liszkowski U. (Hrsg.) Rußland und Deutschland. S. 206–224.


[Закрыть]. И в самом деле, парадокс налицо: с таким трудом организовав общество необъятной России по европейскому, отчасти и по лифляндскому образцу[511]511
  См.: Geyer D. „Gesellschaft“ als staatliche Veranstaltung. S. 21–50; в несколько переработанном виде в сборнике: Geyer D. (Hrsg.) Wirtschaft und Gesellschaft im vorrevolutionären Rußland. S. 20–52.


[Закрыть], в прибалтийских провинциях императрица лишила традиционных административных прав местную немецкую верхушку рыцарства и города в пользу пронизывавшего всю империю бюрократического распорядка. Сиверс на фоне высокопоставленных чиновников немецкого происхождения представляется выдающимся примером – человеком, защищавшим на родной земле свои сословно-корпоративные привилегии, а в русских губерниях способствовавшим централизации и унификации управления и имитации лифляндских традиций[512]512
  Neuschäffer H. Katharina II. S. 446–452.


[Закрыть].

Чем дальше эстляндские и лифляндские сословия противились политике Екатерины, тем больше высмеивала императрица их упорство и приверженность своим исконным привилегиям: «Господа лифляндцы, от коих мы ожидали примерное поведение как в просвещении, так и в вежливости, не соответствовали нашему ожиданию…»[513]513
  Екатерина II – Петру Александровичу Румянцеву, 16.08.1768 г., цит. по: Брикнер А.Г. История Екатерины II. С. 588; репринт: М., 1998. С. 590. См.: Sacke G. Livländische Politik. S. 41; Зутис Я. Остзейский вопрос. С. 369.


[Закрыть] В одной из ее комедий – одноактной пьесе Передняя знатного боярина, премьера которой состоялась в придворном театре в 1772 году, помимо других комических персонажей представлен немецкий дворянин-военный – откровенная карикатура на прибалтийского рыцаря. Барон фон Доннершлаг изъясняется по-русски с ошибками, перемежая свою речь немецкими ругательствами и крепкими выражениями. Он разбирается только в военном ремесле, серьезно работать не желает и пытается выпросить денег на какой-то загадочный проект у высокого сановника, в передней которого он дожидается своей очереди вместе с другими просителями. Он не только не выносит французов, но и насмехается над русскими на сцене и среди публики, твердя о прелестях своей немецкой родины и о знатности шестнадцати колен предков, внесенных в матрикул[514]514
  [Екатерина II.] Передняя знатного боярина: Комедия в одном действии. Сочинена в городе Ярославле // Сочинения императрицы Екатерины II на основании подлинных рукописей и с объяснительными примечаниями А.Н. Пыпина. Т. 1: Драматические сочинения. СПб., 1901. С. 159–185.


[Закрыть].

По поводу другой своей комедии в письме к Вольтеру Екатерина кокетливо замечала, что «безымянный автор» не лишен таланта, однако обнаруживает серьезные недостатки, поскольку «он не знает театра». И, метко характеризуя себя как драматурга, она продолжала: «…его завязки слабы: но что до изображаемых им характеров, то они всегда выдержаны, и от предстоящих пред глазами его примеров ни сколько не удаляются…»[515]515
  Екатерина II – Вольтеру, 11.08.1772 г. // Voltaire. Correspondence. № 17877 (рус. пер. цитаты см.: Переписка Российской императрицы Екатерины Вторыя с г. Вольтером, с 1763 по 1778 год / Пер. М. Антоновского. Т. 2. СПб., 1802. С. 121–122. (В этом издании письмо датировано 6/17 ноября 1772 г. – Примеч. науч. ред.)


[Закрыть] При этом само собой разумеется, что в лице барона фон Доннершлага она высмеивала только тех заносчивых немцев, которые притязали на почести и вознаграждения в силу своего благородного происхождения вместо того, чтобы преданно служить государству.

Глава V. Просвещение, классицизм, чувствительность: немецкая литература и «немецкое» искусство

В литературном процессе своей эпохи Екатерина участвовала одновременно в нескольких качествах. Во-первых, в упомянутом в конце предыдущей главы письме Вольтеру она выступила автором рецензии на собственную комедию О время! Во-вторых, она поручила перевести комедию на французский язык, дабы мэтр мог убедиться в успехах русской литературы. В-третьих, в то самое время, когда происходил раздел Польши, а в Фокшанах закончились неудачей первые переговоры о перемирии с Османской империей, она расхваливала эту пьесу, утверждая, что смеялась над ней до полусмерти. В-четвертых – и это самое главное, – рецензент пьесы, заказчица ее перевода и ее пропагандистка сама являлась автором этой комедии, входившей в цикл из четырех пьес, написанных в 1772 году[516]516
  См.: [Екатерина II.] О время! // Сочинения императрицы Екатерины на основании подлинных рукописей и с объяснительными примечаниями А.Н. Пыпина. Т. 1: Драматические сочинения. С. 3–48. Переизд.: Сочинения Екатерины II / Сост. О.Н. Михайлов. М., 1990. С. 240–268; Екатерина II – Вольтеру, 11.08. и 17.10.1772 г. // Voltaire. Correspondence. № 17877, 17983. (Это письмо датировано 6/17 ноября 1772 года в издании: Переписка Российской императрицы Екатерины Вторыя с г. Вольтером, с 1763 по 1778 год / Пер. М. Антоновского. Т. 2. С. 121. – Примеч. науч. ред.)


[Закрыть]. Разумеется, скрывавшийся под «прозрачным инкогнито» автор удостоился высокой похвалы компетентных коллег. Вольтер не только посетовал на то, что слишком стар для занятий русским языком. Прежде всего, он был рад, что императрица таким образом смогла немного разогнать скуку: «А всего лучше в похвалу их [комедий ‘неизвестного сочинителя’. – K.Ш.] сказать, оныя достойны того, чтоб Ваше Императорское Величество смешить! ибо Величества смеются редко, хотя и имеют надобность в смехе»[517]517
  Вольтер – Екатерине II, 29.09.1772 г. (н. ст.) // Voltaire. Correspondence. № 17942 («Нет трудности, кажется, переложить оную на иностранный язык? Я же слишком устарел, чтоб выучиться разуметь язык Вашего Государства» – рус. пер. цит. по: Переписка Екатерины Вторыя с г. Вольтером. Т. 2. C. 119–120. – Примеч. науч. ред.). См. также: Wilberger C.H. Voltaire’s Russia: Window on the East. Oxford, 1976. P. 159–160. «Прозрачное инкогнито» – цитата из работы: Jones W.G. Nikolay Novikov: Enlightener of Russia. Cambridge, 1984. P. 62.


