Текст книги "Пожилая дама в Голландии"

Автор книги: Клара Меральда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Крысь был в восторге, но и мой голландец выглядел довольным тем, что оказался на лоне природы. Я представила себе, какое бы у него было выражение лица, если бы он видел наши мазурские леса, не говоря уже о Беловежской пуще. Между ним и Крысем сразу же возникли дружеские отношения, они битый час болтали по-голландски, не обращая на меня внимания.

Мы взобрались на какой-то пригорок, за которым виднелось маленькое «окошко» водной поверхности, заросшее тростником.

– Вам нравится? – обратился наконец ко мне мой «безымянный» голландец.

Я посмотрела на небо. Тучи, точно такие, как на старых голландских картинах, – сильно клубящиеся, бело-серо-фиолетовые, освещенные солнцем, – плыли громадами по низкому небу. Очень красиво. И я вполне искренне ответила:

– Нравится.

Он взглянул на часы, потом на Крыся.

– Пора возвращаться.

К моему удивлению, Крысь не протестовал.

– Мы были в лесу, – похвалился он своей матери сразу, как только она вернулась домой.

– Вы что, возвращались затемно? – забеспокоилась она.

– Совсем не затемно, потому что ездили туда на машине.

– Какой машине? С кем?

– На «тойоте», с одним господином, голландцем.

– Кто вас туда возил, Пушистик? – обратилась она ко мне.

Знала бы я – кто?!

– Так, один знакомый. Пожилой человек, который как-то помог мне сделать покупки в супермаркете. Сегодня он встретил нас по дороге и подвез…

– Целый час он был с нами в лесу и потом отвез домой, – разъяснил Крысь.

– Иди вымой руки, – напомнила я ему, – сейчас будем обедать.

Эльжбета лукаво посмотрела на меня.

– Ну-ну, Пушистик. Только оставь тебя одну, хорошенькое дело… А он приличный?

Я улыбнулась:

– Приличный, – и снисходительно пожала плечами. – Не шути, я даже не имею понятия, кто он. Он хотел сделать Крысю приятное. Может, у самого нет внуков.

Помогая мне накрывать на стол, невестка вдруг задала неожиданный вопрос:

– Пушистик, а почему, собственно, ты разошлась с отцом Войтека?

Минула долгая пауза, прежде чем я ответила:

– Ты требуешь от меня слишком больших умственных усилий. Это было так давно, что я уже ничего не помню…

И это было правдой. Какими бы ни были когда-то поводы, сегодня они уже не имели никакого значения.

Обедали мы втроем, Войтек в этот день возвращался поздно.

– Кажется, с этим господином ты разговаривал целый час? – На этот раз интерес Эльжбеты был направлен на Крыся.

Тот с набитым ртом поддакнул.

– О чем-то интересном? Только проглоти сначала…

– Угу. Ну… о разных вещах… Не помню… – Мальчишка замахал рукой с вилкой и отправил порядочный кусок с тарелки в рот.

– А о Пушистике вы тоже разговаривали? – Эльжбета сверкнула глазами в мою сторону.

Крысь засмеялся.

– Он думал, что «Пушистик» значит по-польски «бабушка». Я сказал, что у меня есть бабушка Магда, дедушка Артур и дедушка Анджей.

– А обо мне что ты говорил? – забеспокоилась я.

– Что ты мамочка моего папочки, но не жена деда Анджея. Я уже наелся, буду строить самолет. – Он сорвался со стула и побежал наверх.

– Мне кажется, твой муж в рассказе Крыся очень похож на мое родное дитя, – вздохнула я. – Постараюсь теперь вести себя с вежливым голландцем как старая дева, которая ошибку молодости искупает добропорядочностью оставшейся части жизни.

– А может быть, он хочет вырвать тебя из круга старых дев… – Эльжбету беседа на эту тему явно забавляла. – Ведь люди твоего возраста еще выходят замуж и женятся.

– Я слышала об этом, но слышала также, что и среди живущих в домах престарелых часто заключаются браки. Так что у меня еще есть немного времени…

У меня всегда плохо с пунктуальностью, но в пятницу в условленное время я была готова к свиданию. Сероглазый голландец приехал немного раньше, так как в полдесятого, когда я посмотрела из окна в кухне на улицу, «тойота» уже ждала.

