Текст книги "До поворота (Кровавый Крым)"

Автор книги: Кирилл Якимец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Ты что, русская сфинья, с сумасшедшей сфясался? – было видно, что он тоже узнал Славу. – Здорово, здорово. Никогда пы не подумал, что ты спосопен на афтостоп. А мы тут с приятелем испытыфаем нофое приспосопление… – махнул рукой в сторону машины, Мила забралась внутрь на заднее сиденье. – Садись, подвезу. Это мой друг, – представил товарища, – Его зофут Тынис. Это Большой Тынис, а еще у нефо есть прат, его зофут Маленький Тынис, софсем маленький, не польше, чем…

– Тыну, не пори чушь, за нами мафия гонится, – Слава понял, что сам порет чушь.

– Ну и что? – эстонец вел машину ровно, уверенно, как будто он – техасец, а дорога пересекает его собственное немереное ранчо. – Не догонят, у них нет такого мотора и такого фодителя. Мы его всю зиму фертели, фертели и прифертели. Мы, эстонцы, народ упорный, ты говорил, что ничего не выйдет… А смотри, мы едем, и этот мотор может дать до трехсот, даже больше. Машина-зверь! И ей не будет сносу еще два года и полтора месяца… Курат!.. Послушай, почему в машине пахнет первитином? – он демонстративно принюхался. – Я не люблю этот запах. Людмила, Лева талеко и вы опять взялись за старый штучки?! – так, девочка еще и наркоманка, Слава невольно поежился, он давно слышал туманные слухи про это вещество, – Ты в общежитии плакала и опещала польше этого не делать…

– А я и не делала, – она была готова не то драться, не то расплакаться, – там всего-то меньше куба было, ну не смогла… А что, очень видно?

– Тебя придеться помыть, иначе ты профоняешь всю машину. Тот матрас до сих пор пахнет, – он притормозил. – Давай, тебе двадцать минут, а мы пока позавтракаем…

Появились огромные куски вареного мяса, зелень, головки редиски, даже пакетик с майонезом. Небрежным жестом Тыну бросил салфетки.

– Пиво будет вечером, – молчаливый напарник согласно кивнул, – у нас, в Эстонии… – эту песню Слава уже наслушался, что весь мир – жалкая провинция, самая жалкая – Финляндия, потом уже Москва и т. д. Тыну был неисправимым националистом, говорившим по-немецки и английски совершенно без всякого акцента, чему Слава очень завидовал.

– Зря ты связался с этой девочкой, она – испорченный ребенок.

Слава согласно кивнул, за ушами у него уютно трещало от мяса с редиской..

– Левка мне ее на шею повесил, – почти оправдываясь, сказал он. Кусок мяса никак не мог прожеваться и пройти в глотку, поэтому он чуть не подавился, когда Мила подошла к машине совершенно голая, в одних только мокрых трусах, но эстонцы не обратили на нее ровно никакого внимания.

На заднем сидении здорово укачивало. Слава опять разомлел, сами закрывались веки, но он сдерживался, просто боялся, что Мила опять что-нибудь отчибучит, а Тыну все говорил, изредка переходя на эстонский; девочка пыталась встрять в беседу, ее игнорировали. Деревья как-то внезапно сменились непонятным холмистым простором, верно, миновали Белгород. Он никогда не мог подумать, что меловые холмы могут быть такими высокими, уже ощущался юг, но не приморский, а какой-то другой, со спелыми вишнями, мясистой черешней, мерещелись абрикосы, кукуруза; даже дома изменились: вроде бы, та же самая досчатая ерунда, но из этой ерунды исчезла давящая сырость севера… «Ну и парилка!» – пот почти моментально высыхал, но тело выдавливало все новые и новые порции влаги. Неясный приступ страха и тоски поднялся из груди и неприятно резанул в осоловевшей голове, Слава встрепенулся: в зеркальце заднего обзора над рулем, еще довольно далеко, мелькнул знакомый силуэт белой акулы. Не отдавая себе полностью отчета в происходящем, он заорал:

– Гони!!!

Тыну, не моргнув глазом, надавил на газ. Робко вздрогнула и поползла, чуть трепыхаясь, стрелка в круглом циферблате. Мила свернулась калачиком на заднем сидении, обхватив голову руками.

– А, я тумаю, мы должны уйти от той пелой «Ауди»? – через пятнадцать минут определил Тыну.