[Закрыть]. В том же 1772 году молодой Николай Иванович Новиков – свободный писатель, переводчик, редактор и издатель, первый многосторонний деятель литературного дела в Российской империи – посвятил «неизвестному г. сочинителю комедии ‘О время!’» свой новый журнал Живописец. Он с похвалой отзывался о том, что действие пьесы происходит в России, разоблачая таким образом пороки русского общества: счастлив ее автор, могущий беспрепятственно высказывать критику в царствование мудрой Екатерины, писал Новиков. В заключение двадцативосьмилетний литератор ободрил анонимного автора, благосклонно посоветовав ему продолжать литературные занятия и присовокупив к своему напутствию замечания относительно того, какой следует быть сатире. Екатерина II, на сцене отвергавшая общественные условности и вкладывавшая добродетель, сердечность и ум даже в образы служанок, камердинеров и бедняков различного звания, и Новиков – два автора из провинции под названием «Россия» европейской империи Просвещения, – встретились на публичном поле в одинаковых ролях с равными интересами. Их столь очевидная неформальная перекличка хотя и была недолгой – отношения Екатерины и Новикова быстро испортились, – не может быть тем не менее оставлена без внимания. Перед проблемой интерпретации этого «интермеццо» оказались прежде всего те ученые, кто камуфлировал действительно непростые, напряженные отношения просвещенных протобуржуазных писателей и Екатерины II под принципиальные противоречия – будь то под конфликт между свободой индивидуума и гнетом абсолютизма или под антагонизм общественных формаций[518]518
  См. текст: Берков П.Н. (Сост.) Сатирические журналы Н.И. Новикова. М.; Л., 1951. С. 283–284. Интерпретацию см.: Jones W.G. Nikolay Novikov. P. 61–67. Точку зрения дореволюционной историографии на отношения Екатерины II и Н.И. Новикова см.: Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Вып. 1–3. СПб., 1896–1903 (репринт: Париж, 1930), здесь: Вып. 3: Национализм и европеизм. С. 358–359; Боголюбов В. Н.И. Новиков и его время. М., 1916. С. 62–66. Позиция советской истории литературы представлена в работах: Макогоненко Г.П. Николай Новиков и русское просвещение XVIII века. М.; Л., 1952. С. 184–185; Западов А.В. Новиков. М., 1968. С. 83–85.


[Закрыть].

Сравнение «неизвестного» автора с Мольером – а именно так высоко оценили пьесу императрицы оба рецензента: и не читавший комедию Вольтер, и Новиков[519]519
  Вольтер – Екатерине II, 29.09.1772 г. // Voltaire. Correspondence. № 17942 («Наиболее всего удивляет меня не известный ваш Сочинитель, которого комедии и Моллиеровым не уступают!» – рус. цит. по: Переписка Екатерины Вторыя с г. Вольтером. T. 2. C. 119. – Примеч. науч. ред.); Берков П.Н. (Ред., вступ. ст. и коммент.) Сатирические журналы. С. 283–284.


[Закрыть] – было не чем иным, как лестью без разбора, и не соответствовало фактам. Екатерина опиралась отнюдь не на Мольера: с помощью своего талантливого секретаря Григория Васильевича Козицкого она в свободной форме переложила на русский язык пьесу Христиана Фюрхтеготта Геллерта Богомолка[520]520
  Немецкое издание оригинальной пьесы Геллерта, в комментариях к которому не сказано ни слова о его влиянии на творчество русской императрицы, см.: Gellert C.F. Die Betschwester: Lustspiel in drei Aufzügen: Text und Materialien zur Interpretation / Hrsg. W. Martens. Berlin, 1962. См. также: Schulte-Sasse J. Drama // Grimminger R. (Hrsg.) Deutsche Aufklärung bis zur Französischen Revolution 1680–1789. München, 1980. S. 423–499, здесь S. 443–449. О работе Екатерины с оригиналом комедии и его переработке см.: Prohaska D. Die Vorlage zur Komödie «O Vremja!» von Katharina II. // Archiv für slavische Philologie. Bd. 27. 1905. S. 563–577; Чебышев А.А. Источник комедии императрицы Екатерины «О, время!» // РС. Т. 129. 1907. № 2. С. 389–409; Гуковский Г.А. Русская литература XVIII века. М., 1939. С. 288–289. Русский перевод комедии, выполненный писателем и переводчиком Михаилом Алексеевичем Матинским (1750–1820), был издан двумя годами позже екатерининского переложения комедии: Матинский М.А. Х.Ф. Геллерт, Богомолка: Комедия в 3-х действиях. СПб., 1774; см.: Чебышев А.А. Источник. С. 394.


[Закрыть]. Имя Геллерта было, вероятно, знакомо Екатерине еще с юности. В 1750-х годах этот знаменитый поэт даже состоял с ее матерью в переписке и встречался с ней. Неизвестно, однако, был ли знаком императрице его роман Жизнь шведской графини фон Г***, в котором Геллерт использовал рассказы шведских и немецких пиетистов об их тяжелой жизни в качестве военнопленных в России в царствование Петра Великого[521]521
  О Христиане Фюрхтеготте Геллерте см. примеч. 17 к главе 2; его роман Leben der schwedischen Gräfin von G*** вышел анонимно в 1746 году, а русский перевод (Геллерт Х.Ф. Жизнь шведской графини фон Г***: 2 ч. Тамбов, 1792) – с указанием авторства. – Примеч. науч. ред. О Геллерте и России см.: Keller M. Literarische Würze: Russisches bei Gellert und Münchhausen // Eadem. (Hrsg.) 18. Jahrhundert: Aufklärung. München, 1987. S. 494–498; Martens W. Gellert zwischen Frömmigkeit und Tugend: Sein Leben der schwedischen Gräfin von G. vor pietistischem Hintergrund // Idem. Literatur und Frömmigkeit in der Zeit der frühen Aufklärung. Tübingen, 1989. S. 199–213.


[Закрыть]. В комедии Богомолка, написанной в 1745 году, императрицу привлекла в первую очередь вызывающая умиление критика ложного благочестия и нетерпимости, суеверий и скупости. В Германии почву для нее подготовили моралистические еженедельные журналы[522]522
  Martens W. Die Botschaft der Tugend: Die Aufklärung im Spiegel der deutschen Moralischen Wochenschriften. Stuttgart, 1971. S. 253–256.


