Текст книги "Характер и невроз"
Автор книги: Клаудио Наранхо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Хотя Миллон предполагает, что зависимость в случаях таких личностей, возможно, проистекает из чрезмерной материнской заботы, это совершенно не совпадает с моими наблюдениями личностей энеатипа IX, которые происходили в основном из больших семей, где родительское внимание было разделено между многими братьями и сестрами, или из семей, очень занятых своим хозяйством, в которых тяжелый труд отнимал значительную часть материнской энергии. Такие описания конгруэнтны смирению так называемой зависимой личности, тем огромным усилиям, которые она вкладывает, чтобы заслужить любовь, скрытым в их самозабвенном чрезмерно жертвенном поведении. Только после проведения курса психотерапии представитель энеатипа IX начинает понимать, какой голод он испытывал в детстве, и то, в какой степени он ограждал своих родителей от деидеализации, упорствуя в своем сверхдоверчивом детском простодушии.
Хотя удовлетворенность жизнью энеатипа IX, возможно, поддерживается совокупностью висцеротонических черт, очень часто по обстоятельствам, в которых протекало детство, можно заключить, что для ребенка не оставалось другого выхода, чем приспособиться к ним. В некоторых случаях причина заключалась не в отсутствии материнского душевного тепла, а в том, что она, в силу обстоятельств, не могла проводить с ним больше времени, и ребенок чувствовал, что жалобы или другие способы привлечения внимания не помогут. В других случаях отношение к ребенку в семье было сложным, и он боялся, что если будет жаловаться, то потеряет то малое, что имеет. В приведенном ниже отрывке из автобиографии вы найдете описание двух случаев, необычных и в то же время очень наглядно демонстрирующих, как личность сделала «решение» в пользу чрезмерного приспособления событий: отрывок воспоминаний из жизни экзотического народа, демонстрирующий крайнюю жестокость отношения к детям.
«Мое раннее детство делится на две части. Когда мне было шесть месяцев, родители отдали меня на воспитание моей прабабушке, согласно древнему обычаю племени саморов, и поэтому я не видела своих родителей до девяти лет, пока не началась война и моя тетя не подумала, что лучше вернуть меня родителям, чтобы со мной ничего не случилось во время войны. Я и до этого была заброшена и никому не нужна, а когда я вернулась в семью, мои братья и сестры не признали меня, они считали меня непрошеным гостем в доме. Итак… моя мать тихая, но властная. Мой отец – пьяница, и мы всегда знаем, когда он приходит с работы, потому что, возвращаясь с работы, он обычно поет, мы знаем, что должны делать – мы должны исчезнуть, а я всякий раз виновата во всем, потому что я старшая из тринадцати детей, и если что-то не так, то это, конечно, по моей вине. Сначала меня отшлепают, потом отец выпорет меня ремнем, а затем я дам ремня моим братьям и сестрам, чтобы они знали, что, когда родителей нет дома, я главная, что они должны меня слушаться. Моя мать – очень тихая, но тем не менее очень властная в своем спокойствии. Она хорошо контролировала нашего отца, и кстати об отце, – мы, дети, никогда не видели, чтобы он поднимал руку на мать. Дождавшись, пока он протрезвеет, она поговорит с ним, но на следующий день он точно так же придет с работы пьяный. И еще одна вещь: он никогда не тратил денег на выпивку и всегда приносил домой чек. Он был хорошим добытчиком, а выпивкой его всегда угощали друзья. Он никогда не поднимал на мать руку, и мы никогда не видели, чтобы они ссорились. Во время японской оккупации он работал очень много, но все равно, когда мы собирали урожай, приходили японцы и отбирали у нас еду. И мы с матерью шли снова в поле, – мы помогали ей собирать картофель и другие овощи, но через несколько дней опять приходили японцы. Таким образом, нам не хватало в те дни пищи. Мне было тогда девять лет… а после двух лет оккупации нас поместили в японский концлагерь. Японцы собирали всех мужчин старше восемнадцати и увозили их. Моего отца тоже увезли, но ему удалось бежать, а остальных японцы расстреляли по дороге. Моя мать спрятала меня перед тем, как японцы забрали их всех, загнали в пещеру и закидали их ручными гранатами, так как боялись восстания и готовились перебить нас всех, но им помешали американцы».