– Да, ох! – выдохнул Слава, когда машина стала обгонять идущий впереди фургон. – Лучше умереть, сражаясь…

– Нет, не догонят, – эстонец был просто непробиваемо спокоен и уверен в себе, – нас не так-то легко догнать… Эти немецкие и американские машины ни к черту не кодятся! Я сделал машину, и это самая лучшая машина, какая может ездить по этим торогам. Мы на спор гнались с дфумя ментами на их этих новых фордовских требезделках, они остались талеко позади. Но следующий пост нас оштрафовал…

«Ауди» приближалась, а Тыну никак не мог обогнать идущий зигзагом трактор с прицепом; навстречу двигалась колонна порожних КАМАЗов, виляющий прицеп, казалось, вот-вот скинет «шестерку» в кювет…

– Опять эта катость! Курат!.. – он добавил еще длинную фразу по-эстонски, молчаливый приятель рассмеялся и достал монтировку.

– Они вооружены.

– Ну и что? Против двух эстонских парней… – Тыну явно оставался доволен как собой, так и происшествием.

– Не надо, – внезапно ожила Мила, – я выйду и они вас не тронут…

– Нет, дела мужчин не для женщин… – сделав резкий разворот, он обошел трактор и, погрозив в стельку пьяному трактористу пальцем, нырнул под самым носом у встречного ЗИЛа, с наслаждением увеличил скорость. – Я вас не спрашиваю, кто они такие, но нам скоро надо пообедать, – Большой Тынис развернул атлас, определяя расстояние до ближайшего приличного местечка. Вдруг «Ауди» опять оказалась у них на хвосте.

– У тебя упорные друзья, – он сам рассмеялся своей шутке, Мила была готова расплакаться.

– Нет, мы не можем оставаться без обеда… – машина понеслась еще быстрее, меловые холмы за окном перемешались с небом, образовав неуютную кашу с редкими комками. Поверхность каши пузырилась и дышала, ближе к горизонту величаво плыл корабль с желто-голубыми парусами, и капитан, обветренный, как скалы, проверял документы у пиратов, пытавшихся вывезти с Украины запчасти для «Запорожца»… Как умру – похороните на Украйне милой, каши сверху навалите… – Сколько там до поста?

– А?! Нет, капитан, я не пират, но…

– Пора фсафать! Скоро ужин! Ты проспал обед и пол Украины, ты такой спокойный – мы тьепя решили принять в эстонцы.

Слава сонными глазами оглянулся назад: «Ауди» и след простыл. Через некоторое время они поехали медленнее, миновали пост, казавшийся пустым, и въехали в город.

– Как ты считаешь, если мы зайдем в это место? – видно, Тыну бывал здесь раньше, про его подвиги во время путешествий рассказывали разные байки, больше всего, конечно, он сам. Большой Тынис, соглашаясь, кивнул, Слава пожал плечами, было приятно вновь оказаться в городе.

Не успев еще стать полностью кооперативным, кафе сохранило и длинную нелепую витрину с тарелками, и небольшую очередь, и серую кассу с толстой кассиршей. Эстонцы взяли себе каждый по два подноса; Слава решил сначала, что одного ему хватит, но, заметив, что Мила равнодушно села за столик, поставил рядом второй. «Будет она пельмени есть, или не будет?.. Не будет. А вот салат ей надо взять, витамины детям необходимы!» Он уважающе оценил загруженные подносы эстонцев…

– Я не хочу есть, – Мила грустно глядела на еду, – жарко же.

– Ну и что? – Тыну был удивлен.

– Да ну, вдруг в машине укачает.

– Ешь-ешь, – Большой Тынис поставил перед ней тарелку с двойной порцией пельменей.

– Спасибо, – нехотя она принялась ковырять вилкой белые кусочки, похожие на улиток. Левка рассказал как-то про ресторан «Пекин»: решил выпендриться и с больших денег повел туда даму, заказал с умным видом что-то китайское… А оно – шевелится!

Но дохлые пельмени не собирались шевелиться, они покорно катались по тарелке, повинуясь милиному капризу. Слава сам себе удивился: его аппетит от жары и волнений нисколько не пострадал, даже наоборот.

– Надо подождать, пока жара немного спадет, – отвалившись на спинку стула, Тыну задумчиво смотрел на дорогу.

