Текст книги "Обитель зла: Апокалипсис"

Автор книги: Кит ДеКандидо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

– Эй, Джереми, почему мост называют Вороньи Ворота?

Джереми Ботрофф готов был убить своих родителей.

Нет, это было несправедливо. Они не виноваты – черт, да они еще по-доброму обошлись с ним, разрешив вернуться домой после Сан-Хосе.

На самом деле убить надо было Майка.

Хотя сперва его надо найти.

– Джереми?

Если он будет игнорировать приставания Грэга, своего брата-подростка, это еще не значит, что тот отстанет, поэтому он решил ответить на вопрос:

– В том маленьком парке с нашей стороны моста было жутко много ворон. Когда Ракун-сити разросся до этой стороны реки, им надо было как-то назвать это место. Ну, и раз здесь жило так много ворон, то его и назвали Вороньими Воротами. А когда построили мост, то решили дать ему это название.

Рассказывая, Джереми понемногу сбрасывал скорость на своем изношенном стареньком «фольксвагене», подъезжая к будке, где брали плату за проезд по мосту. Спасибо родителям, они снабдили его абонементной карточкой, и ему не надо было стоять в очереди. Так что он мог побыстрее отвезти Грэга на тренировку, развернуться, рвануть к себе домой – вернее, в дом родителей – и обратно в постель.

Потом он попробует подумать, как выбраться из той неразберихи, в которую превратилась его жизнь.

Нет, не так. Из неразберихи, в которую Майкпревратил его жизнь.

Джереми надеялся, что, где бы Майк ни закончил свою жизнь, он умрет от какой-нибудь экзотической болезни. Ну, а так как он, скорее всего, слинял в какую-нибудь страну, с которой у США нет договора о выдаче, то такая возможность существовала. Кроме того, Майк никогда не обращал внимания на то, что ел.

Джереми же, в свою очередь, никогда не обращал внимания на финансовую сторону того маленького дела, которое он и Майк начали два года назад в Сан-Хосе.

«Не волнуйся, что компьютер полетел».

«Не волнуйся, что в Силиконовой долине сокращения».

«Не волнуйся, что наша клиентская база уменьшается».

Примерно так говорил ему Майк.

«Не волнуйся, что я украл даже ту маленькую прибыль, которая у нас была, и сбежал за границу, оставив тебя расхлебывать кашу», – этого Майк, конечно, не сказал.

Мог бы и сказать, ибо Джереми все равно не волновался на этот счет, но как раз это и произошло. Разбитый, сломленный, с фотографией, напечатанной в «Бизнес Уик» («еще одна жертва экономического кризиса начала тысячелетия»), Джереми возвратился домой, в Ракун-сити.

Год назад он был прямо-таки настоящей шишкой. У него были подчиненные, имелись хорошая квартира с прекрасным видом из окон и подружка по имени Шона с большими титьками, совершенно безмозглая и с ненасытным сексуальным аппетитом.

Потом Майк испарился вместе с деньгами, и Джереми со скоростью звука потерял все: подчиненных, квартиру, подружку. Или, может быть, он сперва потерял Шону, а потом – квартиру. Все произошло так быстро. По крайней мере, у него хватило ума не предложить Шоне выйти за него замуж.

И вот теперь Джереми стал очередной жертвой крушения бизнеса, он жил вместе с родителями и был вынужден возить своего младшего братца на тренировку в черт знает какую рань. Принимая во внимание все происшедшее, он вряд ли мог отказать родителям. В конце концов, они же позволили сыну жить в их доме, не спрашивая платы за это, есть их еду, пользоваться их выпивкой (и выпивать довольно много) и занимать место.

Однако дела понемногу налаживались (по крайней мере, не становились хуже). Джереми удалось договориться о собеседовании в отделе кадров корпорации «Амбрелла». Он целый месяц пытался добиться этого собеседования – по каким-то причинам крупнейший поставщик компьютерных технологий в стране не считал человека, чья недавняя попытка пробиться в этой области закончилась банкротством и предъявлением обвинений, достойным соискателем, – но сегодня после обеда собеседование все-таки должно было состояться.

Вот поэтому Джереми и хотел прихватить еще часок-другой сна после того, как отвез Грэга.

