Текст книги "Хмельная страсть (СИ)"

Автор книги: Кира Шарм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5

– Спасибо тебе. За то, что тогда отпустил, и за вчерашнее, – я с ужасом понимаю, насколько он прав и сколько всего могло бы случиться, не подбери он тогда меня. – Поверь мне сейчас, Глеб, пожалуйста. Я не алкоголичка, совсем нет. Просто…

– Просто –что? – он так и не успокоился, снова на меня заорав.

– Просто, ко всем бедам, еще и брата вчера взяли под арест. А ведь мы с ним остались совсем одни на свете! И… Меня просто вышибло.

– И ты решила, что самый лучший способ решить проблему, – это убиться или попасть в еще большие неприятности, чтобы все это еще показалось тебе цветочками?

Мне нечего было сказать. Я просто разревелась.

– За что арестовали? – он снова сел напротив, начав вертеть в руке вилку.

– Да… Глупость… Но и я тут сильно виновата… Родители каждому из нас кое-что оставили. Руслан открыл бильярдный клуб, но у него там начались какие-то проблемы с лицензией. Наложили большой штраф. Я предлагала ему помочь, но он только отмахнулся, сказав, что сам решит вопрос. Ну, и…. Решил. Пошел играть, проиграл просто космические деньги. Тогда я уже уперлась и не помогла ему, сказав, что он должен сам отвечать за свои поступки. А он… Непонятно с кем связался… В общем, оказалось, что они продавали наркотики в его бильярде. Да еще и склад свой там сделали! А он – то думал, что так удачно сдал подвал в аренду! Ну, его и арестовали, как хозяина притона… А они, естественно, оказались ни при чем.

Меня уже прорвало. Я ревела, не останавливаясь. Даже не знаю, насколько вразумительным оказался мой рассказ. Но, видимо, Глеб что-то разобрал, потому что хмурился все больше.

– Брат был в курсе про наркоту? – мрачно спросил он, когда я закончила.

– Думаю, нет. Просто радовался, что ему заплатили такие деньги и даже не задумался, за что.

– А лет ему сколько? – его лицо становилось все жестче.

– Восемнадцать, – всхлипнула я. – Пацан еще совсем, дурак.

– Ну, да, – кивнул Глеб. – Адвокат-то у него хотя бы есть?

– Назначили государственного, – я снова всхлипнула. – Просто… Знаешь, так уж вышло, что я, хоть и родилась в столице, а прожила всю жизнь, как на необитаемом острове. Не думай, за адвоката я вполне способна заплатить, просто я никого не знаю. А тут нужно обращаться к надежному человеку. Сам понимаешь, интернет мне в этом не помощник. Рекламу каждый какую угодно заказать может. А вот те, которые действительно чего-то стоят, вряд ли занимаются рекламой. Они работают, их сами находят.

– А сама-то ты, – вздохнул Глеб. – Учишься? Работаешь? И лет тебе сколько?

– Девятнадцать, – выдыхаю я, оглядываясь в поисках салфетки, чтобы высморкаться. Мало того, что я в него врезалась, что он меня отмывал и приводил в чувство и что теперь я заливаю все тут слезами и своими проблемами, так еще и засоплю сейчас все вокруг. Благо, салфетки оказались рядом. – Учусь заочно, на инязе. Родители хотели, чтобы я работала в их фирме, они занимались частными переводами, – я снова затряслась в слезах. Ну, и, собственно, в их же фирме и работаю. С первого курса. А теперь она совсем перешла ко мне.

– Ну, вроде бы приличный человек, – вздохнул Глеб. – Не мажорка, с утра до вечера болтающаяся по клубам.

– Не мажорка, – я покачала головой. – И в клубах я почти никогда не бываю. Да у меня и времени нет, – это чистая правда. Особенно, после смерти родителей. С головой ушла в работу, чтобы поменьше вспоминать. Но это не помогает на самом деле и не лечит.

