Текст книги "До поворота (Кровавый Крым)"

Автор книги: Кирилл Якимец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– В топчан врезался, – пояснил Витя.

Слава снова оказался на парапете и, скорчившись в низкой стойке, медленно огляделся. Два самых здоровых харька спешили к нему, остальные принялись без разбору пинать окружающие зады. Витя стоял спокойно, к нему почему-то никто не лез, Милы, Сашка и бандитов не было видно. Слава неподвижно ждал своих харьков. Когда они подоспели, он прыгнул, резко растопырив ноги: попал! Оба харька, схватившись за головы, побрели каждый в свою сторону. Но харьков было много, «наезды» и пинки быстро переходили в более ожесточенные драки, сливаясь в один неуправляемый «махач». «Махач» ширился и уплотнялся: кого-то еще кинули через парапет, только четким углом махнули в воздухе длинные джинсовые ходули; девица, яростно заверещав, стукнула обидчика по голове откупоренной бутылкой пива – тот осел, покрытый вспененной жидкостью, на него наступили. Кто-то спешно уходил сам и оттаскивал разбушевавшихся близких; другие, наоборот, группами и по-одиночке вливались свежими силами в гущу событий. На бетон полилась темная жидкость – то ли кровь, то ли вино, не поймешь… Рассеянно наблюдая за происходящим, Слава оттолкнул, растерявшись, налетевшего на него здоровенного громилу, заломил ему кисть – нож упал на бетон, но был сразу кем-то подхвачен и пущен в дело. Больше в сторону Славы никто даже не смотрел. Рядом на парапете сутуло сидел Витя, наблюдая за свалкой. Остальные были заняты: казалось, теперь все били всех.

Витя докурил и слез с парапета. Поглядел на Славу:

– Пошли плов жрать.

– А драка…

– Я тут пару ментов приметил, вот и говорю – пошли в другой конец, плов жрать. Вся братва уже там.

Они обогнули нелепого милиционера, который лупил дубинкой по громоздкой человеческой туше, не в силах поднять ее, и побрели в темный конец «паперти», к погасшим ларькам, черным кустам и запаху плова. На самодельном очаге, сложенном из кирпичей, стоял огромный дымящийся котел, рядом нетерпеливо переминались люди из кемпинга. Вокруг котла суетился небритый коротышка в грязной кепке – видимо, «Повар». Сквозь кусты, цепляясь волосами за ветки, продрался кто-то большой и толстый:

– А это у вас что, плов?

– А это у нас кто? Кац? – ответил Витя, – ну как помахался?

– Я был в резерве… – Кац встал на цыпочки и сощурился в сторону утихающего побоища.

– Менты, – сказал он грустно, – пора съебывать.

– А плов?

– С пловом. Сашенька обещал в котел мешок анаши засыпать…

– Уже засыпал! – Радостно захрипел Повар, – хороший плов. Психоделицкий! Готово, теперь действительно пора съебывать.

Он ловко отвалил половину в большое ведро и, вместе со знакомыми голосами девушек, изчез куда-то в провале темноты.

Мила так и не появилась. Судорожно вглядываясь в неожиданно-умиротворенные лица, Слава уловил приторный запах – некоторые жадно запихивали пищу в рот пальцами, по ладоням тек жир, потом начлось всеобщее необьяснимое братание… Драка рассосалась окончательно, харьки тоже подгребли к котлу и мирно ели вместе с остальными. Ночь, кажется, тоже присоединилась к пиршеству: поглощая шатаюшиеся силуэты, она вылупила непривычно огромный глаз луны, чтобы равнодушно впитать разлитую только что человеческую кровь.

– Молодой человек, вы кого-то потеряли? – невольно вздрогнув, Слава попятился. Перед ним стоял низенький мужичок. Луна раздваивалась, отражаясь в дымчатых очках.

– Э… нет. То есть, да… – никак не вспоминалось странное скребущееся имя, – Уже поздно…

– Вы устали и хотите спать? – кокетливо свесив головку, мужичок смотрел искоса, как больной петушок, которому вот-вот свернут шею. – Торопитесь? Ах, молодежь-млодежь. Мы, в общем, тоже были такие, но все проходит, проходит, знаете ли… – Слава и не заметил, как пухленькая ручка подхватила его за локоть и повела за собой, как бы прогуливаясь… – Я слыхал, вы любитель Колриджа?

