Текст книги "Дэвид Баркли - "Эсхил" (СИ)"
Автор книги: Кирилл Деев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
ЭйДжей хотел, было, ему ответить, да так, чтобы этот мудак умылся, но когда он открыл рот, ничего на ум не пришло. "Девушка? Они все?" Этот день не задался с самого начала, но он ни на секунду не сомневался в том, что увидит следующий. Он никогда не сомневался в том, что бы ни происходило, насколько плохо всё ни было, всегда был выход.
– Дела зашли слишком далеко, Мейсон, – медленно проговорил он.
– Согласен.
– И, полагаю, ты нам не расскажешь, зачем всё это?
– Ты сам всё видел. Эта штука, чем бы она ни была, больше всего, что мы видели. Кто-то наверху решил найти правдоподобное отрицание и, я полагаю, это означает избавиться от тех, кто в курсе дел.
– Я всегда был проблемой.
Взгляд, которым Мейсон одарил его, был почти сострадательным. Почти.
– И всегда будешь.
– А чего бы нас просто не пристрелить? – выкрикнул Голландец.
– Не сегодня.
Мейсон направился к выходу. Шедший следом Мелвин обернулся и большим и указательным пальцами изобразил выстрел. ЭйДжею захотелось оторвать ему руку и ему же скормить.
– Закрывайте, – приказал Мейсон.
Дверь закрылась и послышался звук включения газовой сварки.
3
Они смущенно смотрели друг на друга.
– Полагаю, теперь мы вместе. Нравится нам это или нет, – первым заговорил ЭйДжей.
Гидеон поднялся на ноги и вытянулся. Он выглядел гораздо лучше, эффект от действия лекарств Мелвина начинал проходить. Вытянувшийся во весь рост, он был гораздо выше обоих своих новых друзей.
– Вы кто такие? И что я тут делаю? Вы знаете, что этот мудак снаружи меня ударил? Ударил меня! – сказал он, оглядываясь, словно, ожидал, что из-под стола, вдруг, вылезет адвокат.
– Возможности познакомиться раньше не было, док. Я ЭйДжей Трентон. Это мой друг, Генри Джонс. С нами был ещё один человек, девушка. Мы здесь для... консультаций, если можно так выразиться.
– Рад знакомству.
– Как вы себя чувствуете?
Мужчина пожал плечами под великоватым для него оранжевым плащом.
– Не считая того, что вернулся сюда? Как нам отсюда выбираться?
ЭйДжей посмотрел на доктора, затем на своего друга. Если Голландец и был напуган, то он это тщательно скрывал. Произошедшее пока ещё не выглядело реальным, наверное, потому, что всё случилось слишком быстро.
– Ну, когда-то здесь всё работало. Полагаю, сможет заработать снова. Как вы тут выжили?
Мужчина хихикнул. Странно было слышать подобные звуки от взрослого человека.
– Здесь было, что пить, если вы об этом.
– Уже нет, – подал голос Голландец. Он уже осмотрел холодильник и шкафы. – Ни одной бутылки.
Гидеон заглянул ему через плечо и его лицо побледнело. ЭйДжей решил, что он был на грани истерики.
– Должно быть, они всё вынесли. Не думаю, что решение запереть нас здесь было спонтанным. Они ко всему подготовились заранее.
– Думаешь, это правда, насчет Кейт? – спросил Голландец.
– Не знаю. Выстрелов я не слышал.
– Ты даже лодку не услышал.
– Но ты-то должен был.
Голландец присел на стол.
– Слышал, но выстрелов не было.
– Её, наверное, бросили там.
– Или утопили. У них было полно времени, чтобы и нас пустить на дно, что уж говорить о ней?
Гидеон начал ходить взад-вперед, теребя ладонями волосы.
– Ладно, ладно. Хорошо. Выстрелов не было. Не было! Но мы-то здесь заперты. И на этот раз, всерьез. Никакого стула. Вы можете собрать резак? Если нет, то через неделю мы начнем жрать трупы друг друга.
ЭйДжей чуть не рассмеялся. Этот парень, определенно, съехал с катушек, но чувства юмора не утратил.
– А вы можете собрать резак?
– Я? Нет, конечно. Я биолог, господи.
– Уверен, Брубейкер на это и рассчитывал.
– Брубейкер?
– Тот мудак, что вас ударил, – пояснил Голландец.
– Ох.
ЭйДжей принялся осматривать помещение. Он изо всех сил пытался вспомнить каждую деталь. Он не входил в команду инженеров, но отлично знал чертежи. Знать, что здесь и как, было частью его работы. "Именно, кухня, почему-то". Она не входила в список помещений повышенной опасности.
– Док, – сказал Голландец. – Может, вам успокоиться и рассказать, что здесь произошло?
– В смысле?
– Ну, не знаю, заметили вы или нет, но снаружи натуральные джунгли. Эта Гниль тут просто повсюду.
– Она быстро растет.
– Мы заметили, – сказал ЭйДжей. Он стоял в углу напротив огромной промышленной печи. Она должна была давать хороший жар, поэтому система вентиляции должна...
– Её стало больше, с тех пор, как я последний раз выходил, – сказал Гидеон. – Когда началась стрельба, я ожидал... я не знаю, чего я ожидал. Наверное, отряды химзащиты и карантин. Нужно было догадаться, что "Вэлли Ойл" решит тут прибраться.
– С настойчивым упорством, – согласился ЭйДжей. Он принялся отодвигать плиту от стены. Она была тяжелой, но оказалась снабжена колёсиками.
– Голландец, есть монетка?
Тот протянул ему чилийский десятицентовик и продолжил осматривать дверь. Судя по всему, безрезультатно.
– Чего я не пойму, так это, почему они нас просто не застрелили. Ну, раз, решили убить, – продолжал Гидеон.
ЭйДжей опустился на колени и принялся осматривать пол под плитой. Он нашел винты, которые искал и принялся откручивать их монетой.
– Потому что не могли. Рано или поздно здесь появится и химзащита и карантин. Если в наших телах найдут пули, возникнет много вопросов. Мейсон был прав. Расстрелять нас было бы проще, но он печётся о репутации "Блэк шэдоу". После Багдада, частным военным компаниям и так не очень доверяют, когда идет речь о трупах. Можете представить, что начнется, когда это случится с дочерью вице-президента.
– Что? С кем? – спросил Гидеон.
– С девушкой, – пояснил Голландец.
– Они станут отрицать, что мы имели какое-то отношение к расследованию. Объявят, что мы отправились сюда по своей воле.
– Бессмыслица какая-то.
Голландец помотал головой.
– Он прав. Без твёрдых улик, доказать обратное не выйдет. Наш контракт они уничтожат в момент.
ЭйДжей поднял лист металла и отбросил его в сторону, вызвав грохот. Все обернулись. Он посмотрел на них.
– Есть плохие новости и ужасные.
– Рассказывай.
– Я нашел главный вентиляционный туннель. Он начинается здесь, в стене и идет вниз, – говорил он, указывая пальцем. – В общем-то, это хорошая новость, потому что он выходит наружу. Плохая новость в том, что он слишком узкий и нам придется очень постараться, чтобы через него выбраться.
– А ужасная новость?
– Он выходит на высоте в 50 футов над водой. У меня веревки нет, а у вас?
– А что с окнами? Может, через них попробовать?
– Стекло противоударное. Его даже кувалдой не разбить.
– Я в курсе, я пробовал, – сказал Гидеон. – Не кувалдой, конечно.
Голландец выдохнул.
– Ну, значит, остается ждать.
ЭйДжей посмотрел на него.
– Не знаю, как ты, но я не уверен, что правительство начнет действовать в ближайшие пару дней. Если "Шэдоу" удастся скрывать случившееся, к этому времени мы уже будем мертвы. Уверен, они решили именно так. К тому же, ты слышал, что доктор Грей говорил о скорости роста этой хрени. И я не хочу сидеть и ждать, пока она поглотит тут всё.
– Не думаешь ли ты... – начал Голландец.
– Я не думаю, что она движется. Но она растет с таким упорством, что легко разрушит всю платформу. Конструкция только выглядит крепкой, но на грунте она крепится горизонтально и завалена на 90 градусов. Если опоры не выдержат, всё обвалится обратно.
Повисла тишина. Каждый порыв ветра снаружи казался чудовищным рёвом. Все разом почувствовали, как съежилось пространство вокруг них, как их тюрьма, вдруг, стала очень маленькой. Никто не заметил порез на голове доктора Грея. Никто не подумал о том, что он может быть заражен спорами Гнили и у них осталось гораздо меньше трех дней.
Голландец наклонился и принялся изучать вентиляционное отверстие. Он скинул куртку и принялся снимать рубашку.
– Сейчас или никогда.
– Погоди – остановил его ЭйДжей. Он знал, что будет дальше и ему это не нравилось.
– Что ты дела...
ЭйДжей схватил Гидеон за ворот пальто и оттащил к столу.
Тот начал брыкаться.
– Что за...
– Раз уж мы решили выбираться, расскажите-ка ещё кое-что, док. В своем рассказе Брубейкеру и его людям вы кое о чем не упомянули.
– Что... о чём?
– Я хочу знать, что случилось с командой. Видите ли, я знаю, что тут были люди. Они перебили ваших людей и заперли вас тут. Ваши слова? Но, вот, я не знаю, где они сейчас. Как вы могли заметить, здесь отвратительно тихо и меня не покидает стойкое ощущение, что мы здесь не одни. Так, ведь, доктор? – ЭйДжей заметил, как изменилось лицо Гидеона и, вдруг, ощутил, будто кто-то прошел по его могиле. Почему Мейсон не спросил об этом? Он ударил доктора раньше, чем тот успел оказать сопротивление.
Гидеон сжался.
– Либо, начинай говорить, либо мы спустим тебя вниз по вентиляции прямо в океан. Ну? – ЭйДжей отпустил его и доктор отскочил назад.
– О, – ответил мужчина, поправляя пальто. – В этом нет необходимости.
И начал рассказывать.
4
Слизь, сочившаяся из щупальца, так воняла, что Джин и не смог припомнить ничего похожего. Ближе всего был мамин кан-чуа Вьетнамский суп.. В детстве у него был лучший друг – вьетнамский паренек по имени Джон Чоу. Как-то раз он пригласил его к себе в гости на обед, а по воскресеньям его мать готовила эту похлебку из мяса, рыбы и растительного масла и воняло это всё, как гнилая манда. Джон сказал, что это называется кан-чуа, но почему он говорил, что он "мамин", Джин так понять и не смог. Он так и не собрался с духом, чтобы попробовать и это, наверное, стало причиной его отвращения к вьетнамцам в будущем. Они были такими грязными, что, пожалуй, могли жрать дерьмо и не морщиться. Джонни очень любил мамин кан-чуа.
– Тебе там весело, я смотрю?
Джин вытянулся через перила и посмотрел вверх. Оттуда на него смотрел Питер. Рядом стоял Кристиан и выглядели они оба, донельзя довольными.
Джин поднял вверх пластиковый пакет, полный грибка. Грибок был зловещего черного цвета, порезанный на мелкие куски. Выглядело всё это месиво, как дерьмо бомжа.
– Не поможете?
Вместо ответа, Питер втянул щёки и сплюнул вниз. Слюна была коричневой от табака. Уворачиваясь от плевка, Джин дернул головой и чуть не расшиб её о стальной шкив.
– Омерзительно, – сверху раздался смех, он снова высунул голову. Вернувшись к своим делам, он подумал, что нужно внести итальянцев в список говноедов.
– Ты обезьяна ебучая, Сен-Круа! – крикнул он. Сверху донесся смех.
Он не понимал, как можно было смеяться. Они находились посреди какой-то странной непонятной хрени и так далеко от леса. Видимо, они злорадствовали из-за того, что специалиста по безопасности с ними больше нет. Почему бы, просто не закончить работу и не свалить отсюда нахер? Господи, не надо глумиться, когда жизнь в опасности. Но, не суть. Однажды, он избавит себя от этих психов и откроет собственную консалтинговую фирму. Ещё куча работы предстоит.
Он швырнул пакет на пол и поднял инструменты. "Хорошо, – подумал он. – Возвращаемся к работе". Не похоже, что они станут искать другого недоумка для сбора необходимых образцов. Разумеется, всё падает на плечи Джина. Чуть, что, так азиат.
Не то, чтобы он жаловался. Он лучше проведет два часа внизу, чем пять минут с этими обезьянами. Когда ремонт закончится, всё будет не так уж и плохо. Если он чуть поднажмет, то сумеет починить антенну и восстановить коротковолновые передачи. Мейсон сказал, что там были какие-то помехи, но это его дело. Джин был достаточно умен, чтобы не вмешиваться в чужие дела. В конце концов, если он починит радио, Мейсон будет счастлив.
– Впрочем, нет, – сказал он сам себе. – Джин, восстанови вышку, раз уж ты там. А! И выясни, что там с сотовыми. Интересно, а где подводные передатчики? Сможешь до них добраться? Господи, да ты молодчина. Студент. Давай, шевелись. Но...
Не важно.
– Помощь нужна?
Джин снова задрал голову и заметил, что Питер и Кристиан уже успокоились.
– Серьезно, – продолжал Питер. – Платформа зачищена, не нужны тебе эти веревки.
– Спасибо, но не думаю.
– Собирайся, китаец.
Джина бесило, когда его называли "китайцем", тем более что он им не был. Не говоря уж о том, что обращение это было расистским, и его, уж точно, не следовало произносить в рабочем коллективе.
– Я отлично справлюсь и без вас, идиотов.
Кристиан харкнул вниз и плевок прошел гораздо ближе, чем у Питера.
– Исчезни!
Оба затрещали, как старые вороны и ушли. Он слышал, как они разговаривали наверху, но был слишком измотанным, чтобы прислушиваться.
– Сдохните, там.
Джин взял рюкзак и достал страховку. Нужно было слегка спуститься по веревке, чтобы достать до кабелей антенны, но он справится. Он был профессионалом, хоть и окружали его одни придурки. Чуть раньше, Питер его, натурально, спас и он этого не забудет. Он был мастером своего дела и никогда не расстреливал всю обойму за раз.
Для технического доступа к антеннам к фермам были приварены страховочные кольца, поэтому Джин без труда добрался, куда ему нужно было. Он проверил, хорошо ли закреплена веревка и шагнул через уступ. Перед ним лежало огромное щупальце, вода находилась в 50 футах под ним. Он удостоверился, что взял всё необходимое: инструменты, перчатки, проволоку и шагнул в пустоту. Веревка выдержала, но выяснилось, что до проводов не достать – путь преграждало щупальце.
Оно было огромно. Не меньше 8 футов в диаметре, предположил Джин. И воняло просто отвратительно. "Мамочкина тушеная рыбка" – подумал он, натягивая респиратор. "Ну и говноед же ты, Джонни". Если не это заслуживало доплаты за вредную работу, то он не знал, что.
Штука перед ним не была похожа на ту непрозрачную дрянь, что он собрал в пакет. Она была другой, полупрозрачной. Внутри неё что-то двигалось. Внутри него было что-то, имевшее форму.
Он подтянулся ближе и вытянул вперед руку, будто хотел до неё дотронуться. Там внутри, действительно, что-то было и оно двигалось. Он приблизился, желая разглядеть, что же именно там было.
И тут эта штука внутри открыла глаза и посмотрела на него.
Глава 14:
Предназначение
Остров. Февраль 1939 года.
1
Доминик сидел под землей в серой комнате, на сером столе в окружении новых коллег. По крайней мере, он начал их таковыми считать. У каждого из них была своя цель, свои знания и опыт. Когда они находились внизу, то мало отличались от любой другой исследовательской группы в обычном мире и каждый день, он цеплялся за эту мысль, чтобы не сойти с ума. Они были просто четверкой ученых, делавших своё дело.
Рядом с ним, на полу сидел Ари, сложив руки на колени. Напротив стоял, как всегда, задумчивый, человек по имени Этторе, а рядом с ним последний заключенный по имени Томас Фреке. Доктора Криге с ними не было. Судя по всему, "фюрер" их группы, как и главный Фюрер, был засоней.
– Значит, теорию о радиации отбрасываем, – произнес Доминик.
Ари тряхнул головой.
– Придется. Я ничего подобного раньше не видел.
– Полагаю, господин Камински прав, – согласился Этторе. – Это меланин. Это объясняет цвет. Вы видели мои замеры температуры?
Фреке резко шагнул вперед.
– Простите, вы биолог? Потому что говорите, как биолог. Среди нас только один биолог и он ещё ничего не сделал.
Вообще-то, Доминик сделал немало. По требованию доктора Криге, он начал вести журнал – старый блокнот с красной обложкой – куда записывал все их теории и предположения. Спор с Фреке ни к чему бы не привел, поэтому он промолчал.
– Замеры показывают, что после воздействия температура в террариуме возросла в разы, и рост этот был пропорционален росту радиации, которой мы его подвергали, – невозмутимо сказал Этторе. Он указал на стопку заметок. – Сами посмотрите.
Доказательство было там и, нравилось ему или нет, Фреке должен был его принять. Потому что грибок, который доктор Гидеон Грей назвал Гнилью, а эта группа называла "ростками" – невозможно уничтожить. Порезы заживали. Отрубленные части начинали жить своей жизнью. Без пищи или воздуха они просто ждали. Недавно Фреке попытался облучить их гамма– и альфа-лучами, поместив ростки прямо в плутоний-239, облученный нейтронами. Даже это не дало нужного результата. Ростки горели под воздействием высоких температур, но Рейх это решение не устроило. Нужно было взять их под контроль. Это и было их целью: взять под контроль то, что контролировать невозможно.
Ари вздохнул.
– Хотите сказать, любое излучение оно превращает в тепло?
– Более того, – сказал Этторе. – Оно растет. Его масса и размер увеличиваются пропорционально усилению облучения. По сути, верхнего предела роста у него нет. Очень необычно.
– Ага, – сказал Фреке. – Прелестно.
– И мы возвращаемся к меланину. Думаете, ваша теория верна, Доминик?
Доминик поднял взгляд и увидел, что все смотрят на него. Нам известны некоторые виды грибков-экстремофилов, которые выживают при сверхвысоких температурах и сверхнизком давлении. Была гипотеза, что существуют и такие, которые способны выживать при облучении. Лично я с такими ранее не встречался, – добавил он.
– Ну, это никакая не тайна. А как же тогда превращение энергии облучения в тепло? – спросил Этторе.
– Да. Я уверен, что это из-за повышенной концентрации меланина. Известно, что он способен блокировать некоторую часть ионизирующей радиации у млекопитающих. В этом случае, организм обладает свойствами не только поглощать радиацию, но и превращать её в энергию.
– Говоря, что это никакая не тайна, вы, Этторе, имеете в виду, что это обычный внеземной вид, который пожирает гамма-лучи на завтрак? – вставил Фреке. – Господи, да вы такой же странный, как и те штуки.
Тот в ответ шмыгнул носом.
– Ну, мы же не уверены в его происхождении, разве нет? Это часть нашей работы. Что касается странностей, в моей коже больше меланина, чем у вас.
Доминик и Ари хихикнули, Фреке промолчал. Этот человек был ядерным физиком, чуть ли не единственным, кто работал по своей проблематике. Рейх перехватил его на пути из Швеции. Если выяснится, что он бесполезен в их работе, светлые волосы и голубые глаза его не спасут. Мысль эта была весьма мрачной и когда Доминик её осознал, то перестал смеяться.
Вместе они подошли к стеклянной клетке, где находился последний добытый образец. С тех пор как Доминик видел его в последний раз, он увеличился в два раза, заполнив собой почти всё пространство клетки.
– Кажется, оно просто сломает клетку, если мы не найдем побольше, – задумчиво произнес Ари.
На лице Этторе снова проявилось любопытство.
– Нужно с помощью вакуумного транспортировщика переместить его в клетку побольше, затем, высосать из этой весь воздух, прежде, чем сжечь эту штуку. Воздух отравлен.
– Сильнее, чем обычно? – спросил Доминик.
Этторе кивнул.
– Вместе с его ростом растет количество споров в воздухе и концентрация угарного газа. Я нашел кое-что ещё в данных с эффузиометра: следы гидрида мышьяка.
Доминик задумался, копаясь в собственных знаниях. Когда все снова посмотрели на него, он понял, что бубнит что-то под нос.
– Простите. На это способны некоторые виды черной плесени.
– Черной плесени? – спросил Ари.
– Да, некоторые виды класса стахиботрис. Поэтому в старых домах, где растет этот грибок, так отвратительно пахнет. Это и есть гидрид мышьяка. В высокой концентрации смертельно опасен, но в небольшой лишь неприятно пахнет. Этот грибок, он... совсем не похож на наш образец.
– Сунь туда голову и поймешь, что пахнет там не просто неприятно – пробормотал Ари.
Замерцали лампы и все подняли головы. Открылась входная дверь и вошел доктор Криге. Прошло уже несколько недель, но Доминик так и не смог выяснить его имя. Он знал его достаточно, чтобы понять, что Криге, в общем-то, порядочный человек. Это особенно ярко проявилось во время их первой встречи. Но он следовал правилам, установленным сверху, поэтому доверять ему не стоило. Он пунктуально соблюдал все пункты этих правил.
– Чёртово электричество. Я из-за этих миганий проснулся. Но, да, полагаю, господин Квинтус прав. Наши питомцы, весьма, опасны. Их споры очень заразны. Не удивлюсь, что капитан Шмит станет не последней их жертвой за время нашей работы – он произнес это так спокойно, будто слова ничего не значили.
– Вопрос: почему?
– Почему что?
– Почему, именно споры, господин Квинтус! Они существуют не для воспроизводства. Это, своего рода, паразит, разве нет?
Он обращался к Доминику. Подобная мысль посетила его ещё на прошлой неделе, но он счёл её слишком надуманной.
– Это защитный механизм, – сказал он.
Этторе склонил голову.
– Если так, то он весьма неплохо развит.
Это было самое сильное преуменьшение, которое Доминик слышал от Этторе с момента своего появления здесь.
– Выходит, то, что мы видим здесь, – продолжал Криге, – включает в себя детали от всех схожих типов. Это значит, что все его свойства – способность к быстрому размножению, превращению ионизирующей радиации в тепло, производству вредоносных спор – всё это для того, чтобы защищаться и распространяться насколько возможно быстро, так?
Повисла тишина и Доминик понял, что он прав. Эти штуки, "ростки"... они были настоящими мастерами выживания, гораздо лучше подготовленными к любой угрозе, физической или какой другой, чем тараканы.
– Поэтому, мы будет воздействовать на него химически, а не физически. Так, господин Фреке? – спросил Криге.
Швед кивнул. "Отлично. Великолепно. Не говорите, что я бесполезен" – читалось в его глазах.
Криге, казалось, тоже это увидел.
– Не переживайте. Вам ещё найдется занятие. Это не последний проект, который мы здесь разрабатываем. Не стоит беспокоиться. Вы хороший человек, доктор Фреке. Хороший. И очень дорогой, должен добавить.
– И что это будут за проекты? – спросил Этторе, стараясь скрыть любопытство.
– О, проекты, связанные с физикой, – Криге указал на циклотрон в углу. – Вы же не считаете, что мы потратили столько усилий на сборку ускорителя частиц, чтобы он стоял и пылился? Нет, предстоит много дел. Великих дел. Дел, которые позволят нам догнать американцев.
Фреке выглядел удовлетворенным, но Доминик сумел уловить подтекст. "Это не последний проект". Он почувствовал, как нутро сжалось, как подумал о том, что предстоит остаться здесь и наблюдать, как его дочери растут и взрослеют в отрыве от остального мира. Удивило бы его, если бы Дитрих ему соврал? Даже, если он был уверен, что говорил правду, вины его в том не было. Вина лежала на его командирах, тех, кто получит всю прибыль от их исследований. Но об этом он пока думать не мог. Они проверили тысячи способов взять под контроль имевшиеся у них образцы, но ни один не сработал. Ни один, из реализуемых, по крайней мере.
Вскоре, они разошлись, чтобы провести очередные тесты. Доминик сел за электронный микроскоп, один из самых мощных в мире, и принялся исследовать новую химическую формулу. Этторе и Ари занялись осмотром имевшихся образцов, в то время как Фреке, без возражений принялся выполнять самую грязную работу по устранению загрязнений и сжиганию образца. Даже сквозь стекло камеры, Доминик слышал шипение воздуха. Потому что, как и любой другой развитый вид, он понимал, что быть сожженным заживо – чрезвычайно болезненно.
2
Лейтенанту Харальду Дитриху.
Я только что получил запрос от рядового Гантте относительно заключённой, переведенной к нам в прошлом году. С величайшим сожалением, сообщаю, что никого с данными приметами в наше учреждение не переводили. В записях лагеря нет никаких данных о Магдалене Камински. Наша нынешняя структура не позволяет отслеживать отдельных лиц, хотя я припоминаю кого-то похожего среди группы, направлявшейся в Заксенхаузен Заксенхаузен – нацистский концентрационный лагерь, расположенный рядом с городом Ораниенбургом в Германии..
Я проинформировал вашего человека, что до конца года мы не сможем принять новых постояльцев и все перемещения запрещены. Насколько я слышал, вы немного приболели во время пребывания в одной из наших новых колоний, поэтому желаю вам скорейшего выздоровления и успехов в поисках пропавшего заключенного.
М. Эриксон.
Харальд оперся ладонями на перила и посмотрел на море, чтобы успокоиться. Он всё чаще стал подниматься на эту вышку, добровольно выполняя обязанности охранника. В обязанности лейтенанта это не входило, но никто не возражал, включая Рихтера. Может, он нашёл своё предназначение. Дитриху нравилось оставаться в одиночестве, нравилось смотреть на море. Обычно, оно успокаивало. Но только не сегодня. Прочитанное им письмо было уже третьим за последнее время, содержание которого его сильно расстроило. Три письма за три недели. Три неприятных известия. Дурное предзнаменование. Первое написала Мике, о которой он до той поры ничего не слышал. Во втором, руководство информировало его о том, что он останется на острове столько, сколько посчитает нужным Рихтер. И, вот, в третьем говорилось, что жена Камински пропала.
Харальд перечитал письмо.
Почему-то, он уставился в одну фразу: "успехов в поисках пропавшего заключенного". Почему начальник лагеря построил её именно так? "Пропавшего заключенного". Харальд отдал чёткий приказ о том, чтобы Магдалену направили в Нойенгамме. Если рядовой Гантте оказался неспособен выполнить приказ или, попросту, поленился, у Харальда не было никакой возможности на него как-то повлиять. Он был уверен, что будь он на материке, то без труда отследил бы женщину, но... он не был на материке.
Харальд разорвал и выбросил письмо. Что сказать Камински? Что соврать? Мике всегда догадывалась, когда он лгал. "Хари, ты покраснел!" – сказала она, когда он опоздал на встречу. "Ты очень мил, когда краснеешь, но, пожалуйста, не нужно мне лгать, хорошо?" Она рассмеялась и поцеловала его.
– Поэтому, ваша жена, скорее всего, мертва, – произнес он вслух, пробуя слова на вкус. – До лагеря она так и не добралась. Погибла в пути, стала жертвой домогательств солдат в порту, либо, каким-то путём стала недосягаема. Так, что ли?
Вслух звучало слишком преувеличенно. Но, произнеся эти слова однажды, он был уверен, что повторить их уже не сможет. Он мог постараться уйти от ответа и это, определенно, нужно будет сделать, если он планирует продолжать встречаться с его дочерью.
Очередная головная боль. Под пристальным взглядом начальника базы их встречи стали проходить необычайно тяжело. Почему Рихтеру так интересно, лейтенант понять не мог. Не было похоже, чтобы Харальд скрывал их встречи. Это же просто сбор информации, работа с источником, чтобы...
Сильный взрыв сотряс вышку. Харальд пригнулся, решив, что начался бой. Затем он взглянул в сторону северной стены и понял причину. Они снова вышли на охоту. Тормозной паренек Ганс Вэгнер бурил во льду лунки, а Зайлер кидал в них взведенные гранаты. Они носились, как школьники, смеялись, когда лёд взрывался и на поверхность выбрасывало косяки рыбы.
Гестаповец, по какой-то странной причине вел себя, как подросток. Видимо, борьба со скукой стала его личной войной. У начальника не было для них никаких заданий, а дни здесь тянулись долго. Поэтому эта парочка частенько напивалась и охотилась на всё, что могла найти. Зайлер у них был мозгами ("Да поможет нам Господь" – подумал Харальд), а Ганс мускулами. Они могли часами самозабвенно мастерить ловушки и капканы или бурить дырки во льду. "Может, это было привлечение внимания, – рассуждал Харальд. – Явное психопатическое поведение". У Ганса, явно недалекого парня, хотя бы, было оправдание. У Зайлера не было. В отсутствие настоящего занятия – охоты на людей – его энергии нужен был выход.
С каждым днем становилось всё хуже. Зайлер начал таскать в свою комнату трофеи. Трупы убитых им и дурачком животных. На прошлой неделе он принес череп морского леопарда и клюв пингвина. Это стало результатом похода, занявшего целый день, в ходе которого Борис и Ганс поместили взрывное устройство прямо в кладку яиц. Они прождали несколько часов, пока пингвин вернется и взгромоздится на яйца и только потом привели взрывчатку в действие. Среди груды внутренностей и яичной скорлупы только клюв представлял собой какую-то ценность. Зайлер не мог рассказывать эту историю и не смеяться.
Боже. Ян был уже готов удавить его во сне.
Харальд и сам плохо спал последнее время, а когда удавалось заснуть, то ему снилась яма. Сны становились всё мрачнее.
Это нужно было прекращать. Рихтер стал прохладно относиться к Камински, одна искра и всё рванет. От ворот возвращалась парочка охотников. На сегодня они закончили. Когда они подошли к казармам, начало происходить что-то странное. Парень направился к бункеру заключенных.
– Какого хера? – воскликнул Харальд и начал спускаться вниз, понимая, что у кого-то сегодня день станет не очень удачным.
Парень остановился у входа в бункер и принялся расстегивать штаны.
– Ты что творишь? – спросил Зайлер. Он покачнулся и оперся на стену, выглядя при этом, весьма, довольным.
Вместо ответа, Ганс начал мочиться, желтая струя разбивалась прямо о ступени.
Харальд бросился к ним. Далеко. Чертовски далеко.
Парень запел:
– Manner umschwirr'n mich, Wie Motten um das Lich Строчки песни из кинофильма "Синий ангел" (1930) с Марлен Дитрих в главной роли., – но получалось у него скверно. Харальд схватил его за волосы на затылке и швырнул в стену. Парень без сознания упал лицом в собственную мочу. Харальд несильно его ударил, но Ганс был крепко накачан ликером.
– Заканчивайте. Никаких больше розыгрышей. Никакой охоты за стенами.
Зайлер снова качнулся.
– Мы просто веселимся, лейтенант. Веселье не запрещено.
– Начальник приказал дуракаваляние прекратить. Если он вас поймает, обоим оторвет головы. Ясно?
– Да, но... его же здесь нет.
– Я требую, чтобы всё успокоился. Я требую прекратить балаган.
Зайлер ткнул в него пальцем.
– Ты... ты мне не указ.
Ну, вот и открытое неповиновение.
– Приказы здесь отдаю я! – взревел Дитрих. – И не собираюсь этого терпеть! К тому же, я запрещаю вам тратить взрывчатку на рыбу. Если Рихтер узнает, что её использовали не по назначению, последствия не заставят себя ждать!
– Скажем, что использовали её для тренировок, – сказал надувшийся Зайлер. Выглядел же он иначе. Видимо, до него что-то начало доходить.
– Хватит. Забирай его, – сказал Харальд, указывая на парня. – Ради бога, оттащи его от собственной ссанины и пусть умоется. До завтрашнего утра вас не должно быть не видно, не слышно и мне плевать, чем вы будете заниматься, но держитесь подальше от бункера заключенных. Ясно?
Зайлер кивнул. Он встал на колени и принялся поднимать парня.
– Вот и хорошо. Убедись, чтобы и он всё понял, когда проспится.
Он ушел, оставив их обдумывать случившееся. Он был на взводе, сердце бешено колотилось от этой разборки. Впрочем, как поступать в таких ситуациях, лейтенант никогда не раздумывал. Он лишь однажды позволил своим инстинктам управлять собой и эти двое это заслужили.