День был серый, теплый, собирался дождь. Выходя из дома, я хотела взять зонт, но вспомнила, что одна спица «спустила». Это обычно не мешало мне его использовать, но сейчас, как представительница своей страны за границей, я сочла, что потрепанный зонт не должен компрометировать мою родину, поэтому из двух зол лучше все-таки вымокшая прическа.

Рынок располагался на небольшой площади перед церковью. Все прилавки и лотки были завалены грудами товаров.

– В вашей стране нужны только деньги, – заметила я.

– Вы любите деньги?

Я удивленно посмотрела на него. Что за глупый вопрос! Как можно любить то, чего никогда нет? Потому что очень трудно заработки, хватающие на так называемую жизнь, назвать деньгами.

– Я никогда над этим не задумывалась…

Он нахмурил брови, словно размышляя о чем-то.

– В таком случае вы исключение, – сказал он наконец.

– Охотно сочла бы этот комплимент правдивым, – усмехнулась я, – но, к сожалению, мой доход, пожалуй, типичен для большинства людей. Я небогата, а денежные дела являются областью интересов и деятельности людей богатых.

– Но зарабатывание денег по крайней мере доставляет вам удовольствие?

– Оно доставляло бы больше, если бы я зарабатывала их легче. Хотя лицам, которые смотрят на мою профессию со стороны, это кажется легким делом. Моя работа требует абсолютного одиночества, со всеми трудностями я должна справляться сама, и, что самое главное, вплоть до окончания работы я не знаю, будет ли результат удовлетворительным.

Мне подумалось, я заинтриговала его настолько, что он сейчас спросит меня, чем я занимаюсь. Однако он не только ни о чем не спросил, но даже заметно нахмурился.

– А вы любите деньги? – спросила я, чтобы прервать молчание.

– Разумеется. Ведь без них нельзя жить.

Потом он снова посмотрел на меня, по своему обыкновению как-то очень изучающе, и быстро добавил:

– Неужели вы хотите предложить мне какое-то хорошее дело?

Я не могла не рассмеяться.

– Нет, что вы! Просто я задала вам тот же вопрос, какой вы задали мне.

– И я искренне на него ответил.

Ничего себе! Значит, мой ответ он счел неискренним. Меня это задело: за кого он меня принимает! Но я ничего не сказала.

Шел мелкий дождь, довольно плотный, и я чувствовала, как моя прическа превращается в мокрые висящие космы. Мы подошли к рыбному ряду.

– Раз вы так хорошо ориентируетесь в кулинарных проблемах, прошу вас, помогите мне выбрать хорошую рыбу, чтобы в ней было мало костей.

Он показал на кучу плоских и широких рыбин.

– Как они называются по-голландски?

Он произнес какое-то слово, которое немыслимо повторить.

– Запишите его, пожалуйста.

Он послушно выполнил мое распоряжение.

– Это на будущее, когда я буду делать покупки одна, – объяснила я.

Мы купили рыбу, что-то там еще и сели в «тойоту». На его предложение посетить костел, который служит как католикам, так и протестантам, я ответила отрицательно.

Вся обратная дорога прошла в молчании. Он производил впечатление оскорбленного, а у меня остался какой-то неприятный осадок от неудавшегося разговора о деньгах. Когда он подвез меня к дому, я взяла сумку с покупками, безразлично-вежливо поблагодарила его и быстро вышла, не дожидаясь, когда он проводит меня до дверей.

Настроение было такое паршивое, что дома, желая разрядиться, я занялась разделкой рыбы. Быстро справилась с кухонными делами и хотела уже взяться за генеральную уборку, но вовремя подумала, что нужно что-то оставить Эльжбете на субботу. Сварила себе кофе и с чашкой в руке удобно уселась в кресле. Впереди у меня было два «выходных», и я задумалась, как их провести, когда раздался звонок. Уверенная, что это К рысь, я побежала открывать. Но это был не Крысь, а сексуальная Лиза.

