Текст книги "Последнее танго в Бруклине"

Автор книги: Кирк Дуглас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– Пожалуйста, прошу вас, – Эллен схватила Бена за рукав, – поищем другое место.

Но Бен уже не сдерживал свой гнев.

– Бен… ну не надо, Бен, не надо… только этого еще не хватало!

Не слушая ее, он вылез из машины.

Парень тоже вылез из своей и стоял к нему лицом.

– Извинись, гад.

– За что это? За то, что ты меня парковаться не пустил? Сейчас извинюсь, как же.

– Это мое место, понял, и вали отсюда, пока цел.

Бен лихорадочно прокручивал в голове варианты: можно коленом в пах, можно ребром ладони по кадыку, как в карате, а еще лучше растопыренной пятерней в глаза…

– Бен, прошу вас, ради меня – не надо! – В ее голосе чувствовалась настоящая мольба. Ладно, ей уж и без того сегодня досталось, как бы совсем не доконать. – Черт с тобой! – хмыкнул он.

– Почертыхайся на здоровье, – осклабился парень из «бьюика».

Еще секунду Бен посмаковал в своем воображении картину – удар слева, нос так и вдавливается ему в череп, – потом примирительно сказал:

– Ладно, раз это твое место…

– Ну и молодец, мозги-то, видать, не совсем еще проржавели, – и парень, довольный собой, затопал назад к машине.

– Я вами горжусь, – сказала Эллен, когда он вернулся.

– С какой стати? Я же себя повел, как трус.

– За то, что вы меня послушались, – и она коснулась губами его щеки.

Ничего, не такое уж и унижение, зато она хоть чему-то порадовалась.

Он завернул за угол и нашел другое незанятое местечко.

– Легко отделались, – сказал ему метрдотель. – Я всю вашу стычку из окна наблюдал, он ведь вас и покалечить мог, знаете ли.

– Ага, – буркнул Бен. – Видно, день у меня сегодня такой везучий.

«Кейдж и Толнер» – старый ресторан, знаменитый морской кухней и внутренней отделкой, сохранившейся с начала XIX века. Столики, застланные белыми льняными скатертями, вытянулись вдоль узкого зала шеренгами, как солдаты, а в старинных зеркалах по стенам видны были отблески газовых рожков, отбрасывавших мягкий свет.

– Какое чудесное местечко, – заметила Эллен, – никогда тут раньше не была.

– Теперь, надеюсь, захотите прийти еще, – сказал лощеный официант в белых перчатках, подавая меню. – Что будете пить?

– Водку с тоником для меня, и побольше водки, пожалуйста, – сказала Эллен. – Мне сегодня надо что-нибудь покрепче. «Ах вот как, она уже пробует шутить», – подумала Эллен.

– А мне просто воду, – сказал Бен.

– Вы вообще не пьете?

– Иногда, редко. – Он взял меню. – Начнем с креветок, хорошо?

– Сию минуту, – официант двинулся вниз.

Эллен увидела их отражения в одном из матовых зеркал. Бен нервно теребил салфетку. Она улыбнулась.

– Все переживаете этот случай там, на стоянке?

– Конечно, такое ведь никому нельзя спускать.

– Уж и никому. Почему вам непременно надо выходить победителем?

Он взглянул на нее исподлобья.

– Потому что в Бруклине иначе не выжить.

– И вы всегда так считали?

– Видите ли, – Бен разгладил усы, – когда я был мальчишкой, Бруклин разделялся на зоны, воевавшие одна с другой, – еврейская была зона, ирландская, итальянская… У деда была молочная на Канарси. И чтобы до нее добраться, мне приходилось или давать огромный крюк, или идти напрямик через ирландскую территорию.

– И вы, само собой, шли напрямик.

– Точно.

– А что потом?

– А потом они с тебя требовали платить им «дань», так это называлось, а неплативших били.

– Вы хоть раз заплатили?

Бен покачал головой.

– А колошматили вас часто?

Бен поднес к губам свой стакан, улыбнулся не без самодовольства.

– Разве мое лицо производит впечатление изуродованного побоями?

