Текст книги "На Юго-Западном направлении, Воспоминания командарма (Книга I)"

Автор книги: Кирилл Москаленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)

Но даже в сражении под Москвой, где советские войска нанесли врагу крупнейшее поражение, они не имели численного превосходства над ним. И тем более не было в их составе и необходимого количества танковых и механизированных соединений, без которых невозможно осуществлять стремительный обход флангов противника, окружение и уничтожение его группировок. Иначе говоря, еще не произошло тех изменений в соотношении сил и средств, которые характеризовали последующие этапы войны.

Это обстоятельство очень серьезно давало себя знать на юге. Более того, здесь оно сказывалось, несомненно, в большей степени, чем на других участках советско-германского фронта. Ведь в описываемый период противник уже начал сосредоточение сил для подготавливаемого им крупного летнего наступления, нацеленного на Сталинград и Кавказ, и потому предпринимал все возможное для сохранения занимаемых позиций. Немецко-фашистское командование при этом, во-первых, не считалось ни с какими потерями и, во-вторых, использовало свое превосходство в авиации и танках.

Некоторое представление об этом дает, например, дневник командира одного из батальонов 294-й пехотной дивизии, захваченный нами позднее, во время майских боев на харьковском направлении. К сожалению, не удалось установить фамилию автора дневника. Из записей явствует, что до весны 1942 г. он служил в каком-то гарнизоне на Западе, ведя, как говорится, безоблачное существование. Но в апреле его срочно произвели в капитаны и в числе других отправили под Харьков. Там он и услышал рассказы "об ужасных боях, которые вынесла 294 пд в последних числах марта, когда русские могли при несколько большем порыве легко вновь захватить Харьков. Однако еще раз это было предотвращено, позиции были удержаны при больших собственных потерях". Далее в дневнике упоминается с. Песчаное, где в марте вели бои части 38-й армии. Здесь-то и предстояло теперь служить новоиспеченному капитану.

"Я принимал батальон, – записал он, – который... выделялся особо хорошим моральным состоянием. Сначала он был вместе со всеми выброшен русскими со своих позиций. Оставление позиций нашими людьми было подобно бегству... Затем первоначально была отвоевана обратно часть села, 9 апреля с помощью пикирующих бомбардировщиков и танков все село вновь перешло в германские руки. Таковы были бои за Песчаное на Бабке..."{57}

Как видим, и тут фигурируют те же два момента: большие потери, понесенные фашистскими войсками в мартовских боях, и решающая роль авиации и танков.

Мы же имели слишком слабую защиту от массированных бомбовых ударов противника. Наша авиация была малочисленна И не могла надежно прикрыть действия войск или задержать подход резервов врага. Зенитная артиллерия действовала малоэффективно и за первую половину операции не сбила ни одного немецкого самолета.

Выше отмечалась неукомплектованность дивизий личным составом и вооружением к началу операции. В ходе наступления боеспособность войск резко понизилась. Об этом можно судить, например, по состоянию 81-й стрелковой дивизии на 21 марта 1942 г., т. е. в разгар наступательной операции.

Предшествующие два с половиной месяца дивизия почти непрерывно сражалась. Ее солдаты и офицеры до последней капли крови бились с врагом в обороне и смело, не страшась смерти, шли вперед в наступление. Дивизии сопутствовал боевой успех, но и потери она понесла немалые. К описываемому времени некомплект рядового состава достиг 62%, младшего командного состава – 71%.

В целом укомплектованность стрелковых дивизий, как уже отмечалось, была низкой. Разумеется, прибывало пополнение, но слабо обученное. В условиях продолжавшегося наступления оно немедленно распределялось между частями и подразделениями и без всякой предварительной подготовки вводилось в бой.

Недостаточная обученность личного состава имела и другие отрицательные последствия. Например, располагая и без того сравнительно небольшим выбором средств борьбы с врагом, мы не смогли полностью использовать даже те из них, которые у нас имелись. Почему? Пожалуй, ответом на этот вопрос может служить сохранившийся в архиве приказ войскам 38-й армии, изданный 16 марта 1942 г.

Вот его содержание:

"В процессе боевых действий выявлено, что в частях некоторых дивизий (81, 124, 227 сд и 1 гв. сд) почти совершенно не используются противотанковые ружья, а некоторые даже не имеют патронов к ним. Происходит это потому, что бойцы, вооруженные этими ружьями, не умеют их использовать, не знают устройства, не умеют стрелять и т. д. Командиры и бойцы, знающие эти ружья, не обучают невладеющих ПТР.

Таким образом, совершенно не используется такое грозное оружие против танков. И не случайно, что, несмотря на применение противником танков почти на всех участках действий дивизий, мы не уничтожили из ПТР ни одного танка. Благодаря неиспользованию ПТР имеет место неуверенность в силу этих ружей и даже вредная болтовня, что все равно танк из него, мол, не пробьешь. Есть случаи бесцельной и неразумной стрельбы из ПТР по дзотам (777 сп 227 сд).

Во многих частях или совсем не применяют, или слабо применяют минометы, особенно ротные 50 мм. Причина в основном та же, что и с ружьями, т. е. незнание и неумение стрелять. Другая причина неиспользования минометов – это боязнь обнаружить себя. В 124 сд из 94 минометов больше половины не используется.

Приказываю:

1. Немедленно устранить указанные недочеты и поставить ПТР на службу делу, на уничтожение танков, а минометы – на подавление огневой системы и живой силы противника.

2. Используя всякую возможность, изучить в кратчайшее время ПТР и минометы, не выдавать их бойцам, не изучившим это оружие. Для изучения, помимо командиров, знающих ПТР и минометы, использовать бойцов, владеющих этим оружием, в качестве инструкторов.

3. Внедрить в сознание бойца и командира, что ПТР – это грозное оружие против танков, а миномет – против огневых средств и живой силы противника.

4. Артиллерийским начальникам по линии снабжения принять все меры к своевременному обеспечению минами и патронами.

5. Категорически запретить стрельбу из ПТР по живой силе и по дзотам, а вести только стрельбу по танкам.

Исполнение командирам дивизий донести к 20.3.42 г."{58}

VIII

К сказанному можно добавить, что, например, противотанковые ружья поступили на вооружение в период наступательной операции, и только к 12 марта в стрелковых полках были сформированы роты ПТР. Однако это обстоятельство не могло служить оправданием плохого использования нового противотанкового средства в бою. Приходилось исправлять этот недостаток на ходу. А время шло, и противник не ждал.

Кстати, острота обстановки сказалась во время нашего наступления и в том, что подходившие резервы не сосредоточивались для создания мощного ударного кулака, а немедленно бросались в бой на различные участки фронта. Конечно, этого можно было избежать, если бы резервы прибывали быстро. Но, к сожалению, получилось иначе. В результате на участке 38-й армии 34-я мотострелковая бригада была введена в бой 44 марта, 169-я стрелковая дивизия – 16 марта, 6-я гвардейская танковая бригада – 17 марта, 3-й гвардейский кавалерийский корпус – 25 марта.

Главная же беда 38-й армии заключалась в отсутствии танков и недостаточном артиллерийском обеспечении наступающих войск. И то, и другое оказало резко отрицательное влияние на ход операции, так как возросшая огневая мощь стрелкового оружия сделала оборону непреодолимой без подавления ее артиллерийским огнем и сопровождения пехоты танками. Однако тогда мы еще не имели таких возможностей, чем и воспользовался противник.

В ходе операции он непрерывно перебрасывал подкрепления с неатакованных участков. Сначала это были два пехотных батальона 79-й пехотной дивизии из района Белгорода. Вслед за ними прибыл 429-й пехотный полк 168-й пехотной дивизии из Обояни. Далее появились отдельные части 299-й и 62-й пехотных дивизий с танками. Все они действовали при поддержке авиации.

А 24 марта противник на узком участке фронта бросил в бой 3-ю танковую дивизию. Она нанесла контрудар в направлении населенного пункта Рубежное и потеснила наши части.

Чтобы ликвидировать последствия контрудара, поредевшие стрелковые части 38-й армии в течение четырех суток вели непрерывные бои с превосходящими силами 3-й танковой дивизии и пехотой врага. Немецко-фашистское командование применило массированные атаки танков с пехотой при поддержке огня артиллерии, бомбардировочной и штурмовой авиации. Каждый населенный пункт противник оборонял большим количеством танков, артиллерии и минометов.

Он изо всех сил стремился не допустить расширения захваченного нами плацдарма на западном берегу реки Северный Донец. Атаки силами 18-20 танков с пехотой предпринимались до 8 раз в день. От 12 до 18 налетов ежедневно совершала вражеская авиация. И каждый раз по 15-20 самолетов обрушивали бомбовые удары на боевые порядки армии, тылы и мосты через реку. А 26 марта фашистские воздушные пираты применили поливку самовоспламеняющимся фосфором позиций наших войск у населенного пункта Байрак.

Силами подошедших резервов мы отразили контрудар противника и восстановили положение. Но, надо признать, с большим трудом.

Мартовские бои 38-й армии свидетельствовали, что мы подчас намечали очень хорошие планы, но с исполнением их в тот период зачастую опаздывали. Противник опережал нас, так как обладал большей маневренностью, подвижностью. Его войска перебрасывались в основном на машинах. У нас же почти все передвижения совершались пешком. Это и порождало хроническое отставание от намеченных сроков, а нередко и невыполнение боевых задач.

Так, в упоминавшейся выше 81-й стрелковой дивизии единственным средством передвижения были кони. Но и их не хватало. Вместо 626 артиллерийских лошадей имелось только 144. Мало было и строевых, и обозных лошадей.

А вот еще более разительный пример того, к чему приводило такое положение. В решающий момент у 38-й армии не оказалось танков, а также транспорта для своевременной переброски частей 169-й стрелковой дивизии на направление наметившегося успеха. Вследствие этого противник успел сосредоточить резервы и свести на нет то, что было нами достигнуто.

После окончания мартовской операции больше, чем когда-либо раньше, стала ясна необходимость создания высокоподвижных сил в составе Красной Армии. Эта задача представлялась мне настолько неотложной, что я высказал тогда же свои соображения по атому поводу представителю Генерального штаба.

Сущность предложений сводилась к следующему: "Для развития успеха армии, а также для ликвидации прорыва противника подвижными силами паша общевойсковая армия должна иметь свою маневренную дивизию, имеющую в своем составе два мотострелковых полка, танковую бригаду, артиллерийский полк, дивизионы противотанковой и противовоздушной обороны. Имея такую дивизию и транспортные средства для быстрой переброски стрелковых дивизий из резерва в нужном направлении для решения задач, возникающих в бою, армия повысит свою маневренность, свою боевую мощь и, следовательно, успех будет налицо"{59}.

О многом заставил задуматься опыт оборонительных и наступательных операций, проведенных зимой 1942 г. Стало ясно, что структура управления войсками (армия-дивизия) имеет существенные недочеты, отражающиеся на состоянии частей и соединений, на организации и ведении боя. Имея в своем непосредственном подчинении множество стрелковых и кавалерийских дивизий, танковых бригад, командующий армией и ее штаб физически не могли охватить своим влиянием все эти соединения. Поэтому они были вынуждены создавать оперативные группы, которые в силу временного существования не всегда себя оправдывали.

38-я армия в период наступательной операции в марте 1942 г. занимала фронт 110 км и имела в своем составе восемь стрелковых дивизий, одну мотострелковую и две танковые бригады, кавалерийский корпус. И это не считая армейских специальных частей. В начале операции у командующего армией был один заместитель – генерал-майор Г. И. Шерстюк. Ему я поручил руководить двумя дивизиями, оборонявшими участок фронта от Базалеевки до г. Балаклея. Остальные десять вышеперечисленных соединений, действовавших на направлении главного удара, непосредственно подчинялись мне.

Признаюсь, я оказался в весьма затруднительном положении, так как в ходе операции должен был контролировать и направлять одновременно действия каждого из этих соединений, всесторонне оценивать достигнутые ими положительные результаты или постигшие их неудачи, тут же ставить дальнейшие задачи. При таких условиях оценка обстановки и постановка последующих задач носила подчас недостаточно продуманный характер, не основывалась на глубоком анализе возможностей того или иного соединения, на учете сил противника.

20 марта для руководства боевыми действиями войск армии были созданы две оперативные группы. Ими командовали генерал-майор Г. И. Шерстюк и генерал-майор Л. В. Бобкин. Помощь в руководстве войсками оказывал также генерал-майор Ф. А. Пархоменко. Это были боевые, храбрые командиры, участники гражданской войны. Однако опыт показал нецелесообразность создания таких временных оперативных групп. Для организации взаимодействия родов войск и руководства боем требовалось иметь постоянную организацию – корпусное звено. Увеличение количества заместителей до трех не решало проблему.

Я нисколько не удивился, когда узнал, что идеи создания такого звена, а также высокомобильных соединений возникли не только у меня. Более того, оказалось, что некоторые проблемы уже претворяются в жизнь. Правда, что касается задачи организации мощных механизированных соединений, то она решалась в несколько ином виде, чем представлялось мне.

Об этом рассказал при встрече маршал С. К. Тимошенко. Прежде всего выяснилось, что мои соображения по данному вопросу стали ему известны через работника оперативного отдела штаба фронта А. Н. Шиманского. Затем Семен Константинович сказал, что создание высокоподвижпых соединений уже началось. Это будут, добавил он, не дивизии, а корпуса, состоящие из танковых и мотострелковых соединений. Их отличительная черта – высокая маневренность и огромная ударная мощь. Такие танковые корпуса будут действовать в составе войск фронта.

Новости о формировании танковых корпусов радовали. Они были подтверждением того, что силы Красной Армии росли и крепли с каждым днем. Думая о будущих могучих танковых корпусах и армиях, я вновь и вновь испытывал чувство величайшего преклонения перед непреоборимой мощью советского народа, руководимого Коммунистической партией. И в который раз с радостью убеждался, как и все на фронте, что у нас надежный тыл, обладающий неиссякаемым источником сил и средств, что партия твердой рукой направляет их во все возрастающем количестве на борьбу с врагом. И крепче, чем когда-либо, верилось, что приближается день, когда удары Красной Армии по противнику обретут еще большую силу. Залогом тому было не только увеличение боевых ресурсов, но и опыт организации и ведения военных действий, накопленный зимой 1941/42 г.

Что касается событий, о которых рассказано в этой главе, то они, как и все наступательные операции советских войск на Юго-Западном направлении зимой 1942 г., не завершились полным разгромом противостоящих вражеских группировок. Более того, нерешительные действия по прорыву обороны противника в течение четырех дней дали немецко-фашистскому командованию возможность снять часть сил с пассивного участка фронта (от Белгорода до Орла), перебросить их на промежуточный оборонительный рубеж в полосе наступления наших войск и посредством нанесения контрударов и контратак затормозить их продвижение, а затем и остановить.

К такому итогу операции привел недостаток сил и средств, испытываемый войсками Юго-Западного фронта и, в частности, 38-й и 6-й армиями. И тем не менее глубоко ошибочным было бы считать наступление безуспешным.

Наступая в показанных выше исключительно тяжелых условиях (к ним нужно добавить морозы, пургу, снежные заносы), мы добились известных положительных результатов. В частности, 38-я армия очистила от противника населенные пункты на восточном берегу Северного Донца, форсировала реку и захватила большой плацдарм оперативного масштаба между ней и другой рекой – Большой Бабкой. Мы освободили много населенных пунктов, в том числе и такие довольно крупные, как Рубежное, Верхний Салтов, Старый Салтов, Молодовая (с мостами через Северный Донец).

Группировка врага при этом понесла тяжелые потери в живой силе, вооружении и материальных средствах. К концу операции она представляла собой смесь полков и батальонов из различных дивизий, переброшенных под Харьков с других участков фронта и теперь потерявших не менее половины личного состава. Потери врага в полосе наступления 38-й армии составляли 7735 убитых солдат и офицеров, 456 пленных. Были уничтожены 61 фашистский танк, 52 орудия разных калибров, 38 минометов, 82 пулемета, сбито 23 самолета. Кроме того, мы взяли трофеи: 58 орудий, 51 миномет, 134 пулемета, 737 винтовок. Число раненых, контуженных и обмороженных солдат и офицеров противника мы, конечно, не могли определить, но, по-видимому, оно не менее чем в три раза превышало число убитых.

Важный итог операции 38-й и 6-й армий в марте 1942 г. состоял в том, что было нарушено оперативное построение войск противника от Орла до Харькова. Враг вынужден был не только израсходовать все оперативные резервы, в том числе и шестнадцать дивизий, прибывших на усиление группы армий "Юг", но и раздергать соединения первой линии обороны на отдельные батальоны для локализации наших ударов. Немецко-фашистские войска пришли в такое состояние, что лишь в середине мая оказались способны предпринять активные действия с решительными целями, да и то благодаря притоку крупных стратегических резервов и значительному пополнению людьми и – материальными ресурсами.

Размышления над итогами мартовской наступательной операции приводят к выводу, что мы внесли немалый вклад в зимнюю кампанию 1942 г., оказавшую большое влияние на весь дальнейший ход войны. Немецко-фашистскому командованию эта кампания ясно показала, что окончательно развеяны его надежды на молниеносный успех в вооруженной борьбе на Восточном фронте.

Для нас же она была окрыляющим наглядным подтверждением того, что мы в состоянии нанести врагу поражение и в конечном счете одержать победу. В этом смысле и хочется отдать должное мартовской наступательной операции войск Юго-Западного фронта, как составной части успешной зимней кампании Красной Армии. Не могу, однако, снова не подчеркнуть, что и эта операция, подобно январско-февральской, осталась незавершенной. И в обоих случаях это произошло в сущности по одной и той же причине: их замысел основывался на неверной оценке сил противника и переоценке мощи собственных сил на юге.

Дважды в течение зимы командование Юго-Западного направления предпринимало попытки осуществить в районе Харьковского промышленного района свои обширные наступательные планы. Оба раза они не достигали намеченных целей: в сложившихся условиях эти планы были нереальны. Но поскольку частичный успех это тоже успех, можно было бы считать оправданными наши мероприятия в районе Харькова в первую военную зиму, если бы, однако, они не повлекли за собой третью попытку разгромить харьковскую группировку противника, предпринятую в мае 1942 г. в еще более неблагоприятной обстановке.

Глава V. Под Харьковом в мае 1942 года

I

Сложившаяся в результате зимней кампании 1942 г. конфигурация фронта в районе Харькова, казалось, подсказывала необходимость проведения новой наступательной операции с целью освобождения города и прилегающего к нему промышленного района. К югу от Харькова образовался так называемый изюмский выступ глубиной до 90-100 км, а к северо-востоку, в районе г. Волчанок, советские войска владели плацдармом на западном берегу реки Северный Донец. Это значило, что для войск Юго-Западного фронта появились предпосылки к тому, чтобы посредством двухстороннего охвата освободить важный индустриальный центр. Таким образом, обстановка требовала проведения наступательной операции крупными силами.

События, развернувшиеся на этом участке фронта в мае 1942 г., так и именуются – Харьковская наступательная операция. Операция привела к крупному неуспеху Красной Армии. Поэтому во всей военно-исторической литературе на нее указывают как на характерный пример неудачной наступательной операции.

Я – один из ее участников. Помню, как она готовилась и осуществлялась. Более того, мне хорошо знакомы обстоятельства, при которых возникла идея операции. Вспоминая сейчас обо всем этом, тешу себя надеждой, что мой рассказ дополнит существующее представление о боевых действиях в районе Харькова в мае 1942 г.

Идея освобождения Харьковского промышленного района зародилась, как уже отмечалось, еще в декабре 1941 г. Тогда она была лишь одним из элементов плана зимней кампании, разработанного Военным советом Юго-Западного направления. Именно эту часть плана одобрила Ставка Верховного Главнокомандования, после чего и были подготовлены и осуществлены одна за другой в январе и марте 1942 г. две описанные выше наступательные операции советских войск на юге.

Читатель уже знает, что ни первая, ни вторая не привели к желаемому результату. Они показали, что на этом участке фронта сложилось неблагоприятное для нас соотношение сил и средств, в особенности таких решающих, как танки, артиллерия, авиация. Изменить его в нашу пользу – вот что было необходимо для освобождения Харьковского промышленного района. Другим, не менее существенным, являлось устранение недостатков в организации и управлении боевыми действиями, отрицательно сказавшихся на ходе и исходе наших зимних наступательных операций.

Имелась ли у командования Юго-Западного направления и фронта реальная возможность выполнить эти два условия при подготовке и осуществлении Харьковской наступательной операции?

Расскажу о том, какого мнения на этот счет придерживался Военный совет направления. Представление об этом я получил, присутствуя вместе с бригадным комиссаром Н. Г. Кудиновым на заседании Военного совета в двадцатых числах марта 1942 г. Ныли здесь командующие и члены Военных советов и других армий Юго-Западного фронта.

Открывая заседание, маршал С. К. Тимошенко подчеркнул, что в результате поражений, нанесенных немецко-фашистским войскам в ходе зимней кампании, инициатива боевых действий захвачена Красной Армией. Далее он обратился к ситуации на юге и охарактеризовал ее как выгодную для Красной Армии. В течение зимы, говорил он, главное командование Юго-Западного направления навязывало свою волю противнику, выбирало место и время нанесения ударов. Главнокомандующий отметил, что хотя наступление на стыке Юго-Западного и Южного фронтов в январе-феврале и в марте не достигло поставленных целей, так как проводилось ограниченными силами, тем не менее врагу нанесен чувствительный урон. Кроме того, эти операции способствовали занятию выгодных исходных рубежей для ликвидации харьковской группировки противника. Затем маршал Тимошенко сказал, что уже в ближайшее время мы сможем привлечь для разгрома врага значительные силы, и в связи с этим предложил подвести итоги зимней кампании и наметить план боевых действий на весенне-летний период 1942 г.

Начальник штаба генерал И. X. Баграмян посвятил свой доклад анализу сложившейся обстановки.

Прежде чем коснуться содержания доклада, должен сказать, что вполне согласен со следующими строками из воспоминаний маршала А. М. Василевского: "Одной из причин крупного поражения наших войск на юге весной 1942 г. был просчет Ставки и Генштаба в определении замысла противника и основных направлений его действий летом 1942 г."{60}.

Следует лишь добавить, что определенную роль в этом сыграли и доклады Военного совета Юго-Западного направления Ставке Верховного Главнокомандования об обстановке на юге страны.

Так, в одном из них сообщалось, что противник сосредоточивает восточное Гомеля и в районах Кременчуга, Кировограда, Днепропетровска крупные резервы со значительным количеством танков. Основная часть личного состава немецких танковых дивизий, как отмечалось далее, находилась в тылах в ожидании получения новых боевых машин. В докладе было сказано, что, в частности, в Полтаве сосредоточено до 3500 танкистов, т. е. экипажи на 1000-1200 боевых машин. Считалось также вероятным, что вражеское командование перебросит на советско-германский фронт с Запада до 45 пехотных дивизий, из которых примерно 15 будут направлены на юг, кроме того, ожидалось прибытие туда же до двадцати румынских, венгерских и итальянских дивизий.

Эти данные наводили на мысль, что противник готовился нанести сильный удар и на южном крыле советско-германского фронта. Там благоприятствовали такому замыслу и условия погоды, и характер местности, предоставлявший широкий простор для массового применения всех родов войск и всех видов боевой техники. Более того, как рассказывал мне уже после войны маршал И. X, Баграмян, весной 1942 г. ему как начальнику штаба Юго-Западного направления было доверительно сообщено, что, по оценке разведывательного управления Генерального штаба, сделанной на основе поступавших разведывательных данных, немецко-фашистские войска намеревались наносить удар летом 1942 г. не на московском, а на юго-западном направлении.

Факты показывают, что командование и штаб Юго-Западного направления, как и Ставка, не согласились с выводом разведывательного управления, хотя он подтверждался разведывательными данными, имевшимися в их распоряжении. 22 марта 1942 г. Военный совет направления в докладе Верховному Главнокомандующему о перспективах боевых действий на юге в весенне-летний период доносил следующее: "... Мы считаем, что враг, несмотря на крупную неудачу осеннего наступления на Москву, весной будет вновь стремиться к захвату нашей столицы.

С этой целью его главная группировка упорно стремится сохранить свое положение на московском направлении, а его резервы сосредоточиваются против левого крыла Западного фронта (восточное Гомель и в районе Брянск)...

На юге следует ожидать наступления крупных сил противника между течением р. Сев. Донец и Таганрогским заливом с целью овладения нижним течением р. Дон и последующего устремления на Кавказ к источникам нефти..."{61}

Таким образом, предполагалось, что немецко-фашистские войска нанесут два удара. И хотя отмечалось, что на южном участке фронта противник сосредоточивал крупные силы, но почему-то главным направлением считалось московское.

Подобный характер носил и доклад И. X. Баграмяна на вышеупомянутом заседании Военного совета Юго-Западного направления в конце марта 1942 г.

На фронте от Белгорода до Лозовой, гласил доклад, оперативное построение войск 6-й немецкой армии в ходе наших активных действий приведено в сильное расстройство. Нет ни одной пехотной или танковой дивизии, которая бы компактно занимала оборону на определенном участке фронта. Израсходованы оперативные резервы. В ходе боевых действий в районе Харькова противник вынужден перебрасывать на это направление отдельные полки, батальоны и даже роты с менее активных участков фронта, формировать из них боевые группы и затыкать ими образовавшиеся бреши в линии фронта.

Докладчик привел ряд примеров. Так, сказал он, части и отдельные подразделения 158-й пехотной дивизии действовали на курском, белгородском и харьковском направлениях, а части 79-й пехотной дивизии – на белгородском, харьковском и красноградском. Отдельные части и подразделения указанных дивизий вошли в две дивизионные боевые группы, из которых одна обороняла южные подступы к Харькову, а другая – красноградское направление. Из десяти пехотных дивизий, противостоящих войскам Юго-Западного фронта, восемь раздерганы по полкам и батальонам. Это настолько затруднило управление и снабжение всей группировки противника в целом, что ее командование даже при непродолжительном затишье, вероятно, предпримет меры для устранения перемешивания частей.

Вывод из всего этого был следующий: харьковская группировка противника не могла начать активных боевых действий до прибытия значительного пополнения личным составом и материальной частью, восстановления оперативного построения войск и подхода крупных оперативных резервов.

Далее генерал Баграмян детализировал высказанное перед этим маршалом Тимошенко убеждение в том, что лишь с наступлением тепла противник начнет активные действия. Начальник штаба сообщил, что, по данным, поступившим из различных источников, противник начал сосредоточение резервов, в том числе значительного числа танков. Речь шла об уже упоминавшихся районах восточное Гомеля, а также Кременчуга, Кировограда и Днепропетровска. Это со всей очевидностью раскрывало его намеренно предпринять весной решительные наступательные действия. Тот факт, что враг готовил наступление с решительными целями, явствовал также из показаний пленных, причем последние держались теперь, в отличие от зимнего периода, так же нагло и самоуверенно, как в начале войны, когда им обещали "блицкриг".

Замечу, что в те последние дни марта, когда происходило описываемое заседание Военного совета Юго-Западного направления, немецко-фашистское командование уже разработало оперативно-стратегические планы летней кампании. Они были окончательно одобрены Гитлером в подписанной им несколько дней спустя, 5 апреля, директиве No 41. В ней говорилось: "...Мы должны снова овладеть инициативой и навязать свою волю противнику, как только это позволят условия погоды и местности...."{62}.

Правильно предугадывая наступательный характер планов немецко-фашистского командования на лето, штаб Юго-Западного направления менее успешно определил направление и масштабы ближайших действий врага. Предполагалось, что противник будет наступать на двух важнейших стратегических направлениях.

Первым из них, как и прежде, считалось московское. Там, как ожидалось, немецко-фашистское командование, несмотря на поражение своих войск зимой 1941/42 г., могло нанести новый удар с целью захвата столицы нашей Родины. Наряду с фронтальными ударами по войскам Западного фронта ожидались обходные маневры крупных танковых и механизированных сил с юга и юго-востока для выхода на Волгу в районе Горького с целью изоляции Центрального промышленного района от Среднего Поволжья и Урала.

Вторым направлением, согласно тем же предположениям, должно было стать южное. Здесь намерения противника определялись так: овладение низовьями Дона с последующим ударом на Кавказ, к источникам нефти. На этом направлении считались вероятными вспомогательные удары на Сталинград и из Крыма на Кавказское побережье Черного моря. Предусматривалась и возможность появления третьего вспомогательного направления – из Курска на Воронеж. Цель перерезать железнодорожные магистрали, связывающие центр страны с югом.