Должно быть, на лице у меня было написано удивление, потому что она сразу стала объяснять:

– Я знала, что Эльжбеты нет, видела, как они утром уезжали. Пришла специально к вам…

Я попросила ее войти в гостиную, где остывал мой кофе, запах которого приятно наполнял всю комнату. Мне ничего не оставалось, как с деланным гостеприимством предложить кофе и ей, на что она охотно согласилась. Похоже, предстоял длинный разговор, и у меня мурашки побежали по коже от мысли, что он может касаться Войтека.

Когда мы сели пить кофе (она – свежий и горячий, я – холодный), внутренне я нахохлилась, как наседка. Но решила не облегчать ей беседы и сама начала болтать о чем-то несущественном. Когда я на секунду замолкла, Лиза сказала:

– Вы спрашивали о том старом поляке, который здесь живет. Так я пришла сказать, что он умер.

Эта новость была настолько далека от того, что я ожидала услышать, что я глупо переспросила:

– Умер?

– Его вчера нашли внизу у лестницы. Похоже, он упал с нее. Но упал ли он потому, что был слаб, или же смерть наступила от падения, неизвестно. Я узнала об этом сегодня утром от господина Девриеена. Девриеены живут рядом с госпожой Хение.

– Кто такая госпожа Хение?

– Это племянница жены того старого поляка, которая жила с ним в одном доме.

Итак, значит, владелицу серого «порше» зовут Хение. Эту фамилию, такую короткую, мне сразу удалось запомнить.

– Когда это случилось, госпожи Хение не было дома, – продолжала Лиза. – Она, должно быть, испытала ужасный шок, когда, вернувшись, нашла его лежащим и убедилась, что он мертв…

Я не знала старого солдата, однако известие о его смерти меня глубоко огорчило. Хотя одновременно в глубине души я почувствовала облегчение: сексуальная Лиза пришла не за тем, чтобы сообщить, что интересуется моим ребенком.

– Очень печальная новость, спасибо, что вы пришли мне об этом сказать.

– Он был уже слишком старым.

Для молодых смерть стариков – нечто само собой разумеющееся, и, может быть, это естественно, но с некоторых пор подобное объяснение меня раздражает.

– Сколько ему было лет?

– Как будто семьдесят.

– Это еще не дряхлый возраст, – едко заметила я. Она удивленно посмотрела на меня. Естественно, для нее это век Мафусаила.

– Очень жаль, что мне не довелось с ним познакомиться. Кажется, он как польский солдат участвовал в освобождении Голландии. Услышать об этом от живого свидетеля и участника сражений – далеко не то же самое, что прочитать в книгах…

Сексуальная Лиза смотрела на меня широко открытыми глазами.

– Вы интересуетесь историей?

Для нее последняя война была так же давно, как потоп. Я буркнула что-то, что должно было означать согласие.

Приход Крыся я встретила с облегчением. После констатации, что он очень хороший мальчик, похож на папу, Лиза допила последний глоток кофе и закончила визит.

– Где ты купила рыбу, Пушистик? – спросила Эльжбета за обедом.

– Там, где она продается, на рынке, – ответила я небрежно.

– Но ведь рынок в другом районе. Неужели тебя подвез туда твой вежливый голландец?

– Да. – Я машинально ответила правду, что оказалось ошибкой.

Моя невестка явно обрадовалась.

– Смотри, – обратилась она к Войтеку, – наш Пушистик покоряет здесь сердца. Познакомилась в супермаркете с каким-то джентльменом, который теперь помогает ей делать покупки.

Мой ребенок скривился:

– Очевидно, молодой тип из тех, которые охотятся за пожилыми состоятельными дамами, чтобы выпотрошить их.

– Что это тебе взбрело в голову? – возмутилась я. – Никакой он не молодой, а мужчина моего возраста, прилично выглядит. Хотя, по-твоему, все голландцы подонки, у них в генах закодировано стремление к колониальному грабежу. Это просто вежливый мужчина, который помог даме, не знающей языка, поговорить с продавцом.

– В таком случае ты явно забыла очки или не могла их найти в сумке, сбросила товар с полки и спрашивала всех подряд, сколько что стоит. – Мой ребенок бесцеремонно «прокручивал» другой вариант.

– Ничего я не сбрасывала и никого ни о чем не спрашивала! – разозлилась я.

– Ты могла бы обойтись и без его помощи, – поучал он меня. – Здесь все в школе учат английский.

– Возможно. Но его помощь оказалась весьма кстати. А кроме того, ты, кажется, забываешь, кем я тебе прихожусь. Как мне поступать – мое дело, и я не прошу никаких советов!

Я сказала это тоном, которым говорила еще в те времена, когда мой ребенок был маленьким и реагировал правильно. Сейчас, к сожалению, его реакция не напоминала прежней.

– Ой, Пушистик, Пушистик… – Он покачал головой и красноречиво вздохнул.

Я была так зла на Войтека и на Эльжбету за то, что она рассказала Войтеку о голландце, что не сказала им про новость, которую принесла Лиза. А ведь эта новость действительно взволновала меня. Каких-нибудь два дня назад я четко видела старого солдата через окно, и ничто в его внешности не говорило о его близком конце. Я подумала тогда, что не только сама услышу от него военные истории, но и он охотно узнает последние новости с родины. Не знаю почему, но я допускала в мыслях, что в старости он чувствует себя здесь одиноко.

В субботу утром я ошарашила своих детей сообщением, что в связи с «выходными» хочу ехать в Амстердам. Как Войтек, так и Эльжбета стали отговаривать меня от поездки. В один голос, а это не часто у них бывает, они твердили, что мысль в одиночку совершить такое путешествие глупая, что Амстердам огромный город, где много народу и где такая особа, как я, наверняка погибнет. Эти доводы разозлили меня еще больше, чем вчерашние высказывания о моем голландце.

– В конце концов, я еще полностью в здравом уме, хотя вам это кажется сомнительным, – заявила я. – Всю жизнь живу в Варшаве, которая, возможно, по сравнению с Амстердамом Пипидувка,[4]4
  Название пригорода Варшавы.


[Закрыть] но имеет все же почти два миллиона населения. Между прочим, если мне не изменяет память, Войтек как-то назвал Амстердам большой деревней. И если я не теряюсь в Урсынове или в любом другом многолюдном варшавском районе и не пропала ни в одном зарубежном городе, где бывала, почему именно в Амстердаме я должна пропасть среди толпы? Кроме того, мне кажется, вы оба когда-то были в этом городе впервые и полиция не депортировала вас домой. А если уж вы так обо мне заботитесь, то дайте мне путеводитель по Амстердаму и деньги на проезд и на обед, а также можете отвезти меня в N. и посадить в поезд.

Последнее предложение остудило их заботу обо мне, так как его осуществление отняло бы у них много времени. Поэтому Войтек, перебрасываясь с Эльжбетой загадочными репликами по поводу моего упорства, снабдил меня путеводителем и, вздыхая, выложил деньги.

– Не ждите меня до вечера, – объявила я победоносно, выходя из дома.

На вокзал в N. я попала точно за десять минут до отхода амстердамского поезда. В вагоне были очень удобные сиденья, обитые материалом под красную кожу, везде стояли урны и пепельницы. Большинство пассажиров оказались молодыми людьми. Удивительно, что я раньше не замечала, как много повсюду молодежи. Меня заинтересовали две девушки с таким макияжем, какого я прежде не видела: одну сторону лица наискосок от виска до рта пересекала волнистая серая линия, что придавало лицу необычное выражение. Но это наверняка была не последняя новинка макияжа, так как, кроме меня, на девушек никто не обращал внимания.

Мне не захотелось листать путеводитель, и я начала смотреть в окно. Однако пейзаж был совершенно неинтересным, плоским: ухоженная местность, опрятные поселки. Едва я успела подумать, что в этой стране не видно никаких строек, как на горизонте появилась знакомая картина: горы вырытого грунта, подъемные краны, растущие в небо серые бетонные плиты. Я сразу почувствовала себя значительно легче. Однако впечатление испортил вид следующего новенького поселка: нигде никаких выбоин, завалов, сломанных плит и брошенных бетономешалок.