[Закрыть], а Екатерина сумела перенести ее из лютеранской среды в Москву вместе с персонажами и самим действием. К древней столице императрица испытывала давнюю неприязнь, а после восстания 1771 года, вспыхнувшего в ответ на карантинные меры, принятые во время эпидемии чумы, и вовсе стала считать московскую знать врагом реформ, а простой народ – особенно непросвещенным и реакционным[523]523
  Alexander J.T. Bubonic Plague in Early Modern Russia: Public Health and Urban Disaster. Baltimore; London, 1980; Idem. Catherine the Great: Life and Legend. N.Y., Oxford, 1989. P. 159–161; Scharf C. Innere Politik und staatliche Reformen seit 1762. S. 764–769.


[Закрыть]. По крайней мере, в конце на сцене торжествуют, как и у Геллерта, добродетельные и разумные персонажи. Большинство ученых – историков литературы всегда презрительно морщили нос, когда речь шла о комедиях Екатерины, и лишь Хедвиг Флейшхакер справедливо отметила, что императрица не только «не ослабила исходный образец […] но и укрепила скелет действия, нарастив его мускулами»[524]524
  Fleischhacker H. Mit Feder und Zepter. S. 117. О том же в более ранней работе: Prohaska D. Die Vorlage.


[Закрыть].

Осуществленная Екатериной адаптация Геллерта на русской почве ни в коем случае не свидетельствует о том, что в первые пять десятилетий своей жизни Екатерина интенсивно или, по крайней мере, систематически занималась современной ей немецкой литературой. Императрицу интересовала не столько сама немецкая литература эпохи Просвещения, сколько импульсы для развития литературы русской. Однако название О время! заставляет пристальнее взглянуть именно на этот момент и на использование императрицей времени в связи с ее драматургической деятельностью в 1772 году.

Здесь следует сказать, что неотъемлемой частью трудовой этики Екатерины как просвещенной правительницы было обращение с собственным временем в соответствии с ее представлениями об «общем благе». Она стремилась так распорядиться своим временем в течение дня, чтобы ее писательские занятия не наносили ущерба государственным делам, которым отводилось время с 9 до 13 и с 15 до 18 часов. К этим делам можно с полным правом отнести вечерние приемы, празднества и игру в карты с избранными членами придворного общества и иностранными дипломатами до 22 часов. Писала же Екатерина в «свободное время» – между 5 и 9 часами утра и вместо послеобеденного отдыха[525]525
  Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. P. 573 (cм. на рус. яз.: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. С. 912. – Примеч. науч. ред.); об этом же см.: [Biester J.E.] Abriß des Lebens und der Regierung der Kaiserinn Katharina II. von Rußland. Berlin, 1797. S. 203–206.


[Закрыть].

Итак, если писательство и было еще одной манией императрицы, то вовсе не поглощавшей то ее время, которое посвящалось обязанностям правителя. Кроме того, даже умилительные комедии выполняли политическую функцию, будучи неразрывно связанными с интересами государства, поскольку автором этих комедий являлась императрица. С одной стороны, и в 1772 году важно было изобличить инертность и предрассудки в стране и выступить с критикой консервативных сил, сопротивлявшихся просвещенной политике императрицы. С другой – с написанием Антидота писательская деятельность императрицы стала частью крупного пропагандистского наступления, которое должно было, по мысли государыни, облегчить положение России в первой войне с Османской империей: в то время как европеизированная и культурная Россия во главе с просвещенной императрицей защищала европейскую культуру от варваров с Востока, информированная европейская общественность, на которую и было направлено это «наступление», должна была объявить бойкот и тем самым поставить на место фактических и потенциальных пособников Порты – в первую очередь, французское правительство. Отметим, что именно тогда эта же самая пропаганда превратила польских недоброжелателей России в ограниченных, нетерпимых врагов Просвещения. И здесь главным союзником Екатерины в борьбе за общественное мнение стал Вольтер: на время войны с Турцией – с 1768 по 1774 год – приходится 80 процентов их переписки[526]526
  См.: Sacke G. Die Pressepolitik Katharinas II. von Rußland // Zeitungswissenschaft. Bd. 13. 1938. S. 570–578; Idem. Die Kaiserin Katharina II., Voltaire und die „Gazette de Berne“ // Zeitschrift für Schweizerische Geschichte. Bd. 18. 1938. S. 305–314; Gooch G.P. Catherine the Great and Other Studies. London, 1954. P. 63–70; Lentin A. (Ed.) Voltaire and Catherine the Great: Selected Correspondence. P. 22–28; Wilberger C.H. Voltaire’s Russia. P. 160–183.


[Закрыть]. А в Германии, благодаря политической кампании Екатерины в европейской прессе, авторитет России вырос как никогда в течение всего XVIII века[527]527
  Preuss U. Katharina II. von Rußland und ihre auswärtige Politik im Urteile der deutschen Zeitgenossen // JKGS. N.F. Bd. 5. 1929. S. 1–56, 169–227, здесь S. 1–56.


[Закрыть].

Активное участие Екатерины-писательницы в войне, которую вело ее государство, не означает ни в коей мере, что у нее не было никаких сугубо литературных интересов. Скорее, она сумела политически инструментализировать свои писательские и меценатские амбиции. Основание в 1764 году Эрмитажа было знаком того, что Петербургу предстояло стать оплотом европейской художественной традиции: с началом войны с Турцией Екатерина приступила к демонстративной скупке знаменитых коллекций в Берлине, Дрездене, Брюсселе, Женеве, Париже, Риме, полотен из галереи графа Роберта Уолпола в Хоутон-Холле (графство Норфолк)[528]528
  Об истории собрания западноевропейской живописи в Эрмитаже см.: Piotrowskij B.B. Die Eremitage. Stuttgart, 1982 (reprint: 1990). S. 108–185; Piotrowskij B.B., Suslov V.A. Preface // Eisler C. Paintings in the Hermitage. N.Y., 1990. P. 9–17, 19–31.