– Наверное, – кивает Глеб, перестав уже наконец выглядеть таким суровым и грозным. – Прости, такое может понять только тот, кто сам это пережил. Но я сочувствую.

А вот Стас понимал… Переживал потерю моих родителей, как собственную. Да он же, в принципе, и вырос со мной вместе!

Я снова шмыгаю носом. Как же мне его не хватает!

– Давай так, – снова вздыхает Глеб. – Я попытаюсь чем-нибудь помочь, что-то узнать. А ты даешь мне обещание, что больше не будешь спиваться. Закончить жизнь под каким-нибудь забором, – не лучший вариант, правда?

Да… Только вот в последние дни жизнь для меня такая обжигающе-болезненная, что только и делает, что корчит от боли! Так что… Может ли быть хуже?

– Катерина, – глаза и голос Глеба теплеют, и он даже как-то неловко приобнимает меня. – Жизнь иногда лупит по мордасам, это факт. Но все равно она – прекрасна! Когда-нибудь наступит в ней у тебя хороший светлый день. И ты будешь радоваться тому, что жива.

Да, что-то подобное мог бы сказать и Стас. А я бы его спросила « обещаешь»? Устроившись у него на коленях и уткнувшись лицом в плечо. А он бы ответил : « Я тебе клянусь!», гладя меня по волосам и утирая слезы. И ему я бы верила…

Хочется закрыть лицо руками и просто выть. Орать, как оголтелая. Чтобы вышло оно из меня, это гнетущее отчаяние, этот невыносимый сгусток боли, который убивает каждое утро, стоит мне только вынырнуть из сна и обо всем вспомнить. Убивает, но никак добить не может.

Оставайся, если хочешь, сегодня на ночь, – Глеб похлопывает меня по плечу и я вижу, что, с одной стороны он так старается меня поддержать, а , с другой, боится напугать и что я окончательно забьюсь в угол. – Прости, что наорал. Но ведь и за дело.

Я киваю, стараясь не разреветься снова. За дело, чего уж там. Он ведь прав.

– Давай, – я замечаю, что за окнами уже стемнело, – и когда только время прошло? – Ложись и высыпайся. Тебе после вчерашнего особо нужно. Или надо кому-то позвонить?

Я только качаю головой, – звонить мне совершенно некому. На фирме родителей я предупредила еще вчера, что меня какое-то время не будет. И, хоть он мне совершенно чужой человек, накатывает понимание, что лучше остаться с ним, хотя бы на эту ночь. Просто потому что не выдержу пустоты в нашей квартире. И действительно начну орать, а, может, даже биться головой об стену. И тени прошлого вползут в мое сознание, не отпуская… Может, и не только до утра, но и совсем. И не факт, что я снова не потянусь в отцовский бар за спасением.

– Может, хочешь еще чего-нибудь? У меня где-то было что-то сладкое.

– Нет, – качаю головой. – Спасибо.

Снова тяжело вздохнув, Глеб подхватывает меня на руки, – уже совсем не так, как до этого, – грубо и резко, а как-то… заботливо, что ли? И несет в комнату. Она тут единственная, и большую ее часть занимает та самая кровать, в которой я сегодня проснулась. Он укладывает меня, даже накрывая одеялом. Мелочь, конечно, но давно обо мне никто не проявлял заботы, и этот почти незаметный жест чуть было снова не заставляет меня расплакаться.

– А ты? – знаю, что неловко, но надо же спросить.

– Я в кухне, на диване, – усмехается Глеб. – Разве что ты уж очень попросишь, чтобы мы спали вместе.

А у него, оказывается, очень приятная улыбка! И как это мне пришло в голову, что он маньяк-извращенец?

– Глеб… Мы ведь не…

– За кого ты меня принимаешь! – снова начинает греметь он. Но теперь уже не страшно. – Да и… Кто бы позарился на почти неживое тело, – он снова усмехается. – Разве что тот, кто вообще живого никогда не видел.

