Текст книги "Характер и невроз"
Автор книги: Клаудио Наранхо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
4. Типы когнитивного искажения
Несмотря на то что слово «фиксация» не предполагает того значения, которое имелось в виду Фрейдом, тем не менее оно приводит к мысли, что именно когнитивное искажение является причиной нашего торможения: каждая фиксация возникает в результате рационализации соответствующей страсти. Хотя страсти и являются основой психопатологии, откуда возникает сфера фиксаций, тем не менее, в соответствии с нашей сегодняшней точкой зрения, именно фиксации лежат в основании страстей.
Ичазо определил фиксации как особые когнитивные дефекты, как грани ведущей к заблуждениям системы в эго, но названия, которые он им присвоил, отражают в одних случаях те же понятия, что и доминирующие страсти, а в других случаях – связанные с ними характеристики, которые не соответствуют его же собственному определению. На рис. 9 я привел энеаграмму фиксаций, данную в соответствии со взглядами Ичазо, которая взята из сборника Тарта «Трансперсональная психология» (автор статьи Лилли) [35].
Рис. 9
Можно заметить, что «негодование» в точке 1 означает почти то же самое, что «гнев», а в точке 2 «лесть» в основном касается самообольщения, которое неотделимо от «гордости» в процессе ее самовозвеличивания. Что же касается точки 3, то здесь Ичазо действительно наделил свои определения существенно иным смысловым значением в отношении к эмоциональным и когнитивным аспектам характера. Тем не менее мне кажется сомнительным и стремление Ичазо добиться достижений и успехов в области фиксаций, и его уход от эмоциональной области страстей [36]. В «Менделеевской» (Mendelejeffian) классификации, предложенной в «Арике» (Arica), где термины начинаются с «эго» и содержат первые несколько букв из фиксаций, термин «эго– мелан» («ego-melan») имеет значение, отличающееся от «зависти», поскольку он направлен на мазохистский аспект у рассматриваемого характера – поиск любви и внимания через усиление боли и беспомощности. Однако в точке 5 предложенное слово «скаредность» опять-таки не выходит за пределы понятия «жадность». То же самое можно сказать и о точке 6, поскольку «трусость» не дает нам существенно большей информации, чем страсть «страх». Хотя «трусость» и означает «страх перед лицом страха», я предпочитаю рассматривать обвинение окружающих и особенно самообвинение в качестве создающих главную когнитивную проблему для энеатипа VI, о чем мы будем говорить подробнее в соответствующей главе.
Когда мне впервые довелось услышать лекции Ичазо о про– тоанализе, читавшиеся в Институте прикладной психологии (Instituto de Psicologia Aplicada), то он там употреблял по отношению к фиксации в точке 7 слово «sharlataneria», по-испански означающее «шарлатанство». Позже, обращаясь к англоязычной аудитории, он определил данную личность как «эго– план» (ego-plan). Планирование выражает тенденцию типа VII жить в создаваемых им проектах и фантазиях и заменять действительность воображением;
Говоря об «эго-мести» (ego-venge), Ичазо вновь указывает на характерологическую предрасположенность, которую можно рассматривать как основную для соответствующего типа, и предоставляет нам дополнительную информацию о «сладострастии»: энеатип VIII является не только «дионисий– ским» и страстным, но к тому же еще жестоким и доминирующим; носителем предубеждения, что жизнь является борьбой, в которой побеждает только сила.
Что касается точки 9, где Ичазо употребляет слово «эго-ин» (ego-in) по отношению к праздности, то это понятие совпадает с «леностью» – словом, используемым для доминирующей страсти. Если леность понимать как психодуховную инертность, такую, как автоматизация жизни и потеря самосозерцания, тогда жизненную стратегию энеатипа IX, безусловно, можно рассматривать как чрезмерный уклон в сторону адаптации и самоотречения.
Если подобрать для фиксаций другие названия, исходя из тождества, провозглашенного Ичазо, между ними и «главным качеством» каждого типа характера, то акценты несколько смещаются. Названия, приведенные на рис. 10, подходят для обоих определений «фиксации»: они подходят для определения наиболее яркого качества, соответствующей структуры характера, и в то же время представляются неотделимыми от когнитивной деятельности.
