Текст книги "До поворота (Кровавый Крым)"

Автор книги: Кирилл Якимец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– Что-то вы, молодой человек все один, да один? Никак зайцем едете? Может к нам зайдете, чайком вас угостим?

Слава неловко попятился:

– Э… Я… нет, я с друзьями…

– Так вы с друзьями заходите…

– Ну, мама, – прервал ее веселый девичий голос. Из купе высунулась красивая рука с мусорным пакетом, – Кинь туда… – женщина, скорчив устало-брезгливую гримаску, свернула к туалету.

– Привет. Макс куда свалил? – по заспанному лицу проходили мятые полосы, оставленные подушкой, голос казался простуженно-хриплым, Мила рассеянно теребила в руках последнюю сигарету. – У него трава была? Ты не помнишь?

– Нет.

– Ну, ладно. Так покурю. Будешь?

Слава отрицательно покачал головой.

– А ты чего в купе не идешь? У нас теперь пусто. Парень какой-то зашел и перебрался к своим. – Губы ее слушались с трудом, и поэтому слова получались как-то невнятно, наверное, ветер надул – простыла.

– Тебе куртку принести? Холодно.

– Мы ее на Чуфуте потеряли. Без тебя. Там вещи только у Макса. – Затушив окурок, Мила поднялась с мусорной приступочки, – пойдем посмотрим, может у него свитер есть. Меня знобит что-то.

Тускло горел квадратный ночник, оконная рама никак не хотела подниматься до верхних пределов, пришлось опускать штору, но дуло снизу. Мила завернулась в одеяло и приткнулась у двери. На столе все еще стояли два недопитых стакана с остывшим чаем, пара картофелин, огурец, а курица исчезла, оставив пустые скорлупки от яиц и недопитую бутылку с детской газировкой. Огромный зеленый рюкзак Макса был засунут на антресоль, но самого Макса все не было.

– Куда он пошел? – слабо поинтересовалась Мила.

– Не знаю, под поезд полез…

– Зачем?

– За этим, за ребенком…

– За Евгением?

– Да. Он убежал и полез под поезд, Макс пошел его доставать.

– Вернется. Если бы их задавило, поезд бы остановили…

– Давай я тебе постель постелю? – предложил Слава, оглядывая голубовато-желтые стены. Работало только два ночника и в полнакала лампа наверху.

– Мы белья не брали. Посмотри, у него в рюкзаке трава должна быть.

– Да далась она тебе! Трава! А кто говорил, что на нее наркомании не бывает? – Слава с трудом вытащил неуклюжий рюкзак и поставил на пол. – Сама ищи свою траву…

– Нету, – она разочарованно достала нераспечатанный блок Мальборо. – Ладно, хоть покурим. Хочешь, анекдот расскажу?

– Не надо. Ты знаешь, Макс хочет, чтобы я тебя вернул домой.

– Ну и что? Ты будешь всегда делать то, что хочет кто-то другой?

– Нет. То есть да. То есть нет. Подожди!

– Ты знаешь, почему люди так быстро привыкают к сигаретам?

– Нет.

– Никотин расслабляет и успокаивает. – Мила протянула ему пачку, – извини, но сейчас это тебе необходимо…

Неловко повертев в руке упругую трубочку, Слава рискнул закурить.

– Максик, значит, нашел стрелочника, на которого можно переложить ответственность? – Мила снова весело ухмылялась, – а что он тебе еще нагнал?

– Ну, что с наркотиками борется, в отпуске, – дым был нерпиятно сладким и каким-то дерущим, но действительно принес легкость, успокоение, и мысли теперь были гораздо яснее и четче.

– А. Ну-ну. Значит они обо всем договорились…

– С кем?

– С отчимом.

– Он же погиб!

Мила пожала плечами.

– Наверное, они еще раньше договорились. Короче, не загружайся. Они тут решили меня в интернат спихнуть.

– В колонию? – Слава поперхнулся дымом и закашлялся.

– Нет. Для вундеркиндов, закрытого типа со спецпрограммой.

– Какого типа?