Ну, конечно. У него наверняка есть девушка. У такого – не может не быть. Эх, повезло же кому-то! Красивый, добрый и порядочный.

Вдруг вспоминаю, что этот красивый, добрый и порядочный парень совсем недавно видел меня голой и заливаюсь жгучей краской.

Но мое состояние и стресс очень быстро берут верх и я проваливаюсь в такой желанный сон…

Глава 6. Глеб

Глеб.

– Выспалась? – новым утром я совсем иначе смотрю на Катерину. Поначалу ведь думал, – дура, пустышка, мажорка, из тех, кто просто тупо прожигает жизнь, бездумно шатаясь по клубам и бухая, не думая о последствиях. Мне даже нравилось, с каким ужасом она на меня смотрела, когда я вернулся. Знаю, думала, что я какое-нибудь зверское чудовище, по глазам догадался. Но, во-первых, она меня бесила просто неимоверно, – неделя всего прошла, как врезалась в тачку по втречке, и уже снова накидывается, как не в себя. А, во-вторых, реально хотелось ее проучить, – ибо не хрен. Пусть знает, что в жизни бывает по-всякому, и не каждая глупость просто так обходится.

Да таким и не обходится, в общем-то, предки или папики обычно разруливают. А ведь бывает такое, чего и не разрулить!

Ну, задавила бы она кого-то насмерть, – допустим, отмазаться можно, но жить-то как-то с этим же надо! А как с таким жить? А никак. Нанюхаться кокса или еще какой-нибудь дряни и беспробудно забываться, пока сам не сдохнешь. Так они, в сущности, и живут, если это можно так назвать!

а если бы реально на урода какого-нибудь бы нарвалась? И трахал бы он ее всю ночь, приковав к батарее. И даже, очень может быть, что не один. Кто бы ее тогда нашел?

Вышвырнули бы потом с поломанной психикой, или уже после того, как затрахали бы насмерть. Всякое ведь бывает. Практика на следствии еще и не такому научила. Да, не зря говорят про профессиональные изменения сознания. Реально, насмотревшись, начинаешь мир видеть по-другому. Потому что, пока живешь среди нормальных, обо всей этой чернухе даже не подозреваешь. Но после того, как меня бросили на следствие по изнасилованиям и убийствам, я прекрасно осведомлен и о черной стороне жизни. А ведь она не так уж запредельна. Здесь вот. Совсем рядом. Так что напугать ее хотел так, чтобы навечно в памяти отпечаталось.

Но теперь…

Жалко девочку. Такая маленькая. Хрупкая. И совсем одна.

Это одиночество, потерянность, – просто разлиты в глазах. Как ребенок, потерявшийся в шумном супермаркете, вот даже других сравнений и в голову не приходит.

И это каким же надо быть мудаком, чтобы ее бросить в таких-то обстоятельствах?

Нет, ничего сказать не могу, сердцу, конечно, реально не прикажешь, но… Но было бы, блядь, у этого мудака сердце, он бы свою любовь засунул бы поглубже в штаны и просто побыл бы с ней рядом, поддержал бы в такое время. После бы мог свалить, но сейчас ее бросать – все равно, что самому дать в руки нож и подсказать, как лучше его приставить к горлу. Не сказать, что я особый уж гуманист и бросаюсь на помощь каждому встречному. Но даже я, чужой человек, понимаю, насколько девчонке хреново. А ведь его она любит. Прям вот мир, как я понял, на нем ее весь сошелся!

Хотя… Может, оно и к лучшему. Если в твоей жизни заводится мудак, хорошо, чтобы он ушел с ее дистанции как можно скорее. Таких терять нужно и важно. Чтобы не прожить всю жизнь рядом с гавнюком. Больно, конечно, но ведь не от потери, а от понимания, какому чму ты, оказывается, доверял. Но с девочкой надо что-то решать, – пятой точкой чувствую, – сорвется, если ее одну так и оставить.

Да и кто бы не сорвался? Даже осуждать не могу.