Таким образом, «притворство» (более уместное в данном контексте, чем «хитрость») включает в себя самообман и притворство перед другими и, помимо этого, когнитивную путаницу (беспорядочность) в вопросе о том, что утверждается и что является истинным. В случае с «мстительностью» также имеется ссылка на главное качество энеатипа VIII – «наказуемость», и одновременно на подразумеваемую мысль о том, что это выражается в попытке исправить прошлое через возмездие или боль в настоящем.
Ложное великодушие и удовлетворенность энеатипа II также можно рассматривать и как главное качество, и как когнитивное заблуждение в человеке, склонном к обману. То же самое можно сказать и относительно свойства энеатипа IV расстраиваться из-за самого себя, которое проявляется в том, что человек видит только свои недостатки и не ощущает того, что в нем действительно есть. В энеатипе V «отчужденность» неотделима от убеждения, что «все лучше делать одному».
Несмотря на то что девять качеств, предложенных выше, возможно, составляют основу характеров и могут быть рассмотрены с когнитивной точки зрения, мне кажется, что необходимо более детально поговорить о предположениях, ценностях и предубеждениях каждого из характеров.
Можно говорить о том, что любой тип характера, который формируется на основе страстей, отчасти содержит в себе идеализацию; некий невыраженный взгляд на то, как надо жить. Иногда в процессе психотерапии удается воспроизвести в памяти человека какой-то период жизни, когда им было принято решение мстить, никогда больше не любить, жить в одиночестве, никому не верить и т. п. Даже когда это удается, все равно мы можем выявить еще множество предубеждений, которые принимаются человеком с тех пор как истинные и которые, возможно, тоже весьма сомнительны, а также предубеждения, появившиеся в детском возрасте из-за боли или паники, которые тоже необходимо принимать во внимание (об этом пишет Эллис (Ellis) в своей работе «Рационально-эмотивная терапия» (Rational – Emotive Therapy)).
Можно говорить о том, что каждый когнитивный стиль формируется под влиянием характеристик, описанных в вышеприведенной энеаграмме главных качеств или фиксаций, однако в рамках этого когнитивного стиля существуют и другие предположения, которые мы не учитываем, так как считаем само собой разумеющимися, но каждое из которых искажает восприятие и создает предпосылки для ложных суждений в обыденной жизни (на что указывает Бэк (Beck) в своей концепции автоматизации мышления). Ниже, в качестве примера, я привожу список типичных предубеждений, которые могут быть связаны с энеатипами.
Индивид типа I считает, что не стоит доверяться естественным порывам, что все должно контролироваться разумом и что долг превыше удовольствия. Действительно, существует тенденция рассматривать удовольствие в качестве отрицательной ценности, поскольку оно мешает в осуществлении того, что мы обязаны сделать. К тому же представления индивида о правильном и хорошем являются полностью авторитарными, в том смысле, что они не исходят из жизненного опыта данного индивида.
В типе II заложена идея вседозволенности во имя любви (подобно тому, как это имело место в известной пьесе Ибсена «Кукольный дом» (Ibsen's «The Doll House»), в которой героиня никак не может понять, что, подписывая чеки именем своего умирающего отца, она наносит ущерб банку, хотя и делает это с благими намерениями). Для этого типа характерно убеждение в том, что эмоции важнее мысли, и следовательно, если случается конфликт между этими сферами, то мышление игнорируется. В своем поведении такой человек также исходит из того, что в жизни надо быть соблазнителем и что в ней дозволено манипулировать людьми по своему усмотрению. Помимо того, что он или она с гордостью ощущают себя особенными, они вследствие этого считают, что заслуживают особых привилегий и внимания. Эта предрасположенность скорее всего не отражается в сознании индивида, но тем не менее может быть чрезвычайно важной, и ее можно выразить следующей фразой: «Они не справятся без меня». Мое внимание недавно было привлечено к данному вопросу одним моим знакомым, который по возвращении к нормальной жизни после духовного уединения рассказал о том, насколько он был потрясен открытием того, что жизнь продолжалась без изменений в его отсутствие. Другими словами, он не был незаменимым, и не было никакой катастрофы из-за того, что он удалился от мира на некоторое время и не мог просвещать всех своими высказываниями.