– Ну, языки, математика, борьба и так далее. Психотреннинг там какой-то особо блатной, короче.

– Так это, наверное, хорошо.

– Да иди ты! – она фыркнула себе под нос. – Каждый должен решать свои проблемы сам. Я не хочу, чтобы они вмешивались в мою частную жизнь…

– Они?

– Макс… Они все.

– А со мной-то что будет? – вдруг пришла в голову забавная мысль, Слава даже захихикал.

– Да ничего, вырастешь юристом, они, может, тебя на должность возьмут. Ты им, вроде, понравился. – Мила тоже весело смеялась. – Так что, выбирай под кого лечь, а лечь все равно придется!

– А ты меня не задира-а-ай! – разомлевшие губы сами разьезжались в сладкой улыбке.

– А я тебя и не задира-а-аю! – передразнила его Мила. – Это ты сам такой глупый… Целый блок такой дури, Ну Макс дает! Бек бы сдох от зависти. А, Бек? – Мила смотрела на стоявшего в дверях Атабека, сладко втягивавшего задымленный воздух волосатыми сердцевинками ноздрей.

– Где здесь двенадцатый имам? – грозно спросил Бек, укореняясь неплотными ногами из эфира в джинновской бутылке.

– Не лезь в бутылку! – грозно произнесла из пробитой насквозь головы Марго.

Широким жестом Мила протянула им всю пачку, но та упала на пол. В дверях больше никого не было. Но Мила подолжала разговаривать с Атабеком, свернувшимся, подобно котенку, на антресолях, гда раньше лежал рюкзак Макса.

– Мила, там никого нет, – попытался пробиться сквозь туман к девочке Макс, или Слава, но зацепился за свесившийся сверху хвост Атабека. Штора поползла вверх, впуская в накуренный воздух плотные солнечные лучи.

– Борис! – представился дембель с трезвыми глазами.

– Глеб! – другой, который раньше был Михаилом.

– Бригадир, – промямлил Кандагар. На столе лежала пустая пачка Мальборо, рассыпанная в каком-то хаотическом порядке колода карт и три одинаковых удостоверения, такие же как ему показывал Макс. Наверное, и печати есть..

– А где Мила? – распухшие губы плохо слушались в предрассветном сизом тумане. Тошнило.

Бригадир сделал еще одну затяжку:

– Все ребята, приехали. Москва.

Не очень твердо стоя на ногах, Слава вышел в коридор. Заспанные люди собирали вещи, стояли в очереди, чтобы почистить зубы, он осторожно заглянул в какое-то купе и узнал брошенный на пол максовский рюкзак. Купе было пустым.

– А где Мила? – спросил рассеянно проходившую мимо проводницу, собиравшую белье у заспанных пассажиров.

– Не знаю, – она что-то пробурчала себе под нос. – Стаканчики, молодой человек, отнесите!

Слава послушно подхватил скользящие ушки подстаканников и двинулся следом.

– Эта черненькая что ли? – сторого зыркнула проводница, – Билеты заберешь?

Сначала Слава кивнул, а потом отрицательно затряс головой. Проводница чуть смягчилась:

– В Туле ночью сошла твоя, вся в слезах была. Любит тебя говорила, а жить не может. Вот довел девчонку! – в ее глазах промелькнуло нечто романтически-жалобное и тотчас погасло, – у вас две простыни, а брали три… – проводница набросилась на заспанного пассажира с лошадиным лицом, – и одеяло складывать как следует надо! Матрасы сами сворачивайте! – она снова удалилась по проходу.

Взвалив на плечи жесткую раму рюкзака, Слава, чуть пошатываясь, вышел на перрон последним. Слегка моросил дождь, утро было неприывычно хмурым, даже захотелось нырнуть обратно в поезд к дембелям и ехать обратно. Но проводница уже закрыла дверь, и Слава решил спуститься в подземный переход.

– Во, Славка, – ухватил его кто-то сзади, – Молодец что вещи прихватил, а то я во втором вагоне приятеля встретил…

Не веря своим глазам, Слава разглядывал Макса.

– А Мила сбежала опять, – вдруг почувствовал неестественную пустоту внутри себя и снаружи, – Ты знаешь?

