Текст книги "Беременна в расплату (СИ)"
Автор книги: Кира Шарм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
36 глава 36
* * *
Мари.
– Поднимайся, Мари.
С удивлением замечаю, что за окном уже ярко светит солнце.
Ну, как за окном.
За небольшим узким окошком под самым потолком.
И то. Даже на этих узеньких просветах решетки!
Этот подвал совсем не такой, как тот, в который меня забросила Наина вместе с Динаром.
По сути, здесь все, как в обыкновенной комнате. Даже очень хорошей комнате.
Огромная и довольно мягкая кровать. Глубокие кресла. Небольшой столик и абсолютно полноценная ванная комната.
И все же я здесь пленница. Пусть эта тюрьма намного чище, лучше и светлее, чем прежняя!
Шок.
Первый момент, когда увидела.
Когда его глаза сверкнули привычной чернотой.
Когда поняла. Я не ошиблась!
Он!
Это был он, в том разрушенном замке-призраке, в той пустыне, на том ринге! Он!
И внутри все заорало от счастья!
От бешеной дикой потребности броситься к нему на шею.
Вести руками по его телу. Прижать обе ладони. К лицу. К груди. Слушать его дыхание. Чувствовать, как бьется его сердце под руками.
Понимать сквозь всю пелену прожитого горя и отчаяния, что он жив! Жив!
Но его ярость полоснула хуже самого острого ножа.
Бадрид. Ему и говорить ничего не надо. Не нужно произносить всех своих жестоких слов. Дергать за волосы и сдавливать шею.
Все. Все в его глазах. Огромных. Бездонных. Полных яростной пучины.
И я боюсь дышать рядом с ним. Боюсь сказать лишнее слово. Не так шевельнуться!
Потому что вижу. Вижу. Чувствую. И пробирает до мурашек.
Один неверный жест, и этот вулкан сорвется. Нас накроет расплавленной лавой. Испепелит так, что даже ошметок не останется!
И я чувствую. Я знаю. Его ярость, его ненависть – одна сплошная боль.
Он же не меня. Он нас обоих уничтожит, если сорвется!
И ничего. Ничего уже нельзя будет исправить! Ничего не изменить!
Если Бадрид сейчас НАС раскурочит, то ничего не останется. Ничего уже мы больше не сложим. Ничего не соберем.
И его боль я чувствую так явно, будто мне в сердце засадили множество острых ножей. А они заставляют кровоточить. Они колют снова и снова, вонзаясь все глубже. И проворачиваются миллионы раз!
Это не больно.
Это будто сдирает кожу с самой души. Оглушает дикой болью так, что дышать невозможно!
И я понимаю.
Понимаю его. Все то, что он видел…
Он не услышит сейчас ни единого моего слова!
Лучше молчать. Не пытаться. Не срывать то, что и так сдерживается диким усилием его воли.
Впервые я понимаю, что нужно быть мудрой.
Просто замереть рядом с ним. Просто переждать.
Только когда он успокоится. Когда эта дикая лава бурлить перестанет.
Только тогда будет шанс. Единственный шанс на то, что он что-то услышит!
Я ведь знаю. Я помню, как это было. Что я чувствовала, когда видела его с другой. Когда он другую вел под венец. Прекрасно помню, как меня раздирало на куски, на рваные части.
А он?
Что чувствует он, когда видел меня с Динаром?
Это стократно хуже. Ведь выглядит все именно так, что я его предала!
Поэтому только молчу.
Улыбаюсь, но лишь внутри.
Радуюсь, что удалось пережить эту ночь. Ведь именно первое время самое трудное!
И он сдержался. Вчера еще сдержался, хотя я видела, чего ему это стоило! Меня саму чуть не взорвало его дикой стихией!
Но он принес еду. Сам!
А, значит, в его сердце еще есть. Есть маленький ход. Может, просто самый незаметный закоулок. Через который я смогу донести ему правду. Через который я смогу возродить нас и нашу любовь! И это единственное, что дает мне надежду! Ведь, если бы все было кончено, он отослал бы меня подальше. Не приходил бы. Поручил надзирать за мной своим людям!
– Куда?
Стараюсь не смотреть на него. А сама жадно вбираю каждую клеточку. Лица. Мощной фигуры. Каждый оттенок, что плещется в черных глазах.
Распаковываю принесенный им пакет.
В руки не дает. Оставляет на кресле, просто кивнув на него головой.
И даже не подходжит. Так и остается стоять в проеме, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.
А мышцы вздымаются. Жилы дико набухли. Кулаки сжаты почти в камень.
Так лучше. Держаться сейчас подальше. И побольше молчать.
Белье. Платье. И еще одно. Домашнее.
– Мы едем в клинику, – обрывочно бросает, прожигая меня взглядом.
Явно уходить и дать мне возможность одеться не собирается.
Что ж. Я просто молча беру пакет и отправляюсь в ванную. Надеюсь, этим я его не разъярю и он не вышибет дверь, как дикий зверь?
Но мне все же удается спокойно одеться.
Он даже не торопит, хоть я слишком много времени трачу на сборы.
Руки дрожат. Просто трясутся, как в лихорадке.
Несколько раз приходится умыть лицо ледяной водой.
А внутри разливается ликование!
Вот оно! То, о чем я так мечтала!
Мы вместе едем в клинику! С ним! С отцом моего малыша!
– Ну, разве это не чудо?
Шепчу ему сквозь слезы, поглаживая живот.
Еще ничего не видно, но вся моя жизнь давно перешла туда. К нему.
Только сейчас понимаю. Ведь это именно то, что казалось мне просто нереальным счастьем!
Даже прислоняюсь к стене, чувствуя, как кружится голова.
А еще…
Кажется, я даже здесь ощущаю, как раздуваются ноздри Бадрида. И как нетерпеливо он дышит!
– Не волнуйся, малыш, – шепчу, водя рукой на животе по кругу.
– Он все поймет. Он тебя примет. Все будет хорошо!
Но выходя, натыкаюсь на ледяной, непробиваемый взгляд.
Его глаза опасно вспыхиваюст, когда Бадрид хищно оглядывает меня с ног до головы.
А после просто разворачивается и идет вперед.
И мне не остается ничего, как просто следовать за ним.
– Все анализы в норме на первый взгляд, – сообщает врач.
А мы выглядим, как самая обыкновенная пара.
И никто не догадается, какой ураган проносится внутри!
– Будущая мамочка ослаблена и чуть истощена. Видимо, были какие-то переживания? Не тревожтесь. С малышом все в порядке. Витамины, свежий воздух и внимание. С этим вашему супругу легко справиться.
Бадрид что-то рыкает в ответ, а у меня будто изморозь проносится по коже.
С самого начала, как только мы вышли из дома и сели в машину, его лицо будто каменное изваяние. И только по сжатым челюстям я понимаю, как он напряжен.
– Какой срок?
Хрипло спрашивает Бадрид.
– Примерно восемь недель. Точнее скажут анализы. Но пока причины для беспокойства нет. Только гулять побольше и поменьше волноваться!
Я с замиранием сердца рассматриваю нашего малыша на экране.
До слез хочется, чтобы ОН сейчас не стоял каменным изваянием!
А взял меня за руку.
Нежно провел по лицу.
Сказал бы, что мы пережили самое трудное, но все позади и дальше мы будем вместе!
Но я вижу только его широкую спину.
Что он чувствует? Что ощущает сейчас?
Думает о том, как бы отправиться меня на аборт?
Или уже все-таки понял, что этот ребенок может быть только его?
Ладно, Мари. Хватит нервничать, – уговариваю сама себя.
Сейчас он договорится про тест ДНК. И все встанет на свои места!
Но прием заканчивается.
Врач еще что-то поясняет Бадриду. Отдает какие-то бумаги, выписки.
И…
Он просто сухо благодарит и прощается, отправляясь на выход.
А я замираю.
Сердце пропускает удар за ударом.
В чем дело?
Почему он не говорит про ДНК-тест?
Или…
Уже сделал все сви выводы? И решил, что этот ребенок ему не нужен?
Буквально лечу за ним, чуть не спотыкаясь. Едва не падаю, но Бадрид, так и не останавливаясь и не глядя на меня, просто выбрасывает руку в сторону подхватывая меня под локоть.
Ведет за собой до машины.
И едва я набираюсь решимости спросить, как тут же просто закрываю рот.
Меня из его глаз обдает такой ледяной волной, что понимаю. Лучше молчать. А еще лучше стать совсем маленькой сейчас и незаметной!
Бадрид.
Внутри все переворачивается.
Сидеть с ней рядом. Слышать ее запах и на хрен тонуть. Тонуть в нем!
Приходится приложить все силы, чтобы не сдаться.
А все нутро хочет забыть. Забыть на хрен последний отрезок жизни.
Просто. Тупо. Вычеркнуть. Вырезать из памяти.
Просто взять ее сейчас за руку. Притянуть к себе. Зарыться пальцами в волосы. И дышать.
Ею дышать. Нашим этим гребанным проклятым вместе. Когда так неразрывно, что даже смерть и все демоны ада разорвать не способны!
Но после всего…
Нет. Сжимаю кулаки до хруста.
Забывать нельзя! Я должен. Должен смотреть на нее и помнить.
Не ангельское личико видеть, от которого с первого взгляда улетел. Сошел с ума.
Не улыбку нежную, которая в самое нутро вонзается. Меня меняет. Зажигает там на хрен что-то, что потухло давным – давно, еще до встречи с ней.
Нееееет!
Ложь. Лукавство. Предательство.
Вот что я видеть должен.
Как она праздновала помолвку с другим сразу после моих похорон. Как он держал ее за руку. А она не одергивала! Наоборот! Улыбалась!
Но вся ледяная стена, которую выстраиваю логикой и здравым смыслом, рушится. Как карточный домик, как только смотрю на экран.
Замираю, пытаясь рассмотреть там что-то похожее на человека.
Какие-то точки. Толчки. Затемнения и просветы.
А рука сама дергается, чтобы сжать пальцы. Ее пальцы. Любимой. Единственной любимой в жизни женщины!
Блядь!
И я бы все отдал! Всю империю на хрен бы швырнул на кон!
Если бы обмануть суку-жизнь. Отмотать назад. Стереть этот проклятый отрывок нашего последнего прошлого!
Тогда сейчас держал бы ее за руку.
А после, выйдя…
Зацеловал бы лицо, губы, все тело и кончики пальцев на ногах.
Подхватил бы на руки и кружил, пока она со смехом не взмолилась бы о пощаде!
И так бы и нес. До самого дома. С рук не спуская. Не отрываясь губами. Покрывая ими ее всю.
Блядь!
Я что?
Многого прошу?
Это же так просто. Так, на хрен, просто!
Это то. Что есть у любого человека!
Может, на мне и правда какое-то проклятие?
Или это проклятие империи, которая далась еще за поколения до меня страшной кровью? И теперь эта кровь вот так требует отмщения?
Ни хера.
У отца все нормально с наследниками и супружеством сложилось. Еще как нормально! Другое дело. Что натура его стальная не позволяла чувствам пробиваться!
Только со змеей-Наиной голову каким-то чудом потерял!
Оставляю Мари в спальне, когда возвращаемся.
Заношу заранее заказанную для нее еду.
И снова.
Бегу. Бегу без оглядки.
Уношусь под бешеный рев мотора. Лечу по городу.
Иначе не сдержусь. Наломаю таких дров, что сам после кровавыми слезами умоюсь!
– Морок. Собери мне досье. Ты уже знаешь все вводные.
Наверное, так.
Наверное, нужно посмотреть на отчеты. На черные буквы, лишенные всяких чувств и эмоций.
А до тех пор мне от Мари лучше держаться подальше!
Только вот ни хрена подальше держаться не получается.
Возвращаюсь в ночь.
И тут же. Как одержимый. Как изголодавшийся до ломки в суставах, включаю камеру.
Впитываю. Вбираю. Ловлю каждый вдох. И оторваться не могу!
Блядь.
Я же сейчас просто сдохну без этой своей дозы!
Тихонько отпираю дверь.
Мари спит и явно давно.
А я стою над ней и дыхание останавливается.
Только провожу пальцами по щеке. По волосам.
И чувствую, как дышать начинаю. Опять. Оживаю. И зверь, лютый, дикий, что внутри беснуется и с цепи сорваться, все вокруг разнести хочет, успокаивается.
Спокойным. Ручным становится.
Правду. Мне нужна. Мать вашу, эта гребаная правда!
Но пока…
Пока ее нет, можно отдаться забвению!
Резко сбрасываю одежду, укладываясь с ней рядом.
Обхватываю руками, прижимая к себе.
Кожа к коже. Глубже. До мяса. До самого сердца.
Как одичалый погибающий от голода вгрызается в сочный кусок мяса, так вгрызаюсь в запах ее волос.
В секунды.
В последние секунды, что замерли между прошлым и будущим.
Между правдой, которая скоро всплывет наружу и еще тем последним мигом, когда ее отвратная голова не поднялась.
Я ведь знаю. Какой она будет. Тут и досье на хрен не нужно.
Я просто оттягиваю время, вру сам себе, будто ищу какие-то факты.
Все они. Все налицо. Все я видел.
Но, блядь!
Как же мне он нужен!
Этот последний глоток воздуха! Последний глоток Мари!
Дергается, почувствовав меня.
Не вижу. Чувствую. Как глаза распахивает.
– Спи, – шепчу, а сам глаза закрываю.
Чтоб сильнее. Чтоб ярче. Ее сейчас всем собой чувствовать.
– Бадрид. ДНК-тест… Ты так и не…
– Спи, Мари, – хриплю сквозь сжатые зубы.
– Но…
– Не бывает «но», Мари, – резко переворачиваю ее на спину, прижимаясь всем телом.
– Его не бывает, понимаешь! Дело не в ребенке. Дело в том, что я не стану. Проводить тест на отцовство. Когда речь идет о моей жене! И это не репутация Багировых! Не империя! Не позор. Просто. Или я могу доверять безоговорочно. Или тебя не существует. Мари. Здесь не может быть разных граней. Здесь нет полутонов. Мы ведь не договор. Не сделка. Мы то, что было гораздо большим. А если не было его. Если мне показалось. Значит. Все только пыль и прах. Тех, кто до мяса в тебя врос, не проверяют. Мари.
* * *
37 глава 37
Мари
Я просыпаюсь в холодной постели.
Одна.
Даже намека нет на то, что эта лихорадочная близость ночью мне не приснилась!
На столе расставлена ароматная еда.
Подушка и постель с другой стороны смяты.
Не приснилось.
И суставы выламывает от того, как жадно он дышал НАШИМ воздухом.
От каждого его лихорадочного, безумного прикосновения, горит кожа.
Заставляю себя подняться и приняться за еду.
Аппетита нет совсем. Я просто поддерживаю жизнедеятельность. Кормлю ребенка, и не больше.
Кааааак? Как мне теперь унять этот ураган? Как заштопать ту страшную пропасть, что разверзлась между нами?
И у нее такая тяга, такой бешеный вихрь, что нас вот-вот снесет. Прямо вниз. На острые камни!
Что он сказал?
Доверие.
Полная, безоговорочная вера в другого. И никаких тестов. Никаких проверок. Она или есть или нет.
И кусок в горло не лезет.
Потому что он прав!
Тысячи. Миллионы раз прав!
Это то, что делает двоих одним.
Не страсть.
Не постель.
Не эта дикая потребность быть вместе. Касаться. Прижиматься к любимым губам.
Нет!
Это когда летишь в пропасть, но держась за руки. Когда знаешь. Что ничего не страшно.
Потому что веришь. Полностью. Безоговорочно. Без оглядок и уточнений.
Веришь больше, чем самому себе!
И иначе никак.
Иначе мы всегда будем порознь. И каждое слово, каждый взгляд и жест будет вызывать подозрения и сомнения!
И…
Слезы брызгают из глаз, а я их даже и не утираю.
Потому что он прав.
Прав так, что становится больно!
Я. Именно я не поверила. Сама разорвала сплетение наших рук. Сама отравила нашу любовь смертоносным вирусом неверия.
А ведь он сказал.
Он сказал, что все, что делает, делает ради НАС.
И даже этих слов. Их слишком много!
Потому что есть глаза. Есть душа, которую ты чувствуешь, как свою собственную.
Есть та запредельная грань, за которой слова становятся ненужны.
Когда узнаешь свою любовь в других обличьях. Почувствуешь на любом расстоянии!
Как тогда… В пустыне… В том разрушенном замке…
Он утратил память, это уже понятно. Но… Он узнал меня! Тем, что не имеет глаз, не помнит и не знает названий и имен! Узнал!
Как и я его, пусть даже его лицо покрыто шрамами настолько, что разглядеть в нем любимые черты невозможно!
Есть большее. Та любовь, которая по-настоящему роднит самые души. Та самая, что соединяет двоих в одно. На небесах.
И ты не пройдешь мимо. Споткнешься. Судьба сведет и столкнет всегда.
И именно я. Именно я разбила все это.
Своим проклятым недоверием!
День пролетает, а я все расхаживаю по небольшой комнате.
Он верен себе. Даже сейчас верен до конца.
Мысли сводят меня с ума.
Сколько ни прикидываю, ничего. Никак не могу придумать.
Как? Как мне заставить его поверить мне снова? Как все вернуть?
Тем более теперь. Когда ему так сложно меня услышать!
Вздрагиваю, когда распахивается дверь.
И вздрагиваю еще сильнее, когда вижу, кто в нее входит.
Я ждала.
Ждала Бадрида.
Уверена, рано или поздно смогу пробить эту стену.
Но…
– А ты неплохо устроилась, м? Особенно как для выкупа! Правда, как для супруги страршего Багирова, скажу честно. Хреновато. Как с устройством, так и с раскладом, ммм, Мари?
– Арман? Давид?
Стараюсь не выказать страха. Сжимаю руки в кулаки так, что впиваюсь ногтями в кожу.
Что это может означать?
Почему они здесь?
Это место явно специально спрятано от чужих глаз.
Неужели…
Бадрид все же решил от меня отказаться?
– Арман. Ты ее пугаешь.
Младший брат Бадрида спокоен, хоть я и понимаю, что скорее всего, это просто выдержка и воля.
А вот Арман явно в ярости, хоть и сдерживается. Но ноздри раздуваются так. Что из них сейчас, кажется, повалит пламя!
А у меня до боли сжимается сердце, когда смотрю на Давида.
Слишком. Слишком он похож на моего любимого! Почти точная копия! Только вот его не изуродовало ударами в самую душу! Ведь истинные шрамы… Они внутри. Не на лице!
– Серьезно?
Густая бровь летит вверх, а Арман наступает.
Тяжело опирается рукой на стену у моей головы.
Сверкает глазами. Яростно. Хищно. А его грудь просто ходит ходуном!
– Когда это я пугал кого-то, м? Я что? Пугалка тебе? Тем более, женщин. Тем более, беременных. А особенно, носящих нашу фамилию. Черт бы их разодрал!
– Арман.
– Что?
Его лицо оказывается совсем рядом с моим.
– Не похоже, чтобы я прерывал медовый месяц, м, девочка? А я так беспокоился. Что вот приду и нарушу счастливое уединение влюбленных! Прям гнездышко своими грязными ногами на хрен разворошу! А нет. Как-то следов меда особенно не наблюдается, а, Мари? Или я что-то упустил?
– Арман.
Давид подходит.
Опускает его руку, нависшую прямо надо мной.
Старший брат, Арман, как скала навис. Дышит мне в лицо драконьим пламенем.
Только мне сейчас все равно.
Вдруг понимаю, что совершенно не боюсь братьев. Ни их. Ни всю семью Бадрида.
Мне важен только он.
Его любовь. Его доверие. Все то, что я так опрометчиво по глупости утратила!
А все остальное…
Это просто тлен! Ничего не значащая ерунда! Просто декорации!
Арман отходит, матерясь сквозь зубы так, что я даже краснею. Вижу. Раздувается так, что готов сейчас взорваться!
– Я буду говорить. Пока ты не возьмешь себя в руки.
– Я? Я спокоен, брат. Спокоен, как десять слонов, напившихся воды и улегшихся на отдых! Ты же видишь. Я даже спокойно на нее смотрю!
– Арман, – Давид долго вздыхает, скрещивая руки на груди.
– В общем, так, Мари, – расхаживает передо мной, явно тоже волнуясь.
А я…
Я лишь глупо ловлю в нем те же жесты и те же черты, что у Бадрида. Надышаться ими не могу. Глупо думаю о том, что вот таким же он был в юности. Еще до того, как мы впервые встретились. И что… Что вот таким будет наш сын…
Невольно любуюсь разворотом плеч и твердой походкой…
А если девочка…
Что ж. Это благородство, оно в крови. Она наверняка станет такой красавицей, что затмит весь мир!
– Ты сама прекрасно все понимаешь. С самого начала ваших отношений. С первого дня, как ты появилась в доме Бадрида, брата как подменили. Он будто сорвался. Стал совсем другим человеком. Его выдержка, о которой ходят легенды. Вдруг куда-то испарилась. Бадрид никогда, – сжимает челюсти выдыхая со свистом.
– Никогда не то, что не забрасывал дел, а малейшей детали не пропускал! Признаю. Мы с братом могли чего-то не заметить прямо у себя под носом.
– Как не заметили вовремя тебя!
Рявкает Арман, сверкая глазами.
– Но Бадрид никогда не пропускал малейшей детали. Самой малейшей. Самой на вид безобидной! Потому отец и передал нашу империю именно ему. Он… Он самый из нас выдержанный. Самый достойный. И я отношусь в старшему брату с глубочайшим уважением. Никогда бы не подумал даже сунуться в его дела, но…
– Но, блядь, это как бы уже и не наш брат!
Снова рявкает Арман, а Давиду приходится похлопать его по плечу.
– Бадрид никогда и ни при каких обстоятельствазх не допустил бы такого промаха. До сих пор поверить не могу, что кто-то смог проникнуть в его дом! И не просто проникнуть! Установить слежку. Сливать всю информацию! Устроить взрыв, а, значит, провести сюда не одного человека! Это все серьезно, Мари. И меня пугает то, что будет с ним дальше. Мы семья. Он наш брат. И… Я не хочу, чтобы в следующий раз он погиб! Реально погиб, Мари! Потому что он теряет контроль. Теряет концентрацию. Сам себя теряет. И причина этого ты!
– Ты не представляешь. Что мы пережили в эти дни. Как сдал отец. Превратился почти в старика. Второй раз мы это проживать не собираемся!
– И… Зачем вы пришли? Чего вы от меня хотите? Или решили просто уничтожить, пока нет Бадрида?
– Мы не убиваем женщин. И не воюем с ними, – Арман кривится. – Но….Давай так, Мари. Участь твоя не особо-то завидна, м? Мы все знаем. И про то, что это тебя он сделал своей женой, переписав все состояние и всю империю. И про то. Что ты ждешь ребенка. Но это ни хрена не меняет. Ты. Выкуп. Меняй имена хоть сто раз. Называйся хоть нашей покойной племянницей, хоть престарелой прабабкой по материнской линии! Ты. Выкуп. И все понимают, что все эти бумажки с документами полная хрень. Ты не сможешь стать полноценной женой. Бадрид не выведет тебя в свет, потому что на вас будут тыкать пальцами. И ребенок…
Его глаза полыхают огненной яростью.
– Этот ребенок не сможет получить тот статус и уважение, которое достойно наследника рода Багировых! Ему будут плевать в спину. В лицо не посмеют. Но в спину… Да. Сколько не выправи бумажек, а все будут знать, что он зачат не в браке и от выкупа!
– Дело даже не в этом, – Давид снова отстраняет Армана в сторону.
– Вы ведь несчастливы, Мари. Бадрид разъярен. И…
– Охренеть, как странно, да?
Снова рявкает Арман, отталкивая Давида.
– Я вот вообще. Удивился. Что ты тут целая и по комнате расхаживаешь! Еще и на своих ногах! После этой блядской помолвки, которую мы раскопали, я думал застать вместо тебя куски разодранного мяса! Или Бадрид пока не в курсе твоих развлечений веселой вдовы, м?
– В общем, Мари, – Давид снова оттесняет Армана, шумно выдыхая воздух сквозь сжатые зубы.
– Ты сама все понимаешь. К добру все это не приведет. Ни Бадрида, ни тебя. Мы предлагаем тебе уехать. Просто уехать. Исчезнуть из его жизни. Мы с братом обеспечим тебе все. Защиту. Дом. Деньги, каких хватит на сто лет хорошей жизни. Даже документы. Ребенку твоему дадим все. Лучшее образование, какое возможно. После даже оформим документ, что он наш родственник. Потихоньку примем в дело. Тебя никто не тронет. Ты будешь уважаемой вдовой. Но только где-то далеко отсюда. С двумя условиями. Ты никогда сюда не приедешь и никогда не увидишься больше с Бадридом.
– А мне показалось, вам проще меня убить, – качаю головой.
– Я что?
Арман снова раздувается. Глаза наливаются кровью, как у быка перед красной тряпкой.
– Похож на убийцу детей и женщин, м? Или похож на того, кто станет болтать, если уж пришел убить, а, Мари?
– Слово мое. Что ты будешь в безопасности, – чеканит Давид. – Слово Багировых. Поверь. Это дороже золота и всех любых гарантий.
– И мое слово, – добавляет Арман, сжимая и разжимая кулаки.
– Мое слово. Что никто тебе не причинит вреда. Я сам. Лично. Обеспечу тебя охраной.
– Ну, Мари? Решайся, – Давид барабанит пальцами по столу.
– Подумай хорошо. Мы даем тебе козырный шанс. От самого Бадрида безопасность. Ты же знаешь. Багировы всегда держат слово. И никогда не прощают. Это наши главные черты. Он не простит. И уж точно не пощадит!
– Нет, – только качаю головой.
Это все не со мной. И не про меня.
Как дикий и больной сон.
Бадрид жив!
Это самое важное!
Мы должны были быть счастливы! Должны быть вместе!
А между нами почему-то встала такая непробиваемая стена, что все сейчас намного хуже, чем даже когда я была выкупом! Когда впервые переступила порог этого дома!
Но это все ненастоящее.
Все надуманное.
Рано или поздно эти булыжники, из которых она выстроена, должны растаять, как снег под солнцем!
Разве мы можем быть порознь? Жить? Дышать? Друг без друга?
– Нет, – решительно качаю головой.
– То, что вы предлагаете, это невозможно!
– Почему, Мари?
Давид наклоняется ко мне слишком близко.
Давит своим напором и энергией. Точно такой же, как у Бадрида.
– Может, ты нам не веришь? Но мы дали слово. И ты знаешь, как и все. Что наше слово нерушимо.
– Нет, – повторяю, снова дергая головой.
– Но почему?
Его густые брови летят вверх, а руки сжимаются в кулаки.
– Почему? Я люблю его! Нет. Даже не так! Неужели вы оба не видите? Не понимаете? Мы… Мы же с ним, как две части одного целого! Этого не оторвать! Оторвешь, и оба умрем! Мы… Мы с Бадридом можем быть только вместе!
– Девочка…
По лицу Армана будто проносится рябь.
Вся его ярость куда-то исчезает.
Он смотрит на меня так, будто впервые увидел.
– Но ты прекрасно жила без него, разве нет?
Ледяным голосом чеканит Давид.
– И даже очень неплохо жила, как мы видели! Быстро забыла свою единственную любовь!
– Разве непонятно?
Сжимаю кулаки до боли.
– Вы! Вы же с самого начала меня ненавидели! Относились как к выкупу! Готовы были сделать все, чтобы от меня избавиться! Я знала. Вы начнете искать! Да вы и начали! И начнете мстить, потому что посчитаете меня виновной во всех бедах! И разве это не так? Вы и сейчас! Даже сейчас вините меня во всем! В том, что из-за меня Бадрид утратил бдительность! Что мне оставалось? Что было делать? Я искала защиту! От вас защиту! И даже не для себя! Для его! Для нашего ребенка! Разве вы знаете, как я жила эти дни? Не жила! Потому что без него моя жизнь невозможна! Она закончилась, когда я поверила, что Бадрида больше нет! Но наш ребенок… Он должен был жить! И для этого мне нужно было скрыться! От вас!
– И что? Не было никакого жениха, хочешь сказать?
– Не было! Никогда. Никого. Не было! Только он! Эта помолвка… Это все был только фарс! Чтобы защититься от вас!
– Послушай, девочка, – Арман начинает расхаживать по комнате, теребя волосы.
– Прости меня, если все так. Но… Пойми. Даже нам очень с трудом верится во все, что ты говоришь. А Бадрид… Если он видел то, что видели мы. Он сметет все. Разорвет тебя голыми руками. Его же так накроет, что…. Ни хрена никто не остановит! А он увидит, если еще не видел. Узнает. Такого не спрячешь!
– Подумай, Мари. Пока не стало слишком поздно. Это не проверка. Мы предлагаем тебе реальную безопасность, которую будем обеспечивать всегда. Решайся.
– Нет.
– Ты понимаешь хоть, что он способен с тобой сделать?
– Я люблю его. И он не причинит вреда своему ребенку.
– Ну, допустим. Допустим, он позволит ему родиться. А дальше? Что дальше, Мари? Он просто отберет его у тебя. А с тобой…
– Нет. Я не принимаю вашего предложения, – устало выдыхаю, чувствуя, как боль начинает сжимать виски.
– Я люблю его. Больше жизни его люблю. И я верю. Бадрид во всем разберется.
– Это очень плохое решение, девочка.
Арман смягчается. Даже подносит мне стакан воды, глядя так, будто сканирует насквозь.
– Это единственное решение, которое у меня есть.
Вздыхаю, опираясь спиной на стену, когда они уходят.
Я права.
Сейчас права.
Однажды я уже не послушала свое сердце. Пошла по течению логики.
И какими страшными для нас обоих оказались эти последствия!
Но сейчас…
Сейчас, пусть даже все страшнее, я буду выбирать сердцем! А оно мне кричит лишь об одном. Я должна быть рядом с Бадридом!
И будь, что будет, если я ошибусь!
По крайней мере, мне будет не в чем себя винить!
На этот раз я не предам саму себя! И выберу свою любовь вместо страха!
