Текст книги "Воздушный стрелок. Сквозь зенитный огонь"

Автор книги: Клаус Фритцше

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Глава 3.04 ЧАСТНИК В СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ГДР

Целью поставленного Советами в ГДР режима являлся последовательный переход от социализма к коммунизму по типу советского. Одной из основных целей в секторе экономики должно было стать уничтожение остатков капиталистического склада общества. Строители коммунизма добились в этом больших успехов. Менее удачливыми они оказались в создании социалистической, и в то же время, эффективной экономики.

Предпосылка для обобществления состояла в том, что достаточно большое количество участников процесса должно было находиться в одном месте, чье слияние под государственное управление в организаторском понятии полностью было осмысленным.

Но имелись определенные профессии, для которых такая предпосылка просто не подходила. Мы скажем, что живущих и работающих в разных районах страны 10 художников собрать в один кооператив, абсолютно нецелесообразно. Это же самое признали даже самые фанатичные сторонники обобществления в ГДР. Для деятелей искусств всех направлений придумали понятие «представители свободных профессий»; причем признанным представителям этой категории даже приписали налоговые привилегии: 20 % от всех доходов без прогрессии.

Категория «свободных профессий» была рассчитана на поощрение работников культуры всех жанров – писателей, актеров, художников и т. п. Каким образом туда включили и переводчиков – черт знает, но жаловаться на такое решение властей, причин для меня не было.

И тот, кто, находясь за этой политэкономической ширмой, на свой страх и риск вел свой домашний бизнес, мог быть уверен, что его не отнесут к проклятым капиталистам, и что он скоро не станет жертвой очередной акции по общественно-политической чистке.

В начале января 1954 года произошли три события, которые принесли мне существенную пользу:

1. Зафиксированное законом определение «привилегированная с налоговой точки зрения свободная профессия».

2. Перевод советского Акционерного Общества «АМО» в народную собственность ГДР.

3. Запрос технического издательства ФЕБ в мой адрес, готов ли я приступить к составлению русско-немецкого словаря по теме «Металлургия».

Пункт первый – смотри выше.

Ко второму пункту:

С уходом русскоговорящего советского руководства предприятия и с почти полным освобождением ГДР от дальнейших репарационных поставок в Советский Союз, штат сотрудников бюро переводчиков – пока еще 7 человек – пришлось значительно сократить. Дальнейшие увольнения были неизбежны.

Бояться увольнения мне не приходилось даже в том случае, когда штат переводчиков сократился до трех человек. Начальство должным образом оценило мою заочную учебу на инженера машиностроения, положительные рецензии на мой перевод объемистой книги профессора Кульбачного и проявленный мной интерес к техническим деталям производственной программы завода. Но нужно ли мне тратить драгоценное время на заводе, получая в час 2,5 марок, что в шесть раз меньше, чем на «свободном рынке»? Нет, не нужно. Отсутствовало теперь только доверие к постоянству законов в ГДР. Оставить надежное рабочее место в СКЕТе, рискнув на заманчивую самостоятельность? Но вдруг в адрес «представителей свободных профессий» соответствующий закон будет отменен? Для принятия правильного решения – непростая ситуация.

Но исход дела решил третий пункт. В рамках ежедневных переводов технических текстов, я составил некоего рода личный словарь в виде картотеки. С особой основательностью я продолжал это кропотливое занятие, и к началу 1954 года эта картотека наполняла несколько стандартных ящиков. Учебная дисциплина «Материаловедение» привносила дополнительные знания особенно из-за того, что я интенсивно использовал русские учебники. Так я установил, что между немецкими и советскими авторами частей профессиональной литературы имеется принципиальное различие.

С немецкой стороны: Просто и понятно не излагать. Это портит репутацию ученого.

С русской стороны: Учебник в первую очередь должен понятно представлять суть материала для учащегося.

Это принесло мне преимущество перед иными сокурсниками и одновременно пополнило мою картотеку.

