Текст книги "Последнее танго в Бруклине"
Автор книги: Кирк Дуглас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– Его зовут Бен.
В глазах Рихарда появился холодок, он убрал с ее плеча руку.
– Ты, видимо, шутишь.
– Нет. Я люблю его.
Слова вырвались у нее непроизвольно. И только тут она поняла, что Бену она их никогда не говорила.
Вертолет летел над самым пляжем, безлюдным и диким, тянувшимся мимо пустых домов, которые на зиму заколотили, оберегая от ветра и снега. Да уж, подыскал Милт местечко для бедняги Дона Арнольдо, тут его сам черт не отыщет. Как это он выразился? «В морозилку его запихнули с глаз долой», – так выходит, это и не шутка даже. Попробуй-ка, погуляй по берегу в такую погоду, в сосульку превратишься.
Сели на песчаной косе, где уже стоял вездеход, способный передвигаться и в дюнах, а по бокам два дюжих парня прикрыли перчатками уши, чтобы не оглохнуть от рева мотора. Телохранители Дона, надо думать, стерегут, чтобы не удрал. Бена привезли в огромный дом викторианской эпохи, где был зал, обставленный на зависть всем, – тут знаменитость и отбывала свое заточение.
В первые занятия Бен все не мог избавиться от чувства, что перед ним просто капризный и несносный мозгляк. Все-то он жаловался – на питание, на трудные упражнения, на жену, которая про него и слышать не хочет. Осыпал проклятиями телохранителей, которые его бы одним движением по стене размазали бы, да руки у них связаны. Вот он и рад над ними поизголяться.
– Вот что, мистер Шлягер, вы давайте вкалывайте, как я вас прошу, а то так и будете брюхо впереди себя таскать.
Дон, передвигавшийся по бегущей дорожке со скоростью, оставлявшей и улитке шанс выиграть забег, не проронил ни слова, продолжая все так же меланхолично переступать с ноги на ногу.
– Вот что, я вас уговаривать не собираюсь. Пока мы занимаемся, команды отдаю я. И либо вы их будете выполнять, либо я отсюда сматываюсь прямо сейчас.
– Ага. Сматывайтесь. К такой-то матери, – Дон явно по горло сыт эспандерами и гантелями.
Не возмущаясь, не жалуясь, Бен придвинулся поближе и носком туфли врезал Дону по заднице.
Тот как куль повалился на пол. Охранники хохотали до слез.
– Вот что, ребята, – обратился к ним Бен, – вы бы вышли покурить. Нам тут надо кое о чем сокровенном перемолвиться.
Когда они скрылись за дверью, Бен сел рядом с тяжело отдувающимся Доном и спросил:
– Слушай, как ты таким говнюком заделался?
Он был готов к тому, что Дон кинется на него с кулаками, разорется, а у того только затрясся подбородок:
– Не заделался. Я всегда им был.
И тут его словно прорвало.
Дон был родом из Луизианы, из бедной семьи, папаша вечно пьяный валялся, на детей ему было начхать. Школа? Какая там к черту школа. Элвиса он с детства обожал. И все мечтал стать хоть чуточку на него похожим, жесты его запоминал, интонации, манеру; короче, в конце концов появился у него стиль под Элвиса Пресли, но не совсем как у Короля, что-то там и свое было, уникальное. А в это время Элвис делал для него самое главное, что мог сделать, копыта откинул, то есть. И про Дона стали говорить: «Принц рока становится новым Королем», – все так и кинулись на его концерты. Он сам не верил, что сделался настоящей звездой.
«Ну и ну, – думал Бен, – от него миллионы с ума сходят, а он вот сидит рядом со мной и соглашается, что он говнюк. Хотя вообще-то он ничего, просто корчит из себя какого-то кумира, решил, что звездам только так и надо себя вести».
– Понимаете меня, мистер Джекобс, правда понимаете?
– Можешь называть меня Бен.
В глазах Дона светилась благодарность.
– Так вот, Бен, эта Доуни была первой девушкой из хорошего общества, которая мне встретилась. И я ушам своим не верил, услышав от нее, что ладно, мол, выйдет она за меня, раз я так хочу.
Бен терпеливо выслушал все эти гимны бывшей жене, а Дон увлекался больше и больше, точно забыл, что совсем ведь недавно выволок ее голую из-под того комика, как там его?
– А сейчас она где? – полюбопытствовал Бен.
– В Палм-Бич уехала. У них там имение, у родителей ее, так на зиму они всегда туда ездят. – А взгляд-то какой жалобный. – Я так хочу, чтобы она ко мне вернулась.
– Это после той истории-то?
– Ага. Я наверное глупый, правда?
– Нет, ты просто любишь ее, а когда любишь, еще и не то можно выкинуть. Голова как будто кружится все время… или, наоборот, самое правильное тебе подсказывает. Не знаю.
– Да, жуткое дело, – кивнул Дон. – Но все равно, пусть она ко мне вернется.
– Ладно, Дон, но чтобы она вернулась, надо себя в норму привести, понял?
– Чего не понять.
– Тогда пошли, бери вон те гантели по десять килограммов, с ними будешь делать приседания.
Дон стал совсем послушным. Даже с увлечением за гантели эти схватился. Бену было приятно.
В перерыве Дон, обливаясь потом, подошел к своему инструктору и спросил:
– А сами-то вы любили когда-нибудь?
– Конечно, а как же? Я вот, сейчас влюблен, если хочешь знать.
– Сейчас? – Дон, видно, решил, что его разыгрывают.
– Не веришь, что ли? – Бен усмехнулся.
– Ну, сами понимаете… вы ведь овдовели, да?…опять же возраст… не знаю, старые люди, они вроде не влюбляются?
Бен промолчал. Как объяснишь Дону ли, кому угодно, что вот он старик, а влюблен, по уши влюблен, хотите верьте, хотите нет. Что ему скоро семьдесят, а ощущение такое, что к нему снова юность вернулась. Что совсем был уверен: в его годы просто физически ничего не может получиться, а вышло наоборот – у него и в молодости нечасто так получалось. Так-то вот! Это кто там сказанул: «Все поешь, все поешь, все поешь, а вдруг помрешь?» – ну, так ошибся мудрец этот, просто ни черта он в жизни не смыслил. Есть такая магическая зона, надо только мужества набраться и в нее войти, тогда все будет, как в пору юности, пусть тебе уже много лет. А в этой магической зоне времени нет и возраста нет, и немощи, и границ нет, которые не дает переступить природа. Слава Всевышнему, что эта зона существует!
Глава XV
Рон Майкелсон все шагал и шагал из угла в угол. «С ума сойти можно, – подумалось Милту. – Прямо как лев в клетке, а верней, гиена или куница, куда ему до льва, благородством и не пахнет». Они ждали в приемной дорогостоящей клиники на Ист-сайд, неподалеку от Уолл-стрит (официально она называлась пансионом, чтобы никаких разговоров о том, почему тут оказываются очень богатые люди, не велось), и Рон все расхаживал, перебирая четки. Опять новые. Разумеется, коричневые, других он у Рона не видел, а может, их только коричневыми и делают? К костюму вполне подходят, он тоже коричневый, солидный – пусть все видят, что тут затрачены деньги немалые.
Наконец, появился Таро Хасикава. Как всегда, со всей почтительностью отвесил им поклон.
– Благодарю вас за то, что проявляете такое внимание к здоровью моего отца, мистер Майкелсон, и вас, мистер Шульц. – Еще поклон, теперь в его сторону.
Рон неуклюже попытался сделать что-то аналогичное.
– Вы ведь понимаете, – сказал он, отдуваясь, – мы очень заинтересованы… нам очень хочется, чтобы здоровье вашего отца поскорее окрепло.
– Чрезвычайно вам признателен, мистер Майкелсон. Но все в руках докторов, будем ждать, что скажут они.
Рон улыбнулся, пожалуй, слишком уж снисходительно.
– Верю, что диагноз будет благоприятный, и тогда мы сможем довести до конца наши переговоры.
– Да-да, мистер Майкелсон, я понимаю, вы озабочены прежде всего результатами переговоров, – Хасикава закурил.
Какая-то странная у него сигарета, очень крепкая, в Америке таких и нет, а от кисловатого запаха у Милта даже в голове помутилось. Ну и народ, дымят, что тебе заводская труба, а соли, соли кладут в пищу, такого нигде в мире больше не увидишь. Ничего удивительного, что у них, у каждого второго, давление так и зашкаливает. Он сам про это читал – у Бена на доске была вырезка из какого-то журнала.
– С моей стороны было бы не вполне добросовестно утаить от вас, – Хасикава выпустил тучу этого вонючего дыма, – что я не вполне разделяю энтузиазм, с которым мой отец относится к предстоящему контракту и вообще к кинобизнесу.
– М-м, да я в общем-то это знаю, – промямлил Рон.
– Мой отец всегда с удовольствием смотрел ваши американские картины. Хотя самые его большие успехи связаны с миром электроники, он всегда мечтал о приобретении киностудии в Голливуде, причем этот план у него зародился еще до того, как другие лица в нашей стране начали обдумывать аналогичные шаги.
«Ага, – подумал Милт, – значит «Сони» и эти, как их? – «Мицусраки» вроде, надо полагать, приперли Хасикаву к стене».
– Мой отец намеревался произвести последнюю операцию с вашей киностудией, после чего…
Отворилась дверь. Они все трое кинулись навстречу врачу. Выражение лица было непроницаемо строгим. Хасикава бросил сигарету в урну.
– Как он там? – подступил к врачу Рон.
Тот удивленно посмотрел на него, не в силах понять, ему-то какое дело до их пациента. Тут заговорил японец.
– Боюсь, доктор Хоуард, что от вас напрасно ожидать хороших известий. Можете говорить свободно, эти два джентльмена в курсе событий. Доктор кивнул.
– Должен вас огорчить, мистер Хасикава, у вашего отца запущенная болезнь сердца…
Рон громко присвистнул.
Доктор опять с удивлением на него покосился, но продолжал:
– Из осмотра и знакомства с историей болезни я вынес убеждение, что предыдущая операция, когда поставили отвод, не принесла существенного улучшения…
– Увы, – отвечал Хасикава, – у него ведь было четыре инфаркта.
Глаза Рона, округлившиеся и огромные, как шары для гольфа, так и полезли вверх. Если бы речь шла не об умирающем человеке, Милт бы так и повалился от сдерживаемого хохота.
– Так. По моим наблюдениям, сейчас мы имеем серьезные нарушения деятельности клапана, не говоря о том, что меня не удовлетворяет кровоиспускание…
– А попроще, док, нельзя, а? Попроще, – Рон уже едва владел собой. – Короче говоря, дело совсем хреново?
На лице врача появилось презрительное выражение, однако он ответил со всей четкостью:
– Если вам угодно знать, у пациента опасно увеличена сердечная мышца. Разумеется, мы немедленно приступаем к лечению посредством воздействия на сосуды и дилятатор, однако шансы на успех проблематичны. Единственным шансом, что могло бы иметь бесспорный позитивный эффект, является пересадка сердца.
Хасикава молча кивнул, как будто для него тут ничего нового не было.
– Вы об этом знали? – решился задать вопрос Милт.
– Да, мистер Шульц, некоторое время тому назад меня ввели в курс дела.
– Тогда почему же вы не предприняли необходимых шагов там, в Японии?
Хасикава чуть заметно улыбнулся.
– В нашей стране считаются незаконными операции по пересадке органов; что еще более существенно, такие операции противоречат догматам синтоизма, а мой отец очень религиозен.
– Но подумайте сами, – попробовал возразить Рон, – ведь речь идет о его жизни.
– Совершенно верно, мистер Майкелсон. Я сделаю еще одну попытку его переубедить.
– Прошу прощения, – вмешался доктор, – но, хотя других шансов спасти его нет, пересадка сердца вашему отцу сделана быть не может.
На лице Хасикавы впервые появилось что-то, напоминающее удивление, даже какое-то беспокойство.
– Я вас не понимаю, доктор Хоуэрд.
– В Америке все органы, предназначенные для пересадок, распределяются централизованно, имеется специальная служба – Объединенная система материалов для трансплантации – и у нее очень строгие правила, которым не соответствует случай с вашим отцом.
– Как это так? – теперь уже забеспокоился Рон.
– Господин Хасикава старше шестидесяти пяти лет, а пациентам в возрасте, превышающем этот рубеж, органы не предоставляются. Но даже если бы проблемы с возрастом не существовало, он бы получил отказ ввиду критического состояния легких и всего к ним относящегося.
– Если я вас правильно понял, доктор, – в голосе Хасикавы зазвенел металл, – по американским понятиям, бесполезно расходовать сердце на пациента, находящегося в таком тяжелом положении, как мой отец, даже если иного способа продлить его жизнь не существует. Так?
– Я бы выразил это не столь категорично, – в тоне врача чувствовалось ненаигранное сожаление. – Но, вообще говоря, вы все правильно поняли, как мне ни жаль это признавать.
– Минуточку, мать вашу растак! – Рон, похоже, окончательно вышел из себя. – Вы что, не знаете, кто такой этот ваш Пациент? Не сознаете, что повлечет за собой его смерть, если ее не предотвратить?
– Сожалею, но лично я ничего сделать не могу. Возможно, следовало бы попытаться прооперировать его в другой стране.
– Вы уверены, что он выдержит транспортировку? – перебил его Хасикава.
Доктор только вздохнул.
– На такие вопросы невозможно ответить «да» или «нет». Могу только сказать вам, что любая нагрузка чревата опасностью новой остановки сердца.
– Стало быть, все? – отчаянию Рона не было предела.
– Один шанс все же есть, хотя такого рода операции до сих пор носили исключительно экспериментальный характер…
Все смотрели на врача не отрываясь.
– Я подразумеваю пересадку сердца павиана.
По выражению лица Хасикавы было видно, до чего он шокирован.
– Павиана?
– Да, хотя еще раз предупреждаю, что пока делались только пробные операции и риск чрезвычайно велик. Но ничего другого я вам предложить не в состоянии.
– Об этом не может быть и речи, – овладев собой, Хасикава опять говорил с ледяной бесстрастностью.
– Но ведь доктор все понятно объяснил, вмешался Милт. – Если ничего не предпринять, ваш отец не выкарабкается.
– Точно, я тоже так понял, а значит, деваться некуда, – голос Рона дрожал, чуть ли не срывался. – Ну чего упираться, терять-то нечего, а?
– Это значило бы всего лишь спасти отцу жизнь для того, чтобы он оказался вынужден оборвать ее собственной рукой.
– Не понимаю, о чем это вы?
– Мой отец в подобном случае счел бы свое тело оскверненным.
Врач пошел к двери.
– В силу изложенных причин я должен считать свою миссию исчерпанной, мистер Хасикава.
Японец двинулся за ним следом.
– Могу ли я повидать отца прямо сейчас?
– Разумеется. Пройдите за мной, пожалуйста.
Милт с Роном смотрели, как за ними захлопываются двери, и сознавали свою беспомощность.
– Помрет, черт старый, и договор, считай, не состоялся. Милт повел плечами. «Ну и что тут можно сделать? Рон теряет комиссионные, но это не моя забота».
– А вы что стоите как пень, Милт, давайте, придумайте хоть что-нибудь.
– Вы ошиблись адресом. Обратитесь к Господу Богу.
– Но вы же у нас еще и медицинский эксперт, разве нет?
– Какая вам еще нужна медицинская экспертиза? Вы же слышали: все, ему крышка.
– У этих желтомордых денег всегда куча, неужто совсем уж ничего не придумать, с их-то миллионами…
– Ну, если только втихомолку подсунуть ему сердце павиана, но так, чтобы никто об этом не прознал.
Рон оживился:
– А что, вы думаете, может получиться?
– Да бросьте, Рон, вы шуток не понимаете.
– Какие еще шутки, мать-перемать, вы же вроде знакомы с этим специалистом по обезьянам из больницы «Сент-Джозеф»? – вот и поехали к нему прямо сейчас.
Когда Бен проснулся, еще стояла кромешная тьма. Он старался не шевелиться, наслаждаясь теплом тела тесно к нему прижавшейся Эллен. Видно совсем еще рано, пять с небольшим… ну, допустим, пять четырнадцать. Он повернул голову, чтобы взглянуть на часы, проверить. Вот молодец, с точностью до минуты! Значит, и день у него сложится отлично: все пойдет как по расписанию, без осложнений. Когда влюблен, это такое чудо, просто забываешь, до чего много суеты и бестолочи в будничной жизни. Такое чувство, что сегодня любое желание загадывай – все исполнится.
Вечером они с Эллен отправятся ужинать к Милту и Саре. Больше нельзя это оттягивать. Сара уже который месяц ему прохода не дает, «приведи да приведи», и ему все удавалось отыскивать какие-то поводы для отсрочки, он-то не сомневался, что из этого визита ничего хорошего не выйдет. Но и его изобретательность не беспредельна. Так лучше пойти именно сегодня, раз день обещает ему сплошные удачи.
Вытянувшись на спине, он смотрел перед собой в темноту и вслушивался в ровное дыхание Эллен, стараясь сам дышать как можно тише. Его так успокаивает вид спящей Эллен. Вот она, совсем рядом, потрогай – даже руку не надо тянуть. Он движением полным нежности погладил ее по волосам, ругая себя, что еще разбудит ненароком!
Но Эллен не спала. Просто лежала, не шевелясь, в страхе, что он уберет руку. Сказочное ощущение, пусть оно длится долго-долго, всегда.
Его сильная ладонь все так же воздушными движениями поглаживала ее волосы, а в голове Эллен кружились обрывки каких-то стихов… Что-то про любовь, которая словно маленькая птичка, ее и не заметишь, только вдруг чуть слышно затрепещут крылышки. Кто же это написал? Ах да, Карл Сэндберг, тоже такой с виду суровый, а на самом деле нежный, как и Бен…
Он склонился над нею, потянувшись губами ко лбу. Господи, до чего он ласковый, до чего нежный, она просто растает сейчас от его прикосновений. Невыразимая его страстность сломала последний барьер. Она повернулась к нему, не сдерживаясь: «Бен, я тебя люблю».
Он не ожидал, что она уже проснулась, и услышав ее шепот, вздрогнул в темноте. Потом прошептал в ответ: «И я люблю тебя, Эллен»
Она спрятала лицо у него на груди, чувствуя, как ее обхватывают и притягивают ближе его сильные руки, как сжимают все сильнее.
А затем запоет эта птичка беспечно,
И узнаешь, поверишь: опасность исчезла,
Будут грозы, а будет и ведро, и ткань твоей жизни
Расцветится нежданным узором, и нити сплетутся,
Но пройдет стороною беда…
Открывая дверь, Сара выдавила из себя улыбку. Бен сосредоточился, напрягся.
– Добрый вечер, – сказал он, целуя ее в щеку. – Вот, познакомься: Эллен Ричо, моя хозяйка.
Элен протянула руку. Сара ответила вялым пожатием.
– Никогда бы не подумала, что женщина вроде вас станет сдавать комнату.
– Да брось ты, Сара! – принялся ее унимать Милт. – Можно подумать, ты всю жизнь снимала у людей квартиры.
– Не знаю, как там всю жизнь, только отец у меня был домовладелец, так что у нас много кто жил, – оборвала его жена.
– Ах, ну да, я и забыл, – подтрунивал над нею Милт. – Но вот уж точно помню, что на Эллен он совсем не был похож.
Сара послала ему негодующий взгляд, но Милт, рассматривавший Эллен, этого словно и не заметил.
– Ну вот, наконец-то я вижу, кто загнал Бена в трущобу!
– Мне тоже очень хотелось с вами познакомиться, – Милт ей понравился с первого взгляда. Почти как Бен, тоже сохранил в себе что-то мальчишеское – вон огоньки в глазах так и пляшут.
– Хочу надеяться, вы с него дерете три шкуры, – невозмутимо ответил Милт. – Дерите, не стесняйтесь, он в своем зале деньги лопатой загребает, наверное, он один из самых благополучных людей во всем Бруклине наш Бен.
– Да не волнуйтесь, с этим у нас все в порядке, – рассмеялась Эллен.
– А вы сами к нему в зал заглядываете?
– Нет, к сожалению.
– Что тут жалеть, вам это просто не по карману, вот оно как. А кому по карману? Меня возьмите: я сюда из Голливуда приехал отдохнуть на старости лет, а стоило начать у него заниматься, и пиши пропало. Пришлось снова на службу устраиваться, а то по миру пустит.
– Хочешь, я тебе сам приплачу, только не заявляйся больше ко мне в зал, – вмешался Бен. – Посмотрите только на его пузо, кто же после этого поверит, что заниматься у меня и правда есть смысл!
– Нет, вы слышали, Эллен? – Милт искусно разыграл возмущение. – Обдирает тебя, как липку, да еще и оскорблять выдумал, за мои-то деньги.
– Ну, довольно, довольно, – Сара приступила к своей роли наседки. – Ты бы лучше поухаживал за мисс… мисс Рич, правильно я сказала?
– Риччо, – поправила ее Эллен.
– Ну вот, предложи мисс Ришшо что-нибудь выпить, – она выговорила фамилию так, словно от этих звуков у нее скулы сводит. Повернулась на каблуках, бормоча что-то про подгоревшее жаркое и направилась на кухню.
Милт двинулся к бару:
– Что прикажете?
– Водку с тоником, если можно.
– А мне ничего, – сказал Бен.
Отмеряя дозу, Милт все смотрел и смотрел на Эллен.
– Бен говорил, вы в «Сент-Джозеф» работаете, да?
– Совершенно верно.
– А вот на монашку что-то не очень похожи.
– Я клобук дома забыла, извините.
Милт усмехнулся.
– Знаете, мне часто приходится общаться по делам с вашими сестричками.
– Я так и подумала. Это от вас к нам несколько месяцев назад привезли пациентку со сломанным носом?
– От кого же еще? – Милт закатил глаза. – Да, досталось мне тогда на орехи… Кстати, – он повернулся к Бену, – Майкелсон просто на седьмом небе от радости, видя, как быстро ты приводишь в чувство Дона. Мы его скоро на гастроли отправим.
– Это точно, у него быстро дела пошли на лад, надо было только настроить его, что по-другому не получится.
– Вот и хорошо, что настроил, а то у Майкелсона, сукин он сын, недавно большой прокол вышел.
– А что такое? – Бену всегда было любопытно послушать про всякие скандалы у Милта на службе.
– Я ведь тебе говорил, что старик Хосикава так и валяется пластом в той частной клинике? Месяц уже, и ничего они с его сердцем поделать не могут. Так что мне теперь предстоит наведаться в «Сент-Джозеф», потолковать с этим их светилом по части павианов…
Эллен насторожилась, однако смолчала.
– В общем, можем пари заключить: либо ему сердце починят, либо мне колени не потребуются.
Бен с Эллен смотрели на него с недоумением.
– Понимаешь, у нас в конференц-зале у стола ножки спилили, чтобы можно было чай пить, стоя на коленях…
– Какого черта? – Бен ничего не понимал.
– Ну, понимаешь… это так по-японски… – Милт сделал несколько неуклюжих движений, обозначая поклоны. – Ах, господин Майкелисону-сан, вы такая внимательная, господин Майкелисону-сан, и все прочее, – Милт плюхнулся на ковер. – Вот так на корточках и договор подписывать будем.
– Вы там, я вижу, совсем тронулись, – отозвался Бен.
– Я нет, – начал объяснять Милт, но тут позвонили в дверь. – Кого это еще принесло? – и он пошел открывать.
– Сиди, у тебя, видно, коленки гнутся от репетиций, я уж сам открою, – предложил Бен.
Но отворив, он пожалел, что вызвался заменить хозяина.
– Добрый вечер, отец.
– Мэрион! Какими судьбами!
– Что тут особенного? Меня пригласили на ужин, как и тебя.
– Какой приятный сюрприз.
– Ах да, я и забыла тебя предупредить, – Сара вышла из кухни, вытирая руки фартуком. – Надеюсь, ты не опечалился, Бен?
– Опечалился? Да это просто замечательно! – Он врал. Ничего замечательного он тут не находил. Чтобы вот так в один присест и Сара, и Мэрион – это уж слишком. Но делать теперь нечего. Мэрион уже ощупывала Эллен взглядом, а та, сидя рядом с Милтом, пыталась поддерживать разговор.
– Мэрион, познакомься, это квартирная хозяйка Бена мисс… – Сара бросила на Эллен взгляд, подсказывающий, как надлежит ответить.
– Можно просто Эллен.
Мэрион пожала протянутую Эллен руку так, словно ей в ладонь сунули сосульку.
А еще будут говорить, что не надо так уж сходить с ума из-за жестов. Бен растерянно поглядел на Милта.
– Ой, на кухне явно что-то горит, – всполошился тот.
– Батюшки! – и Сара, оторвавшись от волнующего сюжета в гостиной, кинулась спасать свое жаркое.
– Можно я вам помогу? – последовала за Сарой Мэрион.
– Ну и отлично, будет им чем заняться, – заметил Бен. – Хотя я что-то никакой гари не почувствовал.
– А ее и не почувствуешь, – улыбнулся Милт. – Это у них внутри все полыхает.
Все трое расхохотались. Эллен поняла, что на ее стороне не один Бен.
Вскоре появилась и Сара с дымящимся блюдом в руках – ничего не пригорело, просто ей надо было на минуточку уединиться с Мэрион, обсудить, что да как. – За стол, за стол, вы, поди, с голоду уже умираете!
Убедившись, что она его не видит, Милт подмигнул Бену и поднес ко рту ладонь, изобразив, что он сейчас срыгнет, а Эллен сделал вид, что не поняла жеста.
Уселись.
Жевали молча, сосредоточенно.
– Бен, ведь тебе жилы грызть очень полезно, а?
– Какой разговор! – подхватил Бен, оценив смелость Милта.
Тот закашлялся. Не то наслаждался их розыгрышем, не то пытался скрыть, что давится Сариной стряпней.
– У вас имеется семья? – Мэрион смотрела на Эллен в упор, вовсе не скрывая, что приступила непосредственно к допросу.
Эллен с удивлением взглянула на нее.
– Да нет. То есть… я хочу сказать, что мои родители уже довольно давно умерли, но есть дядя Пит, мы с ним встречаемся иногда.
– Ах вот как. Любопытно, – многозначительная пауза. – Так, значит, отец ваш умер, когда вы были еще ребенком?
– Нет, я уже в колледже тогда училась.
Мэрион поправила очки. Поковыряла вилкой в тарелке, стараясь придать себе вид светской дамы, словно от этого задаваемые ею вопросы станут восприниматься просто как болтовня о том-сем.
– И вы сохранили о своем отце самые теплые воспоминания, не так ли?
– Нет, никаких воспоминаний я о нем не сохранила. – Ответ прозвучал с подчеркнутой жестокостью.
Мэрион откашлялась, но Эллен, не давая ей времени сформулировать следующий вопрос, добавила:
– Отец покинул семью, когда я еще была в колыбели.
– Так вы, выходит, по-настоящему отца и не знали? – в интонациях Мэрион как будто появилась некая убежденность.
– Зато был дядя Пит… – Эллен положила вилку, смотря прямо в глаза этой свалившейся на нее следовательнице. – Хотя, конечно, мне иногда было жаль, что отца рядом нет.
– Вы очень об этом жалели?
– Да, очень.
Все молча следили за развернувшейся дуэлью. Надо было совсем уж ничего не понимать, чтобы остался в тайне подразумеваемый Мэрион смысл. Все так ясно: профессиональный психолог желает удостовериться, что у этой юной женщины страсть к старым мужчинам, а женщина не пытается что-то от нее утаить, не намерена оправдываться, просто и прямо говорит, что думает. Ужас до чего интересно!
– В подобных ситуациях – я, к вашему сведению, психолог – обычно ищут кого-нибудь, кто способен, пусть отчасти, но заменить отца.
– Как же, знаю, я ведь прошла курс у специалиста.
– Стало быть, отсутствие отца причиняло вам беспокойство?
– Да, но потом я нашла человека, который его заменил, и благодаря этому человеку сумела лучше понять своего отца… сумела его простить.
Мэрион, явно не ожидавшая подобной откровенности, только и сумела промямлить что-то вроде: «Надо же!»
– Я считаю, что мне выпала большая удача, когда в моей жизни появился этот человек, – Эллен улыбнулась, с торжеством глядя прямо на Бена. – Это один бездомный, его зовут Джелло.
Милт так и зашелся в кашле, поспешив спрятать лицо за салфеткой. Бен широко улыбнулся.
Пытаясь скрыть растерянность, Мэрион бросилась наливать себе воды.
Во взгляде Эллен проскальзывало даже какое-то сочувствие к Мэрион.
– Понимаете, мой отец был алкоголиком, он прямо на улице умер. И пока я не встретила Джелло, я не понимала, как такое может произойти, ведь только отпетые типы могут докатиться до подобного срама. А теперь я знаю, что человек – просто не очень сильное существо, и у каждого есть свои слабости, а значит, надо быть к ближнему снисходительнее.
У Бена от умиления заволокло глаза. Она настоящее чудо. Даже на Мэрион она должна произвести впечатление.
Но не на Сару. Та как будто и не слышала, о чем шел разговор. И возобновила допрос с обходительностью прущего напролом:
– Часто вы пускаете к себе жильцами мужчин?
– Нет, до Бена никогда не пускала. – Эллен повернулась к Саре, сохраняя ту же спокойную приветливость, с какой отвечала Мэрион.
– И вас это не смущает?
– Смущает? Почему? Наоборот, я считаю, что с Беном мне очень повезло.
– Сара! – поспешил вмешаться Бен, предотвращая очередную ее идиотскую выходку. – А чашку кофе в твоем доме можно получить? – Хватит, надо было ему раньше вступить в эту беседу. Как он мог бросить Эллен на произвол судьбы? Хотя она, уж это точно, справляется и без него.
– Ой, что же это я! – Вдруг вспомнив про свои обязанности, Сара заторопилась на кухню. – Одну минуточку!
– Пойдемте обратно в гостиную, там удобнее, – предложил Милт.
– Вы меня простите, но мне пора идти, хотя терпеть не могу подниматься из-за стола, как только поели, – сказала Эллен. – Но мне еще сводку доканчивать, патологоанатомы попросили сделать к утру.
– Я принесу наши пальто, – предложил Бен, но она жестом остановила его. – Что вы, Бен, останьтесь, – она исподтишка подмигнула ему. – Вам, наверное, и с дочкой есть о чем потолковать.
Именно этого Бен больше всего и опасался.
– А на дорожку ничего выпить не хотите? – поспешил к буфету Милт.
– Нет, спасибо, – улыбнулась Эллен. Милт и правда ей понравился, а вот про Сару она бы этого не сказала. Однако, увидев, что та вышла с нею проститься, поблагодарила Сару со всей вежливостью: – Чудесный был вечер, миссис Шульц, чудесный, так жаль, что мне пора уходить.
– Мне тоже очень жаль, – отозвалась Сара, всем своим видом демонстрируя прямо противоположное чувство.
– Действительно, жаль, я надеялась, мы с вами познакомимся поближе, – добавила Мэрион.
– Ну что вы, этак мне от своего эдипова комплекса деваться станет некуда, – Эллен насмехалась над нею совершенно открыто.
Не готовая к столь прямой атаке, Мэрион опять утратила самообладание, засуетилась. А Эллен развивала успех:
– Вы не находите, что фрейдовские доктрины иной раз слишком упрощают дело?
– Не понимаю, о чем вы говорите, мисс Риччо. Эллен повернулась к Бену и сказала, глядя ему прямо в глаза:
– Молодых может тянуть к немолодым что-то и помимо желания заменить недостающего отца. Может быть, тут самое важное – это попытка понять, что значит в жизни человека его возраст, или, допустим, приучить себя к мысли, что ты тоже постареешь и умрешь… не знаю, возможно, такое просто нельзя объяснить.
– Послушайте, мисс Риччо…
Но Эллен не позволила себя прервать.
– Что касается лично меня, доктор Джекобс, то никаких особых сложностей искать не нужно… – Она смотрела прямо в глаза Мэрион. – Просто мне нравится, когда у мужчины такие ласковые руки.
Сказано это было с таким вызовом, с такой откровенностью, что в гостиной Шульцев точно разорвалась бомба.
Сара метнула непонимающий, обеспокоенный взгляд на Мэрион. А у той от изумления даже рот приоткрылся.
Эллен, сопровождаемая Милтом, пошла к выходу, чеканя каждый шаг своими высокими каблучками, а он приобнял ее за плечи, легонько клюнул в щеку: «Молодец, ну и молодец, ничего не скажу. Ах, Бен, сукин он сын, как же ему повезло».
– Увидимся дома, Бен, – крикнула Эллен, когда Милт закрывал за нею дверь.
– Неплохо она вас всех послала в то самое место, – подытожил Милт, вернувшись.
– Я же просила, никаких грубостей, пожалуйста!
– Да, отец, не могу тебе позавидовать, никак не могу, – Мэрион наконец-то стала приходить в себя от возмущения.
– Остановись сразу же, хорошо? – Бену все это надоело.
На помощь ему попробовал прийти Милт.
– Ох, Мэрион, ты еще непонятливее, чем Сара. Ну, поживет человек пару месяцев в свое удовольствие, что тут такого?
– Пару месяцев! – фыркнула Мэрион. – Это поначалу так говорилось, а живет он там уже целых восемь!