Для типа III характерно считать, что мир – это театр и что все в нем притворяются. Конечно, в действительности притворство – это единственный путь к успеху. Естественный вывод, который можно сделать из этого, состоит в том, что не следует проявлять свои истинные чувства. По аналогии с предыдущим типом, такой подход можно выразить фразой: «У меня не должно быть никаких проблем». Такая установка может проистекать, с одной стороны, из представлений о том, что наличие проблем делает общение не столь приятным, а с другой – вследствие преувеличения данным индивидом необходимости быть приятным для окружающих. Как мне кажется, более распространено ошибочное предположение о том, что мерилом ценностей является успех. Поэтому то, что дорого в нашем мире, имеет объективную ценность и, следовательно, не может не цениться. Другая составляющая черта индивида типа III – это беспомощность, которая лежит в основе его оптимизма. В индивиде присутствует ощущение того, что он на гребне успеха, так как, по его мнению, при отсутствии такой позиции дела не будут идти успешно. Более того, данный индивид считает, что без этого он не найдет себя в жизни.
Мне кажется, что самая сумасшедшая идея, присутствующая в типе IV, заключена в вере в то, что, вспоминая и сетуя на прошлое, можно изменить его. Этому типу необходимо понять, что не стоит плакать над разбитым корытом. Данный тип также имеет предубеждение, что, чем больше он страдает, тем скорее приобретет право быть любимым, вследствие чего происходит идеализация страданий (чем больше я страдаю, тем я благороднее). На самой поверхности здесь лежит предубеждение индивида, состоящее в том, что он хуже остальных, а это неотделимо от присутствия зависти. Он также может считать, что жизнь «у него в долгу» за перенесенные им страдания.
Типичное убеждение энеатипа V можно выразить фразой: «Все лучше делать одному». Он убежден, что, чем меньше обязательств перед окружающими, тем больше возможностей для свободы и счастья, и что эгоизм движет людьми в их мнимой любви. Он также считает, что лучше сберечь свою энергию или ресурсы ради будущей, более привлекательной перспективы и что щедрость приводит к тому, что человек остается ни с чем. Еще одно убеждение энеатипа V заключается в том, что лучше иметь небольшие потребности, чтобы быть независимым от других.
Некоторые из самых очевидных предубеждений энеатипа VI взяты из определенных производных типажей. Например, индивида преследует мысль о том, что ему не справиться самому, своими силами или что только власть (как противоположность фобии) поможет ему в этом. Однако самое главное предубеждение заключается в том, что людям не следует доверять и не стоит прислушиваться к своей интуиции и желаниям. Значение власти преувеличено данным типом, но при этом вовсе не обязательно, что она воспринимается только как добро – обычно как нечто амбивалентное – и хорошее, и плохое одновременно.
Энеатипу VII в чрезмерной степени присуще убеждение, что у него и у окружающих «все в порядке». Этот оптимистический настрой сопоставим с пессимистическим настроем типа IV. Для самопотворствующей личности этого типа, по большому счету, нет ничего запретного, поскольку присутствует убеждение, что власть – это зло и что умный человек может делать все, что ему захочется. Такой индивид также считает, что ему многое дозволено в силу его таланта и, более того, что единственный путь к успеху лежит через собственное обаяние.
Жизнь – это борьба, в которой побеждают и добиваются успеха только сильные, – вот убеждение энеатипа VIII. Залог успеха – бесстрашие и умение рисковать. Индивид данного типа превозносит значение силы и не признает слабости, вследствие чего он переоценивает собственные возможности и отвергает всякую помощь. Энеатип VIII считает, что можно причинять страдания другим ради достижения собственного счастья, поскольку придет время и настанет его очередь страдать ради других. Он убежден, что если чего-то хочется, то этого надо добиваться, невзирая ни на какие препятствия. Он уверен, что все то, что люди называют добродетелью, на самом деле является лицемерием. Его враг – общественные законы и создаваемые ими препятствия, и он считает, что действовать надо по велению собственных порывов.
Приспособленческий энеатип IX убежден, что, чем меньше конфликтов, тем лучше, и что вообще лучше не размышлять слишком много во избежание страданий. Уклонение от конфликтов выливается в тенденцию к подчинению и одобрению консервативной идеологии. Однако на более глубоком и, соответственно, менее рациональном уровне в данном индивиде присутствует мысль, что лучше сделаться нечувствительным и подавить в себе всякую энергию, нежели рисковать с опасностью для жизни. Запрет на эгоизм присутствует в нем не только на уровне чувств, но и на интеллектуальном уровне. Индивид убежден, что плохо быть эгоистичным и что необходимо уступать потребностям окружающих. Девизом типа IX могло бы быть выражение: «Не раскачивай лодку» (Do not rock the boat).
Несмотря на то что каждый межличностный стиль обладает определенным когнитивным настроем – предубеждением, что именно так нужно жить, – тем не менее я считаю, что на этом анализ когнитивного аспекта в каждом типе личности не исчерпывается. Как я уже упоминал в предисловии к данной книге, помимо фиксаций и защитных механизмов мы будем исследовать то, что я называю «иллюзии», т. е. метафизические заблуждения и неверные концепции существования.
Свою позицию, разъясняемую мной в разделах, озаглавленных «Экзистенциальная психодинамика», я назвал «Насреддиновская теория невроза» по ассоциации с известным анекдотом о том, как Ходжа Насреддин потерял ключи.
В нем рассказывается, как Насреддин ползал на четвереньках в поисках чего-то по одному из проходов на рыночной площади. Своему другу он объяснил, что ищет утерянные ключи от своего дома. Они продолжили поиск вдвоем. По прошествии немалого времени и безуспешных поисков его друг решился спросить у Насреддина: «Ты уверен, что потерял их здесь?» На что тот ответил: «Нет, я совершенно уверен, что потерял их около дома». – «Тогда почему ты ищешь их в этом месте?» – спросил друг. «Потому что здесь гораздо больше света!» – объяснил Насреддин.
Основная идея данной книги заключается в том, что мы ищем «ключи» не там, где их надо искать. Что является «ключом» к нашей свободе и конечной самореализации? В книге я называю это бытием (Being), хотя справедливости ради необходимо заметить, что и этот термин является слишком ограниченным. Мы можем говорить, что мы есть, но мы еще не имели опыта бытия. И напротив, чем с большим усердием мы исследуем наш жизненный опыт, тем больше в его основе мы обнаруживаем чувство недостаточности, пустоты и несущественности происходящего, недостатка собственного Я или бытия. Я убежден, что именно из– за этой нехватки в осознанном ощущении бытия и вытекает «недостаточная мотивация» – основа всего древа либидо.
Невротическое либидо – это не эрос, как предполагал Фрейд. Эрос – это изобилие, а «недостаточность» – поиск изобилия и нормальной мотивации. Понятие «либидо» включает в себя «страсть», а страсти, охватывающие сферу мотивации невроза, являются лишь отдаленными «производными инстинктов». Если быть более точным, то они являются выражением стремления к восполнению ощущения бытия, утерянного из-за вмешательства в организм [37].
Можно предположить, что существует первоначальная психодинамика во время формирования характера в детстве, а также поддерживающая психодинамика во взрослом возрасте, и я утверждаю, что они не идентичны. В то время как первоначальная психодинамика представляет собой ответную реакцию на важнейший вопрос – быть или не быть любимым, а конкретнее – реакцию на межличностную фрустрацию, можно говорить о том, что не фрустрация в любви является главным элементом недостаточной мотивации во взрослом возрасте, а испытывание недостаточности, основанной на самоувековеченном онтичном (ontic) вакууме и соответствующей экзистенциальной самоинтерференции (existential self-in– terference).
Гантрип, призывая к системному анализу всех характеров и к «поиску существования в неправильном месте», пишет следующее: «Теория психоанализа в течение длительного времени до появления эго-психологии представляла собой исследования в замкнутом круге, без видимого центра. Исследования поэтому начинались с периферийных феноменов – с поведения, настроения, симптомов, конфликтов, ментальных механизмов, эротической направленности, агрессивности, страхов, комплексов вины, психических и психоневротических состояний, инстинктов и порывов, эрогенных зон, стадий взросления и так далее. Все это является очень важным и должно найти свое отражение в общей теории, но в реальности – это все вторичные вещи по сравнению с некоторым абсолютно фундаментальным фактором, коим является „ядро личности"».
Именно отсутствие такового «ядра», по моему мнению, является причиной всякой психопатологии [38]. Такой фундаментальный фактор (недостаточная мотивация), расположенный в основании всех страстей, – это жажда бытия, существующего рука об руку с неясным постижением утраты бытия.
В данном пункте я хочу дополнить эту теорию, добавив, что «бытия» нет там, где нам это кажется, и «бытие» можно найти только совершенно необычным способом – через принятие «небытия» и путешествие сквозь пустоту.
Естественно, для рассмотрения основы здоровой личности я предпочел скорее говорить о «бытии» или «ощущении бытия», чем об «эго» или «подлинности эго», а для рассмотрения основы невроза – об «онтичной недостаточности» (ontic deficiency) или «онтичном помрачении» (ontic obscuration), чем пользоваться терминами Лэнга (Laing) – «онтичная ненадежность» (ontic insecurity) или Гантрипа «слабость эго»(ego weakness), которые оба направлены скорее на определенные оттенки (как в случае энеатипа VI) более универсальной концепции.
Глава 1
Воинствующая добродетель (гнев и перфекционизм)
Энеатип I
1. Сущность типа, номенклатура и место в энеаграмме
«Мы можем различить три вида гнева, – говорит Фома Аквинский в своих Questoines Disputatae, – во-первых, гнев, таящийся в сердце (Ira Cordis), во-вторых, гнев, изливающийся в словах (Ira Locutionis), и, в-третьих, гнев, проявляющийся в действиях (Ira Actiones)». Эта классификация навряд ли будет соответствовать той характеристике перфекционистского типа, которую мы дадим здесь. Да, гнев, скрываемый в сердце, прежде всего в виде негодования, характерен для этого типа, однако не в такой степени, как для похотливого, завистливого или трусоватого типа. Что до словесного проявления, то для гневного типа в большой степени характерен самоконтроль в выражении гнева в любой из его форм: мы имеем в данном случае дело с хорошо воспитанным, цивилизованным типом человека, для которого не характерны спонтанные поступки. Что же касается выражения гнева в действиях, этот вид гнева, действительно, характерен для энеатипа I, однако представители этого типа выражают его бессознательно и не столько для себя, сколько для других, так как делают они это вполне рационально, – фактически, многое в характере этого типа можно объяснить как реакцию против гнева: отрицание деструктивности взвешенным доброжелательным отношением.
Определение гнева Оскара Ичазо как «вызов реальности» обладает тем достоинством, что в нем гнев рассматривается как нечто более основательное, нежели просто чувство или проявление эмоции. Однако, возможно, имеет смысл с самого начала указать, что наименование «гневный тип» навряд ли отвечает типичным психологическим характеристикам рассматриваемого типа личности, характерными чертами которого являются скорее критическое отношение и требовательность, нежели осознанные ненависть и грубость. Ичазо называет этот тип «эго-негодующим» (ego-resent), что представляется более точным определением эмоционального характера данного типа, характера, склонного скорее к протесту и настойчивой требовательности, чем просто к раздражительности. В начале своей педагогической деятельности я называл фиксацию этого характера «намеренным стремлением к добродетельности», а позднее стал называть ее «перфекционизмом». Этот термин, как мне кажется, дает возможность передать типичное для данного характера отвержение того, что существует на самом деле, с заменой на ощущаемое и на то, что, по мнению его носителей, должно быть.
Христианские авторы, разделявшие убеждение, что гнев является смертным грехом, т. е. одним из основных психологических препятствий к истинной добродетели, не смогли, как мне кажется, в основной массе понять, что бессознательный гнев находит свое наиболее характерное выражение именно в обличье добродетели. Исключением представляется лишь Святой Иоанн, который в своей книге «Темная ночь души» с характерной точностью описывает грех ярости у новообращенных: «А есть и такие среди верующих, которые впадают в другую крайность духовного гнева: их возмущают грехи окружающих, и они наблюдают за ними с чувством трудно сдерживаемого возмущения. Временами их охватывает желание высказать свои гневные упреки, и иногда они заходят так далеко, что дают волю этому желанию и выставляют себя при этом хранителями добродетели. Все это противоречит религиозному смирению». Далее он добавляет: «Есть и другие, кто, видя собственное несовершенство, досадует на себя и проявляет нетерпение, противоречащее смирению. Такие люди настолько нетерпеливы, что готовы стать святыми за один день. Они намереваются многое совершить и принимают грандиозные решения, однако, поскольку в них нет смирения и осознания собственной ничтожности, то чем более великие планы они строят, тем ниже их падение и больше их разочарование, ибо у них нет терпения дожидаться того, что Господь пожелает им даровать, если на то будет Его воля».
В целом это благонравный и, возможно, даже сверхдобродетельный характер, возникший как защита против гнева и деструктивности. Однако было бы ошибкой представлять его как характер, склонный к ярости, ибо, напротив, для него свойствен сверхконтролируемый и сверхцивилизованный стиль общения. Поразительной чертой этого характера является его оппозиционность как по отношению к другим людям, так и по отношению к переживаемому ими опыту в целом. В то время как любую форму характера можно рассматривать как преодоление инстинкта, наиболее удивительной чертой этого характера является его антиинстинктивная ориентация. Хорошим названием для этого характера (названием, применение которого не ограничивается узким спектром умственного здоровья) является перфекцио– низм, ибо, хотя и представители других типов могут не без оснований называть себя «перфекционистами», в рассматриваемом типе одержимость совершенством является наиболее выделяющейся (характерной) чертой. Проявлением этого перфекционизма является навязчивая идея исправления того, что ухудшает их жизнь и жизнь других людей, а также их ограниченное понимание совершенства как результата сопоставления того, что происходит вокруг, с заранее установленным кодексом ценностей, стандартов, идей, вкусов, правил и т.д.
Перфекционизм является иллюстрацией не только того, что хорошее – враг лучшего (и что поиски лучшего являются врагом хорошего), но, можно сказать, создает некий когнитивный уклон, дисбаланс между преданностью Долгу и желанием наслаждаться жизнью, между серьезностью и легкомыслием, между работой и игрой, между устремленностью зрелого человека и детской непосредственностью.
Вслед за использованием термина «перфекционист» я начал применять менее мудреное название – «гневная добродетель», название, имеющее то преимущество, что в нем отражены как эмоциональный (гневный) аспект этого типа, так и его когнитивный (перфекционистский) аспект.
Хотя я отдаю должное повторенному Эриксоном утверждению о том, что анальность является признаком автономности, возникающей в период, когда ребенок учится контролировать работу кишечника с помощью сфинктера и ходить, я думаю, что Абрахам и Фрейд заслуживают уважения за то, что они впервые привлекли внимание к связи между запретом загрязнять свое тело и навязчивой чистоплотностью [39].
Гневный тип занимает на энеаграмме место не в шизоидном и не в истероидном углу, но в состоящей из трех характеров верхней группе, характерной чертой которых является «психологическая леность». Насколько мне позволяет судить мой опыт, хотя многие представители этого типа заявляют, что они относят себя к экстравертам, само это заявление говорит об отсутствии у них психологической проницательности или склонности к психологическому инсайту. Тот факт, что энеатип I находится на энеаграмме между IX и II типами, наводит на мысль о том, что перфекционистский характер не только «антиинтрасептивен» [40].
Обзор многих тысяч работ, опубликованных после 1960 года, показывает, что объектом наиболее пристального внимания специалистов является обсессивно-компульсивный тип личности. Это, возможно, связано с тем, что данный тип является наиболее четко очерченным и распознаваемым, однако я думаю, что с употреблением термина «ананкастический», который часто используется для обозначения обсессивно-компульсивного типа в Европе, связана некоторая путаница. Я считаю также, что термин синдром «анальной личности» употребляется в психоанализе в одних случаях по отношению к собственно обсессивно-ком– пульсивному характеру, а в других – по отношению к более контролируемым обсессивно-подобным шизоидным индивидам [41].
Насколько я могу судить по собственному опыту, именно шизоидная личность чаще оказывается фоном для эго-дистонических обсессий и компалсий (навязчивостей и принуждений), а не об– сессивный тип, в котором стремление к чистоте pi порядку является эго-синтонным [42].
2. Предшествующая научная литература о характере
Как я узнал из книги Курта Шнайдера «Психопатические личности» [43], именно Дж. Донат ввел в 1897 году понятие анан– кастической личности. В начале 20-х годов Шнайдер пишет, что количество работ, посвященных «обсессивному состоянию, почти необъятно», однако он не проводит четкого различия между тем, что до недавних пор называлось обсессивным неврозом [44], с одной стороны, и обсессивной личностью, с другой. Хотя не вызывает сомнения то, что он был знаком с тем, что мы имеем в виду под термином «перфекционист», и что, когда он писал часть своей главы, посвященной «неустойчивому» (insecure [45]) типу, он подразумевал такой характер, – сам факт, что он рассматривал ананкастический тип наряду с «сенситивным», наводит на мысль, что он совершил ставшую впоследствии очевидной ошибку, связанную с понятием анальной личности, путая между нашим перфекционистом и шизоидом, у которых есть некоторые общие характеристики, но которые в других отношениях резко отличаются друг от друга.
При чтении того, что пишет фон Гебзаттель по поводу ананкастической личности [46], у меня сложилось впечатление, что он имеет в виду именно шизоидную форму, и это склоняет меня к выводу, что описанная выше путаница до сих пор продолжается. Поскольку ICD-IX [47], которая в некоторых странах до сих пор не вытеснена DSM-III, содержит классификацию личности Курта Шнайдера, уместно указать, что в этой классификации нет места для нашего понятия «перфекционистский», кроме, возможно, разновидности «неустойчивого типа». Хотя теоретически представляется допустимым, что излишняя формальность, может быть, является реакцией на более глубокую неустойчивость, эта терминология ведет к дальнейшей путанице, поскольку затемняется четкий контраст между способностью к самоутверждению того характера, который мы описали как энеатип I, и замкнутой нерешительностью энеатипа V как его антипода.
«Говоря об экспрессивной психологии ананкастического типа, следует сказать, что внешне его представители часто поражают нас своей чрезвычайной дотошностью, педантизмом, точностью и скрупулезностью».
Можно сказать, что рассматриваемый нами тип характера был первым типом личности, описанным в психологической литературе, когда Фрейд написал свой знаменитый очерк об анальном характере. Карл Абрахам воспринял идею Фрейда и развил ее дальше в своей работе, посвященной анальному характеру [48], которую он начинает с краткого обобщения наблюдений Фрейда:
«Фрейд пишет, что у некоторых невротиков отмечаются три ярко выраженные черты характера, а именно: любовь к упорядоченности, которая часто превращается в педантизм; бережливость, которая легко переходит в скупость; и упрямство, которое может развиться в вызывающую злобность». К его оригинальным наблюдениям относится утверждение о том, что люди ярко выраженного анального характера обычно убеждены, что они все умеют делать лучше, чем другие: «они все должны делать сами».
Следующим важным вкладом в понимание синдрома энеатипа I были наблюдения Райха, который пишет [49]: «Даже в тех случаях, где компульсивное невротическое чувство порядка не выражено у компульсивного характера, педантичное стремление к упорядоченности является для этого характера типичным».
«Как в малых, так и в больших вещах он руководствуется в своей жизни предвзятыми, неизменными принципами…» Кроме того, Райх указывает на наличие у них медленной, обстоятельной манеры мыслить, нерешительности, сомнений и недоверия, скрываемых под видом волевой сдержанности и самообладания. Он согласен с наблюдением Фрейда о том, что для этого типа характерна умеренность, особенно в форме бережливости, и разделяет его интерпретацию этого характера как имеющего в своей основе анальный эротизм. Однако более важным является его подчеркивание эмоциональной блокировки, которую можно рассматривать как оборотную сторону самообладания. «Он в той же мере не одобряет аффекты, в какой сам решительно неспособен к ним. Обычно это человек ровного характера, сдержанный в проявлениях как любви, так и ненависти. В некоторых случаях это может развиться в полную блокаду всякого проявления чувств».