Хотя описанные в этом рассказе события можно отнести к редким, тем не менее они наглядно демонстрируют нам, что у девочки были основания стать смиренной по характеру, так как ей приходилось приспособляться к ситуациям, в которых она ничего другого не могла поделать. Когда я сказал ей об этом после того, как прослушал ее рассказ, она моментально отреагировала так: «Поэтому я всегда отвечаю, что меня всегда все устраивает. Я обманываю людей, отшучиваясь, говоря с ними».
Деталь, часто встречающаяся в рассказах представителей энеатипа IX, – постоянная готовность участвовать в домашней работе. Например, из рассказа одной женщины: «Ты должна доить коров все время, и утром, и вечером… еще одна черта обоих моих родителей – они требовали, чтобы перед тем, как играть, ты поработал, не выказывал своих эмоций, терпел и не жаловался на то, что ты болен».
Часто ребенок становится помощником матери, нянькой младших детей, как, например, в следующем случае: «У меня был брат старше меня на два года, потом родилась я сама, и пять лет я была ребенком, но потом родилась сестра. И я не знаю, как так получилось, что я стала ответственной за сестру, хотя мне тогда было всего пять лет, а через два года у меня появилось некоторое чувство обиды по отношению к ней. Я пыталась понять, в чем тут дело, и мне пришло в голову, что я в некотором смысле потеряла с ее рождением свое детство. Я помню один случай, должно быть, в это время она была еще очень маленькая, три или четыре года, мы стояли на улице с очень оживленным движением. Мама была в магазине, мы ждали отца. Я держала ее за руку (мне тогда было, наверно, лет восемь), и вдруг она увидела отца, вырвалась и побежала через улицу. Что я особенно запомнила, это как отец увидел ее, выбежал на улицу и остановил движение. Если б он этого не сделал, ее бы, конечно, задавили. Первое, о чем я подумала, что если бы с сестрой что-то случилось, то случилось бы по моей вине. Сейчас это производит очень сильное впечатление. Я не думаю, что мои родители наказывали меня за это, не помню, чтобы они это делали, но тем не менее… когда через четыре года родилась еще одна девочка, я уже была готова стать ее матерью, и я думаю, что я это и сделала, – оба родителя росли в многодетных семьях, где то, что каждый ребенок заботится о младшем, считается само собой разумеющимся. Я считаю, что в нашей семье тоже так получилось. И в этом не было особой необходимости, -так как мама не работала и, я думаю, могла прекрасно сама с этим справиться. Вот именно здесь, мне думается, у меня и появилась мысль о самозабвении, о том, что свои желания нужно отложить в сторону и никогда не чувствовать себя достаточно свободно, чтобы радоваться жизни и делать то, что я хочу, – я все время смотрела за детьми, следила, чтобы с ними ничего не случилось».
Рассматривая личности родителей, я чаще всего встречаю энеатипы IX и I, особенно часто в паре. Влияние первого, естественно, способствовало тому, что личность выбрала самозабвение как модель поведения, влияние второго привнесло перфекцио– нистские требования к жизни: «Моя мать всегда была очень строга и перфекционистична во взглядах. Хорошее поведение было способом спастись от порки». «Мне всегда читали наставления, что так делать нельзя, и добавляли, что придут времена, когда этого делать будет совсем нельзя».
Хотя сверхприспособляющиеся очень далеки от того, чтобы протестовать, небезынтересно будет отметить, что противостояние родителю может сформировать мотив придерживаться такого стиля поведения, как, например, в рассказе молодого человека: «Моя мать (I) всю жизнь отчитывала отца (IX) в моем присутствии, я думаю, то, что я стал таким, какой я сейчас, было протестом с моей стороны, так как мне всегда приходилось делать то, что она хотела. Он работал за городом, и когда бы ни появлялся, мать начинала говорить о его проблемах. Но у меня, ребенка, были только приятные воспоминания».
