Текст книги "На Юго-Западном направлении, Воспоминания командарма (Книга I)"

Автор книги: Кирилл Москаленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

Правильная оценка Военным советом Юго-Западного направления обстановки на юге к началу мая 1942 г., на мой взгляд, вообще могла бы решающим образом изменить дальнейший ход событий. И не только потому, что в таком случае летнее наступление врага с самого начала встретило бы несравнимо более сильный отпор. Я имею в виду еще и сильное влияние оценки Военного совета Юго-Западного направления на оперативно-стратегические взгляды Верховного Главнокомандования, согласно которым главным оставалось московское направление.

Доклады Военного совета Юго-Западного направления об обстановке на юге весной 1942 г. играли существенную роль в формировании указанных взглядов. Большое значение при этом, как уже отмечалось, придавалось принципу "на месте виднее". Полагаю, что не меньший вес имели высокий авторитет маршала Тимощенко и доверие, оказываемое военно-политическим руководством страны члену Военного совета Юго-Западного направления Н. С. Хрущеву.

Однако более реалистическая оценка обстановки могла бы привести к тому, что Ставка иначе бы распределила ресурсы и упреждающий удар, задуманный в форме Харьковской наступательной операции, мог быть осуществлен в более широких масштабах и с привлечением значительно больших сил, а возможно и с постановкой активных задач войскам не только Юго-Западного, но также Южного и Брянского фронтов.

Конечно, в то время Красная Армия еще не располагала достаточным количеством сил и средств для полного разгрома врага. Кстати, должен заметить, что на войне их всегда не хватает. Что же касается рассматриваемого периода, то на 12 мая 1942 г. общее соотношение в живой силе, танках, артиллерии и даже авиации было в пользу войск Юго-Западного направления. Следовательно, наступательная операция на южном крыле советскогерманского фронта более крупными силами и с более решительными целями, чем Харьковская, была не так уж неосуществима. И она могла по крайней мере расстроить и истощить силы врага, предназначавшиеся для наступления на Сталинград и Кавказ.

Все это вовсе не означает, что решающим для исхода Харьковской наступательной операции был недостаток сил и средств. Он дал себя знать в известной степени и на некоторых участках. Еще больше сказались на этой операции и связанных с ней событиях серьезные недостатки в руководстве ее подготовкой и ведением со стороны Военного совета Юго-Западного направления, фронта и командующих армиями.

Таким образом, в поисках ответа на вопрос о реальности замысла Харьковской наступательной операции в мае 1942 г. я нахожу две группы фактов. Это, с одной стороны, соотношение сил и средств на участках прорыва, сложившееся в целом в пользу войск фронта, и высокий наступательный дух, царивший в наших войсках. Нечего и говорить, насколько существенными были эти факторы. Именно благодаря им, в особенности героизму и отваге советских воинов, в первые дни наступления возникла чрезвычайно опасная для врага ситуация, грозившая сорвать его планы. Вышеупомянутый З. Вестфаль по существу признал это, заявив относительно боев под Харьковом в те дни: "...Победа досталась нам только после серьезных усилий"{68}.

К сожалению, факторы, делавшие реальным осуществление целей операции, сводились к нулю отмеченными выше недостатками в руководстве организацией и ведением операции. Наиболее пагубной оказалась недооценка сил противостоящего врага в целом и отдельных его группировок в частности. Короче говоря, резко дало себя знать то, что в советской военно-исторической литературе справедливо называют отсутствием у нас тогда должного опыта организации и ведения больших наступательных операций.

Это стало очевидным с первого дня наступления.

V

Наступление северной ударной группировки началось 12 мая в 6 час. 30 мин. артиллерийской подготовкой. Она продолжалась ровно час. В 7 час. 30 мин. пошла в атаку пехота с танками непосредственной поддержки. В это же время авиация начала длившийся 15-20 минут налет по районам артиллерийских позиций и опорным пунктам противника в его главной полосе обороны.

Значительное число огневых точек подавить не удалось. Кроме того, их оказалось намного больше, чем предполагалось, и это была первая неожиданность для наших войск. В результате стрелковые подразделения и танки первых эшелонов 21, 28-й и 38-й армий были встречены плотным огнем. За этим последовали контратаки тактических резервов противника. В первой половине дня атакующие части смогли продвинуться на глубину от 1 до 3 км.

