Текст книги "На Юго-Западном направлении, Воспоминания командарма (Книга I)"

Автор книги: Кирилл Москаленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

В свете приведенных документов, на мой взгляд, можно говорить, что Ставка не разрешала лишь немедленный, без подготовки, отвод войск Юго-Западного фронта. И только маршал Шапошников был против их отхода вообще. Поэтому мне представляется, что необходимо рассматривать не только решение Ставки по этому вопросу, но и отдельно позицию начальника Генерального штаба. Тем более, что его точка зрения оказала огромное влияние на отклонение Ставкой предложений генерала Кирпоноса и маршала Буденного об отводе войск.

В самом деле, при принятии такого решения Ставка располагала двумя возможными оценками обстановки, исходившими, с одной стороны, от командующего Юго-Западным фронтом и главнокомандующего Юго-Западным направлением и, с другой,– от начальника Генерального штаба. Мы уже видели, как оценивали обстановку генерал Кирпонос и маршал Буденный. Посмотрим теперь оценку маршала Шапошникова.

Во время вышеуказанных переговоров с Кирпоносом в ночь на 11 сентября начальник Генерального штаба заявил, что согласно имевшимся у него сведениям "авиационной разведкой был обнаружен в 13.25 и в 14.25 (данные за 10 сентября. – К. М.) подход двух колонн автомашин с танками и скопление танков и автомашин у деревни Житное, к сиверу от Ромны". Далее Б. М. Шапошников заявил: "Судя по длине колонн, здесь небольшие части, примерно не более тридцати-сорока танков. По непроверенным данным, из Сумы якобы в 16.00 10.9 в Ромны высажен с восьми машин десант. Одна из этих машин якобы была уничтожена нашей авиацией. По-видимому, часть подвижных войск противника просочилась между Бахмач и Конотоп". И в заключение сделал вывод: "Все эти данные не дают еще оснований для принятия того коренного решения, о котором вы просите, а именно: об отходе всем фронтом на восток".

Но те части противника, которые начальник Генерального штаба считал "просочившимися" в район Ромны, на самом деле представляли собой авангард главных сил 2-й танковой группы, стремительно двигавшихся на юг, навстречу 1-й танковой группе. При успехе этого маневра в условиях сильного давления со стороны 2-й и 6-й немецких армий с северо-запада и запада, а 17-й армии и 1-й танковой группы со стороны Кременчуга на север войска Юго-Западного фронта неминуемо должны были оказаться в окружении.

Знал ли маршал Шапошников о наличии такой угрозы? Предположим, что в начале разговора с Кирпоносом в ночь на 11 сентября, располагая явно устаревшими сведениями об обстановке в районе Ромны и ничего еще не зная об ухудшившемся положении на левом крыле Юго-Западного фронта, начальник Генерального штаба не видел надвигавшейся катастрофы.

Но ведь командующий войсками фронта информировал его об ухудшении обстановки. Кроме того, несколько часов спустя он, несомненно, был ознакомлен с приведенной выше телеграммой маршала Буденного на имя Сталина, в которой заявлялось, что уже полностью обозначилась угроза не только со стороны Ромны, по и со стороны Кременчуга. Наконец, тогда же начальнику Генерального штаба стало известно, что если последовать его совету и взять из 26-й армии две дивизии для выдвижения их против гитлеровцев, наступавших с севера, то в этой армии на 150 км фронта останется не шесть дивизий, как он считал, а только три.