Довольно просто понять, почему во многих рассказах представителей энеатипа IX присутствует мать, относящаяся к энеатипу IV, как и в случае, когда родитель относится к перфекцио– нистскому типу, имеют место требовательность и потребность уступать этим требованиям. В следующем случае этот элемент присутствует вкупе с другой часто встречающейся особенностью детства энеатипа IX, с желанием стать миротворцем в конфликте родителей: «Я помню, как моя мать постоянно упрекала отца, говоря о том, что он должен найти работу, что все приходится делать ей одной, и тому подобное. Но я не мог поверить, что мой отец действительно такой плохой, и я хотел быть таким, как он, – спокойным и свободным. Он имеет мало, но и довольствуется этим немногим. Мне тоже нужно немного, всего лишь любовь. Я стал чем-то вроде моста между ними, стремился наладить их отношения как посредник».
В то время как в других характерах стремление к любви, по-видимому, превратилось в стремление к ее суррогату, поиску того, что изначально воспринималось как средство привлечь родительское внимание и заботу, в «медлительных» личностях, по-видимому, имеет место смирение во имя любви и внимания. Только это смирение поддерживается в них ценой потери внутреннего осознания, так как принудительное добродушие обязательно влечет за собой подсознательное желание взаимности. Так как подсознательный характер желания любви не позволяет говорить об обольщении или преследовании, личность испытывает наибольшее чувство благодарности, когда кто-либо замечает его или ее самопожертвование, и можно сказать, что поиск любви в таких личностях проявляется в основном в желании быть признанным в их самопожертвовании и бескорыстном великодушии.
6. Экзистенциальная психодинамика
Если внизу энеаграммы осознание боли максимально (энеатипы IV и V), в IX, на ее вершине, оно минимально, – если в энеатипе III обскурация бытия станет быстрее заметна какому-нибудь неудачнику, который спросит: «А к чему такая суета?», чем самой личности, в представителе энеатипа IX этот неудачник не заметит потери внутренней сущности, так как его удовлетворенность, похоже, действует таким образом, что окружающим он кажется гораздо более здесь, чем сам себя ощущает. Возможно, в этом и лежит отличительная характеристика обскурации бытия в праздном, чрезмерно приспособляющемся характере, – в том, что он стал слеп по отношению к самому себе.
С помощью разъяснения утраты бытия в остальных характерах мы выяснили теперь, как отчаянное стремление к жизни в своем нетерпении как бы закрепляется в различных явлениях, в которых содержится надежда бытия. В случае энеатипа IX причина не лежит в интенсификации «онтическо– го либидо», как раз наоборот, причина – в обманчивом отсутствии этого страстного стремления, которое дает личности ощущение духовного удовлетворения.
В то же время обманчивая просвещенность «здравомыслящего крестьянина» влечет за собой бессознательность бессознательного, усыпление, когда человек уснул и не чувствует собственных желаний. Я не могу понять утверждения Ичазо о том, что в случае праздности «ловушка» кроется в чрезмерном желании познания. Верно как раз обратное: энеатип IX не испытывает достаточного желания к познанию, несмотря на субъективное ощущение себя живым и в таком виде, равно как и на проявления смещенного стремления к познанию, такие как эрудиция, путешествия, коллекционирование антиквариата. На самом деле такая негативная трансмутация преобразуемого стимула в импульсы, ориентированная на отход к менее значительному, типична и может выражаться в любопытстве. Мистер Пиквик, герой Диккенса, путешествующий по пригородам Лондона, изучающий языки и т.п. – хороший литературный пример вышесказанного.
По мере того как я изучал экзистенциальную психодинамику различных характеров, я постепенно выявил несоответствие – выраженное центральным положением энеатипа IX на энеаграмме характеров, – заключавшееся в том, что «забывание себя» – источник всех патологий. В то время как в других случаях это межличностное осложнение, похоже, становится фоном, на котором протекают внутренние конфликты личности, в энеатипе IX оно выходит на передний план, а относительная недостаточность компенсаторных процессов производит впечатление внутреннего здоровья, «псевдозрелости». Мы можем сказать, что энеатип IX менее невротичен, чем остальные характеры, в обычном смысле этого слова, т. е. учитывая только психологические симптомы, и что его осложнения носят в большей степени духовный характер.