Таким образом, предложение издательства я встретил достаточно подготовленным. К тому же от компетентного главного редактора я узнал, что авторы книги, если они работают на государственном предприятии, могут быть временно освобождены от работы (без зарплаты) для выполнения предлагаемой работы. О необходимости соответствующего ходатайства издательства должно было решить Министерство культуры ГДР. И готовность технического издательства «Technik», подать такого рода заявление, зависела теперь от моего согласия.

У меня не было понятия, как оформлять готовый к печати манускрипт словаря. Не было представления о необходимом для такой работы времени, но перспектива освобождения от работы на заводе была заманчива тем, что могла явиться шагом вперед к «свободной профессиональной» деятельности.

Так я сказал свое «да» и начал действовать по принципу «сомкнуть зубы и вперед!»

Вопреки всем злым предсказаниям, уже через несколько дней в отдел кадров завода пришло письмо из Министерства культуры, которое просило выделить коллегу Фритцше для составления столь необходимого русско-немецкого технического словаря. Начальник отдела кадров сказал: «С завтрашнего дня можете оставаться дома. Ваша зарплата будет начислена вплоть до сегодняшнего дня. Юридически Вы остаетесь сотрудником СКЕТ и можете оставить Ваш заводской пропуск. Вы также имеете право и в дальнейшем пользоваться нашей технической библиотекой.»

О ты, мой ангел-хранитель, засыпал ты меня своими чудесными подарками за тот небольшой страх, который я перетерпел в связи с исключением меня из партии. Чего еще лучшего можно было себе пожелать? Из издательства поступили дополнительные заказы на перевод технических монографий, так что я за 4 часа ежедневной работы зарабатывал в два раза больше, чем за 8 часов интенсивной работы на заводе. Остальную часть рабочего дня я посвящал работе с составлением словаря. Эту часть моей ежедневной деятельности я воспринимал поначалу больше как хобби, нежели работу. С рвением юного криминалиста во время раскрытия своего первого случая с убийством, я ринулся на выполнение задачи, для которой у меня не было ни образования, ни практических навыков. И именно эта наивность являлась фундаментом успеха. Ни многолетние теоретические исследования, ни базирующиеся на них опытные авторы словарей, не мешали мне работать. Моя рабочая концепция звучала так: «В чем нуждается технический переводчик в его ежедневной деятельности?» А это мне было известно из своего личного опыта.

Редактор издательства доверял моим способностям с детской наивностью. Я в них хоть немного, но все-таки сомневался. Чтобы рассеять эти сомнения, я обратился за помощью к наставнику учителей русского языка в инженерной школе машиностроения, где тогда протекала моя заочная учеба. Я просто хотел знать, какое его мнение по поводу оформляемого мной технического словаря.

Итог: НИКАКОГО!!!

Человек разъяснил мне о моей совершенной неспособности и о моем незнании условий составления технических словарей. Его приговор был с ног сшибающий: «Так дело не пойдет».

Когда я с таким ответом покидал здание школы, первой мыслью было: «Сдаюсь. Все к черту».

Однако тут как тут объявился звездный знак моего рождения – телец. И окончательное решение звучало: «Я ему еще покажу».

Упорство, которое я теперь посвятил моему решению, во всем противоречило самым начальным правилам экономики. Опытные авторы словарей 80–90% слов, поверхностно проверив их на правильность, списывают у предшествующих авторов. Остальное необходимо искать в новехоньких публикациях как в виде книг, так и специализированных журналов. Необходимо искать новые слова и понятия. А это стоит времени!

Будучи без опыта, я собирался по меньшей мере 2/3 всех слов взять из злободневной литературы и сопроводить данными по источникам. А когда, наконец, я поделил сумму гонорара на выполненные часы работы, то получил чистый доход от одного часа в 2,5 марок ГДР. Неудачу я эту перенес, т. к. появившийся в середине 1955 года русско-немецкий специальный словарь по металлургии стал популярной книгой, и тем самым, убедительной рекламой моего частного «одноместного» переводческого бюро.