Наконец, через полтора часа, поезд въехал на вокзал в Амстердаме. Я резко поспешила к выходу.

Площадь перед вокзалом показалась мне типичной привокзальной площадью с трамвайными и автобусными остановками, с толпой людей, быстро расходящихся в разных направлениях. Ничто здесь не свидетельствовало о том, что я оказалась в международной метрополии. А вид трамваев, о которых каждый варшавянин знает, что это устаревшее средство транспорта, придал мне уверенности в себе. Я почувствовала себя как утенок Таш-Таш из детской сказки, который двинулся знакомиться с миром в ближайшую лужу. Правда, я двинулась в городской музей.

Хотя здание музея было старым, войдя в него, я почувствовала себя действительно в большом городе. Огромный холл, кассы, гардероб, стойки с буклетами, слайдами, неоновые надписи и толпа людей, прекрасно ориентирующихся во всем этом. В проходе мелькнуло чье-то знакомое лицо, но тут же пропало, и я даже не успела задуматься, кто это.

В зале Рембрандта я снова наткнулась на это лицо и только через минуту опознала в нем Ганса – немецкого гостя, которого Эльжбета привозила на обед. Он находился в обществе молодой, но не очень привлекательной девицы. Мы обменялись вежливыми поклонами. Я решила, что расскажу Эльжбете об этой встрече и не забуду добавить, что ее подопечный уже не выглядит одиноким. Это будет моя маленькая месть за ее хихоньки-хахоньки над «моим» голландцем и за то, что она рассказала о нем Войтеку.

Я вышла из музея уставшая и голодная, раздумывая, где бы поесть. Идти в бистро у меня не было настроения, предпочитаю нормальные закусочные. Поэтому я беззаботно шла по улице, высматривая такую закусочную. В какой-то момент, когда я посмотрела на другую сторону улицы, мне показалось, что среди машин мелькнула знакомая вишневая «тойота», но я тут же опомнилась: «тойот» вишневого цвета в Амстердаме наверняка много. Хотя я была бы не против того, чтобы это оказалась именно та «тойота» и чтобы из нее вышел высокий голландец, с которым мне было бы легче найти милую сердцу закусочную. К сожалению, вишневая «тойота» пропала в перспективе улицы, а я потащилась дальше мимо каких-то бистро и ресторанов, но все эти заведения не казались мне уютными.

Наконец я наткнулась на маленький китайский ресторанчик. Узкоглазая официантка подала мне меню, в котором названия блюд звучали таинственно и ни о чем не говорили. Я сделала выбор наугад. Блюдо оказалось превосходным, а порции хватило бы на двоих.

Когда я вышла из ресторана, день клонился к вечеру.

На улицах начали загораться фонари. В торговых рядах светились уже десятки гирлянд электрических лампочек и полукругов, вызывающих ассоциации с ярмаркой или цирком. Но только это и вызывало такие ассоциации. А великолепные витрины магазинов подчеркивали, и даже слишком, принадлежность Амстердама к большим городам.

На тротуарах было многолюдно и пестро. Лица прохожих – разного цвета, от эбенового дерева и бронзы до пожелтевшего пергамента и молочной белизны.

В мою программу входило еще посещение музея Ван Гога и знаменитого квартала любви. Быть в Амстердаме и не увидеть витрины с девушками на продажу – да как же я смогу потом смотреть в глаза моим варшавским приятельницам!

В музее Ван Гога уже не было такой ужасной толкотни, как в городском музее, а может, и время дня имело значение. Чуть ли не первый, с кем я столкнулась в гардеробе, был Ганс. На этот раз один, его приятельница, видимо, была сыта культурными мероприятиями.

Мы стояли слишком близко друг от друга, чтобы не поздороваться. Вместе мы поднялись по лестнице на галерею. Я свернула вправо, а он поколебался и, должно быть, решил, что ему не следует идти в противоположном направлении, так что оставшуюся часть мы осматривали вместе.