Несмотря на все вышесказанное, суррогаты бытия энеатипа IX не стоят на переднем плане – как в ориентированном на внешние проявления и быстрые ритмы тщеславном характере или в стремящихся к напряженности мазохистских и садистских личностях третьего. «Поиски счастья там, где его нет» присутствуют в нем, как они присутствуют во всех характерах. Одну из форм этого явления я назвал «чрезмерным оско– тиниванием»: поиск бытия в животном комфорте и действия, направленные на выживание. Такая личность могла бы заявить: «Я ем, поэтому я существую». Другая форма – это стремление к бытию через принадлежность. Для энеатипа IX чужие потребности – его потребности, а чужие радости – его радости. Живя символически, он живет чужой жизнью. Он мог бы сказать: «Я это ты, поэтому я существую», – где «ты» может быть любимым человеком, нацией, политической партией, каким-нибудь Пикквикским клубом, даже футбольной командой…
Хотя компульсивное самоотречение развивается частично благодаря стремлению принадлежать кому-либо, оно также служит потребности в онтической компенсации: «Я существую, потому что я могу что-то делать». «Я существую, потому что я могу быть полезным». Так же как бытие можно заменить в целях компенсации на принадлежность, его можно в тех же целях подменить обладанием – как указано в названии одной из книг Эриха Фромма: «Быть или иметь» [211].
Как бы то ни было, из устремленности ко всему материальному и очевидному появляются Санчо Пансы – наиболее угодные в этом мире «онтические миротворцы», а поиск бытия в чем-то конкретном, кажущийся наиболее преисполненным здравого смысла, оказывается наиболее отдаленным от него.
Эта отдаленность напоминает историю об ослах Насреддина: рассказывают, что у одной отдаленной таможенной заставы видели, как Насреддин все ездит и ездит через границу на осле. У таможенников возникло подозрение, что он что-то незаконно перевозит через границу, но им никогда не удавалось найти что-нибудь в сумках, кроме сена. Когда один из них много лет спустя встретил Насреддина – оба жили в другой стране, и обстоятельства прошлого уже не имели значения, – он спросил Хаджу, что же он все-таки так искусно перевозил через границу, что они никогда не могли его поймать. Насреддин ответил: ослов.
Если сравнением в высшем смысле здесь могло бы стать высказывание об удаленности от нас Бога («ближе, чем яремная вена»), то притча об осле Насреддина тоже может стать сравнением, когда мы говорим о том, насколько незаметным может быть неведение, и об исключительной незаметности невроза энеатипа IX.
Глава 10
Предложения для дальнейшей работы над собой
Я слышал, что как-то Карен Хорни спросили, что же делать при неврозе, и она ответила, что само по себе внимательное чтение ее книг уже может считаться шагом вперед.
В начале своей терапевтической карьеры Фрейд считал необходимым добиваться того, чтобы пациенты разделяли его взгляды на сознание в целом, а также принимали складывающуюся в процессе лечения терапевтическую теорию. И конечно, внутренний психоанализ возник во многом благодаря разработкам Фрейда в области самоанализа, а его ценность, реалистично осознавая при этом его ограничения, – понимали и разделяли многие из его окружения. Однако с течением времени практикующие психотерапевты стали не только игнорировать самоанализ, но и налагали на него запрет.
Одним из исключений из положения, при котором все увеличивалось противостояние профессионалов попыткам пациентов анализировать самих себя, была Карен Хорни, – она написала свою классическую работу по этому вопросу, будучи одним из старших обучающих психотерапевтов в Институте психоанализа в Нью-Йорке. Я сам расцениваю это распространенное предписание пациентам не предпринимать попыток просветить себя как проявление скрытого авторитаризма, неуверенности в своих силах и столь же скрытого стремления создать альянс с целью установления монополии экспертов, и я думаю, что мы не можем себе этого позволить во времена, когда выход из затруднительного положения, в котором мы все оказались, в значительной степени зависит от индивидуального изменения личности, когда мы не можем позволить себе игнорировать потенциал и стремление личностей работать над собой в той степени, в которой они способны на это.
Хотя интеллектуализация действительно может препятствовать терапевтическому процессу в сознании личности или же в ее отношениях с психотерапевтом, я подозреваю, что самоанализ был забыт по причине скрытого авторитаризма психотерапевтов, особенно в догуманистический период. Таким образом, здесь мы также имеем дело с проявлением монополистического отношения психоанализа как института, которое выражается в том, что каждый психоаналитик твердит своим пациентам не только «никуда больше не обращайтесь за помощью», но и «не пытайтесь вылечить себя сами, я это сделаю за вас».