– Да, – она растерянно улыбается, и становится вот прям как лучик солнца. Только совсем неяркий. Слабенький. Но уже хоть что-то.

– Тебя куда-то отвезти? Надо тебе куда-то сегодня?

Только качает головой и опускает взгляд.

Ну да. Могу понять. Вместе с утром приходят и воспоминания о той дерьмовой реальности, в которой она оказалась.

– Катя… – даже не знаю, как она отнесется к тому, что собираюсь предложить. – Побудь пока у меня.

– В смысле? – ох, уж этот растерянный взгляд!

– Ну… Я пока постараюсь что-нибудь придумать по твоем делу. Напиши мне все данные, – какой участок, кто его ведет, все, что знаешь. А ты оставайся у меня. Мало ли, вдруг чтонибудь понадобиться? В смысле по делу, ну, или вообще.

Что-то я как будто говорить разучился. Просто не хочется показывать, что я ее жалею. Чужая жалость иногда просто убивает. И от нее хочется убежать еще сильнее, чем от пустоты. По себе знаю. А в девочке, несмотря ни на что, явно есть стержень. Это заметно.

Но даже самый сильный стержень иногда с хрустом ломается. И этого-то я очень не хочу допустить. Хрен его знает, – может, не зря Катя Вольская уже дважды появляется на моем пути? Кто-то, может быть, и посмеялся бы, но я на самом деле верю в знаки. Ну, как верю. Без фанатизма.

– Кать… – молчит и замерла. Явно не знает, как поступить. Но я зато знаю. Здесь ей однозначно будет лучше. Хотя бы потому, что нет никаких воспоминаний. По себе знаю. В детстве, которое я пусть смутно, но все же помню, умер мой друг со двора. Как же тяжело было проходить там, где мы играли! Прямо до истерики. А у нее ситуация потяжелее… – Вдвоем ведь все же лучше, чем одной, да? И мне не так одиноко будет в моей берлоге. Просто поживи здесь пару деньков. Только умоляю, – не пытайся наводить порядок!

– Что, многие пытались? – наконец-то она нормально усмехается.

– Даже представить не можешь, – делая страшное лицо, подтверждаю я. – Я же потом, как в психбольнице, – не могу сам себя обслужить, потому что все находится не там, где надо! А в моем бардаке есть порядок! Даже если он понятен только мне! Зато я с закрытыми глазами могу найти в нем все, что мне нужно!

– Так и быть, – она уже почти смеется. – Порядков наводить не стану.

– Ты лучшая, – сам не понимая, что делаю, целую Катю в лоб. Может, – просто привычка? Ну, обычно я ведь таки целую девушек, которые просыпаются в моей квартире. И не только целую…

Черт, – как-то не вовремя вспомнил вдруг, как поливал ее из душа. И как съежились под холодной водой тогда ее соски… В тот момент я в ней женщины не видел, даже и не думал ни о чем таком, но теперь… теперь организм отреагировал очень даже конкретно.

– Все, я полетел, справляйся тут! – прикрываясь папкой, я таки вылетаю за дверь, даже не допив свой кофе.

Черт! Надо было ей все-таки ключи оставить, или хотя бы вбить в телефон свой номер! Но, с другой стороны, так, может, даже и лучше. Гарантированно не сбежит!

* * *

На этот раз концентрируюсь на том, что нам читают, как никогда. Я, в принципе, и вообще-то не был раздолбаем, понимая, что хвататься за учебу и за все возможности нужно зубами, потому что меня в этой жизни никто не вытянет. Нет у меня ни крутых богатых родителей, ни каких-то особенных знакомств. Но вот сегодня, после разговора с Катей, все, чему нас учат, представляется мне в новом свете. Потому что реально впервые я увидел, насколько все это важно. Вот даже, когда практику проходил, этого не чувствовал, смотрел и учился, как будто со стороны. А сейчас ярким осознанием накатила вспышка : все это – настоящие, живые жизни и судьбы. И еле заметный поворот или косяк, или проеб и незнание могут кардинально развернуть ход чьей-то жизни…

После лекций спускаюсь в подвал к криминалистам.