– Да, – согласился с ним притель.

Эстонцы молчали, улыбались на солнце, которое уже покрылось вечерней медной корочкой. Мила тоже молчала, лениво гоняя пельменных улиток. А Слава хотел что-нибудь сказать, но так наелся, что не мог.

Когда они выехали из города, белая «Ауди» уже ждала их возле милицейского поста. Она была пуста, на обочине стоял человек с биноклем в руках. Заметив его, Мила бросилась вниз, на подушку сидения, но опоздала: человек проводил их машину внимательным взглядом и замахал кому-то.

– Слушай, а зачем они сначала-то за нами гнались? – ничего не понимая, спросил Слава.

– Это они еще не гнались, не понял что ли? Дела у них здесь, – девочка была напряжена, даже немножко дрожала. – Может, он не разглядел ничего? Не успел, а?

– Мы совсем рядом проехали…

– Посмотрим, – рзвернувшись, она уставилась в заднее окно. Проехав какое-то время молча, Тыну остановил приятеля и сам сел за руль:

– Если дело так серьезно, то лучше меня все равно никто не водит.

Следом за «Ауди» шли еще две машины, «девятки», белая и зеленая.

– Ого, кажется, проплемы серьезно растут, – Тыну достал охотничий нож и положил рядом, – дальше идет пустой участок, – они переглянулись с приятелем, но тот отрицательно покачал головой.

– У них базука есть, – прошептала Мила.

– Это плохо, – второй эстонец снова развернул карту. Машины увеличили скорость, гонка началась. Вскоре из преследователей осталась только белая «Ауди».

– Как ее зовут? У такой хорошей машины должно быть собственное имя, – Тыну испытывал чувство уважения к такому достойному сопернику.

– «Прекрасная Елена» – это я придуала, а им дуракам понравилось. Ее все время кто-то пытаеться угнать, ну они и развлекаються. Один раз даже какие-то менты остановили, сказали: «вылазь!» А что он мог в центре города сделать? Потом отдали, конечно, – она рассмеялась.

– Но нас она не догонит, – все же эстонец не был до конца в этом уверен. Вдруг Большой Тынис что-то ему сказал, показывая вперед, тот чертыхнулся и быстро свернул. Со стороны шоссе послышался удар, мягкий, будто бьют деревянной кувалдой через подушку… А может, это заложило уши. Снаряд просвистел мимо, почти над головами, машину тряхнуло. Они влетели в поселок, едва не задавив курицу и собаку, идущая следом «Ауди» сбила велосипедиста. Слава, обернувшись, увидел, как ей в хвост пристроился миллиционер на мотоцикле с коляской. Внезапно они выехали на бетонное покрытие, машина пошла ровнее. Рядом еще раз бабахнуло, Слава оглянулся, бросив миимолетный взгляд на Милу: девочка опять молилась, картинно сложив руки, несла какую-то ерунду, даже не связывая слова. Из белой машины высунулся чвеловек, направил огромное дуло в сторону мотоциклиста, струя пламени опалила чистый акулий бок: земля под мотоциклом вздыбилась, его подкинуло, перевернуло.

– Крепкий мужик, – похвалил бандита Тыну, – я думал, ему всю спину спалит.

– Да, ничего, – согласился напарник.

Они еще раз свернули, оставив преследователей позади, сейчас ехали почти без дороги, потом все же вернулись на бетонку. Эстонцы посовещались, внимательно разглядывая карту.

– Почему русские никогда не могут составлять точных карт?! – рассердился Тыну, – мы заблудились. Этой картой только играть в американскую игру Очко!

Показывая куда-то вперед, Большой Тыну громко засмеялся: прямо на них по бетонному покрытию на бешенной скорости мчался огромный зеленый танк, который совершенно не собирался ни сворачивать, ни тормозить. Следом пер БТР.

– Ого, как в армии, – лихо заломив вираж, Тыну поехал обратно. – Где это мы? Курат… – он снова вел машину без дороги, танк перся следом, как бешенный.

– На нем человек сидит, – пришла в себя Мила, – он нам руками машет.

Въехали на шоссе, остановились. Выйдя из машины, эстонцы ждали, уперев руки в бока; танк замер рядом, метрах в трех, БТР слегка занесло.

– М-М-ммужикии, – донеслось сверху, человек был сильно нетрезв. – Где здесь Петровское?