Эллен засмеялась, чокаясь с ним.

– Пью за вашу скромность, сэр.

Весь вечер он заставлял ее смеяться. И только когда они вернулись домой и она улеглась, когда вновь на нее нахлынули картины прошедшего дня, у Эллен опять стало тяжело на сердце. Все равно она так благодарна Бену за то, что он всячески старался отвлечь ее, заставить думать о другом, не об этой боли, от которой у нее все горело внутри. Он даже про диету свою забыл, заказывал только те блюда, которые, знал, ей понравятся. Когда он попросил принести суп из крабихи, она с недоумением переспросила: – Из крабихи? А почему не из краба?

– Потому что вкусные только девочки.

– Ну, конечно, совсем как в жизни, – заметила она, принимаясь за свою порцию, – все бы вам нас есть да есть.

Бен захохотал.

Ей нравилось, что веселится он совсем как подросток. Так и видишь его в детстве на улицах Бруклина: вот куда-то несется, вот с Милтом раскатывает на аттракционах.

Она прислушивалась к шуму душа, ровному, мерному, успокаивающему, и слезы, которые весь вечер она от себя гнала, опять подступили. Ах Рахирд, Рихард, ну как ты мог!

Эллен плакала, уткнувшись лицом в подушку, чтобы не услышал Бен, и так продолжалось, пока не осталось сил ни думать, ни плакать, ни упрекать, и тогда она провалилась в сон.

На своей половине Бен, улегшись, тоже прокручивал перед глазами события этого вечера. Прекрасно он провел время, прекрасно… Уж сколько лет такого вечера у него не было! Как ее глаза сияли, когда зажглись газовые рожки. Чудесная она девушка, так обо всех заботится, о бродягах этих своих, и за что только судьба так сильно ее ударила…

За столом он все время болтал, рассказывал одну нелепую историю за другой, пока она не перебила его:

– А знаете, Бен, отчего мне так больно… не просто оттого, что он меня не любит, предал меня, нет, самое ужасное… что он через меня переступил, взял и отбросил раз стала не нужна.

– Ничего он вас не отбросил, Эллен, просто немножко обманул, вот и все.

– Все, вы правда думаете, что это все? – Она невесело засмеялась, думая о чем-то своем. – Похоже, со мной дело совсем скверно. Столько лет ухлопала на психотерапию, а все коту под хвост.

– Не понимаю.

– Ну, как вам объяснить, это ведь с детства у меня, как и все остальное… Вскоре после того, как я родилась, отец ушел от мамы – он пил сильно, отец мой, ему вообще нельзя было семью заводить. А мама… мама очень это тяжело переживала. Она и меня-то на свет родила, чтобы заставить его жениться, а теперь на тебе, пожалуйста. Мне кажется, она одного хотела, чтоб я сгинула куда-нибудь. Правда, бить она меня никогда не била, но только все равно жестоко со мной обращалась, уж лучше бы ударила разок-другой. Она вот что мне каждый день твердила: «Еще раз меня не послушаешься, я возьму и умру, а у тебя будет злая мачеха, и станет она тебя лупить с утра до ночи».

Ему больно было такое слушать, но ей рассказывать – еще больнее. И он молча ждал, когда она выговорится.

– А я, когда такое слышала, ужасно пугалась. Ночами спать не могла. Крадусь тихонечко к маме в комнату, чтобы удостовериться: не умерла она, вон спит и ровно так дышит. – Эллен залпом осушила свой бокал. – Вот почему я так боюсь, что меня выбросят раз не нужна.

Бену хотелось приласкать ее, но она, словно извиняясь, что повергла его в мрачное настроение, переменила тему.

– Слушайте, а расскажите еще про Милта, как вы с ним озорничали.

И он старался припомнить что-нибудь особенно смешное.

Когда вошли в квартиру, она, отправляясь к себе, легонечко клюнула его в щеку. Он и сейчас чувствует прикосновение ее губ.

Бен повернулся на другой бок, уставившись в стену, отделявшую его комнату от ее спальни. В каких-то десяти футах она от него, всего каких-то десять футов их разделяют, не больше. «Спокойной ночи, – прошептал он. – Пусть тебе что-нибудь хорошее приснится».

Глава X

Рихард не улыбался. Краешком глаза Эллен видела, как он сосредоточенно шагал по справочному залу, пока она готовила сводку для руководителя онкологического центра.

Он решительным шагом вошел в библиотеку, явно приготовившись к объяснениям, но вот приходилось ждать, пока Эллен освободится.

– Одну минуточку, доктор Вандерманн, – с подчеркнутым радушием сказала она, делая вид, что не замечает, в каком он состоянии. – Итак, доктор Рейбен, чем еще могу быть вам полезна?

Онколог поблагодарил ее и направился к выходу.

– Ах простите, доктор, была еще одна статья, сейчас проверю… ну конечно, вот она, в последнем номере «Журнала Американской медицинской ассоциации».

Ей доставляло особое наслаждение то, что Рихард вынужден дожидаться. Мелкая, ничтожная месть, но другой ей пока не дано.

Онколог, наконец, удалился, она повернулась к Рихарду, вся лучась приветливостью:

– Ну как дела?

– Ты меня поставила в идиотское положение, – он еле сдерживался, чтобы не заорать.

– Я тебя поставила? – Эллен удалось разыграть искреннее недоумение. – Когда, чем?

– Ты прекрасно знаешь. Вчера, в ресторане.

– Да что ты, я, получается, что-то перепутала. Мы же договаривались отпраздновать сегодня, разве нет?

– Что ты такое несешь? Ты же мне сама сказала, что встретимся через час.

– Не могло этого быть, я вчера ужинала с моим квартирантом.

– Квартирантом? – Рихард ушам своим не верил.

– Да, ты же знаешь, он такой славный. Сводил меня в «Кейдж и Толнер».

– А я как дурак дожидался тебя в «Гриле».

– Бедняжечка! Очень нехорошо вышло, – в ее тоне появилось что-то неприятное. – Ты бы лучше Джину пригласил, чем связываться со мной.

– Прекрати, пожалуйста!

– Ты же всюду ее за собой таскаешь.

– Эллен, послушай-ка…

– Тише, Рихард, тише. Тут ведь библиотека. Молодой врач, вошедший когда они разговаривали, перелистывал в углу журнал, бросая на них любопытные взгляды.

– Поговорим попозже, – пробормотал Рихард сквозь зубы. – Мне на операцию пора.

– Конечно, как не понять, ты на операцию всегда спешишь, – сарказм чувствовался слишком сильно, чтобы он ничего не заподозрил.

А она продолжала негромко, стараясь четко выговаривать каждое слово:

– Вчера вечером я пыталась тебя найти, чтобы сказать про этот факс из издательства. И я тебя нашла, – она окинула Рихарда ледяным взглядом. – С нею вместе.

– Так ты, значит… – он не договорил, наконец-то догадавшись.

– Вот именно, – и она уселась за компьютер, стала что-то считывать на дисплее, как будто его тут вовсе не было.

С минуту он поколебался, потом подошел к ней вплотную.

– Эллен, выслушай меня, пожалуйста… Она не отрывалась от работы.

– Эллен, прошу тебя, я жутко виноват…

– Ты? Разве ты можешь быть в чем-то виноват? – презрительно отпарировала она.

– Глупость получилась, я сам понимаю, глупость и мерзость. Но ты же должна понять, что для меня все это никакого значения не имеет. Я ведь только тебя люблю.

– Понимаю, понимаю, меня ты любишь, а с нею трахаешься, правильно?

Рихард молчал.

Молодой врач теперь уже откровенно прислушивался, не сводя с них глаз.

Она снова сосредоточилась на дисплее, сделав вид, что вся поглощена работой и просто не замечает, что Рихард все еще здесь. Слышала, как он тяжело вздыхает, потом до нее донеслись звуки его удаляющихся шагов. И тут вдруг ее что-то пронзило: ведь он уходит не из библиотеки, из ее жизни уходит. Остановить его, вернуть? Она не тронулась с места.

Экран компьютера отражал ее лицо: расширенные от напряжения глаза, в которых застыла невыносимая боль, слезы, текущие по щекам. Нет, она не из сильных духом. Говорить может резко, оборвать тоже может, но все равно чувствуется, что ее так легко обидеть, и уязвима она очень, и такие разрывы даются ей ужасной ценой. Эллен решительно смахнула слезы и установилась на дисплей.

Когда вечером она вернулась домой, Бена не было. На кухне стояло блюдо с салатом, которого хватило бы на несколько дней, а сверху она нашла записку, что он пошел играть в карты, даже пририсовал пикового туза.

Есть ей совершенно не хотелось, но она все же поклевала, постаралась проглотить кусок-другой, не то он еще обидится, что зря старался. Хотя можно ведь, собственно, выбросить этот шедевр в унитаз. Она спустила воду, потом черкнула ему две строчки с благодарностью: в жизни, мол, не пробовала такого вкусного салата. Кстати, так оно и есть.

Эллен легла, но заснуть не удавалось.

Она почувствовала себя лучше, услышав, что Бен вернулся: спокойные, уверенные шаги в коридоре, вот он пустил душ… Он дома, и ей теперь стало спокойнее.

Но не просто спокойнее. Бен – существо загрубелое, но все равно она в нем распознает родственную душу. Что-то в нем есть такое, что позволяет ему почувствовать и облегчить ее боль, как не может никто другой. Второго такого друга у нее нет, даже Голди с ним не сравнится. Вот рассказала ей про Джину, а та только высмеяла ее: какая же ты наивная! Неужели не предполагала, что такое возможно? Зачем сама позволила Рихарду делать все, что ему заблагорассудится? Да, вообще, эти иностранцы, кто же им станет доверять! И так далее, и прочее. Но вот Бен отнесся к ее переживаниям всерьез. Понял, какой удар нанесло ее самолюбию то предательство, которое совершил Рихард, изо всех сил старается что-то сделать, чтобы она поскорее взяла себя в руки. Такое дорогого стоит, уж ей-то незачем объяснять.

После того что произошло, между ними возникло прочное понимание, и они чувствовали себя друг с другом в безопасности, ощущая твердую почву под ногами.

Стало естественным делом, что, возвращаясь со службы, она находила на столе приготовленный Беном обед, или они куда-нибудь отправлялись поесть вместе. Правда, иногда она обедала и в обществе Голди, а он шел к Милту и Саре, но им все больше нравилось проводить свободное время вдвоем, потому что вдвоем им было хорошо.

Часто они шли в кинотеатр, если Бену удавалось обнаружить в репертуаре любой из старых фильмов, в которых звучит танго. Она все посмеивалась над ним, говоря, что зря он старается привить ей любовь к этим мелодиям, она их все равно никогда не оценит. Но все же неизменно принимала его приглашения. Как-то они выстояли очередь в «Плазе», чтобы посмотреть «Четыре всадника Апокалипсиса» с Рудольфом Валентино; пока двигались к окошечку кассы, перебрасывались шутками, и одна старушка сказала Бену: «Как приятно, сразу видно, что дочка вас очень любит, нечасто теперь такое встретишь». Ни он, ни она не стали ей объяснять, как оно на самом деле. Только Эллен немножко расстроилась. А что, смогла бы она подружиться с приятелями отца, если бы он не сбежал? Уж, наверняка, она бы все сделала, чтобы стать такой, как он бы хотел… Впрочем, что толку предаваться этим фантазиям? Хорошо, что у нее есть такой надежный друг, как Бен, пусть даже он вдвое ее старше.

По воскресеньям они теперь вместе ездили раздавать бутерброды Джелло и его товарищам из БВГ. Бену тоже все больше нравились эти люди, не похожие ни на кого.

Как-то, когда они, как обычно, шли из парка вдоль пляжа, он сказал:

– Знаете, Эллен, раньше я был несправедлив к бездомным, считал, что они все чокнутые или наркоманы, в общем, отбросы общества, а теперь вижу, правы-то были вы, а не я.

– Конечно, какой же Джелло наркоман?

– Согласен. И вот что меня больше всего поражает: он так все правильно говорит, настоящий аналитик общественной жизни.

– Я давно это поняла. Он бездомный, но уж никак не беспомощный.

– Одно только меня смущает… они же в страшно антисанитарных условиях живут.

– Ну, не совсем, там есть колонка, которая для пожарных машин предназначена. И остальное у них тоже предусмотрено, а не где попало.

Эллен сбросила сандалии, напугав прогуливающуюся чайку.

– Слушайте, это вы напрасно, тут же мусора всякого полно, еще порежетесь, в кровь попадет…

– А мне нравится босиком по земле идти. – Она раскидала песок босыми пальцами. – Разувайтесь тоже, ладно?

– Ну уж нет. – На нем были толстые носки и тяжелые кроссовки.

Она бросила на него лукавый взгляд, крикнула: «Из трубы дым валит – тебе водить!» – и молнией понеслась по кромке берега. Он легко ее настиг. Запыхалась уже, хрипит, за бок держится. А у него даже дыхание не сбилось.

– Да, форма у вас, прямо скажу, не идеальная.

– Ничего подобного, просто оступилась. А то бы вам ни за что меня не догнать.

– Правда, Эллен, вы бы заходили ко мне в зал хоть раза два в неделю. Я с вас ничего не возьму.

– Еще чего! Уж совсем меня хотите переделать. Хватит и того, что я согласилась эту заячью пищу, каждый день, жевать.

– Ну, не хотите, как хотите, – уступил он. – Кстати, о заячьей пище. На Брайтон-Бич есть неплохой супермаркет, это рядом, давайте туда заедем.

– Нет уж, я по магазинам терпеть не могу шляться.

– Бросьте, должен же я вам лекцию прочитать о правильном питании.

– Так вы еще обучать меня намерены? Мы так не договаривались.

– Ну и что? – рассмеялся он.

Ему как раз очень нравилось ходить за покупками. Почти всю жизнь это была обязанность Бетти, и пока она не свалилась, он смутно себе представлял, что такое супермаркет, но потом она уже совсем не могла никуда ходить, и за дело взялся Бен. В первый раз его все изумило: какие-то необыкновенные овощи, фрукты, про которые он и не слышал (кумкват, например, это что такое?), мучные изделия, деликатесы – да это целые магазины внутри супермаркета; если угодно, отсюда можно унести домой готовый обед – все до мелочей предусмотрено; или вот картонки со льдом и прорезанным окошком, чтобы было видно, какой внутри йогурт, какое молоко, обезжиренное там или, наоборот, обогащенное, а может, без молочного сахара, а бывает, пополам со сливками. Цены, разумеется, тоже произвели свое впечатление. Он-то помнит, когда кварта молока шла за пять центов.

Они двигались с Эллен вдоль бесконечных стеллажей, и он, толкая тележку, давал ей указания, что снять с полочек, – иногда ей для этого приходилось становиться на цыпочки. Ничего, для спины такие упражнения полезны, а по-другому делать их ее не заставишь. За корнфлексом из чистой пшеницы ей пришлось вытянуться изо всех сил.

– Вы правда это хотите? – на ее лице появилась гримаска.

– Конечно.

– Ладно, тогда для себя я возьму вот что, – и в тележку полетел большой пакет картофельных чипсов.

– А вы это правда хотите? – передразнил ее Бен.

– Да уж будьте уверены, что хочу, мне без этого и за стол садиться неохота, а вы ведь обещали, что не станете меня ругать за мои привычки.

– Помню, обещал, вы уж извините меня. Мое дело простое: сумки таскать, да «что угодно, мэм», «конечно, мэм».

Он повертел в руках пакет с чипсами, прочел рецептуру и только присвистнул.

– Нет, вы посмотрите, сколько тут соли! Неужели вам все равно, какое у вас будет давление?

– Ну, не надо, Бен, – вздохнула она.

Но он не отступал.

– Человеку необходимо всего лишь двести двадцать миллиграммов соли в день, а видите, что тут написано? От таких доз что угодно может быть: и удары, и рак желудка… Вот у вас все время желудок побаливает, вы сами мне говорили, – так это потому, что соль там все у вас разъела.

– Господи Иисусе! – взмолилась она, вырвала у него из рук чипсы и поставила пакет обратно. – Да покупайте вы, что хотите! – и пошла к прилавку с журналами.

Бен помотал головой. Он уже достаточно ее изучил, чтобы не обижаться, когда на нее нападали такие капризы, да и хорошо, что так, он теперь волен покупать все по-настоящему ей полезное.

Когда он подходил к кассе, в тележке у него была целая гора продуктов. Очередь, к сожалению, оказалась длиннющая. Им по воскресным дням надо бы дополнительных кассиров ставить.

Бен терпеливо ждал, Эллен перелистывала какой-то блестящий еженедельник. Ага, «Глоуб», и на первой же странице фотография унылого Дона Арнольда, который с грустью смотрит на свою светящуюся торжеством жену, а заголовок гласит: ДОУНИ ДОБИЛА ДОНА.

Чтобы не так скучно было стоять, Бен купил «Спортс иллюстрейтед», а когда вернулся в очередь, оказалось, что перед ним невесть откуда взявшийся мужчина в застиранной майке держит упаковку из шести банок пива. Это что же такое, лезет вперед всех и даже разрешения не спросит.

– Послушайте, встаньте в очередь, как все, – обратился к нему Бен.

– А я тут и стою, как раз перед вами, – с наглой улыбкой ответил любитель пива.

– Нет, не стоите.

Мужчина не спеша повернулся к нему, взглянул, набычившись.

– Ты чего шум поднял, старичок?

– Вы где-то позади меня, – твердо сказал Бен, – займите свою очередь, и никакого шума.

– Вот так, что ли, а, папаша? – толстяк стоял теперь за Беном, но так тесно к нему прижавшись, что дышал ему пивными парами прямо в затылок.

– Вот так, – осклабился Бен.

Впереди, у кассы, стоял автомат для мороженого, и в его стеклянной дверце хорошо было видно происходящее в очереди. Поставив пиво на пол, мужчина в майке занес кулак, но, прежде чем удар был нанесен, Бену удалось, перенеся тяжесть тела на левую сторону, правым локтем заехать нападающему в живот. Тот качнулся назад, потерял равновесие и хлопнулся прямо на стеллаж с детским питанием, попутно сокрушив и свое пиво в упаковке.

– Ну что там такое опять? – бросилась к нему Эллен. – Ну почему вы каждый раз затеваете драку, куда мы ни пойдем?

Бен взглянул на нее, печально покачав головой.

– Зря вы меня ругаете, просто он споткнулся, видимо, недоглядел. Вечно я у вас во всем виноват.

Нападавший – весь в крови от бутылочек с детской смесью – пытался подняться на ноги и вопил, что ему сломали шею.

На шум подбежал администратор супермаркета. Бен поторопился расплатиться, и они улизнули.

Эллен осталась перекладывать покупки, пока он подгонял автомобиль. Только в Нью-Йорке в любом супермаркете установлены заграждения, так что нельзя с тележкой пройти прямо к машине. Подъехав, он увидел, что Эллен все никак не оторвется от «Глоуб».

– Что вам так интересно, это же одни сплетни.

– А мне сплетни нравятся, к вашему сведению.

– Не знаю, что тут может нравиться: то какие-то дети родились двухголовые, то марсиане гуляют по Сиэтлу, то обнаружены блохи крупнее собак…

– Ну, про такое я и читать не стану. А вот это любопытно, – и она указала на фотографию Дона с Доуни.

Пожалуй, она не так уж неправа. Действительно, любопытно.

– Хотя так все размазывают, ужас просто. Хотят на слабостях человеческих поиграть. Вот, представьте себе, что открываете журнальчик, а там во всю полосу: РИХАРД ЗАСАДИЛ ДЖИНЕ, А ЭЛЛЕН РЯДОМ! – как вам это понравится?

Она молча посмотрела на него.

– Да, пожалуй, вы правы, – и журнальчик полетел в мусорный бак, когда он завел машину.