Второй неожиданностью было то, что, вопреки надеждам, меньше всех продвинулась 28-я армия. Она имела, как показано выше, сил и средств больше, чем 21-я и 38-я армии. Однако в ходе боев выяснилось, что и враг создал в полосе наступления 28-й армии большую тактическую плотность обороны. Это в свою очередь показало, что немецко-фашистское командование знало о нашем наступлении. Внезапность как важнейший элемент всякого боя была потеряна нашими войсками. Предстояло вести тяжелые, кровопролитные бои.

К концу первого дня наступления лучших результатов в бою добились 21-я и 38-я армии. Войска этих армий, имея плотность артиллерии и танков на 1 км фронта меньшую, чем 28-я армия, достигли больших успехов.

Я уже говорил здесь о наступательном духе, царившем в войсках фронта. В 38-й армии, в частности, его проявления можно было увидеть во всем. Бывая почти каждый день в ротах, батареях, батальонах и дивизионах и беседуя с бойцами и командирами, я убеждался в том, что вся армия живет ожиданием приказа о наступлении, стремлением обрушить на врага уничтожающий удар. И когда наконец в частях и подразделениях было зачитано обращение Военного совета фронта о переходе в наступление, оно было встречено с восторгом и воодушевлением.

Результаты огромного духовного подъема войск сказались уже в первый день операции.

Лучше всех действовала 226-я стрелковая дивизия генерал-майора А. В. Горбатова, усиленная 36-й танковой бригадой (командир полковник Т. И. Танасчишин). Она в короткий срок прорвала тактическую глубину обороны гитлеровцев и перешла затем к преследованию разбитых подразделений 294-й и 211-го полка 71-й пехотных дивизий. После короткого, стремительного боя 226-я стрелковая дивизия овладела важным узлом сопротивления противника в населенном пункте Непокрытое, продвинувшись за день на 10 км.

Успех сопутствовал и 124-й стрелковой дивизии полковника А. К. Берестова, совместно с которой действовала 13-я танковая бригада (командир подполковник И. Т. Клименчук). Эта дивизия форсировала р. Большая Бабка и двумя ударами – с востока и (используя успех соседа справа) с севера – овладела уже знакомым читателю селом Песчаное, где противник создал крупный опорный пункт на своем переднем крае.

В это время и попал в наши руки упоминавшийся выше дневник командира оборонявшегося в Песчаном батальона 294-й пехотной дивизии. Последние записи в этом любопытном документе подтверждают, что немецко-фашистское командование заранее знало о предстоящем наступлении и в связи с этим бросило крупные резервы на усиление обороны. Даже автор дневника выражал удивление по поводу того, что его батальон в течение нескольких дней получил пополнение и был усилен стрелковой ротой, тяжелой минометной группой, инженерным взводом и взводом ПТО. Кроме того, его теперь поддерживала артиллерия. Далее отмечалось, что в ожидании наступления советских войск батальон перенес свои оборонительные позиции подальше от села, основательно укрепил их и зарылся в землю. Наконец, командир батальона писал, что сумел внушить своим офицерам "чувство уверенности в неприступность позиции, основанное на условиях местности, наличии оружия и моральном состоянии части". Он подчеркивал: "Мы уверенно ждем приближающееся наступление русских"{69}.

Эта уверенность не спасла автора дневника от гибели. 124-я стрелковая дивизия наступала стремительно, и Песчаное вновь было освобождено, по и на этот раз ненадолго.

Еще большими силами оборонялся противник в населенных пунктах Большая Бабка и Пятницкое. Оба они были памятны нам по мартовской операции. 300-й стрелковой дивизии тогда так и не удалось овладеть Большой Бабкой. Теперь она столь же безрезультатно вела бой за Пятницкое, а Большую Бабку атаковал один из полков 81-й стрелковой дивизии. Он форсировал одноименную реку и завязал бой на северо-восточной окраине села. Но одному ему оказалось не под силу сломить сопротивление крупного фашистского гарнизона.

Внимательно глядя с наблюдательного пункта 124-й стрелковой дивизии за ходом боевых действий, я решил ввести в бой резерв армии – два других полка 81-й стрелковой дивизии – для овладения Большой Бабкой. Это решило судьбу названного населенного пункта. Во второй половине дня он был освобожден.

Итак, резерв армии был введен в бой в первый же день операции. Это был вынужденный шаг, вызванный потерей внезапности наступления. Компенсировать этот недостаток можно было только решительным, стремительным движением с целью быстрейшего прорыва тактической глубины обороны противника.

Немецко-фашистское командование, направлявшее основные усилия войск на удержание главной оборонительной полосы, надеялось использовать для контратак лишь дивизионные резервы, с тем чтобы приберечь корпусные для обороны ближних подступов к Харькову. Прорыв соединений 38-й армии нарушил эти планы. Сложившееся для врага напряженное положение вынудило его усилить противодействие нашим наступающим войскам путем переброски и ввода в бой не только корпусных, но и армейских резервов.

К началу советского наступления, как уже отмечалось, на участок против 38-й армии был переброшен один полк 71-й пехотной дивизии. Сюда же в самом начале боя прибыл и полк 297-й пехотной дивизии. Он входил в состав резерва 51-го армейского корпуса, оборонявшего Чугуевский плацдарм.

Командование 6-й немецкой армии было встревожено. Оно полагало, что здесь, а не к югу от Харькова, наносился главный удар. Это направление было признано угрожающим, поэтому сюда были переброшены еще два полка – из 71-й и 44-й пехотных дивизий. Кроме того, к исходу дня в полосе наступления армии начали сосредоточение 3-я и 23-я танковые дивизии, находившиеся в армейском резерве и предназначенные, как мы очень скоро убедились, для выполнения активных задач.

Итоги первого дня наступления в целом не оправдали надежд командования фронта. Я считал необходимым для достижения успеха перенести направление главного удара в полосу нашей армии. То обстоятельство, что 226-я стрелковая дивизия прорвала тактическую глубину обороны противника, должно было значительно облегчить разгром 3-й и 23-й танковых дивизий, а затем окружение и ликвидацию всей харьковской группировки противника.

Эти соображения были доложены командующему фронтом. Однако он не согласился с ними, заявив, что на прежнем направлении успех будет значительнее, так ник там оба фланга надежно прикрыты. Опасения же относительно сосредоточения противником крупных сил танков командующий счел недостаточно обоснованными. Эту угрозу, по его мнению, должен был ликвидировать успех войск на направлении главного удара, т. е. на участке нашей 6-й армии. 194 – фотография; 195

Военный совет фронта пришел к выводу, что операцию и в дальнейшем необходимо продолжать согласно ранее принятому решению и в прежней группировке. Он считал, что решительным наступлением 28-й армии будет обеспечен разгром противостоящих войск врага к утру следующего дня. Когда же сопротивление противника таким образом будет сломлено, полагали в штабе фронта, наши войска устремятся на запад и окружат вражескую группировку. Что касается двух танковых дивизий, сосредоточенных в полосе наступления 38-й армии, то не были предусмотрены меры по их разгрому или хотя бы парированию возможных контрударов. Мне было лишь приказано вывести танковые бригады из боя и сосредоточить их к утру следующего дня для прикрытия старосалтовского направления, что нельзя было считать достаточно эффективной мерой. Тем более, что в этом же районе противник заканчивал сосредоточение трех свежих пехотных полков, о которых мы узнали лишь на следующий день.

На рассвете 13 мая наши войска возобновили наступление на прежних направлениях при поддержке авиации, господствовавшей в воздухе. На этот раз и 21-я армия достигла успеха на своем левом фланге. 28-й же армии на правом фланге удалось в первой половине дня лишь окружить крупный опорный пункт в деревне Терновая. Тогда командующий 28-й армией принял решение развить наступление силами двух стрелковых дивизий и двух танковых бригад на своем левом фланге, используя успех нашей армии.

Дивизии 38-й армии продолжали наступать на своем участке. К 13 часам они продвинулись на правом фланге и в центре на 6 км. К этому времени ими были освобождены населенные пункты Михайловка 1-я, Ново-Александровка и др. Там же войска армии завязали бои за Червону Роганку, а левее вышли к дороге, ведущей от этого населенного пункта к Бол. Бабке. На этот рубеж выдвинулись также 13-я и 133-я танковые бригады.

Во второй половине дня обстановка резко изменилась.

Противник закончил сосредоточение двух ударных групп. Одну из них составляли 3-я танковая и два полка 71-й пехотной дивизий, расположившиеся в районе Приволье; Во вторую – в районе Зарожное – вошли 23-я танковая и один полк 44-й пехотной дивизии. Этими силами враг одновременно нанес контрудар в направлении Старого Салтова. Сильный удар 370 танков с пехотой и при поддержке авиации пришелся по войскам правого фланга армии. Они вынуждены были отойти на восточный берег реки Большая Бабка, открыв левый фланг 28-й армии.

Командующий фронтом, оценив обстановку, приказал мне занять оборону на восточном берегу реки Большая Бабка. Он поставил задачу не допустить прорыва танков врага на Старый Салтов, грозившего окружением всей северной ударной группировки и ликвидацией плацдарма за р. Северный Донец. Соответственно этому армия была усилена 162-й стрелковой дивизией (командир полковник М. И. Матвеев) и 6-й гвардейской танковой бригадой (командир подполковник М. К. Скуба), выведенными из резерва 28-й армии.

Танковые бригады немедленно вступили в единоборство с танками врага. Подбили до 40 из них и подожгли 35. Но и сами понесли большие потери.

14 мая обстановка в полоса наступления северной группировки еще больше осложнилась. Противник в течение всего дня пытался развить удар танковой группой в стык 28-й и 38-й армий, а в районе Песчаное форсировать р. Большая Бабка. Однако стык был укреплен, и это обеспечило успех оборонительных боев.

Командующий войсками фронта в свою очередь переключил авиацию 6-й армии для поддержки северной ударной группировки. В результате 28-я армия в течение дня продвинулась на 6-8 км. Она вышла к тыловому рубежу врага на правом берегу реки Харьков, но ввести в прорыв 3-й гвардейский кавалерийский корпус и 38-ю стрелковую дивизию не смогла: они лишь в ночь на 15 мая закончили сосредоточение северо-восточнее Терновая.

Войска 38-й армии продолжали отражать многочисленные атаки пехоты и танков. К концу дня мы прочно закрепились на восточном берегу реки Большая Бабка.

В полосе наступления южной ударной группировки, наносившей главный удар, события поначалу развивались более спокойно. Войска 6-й армии и группы генерала Бобкина начали атаку одновременно с соединениями северной группировки. Наступлению предшествовала артиллерийская и авиационная подготовка. Последовали трехдневные бои, в ходе которых оборона противника была прорвана до 55 км по фронту и на 25-40 км в глубину.

И здесь наибольший успех был достигнут на вспомогательном направлении. Это произошло благодаря вводу в прорыв в первый день операции второго эшелона. Он не дал противнику возможности задержаться на промежуточных оборонительных рубежах. Меньше продвинулась в глубину 6-я армия на направлении главного удара. Что касается ввода в бой 21-го и 23-го танковых корпусов, то он был перенесен на более поздний срок в связи с тем, что авиация, поддерживавшая нашу 6-ю армию, как уже отмечено, переключилась по приказу командующего фронтом на поддержку северной группировки.

15 и 16 мая 1942 г. войска последней вели упорные бои с резервами противника. Продвижения не имели, так как враг непрерывно подбрасывал подкрепления с белгородского, обояньского и курского направлений. Войска южной группировки в эти дни медленно продвигались вперед и готовились к вводу в прорыв танковых корпусов.

В итоге пятидневных наступательных боев обе ударные группировки продвинулись в глубину обороны противника на 20– 35 км и вели бои на рубежах, достижение которых планировалось на третий день операции. Подвижные войска находились в прифронтовой полосе. На севере они втягивались в оборонительные бои, а на юге готовились к вводу в прорыв.

На этом закончился первый этап операции. Он показал, что штаб Юго-Западного фронта и командующие армиями к началу операции допустили крупную ошибку в оценке сил противника. Мы считали, что к 11 мая вражеское командование располагало двенадцатью пехотными и одной танковой дивизией. В действительности же в полосе фронта в районе Харькова находилось пятнадцать пехотных и две танковые дивизии. Кроме того, прибыла и начала выгружаться еще одна пехотная дивизия, а две другие были на подходе.

Затянувшиеся бои по прорыву главной полосы обороны позволили противнику выиграть время. Он подтянул резервы из глубины, а также с неатакованных участков фронта, уплотнил боевые порядки. В итоге это дало ему возможность изменить в свою пользу первоначальное соотношение сил.

Недооценивая противостоящие силы, их подвижность, маневренность, считая, что враг чуть ли не на грани истощения, штаб фронта наряду с этим переоценивал возможности наших войск. Он полагал, что соединения первых эшелонов легко разгромят противостоящие дивизии врага. Отсюда вытекали и ошибочные установки при планировании наступательной операции, о которых уже шла речь.

Ошибочные оценки не были изменены в ходе боевых действий даже тогда, когда наши войска по существу потеряли инициативу. В полосе наступления северной ударной группировки уже на второй день вражеское командование фактически начало навязывать нам свою волю. В результате последовательность действий войск была нарушена, и вместо решительного наступления мы вели борьбу с танковой группировкой противника.

Подобная ситуация сложилась и в южной ударной группировке войск. Там уже в пределах тактической зоны обороны противника завязались упорные бои с оперативными резервами врага. И лишь на шестой день наступления были созданы условия для ввода в прорыв подвижной танковой группы.

Действительно, в течение всех первых пяти дней операции по существу шла борьба за захват инициативы. Кульминационным пунктом этой борьбы явились события 17 мая. Чаша весов склонилась в сторону противника. Инициатива вновь перешла в его руки. Характерно, что в войсках сразу почувствовали эту перемену.

– Ожил проклятый фашист, перезимовал,– говорили бойцы.

И это была, пожалуй, самая точная оценка противника. Она. как бы подчеркивала, что удары по врагу в ходе зимней кампании нанесли ему тяжелый урон, но не сокрушили, что в результате. этих ударов он лишь "обмер", а вот теперь снова "ожил". И, следовательно, нужно бить основательнее, крепче, чтобы окончательно разбить противника.

Да, враг был еще очень силен. Несколько дней назад мы узнали о неблагоприятном ходе боев за Керчь. А теперь и из наших рук ускользал, казалось, уже почти достигнутый успех.

К сожалению, штаб фронта недостаточно реагировал на изменение обстановки. А она заключалась не только в усилившемся сопротивлении нашим наступающим соединениям, но и в появлении угрозы со стороны сильной группировки войск противника, сосредоточившейся к тому времени в районе Славянска, Краматорска.

Линия фронта на Юго-Западном направлении к началу наступления проходила восточное Орла, Курска, Белгорода, Харькова и далее по рекам Северный Донец и Миус, с плацдармом в районе Лозовой и Барвенково. С этого плацдарма, известного под названием барвенковского выступа, и наносили удар 6-я армия и группа генерала Бобкина.

У северного фаса выступа был расположен плацдарм противника в районе г. Чугуева, занятый 44-й и 297-й пехотными дивизиями. Им противостояли 199-я и 304-я стрелковые дивизии 38-й армии. Еще севернее наступали основные силы 38-й, а также 28-я и 21-я армии. На южном фасе Барвенковского плацдарма занимали оборону 57-я и 9-я армии Южного фронта.

Таким образом, план операции, имевшей целью охват флангов и последующее окружение харьковской группировки противника, учитывал в основном лишь силы самой этой группировки. Да и то, как мы видели, преуменьшал их. Что касается действовавшей против Южного фронта армейской группы Клейста (17-я полевая и 1-я танковая армии), то она при планировании Харьковской наступательной операции по существу не принималась во внимание. С ее стороны, по мнению командования 57-й и 9-й армий{70}, разделяемому штабом фронта и направления, нельзя было ожидать активных действий в ближайшее время, тем более в направлении на север.

Это была ошибка, за которую пришлось дорого заплатить. Уже 13 мая, буквально на следующий день после начала наступления, крупные силы из состава армейской группы Клейста начали перегруппировку в полосу обороны 9-й армии для нанесения удара в северном направлении.

Выше говорилось о том, как важна не только умелая организация наступления, но и способность видеть в ходе проведения операции те или иные тенденции ее развития, распознавать первые же признаки возникающей угрозы и вовремя предотвращать ее. К сожалению, в описываемый период войны мы еще далеко не всегда обладали таким уменьем и еще только накапливали тот драгоценный опыт, который впоследствии сыграл огромную роль в разгроме врага.

Недешево достался нам этот опыт. И одним из уроков, полученных Красной Армией в первый период войны, были события, связанные с Харьковской наступательной операцией.

Четыре дня длилось сосредоточение войск армейской группы Клейста в названном районе. Нашими войсками были замечены, передвижения у противника, но сведения поступали отрывочные и в высшие штабы не передавались. Им просто не придавалось должного значения, как и показаниям пленных или данным авиаразведки. Командование Юго-Западного направления не знало о готовящемся ударе Клейста, но и узнав, не предприняло сразу мер по ликвидации угрозы.

Вот что пишет об этом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков: "В середине мая я присутствовал при разговоре Сталина и Тимошенко и хорошо запомнил, что Сталин высказал серьезное опасение в отношении краматорской группировки противника.

Тимошенко доложил, что Военный совет считает опасность со стороны краматорской группы преувеличенной и не находит оснований для прекращения операции. Вечером того же дня у И. В. Сталина состоялся разговор на эту тему с членом Военного совета фронта Н. С. Хрущевым, который высказал те же соображения, что и командующий"{71}.

Считаю нужным со своей стороны рассказать о последствиях такой оценки обстановки.

VI

К 17 мая в полосе обороны 9-й армии Южного фронта противник сосредоточил для наступления: 3-й моторизованный корпус (14-я танковая дивизия и боевая группа Барбо, 60-я моторизованная, 1-я горнострелковая, 100-я легкопехотная и 20-я румынская пехотная дивизии); 44-й армейский корпус (16-я танковая, 68, 389, 384-я пехотные и 97-я легкопехотная дивизии); 52-й армейский корпус (101-я легкопехотная, два полка 257-й пехотной дивизии и 500-й штрафной батальон).

Всего, таким образом, здесь сосредоточилось около 11 дивизий. Они были полностью укомплектованы личным составом и вооружением, в том числе танками. На участке прорыва они имели следующее превосходство: но числу батальонов-1 :1,7, по орудиям-1:7,4, в том числе противотанковым-1:4,7, по минометам -1: 2,1, танкам -1 : 6,5.

Располагая такими крупными силами перед южным фасом Барвенковского плацдарма, немецко-фашистское командование предназначило их для нанесения двух ударов – на Барвенково и в направлении Долгенькая, где разместился вспомогательный пункт управления 9-й армии. Противник намеревался рассечь оборону этой армии, окружить и уничтожить ее части восточное Барвенково. В дальнейшем он рассчитывал выйти на р. Северный Донец в районе Изюм Петровская, форсировать ее и нанести удар в направлении Балаклеи. Там наступающие должны были соединиться с войсками 6-й немецкой армии, оборонявшими Чугуевский плацдарм, и завершить окружение всей группировки советских: войск внутри барвенковского выступа.

В 5 час. 30 мин. 17 мая после артиллерийской и авиационной подготовки пехота и танки противника перешли в атаку. С воздуха наступление поддерживали силы авиации. Обходя наши опорные пункты и заграждения, подвижные группы врага уже к 8 часам прорвали оборону 9-й армии на обоих направлениях и продвинулись на север до 10 км. Авиация к тому времени разрушила вспомогательный пункт управления и узел связи армии в Долгенькой. Командующий и штаб, начальник которого был ранен, переехали на командный пункт в Каменке, а оттуда на левый берег реки Северный Донец, потеряв управление войсками. Поскольку через Долгенькую проходила линия связи Южного фронта не только с 9-й армией, но и с 57-й, то и сообщение по ней с потерей этого населенного пункта полностью прекратилось.

В таких условиях командиры соединений и частей вели бои изолированно, без увязки своих действий с соседями и резервами. Штаб же Южного фронта, которым командовал генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский, узнал о начавшемся наступлении только во второй половине дня, когда враг уже завершал прорыв тактической зоны обороны. А к исходу дня, когда о случившемся был информирован штаб Юго-Западного направления, противник прорвался уже в оперативную глубину и вступил в бой с резервами армии и фронта.

Наступление вражеских войск являлось самой большой угрозой; какую только можно было представить. Удар был нацелен в глубокий тыл южной ударной группировки Юго-Западного фронта и 57-й армии Южного фронта. В случае удачи немецко-фашистские войска не только сводили на нет все успехи, достигнутые войсками Юго-Западного направления в течение зимней кампании и срывали операцию по овладению Харьковским промышленным районом, но и угрожали окружением крупной группировки наших войск, в том числе и 6-й армии – самой сильной и боеспособной в составе Юго-Западного фронта.

Видели ли эту опасность Военные советы направления, Юго-Западного и Южного фронтов? Судя по всему, нет. Не следует забывать, что командование 9-й и 57-й армий, в полосах которых противник нанес удар, расценивало действия противостоящих вражеских сил как оборонительные и исключало возможность перехода их в ближайшее время в наступление на южном фасе барвенковского выступа. Из этого и следует, что и штаб Южного фронта, а тем более Юго-Западного направления не видели ни угрозы, ни ее масштабов. Иначе они не ограничились бы явно недостаточными для локализации прорыва мерами.

Командующий войсками Южного фронта, узнав о прорыве, передал 5-й кавалерийский корпус под командованием генерал-майора И. А. Плиева из своего резерва в подчинение 9-й армии. Одновременно он приказал перебросить из района Лисичанска и также подчинить ей же стрелковую дивизию и танковую бригаду. В свою очередь главнокомандующий Юго-Западным направлением передал Южному фронту 2-й кавалерийский корпус из своего резерва. При этом он потребовал организовать разгром прорвавшейся группировки противника и восстановить прежнее положение силами 2-го и 5-го кавалерийских корпусов, а также 14-й гвардейской стрелковой дивизии из резерва 57-й армии.

Из этого видно, что к исходу дня 17 мая штаб Юго-Западного направления не имел представления о силах противника, наступавшего в полосе 9-й армии. Неясным оставались для него и цели наступления.

Все это может показаться странным, особенно если знаешь, что Ставка, как уже говорилось, не раз обращала внимание Военного совета Юго-Западного направления на славянско-краматорскую группировку противника. Невольно напрашивается вопрос: почему же командование Юго-Западного направления сначала вообще не прислушалось к этим сигналам, а после удара врага в полосе 9-й армии не предприняло действенных мер против названной группировки?

Причина была все в той же недооценке сил противника. Мы еще вернемся к этому вопросу. Пока же скажу, что именно в результате такой недооценки наступающей с юга группировке врага были противопоставлены сравнительно малочисленные войска, причем это была кавалерия, которая должна была действовать против танков. Основные же силы Юго-Западного фронта продолжали наступательную операцию, стремясь на запад.

На рассвете того же 17 мая наша южная ударная группировка начала вводить в прорыв 21-й и 23-й танковые корпуса. Ломая сопротивление врага, они продвинулись в северо-западном направлении на 15 км. На 6-10 км продвинулись в тот день все соединения 6-й армии. Группа генерал-майора Л. В. Бобкина вела бои за Красноград. Иначе говоря, наши войска сами лезли в мешок, в пасть врагу.

Согласно плану и боевому приказу, должна была наступать и 28-я армия. Но не успела. На полтора часа упредил ее противник. Главный удар он нанес на Веселое и Муром, вспомогательный – также на Муром, но с северо-запада. В составе вражеской группировки на этом участке были две танковые и одна пехотная дивизии.

Их удар оказался настолько сильным и неожиданным, что одна из стрелковых дивизий 28-й армии, изготовившаяся для наступления, вынуждена была начать отход, открыв тыл своего правого соседа. Все же наступление врага было остановлено, и он понес большие потери. Но для этого пришлось использовать всю артиллерию и одну из кавалерийских дивизий подвижной группы, предназначенной для действий в оперативной глубине. Она должна была соединиться западнее Харькова с танковыми корпусами 6-й армий. Однако обстановка потребовала гораздо раньше ввести в бой часть сил этой группы, и она закрыла образовавшийся разрыв.

В тот день и дивизиям правого фланга 38-й армии было приказано упорной обороной не допустить прорыва врага на Стар. Салтов. Противник неоднократно стремился преодолеть рубеж р. Большая Бабка в районе Непокрытая и Песчаное. Но все его попытки были отражены.

А !вечером в разведывательный отдел армии были доставлены захваченные у противника секретные документы. Из них явствовало, что немецко-фашистское командование еще 11 мая, накануне начала наступления, приступило к подготовке удара силами 3-й и 23-й танковых и 71-й пехотной дивизий. Они должны были наступать в юго-восточном направлении на населенный пункт Савинцы и далее на Изюм. Иначе говоря, враг намеревался нанести удар по тылам 6-й армии и группы генерала Бобкина, захватить мосты на р. Северный Донец и таким образом перерезать коммуникации наших войск на Изюмском плацдарме. Приступить к осуществлению этого плана намечалось в период между 15 и 20 мая.