В профессиональных кругах мое «детище» из-за красного переплета называли «красный Фритцше», и я обнаружил его в других бюро переводов с типичным периферийным явлением интенсивного использования даже там, где текстами по металлургии вообще не занимались. Периферийным явлением я обозначаю интенсивное потемнение лобового разреза книги и «ослиных ушей», которые образуются в результате частого листания при поиске определенной пары терминов.

Блестящая рецензия в западно-германском специализированном журнале «Сталь» способствовала продаже словаря вне границ ГДР, а самым ценным пользователем оказался переводчик Генри Братчер, живший в Альтадене штата Калифорния, США. Одним из его подарков я пользуюсь до сих пор, т. е. в 2008 году! Во время международной конференции, проходившей в 1959 году в Копенгагене, каждый ее участник в качестве рекламного подарка получил от американской фирмы Бостич, занимавшейся производством канцелярских принадлежностей, по одному брошюрователю, который заряжался специальными скобками. Вещь функционировала настолько хорошо, что я даже попытался достать запас скобок из Западного Берлина. Но фирма Бостич была достаточно хитроумной, и на каркасе этого изделия выгравировала информацию для потребителя: «Use only Bostitch BB Staples» (использовать только скобы типа ВВ производства фирмы Бостич). Ходовые в Центральной Европе скобы к чудодейственному скоросшивателю не подходили, а в Западном Берлине скобок фирмы Бостич было не найти. Тогда я обратился к господину Братчеру, и тот прислал мне ради надежности получения их адресатом три отдельные посылки в каждой с 5000 штук необходимых скобок, подписав при этом посылки «образцы без цены». Из этого количества у меня на сегодня есть еще примерно 1500 штук.

Рекламный эффект словаря вскоре после его появления в свет оказался мне очень кстати. В первые месяцы моей самостоятельности заказы издательства «Technik» на перевод книг были моим единственным доходом, который неожиданно рухнул. Широко распространенный в ГДР лозунг «Учиться у Советского Союза значит – учиться побеждать» принимался в научных издательствах особо серьезно. Как все издательства социалистического сектора, так и издательство «Technik», покупало сотни появившихся на русском языке технических учебников и справочников, и передавало их известным специалистам с поручением, проверить профессиональную пригодность для издания на немецком языке. Знания русского языка этих экспертов колебались в основном между нулем и очень ограниченными. Но зато они очень хорошо знали, что пренебрежение вышеупомянутым руководящим лозунгом не пойдет их карьере на пользу.

«Советская научно-техническая монография не приемлема для немецкого специалиста? Невозможно!»

Экспертизы, как правило, содержали настоятельные рекомендации, представленные книги перевести на немецкий язык. Эти издания были государством сыто просубсидированы, и книги на немецком языке пошли на рынок с очень низкими ценами. На рынок то они пошли, но несмотря на низкую стоимость, распродавались очень медленно.

Подвалы издательства «Technik» полнились залежавшимся товаром, а связанные с этим значительные финансовые убытки показались неприемлемыми даже самым фанатичным идеологам. Последние мои три манускрипта-перевода, которые я сделал для издательства «Technik», были оплачены, но тут же отправились в макулатуру. Более не поступали никакие контракты для переводчика, живущего так далеко от Берлина. Для регулярного и интенсивного «поддержания контакта» с редакторами издательства, расстояние было слишком велико.

Так я начал рекламную кампанию с рассылки писем во все народные предприятия, чей производственный профиль мог бы отвечать моим знаниям технической терминологии. Сами эти проспекты содержали в себе хорошо сформулированную и скромную ссылку на качество моего словаря, и долго ждать обнадеживающего эффекта не потребовалось.. В начале 1955 года я располагал надежной и постоянной клиентурой. Однако будучи самостоятельным лицом, я должен был с ней вести себя безукоризненно. Ведь ГДР становилась все более социалистической страной. Клиента я должен был считать настоящим королем, поэтому периодически у меня работы было «выше крыши». В конце концов нужно было выискивать и время для заочной учебы.

Согласно одной старой мудрости, от успехов начинает кружиться голова. Гонорары за перевод «Кульбачного» и последовавшие монографии по прокатному оборудованию автора Чижикова обеспечили не только ощутимое повышение повседневного жизненного уровня и улучшения домашней обстановки: Получилось и с машиной.

В 1953 году производство легковых автомобилей в ГДР стояло еще в детской обувке, так что о приобретении нового авто можно было и не думать. Мне предложили полураспавшиеся остатки автомобиля марки ДКВ 1934 года выпуска за 350 марок. Наиважнейшим при покупке автомобиля были его документы. На их основе покупателю разрешалось подвергать автомобиль капитальному ремонту. Хороший знакомый составил смету для ожидаемого ремонта – 5000 марок. У меня появился реальный шанс. Когда в 1954 году я смог отправиться на пасху «на вновь сбалансированном» авто в первое турне по стране, то потратил 5500 марок. Остается упомянуть, что эта «передвижная подставка» через два года была продана за 6500 марок.

То, что я тем временем был заочником в учебном заведении машиностроения в Магдебурге, я уже упоминал. Само по себе, это было будничное занятие, но для меня оно по разным причинам не было будничным. Есть причины посвятить этой теме целую главу настоящей книги.

Глава 3.07 И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ВРАГ ПАРТИИ СТАНОВИТСЯ ИНЖЕНЕРОМ

Семестр заочника в училище машиностроения длился 12 месяцев, т. е. полный курс учебы по профессии инженер охватывал 6 лет. Поступлением сразу на второй семестр, я, правда, сэкономил один год, но экзамены должны были состояться не раньше 1959 года. Для меня это длилось невыносимо долго. На дневном обучении это требовало лишь 3 года. Но это также означало и то, что каждый день нужно было сидеть по 6 часов за партой. К этому еще и работа на дому, и какие никакие деньги на ежедневное существование. А для того, чтобы подать заявление на стипендию, я был слишком гордым или надменным. «От этих не буду брать никаких подарков».

И тут наступил один из многих случаев (управляемый с верху?), который за мою жизнь так часто содействовал прыжкам моим вверх. Один коллега-переводчик, которому я до этого помогал с заказами, порекомендовал меня в управление стандартизации ГДР, которое являлось его постоянным клиентом. У Советского Союза нам еще раз пришлось поучиться побеждать, что явило собой переход от немецких промышленных норм (DIN) на советский государственный стандарт (ГОСТ). Чтобы реализовать этот переход, необходимо было все эти нормы перевести на немецкий язык. А их было очень много. Тут разные переводчики должны были найти золотую середину.

Переводы, выделенные для меня, отличались простотой языка и невероятным количеством повторений. Вот один пример: Лабораторные химикаты. Тексты по стандартам хлористого натрия, хлористого калия, хлористого магния отличались только названием металла. Поэтому я диктовал своей машинистке текст по хлористому натрию и добавлял: «Такой же текст напечатать еще два раза, заменяя при этом натрий на калий и магний».

Ввиду того, что от переводчика для перевода этих служебных документов требовалась необыкновенная тщательность, то и за страницу перевода гонорар был повышенным. Страницей в смысле расчета считались 30 строчек текста по 60 знаков в каждой. Но государственные служащие в управлении стандартизации ГДР не утруждали себя пересчетом знаков. Они не настаивали на том, чтобы были обеспечены предписанные 1800 знаков, их устраивали и 1500. Это было настоящее золотое дно, и моему коллеге было хорошо известно, что для этой работы потребуется минимум 18 месяцев.

Для содержания семьи мне нужно было ежедневно около 2 часов заниматься диктантами, для чего был приобретен магнитофон.

Тут сделаем небольшое отступление в прошлое.

В двадцатых годах мой отец помимо того, что он был бургомистром в нашей деревушке, являлся также и депутатом в парламенте Пруссии и активным членом Народно-национальной партии Германии. Ввиду того, что тогда даже таким людям не положено было иметь секретаршу (сегодня этого не понять), он должен был свою служебную переписку осуществлять сам. Для этого он приобрел печатную машинку, что тогда было в диковинку. С ней я быстро наладил дружеский контакт. Первые шаги печатания я предпринял еще до школы, т. к. алфавит я уже знал от старших братьев.

Предупреждение о том, что приобретаемая по личной инициативе практика печатания двумя пальцами в будущем приведет к нелегкому переучиванию на десятипальцевую систему печати, я, будучи еще дошкольником, воспринял в известной степени без особого внимания. О правоте предупреждения я понял, когда уже было поздно. В первые месяцы моей самостоятельности я все тексты, будь то латиница или кириллица, печатал одним пальцем, что быстро привело к тендовагиниту, который сделал меня неработоспособным. Нужна была машинистка, чтобы я по крайней мере освободился бы от печатания переведенных из русского на немецкий текстов.

Поэтому в центральной газете Магдебурга «Народный голос», называвшуюся среди народа «Паучий волос», я разместил следующее объявление:

Требуется машинистка для работы на дому

Печатная машинка предоставляется

Скорость печати – не менее 100 знаков в минуту

Трудные технические тексты

На объявление отозвалось 28 человек, 27 дам и 1 мужчина. Всех их я пригласил домой и всем продиктовал один и тот же текст. 25 кандидатов, среди которых был и мужчина, мне не подходили. Они проваливались на словах Hexamethylrntetramin или Aethylacethylketon, а также не определяли разницу между Heißdampf и Heizdampf. Одна дама оказалась выше среднего уровня, и только две дамы не смотря на мою изощренность, не были сбиты с толку.

Одна из них, помимо своей работы главного секретаря в одном из научных институтов, с 1954 по 1990 год делала мои переводы под стенограмму, а потом по магнитофонной записи и на чистую.

Когда в 1955 году в ГДР в продажу пошли первые магнитофоны, которые были без удобства в обслуживании, то со стенографией все равно было покончено. Текст печатался с магнитной ленты, и фрау Гертрауд Брозе, так звали эту гениальную даму, печатала его сразу в чистовом виде. Это давало возможность, чтобы я мог текущие средства к существованию (без накопительной ниши и без роскошных акций) зарабатывать переводами диктантов пять раз в неделю по 3 часа в день. Значит, появилась экономическая база для перехода на дневной курс учебы.

В инженерной школе машиностроения Магдебурга было выдвинуто предложение о переходе с заочного на очное обучение (или дневное обучение).

Это потребовало содействия моего куратора, чтобы преподавательский состав с дневного отделения побудить к рассмотрению моего ходатайства и пригласить меня на вступительный экзамен. Это произошло в марте 1955 года. Дерзость моего обращения заключалась в том, что, еще не окончив 3-й семестр заочной учебы, я ходатайствовал о переводе на 5-й семестр очного курса.

Из секретариата инженерной школы я достал учебный план для 4-го семестра и с удивлением обнаружил, что имеющиеся там предметы были уже пройдены на заочном отделении. Так что я посчитал, что предстоящий вступительный экзамен будет ребячьей игрой.

Наконец пришли и сомнения, когда после беседы с куратором выяснилось, что секретарша по ошибке сунула мне учебный план 3-го семестра. Смена учебного плана и ознакомление с реальностью дел тут же привели к спаду эйфории. До вступительного экзамена еще имелось 3 месяца, и за это время нужно было самостоятельно, без помощи из вне, постичь все предметы 4-го семестра.

Тут мои дорогие ангелочки снова кое-что выдумали. Мания величия кажется мне преступлением, которое на месте расположения ангелов-хранителей вызывает особо громкую тревогу. Затем ангелы рассматривают положение более пристально и выписывают после этого рецепт для выздоровления.

Что делать? Сложить оружие? Нет, это не для тельца!

«Переключиться на сверхэффективную умственную работу» – так звучал рецепт, выданный ангелами-хранителями.

Исходя из повседневной 10 часовой учебы, в моем распоряжении имелся общий запас в 900 часов. Но только при условии, что я смогу продолжать удовлетворять клиентуру дополнительными двумя часами переводов. Регулярно превышать 12 часовой рабочий день, я считал нереальным. Для удовлетворения излишних заказов потребовалась помощь извне. Нельзя же было разочаровывать верных клиентов?!

И вот тут на лицо было место заблаговременному вмешательству одного из моих ангелов-хранителей. Один мой хорошо знакомый коллега, такой же одиночка по работе, как и я, был очень рад моему предложению поработать за меня. Тем более он недавно потерял двух своих клиентов и подыскивал дополнительный заработок. Эдгар Шайтц, так звали этого человека, был превосходным техническим переводчиком, и можно было быть уверенным, что качество его работы не разочарует моих клиентов.

Так пришло решение «сомкнуть зубы и вперед!».

То были три тяжелых месяца без выходных, и тяжелых не только для меня, но и для семьи. Но что не сделаешь, чтобы сэкономить 3 учебных года. Оставаясь на заочном отделении, мне пришлось бы сдавать заключительные экзамены летом 1959 года. А при успешном переходе на дневное обучение, это может произойти уже летом 1956 года.

Вступительный экзамен был преодолен, хотя в руководстве учебного заведения после повторившихся плохих опытов начала преобладать установка, никого больше не принимать с заочного отделения. Всего было 25 экзаменуемых, из которых 23 человека были из недавно образованной технической высшей школы Магдебурга по тяжелому машиностроению. Это конкурентное предприятие оккупировало помещения инженерной школы и поэтому стало для старослужащих доцентов ненавистным. Таким образом ненависть в адрес этих 23 человек смягчила предубежденность экзаменационной комиссии по отношению к нам, обоим заочникам. Дело дошло до того, что эти бывшие студенты высшего учебного заведения получили на экзамене по математике такие задания, что все они не смогли их выполнить и завалились. Нам же были поставлены менее экзотичные задачи. Однако у второго заочника были проблемы. Один я прошел на 5-й курс.

Ввиду того, что только 2 или 3 доцентам инженерной школы было доложено о подлости по отношению к выбывшим, мне, как единственному успешно сдавшему экзамены, коллегия доцентов инженерной школы, присудила бонус типа «чудесного ученика», что в течение всей остальной учебы воздействовало только положительно.

Дальнейший плюс я получил от того, что в 1955 году был в этой школе единственным собственником личного автомобиля, а также успешным автором русско-немецкого специального словаря.

Прилежание в учебе и воздействия бонусов привели в феврале 1956 года к тому, что по предмету «передаточные механизмы» я получил отметку 2 ( в Германии – «хорошо»), а по всем остальным предметам – 1 («отлично»). Будучи самым старшим учащимся в нашей студенческой группе, я пожинал насмешки со стороны одногруппников. Но без такого старания, которому я подчинил свою волю, в ГДР я не стал бы инженером.

В начале марта 1956 года, т. е. по оглашении предварительных перед выпускным экзаменом оценок, руководитель кадров школы вызвал меня к себе в кабинет. То, что он сказал, повергло меня в шок:

«Коллега Фритцше, окружная партийная контрольная комиссия перепроверила дела очередных выпускников и установила в Вашей анкете фальсификацию. Факт исключения из партии как врага партии ведет к требованию, немедленно оставить школу».

Но этого не может быть, пронеслось у меня в голове. Собрать все силы, чтобы получить достойную профессию, и все это насмарку? Руководитель отдела кадров замялся, заметив мое несчастное лицо, а затем продолжил свою речь:

«Мы, управление школы и партийный секретарь школы не думаем, что Вы сделали фальсификацию в своей анкете. В ней Вы правдиво ответили на все поставленные вопросы. Один вопрос по проблеме, которую Вы имели с партией, просто не был включен в анкету. Но комиссия с этим не согласна. Решение таково – враги партии инженерами у нас не становятся. И поэтому учебное и партийное руководство решило, Ваш случай предъявить в отдел народного образования в центральном комитете партии для окончательного решения. Завтра отправляемся в Берлин».

В ГДР имелось много партий, но ПАРТИЕЙ всегда была СЕПГ (Социалистическая Единая Партия Германии). Поэтому когда члены СЕПГ говорили о партии, то они подразумевали свою ПАРТИЮ. Итак, еще не все потеряно… Шесть недель я ходил под Дамокловым мечом. И это на горячей стадии подготовки к экзамену. Во время этого периода страха один из моих ангелочков, думаю, интенсивно обрабатывал толпу народа из центрального комитета СЕПГ с целью вживания им «гормона справедливости». И вот наконец из Берлина пришло устное решение, которое для событий в 50-е годы в ГДР можно назвать чудом:

«Враг партии не Фритцше, а все те, кто его исключил из партии. Рекомендуется его восстановить».

Помимо протокола, руководитель отдела кадров рассказал мне следующее:

«Из четырех функционеров, которые занимались Вашим исключением, трое сбежали в Федеративную Республику, а четвертый из-за воровства висит на крючке».

С этим четвертым я встретился потом через 10 лет, когда он был продавцом запчастей в одном из магазинов Магдебурга. Он был секретарем СЕПГ одного из районов Магдебурга, т. е. сидел на достаточно высокой ступени общества города.

Первая часть решения высшего партийного органа самодержавно управляющей СЕПГ свалила целую глыбу с моих плеч. Спасибо ангелу-хранителю! Дикое буйство тельца не было напрасным.

Вторая же часть вызвала некую тошноту.

«Эти свиньи», думал я, «партийные функционеры, настроили на низшем уровне больших куч навоза, катапультировали меня из моей профессиональной подготовки, и я все должен был начинать заново. А теперь вынесли оправдание только устно, и требуют, чтобы я снова выклянчивал членство у этого заносчивого сообщества.»

Я взял тайм-аут, и это длилось до упразднения и переименования СЕПГ. В моем личном деле, которое мне выдали в 1989 году, содержались отчеты об исключении из партии с квалификацией «враг партии», а еще стояло: «Для руководящей работы не годится». О реабилитации – ни слова.

И – непостижимо – эта установка также пошла на пользу. Она уберегла меня позже от неблагодарной задачи, возглавить отдел в одном из НИИ. Таким образом я смог уделять внимание моим любимым физико-техническим задачам (в ГДР руководитель отдела по крайней мере половину своего рабочего времени должен был заниматься проблемами персонала и вопросами управления ) и сконцентрироваться на метаморфозе от машиностроителя к физику-строителю. Профессия моя на последней моей визитной карточке (перед уходом на пенсию) называлась «Инженер и строительный эксперт».

Все попытки функционеров из СЕПГ, организовать мое членство в партии без повторного заявления, терпели неудачу. А я на это никогда и не сердился: Ведь в этом случае мне не нужно было тысячи марок ГДР отчислять в качестве партийных взносов.

Так я, несмотря на все пережитое, и дошел до окончания учебы с максимально возможной оценкой: «Выдержал отлично». Когда директор школы вручал мне свидетельство об окончании, речь его состояла не только из поздравительных слов. То, что он сказал, невозможно забыть:

«Господин Фритцше, я должен перед Вами извиниться. Мы не хотели брать Вас с заочного отделения, и поэтому на экзаменах отнеслись к Вам с особой требовательностью. Сегодня я рад, что в той дуэли победителем вышли Вы».

На самом деле я должен быть благодарен ему за его непоколебимость по отношению к всемогущей партии. Без его сопротивления по изгнанию меня из школы я не стал бы инженером никогда. Но обстановка тогда не позволяла мне сказать ему об этом. А жаль!