– Нет. Это мама… – запнувшись, Слава ощутил неловкость и выдернул руку, – Куда вы меня тащите?! – кругом было тихо и почему-то страшно – виднеющиеся на фоне луного света кусты напоминали притаившихся монстров. «Все это – иррациональные страхи,» – определил Слава, но сил, чтобы себя сдерживать, оставалось все меньше и меньше.

– Никуда, – человечек остановился, разведя растерянно ладошками, – Простите, собственно, просто так… Беседуем… А что вас обеспокоило?

– Где Мила? – горячая волна подозрений прошелестела в груди, голос слегка дрогнул, – вы ее видели? Куда вы дели Милу?!

– Да спит она, уже давно спит. Устала… – теплые пальчики снова попытались ухватиться за его локоть, и это было неприятно. Слава дернулся и налетел спиной на стоящего сзади человека; кругом было совсем темно и поэтому пусто, кто-то попытался схватить его за руку, но он успел отскочить.

– Сволочи! Вы убили ее!!! – он замахнулся по серой круглой фигуре, стараясь не поддаваться знакомому гномику страха, свернувшемуся в животе тугим калачиком. Харьки страха не вызывали, особенно сейчас, когда радостно поглощали «психоделицкий» плов. Но маленький круглый мужичок был страшен – хотя бы потому, что легко ушел от удара, подставив вместо себя Бека. Слава узнал Бека по кроссовкам, тускло белевшим в темноте. Теперь, на бетоне, они не будут скользить, как в первый раз. Бек это сразу продемонстрировал, от пинка в пах подкосились ноги, но больно почему-то не было, а было страшно. Слава упал назад и закатился в кусты. Темно, бандиты умеют драться в темноте, а Слава привык драться на свету. Надо прорываться назад, на «паперть», где фонари… Он вскочил на ноги, но двинуться не успел – Евгений Альбертович (вот как его зовут, суку!) оказался рядом, за спиной, и схватил за локти. Бек тоже оказался рядом – но здесь под ногами был уже не бетон, а земля. Слава выдержал удар кулаком в зубы, потом еще один – в живот (выдохни и напрягись, говорил брат, тогда будет больно, но вырубить тебя не смогут), и наконец Бек поднял ногу для самого страшного удара. Евгений Альбертович держал крепко, Слава даже помог ему, уцепившись за ремень брюк, и, оттолкнувшись, пустил обе ноги по кругу. Левой ногой он попал Беку в челюсть (приятно захрустело), правой – только по плечу, но Бек все равно поскользнулся. Разумеется, Бек моментально вскочил и нанес свой самый страшный удар, но Слава успел по инерции развернуться, увлекая Евгения Альбертовича, поэтому страшный удар пришелся Евгению Альбертовичу по спине, возможно – по почкам. Раздался вопль, хватка ослабла, и Слава ринулся сквозь кусты к далекому фонарному свету. «Паперть» опустела, одинокий харек возле котла флегматично дожевывал свою порцию. Треск, легкий хлоп кроссовок по бетону – погоня. Слава решил повторить свой подвиг, вскочил на парапет и, развернувшись, принял низкую стойку, но Бек был умнее харька-питекантропа: не останавливаясь, он высоко подпрыгнул и сбил Славу на шифер пляжного навеса. Слава чуть не скатился на ту сторону – повис на руках. Бек уже был над ним, и Слава не стал ждать, пока тот наступит на пальцы – сам отпустил. Галька оказалась острой – и не галька почти, а щебень. Казалось, несколько угловатых камешков проткнули кожу и застряли в желудке. Слава прополз несколько метров и вдруг почувствовал рядом безликую прохладную силу. Море! Он встал и, спотыкаясь, устремился туда, где темнота была туманной, размытой и влажной. Позади плотно звякнула галька – Бек опять был рядом. «Море, я иду к тебе! Потопи Бека, а меня – спаси!.». Слава сделал три последних шага и вода бесшумно приняла его. Кто-то схватил за волосы – уже не важно, кто и зачем: впереди лежала добрая и ласковая глубина, светлая, зеленовато-лиловая. В глубине посреди аккуратной лужайки стояла белая «Ауди», на крыше которой сидела черноволосая утопленница. В одной руке она держала полное ведро психоделицкого плова, а в другой – что-то прятала за спиной. Здравствуй, сказала черноволосая утопленница, меня зовут Прекрасная Елена, иди сюда, я тебе что-то подарю. И она вытащила из-за спины автомат «Узи».