В связи с этим я считаю, что самостоятельное изучение не только может быть элементом психотерапии в профессиональном, индивидуальном или групповом плане, но и может стать очень действенным средством, благодаря сведениям из этой книги.
Познать самих себя – к этому нас призывают не только древние и священные традиции, но мы можем сказать, что импульс к самоизлечению (а говоря в более общем смысле, импульс оптимизировать свое сознание) – это естественный, здоровый и мудрый способ реагирования на жизненные затруднения. Мне хорошо известно, какую огромную роль в решении проблемы взаимоотношений играют личные отношения, а также о том, что некоторым личностям необходимо пройти в течение этих отношений не только период терапевтических отношений как таковых, но и – до того как лечение станет возможным – период терапевтической регрессии, но тем не менее я хотел бы подчеркнуть, что даже в условиях межличностного контакта именно личность в конечном счете делает главную работу. Можно сказать, что ассистированная психотерапия – это специализированный и очень полезный метод проведения занятий по самоанализу, в то же время все то, что мы узнаем о себе и как это представляем, в конечном счете определяем мы сами. В связи с этим я посвятил несколько лет своей жизни разработке того, что я называю этосом работы над собой, и даже более распространенной идеи, что в наше критическое, беспокойное время психиатрия должна рассматриваться как экстренная помощь популяции людей, идеально подготовленных к тому, чтобы, образно выражаясь, держать свои дома в чистоте, а не выступать в качестве средства, которое ее заменяет.
Уже несколько лет я предоставляю группам людей не только информацию, такую как в этой книге, но также и приемы для работы друг с другом, при этом они контролируют друг друга на протяжении этого процесса, и я знаю много случаев, где этот процесс сыграл особенно важную роль в жизни людей, которые до этого обращались к психотерапии. Однако в случае этой книги я излагаю свои идеи в контексте предисловия к работе над собой, и в связи с этим читатель может увидеть, в какой мере я считаю эту книгу не более чем предисловием.
Так же, как и Карен Хорни, я планировал, что сам процесс чтения книги уже станет формой работы над собой. Точнее, я представлял себе, как читатель, по мере того как он переходит от одной галереи портретов – взятых из литературных произведений, психологической практики или из накопленного мной опыта и разработок – к другой, почувствует, что он гуляет по залу с зеркалами, которые отражают различные аспекты его личности. Для тех, кто до сих пор, прочитав книгу, спрашивает самого себя: «А что же мне делать?» – и не ощущает себя участником процесса обучения или, как я упоминал выше, обучающегося сообщества, я и написал эту главу.
Для начала я хотел бы выделить тот аспект, что «работа над собой» представляет признание правды о себе и о своей жизни, несмотря на дискомфорт или боль, которые оно может повлечь – выражаясь другими словами, откровенную исповедь.
Точно так же как, на языке христианства, признание греха в себе может стать путем к раскаянию, очищению и возможному спасению, в контексте современной терминологии можно сказать, что любой, кто полностью осознает свою рабскую психологическую зависимость от невротических устремлений, почувствует сильное желание освободиться, воодушевленный интуитивным желанием обрести духовную свободу. Другими словами, он будет всей душой молиться о свободе от страстей и стремиться к ней, как он стремится дышать более чистым воздухом.
Подчеркнув это желание к изменению и поворот от мирского к божественному, я в то же время хотел бы обратить ваше внимание на то, что обучающая стратегия предусматривает не только взгляд на самого себя со стороны, но и вырабатывание нейтрального взгляда при изучении «механизма» нейтрального восприятия, при котором желание изменить себя не «отреагиру– ется» в поспешную и поверхностную попытку «усовершенствовать себя» [212].
Хотя целью следующей стадии работы будет изменение поведения, этой стадии, когда личность активно добивается развития межличностной добродетели, – вряд ли удастся достичь, не положив в основу тщательное осознание самого себя. Веками насаждаемая во всех высших цивилизациях мораль «делай добро» подтверждает тот факт, что без самоосознания истинной добродетели можно достичь только ценой подавления и обеднения сознания.