Конечно, если бы он не засиделся вчера до рассвета, смотря дрянные фильмы по кабельному каналу и уничтожая мамин запас текилы, то встать пораньше и отвезти Грэга на тренировку было бы совсем нетрудно.

Но, черт возьми, что еще он может поделать со своей жизнью?!

– Все равно не понимаю, – сказал Грэг. – Ведь они не похожи на ворота.

– Еще как похожи. Это ворота на эту сторону реки, и здесь полно ворон. – Джереми улыбнулся. – Вообще-то их хотели назвать Вороньим Раем, но муниципальный совет решил, что это будет звучать по-дурацки.

– Не может быть.

– Ты что, не веришь мне?

– Нет.

– Тогда зачем вообще спрашивать?

– Потому что мне скучно.

– И что дальше?

– Откуда я знаю!

Джереми вздохнул с облегчением, когда проехал мимо будки для оплаты и увидел надпись, указывающую, что на карточке родителей еще достаточно денег, чтобы он проехал на мост. Слова Грэга, похоже, означали конец разговора. Ну, а Джереми и не собирался его продолжать…

Было еще довольно рано, и машин на мосту оказалось мало. Проехав будку, водители разгонялись до нужной им скорости, и мост снова казался пустынным. Примерно минут через двадцать множество жителей пригорода заполонит мост, а затем он вообще будет походить на пейзаж с сотнями машин.

Возможно, в основном это будут спортивные мини-фургоны на легковых шасси, потому что, в конце концов, нужен хороший вездеход, чтобы добраться из своего загородного домишки до офиса в центре города.

Как у тех парней.

Джереми моргнул.

– Какого черта?

Только он успел заметить их в зеркале заднего вида, как Грэг спросил:

– Что за шум?

Окно Грэга было опущено – кондиционер давно уже сдох, а у Джереми не было финансовых возможностей починить его, – поэтому он высунул голову наружу и посмотрел наверх.

– Там черный вертолет! Спорим, он из региона 51!

– Регион 51 – это Нью-Мексико, придурок!

– Вот скажу маме, что ты обзываешься.

Джереми снова посмотрел в зеркало заднего вида – больше дюжины черных спортивных мини-фургонов пересекали мост на скорости по меньшей мере семьдесят километров в час.

– Я уже взрослый, Грэг, и нечего меня учить.

«Фольксвагену» приходилось изо всех сил напрягаться, чтобы держать скорость, так что черные фургоны легко обогнали его. Когда они проезжали мимо, Джереми заметил, что стекла у них густо затонированы. Что, как он знал, было запрещено законом.

Удивительно, фургоны шли бампер к бамперу, но при этом двигались довольно быстро. Как будто за рулем у них сидели какие-то долбаные роботы.

Джереми украдкой взглянул на черный вертолет, по поводу которого все еще ахал и охал Грэг. Он летел в тесной связке с фургонами.

Что, черт возьми, происходило?

Мимо пролетел последний, по подсчету Джереми, пятнадцатый, фургон, и тогда он заметил номерную табличку. Вместо обычного набора букв и цифр на ней был престижный регистрационный знак: «UC 15».

Джереми заметил также, что рамка номерного знака была украшена стилизованным логотипом корпорации «Амбрелла».

Переехав мост и оказавшись на стороне Ракун-сити, все мини-фургоны продолжили свой путь к центру города, двигаясь такой же аккуратной колонной.

Продолжая ехать по мосту, Джереми Боттрофф почувствовал, что еще нетерпеливее ожидает сегодняшнего собеседования.

Глава 4

– Ты что, твою мать, не можешь обойтись без этого? – спросил Майк Фридбергер своего партнера.

– Без чего? – поинтересовался Петерсон очень уж невинным тоном, продолжая вести свой спортивный фургон по улицам Ракун-сити.

– Без щелканья резинкой, твою мать. Я, твою мать, терпеть не могу, когда ты, твою мать, щелкаешь своей чертовой резинкой.

– Круто, – сказал Петерсон. – Может, если бы ты не ругался так много, я бы и не щелкал.

– Твою мать, перестань хоть ненадолго.

– Ты что, помрешь, если не будешь все время говорить «твою мать»?

– Какая, твою мать, разница? Что в этом плохого, твою мать?

Петерсон улыбнулся своей улыбочкой добродушного идиота, которая всегда вызывала у Майка желание ударить его по лицу.

– Ничего, как и в моем щелканье.

– Да, но разница, твою мать, в том, что когда ты щелкаешь этой долбаной резинкой, то от этого звука, твою мать, я готов на стену лезть.

– А от того, что ты используешь «твою мать» в качестве знака препинания, я лезу на стену, но ты слышал от меня хоть одну жалобу?

– А то нет!

– Приехали.

– Что? – Майк повернулся и взглянул на систему глобального позиционирования на щитке управления. Экран показывал карту местности со спутника корпорации «Амбрелла» на орбите. Сигнал с крошечного устройства, расположенного на днище машины, посылался на спутник, при этом компьютер спутника красной мерцающей точкой на карте показывал, где находится их машина. Такой же передатчик с пункта их назначения передавал сигнал на спутник, и он отображался большой синей точкой.

Все это оборудование для передачи и приема стоило более миллиона долларов, и все это только для той работы, которую Майк, твою мать, сам мог легко сделать. Он и сам мог спокойно определить, где находится, высунувшись из затемненного окна и посмотрев на огромный дом, принадлежавший доктору Чарльзу Эшфорду, куда, собственно, Петерсон и направлялся.

Дисплей компьютера был достаточно любезен, чтобы сообщить, что Эшфорд был служащим шестого уровня Научного отдела и что он подлежал эвакуации в первую очередь. Все это было известно Майку и так, именно это и стало причиной того, что они мчались через весь город на этой крутой тачке в такую чертову рань.

Но «Амбрелла» была счастлива только тогда, когда выбрасывала деньги на все это дорогущее дерьмо. Эти большие корпорации всегда так себя ведут.

Однако, пока собственный счет Майка пополнялся, они могли бросаться деньгами, как хотели.

Вот если бы ему еще дали другого партнера, не такого ханжу, и чтобы он не щелкал своей долбаной резинкой все время.

Петерсон въехал на подъездную дорогу, аккуратно поставив мини-фургон ровно посередине.

Какие бы у него ни были недостатки, Петерсон был отменным водителем. Полезное качество.

– Кто этот парень? – спросил Петерсон, выбираясь из машины.

– Один из самой верхушки научного отдела.

– И что это значит?

– А то, что он куда умнее, чем любой из нас, получает куда больше денег, и если мы оставим его здесь, он нашлет на нас какую-нибудь экзотическую болезнь из тех, что создал у себя в лаборатории.

Петерсон хмыкнул:

– Понятно.

– Нет, серьезно, знаешь тот крем от морщин, который они все время рекламируют? С такой крутой телкой?

– Да, видел. Только не с телкой, а с девушкой.

– А ты что за блюститель чистоты языка, твою мать? Мне нельзя говорить «твою мать», нельзя говорить «телка». И как же мне изъясняться?

Петерсон специально щелкнул резинкой погромче.

– Да говори ты, что хочешь.

Они подошли к дому; Майк позвонил в звонок.

– Премного благодарен, придурок. – Но, во всяком случае, этот парень много сделал для разработки того крема от морщин.

Он улыбнулся.

– Ах, да, а ты знаешь компьютер в «Улье»?

– Что, ту девчонку-инвалида?

Майк кивнул:

– Это его дочка.

– Правда?

– Да. Кошмар, по-моему. Я имею в виду, что приходится разговаривать с этим долбаным ребенком всякий раз, когда пользуешься своим долбаным компьютером.

– Его дочь мы тоже забираем?

Подняв глаза к небу, Майк спросил:

– Да ты когда-нибудь слушаешь на совещаниях?

Он не завидовал своему брату Бобу с напарником, которым досталось это задание. Забирать маленького ребенка с продленки всегда мерзко. Учителя начинают возмущаться, а дети вечно такие тупицы, просто черт знает что.

А вообще, Бобу так и надо. Егопартнер не щелкает резинкой в машине. Хоуи Стейн был хорошим малым. Лучше, чем заслуживал его долбаный брат, так считал Майк.

Наконец входная дверь отворилась. Поначалу Майку показалось, что она открылась автоматически, потому что за ней никого не было.

Потом он опустил глаза и увидел, что этот чертов доктор Чарльз Эшфорд был инвалидом. Он сидел в инвалидном кресле.

Твою мать, тратят миллионы долларов на оборудование в машине, проводят предварительное совещание у майора Кейна – и никто и словом не обмолвится, что этот парень инвалид!

Сделав приятное лицо, Майк посмотрел вниз на Эшфорда и сказал:

– Прошу прощения, сэр. Произошло недоразумение.

Глаза Эшфорда расширились:

– Что?

– Вам придется поехать с нами, – добавил Петерсон.

– Да что случилось? – Эшфорд, казалось, был в отчаянии.

– Сэр, прошу вас, – Майк сказал это в основном потому, что он не имел ни малейшего представления, что там произошло, и уж тем более как. Он просто поехал туда, куда приказал ему майор Кейн.

Майк посмотрел на Петерсона и кивнул в сторону ученого. Петерсон, как ни странно, понял намек, подошел и начал вывозить Эшфорда из двери.

Единственное преимущество того, что этот парень был инвалидом, состояло в том, что им не придется долго с ним спорить, они просто вывезут это идиотское кресло, да и делу конец.

Берясь за ручки кресла, Петерсон повторил:

– Вам придется поехать с нами, сэр.

– Но моя дочь уже ушла в школу.

Майк постарался, чтобы его голос прозвучал как можно более успокаивающе:

– Об этом уже позаботились, сэр.

Петерсон повез Эшфорда к машине. Майк думал, насколько искалечен этот инвалид и смогут ли они засунуть его тощую задницу в машину. Может, Бобу и впрямь досталось задание полегче?

Петерсон вез Эшфорда по дорожке к машине и щелкал резинкой.

Эшфорд поморщился:

– Вам обязательно это делать? Это крайне раздражает.

Майк вдруг почувствовал, что этот Эшфорд ему нравится.

Глава 5

Энджела Эшфорд ненавидела продленку почти так же, как ненавидела, когда ее называли Энджи. К несчастью, ей приходилось мириться и с тем, и с другим. Все называли ее Энджи, как какую-то глупую малявку, но она не была такой. Она была большой и умной девочкой.

И она терпеть не могла продленку.

Продленка ее раздражала в основном потому, что там был Бобби Бернштейн. Энджела ненавидела Бобби Бернштейна. Он со своими тупыми дружками вечно дергал ее за волосы, обзывался и называл ее отца калекой.

Энджела это ненавидела.

Особенно, когда отца называли калекой.

Он не виноват, что родился инвалидом. Или в том, что она сама была такой раньше.

Отец пытался помочь ей.

Она все еще помнила разговор отца с теми людьми из компании, в которой он работал. Он не предназначался для ушей Энджелы, но она как раз проходила из своей комнаты в ванную и услышала огорченный голос отца.

Энджела не любила, когда отец огорчался.

Ей не удалось услышать весь разговор, потому что она была наверху, а отец внизу, в своем кабинете, но то, что она услышала, напугало ее.

«Вы извратили мои исследования, – сказал отец. – Т-клетка может искоренить болезни по всему миру!»

Энджела не знала, что значит «извратили», но поняла, что это плохо.

«Тогда кто будет выписывать вам чеки, доктор?» – спросил один из этих людей.

Той ночью она слышала, как отец плакал в своей комнате.

Но папа все равно помог девочке. Он вылечил ее.

В этом году продленку у Энджелы вел идиот по имени мистер Странк. Он носил накладку из искусственных волос на макушке и утверждал, что они его собственные, и у него были большие усы, местами – седые, местами – черные. Все в группе звали его «мистер Сранк», но это потому, что другие дети тоже были идиоты. Энджела очень не любила мистера Странка, потому что он никогда не останавливал Бобби Бернштейна и других мальчишек, когда они дергали ее за волосы, но считала, что называть его «мистер Сранк» все-таки нехорошо.

Мистер Странк зачитывал утренние объявления. Энджела пыталась слушать его, но Дана Херли шепталась с Натали Уитакер прямо за ее спиной, поэтому она не поняла ни слова.

В прошлом году продленку вела мисс Модзелевски. Мисс Модзелевски рассадила их в алфавитном порядке по фамилиям, так что Энджела сидела в первом ряду, за Карлом Амальфитано, перед Тиной Бейкер и рядом с Анной-Мари Черневски. Карл и Тина всегда сидели тихо, и Анна-Мари хорошо относилась к Энджеле. Бобби Бернштейн сидел в конце ряда, далеко от Энджелы.

Входная дверь внезапно распахнулась. Энджела вздрогнула.

Это явно испугало и мистера Странка, потому что он уронил блокнот, из которого зачитывал объявления. Блокнот ударился об пол с таким стуком, что девочка снова вздрогнула.

Она схватила свою коробку для завтраков с Человеком-пауком на крышке. Папа подарил ей эту коробку, когда вылечил ее. Энджела любила Человека-паука, потому что он всегда побеждал в конце, даже если и не должен был победить. Когда папа отдавал Энджеле эту коробку, он сказал, что дарит ее потому, что она – его маленький герой.

Однако там лежали не завтраки для Энджелы. Она была гораздо важнее.

Каждое утро, провожая дочку в школу, отец говорил ей всегда одно и то же: «Смотри не потеряй эту коробку, дорогая».

Она всегда отвечала одинаково: «Никогда, папа».

И всегда следила за ней.

Поэтому, когда в класс вошли двое мужчин в серых костюмах, девочка сразу вцепилась в коробку.

– Извините, сэр, – сказал один из мужчин в серых костюмах. – Боюсь, я должен забрать из школы мисс Энджелу Эшфорд.

– Ты что-то натворила,Энджи? – спросил Бобби Бернштейн, и слово «натворила» прозвучало как ругательство.

Некоторые из детей засмеялись.

Энджела просто ненавидела Бобби Бернштейна.

Она страшно испугалась, что дома что-то случилось. Эти мужчины в серых костюмах были похожи на тех, других.

На тех, которые работали в той же компании, что и папа.

Энджеле они очень не понравились.

– Что происходит? – спросил мистер Странк. Он нагнулся, чтобы поднять блокнот.

– Нас послал начальник отца Энджи. Нам сказали, что мы должны забрать ее из школы.

– Что-то случилось с папой? – спросила Энджела.

Один из мужчин в сером костюме взглянул на Энджелу, затем протянул ей руку.

– Пожалуйста, Энджи, ты должна пойти с нами.

Энджеле не нравилось, когда ее называли Энджи, особенно взрослые.

– С папой все в порядке?

Она не собиралась вставать из-за парты, пока этот человек не ответит на ее вопрос.

Бобби Бернштейн передразнил дурацким тоненьким голоском: «С папой все в порядке?» Его тупицы-дружки засмеялись.

– С твоим папой все хорошо, Энджи, но ты должна пойти с нами сейчас же.

Она встала, крепко держа коробку с Человеком-пауком.

Другой человек в сером костюме сказал:

– Тебе не понадобится завтрак, Энджи.

– Я не пойду без своей коробки.

– Ладно, как хочешь, – сказал первый. – Тогда пошли.

Мистер Странк выступил вперед.

– Послушайте, я не могу позволить каким-то незнакомцам входить в классную комнату и уводить мою ученицу.

Второй человек залез во внутренний карман своего серого пиджака, вытащил оттуда листок бумаги и протянул его мистеру Странку.

Мистер Странк прочитал. Его седые усы медленно опустились.

– Хорошо, все в порядке, – сказал учитель, возвращая листок бумаги второму человеку в сером костюме.

Первый все еще стоял около Энджелы, протянув к ней руку.

– Давай, Энджи, нам надо идти.

«Да, Энджи, нам пора идти», – передразнил Бобби Бернштейн, и его дружки снова захихикали.

– Чтоб ты сдох, – тихо пробормотала Энджела.

Ее никто не услышал, кроме Даны, которая улыбнулась ей.

Дана тоже не любила Бобби Бернштейна.

Прижимая к груди коробку для завтраков с Человеком-пауком и направляясь за людьми в серых костюмах, Энджела спросила:

– Куда мы идем?

– Увидишь, Энджи.

Энджела подумала, что это не ответ.

Они вышли через переднюю дверь школы, которая обычно запиралась, когда начиналась продленка.

Но если эти люди из той компании, где работает папа, то они не в первый раз делают то, что нельзя делать.

На самом деле, они не должны были забирать ее из школы таким образом. Но они заставили мистера Странка отпустить ее. Девочка еще крепче прижала к груди коробку для завтраков. На улице перед школой была припаркована большая черная машина Она стояла прямо под красным знаком, где было написано: «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА».

На машине не было пропуска.

Энджела поняла, что происходит что-то плохое.

Неужели папа заболел? Или она больна? Или они узнали что-то плохое о папе?

Или все гораздо хуже?

Второй мужчина в сером костюме открыл дверцу машины. Машина была такая большая, что Энджеле пришлось забираться в нее, как по стремянке. Она чуть не уронила коробку для завтраков.

Энджела села на заднее сиденье, а оба мужчины устроились на двух передних.

– Ну что, станцуем буги? – сказал тот, что сидел на кресле пассажира.

– Почему ты всегда это говоришь?

– Что говорю?

– «Станцуем буги». Это глупо.

– Ты заведешь наконец эту гребаную машину?

– Придержи язык! В машине ребенок.

– Отлично, в таком случае, ты заведешь наконец эту дурацкуюмашину? Ч-черт.

Большой черный автомобиль выехал на Хадсон-авеню, проехал мимо улицы Робинсона по направлению к Главной улице. Название этой улицы было правильным: она действительно была главной улицей Ракун-сити. На самом деле, в городе имелось много больших улиц, но папа объяснял, что в старые времена Главная была единственной магистралью в городе. Теперь появились и другие большие улицы, такие, как бульвар Шейдденд и Джонсон-авеню и Мебиус-роуд, но Главная улица оставалась одной из центральных.

Мужчина в сером костюме, сидевший за рулем, продолжал говорить, в то время как они ехали по Хадсон-авеню.

– А ты хоть когда-нибудь в своей жизни танцевал буги?

– Мы все еще разговариваем?

– Ну, так как? Танцевал?

– Господи, Хоуи, это такое выражение.Ты что, никогда в жизни не употреблял ничего подобного?

– Употреблял, конечно, но я предпочитаю, чтоб выражения были как-то связаны с реальностью.

– Оно и связано с реальностью. Буги – это такой танец. Танец – это такие движения. Мы должны двигаться. Другими словами – «нам пора двигаться».

– Тогда почему не сказать просто: «Нам пора двигаться»?

– «Станцуем буги» короче.

– А, понял – ты действительный член Общества экономии слов. Заплатил взносы за этот месяц?

– Знаешь, когда моя жена становится такой, я могу предположить, что у нее критические дни. А как насчет тебя?

Водитель подъехал к большому красному стоп-сигналу на углу Хадсон и Главной, но не затормозил.

– Я просто не понимаю, какое отношение «Станцуем буги» имеет к тому, чем мы занимались, особенно если ты не танцуешь буги?

Энджела выглянула из окна справа. Она увидела большой грузовик, который ехал по Главной улице.

Он ехал по Главной улице на оченьбольшой скорости.

Человек, который вел машину, все еще рассуждал о танцах. Он не остановился. Возможно, не посчитал это нужным. В конце концов, он ведь не счел нужным подчиняться правилу, которое требовало, чтобы Энджела весь день была в школе. Ему не надо было соблюдать правило, требующее, чтобы дверь школы была заперта, когда учебный день уже начался. Ему не надо было подчиняться запрету парковаться перед школой.

Так что он, наверное, решил, что и останавливаться здесь ему не надо.

Но и грузовик не собирался тормозить.

Человек в сером костюме – тоже.

Пока не заметил грузовик.

– О, Господи!

После этого все произошло очень быстро. Энджела не видела ничего, кроме спинки сиденья прямо перед собой. Зато она слышала множество звуков.

Девочка услышала визг тормозов.

Потом она услышала звук, как будто молотком стучат по стене.

Потом – звук рвущейся бумаги.

Потом – резкие, пронзительные крики.

Ей казалось, будто она съезжала с американских горок. Ее бросало по всей большой черной машине.

Но что бы ни происходило, Энджела крепко прижимала к себе коробку для завтраков с Человеком-пауком.

И когда девочка услышала скребущий звук, как будто ногтями царапали по стеклу, только гораздо, гораздо громче, то она подумала, что вряд ли увидится еще когда-нибудь с папой.