Парни как-то даже и не замечают моего исчезновения. Странно, обычно они не отстанут, пока не попытаются все из тебя вытянуть, тем более, что Тоха получил таки работу, о которой так давно мечтал, и, по-хорошему, это надо бы отметить. Но и Слава сегодня как грозовая туча. Так что мне довольно-таки легко дается ускользнуть.

Криминалисты – вообще народ особый. Не говоря о том, что подозревают всех и каждого во всех смертных грехах и неслабо закладывают. Специфические люди. Отпечаток профессии, никуда не деться. Но на мое счастье, я почти с каждым умею находить общий язык.

– Какие к нам люди пожаловали! – слышу сразу же, как только спускаюсь. А сам-то никого не заметил, надо же!

– Шиманский! Каким ветром? Ты же у нас – элитный мальчик, который собирается воспарить на золотых слитках финансового! Ты зачем в подвал спустился? Смотри, костюмчик еще от Армани замараешь, или, не дай Бог, крыска какая-нибудь тебе твои лакированные туфельки подгрызанет!

– Ага! Или запонку еще на пол уронишь! В пыли потом ползать придется, чтобы отыскать!

– Смелый мальчик, темноты не боится!

И дружный гогот.

Ну, да, говорю же – совершенно специфические люди.

Глава 7

Иван Михайлович Нобин и Петр Семенович Забарский. Бывшие следаки, а ныне преподаватели. Нет, на лекциях они, конечно, так себя не ведут. Но и там некая специфика проскальзывает.

– Его наверное, это, наказали за что-то. Ну, типа в угол за прогул какой-нибудь посадили.

– Ага! А угол, – это наши темные и страшные пенаты!

Насчет пыли и темноты, – ну, скажем, это правда. Но только отчасти. На самом деле здесь такой порядок, что ни у кого, даже самого большого педанта – препода такого не сыскать. Привыкли они, что каждая бумажка на своем месте, и привычкам своим не изменяют. Хотя, по части чистоты… Ну, как сказать… Этим они похоже, особо не замарачиваются.

– Я к вам по делу, – дав им сполна получить удовольствие от стеба настоящих мужиков над сопливым мальчиком, перехожу к сути. – И с просьбой, – тут расшаркиваться совершенно ни к чему, еще пошлют куда подальше.

– И где? – хмуро на меня смотря из-за спинки кресла, за которым я, наконец, сквозь сигаретный дым, рассмотрел Нобина, Иван Михалыч задрал ко мне, все еще стоящему на ступеньках лестницы, лицо. – Где оно, дело твое, а? И просьба?

– Так вот, – я радостно спускаюсь, наконец поняв, куда идти. Знал же, что с пустыми руками будет неправильно. Вытаскиваю из внутреннего кармана пиджака две бутылки ооочень хорошего виски, из запасов Эда и Антохи, которые они нам всем периодически подкидывают, и гордо водружаю на стол, заваленный какими-то огрызками и фантиками.

– Фи! – возмущается Нобин. – Гламуром аж смердит, ты не находишь, Семеныч?

– Ага! – он картинно закатывает глаза. – Может, ты еще мандаринок нам принес. Или пироженых?

– Не, нынешние мажоры свои компоты пьют, не закусывая! – хохочет Нобин. – Они же типа – крутые! Занюхают чьими-то напомаженными волосами, уложенными в салонную прическу и прям вот мужиками себя чувствуют!

– Ну, до мужиков-то им далеко… – протягивает Забарский.

– Это да, – вздыхает Нобин. – Аж слезы от этого поколения. На кого похожи? Чистенькие такие, нежные, тонкие, как тростиночки! И это – те, у кого половые признаки мужские! А вот девки, – вообще жуть и кошмар. Куда они докатятся, – вообще непонятно.

– Ты, Шиманский, чем в жизни, кроме благородного финансоваго права увлекаешься? На танцы там, может, ходишь? Или на балет?

– Почему? – мне даже становится обидно. Нет, я, конечно, не такой жесткий мужик, как они, но все – таки и не гламурная барышня! – Я вот в качалку хожу, регулярно, между прочим. Да и вольной борьбой занимался…

– И что? Красивые мускулы, – опять же, бабья прерогатива красоваться, и красивые выпады, – хмыкает Забарский. – Так, херотень, лишь перед собой и еще кем-нибудь покрасоваться. А вот в подворотне, да если на тебя толпа и с ножичком, – вот что ты сделаешь? Завизжишь, как баба и убежишь?

– Ну, почему… Мы с парнями и в настоящей драке на кое-что способны… – это да. Случается нечасто, но на моей памяти побитыми мы еще ни разу не ушли. Так что мы уж – точно не хлюпики какие-нибудь там!

– А так? – Забарский каким-то неуловимым движением вскакивает с кресла, в котором еще секунду назад развалился вполне себе вальяжно, и я… Как-то вдруг оказываюсь на том самом пыльном полу, да еще и с придушенной шеей. Это одной рукой. А вторая занесена над моим глазом.

– Был бы у меня сейчас нож, – тебе хана, – совершенно серьезно и даже мрачно сообщает Забарский. – Так что – не обольщайся, мальчик. Те, с кем вы там деретесь, – такие же балерины, как и вы. Просто вы немножечко получше. И не больше. А против настоящего мужика вы просто бледная несчастная моль.

– Согласен, – я ошарашенно киваю, понимая, что он совершенно прав. Да, против такого, как он мы не то, что не выстоим, нас даже на три секунды не хватит! Даже, наверное, самого Бурина, несмотря на то, что он боксер. Хотя… Это мысль, – надо будет его как-нибудь к мужикам затащить!

– Ну, и что скажешь? – Нобин, развлекаясь, начал поигрывать ножичком, который тоже оказался на столе, тогда как Забарский, кажется, и не думал меня отпускать. – Накаченные мышцы, несколько разворотов корпусом и умение материться еще ни разу не делает вас мужиками. О женоподобной дряни я вообще молчу.

– Да что сказать, – хриплю я под рукой Забарского, сжимающей мое горло все крепче. – Кажется, просьбы у меня теперь к вам две. Научите, а?

– Нет, ну ты видел? – хохочет Нобин. – Сразу же, – научите! Мы, между прочим, в драках учились, а не к преподам за этим приходили! Да еще университетским! Эх, поколение! Все им на блюдечке и с голубой каемочкой! Научи, в рот положи и челюсть прижми, чтоб прожевать! В жизни, Глеб, все зубами вырывать надо! А уж сколько раз лоб разобьешь, – так и не сосчитать! Зато только так и можно чему-то научиться!

– Согласен, – Забарский меня отпустил, и я, медленно садясь на пятую точку на пол, стал растирать горло. – Только вот ведь если никто не научит, мы же такими и останемся. Барышнями, как вы говорите.

– Ну, да, – вздыхает Нобин. – А после эта цивилизация исчезнет на хрен, и снова появятся неандертальцы. Сильные и ловкие. И все пойдет сначала. До тех пор, пока настоящие мужики и женщины снова не вымрут, уступив место таким, как вы. – Вот, скажем, твоя женщина что умеет? Борщ-то хоть приготовит? Правильно, нет. Только ногти отращивать, как у курицы и даже круче и глаза красить. Ну, и папика богатого искать, чтобы силиконом закачаться. И все.

– Так что там у тебя с просьбой? – Забарский подает мне руку, помогая встать и одновременно ногой подтягивает к столу третье кресло. – Хотя, – нет. Не так быстро. Сначала – шашки.

– Чего? – как-то я явно чего-то недопонимаю.

– Ну, как – чего? В шашки сыграем, – Нобин хитро усмехнулся, пока Забарский пошел закрывать двери в их берлогу.