ГЛАВА ПЯТАЯ

Янтарно-желтый, как моча, свет прибранный в границу абажура, об него бьется жирная бабочка, рядом – гигант растопырил тонкие ноги, хрупкие, членистые… Хр-Хррр-ххррр – доносится из темных мест. Какой навязчивый и мерзкий звук! Что же там происх.

– Ну что, герой? Отвоевался?

Сохраняя деловое выражение лица, Мила снова окунула полотенце в миску с водой.

– Приятно иметь дело с профессиональной работой – ничего не сломали, не повредили. Зато каков эффект! Тебе до них далеко…

– А ребра? – Слава с сомнением ощупывал себя.

– Зуб тебе один только выбили, – Мила протянула на ладошке белый кусочек, – я еле нашла. Можно сказать, что прошел посвящение в мужчины, как австралийский абориген… – от ее многословности загудело в ушах, и Слава слабо откинулся на подушку.

– Что делать-то будем? – разбитые губы слушались плохо.

– А ничего. – забравшись с ногами на его постель, Мила закуталась в синее одеяло, – Что мы можем сделать? Сидеть тихо. Можно сказки рассказывать. Хочешь, песни попоем?

– Нет, песни не надо!!!

Но она уже затянула сиплым надтреснутым голоском: «Ви-ше-ло-верка-а-аам…» В дверь пару раз стукнули, она перестала:

– Видишь, сидеть следует тихо. Там все, наверное, хорошо слышно. В туалет – вон горшок стоит. Тебе как? Не надо? – уставилась на него бешенными глазами, он отметил темную припухлость слева. Неужели и ей тоже досталось? Но тишина, сквозь которую иногда доносилось знакомое хррррр, все же, угнетала.

– А давай им голодовку обьявим!

– Ну обьяви, – она даже не улыбнулась, – Лучше под дверь насрать, больше толку.

– Не хандри, разберемся, – Слава заметил на ее щеках грязные разводы от слез, – Хочешь, я его убью?

– Нет, ты дурак. Я же его всю жизнь отцом считала, он был добрый такой! Маму любил…

От неожиданности Слава даже присел:

– А как же наркотики?

– А, я их сама таскала, и не у него, у Бека. Я как узнала, вешаться собралась, так веревка лопнула. Шнур капроновый достать надо было…

– Ну! – нетерпеливо прервал внезапно наступившее молчание Слава.

– Баранки гну!!! Ты куда мои сигареты дел? – соскочив с кровати, она принялась суетливо рыться в сумке. – Покурить дай, – высунулась на улицу, взяла всю протянутую пачку и вернулась на прежнее место. – Далеко сидят, хорошо глядят, – она с облегчением рассмеялась, – М-да, но бриджи тебе совершенно не идут! Не твой стиль.

Смутившись, Слава прикрыл грязные ноги одеялом.

– Так что делать-то будем? – эта мерзкая девчонка снова раздражала, и одно ребро ему, все-таки, сломали.

– А, – неопределенно махнув рукой, Мила пожла плечами, – Собтвенно, что мы можем делать?

– Ну, хотя бы сбежать отсюда…

– Дальше? – хитро жмурясь, она лениво затягивалась сигаретным дымом и пыталась пускать колечки.

– А ты зачем всю кашу-то заварила: тетка, Прибалтика, пожить на неделю?! Чего ты сама-то добивалась?

– Не знаю. Просто досадить им всем, наверное. Не надо было тебе со мной ехать… – В последних словах притаилась фальшь, а возможно даже – подвох, ловушка. Западня. Но фальшь, во всяком случае, он чувствовал точно.

– Твой отчим – деловой человек?

Короткий кивок головой.

– Ну, из теневой экономики?

Мила фыркнула.

– Так, а крыша у него какая? – Слава старательно вспоминал все, что успел узнать за свою жизнь об этой грани мира и не заметил слегка покровительственной улыбки.

– Он сам себе крыша.

– Он что, самый главный?

На минуту задумавшись, Мила отрицательно покачала головой:

– Нет, наверное, не самый. Толстяков, знаешь ли, тоже было трое.

– Слушай, не морочь мне голову, такие люди по пустякам людей по кустам не гоняют! И за сопливыми девчонками не бегают! Ты врешь. – Заметив ее надувшиеся губы, Слава немного смягчился, – Ну, сочиняешь.

– А тебя никто верить во все это и не обязывал.

– Ну а что же происходит? – он уже скорее рассуждал сам для себя, – Слушай, а ведь тебя никто не собирается убивать!

– Собирается! Я сама слышала, как он Беку приказал, и маму поэтому увезли!!

– Зачем? Зачем ему надо так топорно кого-то убивать? Он что, Раскольников?!

– Нет, должен был быть несчастный случай, на мотоцикле.

– То есть?

– Приняв дозу, я должна была сесть покататься на мотоцикле без тормозов…

– И как?..

– Сесть-то я села, после двух чашек кофе, и с тормозами все о'кей…

– А где мотоцикл?

– Бензин кончился. Только до Москвы и хватило, – она лениво затушила окурок. – А вот что хочет, то пускай и делает!!! Мне плевать! Надоело.

– Ну, знаешь ли! – Слава рассердился, холодок страха пробежал по спине.

– А со мной-то что будет?!!

– А ты на мотоцикле можешь?

– Нет, только на мопеде.

– Вот на нем в рай и покатишь! – Мила беззлобно рассмеялась. – Хотя нет, скорее всего, мы имеем больше шансов утонуть в море или упасть со скалы. Случайная драка… Тебе что больше нравиться? Ваше последнее желание?

Слава отметил, как непроизвольно сжал кулаки. Он так просто сдаваться не собирался, лучше жить, сражаясь, чем умирать на коленях… Это, вроде, иначе говорится, но так даже лучше.

– Ну уж нет! – он с силой грохнул кулаком по стене, дверь распахнулась, обозначив темный силуэт. Человек внимательно осмотрел комнату, не заходя внутрь, и молча закрыл их на ключ. Окна в их камере не было, потолок цельный, доски пола плотно пригнаны друг к другу, как будто специально.

– Не шебуршись, без толку.

От этих равнодушно-спокойных слов Слава сел на пол и заплакал.

– Ну, ты что? Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете, а? И бесплатно покажет кино? Сейчас красные войдут в город и всех гадов шашками порубают! Орленок-орленок… – свесившись с кровати, Мила принялась гладить его по волосам, – Помнишь, раньше фильмы такие были, про пионеров, которых фашисты мучают? Как ты думаешь, это так и на самом деле было, или навыдумывали все?

Слава задумался. Раздлся осторожный шелест ключа, он проворачивался как-то долго и осторожно: дверь приоткрылась, и через порог перевалился черный мешок, худая рука со знакомой татуировкой, спрятанной в завитках темных волос, поправила его и втянулась обратно.

Только скрип запираемого замка привел Славу в чувство, он рванулся вперед, но опоздал, нога задела сверток, и он споткнулся, чуть не упав. Из мешка на пол, словно нехотя, выкатилось что-то круглое. Нагнувшись, Мила подняла, стараясь держать подальше от себя на вытянутой руке, человеческую голову. Густые черные волосы свешивались на коричневые доски.

– Ух-ты, пижоны! Вымыли и шанелью полили!!! – мясистый нос с наслаждением прошелся по длинной пряди.

Слава мельком взглянул на красивое тонкое лицо (таитянка с картины Гогена, в мертвых глазах – наивное удивление) и отвернулся. В мешке находилось еще два шарообразные предмета, легкая тошнота подступила к горлу, Слава осторожно вытащил за уголок светлый прямоугольник: «Борис Виан. Мертвые все одного цвета». С обложки на него смотрело слепыми глазами серое лицо, правое оттопыренное ухо то ли обгрызли крысы, то ли само отломалось слегка по краю. Он не удержался и вырвал, вывалил какие-то дурацкие непереваренные кусочки прямо на человеческую голову, пахнувшую французскими духами.

– Фу, не люблю, когда блевотиной воняет! Пошли отсюда!

Куски мяса, макарон и хлеба застряли в темных волосах головы, окончив там свой путь от ослабевших губ через складки ткани. Слава не знал, чем бы вытереть рот и рубашку.

– Давай скорее, – сунув ему в руки полотенце, Мила собирала вещи в сумку с привычной надписью «ROIAL», – пока там никого нет…

– С чего ты решила, что там никого нет? – хорошо знакомая ватная слабость заставила его сесть на кровать.

– Потом. Вышибай дверь. Ну!!! Чего залип? – она ударила его по щеке, автоматически Слава поймал ее руки и отшвырнул девочку к противоположной стене, – Т-ты чт-тто? – она испугалась, – Я же не виновата! Это не я! Прекрати, – она закрыла голову руками, – Бежим скорей!!!

Слава отвел занесенный над ее лицом кулак и одним ударом вышиб дверь, только крякнула хлипкая фанера, державшая ржавый язычок замка. Слабо тренькнуло выпавшее стекло. Сделав шаг вперед, Слава оступился и налетел на стол, за которым, положив усталые головы на руки, сидело два человека. Они, казалось, спали. От его толчка один неестественно завалился в сторону, на скамейку, и на землю, под ноги. Слава захотел его поднять, но вдруг почему-то передумал.

– Идем-идем, – срывающийся шепот заставил его двинуться вперед, переступив через упавшего, дальше сквозь маленький дворик, на темную аллею. Они шагали быстро, почти бежали, пока не выскочили под свободное черное пространство звездного неба – две сумасшедшие тени, потерявшие всякую ориентировку. Почти под ногами блеснуло ласковое море, перекатывающийся хруст – камушки… Мила была готова мчаться дальше, но Слава остановил ее, поймал за ремень сумки.

– Так. А теперь подумаем, куда мы пойдем, – он заставил ее сесть. – Дальше могут быть люди, совершенно разные…

– Не знаю, я ничего не знаю…

Почувствовав как ее трясет, Слава понял, что сам совершенно спокоен.

– Почему ты сказала, что там никого нет? Там ведь были люди, за столом? – в ответ она только разрыдалась. – Они что? Тоже были мертвые? – он покрепче обнял ее за вздрагивающие плечи.

Вокруг стояла сухая, как пепел, неестественная тишина, даже комаров не слышно. Только где-то вдали, в стороне нудистского пляжа, а может быть вовсе и не там, пару раз что-то хлопнуло, но как-то так, очень рассеянно и несерьезно. Поэтому когда внизу нахальный детский голос остервенело завел «цыпленок жжж-жареный…», от неожиданности Слава чуть не укатился с холма и только сейчас понял, что они сидели на самом верху, открытые и беззащитные перед всем этим ужасным миром.

– Сашок!!! – позвал Слава сиплым шепотом, в ответ бабахнуло и пуля просвистела над самой головой. Одним рывком Слава кинулся вниз и сбил парнишку с ног, стараясь ухватить если не за руку, то хотя бы за шиворот, но в его руках остался только кусок тряпки. – Сашок, отдай оружие! – приказал он как можно убедительнее.

– Славка, кореш! – парнишка повис на его шее, – щас мы их тут всех… – он промычал что-то нечленораздельное. – Где пугач?! – опять отвалил в темноту.

– Давай к нам наверх.

Слава решил вернуться – Мила жалобно поскуливала. Через минуту они услышли сопение и тихий мат, Сашок искал друзей.

– Ну как, хиппи?

Мальчишка лыка не вязал, от него шел густой, словно манная каша с комками, запах алкоголя и еще чего-то, наркотиков, наверное. Слава решил во чтобы то ни стало отобрать пистолет.

– Как твои друзья-панки?

– Дерьмо собачье это, а не панки!!! Поперли мы их из лагеря. Они меня убить хотели.

– Тебя-то за что? – Мила перестала даже всхлипывать.

– Они мясо продавали.

– Ну и что?

– А какое мясо-то? – поинтересовался Слава.

– Маришкино, – Сашок отхаркнулся и сплюнул, – самим жрать нечего, а они его на плов продали, – он глупо хихикнул, – а я им туда в ведро еще всю ихнюю анашу высыпал. За это они меня убить хотели. А я сам кого хошь! – он махнул револьвером, – у меня у самого пушка есть! У меня дед атаманом был!!!

Снизу послышался шелест гравия и сьезжающего песка, мальчишка выстрелил – воздух взорвался, в ответ зашипели автоматные очереди. «Умные ребята, с глушаком работают,» – подумал Слава, одной рукой прижимая к земле брыкающуюся Милу, другой пытаясь отнять у мальчишки пистолет. Сашок вырвался и откатился в сторону. «Ну и черт с ним». Пальба немного сместилась, и обхватив как можно крепче девочку, Слава начал осторожно сьезжать вниз. Внезапно уклон стал круче, трава кончилась, из-под бока вперед, в темноту посыпались острые камушки. Внизу кто-то чертыхнулся, звякнул металл… Фонарь! Много фонарей!!! Люди ползли вверх, целая толпа.