Если личность подходит к процессу самопознания с набожными устремлениями, объективно осознавая свои заблуждения, и в то же время пытается оставлять в сознании место для таких своих недостатков, избежать которые невозможно, так как они являются следствием переживаний прошлого и неизбежно длящегося процесса самореализации, она приходит к выводу, что самоосознание самодостаточно. Действительно, правда о самих себе может освободить нас, так как, если мы на самом деле осознаем что-либо о самих себе, это «что-либо» изменится само, без «наших» попыток изменить себя. Правдивый взгляд на то, что мы делаем, как делаем и почему делаем, трансформирует наши застарелые реакции в глупости, которые скорее всего отпадут сами по себе или утратят свою власть над устремлениями нашей сущности.
Все, что ценно в отношении осознания наших заблуждений вообще, прежде всего, конечно, имеет отношение к осознанию нашей основной черты характера и главенствующей страсти, что включает понимание гештальта множества собственных черт характера и их динамической связи с этими центральными очагами.
Работая над девятью предыдущими главами, я рассчитывал на то, что читатели, ознакомившись с ними, найдут в одних характерах больше общего с собой, чем в других, и что для некоторых из них самоузнавание в свете одного определенного набора черт характера и психологической динамики произойдет, возможно, как спонтанно, так и эффективно. Действительно, вера в то, что раскрытие посредством этой книги собственного характера может послужить инструментом самодиагностики, а также вера в то, что знание своей основной черты характера может освободить личность от тирании (как центр души), приносят мне удовлетворение.
Для тех, кого чтение этой книги не привело к такому самоузнаванию, самым важным аспектом в решении задачи узнать себя лучше [213] останется самоизучение, ориентированное на внутреннее определение того, что личность еще недостаточно созрела, чтобы увидеть себя объективно, – в таких случаях этой зрелости нужно дождаться, – и стремление к самоузнаванию, скорее всего, приведет к тому, что у личности появится стимул осознать психологические реалии как они есть.
Тем моим читателям, которые осознали, что представляет собой доминирующая страсть и соответствующая ей фиксация, я посоветую приступить к курсу дополнительного самоизучения и написать автобиографию, принимая во внимание эти проникновения в сущность. Эта автобиография должна включать в себя ранние воспоминания – особенно воспоминания болезненных ситуаций, – и станет ясным, как через детские переживания формировался способ преодоления болезненных обстоятельств.
Тем, кто последует этому моему совету, я рекомендую погрузиться во время написания в воспоминания и убедиться, что их повествование не отклонилось в сторону абстракции, но отражает звук, обстановку, действия, отношения и чувства, вызванные из прошлого. Не спешите, наоборот, используйте возможность наладить контакт со своими воспоминаниями, сколько бы времени у вас на это ни ушло.
Погружаясь в воспоминания о прошлом, старайтесь выработать отношение беспристрастного наблюдения. Пишите так, как если бы вам надо было просто составить отчет о событиях, внутренних переживаниях, мыслях, решениях, действиях или реакциях прошлого. После того как вы опишете ваши детские годы, рассмотрите ваше взросление и взросление вашего эго в период юности, время, когда осознаются горести детских лет, когда стремление к тому, чего так не хватало в детстве, оформляется в ранние мечты и планы на будущее. Затем, продолжая историю вашей жизни, вы можете проследить, как эти ранние мечты и идеалы отразились в вашей жизни.
Превратите написание этой автобиографии в исследование источников и развития вашего конкретного характера – отталкиваясь от конкретной, присущей вам страсти и фиксации. Когда вы закончите анализировать прошлое в свете этой базовой структуры, вы будете в состоянии лучше понять действие этого «механизма» в вашей повседневной жизни тут и там.
После изучения вашей прошлой жизни вы будете готовы к проведению самоанализа вашего настоящего состояния с точки зрения этих идей, т. е. настоящего, самостоятельно осуществляемого протоанализа: обработки ежедневных переживаний в свете психологического понимания, обсуждаемого в этой книге. Этот процесс требует дисциплины самонаблюдения, а также дисциплины ретроспективного взгляда – умения разжевывать недавние переживания, отталкиваясь от «рабочих идей».