– Мы бутылки сдавать едем, – из БТРа высунулась взлохмаченная женщина в расстегнутой помятой кофточке.

– П-п-петровское-то где, а?

– А вы, что собственно-то тут делаете? Где вы танк угнали? – Мила восхищенно разглядывала громадину, человека в форме, уже слезшего сверху. Он лыка не вязал – казалось, его держат стоймя только негнущиеся сапоги.

– Из Германии, расквартировались, технику гоняем, – пояснил танкист, – километры, списать надо…

– Кого? – не понял Слава.

– Технику. Эти вот бандуры, вообще, – он рыгнул, пахнуло кислым, – из Афгана, до сих пор не списаны, а нас майор за водкой послал и бутылки сдать… А тут это… Петровское пропало!

– Вам в другую сторону, – сверившись с картой, сказал Тыну, он принялся объяснять как нужно ехать, но танкист плохо понимал.

– Ложись! – ткнув стоящего рядом танкиста, Мила нарнула в кювет, где-то справа взорвался снаряд, по боковой проселочной дороге к ним на полной скорости летела белая «Ауди». На минуту Слава замер, завороженный ее изящным движением, потом раздался еще один выстрел. Не обращая внимание на происходящее, танкист полез вверх:

– По предполагаемо-о-момуму противни… ик! ку… ог-гог-гонь… – монотонно матерясь, он стучал по железной обшивке, пока не открылся люк. Оттуда высунулась еще одна женская голова. – Половые сношения отставить! – рявкнул командир, – Сергеев, открыть огонь по движущей… – он пролез внутрь и дальнейшего не было слышно. Башня стала разворачиваться, дуло слегка пошевелилось, раздался грохот. «Ауди» прдпрыгнула, но продолжила движение, потом попыталась нырнуть обратно, но следующий выстрел разворотил на ее месте воронку, разбросав в стороны искореженные куски.

– Все, снарядов больше нет, – женщина, прикрывшая глаза от солнца рукой, чтоб лучше видеть, сплюнула на асфальт и полезла в БТР. – Ольга, ты еще жива? – изнутри донесся веселый смех.

– Нам надо ехать дальше, – выразительно мотнул головой Тыну на показавшийся вдали армейский вертолет.

– Бедный Ба-бах, – Мила никак не могла вытереть слезы, набегающие на ее длинные ресницы…

– Поехали, поехали, – осторжно взяв девочку за плечи, Слава впихнул ее в машину.

Странная тишина и спокойствие едущих навстречу машин казались неестественными – наверное, Слава ожидал, что прекроют дорогу, спецотряд ОМОНа пригонят или еще что-нибудь в этом духе, но им не попалось ни одной милицейской или военной машины, на посту ГАИ не было никакой суеты, только пару раз пролетал вертолет впалне гражданской окраски. Славу это слегка задевало.

– Ну, фот, я же говорил, не догонят. Моя машина самая хорошая, ей теперь сто лет сносу не будет, – Тыну довольно глядел в окно, – я ее сам собрал, можно даже в международных гонках учвствовать… Это тебе не дед-трек! – Большой Тынис буркнул несколько слов по-эстонски, Тыну нахмурился и замолчал, к чему-то прислушиваясь. Слава тоже уловил ритмичный, едва уловимый стук. Стук нарастал, рассыпая обертона, ритмичность его все усложнялась…

– Это где-то в моторе, – побледнев, сказала Мила, – надо остановиться, а то рванет.

– Нет, не рфанет, – Тыну о чем-то размышлял.

– Если это распредвал? – у нее тряслись губы.

– Если пы это пыло так, оно уше дафно пы рфануло.

– Да он прав, – подтвердил Большой Тынис, сидящий за рулем, – Но не то конца.

Капли пота покрыли темное лицо девочки. Друзья еще о чем-то поговорили по-эстонски.

– Здесь, возможно, есть авторемонтная мастерская. Может быть нам придеться задержаться. Но если бы оно рвануло, то должно было рвануть раньше. Мы доедем до мастерской, а там посмотрим. Если это так, ремонт может занять больше трех дней… – он был очень расстроен, даже растерял весь свой акцент.

– Ну все равно, спасибо, что подбросили, – Мила была готова на ходу выпрыгнуть из машины. – Здесь уже недалеко, можно и на собаках.