– Слава понял, что толпа эта ползет по его душу и по душу Милы.

– Бежим!

Куда бежать? Вверх? А дальше? Слава потащил Милу вниз, навстречу фонарям. Почти отвесный уклон – шаги получались гигантские, как во сне. Кто-то бросился наперерез, Слава его перепрыгнул. Мила летела рядом. При следующем прыжке выставленная вперед нога уперлась во что-то эфемерное, вязкое…

– Мила!.. – Слава потерял ее и тут же снова ухватился – за что-то другое. Кожаный рукав с клепками… Слава дернул рукав на себя, послав наугад навстречу свой кулак. Попал по носу или в челюсть – так или иначе, чье-то тело стало тяжелым и мягко-неподвижным. Оружие? Слава нашел калаш и пару рожков к нему – это хорошо, с калашом Слава мог обращаться в темноте. Может, и гранаты есть? Одна. Хорошо экипированы охотнички, только танков с вертолетами недостает. А дичь-то где? Внизу треск кустов переплетался с яростными детскими матюгами. Сашок, наверное. Слава сделал три гигантских прыжка под уклон и врезался в высокие заросли, сам едва удержавшись от злобной ругани.

– Сашок?

– Нет, это я, – Мила подползла поближе и схватила Славу за ухо.

– Тихо ты, отпусти, – отмахнулся Слава, – Сашок где?

Наверху с деликатным шипением замелькали огоньки выстрелов – в ответ оглушительным салютом набухли гранатные взрывы. Сашок верен себе – и правильно делает: в темноте-то не видно, откуда гранату кинули. Снова тишина. Тихие шаги со всех сторон, темнота уплотнилась, Слава почувствовал себя маленьким ребенком, который прячется под одеялом от ночной буки. Он на всякий случай прикрыл рот рукой, а другой рукой пощупал калаш. Предохранитель опущен для автоматической стрельбы, это хорошо, не нужно зря лязгать железом, привлекать к себе внимание. Бука приближалась, раздвигая кусты и хрипло дыша.

– Здесь они, – сказала Бука спокойно и тихо.

– Да нет, правее, – так же спокойно ответила другая.

– Не найду здесь – поищем правее, – согласилась первая. Вот Бука все ближе, Слава тихонько приподнял калаш и положил палец на курок. Было приятно, наконец, встретиться с этой Букой, доставшей его еще в детстве: теперь для Буки у него есть калаш и пара тренировок с братом в тире. Как там брат говорил? Крест-накрест, этого хватает. Бука остановилась в паре шагов, слегка наклонилась вперед и стала шарить перед собой длинным дулом. «Тепло… Холодно… Почти горячо!» – подумал Слава и сделал, как учил брат – двумя очень быстрыми очередями, крест-накрест. Труп безмолвно повалился на них с Милой, прикрыв их от нескольких ответных очередей. Слава понял, что все буки идут с одной стороны – со стороны холма.

– Ежик! Эй… Ты умер, что ли?

Буки не двигались. Слава прикоснулся губами к милиному уху и еле слышно прошептал:

– Понесли.

– Что? – Так же еле слышно ответила Мила.

– Труп. Ежика. Он будет как щит.

– Ага, – Мила согласилась сразу, не стала спорить. «Наверное, она в шоке,» – решил Слава, и они двинулись. Несколько пуль смачно впились в ежиков труп, но тому уже было все равно. Через несколько метров Слава почувствовал воду, под ногами громко захрустела галька. Буки стреляли на звук, но, в основном, мимо. Вода – по щиколотку, по колено. По грудь.

– Ныряй, – приказал Слава. Труп покачивался на поверхности, словно резиновый матрац. Пряча голову за этим «матрацем», Слава наугад дал в сторону берега несколько очередей. Ответные очереди прошли высоко – Слава закричал, будто в него попали, Мила забеспокоилась, но он резко пригнул ей голову и сам почти ушел под воду, чтобы с берега не было видно. Еще несколько очередей – Слава на них не ответил. Наконец, буки решились зажечь фонарики. Слава и Мила замерли. Лучи, беспорядочно порыскав, уперлись в труп – и сразу же вслед за светом полетели пули. Слава боялся, что Ежик утонет, отяжелев от свинца, но Ежик не подвел. Буки, видимо, решили, что на берегу им больше делать нечего, пора «подумать о главном» – на холме Сашок взорвал еще пару гранат. Слава шумно вздохнул, Мила стояла рядышком и молчала. «Тигренок сидел в чайнике тихо-тихо,» – вспомнился глупый детский рассказик. Внезапно Мила прошептала без всякого выражения:

– А у меня сегодня день рождения.

Она, вроде, успокоилась, и это было само по себе очень подозрительно. Слава испугался, что ее ранили, и стал судорожно ощупывать худое тельце. Мила сразу расслабилась и уверенно обвила ногами его задницу.

– Это… Ты что? – он поправил плавающее в воде тело убитого бандита, – Слушай, а акулы не приплывут?

– Дурак! – она еще крепче прижалась, мешая ему удерживать труп. – Поздравь меня!

– С чем? В тебя попали? – ожидание, что вот-вот шершавая холодная кожа коснется оголеной ноги и зубы твари, привлеченной запахом разливющейся вокруг Ежика крови, вот-вот ка-ак А-А-А-ам!.. Главное, чтобы никого больше не ранило, Господи – почти испытывал Слава религиозный экстаз, – Защити нас от ран, чтобы акулы не приплыли! Мелко тряслись колени.

– Ты что, в морской бой играешь?! – Мила так удивилась, что сказала это в полный голос. На берегу, наверное, кто-то остался дежурить – снова полетели пули. От неожиданности Слава чуть не утонул, увлекая за собой девочку. Ослабевшие ступни безвольно оторвались от неверного дна. Почувствовав спиной долгожданное прикосновение чужого тела, Слава на минуту потерял сознание…

– Ага, в воде еще были, – произнес довольный голос.

– Снял?

– Снял! Куда денутся? Вишь, поплыли… – снова раздалась очередь, чьи-то руки втащили его опять под воду, и он хлебнул соленой жижи. Мила удерживала его с трудом чуть над водой, впритык к мертвецу, глядя на бессмысленно сияюшие звезды – лица захлестывали волны. Было тяжело и противно находиться в таком положении вне времени и событий.

А события были не за горами, события были уже здесь, на берегу. Лучи фонариков сникли под внезапным напором прожекторов, жестяной мегафонный голос проорал пошлую фразу из советского кино:

– Бросить оружие! Руки за голову! Вы окружены!

Но буки любили другое кино – даже не пытаясь пригнуться, четверо бандитов открыли шквальный огонь по прожекторам. Зазвенело стекло, послышались крики и ругань, автоматные очереди – ничем не приглушенные: стреляла милиция. Или не милиция? Славе было все равно, они с Милой по шею в воде спешили вдоль берега, в сорону, прочь от перестрелки. Слава успел рассмотреть бандитов – кожаные куртки с клепками, прически-«ирокезы». Это не Бек, это кто-то еще. Вода мешала двигаться – как в кошмарном сне, когда хочешь убежать от ночной буки, а ноги не слушаются. Слава, правда, таких снов никогда не видел, зато все его знакомые – видели. Что ж, кому – во сне, а кому – наяву…

Выстрелы прекратились, на берегу кто-то копошился. Заурчали моторы, колеса примяли гальку. Тише, тише… Тишина. Пора сушиться.

Берег оказался совсем другим – вместо гальки перпендикулярно морю тянулись огромные камни. Есть, где затаиться в случае чего. Мила держалась за Славу и молчала. Даже не всхлипывала, только держалась, дрожала и молчала. Небо разделилось на три части – две темных и одну пыльно-сизую. Мощный луч – куда мощнее милицейских прожекторов, не говоря уже о бандитских фонариках, спустился на землю издалека, наверное – с той стороны неба.

– Не бойся, – вдруг проворчала Мила, – это каждую ночь бывает, пограничники освещают море. Чтобы враг не прошел…

– А я думал – это Бог.

Луч прополз по пустому пляжу, вернулся, еще раз пошарил: в его пустотелом свете казалось, что убитый Славой бандит пытается вылезти из воды и, совсем как живой, трепыхается на волнах прибоя. Слава попытался отцепить сведенные судорогой пальцы девочки:

– Я на холм поднимусь и все, – уговаривал он, – только проверю. Посмотрю, может Сашок живой… – но сам не верил своим словам, – я быстро, сейчас же вернусь.

Мила не отпускала.

– Ну, Милочка, лапочка… – он совершенно не представлял, что нужно говорить в подобных случаях, – у тебя ноги свело, – он попытался растереть ей лодыжки, ее трясло от холода, но судорога уже прошла, только кожа покрыта колючими мурашками. – Там сумка осталась, тебе переодеться надо…

– Все, я уже могу идти, – она еле встала, тяжело опираясь о его руку. Слава разжал ей пльцы, и она упала. Не оборачиваясь, Слава быстро пошел вдоль берега, чтобы отыскать путь наверх.

На холме никого не осталось. Слава распрямился и прислушался – все тихо. Сумку так и не нашел, пришлось спускаться. Мир и покой, волны плещут, как будто ничего и не было. Заметив впереди неподвижный красный глазок огонька, Слава замер, огонек неохотно по дуге опустился, вздрогнул и вернулся в прежнее положение. Слава приготовился к прыжку.

– Это я, – остановил его тихий милин голос, – Тут тебе новые брюки… И сумка наша. Пошли отсюда, потом переоденешься.

Смело шагнув вперед, Слава споткнулся обо что-то еще мягкое, но неприятно холодноватое.

– Осторожно, здесь труп, – попыталась предупредить Мила.

– Штаны ты с него сняла?

– Ага. Он на нашей сумке лежал. Наверное, в темноте его не заметили, там ямка такая. Я прямо на него свалилась. – они снова шагали в темноту. – Надо в поселок вернуться.

– Зачем?

– Здесь, наверное, все менты прочесывают. Ты совсем закоченел?

Преодолевая брезгливость, Слава натянул грязные штаны, еще сохранившие острый запах чужого человека. Мила протянула ему рубашку:

– Не трясись, это твоя, из стиральной машины. Помнишь? Ты меня за нее ругал. Пригодилась.

Вдалеке послышались голоса и шум мотора.

– Я только теперь врубилась, мы носились вокруг могилы Волошина. Над нудкой. Сейчас выйдем на шоссе и двинем к Кара-Дагу, всех запутаем. А здесь стремно крутиться… – Мила больше не дрожала и, казалось, знала, что говорит.

Сухое пыльное шоссе под мертвыми звездами само казалось мертвым. Дорога в ад, подумал Слава. Кара-Даг не столько виднелся, сколько чувствовался впереди – тяжелая черная туша, в шерсти которой можно было спрятаться, затеряться…

– Вши, – сказал Слава.

– У меня нет.

– Мы сами – вши. Или блохи.

– Не-а, мы – клопы. Нас давят, а мы – воняем.

– Дура ты, Мил, хоть и говоришь, что все понимаешь… Я все понимаю. Мы черти, на самом деле, черти! И идем на Лысую Гору, христианских детей там жрать будем!.. Черти!!!

– Тихо! – Мила дернула Славу за собой, подальше от шоссе, прямо в жесткие кусты. Зажала ему рот ладошкой. Слава не сопротивлялся, только всхлипывал:

– Черти!.. Черти!..

– Тихо, сука! – зашипела вдруг Мила так злобно и хрипло, что Слава замолчал – и услышал звук мотора. Машина прошла еще немного вперед, и остановилась где-то наверху. Дорога, наверное, уходила вверх – значит, здесь и есть конец поселка, пора сворачивать на Кара-Даг.

Хлопнула дверца, кто-то с тихими матюгами продрался сквозь кусты и шаги зашуршали вверх, как раз к Кара-Дагу. Вроде бы, два человека. Пограничники?

– Мил, это кто?

– Не знаю. Но нам – тоже туда.

– А я знаю. Это вурдалаки…

– Тихо ты!

Они выбрались из кустов на тропу, трупно-синюю под звездами. Низкие кривые деревца корчились со всех сторон – иногда на фоне неба мелькал страшный силуэт голого дерева, убитого молнией. Один раз среди звезд проплыл далеко вверху одинокий столб без проводов. И снова полная темнота, только тропа светится как бы изнутри и ведет все выше хитрыми петлями. Славе это показалось скучным: