Текст книги "Беременна в расплату (СИ)"
Автор книги: Кира Шарм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
А в спину будто пули вонзаются с каждым словом.
Простреливают насквозь. И каждая прямо в сердце.
Выходит, Наина не соврала? Она правда беременна?
Не факт, что и этот ушлепок не врет, – ору себе, стиснув кулаки и зубы.
Чего только не наговорят, чтобы получить легкую смерть! Я ведь сейчас не пулю. Я сто обойм в него разрядить готов! И это за каждое его ублюдочное слово!
Не оборачиваюсь. Уже слышу, как хрустят под руками его кости. Уже вживую это чувствую.
Но рано. Не время пока. Для них обоих. Пока. Не время.
– Займись им, – приказываю своему человеку, что ждет за дверью.
– Но так, чтобы разговаривать был способен. И чтобы мозги не совсем в фарш
33 глава 33
Нужна холодная голова.
Как я привык с детства. Как мня всю жизнь тренировали. Натаскивали. Натаскивали жестко, приучая сохранять во всем спокойствие.
Только это, по сути, и давало мне возможность держать империю в кулаке.
Миллион раз спасало от пули. От подставы. Когда почти каждый день на грани, а ведь желающих отхватить сочный кусок всегда достаточно, привыкаешь к тому, что любая эмоция может стоить жизни!
Холодная голова. Ледяное спокойствие.
Блядь, это и было всю жизнь моим истинным лицом, моей сутью!
Но не с Мари! Только не с Мари! С тех пор, как она появилась в моей жизни! С первого взгляда. С первого прикосновения и дальше! Дальше по нарастающей я только терял себя!
Хлам один остался от выдержанности.
Пошел против всего!
Против собственных принципов и убеждений!
Против собственной натуры и характера!
Против традиций, которые всю жизнь свято чтил!
Все, на хрен, под откос!
Ради нее. Ее одной!
Только старая закалка, прежняя, натренированная годами выдержка и не дали мне в тот же момент убить Мари. Уничтожить. Стереть в порошок!
Но сейчас…
Блядь!
Как ни сжимаю кулаки, как ни пытаюсь выпрямиться и заморозить эти блядские чувства в сталь, ни хрена не выходит!
Меня скручивает. Выкручивает, заставляя сгибаться в дикой судороге. Трясет и лихорадит. И тянет блевать. Блевать собственными кишками и этой поганой отравой, что разъедает меня изнутри. Этим безумием, имя которому Мари. Выблевать его до конца. Избавиться навсегда. Слишком его уже во мне много. Слишком распирает. Так, что изнутри взорвет!
Черная. Черная отрава. Вот что такое эти чувства. Эта одержимость!
Не хочу пока светиться.
Лучше людям не знать, что я воскрес.
Раз уж пошла такая карусель, лучше всего было бы выждать. Присмотреться. Кто как вести себя будет.
Так одним ударом можно и остальных. Потенциальных врагов уничтожить на корню. До того, как они расправили плечи и успели нагадить.
Издалека, со стороны, наблюдать всегда проще!
Потому и решил схорониться в своем тайном месте.
Выглядит, как заброшенный дом. Который начали строить, да так и закинули. И оформлен на десятые руки.
Лучше бы только Мороку пока знать о том, что я появился.
Ему доверяю, как самому себе.
Да и интересы наши никогда не пересекались. Ему и своей империи хватает выше крыши. В мою лезть вообще резона нет.
Но, блядь!
Сейчас нельзя!
Нельзя туда!
Желание рвать на части так раздирает, что стучат зубы!
Если только войду… Пусть даже и не спущусь вниз, в подвал.
Но быть там, где все пропитано ею…
Ее дыханием, ее запахом, стуком ее предательского черного сердца! Дышать с ней одним воздухом…
Нет, блядь! Я же задохнусь! Надышусь этой отравой и не сдержусь! Раздавлю! Расплющу на хрен!
– ВИП– кабинку мне. И так, чтобы никто не беспокоил.
Заезжаю в один из клубов друга Морока, Влада Севера. Сейчас ими управляет Санников. Ну, с этим, по крайней мере, если вдруг и засвечусь, то херня. Ему тоже мне гадить без интереса. Палки в колеса вставлять не будет.
А тайны… Тайны Санников умеет хранить, как никто другой!