– Постой, – Славе стало вдруг неуютно, – мы же на Юг ехали, на каких это собаках?

– Мила наферное говорит о шелезных сопаках, электричках, – объяснил Тыну, – они такой тлинный, зеленый и жифут в короде Сапорожье, так?

– Запорожье?..

– Да! Да! Выходить пора! – суетилась Мила, с ужасом поглядывая через плечо Большого Тыниса на желтый в веселых ржавых крапинках капот, под которым рассыпался джазовыми руладами подозрительный там-там.

– Да, вы, наверное, торопитесь? – посочувствовал Миле Большой Тынис.

– А вы куда едете? – спросил Слава.

– Нас ждут, – Тыну, казалось, не хотел говорить, – мы с девушками должны встретиться в Гурзуфе. Они побоялись ехать с нами в такой замечательной машине! Все наши будут под Керчью, а мы решили, что немного поживем в Гурзуфе и потом, наверное, присоединимся, – он посмотрел на приятеля.

– Да, – подтвердил тот, – но не сразу.

– Ой, а высадите нас здесь, – Мила забилась о стекло, как больная рыбка в аквариуме, – Тут и универмаг, вон, вроде и ремонт ваш там виднеется…

– Хорошо, – эстонцы синхронно улыбнулись, – Приятно отдохнуть.

– Удачи! – Слава с трудом вылез, кивнул Тыну, пожали друг другу руки, и он хлопнул дверцей. Машина неспешно отъехала метров сто и встала. Из-под капота змеились струйки грязно-сизого дыма.

– Пронесло, не взорвались. И то хорошо, – Мила вытирала пот со лба черной косынкой.

– Пойти посмотреть, может, помочь надо?

– Я в универмаг, пока не закрыли. Слушай, а у тебя деньги есть?

– На, – Слава достал из заднего кармана старенький потрепаный кошелек, Мила открыла, вытащила все деньги, вернула обратно и, прихватив сумку, направилась к магазину.

Помочь эстонцам уже ничем было нельзя – мотор оказался в крошку, ремонт до недели, они решили выпить пива. Слава сначала отказывался, но потом понял, что воды нигде нет, морщась выпил полбутылки, больше не влезло. И как люди пьют эту дрянь огромными кружками? По внутренней поверхности живота катались тошнотворные гири, сталкивались грязными бортами и звенели – звон распирал уши навстречу вечерней тишине. Вечерней пустоте. Куда опять подевалась Мила? Наверное, ее раздавило гирей. Лень спасать… Лень победила – но надо ползти, вот порог, магазин еще не закрыт. Внутри оказалось довольно прохладно, продавщицы собирались закрывать, просчитывали товар. Мила выбила в кассе чек, и тут Слава увидел, как она вместе с оплаченными вещами быстро запихала в сумку пластмассовй паровозик, который просто стоял на прилавке…

– Закрыто, закрыто у нас! – толстая бабка-уборщица принялась выталкивать его своей грудью, гремя ведром и шваброй, продавщица отвлеклась, и Мила стащила еще что-то.

– Пойдем, пойдем, – она весело сунула Славе сумку и потянула его на улицу, – Чего уставился? – они зашли за угол, и девочка принялась вытаскивать из потайных кармашков внутри своей кожаной куртки всякую всячину: две бутылки кефира, пять пачек папирос, банки с килькой, плюшевого чебурашку с заплывшим глазом, пакеты с сухими супами и черствые булочки – все это она рассовывала по сумке.

– Мила, зачем ты украла паровозик?

– Что? А, денег не хватило. Он смотри, какой клевый, – вытащив игрушку, она повертела ключик и пустила ее на асфальт. Паровозик смешно запищал и поехал, махая передней синей пупочкой, – Правда здорово!

– Немедленно отнеси на место!

– Славик, нам до автобуса пятнадцать минут, – напоследок она достала из штанов бутылку водки, – Давай выпьем! Денег у нас больше нет…

Славе очень захотелось ее ударить, но он сдержался:

– Ты – воровка!

– Сам мне деньги отдал, – девочка обиженно надулась, – Ну не хочешь водку пить, держи кефир, студент! – она убрала бутылку обратно. – Там еще для тебя минералка есть…

– Ты украла в магазине паровозик! – с наслаждением Слава пил прохладный, слегка подзакисший за день кефир.

– Ну и что? Кефир я тоже так взяла, – он поперхнулся и ей пришлось долго стучать по его крепкой спине. – Да не циклись ты, мы ж с тобой смертники. Забыл что ли? Я не виновата, что билеты такие дорогие оказались!

– Какие билеты?

– До Мелитополя, проснись, мы почти приехали! На автобусе поедем, цивильно. – она тоже пила кефир. – Вон, смотри, уже идет. Побежали!!!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Вначале было душно, потом зной сменился прозрачным сумраком, они мчались в полуосвещенном обьеме по ночному нутру трассы. Мила заняла себе место у окна, но сразу уснула, свалив голову на плечо Славе. Слава не мог взять пример с девочки и наслаждат – Жора, в том что машину грохнули под твоим руководством, – журчал женский голос, – твоей вины нет, и я говорить не стану, ну ты же сам понимаешь, слухи…

– Марго, пора прекратить этот разврат, – акцент Слава где-то слышал, но на грани сна не мог вспомнить, имена тоже были до боли знакомые, он даже открыл глаза и сразу перестал понимать, что говорят соседи.

– Возьмете в Джанкое товар и повезете дальше сами, – женшина протягивала слова лениво, как будто между прочим, так, давала досужие советы, – Это твой последний шанс. Придешь к Цеппелину первым, оправдаешься. Он как любой жирный совок – первому докладу больше верит. Я тебя люблю, глупенький!

– Сука ты, Марго!

– Обижаешь, начальничек! – она тихонько рассмеялась.

– А кто Бека трахал?

– Для тебя же старалась, дурень!

– Зачем мы полезли во все эти дела, а? Марка! – Жора был слегка пьян, это забавляло женщину.

– Ну-ну, не бзди. С товаром тебе Бек поможет, ты не плакай, сейчас просто время такое – звезды косо стоят… – тут Слава проснулся окончательно, холодок страха пробежал сверху до низу, застряв в пятках мелким покалыванием. Как жаль, что у него не было оружия, чтобы задержать бандитов!

– В Джанкое, говоришь? – Жора сказал это очень громко и рыгнул.

– Ну что ты так орешь! – испугалась женщина, – Тише, людей побудишь!

– Так и хрен бы с ними!

– Да ну тебя, несерьезный ты.

– Я несерьезный?! Что-то ты меня забывать стала!

– Ладно, не кипятись… Пьян совсем, – извиняясь в сторону соседки, сказала женщина.

– Та ничо, бывает, – баба толкала своего мужика, пьяного еще больше, в начале пути тот блевал в газетный кулек, – Приехали уж. Выходим скоро… Петро, а Петро…

Подождав, пока спереди все выйдут и пропустив немного народа для верности, Слава раздбудил девочку:

– Милка, тут твои эти, – он пытался быстрее обьяснить, – Марго с Жорой. Они в Джанкой едут…

– Давай сначала отсюда выйдем, а потом уже и в Джанкой! – она никак не могла проснуться.

– Да стой же, я первый, – схватив девочку за плечо, он оттолкнул ее от двери – очень вовремя: женщина усаживала пьяного нескладного человека в белые «Жигули».

– М-да, – Мила стояла рядом, – Плохо дело. А ты, знаешь, даже весело их вот так за нос водить!

– Дура, мы чуть не вляпались! Ты должна мне все про них рассказать.

– Только не здесь. Держи вещи, – она сунула ему сумку, – нам на вокзал надо. Собаками поедем.

– Нет, постой!

– Слушай, там я тебе все обьясню. Честное слово, – она опять потащила его за собой.

Перрон был странно пустынен, желтые фонари в пыльных ореолах манили к себе, хотелось разбежаться вдоль перрона и долететь до них – но на пути вставали вдруг противоестественно-белые блики из светлых окон вперемежку с прямыми черными тенями, тоже совершенно противоестественными на фоне нормальной, здоровой прямоты перрона.

В здании вокзала они поняли, что проворонили последнюю электричку, а до харьковского поезда еще час с небольшим. Устав от дурацкой тяжелой сумки, Слава хотел остаться внутри здания, так, ему казалось, будет надежнее, но девочка молча пошла на улицу, не стала даже спорить.

– Эй, может ты поесть хочешь? – ему просто нужно было избавиться от пары банок этих ее дурацких ворованых консервов. – Мила, ты обещала мне все объяснить!

– Ну а что объяснять? – огрызнулась злобно девочка, – Бабах был дураком, но очень добрым. Марго эта – сука, та еще. Жора? Ну что Жора! Шестерки они, я же тебе говорила. Дела тут у них, вот и все. Главное – не напороться. Слушай, я выпить хочу! А то этот винт не тащит ни черта…Ненавижу стимуляторы, даже кофе, они на меня как-то не так действуют… Выпей со мной, а? – Сев на скамеечку, Мила разложила булочки, достала банку кабачковой икры и кружки.

– Нет, я водку вообще не пью, – Слава отрицательно покачал головой, ему не нравился запах всех этих напитков.

– Мне что, одной пить? Как алкоголику?!

– Да ладно, не сердись, – со страхом он смотрел, как она плеснула понемногу в кружки. «Женский алкоголизм практичаски неизлечим! Нужно ее как-то остановить». Взяв кружку, он почувствовал давящую тяжесть, будто олово неким алхимическим чудом перешло в свинец. Девочка, стукнув своей посудиной по его руке, влила в себя эту гадость залпом. «Авось! Не дохнут же люди сразу». – задержав зачем-то жидкость во рту, Слава чуть не выплюнул ее на траву, но сдержался и сглотнул. Неприятно обожгло пищевод и желудок, дернуло по глазам, на миг мускулистым кулаком сжало дыхательные пути… И прошло. Он взял протянутый Милой кусок булки и принялся судорожно жевать – хлеб потерял вкус хлеба и слегка отдавал сушеной петрушкой.

– Слушай, а открывалки-то у нас нет, – Мимла вертела в руках стеклянную банку с кабачковой икрой, – я тогда у тех водил брала. Черт дернул отдавать! Тащили-тащили…

– Давай, – тепло перестало быть жгучим, разлилось по телу. – Я локтем умею, – так Савватий открывал пару раз на пикнике похожую банку. Вернувшись к низенькому перрону, стлавшемуся почти по земле, Слава сел на асфальт и поставил банку рядом. Уперев локоть в крышку, посильнее нажал. Банка чпокнула и раскололась, перемешав в кучку стекло и содержимое. Посидев растерянно минуты две, Слава встал и пошел обратно; Мила вдруг стала безудержно хохотать, она пыталась что-то сказать, но тонула в собственном смехе…

– Знаешь, на что это было похоже? – наконец, смогла она выговорить, когда немного успокоилась, – Сидит себе молодой человек, красивый, сидит мечтает. Встал и оставил кучу. Что это за куча такая, ну посмотри сам!

Дествительно, если подойти поближе, казалось, что кто-то насрал.

– Пойдем-ка отсюда, только, давай еще по одной, а? Немножечко. – она снова плеснула в кружки и упаковала бутылку.

– Слушай, ты же ведь наркоманка, – Славу потихоньку развозило, – а они водку не пьют!

– Они и не пьют. Наркоманы пьют наркотики вместо чая и компотика! Твое здоровье! Это не я придумала, правда хорошо?

– А ты как же?

– Отходняк только, это такое похмелье, сильный очень будет. Ну и что? Да и вообще: не наркоманка я вовсе и водку не пью! Я – буду-ю-щая мать!

– Ты что, беременная?! – они свернули куда-то за вокзал, фонарей здесь не было, зато ярко светили близкие, по-южному объемные звезды.

– Нет еще, но обязательно буду! – сели, она положила голову к нему на колени, – Или ты имеешь что-нибудь против?

– Нельзя играть такими важными вещами! Ты совершенно не понимаешь ни что говоришь, ни что делаешь! – На Славу накатило странное чувство ясности, словно мир совершил долгожданный переход с головы на ноги, или как-то наоборот, это не важно… – Уйди от меня, не прикасайся своими грязными руками! – Мила хихикнула, и он ударил ее, не сильно, но девочка отлетела в сторону и, должно быть, больно стукнулась обо что-то. А он все продолжал говорить о главном, уже для себя, уходя куда-то в даль непонятного шаткого забора. Она была не нужна ему; раз это стало для него ясно, необходимо было бросить ее здесь и сейчас, здесь и сейчас, здесь и сечас… А, собственно, где это – здесь? И который час? Слава повернулся и побежал обратно. Ноги двигались туго, зато каждый шаг переносил Славу не только вперед, но и вверх, к желтым нимбам. Святые ждали, геометрично склонив безликие передние части вытянутых мордочек, святые требовали подвига, святые были все одинаковые – каждый из них мог оказаться Главным. И вот, когда до гладкой мордочки Главного осталось полтора взмаха ног, между Ним и Славой возникла жирная, мерзкая, ночная бабочка. В мохнатых лапках бабочка держала банку кабачковой икры!.. Слава испугался, сник. С трудом отыскав место своего неудачного старта, он обнаружил только сумку с продуктами и одеялом – взвалил ее на плечо, решил вернуться обратно к вокзалу… Но по дороге наткнулся на белый жигуль и остановился в задумчивости, не зная с какой стороны его лучше обойти. У одной дверцы нескладный мужчина спорил с высокой стройной женщиной, у другой двое парней пытались удержать какую-то брыкающуюся тень:

– Жора, эта блядь кусаеться, Невольно Слава отступил назад.

– За свисток дерни… Или под ребра сунь пальцем – перестанет! Таки-мне тебя шлифовать, что ли? – донеслось рассерженное шипение.

– Оставьте ее в покое! – это был тот самый знакомый женский голос, – Я вам что сказала!

– А ты тут не командуй! Это мои люди! – наседал на нее Жора, – Ты, шкирла, только стучать можешь.

– Фильтруй базарчики… Жоха!

– Так, Жор, куда ее? В машину что ли? – видно, бандиты уже устали от «борьбы с тенью».

– Цеппелин вас спишет. Шпана. Когда я… – и тут тяжелая бутылка шампанского, которую Жора держал в руке, опустилась ей на голову. Брызги шампанского… Брызги стекла, кровь, череп, волосы и мозги, еще какие-то непонятные кусочки – все это рассыпалось с хрустом. Женщина рухнула. Жора стоял, нелепо разводя руками, пытался все объяснить уже не существующей Марго.

– Не трогай… пошли, – из машины вылез Бек, усадил Жору вперед, бандитам с притихшей Милой велел быть сзади. Слава только успел рассмотреть знакомое белое пятно. «Черт, она опять в моей рубашке!»

– Скажем, что Николас…

– Не поверит.

– И не надо… – донеслись до него последние слова.

«Вот и хорошо, вот и все закончилось,» – успокаивал он себя, но совесть не отставала: ему постоянно, с повторами и стоп-кадрами, мерещилось, как Милу привязывают к столбу, отрывают по кусочкам ее худенькие черненькие ручки-ножки.

«Я просто пьян. Это ее жизнь, пускай так и живет. Меня это вовсе не должно касаться» Тут он как в детстве придумал себе двойника и завел с ним дискуссию:

– Я не попечительский совет и не детская комната миллиции…

– Но она искала защиты именно у тебя…

– Подумаешь! Ночью заползет таракан в ухо – его тоже защищать?

– Мужчина должен защищать своих женщин…

– Это? Моя женщина?!

– … И детей.

– Пошел в жопу!!!

– Не ори сыночек, вот, картошечки купи, – вдруг запричитал двойник старушачьим голосом. Слава не понял, как оказался на перроне; вагоны тянулись в обе стороны чуть не до горизонта и пахли… вагонами – тут и сравнить не с чем, и спутать невозможно. Мимо бродили всякие люди, кто-то с чемоданами, кто-то с картошкой. Шарахнувшись от бабки с ведром не пойми чего, Слава поскользнулся, ударился лбом о ступеньку поезда – пошла кровь, на глазах стало мокро.

– Куда тебе? – спросила какая-то сердобольная тетка на ступеньках. Поезд дернуло, он собирался тронуться.

– В Джанкой.

– Ладно, залазь. – она подала ему руку, – хоть морду отмоешь. Червонец гони, русскими.

Вваливаясь в медленно убегающий поезд, Слава посмотрел, на чем он поскользнулся: «Что за свинья умудрилась насрать прямо посередине перрона?!» – тут вспомнил про икру и рассмеялся.

– Ну, ты чо?! – проводница ткнула его локем, закрывая дверь. Он протянул ей деньги, которые лежали в переднем кармане, сам себе удивился, но тут вспомнил, что пред уходом из дома, точнее еще накануне вечером сунул туда все сбережения, а потом забыл.