Когда мы вернулись в гардероб, он предложил пойти выпить кофе. Я посмотрела на часы. Шел седьмой час, а последний поезд, на котором я могла бы поехать в N., чтобы потом добраться до местного Урсынова, отходил в девять с минутами. Но ведь мне еще хотелось увидеть девушек в витринах. Однако сильнее всего хотелось выпить большую чашку кофе.

– Хорошо, – согласилась я на предложение Ганса, – но у меня мало времени.

– Вы спешите домой? Я кивнула.

У Ганса была машина, но это оказалось для меня очень некстати, так как он предложил потом отвезти меня на станцию. Это нарушало мои планы. Но не могла же я ему признаться, что хочу еще посмотреть квартал разврата. Пожилая женщина, посещающая музеи, дискутирующая о живописи и спешащая в запретный район, – нет, я не могла так шокировать Ганса! Однако ни одна разумная отговорка не приходила мне в голову, и я сдалась. Только бы он не захотел посадить меня на поезд!

Я поблагодарила Ганса за его предложение, добавив:

– Если, конечно, это не доставит вам слишком много хлопот… Правда, я хотела бы еще встретиться со знакомыми, но уже не выдержу. Позвоню им с вокзала и извинюсь.

Я решила, что после такой информации он не будет навязываться с провожанием. Однако перед вокзалом предусмотрительно не позволила ему выйти из машины, и мы сердечно распрощались.

Я пробыла в зале ожидания пять минут. Выходя из вокзала, внимательно осмотрелась, чтобы убедиться, не застряла ли машина Ганса в какой-нибудь пробке перед красным сигналом светофора.

На автобусной остановке я осмотрела ожидающих и спросила пожилого мужчину, по виду местного, о районе утех.

Он внимательно посмотрел на меня и с отвратительной усмешкой ответил:

– Секс-магазины, наверное, уже закрыты…

Меня чуть удар не хватил! Однако я взяла себя в руки и, глядя ему прямо в глаза, спросила:

– Как туда проехать?

– Ни трамваи, ни автобусы по тем улицам не ходят. Можно доехать до Пли-Дам на автобусе… – он назвал номер, – это пять остановок, дальше спросите. – Отвратительная усмешка не сходила с его губ.

Не поблагодарив, я повернулась на каблуках. Другой возможности побывать там у меня не было.

Оказалось, он сел в тот же автобус, что и я, и все время ко мне присматривался. Я думала – взорвусь. Выходя, я увидела, что он тоже вышел. Это было уже слишком! Я бросилась на другую сторону улицы, даже не обратив внимание на то, что в этот момент зеленый свет светофора погас. К счастью, я оказалась быстрее, чем двинувшиеся машины.

Откровенно говоря, такое неприятное начало вечерней прогулки охладило мое желание идти в квартал утех, но я не люблю отступать. Да и чем я потом смогу ошарашить моих варшавских приятельниц? Однако у меня уже не хватило отваги спрашивать у кого-либо направление. Из схематического плана города я знала, что вблизи этого квартала есть канал, но в этом городе, куда ни пойди, везде каналы.

Я шла наугад и минут через десять или больше выбралась на улицу, идущую вдоль канала. Народу здесь было уже мало. Я перебралась через какой-то мостик, прошла по какой-то улице, а потом наугад свернула налево.

У меня уже создалось впечатление, что я очутилась совершенно в другом городе. Изредка попадались прохожие, в основном мужчины. В один прекрасный момент я увидела стоящего под стеной парня. В слабом свете уличного фонаря он казался похожим на черта. У него было худое зеленоватое лицо с полузакрытыми глазами. Мне показалось, что ему плохо и требуется помощь. Но, подойдя ближе, я поняла, что парень пребывает в наркотическом трансе. Я огляделась. Недалеко от меня на другой стороне улицы стояла пара, сжимающая друг друга в объятиях. Быстрыми шагами я прошла мимо молодого наркомана. В глубине следующей улицы увидела на высоте первого этажа светящиеся красные шары. Как во французской песенке, которую пела когда-то моя тетка: «Красный фонарь, скромно обозначающий вход…» Знаменитые красные фонари, символ запретных храмов! И вот я попала сюда!

Взглянула на часы – ровно половина восьмого. Я не задержалась у секс-магазина, витрины которого освещались с краев мощными светильниками. Но перед домом с красным фонарем замедлила шаг и почувствовала себя страшно глупо. Я ведь не остановлюсь перед витриной, на которой девушка выставляется как товар, – ясно, что я не буду покупателем, а осматривать ее как экзотического зверя в зоопарке по крайней мере оскорбительно, и у меня нет никакого права ее оскорблять. Но совсем не посмотреть?! Тогда зачем я здесь толкусь?

Чувствуя себя крайне неловко, я прошла мимо витрины, искоса поглядывая на молодую девушку за стеклом. Она не походила на законченную представительницу этой профессии. Это была очень эффектная блондинка, ярко накрашенная. В изящном нижнем белье она сидела в стильном кресле на фоне бронзовой портьеры и выглядела прелестно.

Следующая витринная девушка была потрясающе красивой, но обильный макияж больше сочетался с ее профессией. Еще одна, такая же молодая и хорошо сложенная.

Недалеко от конца улицы, на другой стороне, за изгибом стены осветилась витрина еще одного секс-магазина. Мне захотелось посмотреть и ее. Однако у меня не хватило бы смелости осматривать витрину при людях, и я осторожно огляделась вокруг. Улица была пуста. Я перешла на другую сторону и только завернула за угол, как из-за ворот впереди раздался гул многочисленных шагов. Я быстро спряталась за угол. Судя по голосам, из ворот выходила группа мужчин, к тому же не было слышно стука женских каблуков, раздавалось лишь шарканье подошв об асфальт. Через минуту я осторожно выглянула из-за угла. Двое мужчин тащили между собой женщину, поддерживая ее под руки. Третий шел за ними, почти вплотную. Когда они проходили мимо витрины секс-магазина, один из мужчин повернулся и что-то сказал идущему сзади. В свете витрины я узнала его сразу, это был тот самый сыщик, который орудовал в доме Войтека и которого я еще раньше видела на вокзале в Утрехте.

Судя по манере их поведения, а особенно по тому, как они тащили женщину, я решила, что они «накрыли» тут какой-то притон и сейчас волокут пойманную птичку в клетку.

Осмотр секс-магазина совершенно вылетел у меня из головы. Только сейчас я полностью отдала себе отчет в серьезности ситуации, в которую попала: я действительно нахожусь в «запретном» районе, уже вечер, и до сих пор я имела больше везения, чем ума. Мне следовало удовлетвориться зрелищем, какое представлял собой пребывающий в почти бессознательном состоянии наркоман, и тут же убраться отсюда, а не лезть так глупо в пекло.

Но, раз уж я наткнулась на полицейских, то надо воспользоваться случаем и держаться ближе к ним. Задержанную женщину они, конечно, отвезут в полицейский комиссариат. Впрочем, наверное, где-то поблизости их ждет полицейская машина. Я подойду к ним и попрошу подвезти меня до ближайшего квартала с нормальным движением и связью.

Полицейские с женщиной дошли уже до конца улицы и исчезли из виду. Я шла за ними. Как оказалось, улица выходила к каналу. Я остановилась, озираясь. Бегущая вдоль канала узкая полоса тротуара почти тонула в темноте. Освещал ее только слабый свет стоящих вдоль канала фонарей. Через минуту мне удалось разглядеть тех мужчин, их от меня отделяло расстояние в несколько десятков метров. Они остановились у парапета. Тот, который до этого шел сзади, отодвинулся, и тут я увидела силуэт женщины. Сердце мое забилось сильнее.

Было слишком далеко и темно, чтобы я могла утверждать это с полной уверенностью, но на голове у женщины было что-то очень напоминающее мою пропавшую шляпку от дождя. Неужели они задержали Янину Голень?

Едва я успела об этом подумать, как тот, который отодвинулся, размахнулся и ударил женщину сзади по голове, сбив шляпку. Женщина опустилась на землю. Двое других бросились к ней, закутали ее в какое-то покрывало, подняли и наклонились со своим грузом над парапетом канала. Все это время я стояла как парализованная, но тут непроизвольно вскрикнула и одновременно услышала всплеск воды. Тот, который нанес жертве удар, повернулся и, наверное, увидел меня, так как быстро двинулся в мою сторону.

Я успела еще подумать, что все правильно, что такие дуры, как я, не могут умереть своей смертью, что все так и должно было кончиться. Именно я не могла не поддаться желанию увидеть продажных девиц в витринах, как будто в Варшаве я не видела ни одной б…

Больше я уже ни о чем не думала. Все мое сознание сконцентрировалось в ногах, и я бросилась бежать. Никогда не предполагала, что могу развить такую скорость. Я мчалась как заяц. Я боялась бежать вдоль канала, но и не хотела слишком удаляться от него, поскольку знала, что где-то дальше он проходит вблизи нормальных улиц, полных людей и света.

Я плутала по каким-то темным пустым улицам, лишь очень смутно представляя себе направление бега и сколько он длится. В какой-то момент заметила, что улица упирается в глухую стену, перед которой маячат две человеческие фигуры. Я свернула и, совершенно теряя ориентацию, повернула в какую-то поперечную улицу и тут же увидела вдали фонари и услышала гул машин. Только тогда я почувствовала, что сердце мое бьется буквально в горле, в ушах шумит и я с хрипом хватаю ртом воздух. Последние несколько десятков метров стоили мне больше всего.

В тот момент, когда я очутилась на нормальной улице среди людей, силы, обнаружившиеся у меня во время спринта, которого не постыдился бы и двадцатилетний, улетучились, как воздух из проколотой автомобильной шины.

Я боролась с собой, чтобы не сесть посреди улицы, и не мечтала ни о чем другом, кроме чьей-нибудь опеки и помощи. Я не знала ни где я нахожусь, ни что мне делать. Сердце мое все еще колотилось в горле, а ноги были ватными.

На другой стороне улицы я заметила бистро. С усилием перешла проезжую часть и плюхнулась на первый же свободный стул в баре. Подошел официант, а я с ужасом осознала, что не знаю, хватит ли мне хоть на что-нибудь денег. Обратный билет у меня уже был куплен, но я ведь тратила на обед, кафе, билеты в музеи, проезд. Я нервно открыла сумочку и начала считать деньги. У меня оставалось пятнадцать гульденов и какая-то мелочь. Официант выжидающе стоял рядом. Я осмотрелась. Все вокруг меня потягивали пиво из огромных стеклянных кружек.

– Сколько стоит пиво? – спросила я.

– Смотря какое. «Туборг» – пять гульденов.

Я перевела дух и попросила «Туборг». Это была вторая чудовищная глупость, которую я совершила в Амстердаме. Я никогда не пью пива, потому что не люблю его и чувствую от него тяжесть. После нескольких глотков этой горькой жидкости ноги из ватных превратились в многокилограммовые колодки и у меня разболелась голова.

Но самое ужасное было в том, что я не могла сообразить, что мне делать дальше. Все нормально, успокаивала я себя, мне нужно сейчас же позвонить в полицию и сказать, что я была свидетелем убийства, что я видела, как оглушили женщину и бросили ее в канал. Однако какой из этого толк, если я не знаю даже, где это было. В такой ситуации важна каждая минута. Сколько минут я бежала? Не знаю. В таких обстоятельствах, даже если будет организован немедленный розыск, быстрых результатов ждать не приходится. Шансов, что Янину Голень, если это была она, выловят живой, нет. К тому же удар по голове, который она получила, был, вероятнее всего, смертельным, убийца не стал бы рисковать, оглушая ее голой рукой. И у них имелось покрывало, чтобы завернуть тело перед тем, как бросить в воду. Это было запланированное убийство, выполненное расчетливо…

В голове у меня гудело. Я с трудом поднялась со стула. Телефонная кабина находилась в коридоре у туалетов. В телефонной книге я нашла номер полиции и набрала его. После нескольких сигналов голос в трубке забормотал что-то по-голландски. Я посмотрела на часы, было без пяти девять. В 9.25 уходил мой поезд в N. Я крикнула в трубку, что могу говорить только по-английски. Тот же голос ответил: