Текст книги "Инцидент (СИ)"

Автор книги: Кирилл Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Юлия поравнялась с фасадом высокогосерогоздания с квадратными окнами.Передним расстилаетсянеухоженный заросший газон. Судя по тонким пням, раньше здесь красовались ели.

–Тут Вите приходилось немного заезжать на газон, а дальше у перекрестка и вовсе пересечь его, чтобы объехать машины, поворачивающие в общий поток. Вот там. – Она протягивает руку вперед и камера увеличивает узкую полосу асфальта, ответвляющуюся от шоссе вправо. – Позади тех машин брошенный автобус с покрытыми засохшей кровью окнами перегородил почти всю дорогу, образовав немного свободного пространство. Его как раз хватило, чтобы маршрутка проскользнула поперек дороги и вновь взобралась на тротуар. Когда к нашей машине подбирались зараженные, они просто соскальзывали по бортам, не в состоянии двигаться с той же скоростью. Пока маршрутка двигалась, нас нельзя было окружить. Главное было не останавливаться, и судьба предоставляла нам все новые и новые проезды в нагромождениях машин. На следующем перекрестке Вите удалосьсвернуть на Площадь Ленина. На повороте машины стояли не так плотно прижавшись друг к другу, и отодвигая некоторые из них в стороны носом маршрутки, он пересек поток.

Юлия поворачивается к камере. Ее губы напряженно сжаты, пока она собирается с мыслями.

–Знаете… я по-прежнему не могу отделаться от мыслей о том, что все происходящие здесь одиннадцать месяцев назад имело мистический характер. Немилосердный замысел Бога, уставшего любить человечество. А в центре этого замысла Сережа. Я понимаю, что это глупо… Просто… – Она тяжело вздыхает. – Все эти сложные переплетения судеб, приводящие в итоге к самым неожиданным последствиям, смерти и обесценивания человеческих жизней, цепочки странных совпадений… Почему, к примеру, перекресток, с которого мы могли бы покинуть город был заблокирован, в то время, как путь на Ленинскую был открыт? – Юлия резко поворачивается, указывая рукой куда-то вдаль. – Разумеется, поток мог немного ослабнуть по причине того, что у поворота на дороге появлялась встречная полоса, и многие, скорее всего, ехали в другую сторону к Московскому шоссе. Так было короче. Еще, в нескольких метрах, на площади, был пункт эвакуации, и люди могли уйти, туда бросив машины. Это все могло ослабить поток. Но не образовать коридор для нас. Судьба любезничала с нами, пока мы были нужны, но с остальными она была жестока. Асфальт и капоты машин были залиты кровью. Она засыхала тонкими струйками на светящихся слабым светом фарах. На лобовых стеклах виднелись кровавые отпечатки ладоней…

Юлия мельком оглядывается на камеру и продолжает свою прогулку.

–Проезд для нашей маршрутки сделали зараженные и их жертвы. Они заставили водителей остановить машины именно там, где это было необходимо для нас. Весь город полнился подобными картинами, напоминающими о первых часах Инцидента, из-за которых кровь стыла в жилах. На каждом квадратном метре асфальта, на каждой капле крови читалась чья-то трагичная история. Я буквально видела бестелесные образы людей, спасающихся от еще непонятной им опасности. Они бросали свои машины, бежали в никуда. Схваченные зараженными содрогались в конвульсиях боли, истекали кровью, а потом вставали и начинали бессмысленно слоняться в поисках новых жертв. Это ужасно… Я помню зараженного, который сидел в одной из машин на пассажирском сиденье и тщетно пытался выбраться из пут ремня безопасности. Когда мы проезжали мимо, он провожал нас бессмысленным жестоким взглядом. А на губах его запеклась кровь. Место водителя, разумеется, пустовало, но я знала, что водитель бродил где-то рядом.

Дождавшись зеленого сигнала светофора, Юлия переходит пустую дорогу.

–Въезд на площадь преграждали ограничительные столбы, и Витя попытался объехать их по тротуару. Бордюры были высокими, поэтому несколько раз маршрутка стопорилась и глохла, но,в конце концов, машина все же взобралась на них. На самой площади царили полная разруха и запустение. Повсюду валялись элементы ограждений. В ста метрах от нас, около театра, где располагался пункт эвакуации, асфальт покрывали огромные брезенты от палаток. У здания администрации на боку лежал перевернутый военный грузовик, а на ступенях валялись трупы. Наверное, трупы. Они были далеко,и я не могла хорошо их разглядеть. Но внутри меня было странное желание, чтобы это оказались просто зараженные, ожидающие своего полного обращения. При их виде меня охватывал ужас. Само упоминание о смертиужасало, а ее материальное воплощение просто бросало меня в дрожь. На моих глазах уже убили зараженного, но тогда это была борьба. Тогда все происходило так быстро, в адреналиновом шоке, что некогда было задумываться. А, сидя в маршрутке, в покое и уюте, все ужасы Инцидента, к которым, казалось, я уже привыкла, начинали пугать меня с новой силой. Те люди на ступенях… – Она тяжело вздыхает. – Я постаралась как можно скорее отвернуться от них, доверившись слабой надежде, что они живы, пусть и заражены. Уж лучше зараженные, чем мертвецы. И зараженные были на площади. Может быть несколько сотен. Они стекались из проулков в огромную толпу слева от здания театра, и конца этой толпы не было видно. Ребята из салона продвинулись вперед, чтобы лучше разглядеть ее. Данила присвистнул сквозь маску, остальные не могли сказать ни слова. Это было пугающе грандиозно. Толпа находилась от нас в сотне метров, но даже сидя в машине, сквозь рокот работающего двигателя, я слышала стенания зараженных, разбитые на огромное количество голосов. Завидев маршрутку, они двинулись к нам, это бескрайнее море людей. Витя выругался и неаккуратно стал выруливать на мостовую. А Сережа, который все это время сидел, подперев щеку рукой, лениво подался в перед и тихо спросил: «Интересно, как они отличают людей от зараженных?». Я тогда подумала, какая ему разница?

Алексей Черенков (биохимик, эпидемиолог, магистр наук, правительственный консультант по вопросам биологических угроз)

Алексей Павлович пожевывает губы, глядя куда-то перед собой, и, по-видимому, собираясь с мыслями. Наконец, он начинает говорить, так и не переведя взгляд на камеру.

–Огромную лепту в наше понимание жизнедеятельности зараженных внес Сергей Нестеров. После спасения членов его коммуны, они поведали нам о многих открытиях, принадлежащих их лидеру, которые мы сделать попросту не могли. Нам не хватало на это времени и ресурсов. И, кроме того, проводить тесты над искалеченными болезнью людьми просто негуманно. Сергей Нестеров стал для нас неким подобием Сиро Исии. Несдерживаемый человеколюбием и движимый желанием выжить, породившим невыносимую жестокость, он наблюдал и делал выводы. К примеру, он выяснил, что памяти зараженных хватало лишь на 15-20 секунд. Таким образом, зараженный, преследовавший свою жертву и потерявший ее из виду, в скором времени забывал о ней и уходил прочь, чтобы вновь начать свои поиски.

–Но как же зараженный отличал свою жертву от себе подобных, ведь любое замеченное им движение становилось призывом к действию? Мы не могли это выяснить, даже имея десятки пораженных жадинкой трупов для вскрытия и изучения. Дело совсем не в том, что все работники моего штата глупы и необразованны. Отнюдь. Просто мы не ставили разрешение данного вопроса основной задачей. Мы старались делать выводы, но без полевых исследований, все они были не более чем теориями. Были предположения, что зараженные использовали зрительное распознавание, для того жадинка и коверкала мышцы носителя судорогами. Другие считали, что различию способствовали небольшие специально-выделяемые дозы экзотоксина на эпителии зараженного. Некоторые даже допускали наличие ментальной связи.

–А Сергей Нестеров использовал Бритву Оккама. Не нужно было ничего усложнять, приписывая жадинке все новые сверхъестественные способности, коих и так было в достатке. Ведь она не делала ничего специфического, чтобы выделить своего носителя. Она просто жила, и как любой живой организм выделяла продукты жизнедеятельности. По причине того, что масса жадинки в организме зараженного составляла примерно 7% от его собственной массы, выделений было очень много. В основном это был кадаверин. В некоторых случаях присутствовал путресцин. Они выводились из организма зараженного через дыхательные пути и эпителиальные поры, окружая его ореолом тошнотворного трупного запаха.То есть, скопившись в организме зараженного человека, в достаточном количестве, бактерия отмечала его в восприятии других зараженных не представляющим интереса для дальнейшего заражения.

Тяжелый вздох.

–Больное внимание зараженных привлекало любое движение, любой звук. И неважно, стал ли тому причиной человек или случайный порыв ветра. Они брели к источнику, выискивая жертв. И лишь запах разложения мог отбить у них интерес.

Алексей Павлович потирает глаза под очками, облизывает губы и лишь потом говорит:

–Холодные, практически обездвиженные, пахнущие тленом. Воистину, ходячие трупы…

Юлия Наумова (до инцидента – студентка, одногрупница Сергея)

–Они все были там. –Перед Юлией расстилается громадное асфальтное полотно. Далеко впереди оно сужается в шоссе, огибая стоящее справа рыжее кирпичное здание. Площадь зажата между двумя грандиозными строениями – слева это угловатое пятиэтажное здание администрации украшенное темное лепниной советской тематики. Над нимна высоком шпиле развивается флаг России. От фасада здания вниз каскадом спускаются упорядоченные нагромождения тротуаров, ступеней и клумб. В центре этой обширной конструкции на пьедестале находится черная фигура Владимира Ильича Ленина. Он указывает рукой прямо перед собой, на площадь и дальше – туда где справа от нее за рядом фонарных столбов находится огромная белая коробка из стекла и бетона, являющаяся театром.– Вот там, где театр, видите? – Юлия оглядывается на камеру. – И они заполоняли все пространство, насколько хватало взгляда.

Она поворачивает направо и медленно идет к мостовой.

–Тогда я и начала понимать всю масштабность происходящего. А ведь это были только первые часы Инцидента. Количество зараженных повергало в холодный, ноющий и при этом даже немного благоговейный ужас.Витя попытался как можно скорее завернуть за угол, чтобы скрыться из их вида. И мы оказались на мостовой. – Юлия останавливается и замолкает, позволяя камере обозреть панораму.

Вниз по наклонной уходит широкая мостовая, мощенная грубо отесанным темным камнем. Вдоль нееза тротуарами,засаженными выстриженными пожелтевшими кленами, по обе стороны идут почти непрерывные строи из фасадов невысоких аккуратных зданий, первые этажи которых в большинстве своем оборудованы под кафе или магазины. Вывески над многими заведениями отсутствуют и об их былом предназначении можно догадаться только по грязным витринам. По центру мостовую делит пунктир из клумб, ныне лишенных цветов, засыпанных лишь черной землей. В самом низу, темный камень сменяется серым асфальтовым покрытием пешеходного моста, нависшего над рекой. А еще дальше, за ним открывается живописная панорама города. В центре ее видна громадная церковь, чей огромный купол, играет яркими отсветами в послеполуденном осеннем солнце. Перед церковью навстречу мостовой спускаются кавалькады домов, перемежающихся дорогами и скверами.

–Там, слева вздымался столб черного дыма. – Голос Юлии звучит неестественно громко после наступившей тишины. На мостовой, вдали от потоков редких машин, особенно тихо. –Московское шоссе было забито так же как и все остальные дороги в городе, это было сразу видно. – Юлия вновь умолкает на несколько секунд, глядя на город внизу, затем поднимается на тротуар справа и продолжает свою прогулку. – Витя старался уехать от толпы как можно быстрее. Но неровное покрытие мостовой и одиноко бродившие на нашем пути зараженные не позволяли развить хорошую скорость. И хотя нас всех сильно трясло, когда маршрутка подскакивала на очередной неровности, я пыталась разглядеть как можно больше в опустошенном городе. И хотя я боялась, того, что могла увидеть, меня питал какой-то извращенный жгучий интерес к окружению. – Она делает небольшую паузу, все еще продолжая идти. За это время камера успевает показать несколько домов с обрушенной штукатуркой. – В городе была не просто другая атмосфера. Я словно попала в новый мир. Чудовищно прекрасный. Ужасный и при этом притягательный. – На лице Юлии появляется виноватая улыбка. – Я не хочу сказать, что он мне нравился разрушенным. Наверное, это тот же эффект уюта. Ведь когда сидишь в тепле, то сильнейший ливень за окном тоже кажется прекрасным. Город, который всегда лихорадило от гомона его жителей и индустриальных шумов, теперь был величественно тих и спокоен. Он безмолвно умирал, и мы не хотели быть его частью, когда он умрет окончательно…

Виктор Суриков (до инцидента – студент, одногрупник Сергея Нестерова)

–На булыжниках, покрывавших площадь, нас трясло так, что желудок подкатывал к горлу, поэтому выбраться на ровный асфальт Александровского моста было несказанным облегчением. Зомбаков здесь бродило предостаточно – они растянулись узкой полосой от ограждения до ограждения примерно на середине моста. К счастью, особых проблем от них не было – зомбаки сами расступались перед машиной, будто обтекая ее, бесполезно елозя своими ладонями по желтым бортам «Газели». Наконец, миновав эту живую границу, в двухстах метрах впереди мы увидели дорогу.

Виктор как-то странно улыбается, поправляя браслет на правой руке.

–Дорога, к которой мы подъезжали, огибала большой сквер и здание ТЮЗа прежде чем влиться в широкое Московское шоссе. И она была забита. Посреди бесконечной гирлянды из разноцветных автомобилей замер трамвай, над легковушками возвышали автобусы, которые никогда не ездили этой дорогой. Все они не позволяли разглядеть, что творилось на самом Московском шоссе, но это и так было ясно.

–Я остановил «Газель» впритык к автомобильной колонне. Никакой безумной паники не было, никаких приступов судорожного отчаяния. Забитых дорог мы уже успели навидаться и то, что нам удалось добраться так далеко – огромная удача, которой, само собой, должен был прийти конец. Надежда, конечно, все равно была, поэтому комок обиды к горлу подступил, но ничего неожиданного для меня не произошло. Серега, разглядывая поток машин, молча покивал – мол, что и требовалось доказать. Он неспешно взял с сиденья рядом биту, разблокировал свою дверь, открыл ее и соскочил на асфальт. С секунду, натягивая на лицо хирургическую маску, он оценивал расстояние между нашей «Газелью» и зомбярами, которых мы оставили на мосту. Они медленно, но верно шли за нами. Убедившись, что время есть, Серега захлопнул дверцу и с битой наперевес засеменил к затору. Озираясь по сторонам, он добежал до колонны, протиснулся между двух машин и исчез за трамваем. Я не совсем понимал, что он пытается найти, но решил, что ему виднее.

Выступление Президента РФ. Запись сделана в 19:00, 16 октября

Президент подходит к белоснежной трибуне, которую венчает золотой герб России, искрящийся в ярком белом свете многочисленных ламп. Позади нее стоят мужчины в строгих костюмах со скорбными лицами. Один из них – Анатолий Ефремов. Слышны едва уловимые перешептывание и щелчки фотокамер, сопровождаемые вспышками. Президент быстро пробегает глазами какие-то записи, разложенные перед ним на трибуне, затем поднимает голову и, глядя прямо перед собой, произносит:

–Несколько минут назад я подписал указ о закрытии города Орла и ряда смежных населенных пунктов на карантин. – Его бесстрастный голос, усиленный парой микрофонов на тонких ножках, расположенных на трибуне, отзывается эхом в большом помещении. Лицо президента так же не выражает эмоций. Он – лицо государства, и должен олицетворять силу и непреклонность даже в самые ужасные времена. – Эпидемия продолжается, и я был вынужден пойти на эти меры, чтобы предотвратитьее распространение. Министерство по Чрезвычайным Ситуациям делает все возможное, чтобы обезопасить людей, все еще находящихся в закрытых населенных пунктах. Вскоре ситуация вновь будет взята под контроль. Пока же я выражаю соболезнования родственникам и друзьям людей оставшихся в карантинной зоне и хочу сказать, что государство окажет им всю возможную поддержку.

Глава 4

В холодные объятья умирающей надежды

Когда приоткрывается дверь в неведомое, верить – трудно, не верить – невозможно.

(Виктор Гюго «Человек, который смеется»)