– Так и черт с ней. Тебя к нам на работу берут. – сунул в руку клочек какой-то бумажки Макс.

– Зачем? – Слава удивился бессмыссленности ситуации и отдал рюкзак Максу.

– Там сигареты у тебя были. Она их нашла и мы их выкурили…

– Не трудно было догадаться, – Макс казался неестественно оживленным и суетливым, – Ладно, увидимся еще. Мне к жене надо, обещал сразу, как вернусь, на огород – картошку собрать… Тут как раз первая электричка, а мне еще билет брать. Ну, пока! Звони! – он мелькнул где-то в длине перехода. Автоматически передвигая замороженными ногами, Слава в конце концов вышел в просторный светлый холл, кишащий людьми, и остановился, растерянно оглядываясь.

– Молодой человек, документики предьявите, пожалуйста! – снова остановил его кто-то сзади.

– Чего? – Слава не очень хорошо понял что от него хотят.

– Пройдемте-ка… – его уже крепко подхватили с двух сторон и куда-то повели, он попытался вырваться, но не смог.

* * *

– Так, ну и… – сидя на краю голубоватого вместилища ванной, Савватий теребил полотенце, – связно ты все обьяснить-то можешь?

– Не знаю. Наверное, нет. – Слава еще раз погрузился в шипящую пену, только нос оставил и глаза, смотрел на узловатые колени, покрытые буроватым налетом грязи.

– Где ты пропадал все это время?

– В Крыму, там город такой Бахчисарай, с фонтаном, но я его не нашел…

– Город?

– Нет, фонтан.

– Ты знаешь, какое сегодня число?

Слава наморщил лоб.

– Нет.

– Второе сентября, а как тебя зовут?

– Славик, – внезапно его вырвало пустой слизью.

– Вылезай, – брат подхватил его подмышки и рывком вытянул из теплой, еще совсем чистой воды, бережно перенес в комнату и опустил на диван. Грязь с коленок ручейками перетекала на непривычно-белоснежную простыню.

На журнальном столике стояла чайная чашка, буроватая жидкость в ней оказалась крепким кофе, без молока… Нервно приглаживая коротко подстриженные волосы, Савватий снова присел рядом:

– Слава, мне придется показать тебя психиатру, прежде чем ты сможешь вернуться в университет.

– Хорошо, – несмотря на кофе, Слава медленно погружался в безопасную дремоту, – Слушай, а кто такой Цеппелин? А Рыбак? И другие? А? Там, на Кандагаре…

Савватий со всего размаху влепил ему пощечину и сильно встряхнул, затем влил еще одну чашку кофе.

– Ты… – выдержав зловещую паузу, Савватий внимательно поглядел брату в глаза, – молокосос, все дело мне испортить хочешь?! Ты и я, мы против Цеппелина ничто! Запомни! – он отшвырнул Славу на диван. – В разборку встрял, да?!

– Нет, – безопасный уют дома мгновенно куда-то улетучился, оставив во рту неприятный металлический привкус. – Ты чего взьелся-то?

– Зачем ты мне тогда позвонил? – Савватий глубоко выдохнул сиплый воздух из груди, – давай все сначала и по порядку.

– Эта чумазая…

– Мила?

– Да. Так вот, она от этого своего Цеппелина сбежала, кажется на мотоцикле…

– Знаю.

– Ну вот, а этот ее Цеппелин – глава всей мафии.

– Знаю, – неприятная усмешка перекрыла широкое, сильное лицо Савватия. – Дальше.

Слава поудобнее подмял под головой подушку.

– Мы с ней в Крым и махнули.

– Зачем?! Я же сказал, чтобы вы ко мне двигали!

На минуту задумавшись, Слава неопределенно пожал плечами:

– А черт его знает! Она вся такая, шебутная какая-то. Ну, а я не смог ее оставить, знаешь, как котенка или щенка.

– И все? Только поэтому?!

– Ну, да. Я думал позвонить тебе, а там такая неразбериха: одно за другим, я завертелся, думал дня на два, ну на неделю, да и тебя дома не было…

– А Рыбак? – Савватий подозрительно покосился и крепче сжал зубы.

– Кто он?

– Под Цеппелина роет, говорят, что он дурь из Афгана гонит, а так он тут способ нашел из аскорбинвой кислоты лезергиновую гнать! – Савватий слегка завистливо усмехнулся.

– Прямо здесь?

– Да нет, под Чернобылем, его куры охраняют.

– Какие еще куры?

– Да такие, цепные, которые всех собак перегрызли. Не хило мужик устроился, я у него одну такую видал – зверь! Так ты что, и с ним тоже не поладил?

– Да нет, вроде все нормально… – Слава попытался припомнить некоторые подробности.

– Точно?

– Ну этих, с наколками, кажется грохнул… – он неуверенно посмотрел на брата.

– Скольких?

– Черт его знает, они сами поперли.

– На тебя?

– На нас. Они же наркоманы, не соображают ни фига.

– Та-ак. – протянул Савватий и присвиснул, – А еще что было?

– Ну, в Ялте, в замке… Или в Судаке… Слушай, там города такие смешные!

– В Ялте или в Судаке?

Слава задумался:

– И в Ялте, и в Судаке… В Бахчисарае они меня поймали, на кладбище, в лесу… Нет, в дурке.

– Кто?

– Цеппелин, он меня пытал, в кресле… – Слава сам себе удивлялся, как быстро к нему вернулась память и навалилась клубочком теплого ужаса под горлом, там, где забегал суетливый кадык.

– А потом Цеппелина грохнули.

Савватий аж подскочил.

– Как?!

– Я не понял. Я в отрубе был.

Савватий криво улыбнулся.

– Это уже ничего… Потом что было? Помнишь?

– А потом пришел черный Николас и забрал папку… Эту, – увидел он вдруг на письменном столе светло-зеленый прямоуголник, – Вот, такую же.

Тяжело поднявшись на ноги, Савватий нарочито медленно убрал папку в ящик и запер его на ключ.

– Ладно, спи пока. Я сам разберусь.

Брат вышел, Слава остался лежать в странном оцепенении. В голове снова завертелась веселая карусель. Пришлось подняться и выйти следом за братом на кухню. Знакомо скворчал шницель на сковороде, пузырясь и отстреливаясь маленькими, колючими капельками жира.

– Сав, а Сав. Обьясни мне все, а? Ничего во всем этом понять не могу.

– А тебе и незачем, – Савватий выложил прожаренное мясо на тарелочки, посыпал рядышком в холмик кругляшки горошка из стеклянной банки и стал нарезать тонкими ломтиками остатки бородинского хлеба, – Пожрать надо…

Гнетущую тишину прорезали только писклявые крики детей на улице и шорох машин. Свысока, где-то над головами прерывисто тикали часы.

– Ты кукушку починил? – удивился Слава.

– Починил.

– Кукует?

– Кукует.

Вдруг страх понимания пронзил Славу от макушки до кончиков пальцев босых ног:

– Что ты теперь будешь со мной делать?

– Ничего, – брат мрачно жевал горошек, глядя куда-то в пустоту тарелки.

– Савва!

– Что? – Савватий поднял наконец глаза.

– Ведь Рыбак – это ты!

Неожиданный легкий смех брата заставил Славу вздрогнуть.

– Нет, но я ему и не «рыбка», и, к сожалению, не старуха, чтоб ему передо мной прыгать. Да ты за себя не бойся, все уладим, – хитро усмехнувшись, брат поставил пустую посуду в раковину, – мы дядю Ваню попросим, он у нас бо-ольшой дока по этой части… Понял?

Слава вяло кивнул.

– Так скольких ты там у него примял?

– Не знаю, всех, наверное…

Савватий весело присвиснул:

– Может, тебе в Париж сьездить, или в Венецию податься? – он на минуту задумался, – ты понимаешь, есть тут у нас один родственник… в Иерусалиме. – Савватий с сомнением покачал головой, – за еврея ты, конечно, не сойдешь… Ладно, живы будем – не помрем!

– Савва, – тихо произнес Слава, – а твое-то место во всем этом какое?

– Мое место с краю, – брат просто весь лучился непонятной радостью, – а где был – не знаю! И заруби себе на носу.

– А папка? – холодная ярость закипела где-то внутри, готовясь смести все со своего пути, как первый паровоз.

– Какая папка?

– Которая на столе лежала!

– Ни на столе, ни под столом, ни в столе НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ЛЕЖАЛО. Ага?

– Ага. – Прорвав внутренний барьер, ярость растворилась, превратившись в такое же холодное и ясное равнодушее. – Что мне теперь делать? Завтра же в Париж?

– Ну, куда торопиться? Как дядя Ваня скажет.

– Он нам на самом деле дядя?

– Он – брат нашей матери.

– Ты помнишь, как перевернулась лодка?

– Ну?

– И дядя Ваня был там…

– Ну и что? Чем он мог помочь, они же были почти посередине, пока доплыл…

– Рисунок… – неясная, смутная догадка шевельнулась в груди, в самом сердце кольнула острой иглой. В шкафу, в самом дальнем ящике, со времен далекого-далекого детства, под слоем пыли, альбомом с марками и конструктором, где тетради и дневник за пятый класс. Ну почему они это все не выбросили? Тетрадь с сочинениями и алгеброй, красными галочками и пятерками? Слава аккуратно вытянул стопку бумаги: львы, тигры, носороги под пальмами – Африка. Вот она, рыбка, растопорщившая смешные перышки среди переплетающихся водорослей…

– Савва, – смотрел Слава на пожелтевший лист. – Это нам дядя Ваня рисовал, помнишь?

– Ну и что?

– Это было вытатуировано на запястьях у панков-наркоманов.

– Ну и что?

– Нет, ты не понимаешь! – он упрямо смотрел теперь в хитро прищуренные глаза брата, – именно такая, именно эта рыбка была меткой у людей Рыбака.

– Ну да, – охотно согласился Савватий, – причем не у всех, а только у избранных!

– Откуда ты знаешь? – вскочил на ноги ошеломленный Слава.

– Дядя Ваня вообще большой эстет и фантазер… Давай, что ли, чайку попьем.

– Нет, Сав. Они всегда с отцом рыбу ловили, мама боялась, плохо плавала и вообще, я точно помню…

– Славик, а я тот день вообще не помню. Мы же все грибами потравились. Забыл?

Холодок ужаса сковал затылок, взьерошив волосы:

– Так ты знал?

– Я не знал, я грибов не ел…

– А они ели?

– Не помню. Как на станцию вышли, помню. – Многозначительно помолчав, Савватий взял брата за плечо и, глядя в глаза, тихо прошептал:

– Они с отцом не поладили, ясно?

– Что не поладили? – таким же театральным шопотом спросил Слава.

– А вот этого я не знаю, – развернулся к столу Савватий, – что прошло, то ушло. А что ушло, то забыто! Понял?

– Не совсем.

– Что еще? – устало вздохнул Савватий.

– А как же тогда мама?

– Не знаю. Ну, не знаю я! – внезапно сорвавшись на визгливый крик, Савватий выскочил в прихожую. Тихонько шамкнув, хлопнула дверь.

Суровая, когда-то бывшая такой родной и теплой, реальность этого панельного дома до боли в костях пронзила все тело, там внутри теперь что-то выло, пытаясь вырваться наружу под лихой присвист безумной мысли: «Бежать! Бежать от всего этого. Куда-нибудь, только бы подальше… Подальше… В Шамбалу, которая осталась под Харьковом, в мир галлюцинаций. Только бы подальше от всего этого бреда!» Хотелось закурить или плеснуть внутрь чего-нибудь муторного, того же «Курского Соловья»-разбойника, и поглубже. Сделав размереннный глубокий вдох-выдох, Слава расслабился. Вся жизнь прошла перед его глазами уже совсем по-другому, совсем…

– Я убью его, – автоматически вернувшись к письменному столу, Слава попытался выдвинуть ящик. – дядя Ваня, дядя Ваня… – невольно тряслись губы, горячая слеза потекла по щеке вниз и попала на закушенную губу. Слава замер.

Резко и колюче звонил телефон. Оставив стол в покое, Слава снял трубку, но из темного нутра трубки тоскливо тянул свое занудное «У» гудок. Возле ножки серванта валялась скомканная серая бумажка, создавая некий дисоннанс с привычной чистотой и упорядоченностью всей квартиры. Подобрав записку, Слава неловко скомкал в руке и хотел выбросить, но увидев какие-то цифры, развернул: «Светлана Петровна, от Олега». Ряд неразборчивых цифр – неровный почерк Макса. Нужное приятное контральто отозвалось только с третьей попытки:

– Да-а?

– И-извините, меня просил позвонить Макс, он оставил ваш телефон и все… Я не знаю… – растеренно залепетал Слава.

– Зарайский? – томное контральто казалось близким и знакомым, словно парное молоко.

– Я.

– Вы зачислены в штат с первого числа этого месяца…

– Простите, че-го? – не понял Слава.

– Явитесь с паспортом в 214 комнату…

– Простите, а это где?

– Что где? – контральто обиженно вздрогнуло.

– К-комната 214.

– На втором этаже, на лево…

– Спасибо.

– Пожалуйста… – вместо теплого контральто снова завыли прерывистые гудки.

Слегка опешив, Слава осторожно положил трубку на рычаг, так и остался стоять рядом. Через час телефон неожиданно снова сам зазвонил, выбив его из сонного оцепенения.

– Зарайский? – теплое молоко растапливало осколочки в занемевшем от неподвижности теле, – Зарайский, почему не явились?

– К-куда? – плохо еще слушаясь, язык прилипал к гортани.

– В офис.

– Простите, а где это?

– Что это «где»? – контральто наигранно «подзакипало». – Молодой человек…

– П-простите, но я не знаю адреса.

– Улица Шверника дом 1, на вахте предьявите паспорт, второй этаж налево – отдел кадров, комната 214. Там вам все скажут. Еще чего вы не знаете?

– Хорошо, спасибо, извините, я приду… – но трубка снова обидно гудела. Пришлось одеваться и идти на улицу. А зачем? Идти почему-то вовсе не хотелось, даже из любопытства.

Навстречу из-за запыленных стеклянных дверей подьезда странного, похожего на раскрытую книгу здания, вышли три знакомых человека: «Михаил? Это Борис. Третий, кто третий?» Уже пройдя вахтеров – крутых парней в стилизованной под десантную форме, Слава вспомнил и поезд, и Михаило-бориса, и третьего – бригадира. Его привычно стало подташнивать, но у двери «214. Отдел кадров» все прошло. Подписав какие-то нелепые бумаги, Слава заполнил анкету и тест, компьютерный, он занял почти два часа.

– Зарайский, – сидевшая за нелепо-массивным столом женщина средних лет строго нахмурилась, – вы, оказывается, зачислены с августа, а не с сентября. – она перекрутила заполненные бланки, – Зайдите в бухгалтерию, ваша зарплата ушла на депонент. Напишите заявление. Комната 307. На третьем этаже. Запомнили? – она еще раз строго посмотрела, как учительница, сомневающаяся в умственных способностях стоящего у доски ученика.

В комнату 307 Слава зашел почему-то сразу, не постучавшись. Человек, расписывавшийся в толстой, разлинованной карандашом книге-тетради, обернулся, и Слава невольно отступил назад:

– И-извин-ните… – он узнал Николаса.

Но тот только дружелюбно улыбнулся, взял осчитанную пачку денег, небрежно сунул в карман и вышел, оттеснив прилипшего к стене Славу.

– Зарайский? – теплое контральто принадлежало очень знакомому лицу, которое он вспомнить стеснялся и не хотел.

Его внимание привлекла салатово-зеленая папка, которую женщина заперла в сейф и мило ему улыбнулась. От неожиданности Слава зажмурился – это была странная тетка в байковом халате, тоже из поезда. «Они тут все сговорились, что ли?!» – пронесся в душе вихрь плохо сдержанных эмоций.

– М-мне про депонент.

– Пишите, – протянула ему чистый листок женщина, – Выдадим двенадцатого или двадцать пятого.

– Спасибо, – поставив подпись, он уже собирался выйти, но его неожиданно осенило, – Простите?

– Да?

– А где я теперь работаю?

– В смысле?

– Зачислили меня куда? Это штат чего?

Женщина фыркнула и отхлебнула чаек:

– Отряд «Дзета», молодой человек, для особых заданий.

– Каких? – неприятный холодок вновь зашебуршился в груди.

– Откуда я-то знаю? Это вам лучше знать.

– А что… – вернулся было к столу Слава.

– Да ничего, идите, – женщина наигранно испугалась, – идите, идите, молодой человек, вам позвонят.

Словно замороженный, Слава вышел из дверей лифта и собрался было, миновав охрану, выйти в пока еще по-летнему теплый сентябрьский вечер, когда его окликнул один из охранников:

– Молодой человек, вы сумочку оставли!

– Я?! – ожидая по меньшей мере пули в затылок или нож в живот, Слава осторожно обернулся. Он чувствовал себя так, как будто сам только что заминировал здание.

На столе у охранников, прижав к стене телефон, навалившись на регистрационную книгу, расплылась знакомая черная сумка с надписью «ROIAL». Слава не стал спорить и послушно подхватил ее за ремень, сразу успокоился и внутренне собрался. Нужно найти тихое, безлюдное местечко и хорошенько выпотрошить эту дурацкую сумку! Перебрав в уме многочисленные варианты, Слава увидел подъезжавший к остановке автобус и решил ехать к знакомому месту у Университета.

… У тротуара плавно притормозила, словно сонная акула, черная Ауди-сотка. Двое в тренировочных костюмах выскочили из машины с обеих сторон и устремились куда-то в гущу деревьев. «Не лезь!» – сказал слава сам себе. Но ноги непроизвольно понесли его к машине.

Внезапно подозрительная парочка вновь почвилась возле машины. Один, коренастый, прыгнул за руль, второй, повыше, на заднее сидение. Машина сорвалась с места и через мгновение скрылась за поворотом.

Слава раздвинул кусты. Там лежал труп. Очень знакомый. «Где я его видел? Это не от Рыбака… А людей Цеппелина Нурик с братвой замочили, должно быть, всех. А вдруг это кто-то из иностранных охранников?» И тут Слава вспомнил. Именно этого человека, так похожего на его школьного друга Пашку, он пытался спасти от Бека – давным-давно. Как же на самом-то деле звали бедолагу?

Слава вспомнил и это. Александр. Что ж, Александр, спи спокойно. Ты, наконец, доигрался. Черт! Черт их всех побери! И меня черт побери! Слава еле удержался, чтобы не пнуть труп.

Еще раз чертыхнувшись про себя, Слава вылез из кустов, отряхнул брюки. Оглянувшись на труп Александра-Пашки, брезгливо сплюнул.

Дома Слава устало прошел на кухню, расстегнул попорченную молнию и перевернул сумку. На пол с грохотом высыпались кучкой две аллюминиевые кружки, морская галька, зачем-то собранная Милой, складной ложко-нож с обломанным лезвием, какие-то нелепые тряпки, заляпанная книжечка – путеводитель по Крыму, славин паспорт, чебурашка с заплывшим глазом, статуэтка улыбчивого толстого китайца, новенькое удостоверение и мешок с заплесневелыми куриными костями, от него исходил приторно-знакомый запах смерти.

– Ты чего это тут мусоришь? – остановившись в дверях кухни, Савватий внимательно осатривал «трофеи», – хорошая вещь! – поднял статуэтку и повертел в руках, – на буфет поставим!

– Под кукушку? – с сомнением переспросил Слава.

– Ладно, на столик, в гостинной. – согласился Савватий. – А это что? – развернул обернутую газетой трубочку.

Слава уставился на небольшой натюрморт – значит, Мила тоже что-то успела спрятать от пожара в немецком хранилище. Кое-где в куче поблескивали кусочки янтаря.