[Закрыть]. Если владельцев этих коллекций расставаться со своим имуществом заставляли главным образом возникшие во время Семилетней войны издержки, то Екатерину новая война лишь подстегнула к приобретению произведений искусства. Агентом императрицы в Париже одно время был Дидро, позднее – Гримм, но в основном в качестве таковых выступали уважаемые и образованные члены высшего петербургского общества, посещавшие страны Европы, а также русские дипломаты, среди которых были коллекционеры: Иван Иванович Шувалов и его племянник Андрей Петрович Шувалов, княгиня Екатерина Романовна Дашкова и ее братья – Александр Романович и Семен Романович Воронцовы, послы: князь Дмитрий Алексеевич Голицын в Париже и Гааге, граф Алексей Семенович Мусин-Пушкин – в Лондоне, князь Владимир Сергеевич Долгорукий – в Берлине, князь Андрей Михайлович Белосельский-Белозерский – в Дрездене, граф Андрей Кириллович Разумовский – в Неаполе, князь Николай Борисович Юсупов – в Турине, а с 1780-х годов – и граф Николай Петрович Румянцев во Франкфурте-на-Майне[529]529
  Обстоятельного исследования о Екатерине II – меценате пока не создано. Наиболее представительной остается интерпретация столетней давности: Réau L. Catherine la Grande: inspiratrice et Mécène des arts. Paris, 1912. C м. также: McConnell A. Catherine the Great and the Fine Arts // Mendelsohn E., Shatz M.S. (Ed.) Imperial Russia, 1700–1917: State – Society – Opposition: Essays in Honor of Marc Raeff. DeKalb (Ill.), 1988. P. 37–57: в работе, однако, уделяется крайне мало внимания «немецким» художникам. Сведения здесь и далее приводятся преимущественно по изданию: Stählin K. Aus den Papieren Jacob von Stählins: Ein biographischer Beitrag zur deutsch-russischen Kulturgeschichte des 18. Jahrhunderts. Königsberg; Berlin, 1926. S. 285–286; Permenter H.R. The Personality and Cultural Interests of the Empress Catherine II as Revealed in Her Correspondence with Friedrich Melchior Grimm: Ph. D. diss. / Univ. of Texas. Austin, 1969. P. 126–171; Wilson A.M. Diderot. N.Y., 1972. P. 545–546; Talbot Rice T. The Conflux of Influences in Eighteenth-Century Russian Art and Architecture: a Journey from the Spiritual to the Realistic // Garrard J.G. (Ed.) The Eighteenth Century in Russia. Oxford, 1973. P. 267–299; Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. P. 532–534 (cм. на рус. яз.: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. С. 849–850. – Примеч. науч. ред.); Garlowa M., Aswarischtsch B. Eulen nach Athen tragen? // Ebert-Schifferer S. (Hrsg.) Von Lucas Cranach bis Caspar David Friedrich: Deutsche Malerei aus der Ermitage: [Каталог]. Frankfurt a.M., 1991. S. 13–17. О живописных полотнах художников-немцев в собрании Эрмитажа см.: Никулин Н.Н. Немецкая и австрийская живопись XV–XVIII веков: Эрмитаж. Л., 1989 (2-е изд.: СПб., 1992).


[Закрыть]. Несмотря на то что в Петербурге Екатерина консультировалась по поводу приобретавшихся ею произведений, соглашаясь далеко не на любые суммы, а время от времени – сурово браня комиссионеров, купивших произведения незначительной художественной ценности или серьезно переплативших, она довольно скоро приобрела среди немецких князей славу всемогущей конкурентки, разоряющей других участников рынка произведений искусства[530]530
  См.: McConnell A. Catherine the Great. P. 49.


[Закрыть]. Для себя императрица собирала, прежде всего, геммы, однако среди ее приобретений были и целые библиотеки: книжные собрания Дидро и Вольтера, рукописные коллекции и библиотеки историков Герхарда Фридриха Миллера и Михаила Михайловича Щербатова, архив Иоганна Кеплера и значительная часть кабинета естественной истории Петра Симона Палласа[531]531
  Lentin A. Voltaire and Catherine. P. 177 ff.; Wilson A.M. Diderot. P. 449–467; Black J.L. G. – F. Müller and the Imperial Russian Academy. Kingston; Montreal, 1986. P. 180; Пештич С.Л. Русская историография XVIII века. Т. 1–3. Л., 1961–1971, здесь: Т. 3. С. 5–6; Afferica J. Considerations on the Formation of the Hermitage Collection of Russian Manuscripts // FOG. Bd. 24. 1978. S. 237–336; Volk O. Über Keplers Manuskripte und ihren Ankauf durch Katharina II. // JGUVLE. Bd. 7. 1963. S. 381–388; Wendland F. Peter Simon Pallas (1741–1811): Materialien einer Biographie. Bd. 1. Berlin; N.Y., 1992. S. 532–535.


[Закрыть]. Оставаясь верной своей страсти к учету, в 1790 году Екатерина сообщала Гримму, что ее Эрмитаж насчитывает 38 тысяч книг, 10 тысяч гемм и около 10 тысяч гравюр и рисунков[532]532
  Екатерина II – Ф.М. Гримму, 18.09.1790 г. // Сб. РИО. Т. 23. С. 499.


[Закрыть]. На меблировку своих дворцов в стиле классицизма с 1783 по 1791 год она потратила полмиллиона талеров у одного только Давида Рентгена, проводившего в те годы больше времени в Петербурге, чем в Нейвиде[533]533
  Рентген, Давид (Roentgen, David, 1743–1807) – один из самых известных мастеров-мебельщиков XVIII века; преуспевающий владелец большой мастерской в Нейвиде-на-Рейне, он отличался большим художественным талантом. В начале 1770-х годов изготовлял мебель наборного дерева в стиле рококо; открыв мастерскую в Париже в 1774 году и став поставщиком мебели французского двора, Рентген постепенно перешел к классицистическим формам. Впервые приехал в Россию в 1784 году, поставки его мебели ко двору продолжались с 1784 по 1790 год, в основном она использовалась в интерьерах возведенного к 1784 году Большого Эрмитажа, среди заказчиков были и приближенные императрицы. В коллекции Эрмитажа хранятся его работы: бюро с Аполлоном, бюро с медальоном Платона, шкаф для хранения коллекции резных камней и др. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть]. Императрица высоко ценила его как искусного мебельного мастера и оформителя кабинетов, не переставая при этом в своих письмах к Гримму подшучивать над его приверженностью гернгутерству[534]534
  Екатерина II – Ф.М. Гримму, 5.04.1784 г., 15.04.1785 г., 26.11.1787 г., 12.02.1790 г., 6.04.1795 г. // Там же. С. 299, 309, 331, 426, 481, 622. См.: Stürmer M. David Roentgen – Englischer Cabinetmacher 1743–1807: Luxus, Kapitalismus und Puritanismus // Blätter für deutsche Landesgeschichte. Bd. 118. 1982. S. 61–72, здесь S. 61, 69, 71.


