Текст книги "Беременна в расплату (СИ)"
Автор книги: Кира Шарм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
31 глава 31
– Час тебе, Наина. И ни минутой меньше. Твое счастье, что я отцу слово дал, что в живых тебя оставлю. Но времена изменились. И я изменился. Я могу и передумать. Поверь. Если я передумаю, ты мечтать будешь о быстрой смерти!
– Ты не посмеешь…
Пятится. Бледнеет. Губы дрожат. Хватается скорченными пальцами за стол.
Блядь. Чем? Чем она отца так подкупила?
Ничего, кроме презрения не стоит. А ведь я когда-то даже ненавидел любовницу отца, из-за которой мать плакала по ночам!
– Я пересмотрел свои принципы, Наина. Был повод и обстоятельства, знаешь ли. В пекле неважно, женщина ты или мужчина. Во мне давно не осталось жалости. И не забывай. Твой сын у меня. Его смерть и без того не будет легкой. Но не станешь же ты его обрекать на такие муки, которые тебе после будут сниться в самых жутких кошмарах?
– Дьявол. Будь ты проклят, чертов дьявол!
– Может, я и так проклят, м, Наина? Только это проклятие вредит не мне!
Руки развязаны. Больше и правда нет принципов.
Даже смешно.
Понимаю, что с легкостью могу ударить женщину. Переломить ей шею.
Да и разве это женщина?
Мешок с глазами, заполненный отравой!
Таких лучше топтать в самом зародыше!
Но сейчас мне плевать. Плевать на Наину.
Кулаки и челюсти сжимаются до скрежета до хруста, не из-за нее.
Есть другая.
С которой я спрошу сполна.
Загляну в лукавые, предававшие меня глаза.
Выдрать бы их! Вместе с теми руками, пальцами, которые до сих пор крепко. До воя внутри крепко. Держат меня прямо за сердце!
Значит, придется вырывать вместе с ним.
Мой тренер был прав. И жизнь подтвердила.
Ни хрена иметь сердце в нашем мире не стоит. Никакого добра это не несет!
Мари.
Резко включается яркий свет.
Оглушительно скрежещет железо двери.
– Наина?
Резко вскакиваю, несмотря на сон, тяжелый, больше похожий на забытье, в который провалилась.
Она выглядит так, как будто увидела свою смерть. Встретилась с настоящим дьяволом.
Не удивлюсь, если она с ним и повстречается после смерти. К нему таким и дорога!
– Пошла!
Резко толкает меня в спину.
– Что? Куда?
Меня выпускают? Иди решили перевезти в какое-то еще более ужасное место?
– Пошла, говорю. Радуйся. Ты убираешься отсюда вместе со своим выблюдком!
Что? Я и правда свободна? Наина передумала?
Или это какой-нибудь новый коварный план?
Выхожу из клетки, чувствуя, что еле на ногах держусь. Они затекли и дико ноют. Почти не держат.
Наина не двигается. Позволяет мне спокойно выйти. Дойти до двери.
Но вдруг резко хватает меня за волосы.
– Ты тоже! Ты тоже будь проклята навеки! Ты и твой ублюдок! Сына моего свела с ума, дрянь! Сгубила! Если бы не ты…
Замахивается, но я успеваю поймать руку.
– Уходи, – шипит, глядя на меня глазами, полными страшной. Черной. Жуткой ненависти.
Такие глаза и правда способны проклинать!
Но я не боюсь!
За все, что сделала эта женщина, проклятие может обернутья лишь против нее!
– Но не радуйся. Ты не одержала победы! Ни ты, ни он! Думаешь, ОН оставит твоего ребенка? Нееееет, маленькая дрянь! Я его знаю. Знаю эту породу! А теперь он стал еще хуже! Он его вырежет. Вырежет из тебя наживую! Тем более, теперь! Когда знает, что это ребенок Динара! Ооооооо, ты будешь истекать кровью! Твоя глупость тебя же и сгубила! Могла бы быть счастлива с моим сыном и ни в чем не нуждаться с деньгами Багировых! Но нет! Ты решила, что вам обоим лучше умереть!
Что?
Я ничего не понимаю.
А Наина хохочет.
Истерически хохочет, скорчившись и вцепившись руками в решетку.
– Представляю себе его лицо, когда он узнает правду! О ребенке! Но будет поздно! Будет уже поздно! А тебя он не станет даже слушать! Вырежет! Вырежет его из тебя живой!
Она сошла с ума!
Окончательно свихнулась!
Не стоит слушать этот бред!
Надо бежать! Бежать, пока двери открыты, а эта безумная не передумала!
И я несусь.
Несусь со всех ног. По ступеням вверх, пока не толкаю выкинутыми вперед руками массивную дверь.
Жадно глотаю воздух, оказавшись на свободе!
Прижимаю руки к животу.
Не верю! Я выбралась! Я на свободе!
– Мари?
Даже не замечаю, как они оказываются рядом.
Двое высоких мужчин в черных костюмах.
Не дожидаются моего ответа.
Просто подхватывают под руки и тянут вперед.
– Кто вы?
Я пытаюсь. Пытаюсь брыкаться. Сопротивляться. Вырваться из жесткой хватки!
Но это бесполезно.
На их лицах, абсолютно каменных, не двигается ни единый мускул.
– Кто вы? Куда? Куда меня везете?
Отчаянно захлебываясь словами, когда меня усаживают в машину.
Но меня будто и не слышат. Даже не смотрят. Ответом мне служит только тишина.
Машина срывается с места.
Замечаю, что сразу за ней трогается огромный внедорожник, стоявший позади.
О, Господи!
Выходит, Наина вовсе не свихнулась!
Что она говорила о ребенке и о том, что его из меня вырежут? Неужели это отец или братья Бадрида? Они меня нашли?
– Куда? Куда вы меня везете? Кто вы такие?
Отчаянно выспрашиваю, но каменные лица мужчин в черных костюмах, так и остаются каменными.
Никак не реагируют. Даже не поворачивают головы.
А я сворачиваюсь калачиком на сидении.
Поглаживаю живот, начиная правильно дышать.
Только бы! Только бы с малышом ничего не случилось!
Это главное сейчас! А мои нервы никак не решат ситуации!
В конце концов, может, семью Бадрида я смогу как-то уговорить? Не факт, что сумасшедшая Наина вместе с ненавдящей меня Лорой, не хуже, чем они!
Ведь… Все, что случается, должно случаться к лучшему, так ведь?
И пусть я виновата! Страшно, смертельно виновата перед Бадридом! Но наш крошка… Он же ни в чем ни перед кем не виноват! Господь должен сохранить его! И защитить!
Машина останавливается на явно заброшенном пустыре.
Я молча выхожу вслед за этими роботами, не дожидаясь, пока не выволокут из машины.
Вокруг ни души. Кроме второй машины, что с самого начала ехала за нами следом.
Мы останавливаемся у какого-то недостроеного и явно заброшенного дома. Развалины, вокруг которой все заросло высокой травой и дикими кустами.
Но бежать все равно нет смысла. Эти амбалы меня поймают.
Тем более, что свободно стоять мне дают недолго. Почти сразу же один из них берут меня за локоть.
Первый двигается вперед, к самой развалине.
Меня ведут за ним следом. Не волочат. Он держит крепко, но не передавливая и не таща за собой. И все же шанса увернуться не будет, это понятно.
Краем глаза замечаю на удивление неплохо выглядящую гостиную. Здесь даже все обставлено дорогой мебелью. Посуда на столе. В пепельнице явно недавно потушеная сигара.
Неужели здесь кто-то живет?
Но рассматривать и выяснять некогда.
Меня ведут вниз. По ступеням.
Лязкает железная дверь, и я снова оказываюсь в очередном подвале.
Правда, здесь нет клетки и не так сыро. Даже есть кровать и какой-то стол. Отверстие для душа и туалет, отделенный полупрозрачной дверью. И даже узкие окна с решетками в самом верху. И все же это подвал. Тюремная камера. Хоть и больше похож на комнату.
– Куда вы меня привезли? Кто ваш хозяин?
Спрашиваю уже совсем бесстрастно. Даже не надеясь на ответ.
Его и не получаю.
Они просто выходят, запирая за собой дверь. И снова ни единой эмоции на будто бы и неживых лицах!
Устало падаю на постель, опустив голову на руки.
И тут же вскакиваю, когда дверь с оглушительным грохотом распахивается. Железо с диким визгом лупит по стене.
– Тттттты?
Изумленно выдыхаю. Оменевшие губы не слушаются! Их будто парализовало!
И тут же отшатываюсь в сторону. К стене. Видя, какой яростью полыхают его черные глаза! Лицо перекошено, будто судорогой! А руки до хруста сжаты в кулаки!
– Я, Мари.
Он делает шаг вперед, а я еще сильнее вжимаюсь в стену.
Сколько в нрем ярости сейчас!
Никогда. Никогда таким его не видела! Даже не представляла!
Даже тогда! В нашу первую, такую страшную для меня ночь, он не был и наполовину таким разъяренным!
– Восстал из ада. Ты же не думаешь, что я мог оставить тебя одну? Среди всей этой опасности, м, Мари?
Его слова звучат верно. Правильно. Так, как жаждет мое сердце!
Но каждое слово, как выстрел! Заставляет меня холодеть и покрываться инеем!
– Или наоборот, м… Мари!
Надвигается, хрустя перед грудью костяшками пальцев. А мне уже и отступать некуда!
– Думала, что так легко от меня освободишься? Только вот Багировы не оставляют по себе незавершенных дел. А свое не оставляют! Они забирают его с собой! Потому что принадлежащее мне. Оно навсегда мое, Мари!
– Что ты говоришь, – шепчу, вскидывая на него взгляд, полный слез.
Какая разница! Все слова! Все! Все неважно!
Главное, он жив!
И от этого я обмякаю.
Сердце бешенно, набатом ударяет в ребра!
– Ты жив…
Шепчу, когда он оказывается совсем близко. Сама двинуться с места не могу. Нависает надо мной, как скала. Как черная грозовая туча.
А мне все равно. Плевать на его ярость!
– Я…
Захлебываюсь осознанием и счастьем. Голова кружится!
– Я не ошиблась…
Дрожащей рукой провожу по его лицу, исполосованному страшными шрамами.
Он дергается от моего прикосновения, а глаза полыхают так, что сейчас сожжет мне дотла!
– Ты… Это был бы…
– Я!
Вдруг рычит, а его пальцы жестко смыкаются на моей шее.
– Да, Мари. Я. Это был я! А ты? Сколько у тебя их было? Скольким ты отдавала свое тело, мммммм? Динар! Боец-урод из пустыни?! Сколько еще, а, Мари?! И каждого? Каждого ты уверяла, что он единственный? Каждому шептала, что он твоя любовь навек?
– Ты… Что ты говоришь… Ты…
Я хриплю. Его хватка слишком сильна! Как настоящая сталь сжимается вокруг моего горла.
Хватаю распахнутым ртом воздух. Цепляюсь руками за его руку.
– Никогда! Никогда я не была с другим! Ты! Только ты всегда! Единственный, кто прикасался к моему телу! Кто в моем сердце! Ты! Бадрид!
– Мне не нужны твои лживые слова, – наклоняется так близко, что наши лица соприкасаются. Выплевывает свои жестокие слова. А они ложатся прямо на мои губы. Отравляя их горечью и болью. Заставляя гореть и тлеть, как от угля!
– Твои губы лгали всегда. И твои глаза! Этот твой чертов взгляд, на который я повелся, как последний идиот! Хочешь сказать, что узнала в том бойце Бадрида? Да, Мари. Ты шептала это имя. Но если бы узнала, разве бы не подошла? Не поговорила бы? Не дала как-то знать? И тогда ты не сбежала бы, Мари. Не сбежала бы наутро к своему любовнику!
– Он… Он не любовник!
Отчаянно кричу ему в лицо. В эти полыхающие ненавистью глаза.
– Ты была с ним. Он держал тебя за руку!
Зажмуриваюсь, когда его кулак с грохотом врезается в стену у моей головы.
– Жила в его доме! И улыбалась, принимая гостей на вашей помолвке! Как раз после моих похорон, на секундочку! Что, Мари?
Его грудь врезается в мою так, что почти перекрывает воздух.
– Со мной ты притворялась? Чтобы выжить?! Так мастерски играла, что даже я поверил! Знала, какая участь ожидает выкуп! Нашла единственный способ этого избежать! Заставить меня поверить. В это пустое слово. В твою любовь! Но я был прав. Дурная кровь. Вы обе шлюхи. А шлюхи любить не умеют. Или? Его? Его все-таки любила? А, Мари?
– Неправда!
Отчаянно кричу в его лицо.
Самое любимое лицо. Самое дорогое.
Боже! Он жив! До сих поверить в это счастье не могу!
Слезы текут из глаз. Катятся ручьем прямо на шею.
– Тебя… Я всегда. Каждую секунду своей жизни любила только тебя, Бадрид! Так отчаянно любила! И люблю! Если бы… Если бы ты знал! Я ведь умерла, когда решила, что тебя больше нет! А сейчас… Я с ума готова сойти от счастья!
– Не говори мне, – его лицо прорезает дикая судорога боли. И мне самой. Больно. В груди! Внутри!
– Не говори мне про любовь, Мари, – отшатывается, отшвыривая меня на постель.
– Не смей, слышишь! Никогда не смей! Правду скажи! Хоть раз! Скажи правду! Что ненавидишь! Что просто должна была выжить, потому и притворялась! Может, эта правда тебя и спасет, Мари. А если будешь лгать… Если будешь выкручиваться и снова притворяться, играя любящую женшину, тогда…
Метталический поручень у кровати гнется в его руках как расплавленная пластмасса.
– Тогда шансов у тебя, Мари, не останется. Их больше не будет. Я приму правду в глаза. Самую ядовитую кислоту. Но вранья… Такого вранья, Мари… Его я тебе не прощу!
– Люблю!
Шепчу, глядя в его дикие, переполненные яростью и неимоверной болью, глаза.
– Люблю тебя. До последнего вздоха, Бадрид! До последнего стука сердца!
– Значит, так тому и быть, – его глаза сверкают яростью.
– Я дал тебе шанс. А ты сделала свой выбор. Но я сделаю то, чего не делал никогда и ни для кого. Я дам тебе еще один. Дам шанс подумать. И я хочу, Мари. Чтобы ты. Сказала мне всю правду! Чтоб перестала врать и притворяться! Это единственное, что сможет облегчить твою участь!
– Участь?
Я кривлю губы в горькой усмешке.
Неужели? Неужели мы вернулись к тому, с чего начали? А я уже успела и забыть…
– Я снова стану выкупом? И ты вышвырнешь меня? Отдашь своим псам?
– Нет, Мари, – сжимает кулаки и челюсти до хруста.
В нем полыхает самая настоящая лава вулкана! Сейчас накроет с головой! Всех накроет! Взорвет так, что ничего! Ни капли ни любви, ни ненависти, ни крови не останется! Ни одного ошметка кожи!
И сам это понимает.
Отходит подальше, почти касаясь спиной двери.
Широко расставляет ноги, скрещивая на груди руки.
Внешне становится спокойным, только ноздри бешено раздуваются.
Но я знаю.
Это дьявольское, адское спокойствие! И оно страшнее любых его криков! Любого взрыва вулкана, на которым мы сейчас сидим!
– Ты никогда не была для меня выкупом. Я сделал тебя своей женой. Первой женой. Оформил все документы как раз перед той проклятой свадьбой! Изменил тебе имя и историю, чтобы ни одна собака в тебя плюнуть не смогла! Ты стала Мари Касимовой. Нашей, как все считали, умершей, а на самом деле, стараниями Санникова, просто пропавшей без вести, племянницей. У тебя появилась роскошная родословная. И я завещал тебе свою империю. Чтобы в случае моей смерти, – да, Мари, черт тебя раздери, я подумал и об этом! Чтоб никто. Не смел. Пальцем тебя тронуть! Особенно моя семья! Я сделал все, чтобы тебя защитить! Обезопасить! А надо было всего-то выгнать. Отдать замуж за того, к кому на самом деле тянулось твое сердце! Так, Мари? Да?!!!
– Нееет!
Все внутри кричит, но из горла вырывается еле слышный звук.
– Да, Мари. Ты сделала свой выбор. Не захотела быть любимой женщиной, к ногам которой я бросил себя самого! Я бы на руках тебя носил. В золоте купал! И тебя принимали бы во всех домах! Я шею свернул бы каждому, кто бы посмел этого не сделать или дурно на тебя посмотреть! Но ты выбрала другую участь. Будешь женой. Такой, какой и положено быть. Молчать. Сидеть в четырех стенах в этом подвале. Удовлетворять меня, когда мне этого захочется. С этого дня по-другому не будет. И никаких просьб, Мари. Никаких разговоров. Ты открываеешь рот, только когда я приказываю встать на колени и принять мой член. Раздвигаешь ноги. Ублажаешь! Ты просто бессловестный сосуд для моей спермы с этого дня, Мари. Но! Единственное право, которое я за тобой оставляю, это сказать мне правду!
С грохотом захлопывает за собой дверь.
Слышу, как сокрушительно впечатывается его кулак в стену. Уже по той стороне.
Так, что все вокруг сотрясается! Весь подвал, даже пол, начинают дрожать!
Ненавидит.
Он меня ненавидит.
Никогда не поверит. Никогда не простит, – понимаю, так и оставаясь поваленной на постели. Закрываю лицо руками. Слышу, как по пальцам текут горячие слезы.
Не поверит ведь ни одному моему слову!
Да и как это все выглядит для него? Со стороны?
Я была с Динаром. И он это видел своими глазами. Там, на ринге.
И провела ночь с незнакомцем-бойцом…
А еще…
Господи!
Вот сейчас… Сейчас я готова крушить все вокруг точно так же, как и его кулаки! Стены долбить от злости!
Помолвка сразу после похорон! Это дикость! Жуткая дикость, которой ни за что. Никак. Нельзя простить!
Я слишком хорошо знаю Бадрида.
Разве он поверит словам? Тем более, когда их так красочно и ярко, так мощно и отвратительно опровергают все поступки!
А ведь еще он не знает, что я его напоила снотворным!
Хочется зарыться с головой в одеяло. Спрятаться от всех этих глупых, отвратительных ошибок, которые я натворила!
Да. Я ошибалась. А мне лгали!
Да!
Но разве Бадрид не сказал мне когда-то однажды? О том, что каждый поступок имеет последствия!
Глупость и сомнения, неосторожность, иногда приводят к более страшным результатам, чем даже умысел!
Кто бы поверил в такое стечение обстоятельств?
Сама на замечаю, как начинаю ударять сжатыми кулаками по подушке. Лупить матрас со всей яростью, выпуская ее на волю. Яростью на себя. Только на себя одну!
Я не вправе его винить. Ни в чем.
Ведь…
Будь я на его месте, и если бы увидела такое собственными глазами, разве бы смогла поверить в любовь? В ошибку?
А даже если бы поверила? Что ТАКОЕ могло быть ошибкой? Разве смогла бы простить и это?
Нет.
Я не поверил Бадриду в меньшем! Когда он устроил этот фарс со свадьбой! Не услышала. Не поверила его словам о том, что все, что он делает. ВСЕ. Абсолютно! Он делает для нас!
А ведь эти слова, когда он их мне говорил, шли из самого сердца! Разве я могла этого не знать? Не чувствовать?
Слезы.
Горькие. Страшные. Жгучие слезы раскаяния.
Он не просто не предал. Не обманул. Не просто пришел тогда ко мне в спальню, даже не думая о том, чтобы сделать этот брак для отвода глаз реальным.
Он сделал меня своей женой!
Господи!
Выть и орать хочется!
Меня!
Да, пусть он любил. Многие из мира Багировых любят.
Заводят себе любовниц, которые им намного дороже жен. Они так и остаются всю жизнь. Любимыми женщинами. Которых берегут, лелеют, но они остаются тайной. Сидят в стенах какого-нибудь отдаленного дома. И только тем и живут, что ожидают посещения своего мужчины.
Их прячут. Им не дают никаких прав.
А он…
Он сделал женой выкуп!
Это немыслимо! Невозможно!
Значит, и правда, в первую очередь он думал о НАС!
Тем более, первой женой! Которая имеет все, абсолютно все права!
Конечно.
Все посвященные прекрасно бы знали, кто я. Никого не обмануть тем, что он сделал мне по документам другую личность.
Все. Абсолютно все в его кругу понимали бы, кто я на самом деле! Смеялись бы в спину, потому что в лицо Бадриду никто посмеяться бы не решился!
И он пошел…
Он на это пошел!
Господи! Как же переворачивается все внутри! Как тысячи ножей сейчас проворачиваются в сердце!
Но с другой стороны меня распирает радость! Счастье! Настоящее, настоящее, такое огромное, от которого израненное сердце вот-вот вырвется наружу!
Он жив! Он рядом! Я в его доме!
Нашему малышу больше ничего не угрожает, потому что Бадрид, как зол на меня бы ни был, он все же справедлив. И он умеет любить! И наш малыш будет расти с отцом, который наверняка будет его обожать! И никогму не позволит его обидеть!
Мне даже этого хватит. А еще… Дышать с ним одним воздухом! Просто знать, что он там, наверху! Слышать, как вот сейчас, яростно расхаживает по комнате. Так, что дрожит потолок!
Жиииив! Мой любимый жив!
А, значит, живо и мое сердце!
Я утираю глупые, пустые слезы, чувствуя, как не только на лице. Как внутри меня расцветает счастливая, блаженная улыбка!
Ведь только это самое главное.
Даже если никогда мне не поверит! Никогда не простит. Даже если его любовь превратится в ненависть!
Любовь не эгоистична. Она не ищет своего. Ей достаточно знать, что он просто есть. Есть на этом свете!
И все же…
Боже! Как же разрывается сердце, когда я понимаю, какую любовь предала! Уничтожила собственными руками! А его слова о том, что он перед той свадьой сделал меня своей женой, разворачивают душу!
Его шаги наверху затихают.
А я, измученная сотрясением эмоций, впервые за все время с той проклятой свадьбы, засыпаю спокойно. С улыбкой на лице и прижимая обе руки к животу.
32 глава 32
Бадрид.
Ярость клокочет внутри.
Нет. Она, на хрен, распирает!
Взрывает все, вместе с внутренностями и потрохами! Проламывает ребра так, как ни один бой не смог бы проломить!
Пустыня была адом?
Нееееет!
Ад, это когда та, кому всего себя под ноги готов был просить, кому доверял с закрытыми глазами, так жутко. Так страшно предала!
Мари!
А, может, и не было ее никогда? Никакой МОЕЙ Мари?
И правда?
Отдавалась мне. Улыбалась. Засыпала на моей груди. В глаза смотрела и заставляла тому, что в ее глазах плескалось, верить!
Брала. Впитывала всего меня. До капли.
А сама ненавидела. Только и думала о том, как вырваться! Как обмануть меня своей лаской. Глазами своими лживыми наскозь! Словами, что ничего для нее не стоили!
Только чтобы выжить. Чтобы перестать быть выкупом!
Блядь.
Я не мог.
Не мог сам за ней приехать.
Увидеть. Прикоснуться.
Убил бы!
Свернул бы горло. Слушал бы, как хрустят позвонки! Смотрел бы, как хлещет кровь из того места, откуда я бы эту голову вырвал. Вместе с этими блядскими глазами. С улыбкой этой ее чертовой! Со всем, на хрен, чему поверил! Чем жил!
Скрежетал зубами. Почти выл от злости!
Она плясала, когда узнала о моих похоронах? Кружилась от радости?
Как тогда, когда я приезжал в дом…
Блядь. Снова зубы сжимаются до хруста! В дом, который, на хрен, я считал нашим!
А, нет. Ни хрена! Я забыл!
Она кружилась в этот момент вместе со своим любовником! И тут же полетела радостно устраивать помолвку!
Решила, что спаслась!
Нихрена. Ни хрена, Мари! Нет. Нет и не будет тебе больше спасения! Никакого! Никогда!
И все же я послушал Морока.
Как больной. Как смертельно раненый, хватается за ложную надежду на спасение. Верит в галиматью, которую ему в глаза врут врачи!
Ухватился. Как за последнюю соломинку.
Реально. Как последний идиот!
Как наркоман, который знает, что его повалит, сведет с ума, убьет очередная доза!
А все равно врет. Врет себе и вкалывает ее. Обманывает себя даже в том, что верит. Верит, что она не причинит вреда и он вполне способен спрыгнуть с этой иголки!
А все равно. Пожирал. Пожирал ее нет, не глазами. Каждой блядь, клеткой, каждой порой, каждой каплей тут же вскипевшей крови.
Пожирал ее всю. Растерянную. Перепуганную. Когда из дома того блядского вышла.
Впитывал. Вдыхал. Каждый вдох ее чувствовал.
Каждый толчок крови в ее продажных лживых венах!
Даже так. Сквозь затемненное стекло машны. Сквозь металл. Я б ее, на хрен, и через километры бетонных стен чувствовал!
И все внутри кипело. Раздирало.
Дикая потребность обхватить. Впечатать в себя. Дышать и не надышаться, чувствуя. Как оживаю. Как дрожит в лихорадочной трясучке все внутри. И человека снова из демона делает!
И одновременно растерзать. Одной рукой прижимать к себе. Так крепко, чтобы слиться. Срастись. В себя впечатать!
А второй рвать на части. Рвать и задыхаться от ее горячей крови! Рвать, на хрен, вместе с самим собой! Рвать так, как никогда и никого еще не рвал!
Нет, блядь.
Я сдержался.
Вцепился в руль побелевшими от напряжения пальцами. Сжал зубы так, что из десен кровь полилась.
Может, Морок и прав. Может, иногда все не так, как выглядит!
Но, блядь, его Фиалка тоже так отчаянно сопротивлялась и была такой перепуганной, когда он ее из борделя забирал? (* прим автора. история Морока и Веры в романе « Пленница тирана»)
Точно нет.
И от этого рычание само по себе вырывается из глотки.
Долго не мог к ней зайти.
Сидел в машине.
Дышал. Вспоминал все то, что мне вбивали с детства о спокойствии! Остужал бурлящую кровь. Заставлял руки подчиняться приказу, а не дергаться, чтобы придушить.
А вошел, и пелена на хрен накрыла.
Опять ложь. Опять! Снова и снова это проклятое вранье! Эти глаза, что так умело притворяются! Так умеют играть то, что ей нужно! Эту проклятую любовь!
И ведь знал! Знал всегда, что ее на свете не бывает!
Разве пример с Наиной и отцом меня этому не научил, пока еще был подростком? Прекрасно дал увидеть, чего стоит бабья продажная сущность! И как она способна своим лукавством свести с ума даже такого стального и непробиваемого, как отец!
Врала, а в глазах все та же любовь плещеться. Та, которой нет. И не было в помине!
Даже страх, проклятая лгунья, сумела за этой игрой спрятать!
Слишком уверена в себе? В своей власти надо мной?
Но ни хера! Нет. Нет больше у тебя никакой власти! Ты просто маленькая. Продажная дрянь!
Поднялся наверх, к себе. И хохотал во все горло. Опрокидывая внутрь новую и новую бутылку виски. Расхаживая по комнате, как дикий раненый зверь.
Одуревший от боли. А, значит, способный только на одно. Убивать. Крушить. Растерзать и разложить на косточки!
Блядь, я бы даже понял, – осознаю, отшвыривая в стену новую опустевшую бутылку.
Ведь самое дикое. Самое дурное.
Что я бы понял ее!
Выживала девочка. Как могла выживала.
Да, сестра курвой оказалась. Спасала никчемные, ни хрена не стоящие жизни дрянной семейки! Да и свою, чего уж, таить, под шумок.
Не готова она была стать выкупом. Принять свою будущую участь. Спасала как могла.
Нашла единственный способ. Лукавый. Женский.
Нежностью. Слабостью. Глазищами и красотой своей запредельной меня смягчить.
Ненавижу. Ненавижу, когда собой. Телом, душой, словом, – какая на хрен, разница, чем торгуют.
Ненавижу и презираю. Только сапогом по таким и пройтись.
Но, блядь. Вот сейчас отчетливо. Очень ясно понимаю.
Я бы простил. И, блядь, даже прощу!
Если. Она. Скажет мне правду!
И кулаки сжимаются. И не орать, вопить. Выть хочется!
Я же блядь, не люблю ее. Даже больше, чем дышу. Неееет! Она важнее крови для меня. Важнее воздуха. Она, блядь, все! Коджа, внутренности, вены. Все, на хрен!
Признается, что врала, – и, блядь, я же тут же подохну!
Захлебнусь собственными кишками. Всем, что тут же во мне истлеет и начнет мертвечиной тхнуть.
Захлебнусь.
Истеку на хрен, кровью.
Но обманываться ради подобия жизни не по мне! Лучше пусть так. Резким. Мощным ударом.
Чем это поганое! Дешевое вранье!
За которое ненавижу. Так же бешено, как и любил. За которое ее снова и снова придушить готов. Душить и трахать, пока она бьется в конвульсиях. И кончить, вобрав в себя ее последний хриплый вздох. Последнюю судорогу ее лживого тела!
Твою мать!
Херачу кулаком по дубовому столу. Разбиваю его вдребезги, а костяшки в кровь.
Только она не там льется. Нееет. Она из меня. Изнутри вся выкипает. И дымится. И корчится вместе со мной в этом огне!
Я ведь не сдержусь, пока буду так близко!
Я же ее…
Поспешно выхожу из своего логова.
Срываюсь с места, ударяя по газам.
Я знаю. Знаю, где я найду правду.
Тот, кто уже приговорен, врать не станет.
Смерть ведь… Она бывает разная. Быстрая бывает, если тебе в этой жизни повезет, а грехов твоих чаша окажется меньше, чем полезного.
А бывает пиздец, какой страшной. Страшной и долгой. Такой, что молишь ее сжалиться и наконец тебя на хрен из этого ада забрать. А она только зубы свои гнилые скалит, на тебя глядя!
Тоже же баба! Как ей не поиздеваться? Как не посмотреть на то, как ты корчишься в агонии, захлебываясь собственным дерьмом?
Не всем везет с женщинами. А с этой особенно!
* * *
– Правду, Динар.
Сейчас даже бы подумал, что он и правда Багиров.
Голый. На цепи. В подвале без окон.
Задыхается, сука.
Весь в кровоподтеках. Места живого нет.
Ползать на коленях у моих широко расставленных ног должен.
А ни хрена. Даже пытается держаться. На колени не падает. Поднимается даже каждый раз. Как повалится.
И прямо в глаза смотрит. Нагло. Смело. С отчаянным вызовом смертника, которому уж точно нечего терять!
– Или ты решил, что у тебя слишком много пальцев? Хотя, факт. Их слишком таки много. Только я не рубить. Я их тупой пилой по миллиметру отпиливать буду. И только после того, как со всей руки кожу сдеру. Облегчи свою участь. Признайся. Чистосердечные признания, они, знаешь ли, всегда засчитываются. Так и быть. Подарю тебе тогда смерть легкую. Даже кости кромсать не стану.
– Какую тебе, на хрен, правду?
Скалится окровавленными губами. Мне под ноги кровь свою поганую сплевывает.
– Про нее? Про нее правду хочешь знать?
– Всю правду, Динар. Как в дом мой пробрались. Через кого. Кого подкупили. Как систему ты свою у меня установил. Кто был исполнителем. Кто вместе с тобой план разрабатывал. Мне вся правда нужна. Обо всем.
– Нееееет!
Лязгает цепью, пытаясь лицо от кровавой испарины утереть. А не достает. Материться, сука, и снова хохочет прямо мне в лицо.
– Ты про нее! Про Мари узнать пришел! Нет тебе на самом деле интереса в том, кто мне помогал! Про семьи и Лузанского сам все знаешь! А остальные так. Мелкие сошки и никому не интересны!
– Давай. Про Мари.
Хватаю его за волосы, дергая голову вверх.
– И правду Динар. Всю правду. Иначе так и останешься в такой вот позе. А с двух сторон тебя трахать будут здоровенные урки до кровавой пены. Ты так хочешь подохнуть? О таком всю жизнь мечтал?
– Подавись своей правдой, проклятый ублюдок! Что ты хочешь знать? Что Мари была со мной с самого начала? Даааааа! Была! Она со мной была! Она меня любила! И тебя опоила ради меня! И взрыв мне тоже помогла устроить! А какой горячей она была в постели! С тобой точно было не так, ммм? Оооооо, как мы проводили вместе время! Мы оторваться, тела разлепить не могли! С утра до ночи! С ночи до утра мой член не выходил из нее! Единственная беда. Переезжать приходилось. Скрываться. Тела твоего гнилого так же и не нашли!
Скриплю зубами, скрестив руки на груди.
А жилы вздуваются на шее так, что готовы лопнуть.
Так и вижу эти блядские картины.
Ее обнаженное, светящееся тело. И его руки, скользящие по нем. Позы. Стоны. Вскрики. Ее разметавшиеся волосы и блаженная улыбка после оргазма!
– А когда узнали, что ты подох. Когда поверили в это… О! Ты даже не представляешь, какая у нас была ночь! Искры из глаз и звезды, наверное, прямо падали с неба, так мы мир потрусили!!!
– Не надейся, Динар. Что ты разозлишь меня и я от ярости пущу тебе пулю в лоб, – чеканю в его лицо, так и продолжая держать руки скрещеными на груди.
– Ты все равно за все заплатишь. Речь не о женщине. А о взрыве. О том, что погибло много людей. Моих людей. Верных. Надежных. О заговоре, который ты со своей мамашей недоделанной затеял. За это ты заплатишь сполна. Не пытайся вывести меня из себя. Подумай. Охладись. А чтобы лучше думалось, мои люди поработают над твоим телом.
Собственно, я лично уже поработал.
Особенно с рукой, которую видел на пальцах своей женщины!
Но беседа по душам никогда не бывает лишней! Особенно, в таких вопросах.
Сам продолжать не хочу. Увлекусь и не замечу, как уничтожу мерзавца раньше времени.
– Спешить мне некуда. Завтра приду. Но, если уж очень сильно попросишь, так и быть. Мои люди со мной свяжутся.
– Багиров!
Летит мне в спину, когда разворачиваюсь к двери подвала.
– Ты даже не представляешь, каким был жалким! Как мы смеялись над тобой! Как щенок… Как щенок сопливый повелся! Только со мной она любовью занималась, а тебя терпела! И ты был ей омерзителен! Так, что ее скручивало, когда о тебе вспоминала! И еще! Она ведь ждет ребенка! Желанного ребенка, Багиров! От меня!