Изменилась ли после всего этого его оценка обстановки? Судя по документам, которые будут приведены ниже, не изменилась. В связи с этим остается лишь одно предположение: маршал Шапошников твердо верил в возможность предотвратить окружение путем наступления войск Брянского фронта в сочетании с контрударом части сил Юго-Западного фронта. Иначе говоря, он явно недооценивал опасность, нависшую над войсками Юго-Западного фронта в связи с ударом 2-й полевой армии и 2-й танковой группы немцев с севера и ударом 1-й танковой группы и 17-й полевой армии с юга, а также переоценивал реальные возможности войск Брянского фронта. Это предположение подтверждается дальнейшим ходом событий

Обещание, которое генерал А. И. Еременко, как мы видели, дал И. В. Сталину, он не смог выполнить. Брянский фронт в эти дни вел наступательные бои силами ослабленных 13-й и 3-й армий. Противостоявшие им немецкие 17, 18-я танковые и 29-я моторизированная дивизии, применяя тактику "сдерживающего сопротивления", с боями отошли за Десну, где и закрепились. Отбросить их дальше на запад войска Брянского фронта не смогли, так как не располагали, очевидно, необходимыми силами.

Озабоченный положением на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов, маршал Шапошников 12 сентября от имени Ставки дал генералу Еременко следующую директиву: "Самым срочным и решительным образом покончить с группировкой противника в районе Шостка, Глухов, Путивль, Конотоп и соединиться с войсками ЮЗФ, для чего разрешается приостановить наступление на рославльском направлении. Операцию начать 14 сентября. Желательно закончить эту операцию и полностью ликвидировать прорыв между Брянским и Юго-Западным фронтами не позднее 18 сентября..."

Но попытки Брянского фронта оказать содействие Юго-Западному фронту ударом во фланг повернувшей на юг 2-й танковой группе противника не увенчались успехом. Гудериан продолжал основными силами стремительно продвигаться в тыл Юго-Западному фронту. Более того, всю 17-ю танковую дивизию вместе с моторизованным полком "Великая Германия" он снял со своего растянутого левого фланга и бросил в наступление против частей 40-й армии. Из сказанного видно, что Брянский фронт был не в силах разбить сильную танковую группу Гудериана.

Между тем в способность Брянского фронта выполнить поставленную ему задачу, видимо, верил и Сталин. Это вытекает из всего сказанного выше, и в частности из его указания М. П. Кирпоносу о "взаимодействии с А. И. Еременко". Вместе с тем он требовал, как уже показано, проведения более решительных и широких мер, чем Шапошников, мер, которые, несомненно, облегчили бы положение войск Юго-Западного фронта. Но эти указания, к сожалению, не могли быть выполнены М. П. Кирпоносом.

VII

А как оценивал обстановку новый главнокомандующий Юго-Западным направлением маршал С. К. Тимошенко? Непосредственно перед назначением на эту должность он, как уже отмечено, присутствовал при переговорах Сталина с Кирпоносом.

Видимо, он тогда считал правильным отказ Ставки разрешить отвод войск Юго-Западного фронта. Это явствует из тех решений, которые он принимал в последующие дни.

Должен сказать, что у маршала Тимошенко могли быть некоторые основания для предположения о благоприятном исходе событий на Юго-Западном фронте. Во-первых, можно было надеяться, что войска фронта продержатся до подхода резервов. Во-вторых, положение 40-й армии не вызывало опасений. Считалось сравнительно устойчивым и положение 38-й армии. Входивший в ее состав 5-й кавалерийский корпус, усиленный двумя танковыми бригадами и 81-й стрелковой дивизией, рокировался с левого фланга армии на правый для действий на р. Псёл в районе Белоцерковка – Решетиловка.

Но с каждым днем эти основания становились все более непрочными. Резервы подходили медленно, да и не являлись они такой силой, которая была способна оказать решающее влияние на ход событий. В дни, о которых идет речь, прибыли и начали разгружаться в районе Лебедина и Ахтырки лишь 100-я стрелковая дивизия и две танковые бригады (1-я и 129-я), насчитывавшие около 100 танков. 2-й кавалерийский корпус тоже был еще далеко – на подходе к Зенькову. Что касается положения 38-й армии, то и оно ухудшилось в результате прорыва авангардов немецких 9-й и 16-й танковых дивизий на р. Хорол.

Вот как оценивало обстановку к исходу 13 сентября командование Юго-Западного фронта:

"Особо важная

Верховному Главнокомандующему товарищу Сталину Главкому ЮЗН маршалу тов. Тимошенко

Боевое донесение. Штаб ЮЗФ. Прилуки 13. 9 19. 30 Карта 500 000

Положение войск фронта осложняется нарастающими темпами: а) Прорвавшемуся на Ромны, Лохвица и на Веселый Подол, Хорол противнику пока, кроме местных гарнизонов и истребительных отрядов, ничто не противопоставлено и продвижение его идет без сопротивления. Выбрасываемые на это направление 289-я и 7-я дивизии будут только 14.9 и то лишь с оборонительными задачами воспрепятствовать обороной узлов Пирятин, Прилуки удару по неприкрытым тылам войск фронта.

б) Фронт обороны Кузнецова взломан окончательно, и армия фактически перешла к подвижной обороне. 187 сд, 219 сд, 117 сд после боя в окружении представляют остатки.

в) Армия Потапова также не может стабилизировать фронт и ведет подьижную оборону. В стыки 37-й армии прорвался на Кобыжча противник.

г) 37-я армия сопротивляется более устойчиво, но и у нее обстановка нарастает не в ее пользу.

д) Началось перемешивание тылов 5-й и 21-й армий... е) По-прежнему считаю наиболее целесообразным выходом из сложившейся обстановки немедленный вывод войск из КИУР и за этот счет укрепление фронта Кузнецова, Потапова, переход в наступление на Бахмач, Кролевец, в последующем – общий выход. Чтобы это оказалось посильным, необходимо помочь авиацией и переходом к активным действиям на глуховоком направлении Брянского фронта. No 15640

Кирпонос, Бурмистренко, Тупиков"{32}.

Далее, 14 сентября в 3 часа 25 мин. начальник штаба фронта генерал-майор Тупиков по собственной инициативе обратился к начальнику Генштаба и начальнику штаба главкома Юго-Западного направления с телеграммой, в которой, охарактеризовав тяжелое положение войск Юго-Западного фронта, закончил изложение своей точки зрения следующей фразой: "Начало понятной вам катастрофы дело пары дней"{33}.

Начальник Генерального штаба реагировал на это следующим образом:

"Командующему ЮЗФ, копия Главкому ЮЗН.

Генерал-майор Тупиков представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо, не поддаваясь панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить Кузнецова (21А) и Потапова (5А) прекратить отход. Надо внушить всему составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываясь назад, необходимо выполнять указания тов. Сталина, данные вам 11.9.

Шапошников"{34}.

15 сентября в 17 час. 40 мин. начались очередные переговоры начальника Генштаба маршала Шапошникова с маршалом Тимошенко, продолжавшиеся до 19 часов. Их содержание в значительной степени определило характер действий войск Юго-Западного фронта на ближайшие дни.

С. К. Тимошенко сказал, что "новое в обстановке – активность кременчугской группировки противника, которая развивает свои действия в северном и северо-восточном направлениях, отбрасывая ослабленные части 38-й армии". Далее он охарактеризовал последние распоряжения командующего Юго-Западным фронтом о выдвижении двух дивизий в район Прилуки – Пирятин для занятия обороны как "недостаточно решительные и пассивные намерения". И добавил: "Из сообщений Кирпоноса не видно решительных мероприятий, выраженных в перегруппировке с задачей удара хотя бы в направлении Ромны, где противник в сравнении с южной группировкой является на сегодняшний день слабее... Кирпонос не совсем ясно представляет себе задачу уже потому, что он просится со своим командным пунктом в Киев..."

Б. М. Шапошников согласился с оценкой мероприятий Кирпоноса, данной маршалом Тимошенко. Указанное выдвижение двух дивизий, по его мнению, означало "занятие позиции пассивного сопротивления... вместо того, чтобы наносить удары ромненской или хоролской группе противника". В свою очередь он поставил под сомнение тревожную телеграмму Кирпоноса. "Считаю,– сказал начальник Генштаба,что мираж окружения охватывает прежде всего Военный совет Юго-Западного фронта, а затем командующего 37-й армией".

На вопрос маршала Шапошникова о том, каковы последние указания, данные Кирпоносу, маршал Тимошенко ответил: "Удержание обороны с отходом за реку Днепр в случае такой надобности; высвобождение части сил для парирования ударов... Организовать оборону непосредственно на подступах Киева, основные силы имея на восточном берегу".

Начальник Генерального штаба далее просил главкома Юго-Западного направления еще раз подтвердить данные указания Кирпоносу. Маршал Тимошенко обещал сделать это через начальника оперативного отдела штаба фронта генерал-майора И. X. Баграмяна, находившегося в момент переговоров в штабе Тимошенко в Ахтырке.

На этом разговор закончился. Но дальше все пошло совсем не так, как договорились Шапошников и Тимошенко. На следующий день, 16 сентября, генерал Баграмян действительно вылетел на самолете в Прилуки к Кирпоносу, но поручение, которое он получил, состояло в том, чтобы передать командующему фронтом следующее решение маршала Тимошенко: "Главными силами фронта незамедлительно начать отход на тыловой оборонительный рубеж по р. Псёл"{35}.

Что же произошло в часы между переговорами Тимошенко с Шапошниковым и вылетом Баграмяна из Ахтырки? Что привело командующего Юго-Западным направлением к такому решению? И имел ли он на то соответствующие указания Ставки?

Ответ на эти вопросы дает дальнейший ход событий. Их стремительное развитие сделало 16 сентября явным и несомненным то, что еще накануне представлялось спорным или даже невероятным; противник был уже близок к завершению окружения основных сил Юго-Западного фронта. Видимо, об этом стало известно маршалу Тимошенко. Как он рассказал в одной из наших недавних бесед, именно в этот момент обстановка представилась ему в ее истинном свете. И он решился, не теряя времени на согласование со Ставкой, сделать единственно возможный шаг – отвести войска. Для этого главнокомандующий немедленно отправил генерал-майора Баграмяна в штаб Юго-Западного фронта, но уже с приказом об отводе войск на новый рубеж. Причем, опасаясь, чтобы этот приказ не стал известен вражескому командованию, маршал Тимошенко изложил его не письменно, а устно. Ведь самолет, на котором летел И. X. Баграмян, мог быть сбит...

Итак, генерал Кирпонос получил приказ, которого добивался уже несколько дней. И что же он сделал после этого? Не более и не менее как усомнился в его достоверности. Решение маршала Тимошенко резко отличалось от предыдущих его указаний. Кроме того, как уже отмечено, оно было передано генерал-майором Баграмяном устно. Все это показалось Кирпоносу странным, и он запросил подтверждения у Ставки.

Это была еще одна и, пожалуй, самая трагическая ошибка генерала Кирпоноса. Решение об отводе войск и без того запоздало. Запрос же, посланный командующим фронтом в Ставку, отнял так много времени, что выполнить этот приказ стало уже невозможно. Подтверждение пришло только в ночь на 18 сентября. Было потеряно больше суток, и как раз в это время противник уплотнил фронт окружения войск Юго-Западного фронта.

Более того, между 18 и 20 сентября противник сильными группировками разрезал войска Юго-Западного фронта на отдельные очаги сопротивления. Таких очагов было пять. В двух из них – в 20-30 км к северо-востоку от Золотоноши и в 40-50 км к юго-востоку от Киева сражались до 23-24 сентября остатки 26-й армии, в двух других – в 20-30 км к юго-востоку и востоку от Пирятина остатки 5-й и 21-й армий, штаб фронта и различные фронтовые части (до 23 сентября) и еще в одном-в 10-15 км к северо-востоку от Киева-остатки 37-й армии (до 21 сентября).

Получив подтверждение Ставки, командующий фронтом отдал армиям приказ на выход из окружения. Согласно этому приказу 21-й армии предстояло наносить удар в общем направлении на Ромны навстречу удару 2-го кавалерийского корпуса, предпринимаемому с востока. 5-я армия, упорно задерживаясь на промежуточных рубежах в целях обеспечения отхода частей 21-й армии, должна была нанести вспомогательный удар в направлении Лохвицы. 37-й армии предписывалось оставить Киевский укрепленный район и, создав ударную группировку из двух-трех дивизий, двигаться в общем направлении на Яготин, Пирятин вслед за 5-й армией, составляя второй эшелон соединений, выходящих из окружения, 26-я армия, постепенно отводя свои силы с рубежа Днепра, должна была создать ударную группировку из двух дивизий и прорвать кольцо окружения на лубенском направлении.

Но приказу этому не суждено было осуществиться. К Пирятину с востока уже подошли головные части противника. Штаб фронта оказался на линии огня, связь с армиями была потеряна, войска расчленены и, кроме частей 26-й и 37-й армий, практически уже не представляли собой реальной боевой силы.

Впоследствии я узнал, что пирятинская группа (31-й стрелковый корпус, штаб 5-й армии, часть 21-й армии, штаб фронта и фронтовые части) начала с 20 сентября распадаться на мелкие группы и отряды. Это произошло в результате ударов внезапно появившейся в районе Пирятин, Гребенковский сильной танковой группировки врага. Здесь действовали: мотодивизия "Рейх", 4-я и 3-я танковые дивизии (из состава 2-й танковой группы), 9-я и 16-я танковые дивизии и 25-я мотодивизия (из состава 1-й танковой группы).

Иначе говоря, в последних боях в тылу войск фронта принимали участие силы четырех танковых и двух моторизованных немецких дивизий.

Положение окруженных ухудшалось с каждым часом. Сгрудившиеся в районе Пирятина громоздкий аппарат штаба фронта, штабы двух армий, многочисленные тыловые учреждения, закупорившие дороги автоколонны,– словом, вся эта ничем не прикрытая от ударов противника ни с воздуха, ни с земли масса людей и техники двигалась в разных направлениях в поисках переправы через р. Удай{36}.

Командующий фронтом вызвал к себе в Пирятин командира 289-й стрелковой дивизии и поставил ему задачу прорываться в общем направлении на Лохвицу, прикрывая выход из окружения штабов фронта и 5-й армии, которые, построившись в общую колонну, должны были следовать за штабом дивизии.

Вскоре эта колонна двинулась на восток. Но почти сразу наткнулась на пробку, образовавшуюся на восточной окраине Пирятина. Кое-как удалось пробиться и переправить часть штаба фронта на восточный берег реки Удай. Оттуда пешком и на автомашинах двинулись вдоль берега реки.

Миновали Деймановку, Куриньки, Постановку. Вблизи следующего населенного пункта – Городища – перед р. Многа колонна была остановлена ружейно-пулеметным огнем, а затем и танками противника. Начался бой. Под натиском врага колонна штаба фронта и прикрывавших ее частей была раздроблена на мелкие группы, начавшие отходить в направлении Гадяч, Зеньков.

Но добрались туда не все. В одной из рощиц в районе Городище, Дрюковщина погиб и командующий фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос с небольшой группой офицеров и солдат.

* * *

Несмотря на тяжелое поражение войск Юго-Западного фронта, оборона столицы Украины и всего Юго-Западного направления имела большое политическое и военное значение.

В самый тяжелый период войны в течение трех месяцев войска фронта измотали и обескровили группу армий "Юг" под командованием фельдмаршала Рундштедта и вынудили гитлеровское командование перебросить в район восточное Киева крупные силы из группы армий "Центр" – 2-ю полевую армию и 2-ю танковую группу, чем облегчили до некоторой степени положение советских войск, преграждавших фашистам путь на Москву. Ожесточенные бои на киевском направлении не только стоили противнику больших потерь (советские войска разгромили там свыше 10 кадровых дивизий вермахта, уничтожили более 100 тыс. вражеских солдат и офицеров), но и более чем на месяц задержали его наступление на московском направлении, сорвав оперативные расчеты немецко-фашистского командования.

Тем самым боевые действия войск Юго-Западного фронта оказали большое влияние на дальнейший ход войны. Об этом свидетельствуют и признания самих гитлеровских генералов.

Например, бывший командующий танковой группой генерал Гудериан в своих воспоминаниях заявил: "Бои за Киев несомненно означают (для вермахта.– К. М.) крупный тактический успех. Однако вопрос о том, имел ли этот тактический успех также крупное стратегическое значение, остается под сомнением". Гальдер прямо называл сражение под Киевом "величайшей стратегической ошибкой в восточном походе" германского командования. Наконец, гитлеровский генерал Бутлар еще откровеннее писал о битве на киевском направлении: "Из-за нее немцы потеряли несколько недель для подготовки и проведения наступления на Москву, что, по-видимому, немало способствовало его провалу"{36}.

Глава III. На левом фланге битвы под Москвой

I

В штаб маршала Тимошенко были вызваны все вышедшие из окружения командиры соединений и объединений. Прибыв туда, мы узнали, что с каждым из нас будут беседовать отдельно. Сразу же подумалось: предстоит "разнос". За неудачи, за поражение фронта.

Должен сказать, что в дни, когда мы вырывались из окружения, каждый из нас представлял себе масштаб постигшей нас катастрофы. Но теперь, после встреч с другими товарищами, выбравшимися из вражеского кольца, картина гибели значительной части сил фронта стала нам окончательно ясна. Ясна до жгучей боли, которую, казалось, и утолить нечем.

Что и говорить, с тяжелым сердцем шел я на прием к С. К. Тимошенко. И не потому, что боялся "разноса". В мыслях было иное что дальше, неужели опять отступать под натиском врага?

И вот, очутившись со всей бушевавшей во мне бурей чувств в его кабинете, я внезапно услышал спокойный твердый голос Семена Константиновича, так хорошо знакомый мне еще по 1-й Конной армии со времен гражданской войны, а затем по 3-му кавалерийскому корпусу. Маршал говорил медленно, вероятно, чтобы скрыть волнение, владевшее им с того момента, когда стало очевидным крушение Юго-Западного фронта. Сейчас он видел перед собой одного из участников непрерывных боев и сражений, которые велись от самой западной границы, и хотел знать о них как можно больше.

Он спрашивал о боях в районах Владимир-Волынского, Луцка, Новоград-Волынского, Коростеня, Малина, Чернигова и южнее. Просил не опускать ни одной подробности. Интересовался деталями боевых действий советских войск, тактикой противника, особенно его танковых соединений, состоянием и вооружением немецко-фашистских дивизий. Потом спросил, что мне известно о судьбе генералов Кирпоноса и Потапова. Ничего достоверного о них я не знал. Лишь о Потапове и члене Военного совета армии дивизионном комиссаре М. С. Никишеве мне рассказывал один из офицеров 5-й армии еще в районе Оржицы. Он утверждал, что они погибли и что он сам видел, как их, тяжело раненных, расстреляли фашисты.

Маршал долго молчал, потом встал и, прощаясь, сказал:

– Будете пока в моем распоряжении. Знакомьтесь с обстановкой и нашими задачами, потом получите назначение.

У меня сложилось впечатление, что командующий собирался распорядиться мной так же, как и некоторыми другими командирами нашей группы, и оставить в штабе полевого управления фронта. Я понимал, что он делал это из лучших побуждений, желая дать нам возможность "переменить обстановку". Но так как я не помышлял о такой службе и думал лишь о том, чтобы непосредственно в бою мстить фашистам за кровь и смерть советских людей, за разрушенные семейные очаги, за поруганную Отчизну, то я тут же и попросился в войска.

Беседа с командующим ободрила меня. Куда девались усталость, чувство неопределенности! Хотелось поскорее начать действовать.

Теперь я знал, что Юго-Западный фронт с каждым днем вновь набирает силы и что его войска опять становятся серьезной угрозой для врага. Это подтвердили дальнейшие события, участником которых мне довелось стать. Поскольку они в основном развернулись в канун и во время разгрома гитлеровцев под Москвой, то об этом периоде мне и хочется рассказать.

Однако прежде нужно напомнить, что в сентябре в распоряжении нового командующего Юго-Западным фронтом были всего лишь три армии – 40-я и крайне ослабленные в результате потерь 21-я и 38-я. По приказу командующего фронтом они заняли оборону: 40-я – на фронте Теткино, Ворожба, Олыпаны, 21-я Олыпаны, Гадяч, Шишаки, Диканька, 38-я – Гавронцы, Кочубеевка, Красноград. Против них в тот момент действовали 6-я армия Рейхенау и часть сил 2-й танковой группы. 1-я танковая группа и 17-я армия противника выдвигались для действий в направлении Донбасса, т. е. против войск Южного фронта.

В октябре, как известно, развернулось одно из крупнейших по масштабам и значению сражений второй мировой войны – Московская битва. Основные силы противника действовали в полосе Калининского, Западного и Брянского фронтов, где им удалось продвинуться вперед почти на 250 км, однако и южнее немцы значительно потеснили советские войска

Героическими усилиями защитников Москвы враг был остановлен и не смог осуществить свою цель – захват советской столицы.

К этому времени и войска Юго-Западного фронта, усиленные 6-й армией, входившей до того в состав Южного фронта, организовали оборону по рубежу р. Северный Донец. 11 ноября, после ликвидации Брянского фронта, Юго-Западному были переданы также 3-я и 13-я армии. Они оборонялись на рубеже Узловая Никитское, район западнее Ефремова, Елец, Ливны и, таким образом, во время начавшегося вскоре так называемого "второго генерального наступления" гитлеровцев на Москву оказались вместе с правым флангом 40-й армии под ударом немецкой 2-й армии.

То было тревожное время. Стояла глубокая осень 1941 г. Тяжелые тучи проносились над землей. Часто шли дожди. Дул порывистый влажный ветер. Вся окружающая местность и дороги, не имевшие твердого покрытия, превратились в сплошное месиво, и только ночью его сковывали заморозки. Прогнозы предсказывали похолодание в ближайшее время.

Обстановка на советско-германском фронте к середине ноября оставалась исключительно напряженной. Был на исходе пятый месяц Великой Отечественной войны, а положение нашей страны все еще продолжало ухудшаться. Фронт пересекал всю европейскую часть СССР от Баренцева до Черного и Азовского морей. Немецко-фашистские войска глубоко проникли на советскую территорию. Они захватили часть Карелии, Прибалтику, Белоруссию, большую часть Украины, в том числе Донбасс, Криворожье и Харьковский промышленный район, ряд северо-западных и западных областей Российской Федерации, почти весь Крым. Фашисты блокировали Ленинград и Севастополь, стояли на ближних подступах к Москве и Ростову-на-Дону. Над первым в мире социалистическим государством нависла смертельная опасность.

На всех фронтах шли ожесточенные кровопролитные бои. Наиболее угрожающая обстановка сложилась на тихвинском, московском и ростовском направлениях.

Важнейшим, определяющим было московское стратегическое направление, где немецко-фашистское командование сосредоточило свои главные силы. Не достигнув в октябре своей цели – захвата советской столицы,– оно подготовило в середине ноября так называемое генеральное наступление на Москву. Намечалось путем двустороннего глубокого охвата флангов войск Западного фронта окружить их и овладеть столицей нашей Родины. Для осуществления этого замысла севернее и южнее Москвы были созданы две мощные группировки войск. Задача по охвату Москвы с севера была возложена на 3-ю и 4-ю танковые группы.

На левом фланге Западного фронта, на тульском направлении, 2-я танковая армия под командованием генерал-полковника Гудериана изготовилась для удара главными силами по Сталиногорску (Новомосковск), Кашире и Ногинску. Там немецко-фашистское командование предполагало сомкнуть фланги своих ударных группировок в тылу Москвы.

Обеспечить правый фланг и тыл танковой армии Гудериана должна была 2-я полевая армия в составе девяти дивизий, развернувшаяся против правого крыла Юго-Западного фронта в полосе Мцепск, Обоянь. Одновременно с выполнением этой задачи ей предстояло выйти в район Воронежа, откуда она могла нанести удар по флангу и тылу войск Юго-Западного направления, угрожать охватом главных сил Юго-Западпого и Южного фронтов.

В предыдущих боях 2-я немецкая армия понесла чувствительные потери, но теперь она получила пополнение людьми и вооружением, в том числе большое количество танков, и представляла собой грозную силу, действуя решительно и настойчиво.

В ее составе были созданы три ударные группы. Первая, в которую входили 293-я и 262-я пехотные дивизии, наносила удар в стык 3-й и 13-й армий и должна была выйти на р. Дон в районе населенного пункта Лебедянь. Вторая – в составе 134-й и 45-й пехотных дивизий – имела задачу овладеть городами Елец и Задонск. Дивизии обеих ударных групп были усилены танками, примерно по 10 на пехотный полк. Третья же, нацеленная на захват г. Касторное с дальнейшим выходом на г. Воронеж, имела в своем составе 95-ю пехотную, 16-ю моторизованную и 9-ю танковую дивизии.

Этой группировке противостояли 3-я, 13-я и правый фланг 40-й армии Юго-Западного фронта. Они были сильно ослаблены, особенно первые две, которые в октябре, будучи в составе Брянского фронта, с тяжелыми боями вышли из окружения. Только 11 ноября, как я уже отмечал, они были переданы Юго-Западному фронту. Но и после этого они не получили усиления, так как у командующего войсками фронта не было резервов в этом районе.

3-я армия имела задачу прикрыть ефремовское, а 13-я – елецкое направления, чтобы не допустить прорыва противника к путям, связывающим Москву с южными районами страны.

Первая из них под командованием генерал-майора Я. Г. Крейзера обороняла фронт протяженностью около 100 км на рубеже Узловая – Никитское – район западнее Ефремова. Она имела в своем составе четыре стрелковые, две кавалерийские дивизии и две танковые бригады. Плотность обороны достигала 17 км на одну дивизию. Оперативное построение – в один эшелон.

13-я армия, которой командовал генерал-майор А. М. Городнянский, имела 160-километровую полосу (до 15 км на дивизию). В первом эшелоне у нее были семь стрелковых дивизий, во втором – две стрелковые, две кавалерийские дивизии и мотоциклетный полк.

Дивизий в обеих армиях насчитывалось больше, чем во 2-й немецкой. Тем не менее численное и особенно огневое превосходство было на стороне противника, ибо в наших стрелковых дивизиях оставалось тогда не более, чем по 3 тыс. человек. Командование Юго-Западного фронта направило для усиления правого фланга стрелковую дивизию, танковую бригаду, артиллерийский полк, два дивизиона гвардейских минометов и три бронепоезда, но силы по-прежнему оставались неравными. Кроме того, и подготовка оборонительных рубежей не была завершена, так как проводилась она в ограниченные сроки. Наконец, войска были утомлены тяжелыми боями в течение всего октября и начала ноября.

2-я немецкая армия перешла в наступление 21 ноября. Она сразу же захватила города Ливны и Тим, вынудив 13-ю армию начать отход. 40-я армия немедленно контратаковала своим правым флангом 9-ю танковую и 16-ю моторизованную дивизии противника и сумела остановить их движение на Касторное. Но и после этого 13-я армия под давлением превосходящих сил врага продолжала отходить на восток.