[Закрыть].

Классицизм и палладианство проникали в Россию благодаря художникам разных стран, и именно этим направлениям с 1750-х годов отдавали предпочтение русские студенты, обучавшиеся в европейских академиях. В 1757 году в число последних вошла Академия художеств в Петербурге. Подобно классицизму в литературе, изобразительное искусство в России с конца XVII вплоть до второй половины XVIII века продолжало ориентироваться на западную традицию рецепции Античности. Как на Западе, лишь с небольшим запозданием, в России возник собственный «спор древних и новых», в котором обрели свое лицо ранние формы национального самосознания; и, как на Западе, интерес к римской культуре преобладал над интересом к греческой до появления трудов Иоганна Иоахима Винкельмана[535]535
  Винкельман, Иоганн Иоахим (Winkelmann, Johann Joachim, 1717–1768) – крупнейший немецкий историк античного искусства. Его интерпретация античного искусства легла в основу эстетики немецкого классицизма. – Примеч. науч. ред. О процессах литературной рецепции см.: Segel H.B. Classicism and Classical Antiquity in Eighteenth– and Early-Nineteenth-Century Russian Literature // Garrard J.G. (Ed.) The Eighteenth Century in Russia. P. 48–71, здесь p. 48–56; Rosenberg K. The Quarrel between Ancients and Moderns in Russia // Cross A.G. (Ed.) Russia and the West in the Eighteenth Century. P. 196–205.


[Закрыть]. Возросшей востребованностью ведущих немецких художников классицизма, работавших в Италии, объясняется та конкуренция, которую Екатерина с середины 1760-х годов, а особенно после 1771 года, сумела составить дворам Германской империи, Флоренции и Неаполя, и даже самой Папской курии, раздавая заказы и покровительствуя художникам[536]536
  «Немецкими» здесь называются художники, происходившие из немецкоязычных областей и территорий, относившихся к Священной Римской империи. См.: Roettgen S. Deutsche Malerei – was ist das? // Ebert-Schifferer S. (Hrsg.) Von Lucas Cranach bis Caspar David Friedrich. S. 18–33. О меценатской деятельности римских пап в XVIII веке см.: Pastor L., Freiherr von. Geschichte der Päpste seit dem Ausgang des Mittelalters. Bd. 16, Abt. 1–3. Freiburg, 1931–1933, здесь Abt. 1. S. 101–160 (Бенедикт XIV), 465–477 (Климент XIII); Abt. 2. S. 368–374 (Климент XIV); Abt. 3. S. 34–81 (Пий VI).


[Закрыть]: «Благодаря Винкельману и Менгсу немецкое искусство и немецкие художественные воззрения распространили свое основополагающее влияние из Рима по всей Европе»[537]537
  Wagener A. Goethe und sein römischer Freundeskreis // Goethe in Italien: [Каталог]. Mainz, 1986. S. 40–54, цит. S. 41. Об оправданном соображениями разумности «общеевропейском стиле», известном как ампир, который «распространится как во Франции, так и в Англии, Германии, Италии», писал Жан Старобинский, при этом ни слова не упомянув о России: Starobinski J. Rom und das Neoklassizistische // Idem. Die Embleme der Vernunft. München, [1980]. S. 78–86, здесь S. 78 (в рус. пер. см.: Старобинский Ж. Рим и неоклассика // Поэзия и знание: История литературы и культуры. Т. 2 / Под ред. С.Н. Зенкина; пер. с фр. М., 2002. С. 416–423, здесь с. 416. – Примеч. науч. ред.). Напротив, избытком национально-исторических категорий страдает следующая работа, в остальном – энциклопедическая по объему материала: Noack F. Das Deutschtum in Rom seit dem Ausgang des Mittelalters. Bde. 1–2. Stuttgart; Berlin; Leipzig, 1927, здесь: Bd. 1. S. 317–375 (гл. VII: Klassizismus und Altertumsforschung unter deutscher Führung / Классицизм и изучение античности под руководством немцев). О включении немецких художников в орбиту римской традиции и о соперничестве местных римских и разнообразных иностранных колоний художников см.: Clark A.M. Studies in Roman Eighteenth-Century Painting / Ed. E.P. Bowron. Washington (D.C.), 1981; Gross H. Rome in the Age of Enlightenment: The post-Tridentine Syndrome and the Ancien Regime. Cambridge, 1990. P. 334–365.


[Закрыть]. Антон Рафаэль Менгс[538]538
  Менгс, Антон Рафаель (Mengs, Anton Raphael, 1728–1779) – немецкий живописец, теоретик искусства; работал в Дрездене, Риме и Мадриде. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], родившийся в 1728 году в Ауссиге[539]539
  В настоящее время – город Усти-над-Лабем (Чехия). – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], был и в теории, и на практике авторитетом, задававшим тон в эстетике целого круга художников, не только рассматривавших себя как художественную школу, но и утверждавших собственные нормы в подходе к античным традициям. Именно Менгс ввел в римское общество Винкельмана[540]540
  См.: Justi C. Winckelmann und seine Zeitgenossen. 5. Aufl. Bde. 1–3 (1866–1872). Köln, 1956, здесь: Bd. 2. S. 39–63, 398–406; Noack F. Das Deutschtum. Bd. 1. S. 318–331.


[Закрыть]. Однако решающую роль в установлении петербургским двором связей с этим кругом сыграла совсем другая личность. В 1764 году, то есть еще при жизни Винкельмана, Иван Иванович Шувалов сумел найти общий язык с другом ученого из Восточной Пруссии – Иоганном Фридрихом Рейфенштейном[541]541
  Рейфенштейн, Иоганн Фридрих (Reifenstein. Johann Friedrich, 1719–1791) – почетный академик Академии художеств и ее комиссионер в Риме в 1772–1790 годах. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], предоставив ему возможность принимать и обучать в Риме русских стипендиатов[542]542
  См.: Reifenstein, Johann Friedrich // ADB. Bd. 27. S. 685–686; Noack F. Das Deutschtum. Bd. 1. S. 340–341, 371; Husar I. Johann Joachim Winckelmann in den ostslawischen Ländern // Beiträge zu der internationalen Wirkung Johann Joachim Winckelmanns. Tle. 2/3. Stendal, 1979. S. 9–68, здесь S. 44–48. О деятельности Рейфенштейна в Риме см.: Lauts J. Karoline Luise von Baden: Ein Lebensbild aus der Zeit der Aufklärung. Karlsruhe, 1980. S. 160–162, 171–173. О влиянии Винкельмана на русскую литературу см.: Segel H.B. Classicism. P. 57–71. Поскольку Якоб Штелин полагал, что его авторитет как художественного критика занижен, он неоправданно строго высказывался в 1760-е годы по отношению к Петербургской академии художеств, подверженной «чужеземному» влиянию, и к неоклассицизму как стилю вообще: Stählin K. Aus den Papieren Jacob von Stählins. S. 257–286.


[Закрыть]. Рейфенштейн, которого Екатерина называла в письмах к Гримму «божественным» («le divin»), обладатель чина надворного советника в Готе, получил аналогичный чин при русском дворе и стал главным агентом императрицы: ему она доверила покупку для нее древних и современных произведений искусства, а также заказы на создание картин. К тому же Рейфенштейн все чаще стал выступать в роли чичероне, сопровождая по Вечному городу и югу Италии не только знатных немецких, но и русских путешественников[543]543
  О фигуре «чичероне» в Риме начиная с XVIII века см.: Gross H. Rome in the Age of Enlightenment. P. 316–320.


[Закрыть]. И если интерес Вольтера к римским древностям был отравлен убеждением, что церковь со времен Античности разлагала Италию[544]544
  Например: Вольтер – Екатерине II, 24.01.1766 г. // Voltaire. Correspondence. № 13134 («Никогда не имел я желания быть в Риме; ибо всегда чувствовал отвращение видеть монахов в Капитолии, а гробницы Сципионовы попираемы попами…» – рус. пер. цит. по: Переписка Екатерины Вторыя с г. Вольтером. Т. 1. СПб., 1802. C. 15–16. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть], то, напротив, для знатных гостей из России, включая княгиню Дашкову и наследника престола Павла Петровича, визиты к папе римскому стали стандартным пунктом программы[545]545
  Brilli A. Il viaggio in Italia. Milano, 1987. О поездках немцев в Италию и их дневниках см. обзор современных исследований: Maurer M. Italienreisen: Kunst und Konfession // Bausinger H., Beyrer K., Korff G. (Hrsg.) Reisekultur: Von der Pilgerfahrt zum modernen Tourismus. München, 1991. S. 221–229. Об аудиенции княгини Е.Р. Дашковой у папы Пия VI в 1781 году см. ее мемуары: Дашкова Е.Р. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России. С. 132. О роскошных празднествах, устроенных курией в честь приезда великого князя Павла Петровича и его супруги Марии Федоровны, см.: Pastor L. von. Geschichte. Bd. 16, Abt. 3. S. 75–76. Об интересе Павла к папству и католицизму вообще см.: McGrew R.E. Paul I of Russia: 1754–1801. Oxford, 1992. P. 126–127, 223, 258–263, 271–281, 296–299, 316–317.


[Закрыть]. Хотя круг немецких художников в Риме постоянно пополнялся молодыми талантами, а группы, скрепленные дружескими чувствами, обособлялись от вновь прибывавших, это сообщество тем не менее просуществовало несколько десятилетий – и не в последнюю очередь благодаря ухищрениям Рейфенштейна[546]546
  Noack F. Das Deutschtum. Bd. 1. S. 367–375; Wagener A. Goethe und sein römischer Freundeskreis.


[Закрыть]. Он выступил посредником и в отношениях русского двора с пятью братьями Хаккерт, старший из которых – знаменитый художник-пейзажист Якоб Филипп[547]547
  Хаккерт, Якоб Филипп (Hackert, Jakob Philipp, 1737–1807) – немецкий живописец, пейзажист, принадлежал кругу поклонников эстетических идей Винкельмана и Менгса; придворный художник неаполитанского короля Фердинанда IV, работал в Пизе и Флоренции. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] – отказался приехать в Россию, зато третий – Вильгельм – был принят в Петербургскую академию художеств преподавателем рисования. Позднее русский двор завязал отношения с Ангеликой Кауфман[548]548
  Кауфман, Ангелика (Kauffmann,Angelika Maria Anna Katharina, 1741–1807) – немецкая художница эпохи классицизма, родилась в Швейцарии в австрийской семье; работала в Риме и Лондоне, пользовалась большим успехом как портретист; была членом Флорентийской, Римской, Венецианской и Лондонской академий художеств. – Примеч. науч. ред. См.: Clark A.M. „Roma mi è sempre in pensiero“ // Angelika Kauffmann und ihre Zeitgenossen. Bregenz; Wien, 1968–1969. S. 5–17 (reprint: Idem. Studies. P. 125–138); Baumgärtel B. Freiheit – Gleichheit – Schwesterlichkeit: Der Freundschaftskult der Malerin Angelika Kauffmann // Schmidt-Linsenhoff V. (Hrsg.) Sklavin oder Bürgerin? Französische Revolution und Neue Weiblichkeit 1760–1830. Frankfurt a.M., 1989. S. 325–339.


[Закрыть] и Иоганном Фридрихом Августом Тишбейном[549]549
  Тишбейн, Иоганн Фридрих Август (Tischbein, Johann Friedrich August, 1750–1812) – немецкий живописец-портретист, представитель художественной династии; работал в Голландии, Германии, Франции и Италии, в 1806–1808 годах – в Петербурге. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть]. Через них, а также через Менгса и Филиппа Хаккерта императрица, великий князь Павел Петрович и представители высшей придворной знати приобрели самые значимые живописные полотна в их коллекциях[550]550
  Никулин Н.Н. Немецкая и австрийская живопись; Ebert-Schifferer S. Von Lucas Cranach bis Caspar David Friedrich; Krönig W. Philipp Hackert und Rußland: Mit einem Verzeichnis der in Rußland befindlichen Gemälde Hackerts // Wallraf-Richartz-Jahrbuch. Bd. 28. 1966. S. 309–320.


[Закрыть]. Сильное впечатление произвел в Италии и Германии заказ на копирование ватиканских лож Рафаэля, которым грозило выветривание. Его получил от Екатерины ученик Менгса Христоф Унтербергер[551]551
  Унтербергер, Христоф (Unterberger, Christoph, 1732–1798) – немецкий художник, с 1758 года до самой смерти работал в Риме; автор алтарных образов и фресок, в том числе в одном из залов виллы Боргезе. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] из Южного Тироля. Присматривать за ним был назначен тот же Рейфенштейн. Копии фресок поместили в Эрмитаже, в построенной Джакомо Кваренги специально для них галерее Рафаэля, равной по своим размерам оригиналу. «Вы не представляете себе, – писал из Рима в 1779 году живописец Фридрих Мюллер по прозвищу Maler Müller Фридриху Генриху Якоби[552]552
  Якоби, Фридрих Генрих (Jacobi, Friedrich Heinrich, 1743–1819) – немецкий писатель, философ, президент Баварской академии наук (1807–1812). – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], – с какой теплотой эта восхитительная женщина относится к живописи, да, собственно, на нее и работает большинство здешних художников…»[553]553
  Фридрих Мюллер – Фридриху Генриху Якоби [первая половина 1779 г.] // Haufe E. (Hrsg.) Deutsche Briefe aus Italien: Von Winckelmann bis Gregorovius. Leipzig, 1987. S. 29–32, цит. S. 30. О задании, данном императрицей Рейфенштейну через Ф.М. Гримма, см.: Екатерина II – Гримму, 1.09., 7.12.1778 г.; 01.–2.01., 11.04., 5.07.1779 г., 5.04.1787 г. // Сб. РИО. Т. 23. С. 101, 116–118, 123, 134, 151, 402. Об Унтербергере, работавшем, помимо русского двора, преимущественно на римских пап – Климента XIV и Пия VI, см.: Noack F. Das Deutschtum. Bd. 1. S. 326–327; Pastor L. von. Geschichte. Bd. 16, Abt. 2. S. 370; Abt. 3. S. 56–57, 64, 75; Clark A.M. Four Decorative Panels by Unterberger // Idem. Studies. P. 142–149; Michel O. Peintres autrichiens à Rome dans la seconde moitié du XVIIIème siècle: Documents publiés // Römische Historische Mitteilungen. Bd. 14. 1972. S. 175–200.


[Закрыть]

Однако Екатерина не просто находила вкус в этом направлении искусства. За полвека до появления политического филэллинизма она использовала интерес Европы к классицизму и художественным традициям Античности в своих идеологических целях, преподнося войну с Османской империей и Крымским ханством как Реконкисту – отвоевание древнегреческих и древнеримских культурных ландшафтов на побережье Черного моря и в Восточном Средиземноморье, – и здесь ключевые слова Екатерина вновь сумела найти в письмах Вольтера[554]554
  См., например: Вольтер – Екатерине II, 04. и 20.07., 28.08., 14.09., 25.10., 20. и 26.11.1770 г. // Voltaire. Correspondence. № 16490, 16528, 16616, 16644, 16726, 16747, 16788.


[Закрыть]. Не будем приводить многочисленных доказательств для подтверждения этого не до конца проверенного тезиса, но ограничимся одним, самым, по меркам ancien régime, сенсационным. Исход первой екатерининской войны с Турцией был еще далеко не ясен, когда с шумным успехом было положено начало «греческому проекту» императрицы, оформившемуся лишь к концу 1770-х годов: он преследовал цель восстановления греческой монархии под короной второго внука Екатерины Константина. Несмотря на то что авторство на сей раз не принадлежало Екатерине, политическая выгода досталась ей. К прославленному – и современниками, и потомками – проекту приложили руку два немца: художник из Пренцлау и поэт из Франкфурта-на-Майне.

Зимой 1770/71 года, после блестящей победы, одержанной в Эгейском море, российский флот под командованием Алексея Орлова встал на якорь в тосканском порту Ливорно. По поручению Екатерины Рейфенштейн предложил тогда еще молодому художнику Филиппу Хаккерту увековечить для потомков морскую битву при Чесме. Осенью 1771 года уполномоченный императрицей И.И. Шувалов заключил с художником контракт на серию из шести крупных исторических полотен. Хотя темы были определены заранее, позднее к заказу прибавились еще шесть картин, причем от мастера требовалось не столько умение художественно воплотить задуманное, сколько верное следование натуре. Как раз этого и не увидел Орлов в начале 1772 года в той картине, что изображала сожжение турецкого флота в Чесменской бухте. Чтобы помочь художнику составить представление «о подобном событии», Орлов испросил разрешения своей императрицы и великого герцога Тосканского Леопольда на невиданную инсценировку: в конце мая поодаль от Ливорнского рейда Орлов приказал взорвать и поджечь фрегат перед огромной толпой наблюдавших за этим настоящим хеппенингом зевак. Под впечатлением от «пожара во имя искусства» Хаккерт внес исправления в картину и даже успел завершить к назначенному сроку весь цикл картин, посвященный основателю русского флота: они были размещены сначала в Петергофе, а затем перевезены в Зимний дворец[555]555
  Это известнейшее полотно из Чесменского цикла – «Гибель турецкого флота в Чесменском бою» – хранится в Петергофе, инв. номер ПДМП 380-ж.


[Закрыть]. В Германии память об этом событии сохранилась главным образом благодаря биографии Хаккерта, написанной Гёте на основе собственноручных заметок художника. В 1807 году, после смерти Хаккерта, знаменитый поэт опубликовал короткие фрагменты в газете, освещавшей культурную жизнь, а в 1811 году – и книгу о художнике[556]556
  Goethe J.W. von. Jakob Philipp Hackert // Morgenblatt für gebildete Stände. 1807. 29–30. Juni. Nr. 154/155, здесь см.: Idem. Berliner Ausgabe. Bd. 17. Berlin; Weimar, 1984. S. 433–441, цит. S. 437; Idem. Philipp Hackert: Biographische Skizze, meist nach dessen eigenen Aufsätzen entworfen. Tübingen, 1811 // Idem. Berliner Ausgabe. Bd. 19. S. 521–721, здесь S. 539–545, 687–692. См.: Krönig W. Philipp Hackert. S. 310–311.


[Закрыть].

Задолго до начала собственной писательской деятельности Екатерина все же была активным участником литературного процесса – как читательница. Однако к современной ей немецкой литературе она стала проявлять живой интерес, лишь познакомившись с широко обсуждавшимся трудом Фридриха II О немецкой литературе (1780)[557]557
  Оригинал по-французски: [Friedrich II. von Preußen.] De la Littérature Allemande. Berlin, 1780 (см. на рус. яз.: [Фридрих II, кор. Прусский.] О немецких словесных науках, их недостатках, тому причинах и какими способами оныя исправлены быть могут. Б.м., 1781. – Примеч. науч. ред.).


[Закрыть]. Как и интерес к произведениям изобразительного искусства, это увлечение возникло из мотивов политических, пусть даже обретя впоследствии самостоятельность и устойчивость. Хотя еще в апреле 1781 года императрица признавалась Гримму в том, что не знает немецкой литературы, полемический напор прусского короля уже тогда показался ей неоправданным: Екатерина писала, что окружавшее его одиночество мешало ему видеть новое; что даже в обществе других людей говорит лишь он сам, ожидая, что остальные будут внимать ему; что никто не осмеливается возражать ему; что, помимо прочего, он уже слишком стар: «В 1740 году (год вступления Фридриха II на престол, когда цербстская принцесса находилась со своей матерью в Берлине. – К.Ш.) мы были молоды, но теперь мы уже не таковы»[558]558
  Екатерина II – Гримму, 14.04.1781 г. // Сб. РИО. Т. 23. С. 202.


[Закрыть]. Даже причислив себя к поколению «старого Фрица», с которым ее разделяла разница в семнадцать лет, Екатерина не преминула на деле доказать свою душевную живость и восприимчивость. Так, уже в июле 1781 года она сообщила, что весной прочла «два сочинения по-немецки»: комическую поэму в прозе Морица Августа фон Тюммеля[559]559
  Тюммель, Мориц Август фон (Thümmel, Moritz August von, 1738–1817) – немецкий писатель, автор сатирических эротических романов в стиле рококо, к которым относится и Вильгельмина, или Окрученный педант (Wilhelmine, oder der vermählte Pedant, 1764). – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] Вильгельмина, или Окрученный педант она нашла милой, а о романе берлинского просветителя Фридриха Xристофа Николаи Жизнь и мнения господина магистра Зебальдуса Нотанкера[560]560
  Николаи, Фридрих Христоф (Nicolai, Friedrich Christoph, 1733–1811) – немецкий писатель-просветитель, издатель и книготорговец; автор романа Das Leben und die Meinungen des Herrn Magister Sebaldus Nothanker (3 Bde. Berlin, 1773–1776) и многочисленных критических работ о современной ему литературе. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] отзывалась с восторгом, пусть и по-французски: «Ах, какой прекрасный немецкий язык, вопреки всем хулителям немецкой литературы». И далее, как высшая похвала: немцы научились пользоваться своим языком, как Вольтер[561]561
  Екатерина II – Гримму, 23.06., 8.07.1781 г. // Там же. С. 208, 212.


[Закрыть]. Не очень уместным Екатерине представлялось уподобление романа Зебальдус Нотанкер сочинению Лоренса Стерна Тристрам Шенди, несмотря на то что Николаи сознательно следовал Стерну, которого хорошо знала и любила цитировать Екатерина[562]562
  Екатерина II – Гримму, 15.02.1782 г. // Там же. С. 228; см. другие ее высказывания о Л. Стерне в письмах к Гримму от 14.12.1777 г., 11. и 16.04., 7.05., 14. и 18.07., 23.08.1782 г., 27.08.1794 г. // Там же. С. 72, 131, 135–136, 138, 152, 155–156, 232, 606. О рецепции Стерна у Николаи см.: Möller H. Aufklärung in Preußen: Der Verleger, Publizist und Geschichtsschreiber Friedrich Nicolai. Berlin, 1974. S. 81, 83; Grimminger R. Roman // Idem. (Hrsg.) Deutsche Aufklärung. S. 635–715, здесь S. 714–715.


[Закрыть]. С тех пор она с благосклонным вниманием следила за выпусками Всеобщей немецкой библиотеки[563]563
  Всеобщая немецкая библиотека (Allgemeine Deutsche Bibliothek) – журнал, основанный Х.Ф. Николаи и издававшийся с 1765 по 1806 год, с 1793 года – под названием Neue allgemeine deutsche Bibliothek (NADB, Новая всеобщая немецкая библиотека). – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], издававшейся Николаи: «Архив гения, разума, иронии и всего самого веселого, что только необходимо для духа и разума»[564]564
  См.: Екатерина II – Гримму, 15.02.1782 г., 29.04.1783 г., 8.05.1784 г. // Сб. РИО. Т. 23. С. 228, 278, 304, цит. с. 228. Оригинал на французском языке: «…une archive[sic. – К.Ш.] de génie, de raison, d’ironie et tout ce qu’il y a de plus égayant pour l’ esprit et la raison…» (Пер. науч. ред.)


[Закрыть]. Намеренно отстраняясь от брюзгливого старика из Сан-Суси, императрица тут же пыталась завязать контакт и с этими писателями, как прежде с Вольтером, д’Аламбером и Дидро. Тюммелю и Николаи она выслала золотые медали в знак своего августейшего расположения[565]565
  Екатерина II – Гримму, 9.03.1783 г. // Сб. РИО. Т. 23. С. 271–272; Möller H. Aufklärung. S. 84, Anm. 65.


[Закрыть]. В сопроводительной собственноручной записке императрица предложила Николаи, «книготорговцу в Берлине», присылать ей все, что он пишет[566]566
  Цит. по: Ischreyt H. (Hrsg.) Die beiden Nicolai: Briefwechsel zwischen Ludwig Heinrich Nicolay in St. Petersburg und Friedrich Nicolai in Berlin (1776–1811): Ergänzt um weitere Briefe von und an Karl Wilhelm Ramler, Johann Georg Schlosser, Friedrich Leopold Graf zu Stolberg, Johann Heinrich Voß und Johann Baptist von Alxinger. Lüneburg, 1989. S. 131, Anm. 3. О впечатлении, произведенном честью, которую оказала ему императрица, свидетельствует также письмо Рамлера к Л.Г. Николаи от 12 ноября 1782 года (н. ст.) и письмо Л.Г. Николаи к Ф.Х. Николаи от 17 февраля 1783 года (Ibid. S. 128, 134).


[Закрыть]. До конца жизни она сохраняла симпатию и к Тюммелю: в 1791 году – в год выхода в свет – она прочла первую часть его вымышленного дневника в письмах Путешествие в полуденные области Франции. Екатерина вновь удостоила автора медали, приняла его благодарность и цитировала его от случая к случаю[567]567
  Thümmel M.A. von. Reise in die mittäglichen Provinzen von Frankreich. 10 Bde. Leipzig, 1791–1805. См.: Екатерина II – Гримму, 2.09.1791 г., 14.08.1792 г., 13.04.1793 г., 5.01.1796 г. // Сб. РИО. Т. 23. С. 557, 572, 582, 667.


[Закрыть].