Так как основная идея работы над собой – это осознание практической пользы обращения к «негативным эмоциям» и так как эти болезненные состояния вызваны разочарованием страстей, можно сказать, что неизменным аспектом этой работы является, по словам Гурджиева, «сознательное страдание» – готовность продлить эти переживания с целью рассмотреть и исследовать их.
Идеальным материалом при письменной обработке являются болезненные и неприятные события дня: моменты, в которые вы испытываете разочарование, вину, страх, боль, гордыню, одиночество и тому подобное. В особенности обратите внимание на те эпизоды, которые вы охарактеризовали как «неправильно прожитые»: моменты, когда человек ощущает, что его поведение или слова могли бы быть другими, и он ищет альтернативу своему поведению, хочет «переписать» этот эпизод жизни. Именно в отношении таких моментов вы и должны применить информацию, содержащуюся в этой книге, с целью найти способ управлять вашей страстью – вашей главенствующей страстью в особенности, а также стараться идентифицировать черты характера или склонности, связывающие ваше поведение с основным образом жизни. Кроме продолжающегося описания и анализа болезненных внутриличностных переживаний, необходимо стремление включить в этот процесс как можно больше переживаний экзистенциальной боли, т. е. боли от ощущения (возможно, возрастающего) собственной механизированности, зависимого характера вашей личности, отсутствия необходимой реальности и особенно – отсутствия чувства истинного бытия.
Можно сказать, что в обычных условиях сознание наполовину полно и наполовину пусто в отношении чувства бытия. Мы лишь наполовину осознаем свое положение, лишь наполовину понимаем свою разобщенность с тем, что на самом деле должно быть ядром переживаний человеческого существа. Или, иначе можно сказать, что мы прикрываем старое, слишком болезненное чувство экзистенциального вакуума фальшивым ощущением бытия, которое поддерживается в нас различными иллюзиями, для каждого характера соответствующими.
Осознание погружения во мрак – глубочайший аспект сознательного страдания, в то же время в мучениях этой боли каждый, кто в нее погружается, находит источник самой драгоценной движущей силы для работы по изменению себя. Я рекомендую тем, кто посвятил себя самонаблюдению и записывал свои переживания в дневник в течение трех-четырех месяцев, перечитать то, что я написал под заголовком «Экзистенциальная психодинамика» (в главах, соответствующих их энеатипам), а также, основываясь на своих наблюдениях, написать заключение, включающее как подтверждение проделанной работы, так и ваши планы по ее расширению.
Работа по самонаблюдению – в том виде, в котором я ее рекомендовал, это не просто возможность развития способностей к наблюдению самого себя, что является внутренним аспектом прогресса на пути к самопознанию, – развитие способности быть свидетелем по отношению к самому себе, в свою очередь, является фактором, обеспечивающим плодотворность вашего внутреннего взгляда.
Среди многочисленных систем по развитию самосознания, освобождению от роботизированного поведения и вырабатыванию основной установки я особенно рекомендую для начала упражнение по концентрации сознания на животе в том виде, в котором это описано Карлфридом фон Дюркгей– мом в его книге «Хара» [214]. Суть упражнения состоит в том, чтобы поддерживать в течение дня чувство присутствия в точке, находящейся примерно на четыре пальца вниз от пупка, сопровождаемое расслаблением брюшных мышц и плечевых мышц, выравниванием оси тела по отношению к центру тяжести и ощущением своего дыхания.
Дополнительные рекомендации для тех, кто намеревается использовать эту книгу, не ограничиваясь только чтением, состоят в дальнейшем развитии способности переживать события без умозрительных выводов или осуждения, чего можно достичь, практикуя медитацию випасаны.
Совмещение занятий по самоизучению и медитации было одним из постоянных аспектов моей работы, и, как следствие, я изучал практику как буддизма, так и «Четвертого Пути» (Б.Успенского). Примерно после двадцати лет экспериментирования в этой области я пришел к выводу, что наиболее подходящей основой для занятий по самопознанию является ви– пасана, при которой особый упор делается на внимании к своим ощущениям и эмоциям, в то же время практика самад– хи (samatha), в которой особенное значение придается уравновешенности, больше подходит для второй стадии работы, где внимание концентрируется на корректировке поведения и развитии добродетелей.