Заливаюсь ударной дозой виски в одно лицо. А не помогает.
Ни хрена не отпускает!
Не складывается! Все, ни хрена не складывается!
– Мари!
Почти скулю, сжимая кулак.
Впервые задумавшись о том, что можно было бы принять что-нибудь покрепче!
Всегда презирал слабаков!
Но сейчас готов даже втянуть в себя и дозу. Убойной какой-нибудь наркоты. Так, чтобы реально, на хрен, вырубило! На пару дней!
Потому что каждую секунду. Снова и снова. С меня будто кожу живьем сдирают.
И лучше бы сдирали ее на самом деле. Вживую. Это я бы еще выдержал!
Терпела она меня. Выживала!
Прежде я бы плюнул на такие слова и рассмеялся бы в лицо!
Я ведь чувствовал…
Очередной стакан лопает в руке. Весь стол уже в осколках и залит кровью. А я только меняю стаканы. Раздраженно машу рукой перепуганной девочке, что пытается убедить меня промыть и замотать руку.
Чувствовал, твою мать! Разве можно так врать? Так притворяться?
Можно, – очередной пулей пробивает все внутри.
Можно. Потому что, когда хочешь выжить, сам себя удивишь. Так извернешься, что никто и не поверит, что на такое способен! Сам не поверишь! Но инстинкт выжить, он самый сильный! Он заставляет нас творить пиздец просто. Какие чудеса!
Обхватываю голову руками. Сжимаю виски так, что сейчас сам себе голову проломлю!
Впервые, блядь! Впервые я не знаю, чему верить!
Понимаю, что резон врать у ублюдка был. Мог тупо пытаться вывести меня из себя, чтобы я его прикончил на месте. Без мучений.
А мог…
Мог тупо из ненависти. Понимая, что смертник. Что ни противится, ни ударить в ответ не может. Вот и решил нанести тот самый единственный удар, на который он способен. Гадкой ложью ударить в самое больное место. Свалить наповал.
Мог!
Но твою мать!
Она была с ним в том клубе! И он держал ее за руку!
А она улыбалась! Улыбалась ему, мать твою! И на той сраной помолвке!
Кого я обманываю?
Себя? Потому что отчаянно не хочу сдохнуть, осознав, что все было лишь фарсом?
– Я этого не заказывал, – рявкаю, когда ко мне входят три девки.
На теле ремешки одни, ни хрена не прикрывающие. По груди и между ног.
– Это подарок от заведения. Комплимент от хозяина, – сообщает администратор.
– Он передает вам приветствие и полагает, что вам нужно отдохнуть и расслабиться. Поверьте. Это лучшие наши девушки. Они справятся с этой задачей, как никто в столице!
Широко расставляю ноги, когда одна из них опускается на колени.
Две начинают танцевать прямо на столе.
Блядь.
Может, это именно то. Что мне сейчас и надо. Выпустить пар. Оттрахать этих шлюх до полного изнеможения. Так, чтоб выдохся сам.
Расстегивает ширинку, обхватывая налитый кровью член рукой. Ведет по всей длине, лаская пальцами яйца.
А я хватаю ее за волосы. Наматываю на кулак, дергая лицо на себя.
Облизывает пухлые рабочие губы, а перед глазами совсем другие картинки.
Опять. Наваждением. Бредом.
Голое тело Мари и Динар.
Он берет ее сзади. Переворачивает на спину. Забрасывает на себя.
Снова и снова. По кругу. Так и вижу, как он долбиться в нее своим членом. Даже слышу ее стоны и ее рваное дыхание.
Сам не замечаю, как шлюха начинает хрипеть и вырываться. Дергаться, уперевшись руками мне в бедра.
Не понял, как схватил горло и крепко сжал.
Одно. Одно накрывает пеленой.
Не шлюху хочу. Ее. Мари. Свою на хрен, законную жену!
Вытрахать так, что мозги из нее вытекли! Чтоб вырывалась и орала! Тряслась от ужаса и боли! Затрахать и придушить!
– Пошли вон отсюда, – отшвыриваю девку на пол. – Все, на хрен. Вон!
Опрокидываю в себя последнюю бутылку.
Ни хрена не поможет, пока я не разберусь с Мари.
Еду. Еду к ней. Вцепившись в руль так, что его сейчас раздробит в крошку. А глаза сами по себе наливаются кровью! Страшной кровью, которая требует, жаждет ответной!
34 глава 34
– Бадрид…
Отшатывается.
Отшатывается, вжимаясь в стену.
Наконец-то! Наконец я вижу то, что отражает правду. Истину. В ее глазах!
А там ужас. Бесконечный, непередаваемый никакими словами!
– Не надо. Не подходи! Не…
– Вот оно, Мари!
Обхватываю ее горло.
Резко опускаю руку на грудь, рывком разрывая платье и отшвыривая его в сторону.
– Вот она. Правда. Какая есть! Ужас! Ты трясешься от страха! Это и есть все твои чувства!
Рычу, а рука сама сжимает ее грудь.
Глаза наливаются кровью.
А член дергается. Разрывается на части. Пульсирует так, что сейчас взорвется.
Это дикое. Неистребимое. Безумие. Желание до воя. До сдертой кожи.
Желание ее. Ее одной. Единственной женщины.
– Ненавидишь, – хриплю, чуть сжимая горло, а пальцы уже скользят по нежной коже, лаская.
И не из горла. Из груди вылетает хрип.
Отчаянный. Безпомощный. Дикой силы.
Раздирает меня на части.
Но не могу. Не могу отпустить. Как наркоман, дорвавшийся до своей дозы!
Одно касание к нежной коже, я меня уже срывает с катушек.
Обхватываю грудь крепче.
Сквозь сжатые зубы вырывается свист.
Раздирать и ласкать. Блядь, даже глаза закатываются и трясти начинает.
Дергаю на себя.
Ближе. Еще ближе. Так, чтоб впечататься. Чтобы под кожу…
Взгрызаюсь в эту кожу. В этот запах. В эту блядскую дрожь ее тела. Дрожь от ужаса. От стараха. От омерзения!
Почти пожираю, спускаясь губами ниже. По дико пульсирующей венке на шее. Ту, которую так любил целовать. Поглаживать пальцами.
Царапаю зубами и снова накидываюсь ртом. Как миллиард лет оголодавший.
Выкручиваю соски и тут же их отпускаю, чтобы вонзиться губами. Задевая зубами и тут же втягивая в себя, жадно зализывая.
– Признайся. Хоть сейчас, мать твою, признайся!
Резко распахиваю ее бедра рукой. Жестко. Жадно. Сжимаю пальцами дрожащие складки.
– Признайся, Мари, – резко толкаюсь внутрь пальцами. Резко. Жестко.
А она сухая. Сухая и дрожит совсем не от страсти!
– Ненавидела и боялась! И сейчас так же. Все твои чувства были игрой!
– нееееет, – хрипит, и рука сама снова дергается к ее шее.
– Скажи. Скажи мне эту чертову правду, твою мать!
Притягиваю ее лицо к своему. Почти кусаю ее полураскрытые губы с каждым словом.
Ненавижу. Ненавижу. Ее за эту проклятую, чертову ложь. Себя. За эту проклятую, дьявольскую одержимость!
А, может, и правда? Только так? Придушить и застрелиться самому? Может, только так мы оба сможем стать свободны?
– Неправда! Я любила тебя! Всегда любила! Я… С первого раза, когда тебя увидела! Всегда! Любила и люблю! Только тебя!
– Твои же глаза не врут, Мари, – как обезумевший, вожу рукой по ее лицу. Зарываюсь в волосы, чтобы тут же ухватить и дернуть вниз.
– И тело не врет!
Толкаюсь внутрь. Уже тремя пальцами. Жестко и резко. Быстро.
А она дергается. И по лицу проносится эта рябь. Рябь отвращения.
Даже руки пытается вытянуть вперед. Чтобы меня оттолкнуть.
– Оооооо, нет! Даже не пытайся, Мари! Ты. Моя. Жена! И я буду делать с тобой все, чего хочу! Трахать до искр из глаз! Где мне захочется и когда захочется! Твоего мнения нет. Его никто не спрашивает и оно никому не интересно. Это обязанность жены, удовлетворять своего мужчину. Забыла? Или тебя не воспитали? Значит, этим займусь я. Все сделаю очень наглядно. Восполню все твои пробелы!
Не могу. Не могу больше смотреть в эти проклятые глаза!
Резко разворачиваю к стене. Жестко распахиваю рывком ноги ее бедра. Наклоняю, заставляя впечататься щекой в стену.
– Нет! Бадрид!
Цепляется. Цепляется за рубашку вытянутыми назад руками. Царапать. Оттолкнуть пытается.
О, нет, девочка.
Те времена, когда я ловил каждое твое желание, давно прошли! Теперь это не поможет! Ни хрена не поможет уже! Ни тебе, ни мне!
– У тебя есть только одно для меня слово!
Сминаю ее губы пальцами.
– И это слово «да», Мари!
– Не надо! Пожалуйста! Бадрииииид!
Твою мать!
Неужели теперь, после Динара, ей со мной настолько противно?
Раньше как-то же терпела! Даже соками истекала! И дергалась в конвульсиях оргазма! Одних приконовений пальцами хватало!
– Хранишь верность этому уроду!
Снова рука сама обхватывает ее горло.
– Так не старайся, Мари! Считай, что его больше нет. Что его уже похоронили. Ты ведь не особо умеешь скорбеть по усопшим? Жизнь всегда должна продолжаться, разве не так для тебя, Мари?
– Я беременна! Беременна, Бадрид! А ты… Ты сейчас в таком состоянии, что можешь навредить ребенку!
Отчаянно вопит, дергаеясь всем телом.
– ЧТОООООООООО??????!!!!!!
– Значит, это все-таки правда!
Я сам не узнаю своего голоса. Вот теперь он будто и правда принадлежит настоящему демону из преисподней!
Резко отшвыриваю от себя, бросая на постель.
Это… Это на хрен, взрывает окончательно!
Я ведь до последнего не верил! Ни ему, ни змее-Наине!
– Правда, Мари?
Наклоняюсь над ней.
Еще больше перепуганной. В полном ужасе распахнуты когда-то казавшиеся мне ярче звезд и чище родниковой воды глаза.
Обхватываю лицо всей пятерней. Сжимаю.
Хочется смазать. Стереть. Содрать.
Эту внешность. Это лицо. Стереть с лица земли! Особенно с этими проклятыми глазами!
– Ты так заботишься о сыне этого ублюдка? А я? Почему, на хрен, я должен об этом заботиться? Я твой муж, а ты моя жена. И принадлежишь мне! И. Если. Я. Хочу тебя трахать. То я буду тебя трахать. Хоть кровь из ушей у тебя польется! Мне плевать! Это твоя обязанность! Терпеть. Молчать. И быть средством для удовлетворения мужа! Как обязанность каждой приличной жены!
Тяну за волосы. А хочется дернуть так, чтобы реально голова оторвалась!
Блядь!
Это что, на хрен? Карма?
История отца и Наины повторяется в точности!
Та точно так же залетела от другого, хоть и клялась отцу в вечной любви! А он дурел от нее, ничего не соображая! Утратив все свое спокойствие и вечный, казавшийся непоколебимым контроль над всем и над собой!
И сейчас то же самое.
Только уже со мной!
Сейчас что? Еще и убеждать меня станет, что это мой ребенок?
– Это…
Задыхается.
Судорожно впивается пальцами мне в рубашку.
– Это твой! Твой ребенок, Бадрид! Я… Ради него… Все ради него, потому что думала, что тебя больше нет! Все! Только ради…
– Заткнись!
Сминаю пальцами ядовитые губы.
А кожа горит. Так, будто с пальцев яд ее лживых губ ее содрал! До мяса!
Все. Все до мяса. На хрен, с кровью!
– Молчи, Мари, – рычу, чувствуя, что от безумия окончательного и от убийства отдаляет такая тонкая грань, что одним вздохом снести ее можно. – Молчи!
– Он твой! Твой, Бадрид! Я не была ни с одним другим мужчиной!
– Ложь больше тебе не поможет, Мари. Ни в чем не поможет. Однажды я тебе уже поверил! Больше такого косяка не допущу! И мне плевать. Что там у тебя в утробе. Я пришел взять то, что принадлежит мне! И я возьму!
Да!
Пусть не сердцем она мне принадлежит!
Пусть только телом!
Пусть это жалко так, что все зубы в крошку готов растереть!
Но не могу. Окончательно свихнусь, если не получу ее. Если не возьму! Хоть так. Хоть на каплю унять эту ярость, что разливается кислотой внутри! Способную уничтожить. Уничтожить нас обоих! Повалить насмерть под такими руинами, из которых никто еще не выбирался!
– Давай, Мари! Ублажай мужа. Раз ты меня так любишь!
Дергаю за волосы на себя.
Сжимаю упругую налитую грудь. Выкручиваю соски, а у самого рычание в горле забивается.
Ненавидит. Ненавидит же!
И я. Я сам ее сейчас ненавижу так, как никогда и никого!
Но, блядь, не могу. Подохну, если не возьму.
Резко дергаю молнию на штанах.
Бросаю на постель, нависая сверху.
Рвано дергаюсь налитым кровью членом между ее грудей, сжимая их руками.
И чуть не подыхаю от своего наркоманского насладжения.
Рывок. Еще одни. И ее всхлипы.
Блядь, зажал бы себе уши, чтобы ее не слышать!
Но не могу оторваться от страстно. Дико. До одури желанного тела!
Я бы и грудь ей проломил. И сердце оттуда бы на хрен вытащил. Заставил бы его биться только в моих руках. Только. Для меня. Всегда!
Сперма выплескивается фонтаном прямо ей на лицо.
– Вытрись, – бросаю влажные салфетки, глядя на ее, еще подрагивающее, обнаженное тело.
– Бадрид…
Тихо шепчет, а у меня внутри все сжимается от этого шепота.
Почти так… Почти так, как раньше… Как тогда… Когда я еще только проваливался в этот больной, ненормальный, наркоманский дурман!
– Твой выблюдок меня не интересует, Мари.
С грохотом захлопываю за собой дверь.
Прижимаюсь к стене, будто пьяный. Бессильно сжимаю и разжимаю кулаки. Хватаю распахнутым ртом воздух. Внутри будто огнем все выпалило. Дышать не могу! Черная гарь в легких вместо воздуха!
Плевать мне на ее плод любви с этим ублюдком– Динаром! Так какого хрена не трахнул? Не взял, как и хотел?
С грохотом обрушиваю кулак в стену.
Потому что не мог!
Не мог ей навредить! Не мог и не могу!
Хоть и правильно бы сейчас было бы так. Затрахать до кровавой пены. Чтобы самому. Вытряхнуть из нее ЭТО!!!
Вваливаюсь в недостроенную сауну и опускаю голову в бочонок со льдом.
Кулаки сжимаются с бессильной ярости.
Ничего. Ни хрена не помогает!
Ехать в кабак нет смысла.
Виски не вырубит, сколько бы его не выпил!
Сам бы из себя эту хрень вырезал и вышвырнул содрать сторожевым собакам, что охраняют дом.
Если бы мог…
Если бы я только мог!
Хоть как-то избавиться от того, что так раздирает! От любви этой чертовой, проклятой! От этого бредового наваждения!
Единственный выход переключиться на дела. Хоть как-нибудь отвлечься.
Устраиваюсь за стол в кабинете.
Судорожно сжимаю виски.
И сам не замечаю, как вместо дел включаю камеру.
Смотрю. Смотрю и оторваться не могу.
Бледная.
Слишком она бледная. И круги эти запавшие под глазами.
Смотрю, а сам не дышу. Жадно впитываю каждый жест. Каждое движение. Каждую изменившуюся черточку в обманчивом лице.
Смотрю, как вытирается салфетками.
Тяжело поднимается, разминая шею.
А отпечатки моих пальцев так и горят. Горят на белой коже!
А я скрежещу зубами. Потому что сам готов себе эту руку отпилить! И одновременно хочу это горлышко сжать еще сильнее!
Жадно, будто вдыхаю, рассматриваю всю. Всю ее. Вот сейчас Обнаженную. Без прикрытия. Без прикрас. Без вранья в лукавых глазах и маски в мимике.
Нежная.
Блядь, до чего же она нежная. Хрупкая. Моя!
Сердце сжимается, и всю ярость будто ливнем, смерчем сносит.
Спутанные волосы.
Светящаяся белизна кожи.
И эта нежность…
Блядь. Она, кажется, прямо как свечение от нее исходит!
Хочется касаться. Носить на руках. Отгонять каждый ветерок, что потревожить посмеет.
Вдруг срывается с места и несется в уборную.
Падает на пол и ее начинает рвать.
Блядь.
Все внутри переворачивается. Снова и снова. Острыми ножами.
Подняться с места не могу.
А сам бы дернулся туда. К ней. И волосы ее бы держал. И всю ее, дрожащую.
Не мигая, смотрю, как поднимается. На дрожащих ногах возвращается обратно. Укладывается на постель и закрывает глаза.
Улыбается. Так блаженно улыбается, поглаживая живот.
Правда, – лупит по мозгам и нутру со всех сторон.
Окончательно. Итог. Правда!
Был еще шанс, что и Наина с Динаром соврали. И что она. Чтобы защититься. Чтобы обезопасить себя от моей ярости.
Но сейчас все внутири переворачивается.
Особенно, когда она, вот с этой улыбкой, с закрытыми глазами так нежно, так ласково поглаживает свой живот.
Вот что в ней другое. Вот оно. Самое важное. То неуловимое, что я видел в ней и разобрать не мог.
Женщина. Она когда матерью стать собирается, совсем другая. Особенная. Такая… Будто неземная. Не от мира сего.
Помню еще по матери.
Как она менялась. Как светилась. Будто бы и не шла, а парила в воздухе.
И появлялась в ней какая-то тайна. Уникальная. Удивительная. Такая, что трепетать все внутри заставляла.
Улыбается и шепчет что-то.
Уже говорит с малышом?
Охренеть.
Но им там, в этом состоянии, виднее.
Может, он даже ее и слышит. И даже понимает.
Есть оно. Особенное общение. Особый разговор.
Когда не словами. И слова неважны. Когда сердца, что-то внутри общается. И слышишь. Слышишь внутри себя другого. Каждую грань его слышишь.
Блядь!
Я ведь ее так и слышал! Каждый миг, когда мы были вместе!
Сжимаю край стола так, что он разлетается в щепки, разлетаясь в моей руке.
Когда она последний раз ела? Ей нужно что-то особенное?
Блядь. Я ни хрена не знаю о кормешке будущих матерей!
Ну, не Мороку же мне звонить с такими вопросами!
Набираю ресторан, в котором обычно заказываю еду.
Выбираю все молочное и творожное. Еще красную рыбу на пару. Вроде она полезна. И фрукты.
Сам этот адрес не свечу. Для всех это просто заброшенная стройка. Так и должно оставаться.
Придется съездить самому.
35 глава 35
С ревом срываюсь с места.
Лошадиные силы подо мной орут так, как будто готовы понестись всем табуном вскачь в разные стороны.
Сумасшедшая. Безумная езда. По всему городу.
В ослеплении.
Не понимая, мимо чего несусь.
Она.
Только она перед глазами.
И стиснутые собственные зубы, которые готов превратить в крошево.
И ее улыбка. Нежная. Тихая. Такая… Блядь, неземная!
Каааааак?! Как мне сдержаться, чтобы не стереть ее? Не убить?
Хуже тысячи проклятий эта одна улыбка!
И я несусь на сумасшедшей скорости.
От себя? К себе? Тому, прежнему, в котором одно ледяное спокойствие было и кусок камня вместо сердца? А вместо души голый спокойный и вечно хладнокровны рассчет?
Что мне дало это безумие? Что у меня отняло?
Взвесить бы на чашах весов.
Самому бы понять.
Что мне, на хрен, надо!
Неверных жен убивают. Тут один закон.
Неважно. Знала, не знала.
Пока тела мужа не увидела, не имела права быть с другим! Не на следующий день после похорон устраивать помолвку!
Прикрываю глаза, резко сворачивая на обочину.
Сжимаю до боли виски.
Сам. Я сам.
Чего я, блядь, хочу? Чего мне надо?
Вернуть себя прежнего? Жить без нее? Без чувств, как раньше?
Если верну, то либо убью, наказав по закону. Либо буду просто приходить и трахать. Плод этот на хрен вырежу. Со сроком только надо выяснить. А мне нарожает тех, кто от меня будет!
Или другую жену взять?
Так и запереть Мари в подвале. После наказания и аборта, разумеется.
Забыть. Жить себе спокойно.
Или вовсе. Вышвырнуть ее из жизни.
Послать к херам.
Выкупом уже не будет. Документы у нее новые. Можно считать, что царский подарок ей сделал. Может, ее даже какой-нибудь Динар очередной подберет. Жить, если захочет, сможет. На работу примут. А я чинить препятствий не буду.
Может, это и есть? Один. Единственный выход?
Просто вышвырнуть. Просто избавить ся от этой наркоты ненормальной.
И вернуться к прежней жизни.
В которой женщина лишь приложение к положению и статусу мужчины. Средство для удовлетворения и вынашивания детей. Твоих. Мать его, детей! Наследников! Истинных наследников!
И когда голова ледяная. Спокойная.
Но, блядь. Нееет!
Понимаю, и чуть не вою, задрав безумно голову к полной луне.
Как вурдалак стал, вот самый настоящий!
Жилы набухают до невозможности.
И ведь знаю.
Ни хера.
Не сотру эту ее улыбку неземную, запредельную.
Ведь если сотру, то уже навсегда.
Уже внутри у нее, не в теле, все каленым железом тогда выжгу.
И не будет тогда этой улыбки больше никогда. В ней – уже не будет. Перестанет она быть тогда той самой Мари. Навечно перестанет!
Убью. Убью я ее, если сотру эту вот улыбку. Убью навсегда. Безвозвратно.
А сам…
Сам я тоже. Без нее. Без этой улыбки теперь на хрен подохну!
Помню. Помню, как без памяти демоном был. Как вся жизнь смысла не имела. Хуже выжженой пустыни внутри было.
Так и будет.
Если ее вышвырну.
Если откажусь.
Вот та пустота. Она ведь вернется.
А лучше боль. Или ярость, от которой все нутро кровью истекает.
Лучше. Так.
Чем быть совсем неживым. Совсем внутри мертвым!
Сжимаю кулаки до хруста.
Это петля.
Дикая. Наркоманская петля!
И из нее не выбраться!
Снова срываюсь с места. Несусь в ночь.
Забираю в ресторане еду для Мари.
И снова мчусь.
К ней.
На полной скорости.
К самому себе.
Потому что без нее и я не я. И ни хрена. Ни хрена ничего в моей жизни не будет иметь смысла!
Мчусь и реву. Ору во всю глотку.
Это ведь убьет. Убьет, на хрен, нас обоих!
Отшатывается, когда вхожу в ее комнату.
Чувствую, вижу, под кожей ощущаю, как дрожит всем телом.
– Тебе надо поесть, Мари, – мрачно бросаю, окидывая ее озверелым, до боли в костях изголодавшимся взглядом, выкладывая еду на стол.
Прячется. Прячет от меня то, что принадлежит мне!
В простыню закуталась вся с ног до головы!
Неееет! Там мое! Все мое! Каждая клеточка ее тела! И нутро! Оно тоже мое! Пусть и о другом смеет думать! Каждая ее мысль все равно! Моя! Вся она! Вся она мне принадлежит! Каждой каплей своей крови!
– Перестань закутываться, – резко дергаю простыю вниз.
Обхватывает себя обеими руками, а меня раздирает. Мозги взрывает на части.
– Ты передо мной не закрывалась, Мари. С каких пор вдруг решила начать?
А сам отступаю.
Боюсь. Сам себя сейчас боюсь. Страшно прикоснуться!
Ведь могу не остановиться! Могу….
Твою мать!
Лучше даже и не думать! Не представлять!
– А с ним? С ним, Мари?
Скрещиваю руки на груди. Изо всех сил их сжимаю. Чтобы сами не вырвались. На горло снова не легли.
– С ним ты тоже? Вот так? Прикрывалась? Или встречала его, сбрасывая с себя на ходу тряпки? И так и неслась к нему навстречу?
– Зачем ты принес мне еду? Зачем, Бадрид?
Заламывает руки. И мне самому больно. Когда в глазах ее целый омут боли вдруг всколыхнулся.
– Зачем держишь здесь и тянешь эту пытку? Зачем? Ты ведь не веришь. Ни одному моему слову не веришь! Если решил убить, то убивай! Зачем тянуть? К чему? Или хочешь поиграться? Загнать меня, как кот мышку? И смотреть, как она будет корчится от страха и от боли?
– Убью, если решу, – не выдерживаю.
Обхватываю горло рукой.
Но второй в волосы зарываюсь.
Дергаю на себя и внутри все выть и стонать от боли начинает.
Рядом. До мяса. Почти без кожи.
А так далеко! Так далеко. Что рвет на части!
– Ешь, Мари.
Отталкиваю от себя, а сам на пределе.
– Пока я решил. Что тебе нужно есть и жить, будешь жива.
__________________________
