Текст книги "Воздушный стрелок. Сквозь зенитный огонь"

Автор книги: Клаус Фритцше

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

В неоднократно упомянутый НИИ я был принят в 1963 году в качестве специалиста по машиностроению. Жизненный опыт подсказывал, что таковых специалистов на данный момент должно быть десятки тысяч. Поэтому данный факт вызвал во мне новую тягу к самообразованию. Через несколько лет в нашем коллективе мало кто знал, что я учился на машиностроителя. Карьеру в НИИ я закончил по достижении пенсионного возраста в качестве эксперта по всеобщему надземному строительству.

Когда в 1985 году в НИИ появились первые программируемые счетные машины, я не посетил ни одного из предлагаемых курсов обучения, а занялся освоением машиноориентированного языка программирования прямо на рабочем месте.

Первые компьютеры фирмы Шнайдер поступили к нам в 1986 году (я тогда как раз отмечал свой 63-й День рождения). Они с их программой «Basic» действительно привнесли большое облегчение в работе. Программы для рационализации собственной работы я в основном составлял для себя сам.

Последняя перемена произошла на рубеже 1990 года. Одна западно-германская фирма по линии нашей отрасли подыскивала инсайдера рынка новых земель, и нашла меня, 67 летнего, еще интересным.

Курсов переучивания к потребностям капиталистической экономики не было. Я еще раз извлек пользу от того, что находясь в плену, мне бросилась в глаза собственная предрасположенность к самообразованию.

Мировоззрение и политика

Это был длинный путь, на котором я постигал основы современной общественной науки. От убежденного члена Гитлерюгедна, критичного аналитика советской системы и почти убежденного приверженца учений Маркса-Энгельса-Ленина (Сталина я исключаю осознанно), я дошел до водоворота «обратного развития» и перешел к состоянию закритического наблюдателя социализма советского типа. Этот очень тернистый путь я прошел через годы плена, и кое-что вобрал из него для всей своей жизни.

Например, это касается личного осознания, кто же делает историю? Мой отец был сторонником девиза «историю делают мужчины», а в моем умственном багаже это мнение неприкосновенным осталось тогда, когда я в первые месяцы плена начал думать политически… Но в антифашистской школе нам вбивали в голову, что в принципе ход истории определяют народные массы. Что за глупая попытка, сталинскую диктатуру сопоставлять с ореолом демократии. Без «мужчин» или «власть имущих» – народные массы – это беззащитная толпа.

Большим жизненным примером для меня явились выборы в антифашистский актив лагеря 469/1 (смотри главу 2.11). После этого у меня не осталось сомнений в том, что политику, а с ней и историю, делают власть имущие или жаждущие власти (одинаково какого пола). В движение народ приводится массовым внушением (см. Гитлера) или брутальным насилием (см. Сталина), что в свою очередь вызывает к страданиям и гибели последних во имя идей теоретиков и удержания власти практиками.

Человек, к удивлению, такой товар, который легко поддается дрессировке. Мой жизненный опыт подтверждает, что: «Ничего нет более простого на этом свете, чем натравливать человеческие массы на что-либо».

Красноречивые вожди народов могут вводить в экстаз десятки тысяч людей, а миролюбивых граждан превращать в убийц. Когда в гитлеровской Германии полным ходом шло наращивание вооружений, Геббельс, держа речь перед 5000 человек в Берлинском дворце спорта, в конце своего выступления с визгом задал вопрос: «Хотите пушек вместо масла?», и массы заорали в радостном раскачивании: «Дааааа!»

В связи с этим я усвоил, что опасно о чем-либо беспокоиться и еще опаснее говорить об этом, если твои политические убеждения идут вразрез с власть предержащими. Свободу самостоятельных политических мыслей может себе позволить лишь тот, кто может хорошо держать язык за зубами или, как всегда, обладает властью.

Так и в так называемом правовом государстве понятия «быть правым и с успехом отстаивать свое право – вещи разные».

Понятие партийность было придумано политическими дельцами, чтобы под ширмой необходимости, а также в случае величайших преступлений против человечества, суметь идеологически оправдаться. Кто полностью и безоговорочно отдает себя политической партии, тот для достижения великой (далекой) цели должен все снова мириться с необходимостью говорить и действовать против своих собственных убеждений, если таковые у него, конечно, есть. Ну а кто придерживается определенного мировоззренческого убеждения, должен подальше держаться от партийных идеологов.

И хотя мое политическое убеждение сформировалось уже перед отпуском из плена, во мне все же оставалось немного веры в гуманный немецкий путь к социализму. Так в 1949 году я стал кандидатом в СЕПГ. И то, что это была ошибка, в 1952 году показало исключение меня из рядов партии с ярлыком «врага партии». Данный факт продолжительное время влиял на мою карьеру (по счастью не только негативно).

Пытаясь классифицировать основные типы активных людей в политике, я уже перед освобождением из плена пришел к определенной системе из трех классов, между которыми, естественно, никогда нельзя исключать переходные явления:

1-й класс – верующие. Они одержимы идеей и для ее реализации готовы отдать даже свою жизнь. Они благородны и справедливы, но в тоже время и проклятые власть предержащими, которые готовы их беспощадно обманывать, растаптывать и сношать, или физически уничтожить как инакомыслящих. Имея сильную веру в идею, легко попасть в противоречие с линией, установленной дельцами (см. 3-й класс). За это, особенно при Сталине, многие и многие тысячи убежденных коммунистов поплатились своей жизнью.

2-й класс – прагматики. Они понимают, что подчинение стремящемуся к власти политическому движению может принести выгоду. Они плюют на идеи и владеют искусством в нужный момент становиться под подходящие знамена. Поразительно, но эти «знамена» обычно принимают таких перебежчиков, которые во имя достигаемых ими выгод в большинстве случаев готовы глотать глыбы камней. Они распространяют диктуемый политическими дельцами символ веры и не редко несут большую вину за страдания верующих.

3-й класс – власть предержащие. Владеть большой властью дано очень немногим. Путь на верх всегда блокируют другие, которые также стремятся туда. И на самый верх добираются только те, кто готов всеми средствами смести своих конкурентов с этого пути. Дело доходит до крайности и физической ликвидации оппонентов, что и происходило при Сталине. Эту готовность нельзя остановить даже перед лучшим другом или ближайшим родственником. Великие каждый день говорят и пишут о «чести» и «справедливости», и в то же самое время растаптывают эти понятия. Хороший оппонент, это мертвый оппонент! Данный принцип относится также и к западной демократии. Но там действуют немного «поинтеллигентнее». В основном уничтожают психически, а не физически.

Как и в мире цветов тысячи тонов смешиваются из трех основных, так и число возможных промежуточных явлений в этой схеме политических классов бесконечно велико. Но нельзя отрицать факт, что эти три цвета существуют и доминируют так же в чистом виде. Это общество трех классов при Гитлере и Сталине было продемонстрировано нам в экстремальном виде. Однако «западная» демократия также не свободна от этих симптомов.

Уже во время нахождения в плену я начал сомневаться в абсолютном максимализме марксистской идеологии, а именно в том, что: «Бытие определяет сознание».

Согласно марксистским теоретикам, все люди становятся ангелами, если организовать им определенное бытие. Но такого не может быть даже уже потому, что не бывает дельцов-ангелов, которым удалось бы создать рай на земле.

Когда я в начале ноября 1943 года поступил в качестве военнопленного в Сталинград, Советы праздновали 25-ю годовщину Октябрьской революции. Однако что я увидел, не имело ничего общего с «новыми людьми социалистического сознания». Каждый думал в первую очередь о собственной выгоде и видел в народном хозяйстве государства лишь «дойную корову» для своих нужд. Настоящий социализм шевелился в индивидуальных низших горизонталях, где один помогал другому выдержать влияние системы дефицита. Регресс на социалистическую собственность при этом карался строжайшими наказаниями, но не считался советскими людьми грехом.

Социализм в смысле учений Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина умер от своих внутренних противоречий, попав под ножницы между теорией и практикой.

Наиважнейшее для меня познание, приобретенное на политическом факультете «моих университетов» состояло в том, что я со своими наклонностями не был приспособлен для этого гешефта. Существовала опасность застрять в первой категории.

Чему же я еще научился?

Имеется еще два познания, приобретенных в плену, которые тяжело включить в определенный факультет «моих университетов», если только отдаленно – в философию:

Война, это удавка человечества не только потому, что убивают массу людей и что из-за нее уничтожаются материальные ценности неизмеримых масштабов. Очень редко говорится и пишется о том, что преимущественно погибают люди с позитивными чертами характера. Погибают несоразмерно многие представители политической категории No.1. Вторая категория предпочитает быть в тылу и по возможности защищает свою родину вдали от мест боевых действий. Так война проводит свою сортировку. Ее последствия измеряются в потерях людского имущества, святынь и человечности.

Справедливость, это весьма относительное понятие. Что касается справедливости, то суть ее определяет в обществе та группа людей, которая располагает монополией власти или формирующими мнение общества средствами массовой информации.

К примеру, Сталин и его соратники считали совершенно справедливым то, что для содействия строительству социализма и коммунизма нужно сажать в тюрьму своих соотечественников и приговаривать их к смерти только потому, что они относились к определенной прослойке общества, или не были согласны с методами осуществления власти. «Великие» государственные мужи пропагандировали за справедливое то, что миллионы людей убивали друг друга, чтобы добиться осуществления политических или экономических запросов небольшой группы власть предержащих. Примеров этого можно привести массу.

Понятие «справедливое наказание» существует только в теории, т. к. судья, руководствуясь определенными рамками, сам определяет степень виновности, что многие другие считают несправедливым.

Управлять группами или массами людей невозможно, если рассматривать претензии каждого индивидуума на соблюдение вождем всеобще признанных «высших» принципов справедливости. Ввиду того, что справедливость такая относительная, то каждый руководитель или правитель должен отдавать себе отчет в том, что, несмотря на его заботу о справедливости, определенный процент управляемых неизбежно будет обвинять его в несправедливости. Поэтому, исходя из этого опыта, а также из-за моей особой впечатлительности в вопросах справедливости, я в течение всей моей профессиональной деятельности, начавшейся после плена, всегда и с успехом стремился вместо принятия на себя обязанностей заведующего, оставаться единоличным работником.

Историография и правда – это враждебные друг другу понятия. Если не считать того, что «абсолютной правде» трудно дать определение, ее со дня изобретения шрифта находят в историографии только для изображения выбранных фактов. Свидетельство ою одном и том же историческом процессе всегда оказывается под влиянием постановки цели сильными мира сего, от которых экономически зависит писарь истории.

Экстремальных форм допускает выше изложенное противоречие, если история пишется по заданию авторитарных правителей. У Гитлера больше не оставалось времени, распорядиться написать историю периода своего правления. А вот у Сталина и его последователей оно было. Так дважды был написан «Краткий курс истории ВКП(б)», соответственно по ходу ликвидации ведущих лидеров партии.

Советская версия «Истории Великой Отечественной Войны» была тщательно очищена редакторами политбюро от любых негативов. Об этом заинтересованный читатель стал узнавать с момента ликвидации советского строя. Эти знания черпались и из многих воспоминаний свидетелей, среди которых особое место заняла работа «Война и мы» издательства «Яуза».

Уважение к людям других рас, цвета кожи и национальности. Будучи верным членом Гитлерюгенда, во мне уже тогда стали появляться сомнения по поводу правоты обособления немецкого народа над другими. Развитое национал-социализмом учение о «неполноценности славянских народов» и ненависть ко всему еврейскому, я не воспринимал. Я желал завязывать знакомства с людьми и других народов, чему свидетельством является учебник русского языка, который я взял с собой на фронт.

За 6 лет плена я познакомился со множеством советских людей русской и других национальностей. Благодаря этому я еще больше убедился в том, что все народные группы одинаково ценны, и что в каждой из них имеется одинаковый процент святых и негодяев.

Это мое убеждение не изменилось и за 60 лет моей жизни после плена. Это касается и моих симпатий к русским людям.

Трудно поверить, но это множество раз подтвержденный факт, что такая симпатия могла возникать при тяжелейших жизненных условиях в советских лагерях. Похожий случай я видел несколько лет назад в одной из передач немецкого телевидения. Две немецкие женщины и один мужчина, которые провели в лагерях Воркуты каждый по 10 лет, посещали с бригадой кинооператоров места своего заточения. И тут мужчина сказал в камеру следующее: «Здесь я вкалывал десять лет при тяжелейших условиях, но несмотря на это я чувствую какую-то тоску по России».

Я его прекрасно понимаю.